На берегу широкой спокойной Волги, на косогоре раскинулась деревушка.
За рекой, до самого горизонта, простираются заливные луга. Первые
солнечные лучи золотят верхушки деревьев, играют в наполненных водой
ведрах, которые качаются на плече краснощекой босой молодухи; она
поднимается по косогору плавно, без усилий, точно не коромысло у нее на
плече, а легкий платок...
Все это кажется чуть-чуть нереальным, может быть, из-за утренней
дымки, окутавшей пейзаж голубизной, или из-за плавности движений, с какой
женщина поднимается с ведрами по косогору; а может быть, потому, что одета
она необыкновенно нарядно, словно сошла с рисунка на палехской шкатулке...
В копне свежего, душистого сена лежит тощий, невысокого роста усатый
красноармеец в выцветшей добела гимнастерке с бантом на груди и
коротковатых портах. Он лежит и смотрит, как медленно приближается к нему
красавица с ведрами, как босые ноги ее ступают по мокрой траве с цветами.
Женщина делает еще несколько шагов, и яркое солнце, ударив в глаза
красноармейца, заставляет его зажмуриться...
А когда он открывает глаза и приподнимается на локте, то видит, что
нет женщины, нет речки, деревни, лугов, нет волшебного утра, а есть
пустыня без конца и края, и солнце, белое солнце, которое ослепляет и
выжигает все под собой; есть только солнце над барханами без единого
кустика или былинки вокруг, до самого горизонта...
Бывший красноармеец Федор Сухов проворно встал, надвинул на глаза
белый кепарь со следами красноармейской звездочки и пошел по пустыне
напрямик.
Двигался Федор Сухов не быстро и не медленно, нормальным походным
шагом, шлепая босыми ногами по обжигающему песку. За спиной его торчал
тощий "сидор" и новенькие, мягкой кожи, сапоги, засунутые под веревку.
Новенькими у Сухова были еще кожаный ремень, на котором висела кобура с
наганом, и английский карабин за плечом. В одной руке у Сухова был чайник,
а в другой - палка с зарубками, пока еще неизвестного назначения. Все на
Сухове висело вроде бы небрежно, но ничего не брякало, не звенело.
Он шел, не интересуясь пейзажем, потому что никакого пейзажа и не
было - один песок, но по сторонам поглядывал: мало ли что. Вдруг прямо
перед собой Сухов увидел торчащую из песка голову человека. Сухов
остановился. Голова была темной, бритой, с закрытыми глазами. Сухов
подошел ближе, опустился на корточки. Один глаз приоткрылся.
Сухов воткнул палку с зарубками в песок - от нее упала тень. Той же
палкой он померил расстояние до конца тени, отсчитал зарубки. - Пять
часов, - сказал он тихонько и дотронулся до головы. - Здравствуй. Ты давно
здесь? Голова с трудом приподняла второе веко. На Сухова смотрели суровые
глаза, в них не было ни мольбы, ни страданий.
- Ты кто?.. - опять спросил Сухов. - По-русски понимаешь?
Ответа не было.
Сухов помолчал, раздумывая.
- Ты бандит или хороший человек? - задал он еще вопрос.
Голова все так же сурово смотрела на него и ничего не говорила.
- Хочешь, дам напиться? - сказал Сухов.
Ответа не было.
Сухов дал голове глотнуть из чайника.
Опять помолчал, глянул по сторонам.
- Что же будем делать?.. - сказал он. - Может, тебя откопать?
И, не дождавшись ответа, Сухов взял палку и, очертив ею круг,
примерился и начал отгребать песок.
... Когда Сухов выволок закопанного из ямы, тот оказался сухощавым,
хорошо сбитым и, видимо, очень сильным человеком. Потому что сразу, не
дожидаясь помощи, он разорвал веревку на связанных руках. Попытался
встать, но не смог.
- Ты что? - склонился Сухов.
- Нога, - впервые заговорил выкопанный.
Сухов присел рядом с ним, спросил:
- Тебя как зовут?
- Саид.
- А меня Федор... Федор Сухов.
- Ты взорвал плотину Аслан-бая?
- Было дело... Как же тебе помочь? - спросил Сухов. - Я спешу. Ты
куда пойдешь?
- В Педжент.
- Придется крюк дать, - вздохнул Сухов. - До колодца Пять чинар я
тебя доведу, а дальше - извини... домой иду. Ты уж сам потом добирайся.
- Спасибо, - сказал Саид. - Я не забуду.
Сухов протянул руку Саиду. Тот поднялся, сделал шаг. Сухов закинул
его руку к себе на плечо, и они побрели по пустыне...
Красноармейский отряд в сорок сабель торопился через пустыню к оазису
Черная крепость. В отряде было 15 русских, 12 туркменов, 9 киргизов, 4
узбека, 6 ручных пулеметов и 18 карабинов. Револьверы были у всех, а
граната только одна - у командира Рахимова. Отряд шел без отдыха, лошади и
люди измотаны были до предела, но темпа не сбавляли: Рахимову сегодня
выпал счастливый случай - взять курбаши Абдуллу, за которым он безуспешно
гонялся уже целый месяц. Спешил Рахимов, потому что хотел дойти до места
затемно.
Абдулла, утомленный ласками, спал в объятиях любимой жены. За пологом
на женской половине спали девять других его жен. В полумраке подземелья,
скрытого развалинами крепости, можно было различать только силуэты спящих,
кувшины с напитками, сладости на подносе, подушки и круглые мутаки,
разбросанные по коврам.
...Сощурившись, Рахимов смотрел вперед. В предрассветной мгле
громоздились развалины старой крепости.
- Вот она, Черная крепость, - хрипло сказал Рахимов и махнул рукой.
Часть всадников отделилась и пошла в обход.
У полуразрушенных ворот на развалинах стен неподвижно сидели нукеры,
сохраняющие сон Абдуллы.
Отряд уложил коней. Несколько красноармейцев-туркменов с арканами и
ножами поползли вперед. Остальные залегли, приготовив к бою оружие.
Один из нукеров вытащил игральные кости, потряс их в кулаке. Другой,
кивнув, подсел. Первый кинул кости на каменную плиту, выпали две шестерки.
Выигравший нукер радостно засмеялся. В этот момент петля аркана с легким
свистом захлестнула его горло и прервала смех. Нукер захрипел и повалился.
Одновременно другой аркан свалил его товарища.
Та же участь постигла в разных концах крепости еще трех нукеров. И
лишь четвертый, влекомый арканом, успел выхватить нож и, полоснув по
веревке, перерезать ее. Тем же ножом он убил прыгнувшего на него
красноармейца и, перевернувшись на живот, выстрелил из револьвера.
Абдулла проснулся мгновенно. Сбросив с себя руку спавшей рядом жены,
он схватил карабин и одежду, отбежал к стене, в верхней части которой был
выход из подземелья. Отсюда просматривались два марша лестницы, которая
вела к дверям.
Абдулла натянул на себя штаны из мягкой замши, перехватил халат
широким ремнем, на котором висело две кобуры. Наверху уже строчили
пулеметы. Визжали на своей половине женщины, сбившись в кучу, как овцы.
