Сальвадор Дали
Дневник гения

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

11 сентября

Я снова работаю над левой стороной картины. Снова, ибо в 
процессе высыхания краски приглушились и образовали пятно. 
Пятно можно убрать с помощью картофелины, а затем я перепишу 
этот кусок, ничего не стирая и не лессируя.

12-сентября

Опять пишу желтую драпировку, которая постепенно 
приближается к совершенству. Сегодня произошло нечто 
уникальное: впервые в жизни у меня возникло настоятельное 
желание посетить художественную галерею.

13 сентября

Если бы мне всегда удавалось писать только хорошо, я 
никогда не испытал бы чувства счастья. Кажется, ныне я 
пребываю в том самом периоде зрелости, что и Гете, который, 
приехав в Рим, воскликнул: "Наконец-то! Я появился на свет!"

14 сентября

Мои поклонницы просят появиться у окна моей студии. Они 
аплодируют, приветствуя меня, я посылаю им воздушный 
поцелуй. Чувствую себя элегантным, как Чаплин, если он на 
самом деле был элегантным. Отхожу от окна, в голове все та 
же мысль: "Что же нужно для совершенства?"

15 сентября

Эуженио д'Ор, который не был в Кадаке около пятидесяти лет, 
приехал ко мне в окружении друзей. Он во власти очарования 
легенды о Лидии из Кадаке *(В своей "Тайной жизни" Дали 
рассказывает историю этой каталонской матроны, приютившей 
его с Гала после изгнания из родительского дома. Лидия для 
Эуженио - образ любви.). Возможно, обе наши книги, 
посвященные ей, появятся одновременно. Во всяком случае его 
сочинение, то ли эстетическое, то ли псевдоплатоническое, 
философское, дополнительно оттенит реалистическую остроту и 
гиперкубизм моей.

16 сентября

Проснулся поздно. На улице ливень, так темно, что я не могу
работать. Предчувствую, что в этом месяце потерплю творческое
фиаско. Когда я писал драпировку, я стремился к мифическому
совершенству, старался писать, почти не касаясь поверхности
холста. Я пытался достичь вершины мастерства, квинтэссенции
дематериализации. Результат оказался плачевным. Кусок,
написанный всего за час, был великолепен, но по мере
высыхания, под воздействием умбры все окрасилось желтым и
покрылось пятнами. Этим сентябрьским днем 16 числа потемнение
"Corpus hypercubicus" совпало с появлением тяжелых грозовых
туч. Они омрачили весь день. Но к вечеру я постепенно понял
эту самую странную из моих ошибок. Я получаю удовольствие от
своих ошибок. Гала знает, как можно исправить дефект, просто
очистив холст картофелиной перед самой переработкой. Меня
радует возможность раскрыть известные мне технические
ухищрения, привлекая при этом и мои неудачи. Еще некоторое
время я упиваюсь своим огрехом, потом прошу принести нечто
столь же ирреальное, сколь и реальное одновременно -
картофелину. Когда она появляется передо мной, я вздыхаю
подобно Гете: наконец-то, я появился на свет!

Хорошо появляться на свет в ненастный грозовой день!

17 сентября

Я пишу драпировку и тень на руке. В Мексике умер человек в 
возрасте ста пятидесяти лет, оставив сироту ста одного года. 
Как хотелось бы прожить столько или дольше! Я всегда ожидал, 
что соответствующие науки (разумеется, с Божьей помощью) 
помогут значительно продлить человеческий век. На этот раз 
со мной произошло что-то похожее: возможность рождаться 
заново - путь к продлению жизни. Упорная моя память - мой 
безмолвный летописец, узнаешь ли ты меня? *(Ссылка на 
знаменитую картину Дали, принадлежащую семье Рейнольда Морсе, 
которой художник дал следующее толкование: "После двадцати 
лет полной неподвижности эти невидимые часы разрушаются, но 
хромосомы тем не менее продолжают функционировать на фоне 
моих врожденных арабских атавизмов".)

Гала с Хуаном приехала в Барселону. В сумерки мы отправились 
на лодках на рыбалку, вооружившись длинными удочками, к 
концу которых прикрепили шелковые черные носки, изношенные 
на официальных раутах в Нью-Йорке.

Мир тебе, Гала, я постучу по дереву, чтобы с тобой ничего не 
случилось. Ты - это я, ты - зеница наших с тобой глаз!

Приехал осветитель посмотреть на мой "Corpus 
hypercubicus". Оцепенев на мгновенье, он воскликнул: 
"Христос!" В Каталонии это эквивалент тяжелого 
ругательства.