Двое нукеров Абдуллы уложили нескольких красноармейцев, но тут же
были скошены зашедшим в тыл пулеметчиком. Пулеметчик увидел вход в
подземелье и бросился в него. Абдулла продолжал хладнокровно одеваться. Он
завязал шнурки одного чарыка и стал надевать на ногу другой. В проеме
двери появился красноармеец с пулеметом. Продолжая обуваться, Абдулла
вскинул левой рукой карабин и не целясь выстрелил. Убитый покатился вниз
по лестнице, к ногам жены Абдуллы. Та, вскрикнув, отпрянула в угол.
В стене повернулась тяжелая каменная плита, и из тайника вышел
пожилой нукер.
- Прости, ага, что потревожил тебя. Кто-то нас предал. - Этот Рахимов
никогда не начнет воевать вовремя, всегда на полчаса раньше, - недовольно
проворчал Абдулла.
- Надо уходить, ага, мы окружены. - Четки, - сказал Абдулла, ощупывая
карманы халата. - Ищи четки! Абдулла принялся шарить под подушками. Он
раскидывал ногами подносы с едой, растоптав несколько спелых персиков. На
лестнице появились два красноармейца. Абдулла два раза выстрелил,
красноармейцы упали по обе стороны лестницы. Нукер перевернул труп бойца,
которого Абдулла убил первым, и протянул Абдулле четки, которые оказались
под убитым. Абдулла облегченно вздохнул, приложил их к глазам и спрятал на
груди.
- Займись ими, - кивнул Абдулла в сторону кричащих женщин. - Нельзя,
чтобы они достались этим необрезанным собакам.
Нукер кивнул и лязгнул затвором пулемета. Абдулла схватил на руки
любимую жену и потащил ее в потайную дверь. Нукер сорвал полог и навел
пулемет на женщин. Те с воплями закрылись подушками. Раздалась очередь...
Нукер уронил голову на гашетку пулемета. Сбежавшие по лестнице
красноармейцы бросились к тайнику.
Добравшись до конца подземного хода, Абдулла прижал к себе жену и,
загораживаясь ею, вылез через широкую трубу на поверхность. Здесь под
деревьями стояли две лошади и несколько джигитов. Продолжая прикрывать
себя женой, Абдулла побежал к лошадям. Его заметили слишком поздно. От
крепости раздались крики и выстрелы. Схватив повод второй лошади, Абдулла
вскочил на вороного жеребца и, выстрелив в жену, огрел жеребца камчой.
Рахимов и трое красноармейцев скакали от крепости. Абдулла легко уходил.
Осадив коня, Рахимов выстрелил несколько раз и в отчаянии швырнул карабин
на землю.
- Опять ушел! - У него четки заговоренные, - сказал
красноармеец-узбек. - Кони свежие, - сказал Рахимов.
В оазисе Пять чинар - колодце с несколькими деревьями вокруг и куском
глиняной стены - сидели у тлеющего костра Сухов и Саид. Сухов делился
продуктами с Саидом: высыпал из своего мешочка половину запаса пшена,
разделил сухари.
- Задержался я здесь. Месяц, как демобилизовался, а все мотаюсь по
пескам этим... Семь лет дома не был. - Сухов собрал выделенные Саиду
продукты в чистую портянку и пододвинул к нему. - На недельку хватит, а в
Педженте еще что-нибудь раздобудешь... А я, извини, не могу, мне на Гурьев
надо. Пойду по гипотенузе.
Саид снял с пояса кинжал и подал Сухову.
- Возьми, на память. - Спасибо. - Приняв кинжал, Сухов вынул его из
ножен, провел ногтем по лезвию. - Хорош кинжал!.. - Осмотрел ножны. -
Богатая работа. - Отец подарил. Сухов взял с песка свой карабин, обтер
ладошкой, протянул Саиду. - На. Нельзя без оружия. - Постучал по кобуре с
наганом. - А мне и этого довольно. Саид благодарно склонил голову, принял
карабин. - Лучше бы ты меня не откапывал, - сказал Саид. - Теперь не будет
мне покоя, пока не отомщу Джевдету. - Мертвому спокойней, - согласился
Сухов, - но уж очень скучно. А за что у тебя вражда с ним? - Отца убил
моего... В спину, когда он молился. Саид помолчал немного, потом медленно,
стараясь не напрягать пораненную ногу, поднялся. - Пойду, - сказал он. -
Ну что ж, счастливо, - протянул ему руку Сухов.
Отряд Рахимова шел по пустыне по следам банды Абдуллы. Отряд шел
шагом, потому что девять бойцов спешились, отдав своих лошадей женам
Абдуллы. Женщины ехали молча, закутавшись в чадры.
Рахимов нервничал, сновал из одного конца отряда в другой, поглядывая
на женщин. - На полсуток отстаем, - сказал он хмурому комвзвода. - С
бабами нам его не догнать, - ответил тот.
Увидев, как молодой боец Петруха подъехал к одной из женщин и стал
заигрывать с ней, что-то шепча и посмеиваясь. Рахимов подскакал к нему и
вытянул плеткой по крупу его коня. Петруха дал стрекача. Рахимов погрозил
ему вслед плеткой, а затем погрозил и женщинам. Вернулся в голову отряда.
- Доведу их до первого колодца и брошу! - сказал он в сердцах своему
взводному. - Дам пшена полмешка, воблы, а дальше - как сами знают. - Ты у
каждого колодца так говоришь, - хмуро ответил взводный. - А что же я их и
вправду бросить должен? - заорал Рахимов в отчаянии. - Они же умрут как
мухи... в этой пустыне!
- Глянь-ка, - вдруг удивленно сказал взводный. Он увидел Сухова,
который нетерпеливо шагал по пустыне метрах в двухстах от отряда.
Рахимов вытащил свой револьвер и дважды выстрелил в воздух. Сухов
остановился.
- Кто такой? - спросил Рахимов, подъехав.
- Сухов.
- Врешь?! - удивился Рахимов и спрыгнул с коня. Подал руку. - А я
Рахимов. Слыхал? Сухов кивнул.
- А мне говорили, что ты демобилизовался, - продолжал Рахимов. - Слух
идет, что ты уже в Астрахани.
- Пришлось задержаться, - сказал Сухов и оглядел стоявших вокруг
бойцов. Они с любопытством смотрели на него.
У костра Рахимов делился с Суховым своими бедами.
- Двадцать семь дней за ним гоняюсь. Пол-отряда потерял. Третьего дня
в Черной крепости совсем было накрыли - из рук ушел... Лютует. Ни своих,
ни чужих не жалеет - совсем озверел! Грабит, жгет, режет всех подряд -
старых и малых. Жен своих и то не пожалел: перестрелять хотел... В
последний момент спасли. Одну убил.
- Видел я его работу, - сказал Сухов.
- Ну, ничего, - скрипнул зубами Рахимов. - Я этого Абдуллу все равно
достану!.. Весь песок в пустыне просею. Своими руками задушу! Лишь бы
морем не ушел. А так он со всех сторон обложен.
- В Черной крепости его через трубу надо было брать, - вздохнул
Сухов.
- Так он через нее и ушел. Я же не знал, что там ход. Сухов! - вдруг
взмолился Рахимов. - Помоги!.. С тобой мы его враз прикончим. Ты ведь один
целого взвода стоишь, а то и роты.
- Нет уж, хватит, - сказал Сухов. - Мне домой пора. Я и так большой
крюк дал. Теперь по гипотенузе пойду - она короче. До Астрахани дойду, а
там до Нижнего - по воде... Ты уж пойми меня - не могу.
- Сухов! - сказал Рахимов совсем жалобно. - Доведи хоть баб до
Педжента, сделай милость. По рукам и ногам связали - пешком ходим. Захвати
их с собой, а?.. Этот чертов гарем! Девять штук. Освободили. А теперь
маемся. С ними нам Абдуллу никак не догнать.
- Зря, - сказал Сухов.
- Что зря? - не понял Рахимов.
- Освободили зря. Там бы они живыми остались. А теперь он их
наверняка убьет, раз они у тебя побывали.
- Да ты что! Мы даже лиц-то их не видели, понимаешь?
- Я понимаю, а Абдулла не поймет. Эх, ты, Рахимов, здесь родился, а
Востока не понимаешь. Сперва надо было с ним управиться, а потом уж жен
освобождать... Восток - дело тонкое.
- Значит ты должен взять баб!
- Многовато для меня, - улыбнулся Сухов. - Одну бы мог для услаждения
жизни. Рахимов сразу посуровел.
- Не надо с этим шутить. Это первые освобожденные женщины Востока.
Сухов продолжал улыбаться. Вдруг он увидел Саида, который, прихрамывая,
появился из-за бархана.
- Ты как здесь оказался? - удивился Сухов.
- Стреляли, - ответил Саид и уселся на песок.
- Слушай, Сухов, - сказал Рахимов, воспользовавшись паузой, - я тебе
человека дам, лошадь, пшена... а, Сухов? Доведи их до Педжента. Сейчас
ведь, может, на триста верст никого из наших...
- Это точно, - согласился Сухов.
- Вот и хорошо, - почему-то обрадовался Рахимов, - вот и
договорились... По коням! - заорал он, вскочив на ноги. Сухов продолжал
лежать на песке, удивленно глядя на него.
- Товарищи женщины! - Рахимов был уже в седле. - Не бойтесь! С вашим
мужем-эксплуататором мы покончим, а пока вы поступаете в распоряжение
товарища Сухова. Он вас будет кормить и защищать. Он хороший человек!
- Стой! - закричал Сухов. - Стой! - Он вскочил на ноги. Но отряд уже
скакал вслед за Рахимовым, оставив Сухову молодого красноармейца Петруху с
лошадью и женщин. Сухов подскочил к Петрухе и схватил его винтовку. Но
выстрела не получилось - осечка.
- Тьфу! Чтоб тебе! - Сухов в сердцах стукнул прикладом о песок, и
раздался выстрел. - Ну что же мне, всю жизнь по этой пустыне мотаться?!
Саид молча наблюдал за Суховым.
- Не ходи в Педжент, - сказал он, когда Сухов, бросив винтовку,
повернулся к женщинам. - Абдулла придет туда.
- Конечно придет. Разве бросит он своих баб, - буркнул Сухов. -
Подъем! - закричал он женщинам. Те испуганно вскочили на ноги.
- Отдай коня! - приказал Сухов Петрухе и показал на Саида. Петруха
передал повод коня Саиду.
- А как вы их различали? - Сухов смотрел на закутанных в чадры
женщин.
- Вот список, - подскочил к нему Петруха, вынув из кармана лист
бумаги.
Сухов взял список, некоторое время разглядывал его, потом приступил к
перекличке.
- Зарина, Джамиля, Гюзель... - читал он имена женщин, а те одна за
другой выстраивались перед
ним в шеренгу, как солдаты. - Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия,
Гюльчатай...
Гюльчатай в сторонке на песке играла с черепахой.
- Гюльчатай! - Сухов повысил голос.
Гюльчатай, бросив черепаху, подбежала к остальным женщинам.
- Напра... - крикнул Сухов, когда она заняла свое место в шеренге,
и... вспомнил вдруг свою супругу Екатерину Матвеевну. Она стояла,
прислонившись к молодой березке, такая далекая, такая непохожая на этих
закутанных в чадры женщин пустыни...
- За мной, барышни, - скучно сказал Сухов, так и не закончив команды.
Тяжело вздохнув, он зашагал по песку. Женщины гуськом заспешили следом; за
ними шел Петруха. Саид верхом на коне замыкал "колонну".
А Сухов мысленно писал бесконечное письмо своей Катерине Матвеевне:
"Душа моя рвется к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в
небо. Однако случилась у нас небольшая заминка... Полагаю, суток на трое,
не более, а именно: мне, как сознательному бойцу, поручили сопроводить
группу товарищей с братского Востока. Отметить надобно - народ подобрался
покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком, так что ноги мои бегут
по горячим пескам в обратную сторону, потому как долг революционный нас к
тому обязывает..."
Они подошли к Педженту в разгар солнечного дня. Пыльный, каменный,
одноэтажный городишко, отделенный от пустыни полуразрушенной стеной, был
заметен издали по причине дворцовой постройки с куполами и минаретами,
возвышавшейся над пологими барханами пустыни. Сухов продолжал свое письмо:
"Еще хочу сообщить вам - дислокация наша протекает гладко, в
обстановке братской общности и согласия. Идем по пескам и ни о чем не
вздыхаем, кроме как об вас, единственная и незабвенная Катерина Матвеевна.
Так что вот зазря убиваться не советуем. Напрасное это занятие..." Миновав
несколько кривых улочек города, Сухов и его спутники вышли к Педжентскому
дворцу. Щедро украшенное резьбой по камню и изразцовым орнаментом главное
здание дворца было окружено высокой стеной. Дверь, ведущая во внутренний
двор, была заперта. Над ней висела вывеска: "Музей красного Востока".
Сухов постучал в окованную железом дверь. Тотчас же, будто их ждали,
из-за нее последовал ответ:
- Умоляю, только не в музей! Здесь величайшие ценности! Голос был
взволнованный, с чистым русским произношением.
- Погоди, - сказал Сухов, - открой дверь... Ты откуда взялся? -
спросил он, увидев на пороге пожилого русского человека с бородкой
клинышком и тюбетейкой на голове.
- Я хранитель музея. Моя фамилия Лебедев.
- Понятно, а где население?
- Спряталось. Прошу вас, уведите отсюда гарем, здесь величайшие
ценности!
- Вот что, товарищ Хранитель, - строго сказал Сухов, - эти девять
освобожденных женщин Востока - тоже величайшая ценность. И давайте не
спорить. Вопросы есть? Вопросов нет. За мной! Сухов отодвинул хранителя и
шагнул во двор. За ним последовали Петруха и женщины. Лебедев остался у
двери; он растерянно смотрел на бандита из шайки Абдуллы, который следил
за ним из-за колонны, угрожающе выставив револьвер. Сухов вытащил из
кармана гимнастерки список.
- Джамиля, Зарина, Гюзель... - приступил он к перекличке. Все женщины
оказались на месте, кроме Гюльчатай, которая разглядывала вывеску музея.
- Гюльчатай! - повторил Сухов.
Торопливо перебежав двор, та заняла свое место.
Второй бандит в чалме выглянул с галереи второго этажа. В левой руке
он держал большой ломоть дыни.
- До свидания, барышни, - сказал Сухов и передал список Петрухе.
- Может, еще денек побудете, товарищ Сухов? - взмолился тот.
- Да не робей, Петруха, - бодро сказал Сухов. - Завтра придет
Рахимов, заберет вас отсюда. Бандит в чалме с удовольствием ел дыню.