19 сентября

Я работаю над фрагментом драпировки увереннее, чем прежде, и 
делаю рисунок одеяния, призванного скрыть пол Христа. 
Несмотря на отсутствие электрического освещения.

20 сентября

Я переписываю левую сторону куба. Вечером начну с того, чему 
посвятил предыдущий день, - я буду писать то, что скроет пол 
Христа. Гала ушла с друзьями половить креветок.

21 сентября

Я открыл старинную рукопись (датированную 1880 годом) о 
природе и прочел историю стопроцентно далиниевскую. Из-за 
резкого глотка некто на дружеской вечеринке проглотил вилку, 
которая попала в желудок. Некий доктор Полайон извлек ее 
оттуда, сделав виртуозную операцию. История абсолютно 
далиниевская. Я изучил ее до мельчайших подробностей, 
особенно касавшихся болевых ощущений.

В связи с этим происшествием 24 августа было сделано очень 
интересное заявление на сессии Академии медицины. Привожу 
некоторые выдержки из него:

"Я имею честь представить академии вилку, которую извлек 
вчера при операции на желудке. Пациент по имени Альберт С., 
двадцати пяти лет, по профессии цирковой маг и жонглер, 
специализирующийся на скатологических номерах при участии 
ассистентки арабского происхождения. Находясь в Люшоне 8-го 
числа данного месяца, он развлекал друзей заглатыванием 
всевозможных острых предметов. Один из них попал в пищевод; 
в состоянии удушья Альберт С. глубоко вздохнул и потерял 
сознание. Придя в себя, он несколько раз пробовал выхватить 
вилку, проникая в горло пальцами. Но все было безуспешно. 
Вилка медленно передвигалась по пищеводу и попала в 
желудок. Единственным проявлением этого был выход кровавой 
слизи, связанный с травмированием слизистой оболочки глотки 
и пищевода; а на следующий день он уже продолжал свои 
скатологические номера. Через несколько дней пациент 
почувствовал некоторый дискомфорт в надчревной полости и 
решил обратиться к врачам. Д-р Лавернь предложил ему поехать 
в Париж и любезно рекомендовал меня в качестве специалиста. 
Последовав этому совету, он лег ко мне в госпиталь Питье 14 
августа - через шесть дней после случившегося..."

"Рост пациента немного выше среднего. Мускулатура развита
хорошо, но руки и ноги довольно тонки. Желудок разработан
хорошо, без каких-либо жировых отложений, под кожным покровом
ощущаются выпуклости и впадины его брюшных мышц; член очень
мал, но крайне возбудим. Пациент очень четко объяснил, что
вилка проникла в его желудок своей округлой оконечностью, он
почувствовал ее в верхнем отделе желудка. Значит, вилка находилась
в отклоненном положении, следуя, как он предполагал, несколько
выше пуповины слева направо и снизу вверх; острая оконечность
предмета, скрытая в левом гипохондриуме, и его тупой конец легко
обошли пуповину и оказались в правом гипохондриуме."

"Вилка весьма тяжелая и большая. Пациент сказал, что чувствует
боль в тот момент, когда желудок пуст. Поэтому ему приходится
часто принимать пищу, чтобы ослабить боль. При этом желудок и
кишечник функционировали нормально, не было ни кровохарканья,
ни рвоты."

"Зондаж пищевода не дал никаких результатов. Это исследование,
предложенное г-ном Коллином,должно было вызвать различимый на слух
специалиста характерный звук при соприкосновении зонда с инородным
телом, находящимся в желудке. Но зонд никакого слышимого звука
не вызвал, и мы начали уже сомневаться, есть ли вилка в желудке
вообще. Это, казалось, подтверждалось и болями, возникшими у пациента
при проведении зондажа. Опять-таки, маловероятно, что человек,
проглотивший вилку, испытывает такую боль при прохождении по пищеводу
маленького зонда."

"Чтобы рассеять свои сомнения, я заручился помощью г-на
Трувэ, который провел зондаж пищевода, используя прибор с
электрическим сигналом для обнаружения присутствия в тканях
испражнений. В тот момент, когда конец зонда проник в
желудок, мы с Трувэ услышали сигнал электрической батареи на
уровне верхней фракции. Но звук, который удалось получить
вторично, был слишком короток для полной уверенности в
наличии вилки в желудке."