Саид сидел, поджав под себя ноги, у стены, за дверью музея, и
негромко напевал себе что-то под нос.
- Ну, Саид, счастливо оставаться, - сказал ему Сухов, - а я только в
море ополоснусь и в дорогу... Смотри, больше не закапывайся...
Саид, продолжая напевать смотрел вслед Сухову, спускающемуся к берегу
моря. Бандиты напали на Петруху, как только Сухов покинул дворец. Жестоко
избив его, они вывели жен Абдуллы на улицу.
Петруха остался лежать ничком на каменных плитах музейного двора.
Лебедев подбежал к нему, плеснул в окровавленное лицо воды...
Сухов вышел на окраину Педжента, к морю, туда, где кончалась
железнодорожная ветка и стояло несколько нефтяных баков. Вдалеке на
железнодорожном пути, едва заметном, а кое-где погребенном барханами,
виднелась одинокая цистерна. Вдоль линии тянулись телеграфные столбы с
оборванными проводами.
На берегу, метрах в двадцати от моря, лежал, опрокинувшись на бок,
довольно большой баркас. Сухов разделся, нырнул в воду и с удовольствием
поплыл...
С баркаса за ним наблюдали два человека: русский унтер и бородатый
азиат в меховой папахе. Когда он отплыл достаточно далеко, унтер спрыгнул
на песок... Искупавшись, Сухов вылез на берег и подошел к своим вещам.
- Руки! - раздался резкий окрик, когда он наклонился, чтобы взять с
песка кобуру, лежавшую сверху.
Кобура была пустой. Сухов бросил ее и поднял руки. Унтер и бандит в
папахе держали его под прицелами своих револьверов.
- "Красноармейцу Сухову. Комбриг Мэ Нэ Ковун". Именной... - прочитал
унтер дарственную надпись на револьвере Сухова и бросил его третьему
бандиту, появившемуся на палубе баркаса...
- У Абдуллы было десять жен, - сказал бандит в папахе Сухову, когда
на берегу появились конвоируемые бандитами женщины. - Куда еще одну
подевал? Погоди, вот придет Абдулла, он тебе вырвет язык. Ну, чего
молчишь?
- Язык берегу.
- Тебя как?.. Сразу прикончить или желаешь помучиться? - спросил
унтер.
- Лучше, конечно, помучиться, - сказал рассудительно Сухов.
Унтер ударил его кулаком по лицу.
Бандит в папахе выстрелом из револьвера подал сигнал, и от коновязи,
устроенной у одного из нефтяных баков, к баркасу подскакал еще один член
шайки Абдуллы.
- Семен, - сказал бандит в папахе унтеру, - скачи к Абдулле.
Унтер вскочил на лошадь...
- А ну шагай, - сказал бандит в папахе Сухову и вдруг заметил
большие, величиной с будильник, круглые часы на руке Сухова; глаза его
сверкнули. Сухов усмехнулся. Не опуская рук, он снял часы и бросил
бандиту. Тот ловко поймал их. В ту же секунду Сухов в прыжке вырвал у него
из рук револьвер. Падая на песок, он дважды выстрелил. Сперва упал бандит
в красном жилете, за ним - любитель часов.
Жены Абдуллы в панике бросились в разные стороны.
Сухов резко перекинулся с одного бока на другой, чтобы выстрелить в
третьего бандита на баркасе, но в этом уже не было необходимости.
Бандит хрипел и, извиваясь всем телом, пытался сорвать с шеи петлю
аркана, наброшенную на него Саидом.
- Ты как здесь оказался? - спросил Сухов, когда, покончив с бандитом,
Саид спрыгнул с баркаса и подошел к нему.
- Стреляли, - ответил Саид.
Сухов улыбнулся, не спеша оделся, подобрал свои часы и задумчиво
посмотрел на море, мысленно продолжая письмо к своей Катерине Матвеевне:
"Обратно пишу вам, разлюбезная Катерина Матвеевна, поскольку выдалась
свободная минутка. И разнежился я на горячем солнышке, будто наш кот
Васька на завалинке. Сидим мы сейчас на песочке возле самого синего моря,
ни о чем беспокойства не испытываем. Солнышко здесь такое, аж в глазах
бело..."
Петруха, цепляясь ногой за приклад винтовки, торопливо, почти бегом,
следовал за Суховым, который шагал от моря к Педженту. За ними, отстав
метров на десять, гуськом семенили жены Абдуллы.
- Товарищ Сухов, - всхлипывая, просил Петруха. А как Рахимов
задержится, что будет тогда?
Ведь Абдулла из-за них, знаете?..
- Не робей, Петруха, - сказал Сухов.
Он остановился у ближайшего к морю двора. Здесь под стеной сидели на
деревянных ящиках три высохших старика в чалмах. Обесцвеченные годами
глаза их бесстрастно смотрели на Сухова, и если бы не четки, которые
старики медленно перебирали, можно было подумать, что они вырезаны из
серого, обветренного и обожженного солнцем песчаника.
- Здорово, отцы! - сказал Сухов.
Старики молчали.
Сухов хотел пойти дальше, но заметил вдруг на одном из ящиков,
заменявших старикам стулья, полустертую надпись - "Динамит". Сухов
легонько стукнул по ящику. Он не был пустым.
- Извини-ка, отец, - Сухов приподнял старика и посадил на землю рядом
с ящиком. Затем отодрал крышку и увидел аккуратно уложенные динамитные
шашки.
- Где взяли? - спросил Сухов.
- Давно здесь сидим, - ответил один из стариков.
Сухов покачал головой, вынул крайнюю шашку, швырнул ее в воздух и
выстрелил. Раздался оглушительный взрыв. Старики вздрогнули, но остались
все так же спокойны и невозмутимы.
- Петруха, - приказал Сухов, - прихвати ящик - пригодится.
- Есть!
- А барышням объяви, - Сухов бросил взгляд на гарем, который сидел на
песке поодаль от них, - что никакого Абдуллы не будет. Чтоб без паники.
Ясно?
- Ясно!
Сухов пошел дальше. Вскочив на ноги, жены Абдуллы поспешили за ним. У
музея Сухова ждал Саид. Хмурый и сосредоточенный, сидел он на коне.
- Ты что? - спросил Сухов.
- У Абдуллы много людей.
- Это точно, - согласился Сухов.
- Завтра он будет здесь. Уходи!
- Теперь не могу, - сказал Сухов. - Видал, как все обернулось...
Оставайся ты тоже.
- Здесь нет Джевдета, - Саид тронул с места коня.
- Ну, тогда счастливо.
Гулко звучали удары молотка. Сухов стоял на инкрустированном слоновой
костью столике и прибивал фанерную вывеску над дверью помещения, в котором
разместился гарем. На вывеске неровными буквами было написано: "Первое
общежитие свободных женщин Востока. Посторонним вход воспрещен".
- Они же взяли самые ценные экспонаты, - в паузах между ударами
молотка объяснял Сухову смотритель музея Лебедев. Он придерживал
покачивающийся под тяжестью красноармейца инкрустированный столик.
- Какие еще экспонаты? Я же сказал барышням - брать ковры похуже.
- Это же одиннадцатый век! Чем старее ковер, тем ценнее.
- Сейчас посмотрим, что они там взяли, - проворчал Сухов и слез со
столика. Мимо прошел Петруха с большим медным кувшином в руках; следом
шла, закутавшись в чадру, Гюльчатай.
- Они вас за хозяина принимают, - хихикнул Петруха, остановившись. -
Как будто, значит, вы их муж...
Сухов насупился...
Из каменного колодца наверх вела узкая лестница. По ней, набрав воды
в кувшин, поднимались Петруха и Гюльчатай.
Петруха обогнал Гюльчатай на две ступени и закрыл ей дорогу.
- Открой личико, открой, а? - попросил он. - Покажись хоть на
секундочку. Ты не думай, я не какой-нибудь. Если что - я по-серьезному...
замуж возьму... Женюсь то-есть... Мне ведь наплевать, что ты там чьей-то
женой была. Ты мне характером подходишь. Откройся... Гюльчатай, покажи
личико.
Гюльчатай негромко рассмеялась.
В верхнем проеме показалась голова Сухова.
- Отставить!.. Я тебе дам личико! - гаркнул он. - К стенке поставлю
за нарушение революционной дисциплины!
Женщина выскочила из колодца.
- Стой! - остановил ее Сухов. - Объяви барышням подъем... Стой! И вот
что: с сегодняшнего дня назначаю тебя старшей по общежитию. Будешь
отвечать за порядок. Вопросы есть?
- Нет. - Гюльчатай припустилась ко дворцу.
- Господин назначил меня любимой женой! - разнесся по двору музея ее
ликующий крик. Петруха, держа кувшин, стоял по стойке "смирно".
- Я же серьезно! - испуганно сказал он. - Я на ней жениться хочу.
Личико бы только увидеть. А то вдруг крокодил какой-нибудь попадется,
потом казнись всю жизнь.
- Давай, давай, тащи воду, - уже мягче сказал Сухов и пошел в
"общежитие". Как только Сухов миновал дверь "общежития", раздались крики и
в него полетели подушки. Жены Абдуллы все, как одна, задрали подолы
платьев и закрыли ими свои лица. Сухов, вытаращив глаза, обалдело смотрел
на оголенные животы женщин и на их длинные, до щиколоток, полупрозрачные
шаровары.
Первой выглянула из-под подола Гюльчатай.
- Не бойтесь, это наш господин! - крикнула она и женщины тотчас же
открыли свои лица Сухову.
Они были разные, но все смотрели на Сухова преданно и призывно. Три
из них были очень хороши. Сухов зажмурил на мгновение глаза.
- Господин, - сказала Гюльчатай, - никто не должен видеть наши лица.
Только ты! Ты ведь наш новый муж. Скажи своему человеку, чтобы он не
входил сюда.
Сухов сглотнул слюну и, не глядя на гарем, походил немного по
комнате.
- Товарищи женщины!.. - вдруг вдохновенно заорал он. - Революция
освободила вас. Вы должны навсегда забыть свое проклятое прошлое - как в
семейной жизни, так и в труде. У вас нет теперь хозяина. И называйте меня
просто товарищ Сухов. Вы будете свободно трудиться, и у каждой будет
собственный супруг.
Женщины внимательно слушали его.
- Раз, два, - выкрикнул Сухов.
- Взяли! - хором ответили ему гарем и Петруха. Они все дружно
навалились на баркас, стоявший на валках, немного сдвинули его. До воды
оставалось еще метров двадцать...
- Раз, два! - крикнул Сухов.
- Взяли!! - дружно навалились жены Абдуллы. Петруха и Сухов вытерли
лбы.
- Еще бы человек пять мужиков, - сказал Петруха.
- Десять еще лучше, - согласился Сухов, - да где их взять?
- Раз, два! - крикнул он опять.
Женщины навалились из последних сил.
Баркас сдвинулся еще чуть-чуть.
- Ничего не поделаешь, - сказал Сухов женщинам, - придется
потрудиться. Спустим баркас на воду - и в море!
- Может передохнем? - предложил Петруха. - А то надорвутся с
непривычки.
- Перекур! - объявил Сухов. - Я посмотрю мотор, а ты пока сходи
туда... - Он указал Петрухе в сторону белого дома, стоявшего на берегу в
километре от них. - Царская таможня там была, узнай, кто там сейчас. Вроде
мелькнул кто-то...
Петруха отправился в сторону дома, а Сухов полез на баркас, в тени
которого прилегли женщины. Дом показался Петрухе странным: в выжженном
солнцем Педженте совсем не было зелени, здесь же из-за высокого дувала
выглядывали густые деревья. Огромные ворота с металлическими кольцами были
заперты, на окнах, на ставнях висели замки.
Петруха обошел домик-крепость с трех сторон, но нигде не было никакой
возможности пробраться хотя бы во двор...
Когда Петруха, прыгнув с разбегу, ухватился за верх дувала,
приоткрылась одна из ставень и показались огромные усы и дуло револьвера.
Петруха спрыгнул в сад. Что-то зашуршало, зашлепало, сбив фуражку с
его головы. Это пролетел по саду испуганный павлин. Он опустился рядом с
другим павлином на навес в глубине двора. Петруха вытер вспотевший лоб и
огляделся. Двор был небольшой. Посреди двора располагался бассейн, и в нем
плавали... осетры. По двору ходили маленькие барашки.
Петруха осторожно поднялся по каменной лестнице, ведущей на террасу
второго этажа. На двери висел амбарный замок. И снова одна из ставень, на
этот раз та, что выходила во двор, отворилась, и в ней показались усы и
револьвер.
Петруха опять не заметил этого. И, решив, что в доме никого нет,
хотел выбраться со двора. Сделать это было нетрудно, так как лестница на
террасу шла возле дувала. Но только Петруха повернулся, как сверху, из
окна, раздался голос:
- Стой!.. Руки вверх!
Петруха замер и поднял руки вместе с винтовкой.
Кто-то схватил его за запястья и одним мощным рывком втянул в окно.
Оказавшись в комнате, Петруха увидел перед собой огромного, тучнеющего
уже, усатого мужчину в казацких шароварах и белой нательной рубахе.
В полумраке (ставни повсюду были заперты!) Петруха разглядел на стене
текинский ковер с саблями, гитару, несколько фотографий, под потолком
клетку с птицей, на окнах занавески, цветы, на одном из подоконников
пулемет "максим", в углу иконостас, под ним горка гранат и пулеметных
лент. В другом углу стояла широкая кровать с цветастым лоскутным одеялом и
горой подушек. Под кроватью - другой "максим".
- Ты в чей дом забрался! Отвечай, - сказал усач.
- Не знаю, - вполне искренно ответил Петруха.
На столе он увидел самовар, труба которого выведена была в окно.
Возле откупоренной уже бутылки и цветных пиал лежали в тарелках румяные
пироги, картошка в мундире, соленые огурцы, пол-арбуза и персики.
- Ты что, не слыхал про Верещагина?! - удивился усач. - Дожил!.. Было
время, в этих краях каждая собака меня знала. Вот так держал! - Усач сжал
свой огромный кулак. - А сейчас забыли... Усач подошел к столу и нарезал
пирог.
- Садись, - он пододвинул Петрухе пиалу со спиртом, - пей, коли
храбрый. Петруха отпил немного, сразу задохнулся и схватился за огурец.
Усач залпом хватил свой стакан.
Саид ехал по пустыне. И хотя он был занят своими мыслями, он сразу
заметил трех всадников, выскочивших из-за бархана.
Саид продолжал ехать в том же направлении.