"Дальнейшие исследования, рекомендованные г-ном Трувэ, уточнили
диагноз полностью. Высокочувствительная магнитная стрелка при
приближении к пациенту дала реакцию на уровне его желудка. Когда
тот производил какие-то телодвижения, стрелка поворачивалась вслед
за ними."

"Большой электромагнит, помещенный в нескольких миллиметрах от
кишечной стенки, при подключении тока давал едва заметную реакцию
на кожном покрове, как если бы какой-то предмет внутри брюшины
двинулся в сторону магнита.

Когда магнит устанавливали прямо против зоны желудка
больного, он при каждом подключении тока начинал колебаться
и притягивался к кожной поверхности.

Все эти исследования ясно указывали на присутствие
инородного тела вместе с фекалиями в верхнем отделе брюшной
полости. Сопоставив полученные результаты с ощущениями
пациента при внешних осмотрах кишечника, мы окончательно
убедились в присутствии вилки в желудке."

"Когда диагноз был установлен, перед нами встала задача
извлечь инородное тело. Поскольку хирург не может извлечь
объемный предмет, вводя в пищевод щипцы или другие
инструменты, я не стал терять время в этом направлении и
решил разрезать желудок.

Операция на желудке, осуществленная согласно рекомендациям
д-ра Лаббэ, была проведена 23 августа. Вилка была извлечена,
и, больше того, д-р Полайон смог даже несколько
рационализировать оперативный метод."

Прослушав это сообщение, барон Ларрей обратил внимание
присутствующих на то, что такая операция на желудке уже была
проведена в довольно давние времена и что он помнит, как
прочитал в старинной книге сообщение о том, как девушка
проглотила вилку. Спустя несколько месяцев она попала в
надчревную полость, и, чтобы изъять ее, хирургу пришлось
разрезать стенки кишечника и желудка.

1954

Несмотря на незначительность внешних проявлений, 1954 год не
был пустым. Напротив, это один из самых творчески наполненных
периодов жизни Дали. Он начался с создания пьесы в трех действиях
- мистико-эротической драматической фантазии для трех актеров.
Эта драма с текстами эротического содержания, как и следовало
ожидать, рассчитана на элитарную аудиторию. Дали написал также
"120 дней содома божественного маркиза де Сада" и начал снимать
фильм "Фантастические приключения кружевницы и носорога".

1955

Декабрь

Париж, 18 декабря

Апофеоз Дали в храме науки перед восхищенной толпой. Я еле
пробрался туда на своем "роллс-ройсе", забитом цветной капустой,
меня приветствовали тысячи фотовспышек. Я выступал в большой аудитории
Сорбонны. Робеющая публика ждала от меня пророчеств. И она их
услышала. Я решил рассказать о самых бредовых подробностях моей
жизни, ибо Франция - самая образованная, самая рациональная страна
в мире. Тогда как я, Сальвадор Дали, приехал из Испании - страны
самой мистической в мире...Эти первые мои слова вызвали бурные
аплодисменты, ибо никто так не чувствителен к комплиментам, как
французы. Образованность и интеллигентность, сказал я, более всего
уводят нас в сумрак скептицизма, смысл которого состоит в том,
чтобы свести все к гастрономической, прустовской туманности. По
этой причине необходимо, чтобы время от времени в Париж приезжали
такие испанцы, как Пикассо и я, предъявляя французам сырой и кровавый
срез реальной жизни.

При этих словах в зале заволновались. Я завоевал их.

Затем на одном дыхании я произнес следующее: Один из последних
самых крупных современных художников - без сомнения Анри Матисс,
но Матисс - один из последних наследников Французской революции,
воплощение триумфа буржуазии и буржуазных вкусов. Бурные аплодисменты.
Я продолжал: последствия развития новейшего искусства привели
нас к максимальному рационализму и скептицизму. Нынешние молодые
художники верят в "ничто". Совершенно естественно, что один ни
во что не верит, другой создает это "ничто", являющееся объектом
всего современного искусства, в том числе и абстракционизма, и
академизма, за исключением работы группы американских художников
из Нью-Йорка, которая, несмотря на отсутствие традиций и инстинктивный
пароксизм, очень близка новой мистической вере, которая окончательно
оформится, когда мир осмыслит прогрессивное значение ядерной физики.
Во Франции, стоящей на позициях, диаметрально противоположных
нью-йоркской школе, мне известен только один пример - художник
- и это мой друг - Жорж Матье, который благодаря своему монархическому
и космогоническому атавизму выработал позицию, представляющую
собой полную противоположность академической новой живописи.