- Стой! - крикнул один из всадников. - Стой! Кому говорят?!
Другой выстрелил.
В ту же секунду, свесившись с седла, Саид дважды выстрелил по
бандитам из-под лошади.
Двое бандитов свалились с коней. Третий дал стрекача. Саид развернул
коня и поскакал за ним. Конь вынес Саида на вершину бархана. Саид вскинул
винтовку и... В тридцати метрах прямо на него двигался отряд Абдуллы. Два
пулеметчика держали Саида на прицеле. Саид опустил винтовку.
Отряд насчитывал полсотни всадников и пару десятков груженых тюками
верблюдов. В середине, окруженный телохранителями, ехал на белом коне
Абдулла.
- Зачем ты убил моих людей, Саид? - спросил он, когда отряд подошел
поближе. - Я послал их сказать, чтобы ты не искал Джевдета в Сухом ручье.
Его там нет. Абдулла говорил спокойно, легкая усмешка кривила его губы, но
глаза смотрели недобро. - Твой отец был другом моего отца, - продолжал
Абдулла. - Дорога легче, когда встретится добрый попутчик. Ты будешь моим
гостем.
Абдулла подал незаметный знак. Четыре бандита подскакали к Саиду и
встали рядом с ним, с двух сторон...
Сухов возился с мотором баркаса. Наконец мотор заработал. Сухов вылез
на палубу. Петрухи не было. Сухов вытер руки, спрыгнул с баркаса и пошел к
бывшей таможне.
Верещагин сидел с Петрухой в обнимку на полу и пел:
...Ваше благородие,
Госпожа удача,
Для кого ты добрая,
А кому иначе,
Девять граммов в сердце...
Постой, не зови!
Не везет мне в смерти,
Повезет в любви.
Ваше благородие,
Госпожа чужбина,
Жарко обнимала,
Да только не любила...
Сухов подошел к дому. Прислушался к песне. Потом бросил в открытое
окно камешек и присел на песок...
...Камешек упал в пиалу со спиртом, которую Верещагин собирался
поднести ко рту. Некоторое время он оторопело смотрел на камешек, лежавший
на дне пиалы, затем двумя пальцами выловил его и опорожнил пиалу.
- Эй, хозяин, - позвал его снаружи Сухов. - Прикурить есть?
Услышав голос своего командира, Петруха бросился к окну, но Верещагин
силой усадил его на место.
- Ты что? - спросил он.
- Это же товарищ Сухов, заплетающимся языком сказал Петруха. Он
сильно захмелел.
- Сухов, говоришь? - усмехнулся Верещагин. - Ну ладно, сейчас мы
посмотрим, какой это Сухов.
Верещагин, покряхтывая, тяжело поднялся, достал из ящика динамитную
шашку, подошел к иконе и поднес к огню лампады фитиль шашки, огонек
побежал по шнуру. Он перекрестился и направился к окну...
Сухов продолжал сидеть на песке перед домом.
- На, прикури, - сказал ему появившийся в окне Верещагин. - Прости
меня, грешного, - пробормотал он и швырнул шашку Сухову.
Шашка упала рядом с Суховым. Шнур стремительно укорачивался. Сухов
протянул руку, взял ее, прикурил и бросил через плечо. Не долетев до
земли, шашка взорвалась, взметнув к небу тучу песка.
- Благодарствуйте, - не оглянувшись на взрыв, поблагодарил Сухов и
затянулся.
- Ну, заходи, - приветливо сказал Верещагин и кинул ключи.
- Садись, выпьем, - пригласил он гостя к столу, когда Сухов вошел в
комнату.
- Можно, - согласился Сухов и посмотрел на фотографии, висевшие на
стене. На одной из них Верещагин, молодцевато закрутив усы, сидел в
мундире и орденах рядом с молодой женщиной в чепчике, очевидно женой.
- Во дворе павлинов видел? - спросил Сухова Верещагин.
- Видел.
- Вот на них и сменял мундир-то. - Верещагин налил в пиалы спирта. -
Петруха!
- Я не пью, - сказал еле державшийся на ногах Петруха.
- Правильно, - одобрил его Верещагин. - Я вот тоже сейчас это допью,
- он поставил на стол большую бутыль, до половины наполненную спиртом, - и
брошу.
Сухов взял свою пиалу, не торопясь выпил и вытер усы.
- Больно мне твой Петруха по душе! - сказал Верещагин, опорожнив свою
пиалу. - Выпьем...
- Погоди, - остановил его Сухов. - Мы к тебе по делу.
- Знаю, - сказал Верещагин. - Все знаю.
- Пулемет дашь?
- Абдуллу ждешь?
- Жду, - сказал Сухов.
Верещагин понимающе покачал головой.
- Вот что, Сухов, - сказал он, помолчав, - была у меня таможня. Были
контрабандисты. Сейчас таможни нет. Контрабандистов нет... В общем, у меня
с Абдуллой мир. Мне все едино, что белые, что красные, что Абдулла, что
ты... - Тут Верещагин вздохнул. - Вот если бы я с тобой пошел, тогда
другое дело.
- Ну, в чем же дело? - спокойно спросил Сухов. - Пошли.
- Пошли! - подтвердил пьяный Петруха.
Верещагин встал из-за стола, сжал свой огромный кулак.
- Пошли, ребята! - сказал он. - Тряхну стариной.
- Здравствуйте, - сказал Сухов, глядя мимо Верещагина в сторону
двери. Там вдруг появилась женщина, та, что сидела рядом с Верещагиным на
фотографии. Она удивленно смотрела на Верещагина, на бутыль со спиртом, на
нежданных гостей. Верещагин обернулся. Увидел женщину.
- Здравствуйте, - ответила она на приветствие Сухова и вышла в другую
комнату.
- Ребята, я сейчас, - сказал Верещагин упавшим голосом и пошел за
ней. Петруха дернулся с места.
- Назад! - Сухов ухватил его за гимнастерку... Женщина, это была жена
Верещагина, плакала, прислонившись к дубовому комоду.
- Ты что говорил? - укоряла она сквозь слезы Верещагина. - Какие
клятвы давал? Сдурел на старости лет!
Лицо Верещагина жалостливо скривилось.
- Настасья, - просительно сказал он.
- Мало тебе, что молодость мою сгубил, - продолжала Настасья, - а
сейчас и вовсе вдовой оставить хочешь?!
- Настасья, - еще более просительно сказал Верещагин и, нагнувшись,
поднял установленный на подоконнике ручной пулемет.
- Ой, Паша! Пашенька! Паша! Пашенька, прости, Христом Богом прошу!
Прости, Паша! - бросилась к нему Настасья и ухватилась за приклад
пулемета. - Не ходи! Не ходи с ними. Погубят ни за грош!
Сухов и Петруха продолжали сидеть на своих местах. В комнату вошел с
пулеметом в руках Верещагин.
- Вот что, ребята, - сказал он, переводя дыхание. - Пулемета я вам не
дам.
Сухов встал на ноги.
- Павлины, говоришь? - сказал он, усмехнувшись. - Понятно... Пошли,
Петруха. Они прошли мимо Верещагина, все еще державшего пулемет в руках, и
спустились во двор...
За воротами, в тени дувала, их ждал гарем.
- А вас кто сюда звал?! - прикрикнул Сухов на женщин, вскочивших при
его появлении на ноги.
- Марш в общежитие.
Женщины заторопились в сторону музея.
- С ними мы баркас на воду не спустим, - сказал Сухов Петрухе, - надо
что-нибудь другое придумать...
Сухов и Петруха подтащили к баркасу ящик с динамитом, конфискованный
у педжентских стариков.
Спустившись в трюм, Сухов прошел к мотору. Достав кусок бикфордова
шнура, присоединил его к одному из цилиндров под свечу.
- Считай, - сказал он Петрухе и запустил мотор. Шнур загорелся.
Петруха начал считать:
- Один, два, три, четыре... - Он досчитал до сорока двух, пока шнур
весь сгорел. Отрезав новый кусок шнура, Сухов проделал эту операцию еще
раз. Шнур загорелся снова. Убедившись таким образом в надежности своего
замысла, Сухов вытащил из ящика несколько шашек, затем один конец
бикфордова шнура присоединил к свече двигателя, другой - к ящику с
динамитом.
- Спрячь получше ящик и шнур, чтоб не видно было, - приказал Сухов
Петрухе, - и прибери здесь все.
- Теперь пускай плывут себе! - потер руки Петруха. - За кордон
собрались. Заведут мотор и через сорок два ка... ак!
- Это точно, - подтвердил Сухов и полез по лестнице на палубу.
Банда Абдуллы неторопливо двигалась к Педженту. Абдулла был в хорошем
расположении духа.
- Мой отец перед смертью сказал: "Абдулла, я прожил жизнь бедняком...
- рассказывал он Саиду, ехавшему рядом, - и я хочу, чтобы Аллах послал
тебе дорогой халат и красивую сбрую для твоего коня." Я долго ждал, а
потом Аллах сказал мне: "Садись на коня и возьми сам что хочешь... если ты
храбрый и сильный..."
Абдулла умолк, чтобы дать высказаться собеседнику.
- Мой отец ничего не сказал перед смертью. Джевдет убил его в спину,
мрачно произнес Саид.
- Твой отец был мудрый человек, - продолжал Абдулла. Большое сильное
его тело мерно покачивалось в седле. - Но кто на этой земле знает, что
есть добро и зло? Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у
кого он не окажется в нужное время.
Ночью четыре огромных факела пылали вокруг Педжентского музея. Это
Сухов установил на площади бочки с керосином и поджег их.
Отблески света трепетали, неровно освещая ночные улицы, дома. Сухов с
крыши дома наблюдал за ночным городом.
Гюльчатай уже спала, ее юное лицо было спокойно. У изголовья каждой
бывшей жены висела табличка с ее именем.
- О Аллах, - поднялась вдруг одна из них. - Есть хочу.
И тогда, как по команде поднялись все и обернулись к Гюльчатай.
- Наш муж забыл нас, еще нас не узнав. Это его дело. Но почему он не
дает нам мяса? - протянув к ней руки, сердито сказала Джамиля. - Когда я
была любимой женой Абдуллы, мы каждый день ели мясо! - с презрением глядя
на Гюльчатай, добавила она. - И орехи... И рахат-лукум! Гюльчатай
испуганно слушала Джамилю.
- Может быть, ты плохо его ласкаешь? Или ему не нравится, как ты
одета?
- Мы сами должны ее приготовить. - Женщины окружили Гюльчатай,
подняли ее с места, развязали свои узелки с нарядами.
В серьгах, кольцах, браслетах, разодетая и ярко накрашенная, как и
полагалось любимой жене хозяина гарема, шла Гюльчатай по галерее музея.
Проходя мимо Петрухи, Гюльчатай прикрыла лицо и некоторое время постояла
над ним. Потом исчезла в темноте.
Сухов с крыши дома наблюдал за ночным городом. Послышались легкие
шаги. Сухов оглянулся, насторожился. В люке чердака появилась Гюльчатай.
Она откинула чадру и тихо ждала, когда Сухов взглянет на нее.
- Ты зачем пришла? - спросил Сухов.
- Я пришла к тебе, господин. - Гюльчатай, улыбаясь, приближалась к
Сухову.
- Ты чего это так расфуфырилась? - спросил он строго.
Гюльчатай, улыбаясь призывно, шла на него.
- Ты чего?.. - спросил Сухов. - Ты что?! - прикрикнул он.
Гюльчатай вплотную придвинулась к нему.
- Ты это оставь! - шепотом сказал Сухов. Он совсем близко увидел ее
глаза, губы.
- Господин, плохо - таранька, таранька... Дай твоим женам мяса.
- Что? - удивился Сухов.
Дай самый плохой барашек. Гюльчатай будет тебя любить.
Сухов покачал головой.
- Мяса... А где его взять? Каши и той нет, а ты мяса просишь. Одна
таранька осталась. Гюльчатай, продолжая ласково глядеть на Сухова, села
ему на колени.
- Ты это оставь, - несколько растерянно сказал Сухов и попытался
отодвинуть ее от себя. - А может, и впрямь тебя замуж отдать?! - осенила
его вдруг спасительная мысль. - Женю на тебе Петруху законным браком.
Парень он холостой, повезет тебя к матери своей.
- Петруха? - спросила Гюльчатай, продолжая сидеть на коленях у
Сухова. - Я твоя жена. Разве не правда?
- Моя жена дома, - нахмурился Сухов.
- Разве ты не можешь сказать, что Гюльчатай твоя любимая жена? Разве
она обидится?
- Обидится?! - Сухов вздохнул. - Сколько раз тебе объяснять: нам
полагается только одна жена. Понятно? Одна.
Гюльчатай удивилась.
- Как же так - одна жена любит, одна жена пищу варит, одна одежду
шьет, одна детей кормит - все одна?
- Ничего не попишешь.
- Тяжело, - сказала Гюльчатай.
- Конечно, тяжело, - вздохнув согласился Сухов. И опять, в который
уже раз за время его странствий по пустыне, предстала перед его глазами
Екатерина Матвеевна, законная супруга. - Ладно, ладно. Спокойной ночи.
Завтра поговорим. - Сухов спихнул со своих колен Гюльчатай...
А когда он под утро задремал ненадолго, приснилось ему, что сидит он
на зеленой лужайке в окружении своих многочисленных жен общим числом в
десять человек - гарем плюс незабвенная Екатерина Матвеевна.
Жены, как полагается, одеты в нарядные платья, на головах у них
цветастые платочки, и все заняты делом: кто шьет, кто прядет... А посреди
всех их, окруженный вниманием и лаской, сам он, Федор Сухов, восседает. В
красной чалме и в обнимку с любимой Екатериной свет Матвеевной... Чай пьет
из пиалы...
В это время отряд Абдуллы выехал на берег и резвым шагом приближался
к баркасу. Когда первые всадники поравнялись с нефтяными баками, раздались
крики унтера:
- Гляньте!.. Ибрагим! Его халат!..
Подхватив на ходу меховую папаху, унтер подскакал к Абдулле.
- Бедный Ибрагим, - сказал Абдулла.
Унтер протянул папаху Абдулле.
Тот повернулся к Саиду.
- Пока я их не возьму, ты останешься здесь, - сказал он сурово.
Пришпорив коня, он поскакал к Педженту.
Часть бандитов поскакала за ним.
Сопровождавшая Саида четверка сняла с него винтовку и кинжал...
Сухов все еще подремывал на крыше музея и, как всегда, в мыслях,
писал своей супруге: "А еще хочу приписать для вас, Катерина Матвеевна,
что иной раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берет.