С этой точки зрения надо особо подчеркнуть важность моих открытий.
Как я понимал, мне нечего было больше сообщить этой псевдонаучной
интеллигенции. Я знал, что я - плохой оратор и, тем более, не ученый,
но аудитория состояла из ученых и, в частности, специалистов по
морфологии, которые были способны понять ценность и творческий
характер моих фантазий.

В возрасте девяти лет, продолжал я, я жил в Фигерасе, в моем родном
городе. Как-то сидя почти совершенно раздетым за обеденным столом,
я облокотился на него и чуть было не заснул, но молоденькая горничная
следила за мной. На столе были рассыпаны крошки засохшего хлеба,
которые больно впивались в кожу локтя. Такая боль походит на лирическое
состояние, которое обычно вызывает пение соловья - пение, заставляющее
меня рыдать от восторга. Почти сразу же я заметил, что меня, как
в горячечном бреду, преследует вермееровский образ "Кружевницы",
репродукция которой висела на стене отцовского кабинета. Я всегда
мог рассматривать эту репродукцию через приоткрытую дверь. В это
же время я думал о роге носорога. Позже мои друзья расценивали
эти фантазии как бред, и это была правда, Случилось так, что я,
будучи уже взрослым молодым человеком, потерял репродукцию "Кружевницы"
в Париже. Я был так расстроен, что не мог есть, пока не нашел
замену.

Публика слушала меня, затаив дыхание. Я попытался объяснить, как
мои постоянные занятия Вермеером и, в частности "Кружевницей",
привели меня к решительным действиям. Я специально попросил в
Лувре разрешения сделать копию этой картины. Утром я приехал в
Лувр, думая о роге носорога. К великому удивлению друзей и главного
хранителя, рисунок рога появился на приготовленном мною холсте.

Напряжение моей публики разрядилось во взрыве смеха, тотчас перешедшем
в аплодисменты. Откровенно говоря, заключил я, я предполагал,
что это произойдет.

Затем репродукция "Кружевницы" была показана на экране, и я смог
объяснить, что более всего действует на меня в этой картине: все
сходится точно на месте изображения иглы, которая на самом деле
не написана и ее присутствие скорее предполагается. А остроту кончика
иголки я ощутил на собственном локте, проснувшись от этого болезненного
ощущения в разгар самой райской моей сиесты. До сих пор "Кружевницу"
считали тихой, спокойной картиной, но для меня она обладает мощной
художественной силой, которую можно разве что сравнить с энергией
недавно открытого антипротона.

Затем я попросил ассистента показать на экране мою копию. Все
встали, аплодируя и восклицая: "Она лучше оригинала! Несомненно!"
Я объяснил, что, делая эту копию, я поначалу ничего не понимал
в картине, и понадобилось целое лето работы, чтобы осознать, что
я инстинктивно воспроизвел самые правильные и четкие линии. Столкновение
хлебных крошек и корпускул вызвало к жизни образ кружевницы. Я
решил, что продолжу работу: мои "носорожьи" идеи обрели такую
ясность, что я послал Матье телеграмму: "На сей раз уже не Лувр.
Я должен изобразить живого носорога".

Чтобы разрядить атмосферу и вернуть моих слушателей в мир реальности,
ибо они явно были сбиты с толку, я показал фотографию, на которой
мы с Гала купаемся в заливе у Кап-Круса. На переднем плане репродукция
"Кружевницы", остальные пятьдесят репродукций были разбросаны по
оливковой роще, постоянно приглашая к новым размышлениям над этой
проблемой, значение которой чрезвычайно важно, так как именно
в это время я углубился в изучение морфологии подсолнуха, в связи
с которым Леонардо да Винчи уже сделал ряд очень интересных наблюдений.
Тем летом 1955 года я открыл, что в точках сочленения лепестков,
формирующих подсолнух, просматриваются совершенные очертания носорожьего
рога. В настоящее время морфологи не совсем уверены, что лепестки
подсолнуха представляют собой точные логарифмические кривые. Тем
не менее я смог уверить аудиторию в Сорбонне, что с точки зрения
логарифмической кривой в природе нет более совершенного экземпляра,
чем кривая рога носорога.

Продолжая исследование подсолнуха и других кривых, более или менее
близких к логарифмическим, я стал легко различать видимые контуры
"Кружевницы" и ее атрибутов, ее прически, ее подушечки, исполненной
в духе дивизиониозма Сера. В каждом подсолнухе я находил приблизительно
пятнадцать вариантов "Кружевниц", наиболее близких к вермееровскому
оригиналу.

Вот почему, продолжал я, когда я впервые увидел репродукцию "Кружевницы"
и живого носорога вместе, я представил себе, что если бы между
ними завязалась борьба, то победила бы "Кружевница", ибо с точки
зрения морфологии она представляет собой рог носорога.

Смех и аплодисменты сопровождали первую часть моей лекции. Мне
осталось только предъявить аудитории бедного носорога, несущего
на носу крошечную "кружевницу", которая сама по себе и есть его
рог, обладающий громадной духовной силой, ибо, не имея ничего
общего со звериным обликом животного, "кружевница" является символом
абсолютной монархии и целомудрия. Холст Вермеера - прямая противоположность
произведениям Анри Матисса, идеального примера слабости, и талант
последнего, его живопись не так целомудренны, как творчество Вермеера,
который как бы не притрагивается к сущности объекта изображения.
Матисс же деформирует реальность, трансформирует и доводит ее
изображение до примитивности.

Осторожно, дабы не дать моей аудитории возможности отклониться
от направления моих размышлений, я показал мою картину "Hypercubicus
Christ" - пример более или менее привычной картины, в которой
мой друг Робер Дюшарне, снимавший в это время фильм под названием
"Необычайные приключения кружевницы и носорога", усмотрел лицо
Гала, образованное восемнадцатью носорожьими рогами.

На сей раз за моими разглагольствованиями не последовало одобрительных
"браво" или "ура!", но они возобновились, когда я добавил, что
некоторые видят явную евхаристическую связь между хлебом и ногами
Христа, усматриваемую с точки зрения и значения, и морфологии
формы. Всю жизнь я был одержим идеей раскрытия смыслового значения
хлеба, который изображал бессчетное множество раз. Если анализировать
некоторые кривые в моем "Corpus hypercubicus", можно увидеть божественную
кривую рога носорога, который является сущностной основой всего
целомудренного и художественного. Тот же рог, продолжал утверждать
я, указывая на экран, на котором в этот момент была моя картина
с изображением размягченных часов, можно уже обнаружить в этом
раннем далиниевском произведении.

"Почему часы мягкие?" - спросил один из присутствующих.

"Мягкие или твердые, - ответил я, - это не имеет значения. Важно,
что они показывают правильное время." В картине уже есть признаки
рогов носорога, которые намекают на постоянную дематериализацию,
которая постепенно трансформируется во мне в нечто абсолютно мистическое.

Нет, разумеется, рог носорога - не романтического дионисийского
происхождения. Напротив, он содержит аполлоновское начало, как
я понял при изучении формы шеи в портретах Рафаэля. Анализируя,
я обнаружил, что все в них состоит из кубов и цилиндров. Рафаэль
компоновал кубы и цилиндры - формы, подобные логарифмическим кривым,
наблюдаемым в роге носорога.

Для подтверждения сказанного был показан слайд с моей копией
картины Рафаэля, в которой явно просматривалось влияние моей
навязчивой идеи о носорогах. Эта картина "Распятие" - один из
высочайших образцов конической организации поверхности. Как
уже отмечалось, это не тот рог носорога, который мы находили
у Вермеера (у которого он обладает значительно большей силой)
- нет, это рог, который можно было назвать неоплатонической
диаграммой, сделанной на основе этой картины и выявляющей в
ней самое существенное,- это диаграмма, в которой все фигуры
разделены в соответствии с божественным монархическим
отношением Лукаса Пачелли, постоянно использующего в своих
рассуждениях по эстетике слово "монархия", ибо пять
правильных фигур полностью подчинены абсолютной сферической
монархии.

Вновь аудитория слушала меня, затаив дыхание. Я преподнес ей еще
одну суровую истину. На экране фотография, на которой носорог,
снятый сзади; я проанализировал ее чуть раньше, чтобы доказать,
что это ничто иное,как удвоенный подсолнух. Носорог не удовлетворяется
только ношением самых прекрасных логарифмических кривых на оконечности
своего носа, в дополнение ко всему на теле он носит своего рода
галактику логарифмических кривых в форме подсолнуха.

Раздались возгласы: "Браво!" Аудитория вновь была у меня в руках.
Все мы пребывали в состоянии чистого далинизма. Это был поистине
миг прозрения.

Изучив морфологию подсолнуха, сказал я, я понял, что его основные
точки, кривые и тени обладают безмолвностью в полном соответствии
с глубокой меланхолией самого Леонардо. Затем я подумал про себя,
не слишком ли это толкование механистично. Динамический покров
подсолнуха не позволяет мне увидеть в нем "Кружевницу". Я изучал
этот вопрос, когда рассматривал фотографию кочана цветной капусты.
Я понял: морфология цветной капусты идентична морфологии подсолнуха,
поскольку и она состоит из правильных логарифмических кривых
- лепестков, но ее розетка обладает особой, почти ядерной энергией.
Напряжение распускающегося плода сходно с упрямым менингитическим
лбом, который я так страстно люблю в "Кружевнице". Я приехал в
Сорбонну на "роллс-ройсе", заполненном капустой, но в это время
был не сезон для полноценных больших ее головок. Надо подождать
до марта. Самая большая из найденных мной головок была сфотографирована
под определенным углом. Я дал слово чести: когда снимок будет
готов, все увидят в нем "кружевницу".

Совершенное безумие охватило зал. теперь уже следовало рассказать
им что-нибудь забавное. Я решил вспомнить историю о Чингиз-хане.
Однажды Чингиз-хан услышал соловьиное пение в райском уголке,
где он хотел быть похороненным. На следующий день он увидел во
сне белого носорога-альбиноса с красными глазами. Он счел этот
сон дурным предзнаменованием и отказался от завоевания Тибета.
Не напоминает ли это детские впечатления, которые, как вы помните,
тоже начинались с пения соловья, предшествовавшего появлению навязчивой
идеи о "кружевнице", крошках сухого хлеба и рога носорога? Изучая
жизнь Чингиз-хана я получил приглашение выступить с лекцией от
Мишеля Чингиз-хана - постоянного генерального секретаря Международного
центра эстетических исследований. Для меня с моей репутацией и
врожденными империалистическими склонностями это оказалось естественным
совпадением.

Другая история. Спустя два дня я столкнулся с другим, более печальным
совпадением. Я обедал с Жаном Кокто и рассказывал ему о предмете
нашего разговора, как увидел, что он побледнел.

"Что смутило тебя в моих словах?"

И перед зачарованной аудиторией, которая пребывала в состоянии
крайнего возбуждения, я помахал в воздухе "предметом" - это был
фитиль, которым булочник Вермеера разжигал печь в своей пекарне.
Вермеер, у которого не было денег, чтобы заплатить булочнику,
обычно давал ему в обмен на хлеб картины или какие-то вещицы,
и пекарь разжигал ими печь. Этот предмет из Дельфта состоял из
птички и рога, правда, не носорожьего, но
видимо , более или менее правильного логарифмического типа и принад-
лежавшего какому-то другому животному. Это чрезвычайно редкая
вещица, ибо о Вермеере, кроме свидетельства об этой вещице,ничего
неизвестно.

Публика, сидящая в зале, как только я упомянул имя Жана Кокто,
заволновалась, в связи с чем я должен был сказать, что преклоняюсь
перед членами Французской академии. Этого было довольно, чтобы
вызвать аплодисменты. Я преклоняюсь перед членами Французской
академии особенно с тех пор, как один из самых знаменитых членов
академии Испании, философ Эуженио Монтес сказал мне нечто такое,
что мне очень понравилось, ибо я всегда считал себя гением. Он
сказал : "Дали ближе всех к божественному Раймондо Лульо."

Шквал аплодисментов приветствовал эту цитату.

Я успокоил аудиторию и добавил: "Я думаю, что после моих
сегодняшних повествований они поняли, чтобы перейти от "кружевницы"
к подсолнуху, от подсолнуха к носорогу, от носорога к цветной
капусте, действительно нужно что-то иметь в голове."

1956

Май

Порт Льигат, 8 мая

Газеты и радио с большим подъемом сообщают , что сегодня
годовщина окончания войны в Европе. Проснувшись ровно в шесть
утра, я воодушевился мыслью о том, что, видимо, именно Дали
выиграл эту воину. Это порадовало меня. Я не был знаком с
Адольфом лично , но теоретически мы могли встретиться в
приватном порядке в двух случаях. Накануне Нюрнбергского
конгресса, увидев в моем творчестве большевистскую и
вагнерианскую настроенность , мой уважаемый друг лорд Бернерс
попросил подписать мою книгу "Покорение иррационального" с
тем, чтобы передать ее лично Гитлеру. Взяв книгу из рук
лорда, я пришел в легкое замешательство: я вспомнил
безграмотных крестьян, которые приходили в контору моего отца
и в представленных им документах вместо подписи ставили
крест. И я, как бы солидаризируясь с ними, в свою очередь,
тоже поставил крест.