Думаешь, как-то вы там сейчас? Какие нынче заботы? С покосом управились
или как? Должно быть, травы в этом году богатые... Ну да не долго разлуке
нашей тянуться. Еще маленько подсоблю группе товарищей, кое-какие делишки
улажу и к вам подамся..." Тут Сухов проснулся. Вскочил на ноги. К этому
времени бандиты Абдуллы уже окружили крепость. Вышедший прогуляться за
ворота Петруха попытался открыть по ним стрельбу. Но, к счастью, винтовка
его опять дала осечку. Банда промчалась мимо, не заметив его в старой
полузасыпанной траншее...
Абдулла, соскочив с коня, направился к воротам музея... Стремительно
поднялся по лестнице. У вывески "Общежитие первых свободных женщин
Востока" он задержался. Прочитав ее, вошел к женщинам. Сопровождавшие его
нукеры остались у дверей. Жены Абдуллы, сбившись в кучу, жались в угол.
- Станьте каждая у своей кровати! - приказал Абдулла. Женщины
подчинились.
- Джамиля, разве тебе плохо жилось у меня? Почему ты опозорила мое
имя?.. - спросил Абдулла. В мрачном голосе его вдруг проскользнули
грустные нотки. - Разве я не любил тебя? А ты, Зумруд! Обидел ли я тебя
хоть раз? Почему ты не умерла, когда тебе предложили стать бесчестной?
Разве ты не клялась мне в том, что всегда будешь мне верной женой... А
Гюльчатай? Помнишь ты тот день, когда впервые пришла в мой дом?
Женщины кутались в чадры, но Абдулла безошибочно узнавал каждую из
них.
- Почему вы встали на путь бесчестия? Почему обесславили мое имя и
покрыли его позором?
- Мы были верны тебе, господин, - тихо сказала Джамиля.
- А кто поверит этому?! - спросил Абдулла. - Да простит меня Аллах,
но нет вам прощения, женщины. Пришел ваш час. - Абдулла спустил
предохранитель своего маузера. Сзади донесся легкий шорох. Обернувшись,
Абдулла увидел в узком окне общежития Сухова. Он сидел на подоконнике,
сзади него висела веревка, в руках он держал револьвер.
- Руки вверх и лицом к стене! Быстро! - приказал Сухов.
Абдулла поднял руки.
- Брось оружие. Обернешься - стреляю, - ласково добавил он.
Абдулла вынужден был подчиниться.
Сухов пинком ноги отворил дверь общежития и наставил револьвер на
двух нукеров, стоявших на часах. Приказал им бросить оружие и встать лицом
к стене. Те тоже подчинились. Сухов подвел Абдуллу к барьеру галереи так,
чтобы он был виден со двора стоявшим там бандитам. - Прикажи им сложить
оружие, - громко скомандовал Сухов Абдулле. - Или я отправлю тебя к
Аллаху.
Бандиты, увидев Абдуллу, взятого на мушку, растерялись.
- Ты слышишь меня? - спросил Сухов. - Говори.
Абдулла молчал. Тогда заговорил Сухов:
- Вы должны все погрузиться на баркас и морем уйти из Педжента. Я
передам вам его, - Сухов показал на Абдуллу, - когда вы отчалите от
берега. Ясно? А теперь освободите двор! Чтобы ни души здесь не осталось!..
Вы тоже катитесь отсюда! - приказал Сухов нукерам, стоявшим лицом к стене.
Бандиты очистили музей. Сухов подтолкнул Абдуллу, и они пошли на
первый этаж музея, к "зиндону" - подвальной тюремной комнате с небольшим
зарешеченным оконцем и дверью, запирающейся снаружи на железный засов.
К ним подбежал Петруха.
- Останешься здесь, - приказал ему Сухов, после того как дверь за
Абдуллой была заперта. - А я схожу на берег. Поглядим, что делают бандиты.
Бандиты готовились к отплытию. Они грузили на баркас тюки с
награбленным добром, запасались в дорогу провизией, на огне нескольких
больших костров поджаривались бараньи туши. Сообщение о пленении Абдуллы
привело банду в замешательство. Все вскочили на ноги, прекратили погрузку,
засуетились.
Саид сидел у костра, когда первый примчавшийся из крепости бандит
выкрикнул задыхающимся голосом:
- Абдуллу украли!
К берегу, выполняя условие Сухова, скакали еще полтора десятка
всадников. Саид встал. Подошел к ближайшему бандиту и спокойным, но
быстрым движением вытащил у него из-за пояса револьвер. Приставив дуло к
заросшему подбородку растерявшегося от неожиданности бандита, Саид снял с
его плеча и винтовку.
- Не говори никому, не надо, - доброжелательно, почти ласково
посоветовал он ему и, продолжая держать под прицелом, отступил на
несколько шагов, чтобы вскочить на своего коня.
Из-за гребня большого бархана, выставив перед собой ствол ручного
пулемета, Сухов следил за происходящим у баркаса.
Саид подъехал к нему, соскочил с коня, прилег рядом.
- Обманут тебя, - сказал он. - Они сядут на баркас, ты отпустишь
Абдуллу, они вернутся.
- Это вряд ли, - усмехнулся Сухов.
Во дворе своего дома, под навесом, жена Верещагина Настасья вспорола
брюхо огромному осетру, выложила икру в большую миску, посолила ее и,
взбив, понесла в дом. Настасья отворила дверь и вошла в комнату.
Верещагин, раскинувшись на широкой кровати, спал. Он бормотал во сне,
стонал, всхлипывал. Настасья неодобрительно покачала головой и
перекрестилась на образа.
- Ура, за мной, ребята! В штыки! - закричал Верещагин и вскочил весь
в поту. Настасья полотенцем обтерла его и поставила на стол миску с икрой.
- Опять пил, не закусывал? - спросила она строго.
- Не могу я больше эту проклятую икру есть! - взмолился Верещагин. -
Надоела!
- Ешь, тебе говорят.
Верещагин вздохнул и, зачерпнув полную ложку икры, отправил ее в рот.
- Ой, что нынче страху-то в поселке! Из дома никто носа не кажет, -
рассказывала Настасья, пока Верещагин с отвращением глотал икру. - Этот
рыжий, что к нам приходил, самого Абдуллу будто поймал. Не к добру это...
Господи, ты хоть не задирайся, не встревай! Будет с тебя, свое отвоевал...
Петруха, вооруженный винтовкой, сидел у двери "зиндона". Абдулла вел
себя тихо, его даже не было слышно.
Через двор музея к колодцу прошла Гюльчатай.
Петруха вскочил на ноги, окликнул ее. Гюльчатай остановилась.
- Гюльчатай, открой личико, - попросил ее Петруха, подойдя поближе. -
Ну, открой. Гюльчатай колебалась...
Вдруг за углом раздался непонятный шум.
- Вроде крадется кто-то, - встревожено сказал Петруха. Они
прислушались. Действительно, из-за поворота галереи второго этажа
доносились какие-то звуки.
- Последи-ка за дверью, - попросил Петруха. - Я сейчас.
Он добежал до арки и свернул за угол здания.
Гюльчатай положила кувшин на землю.
- Гюльчатай, - услышала она свое имя; голос, произнесший его,
заставил ее задрожать. - Подойди к двери.
Гюльчатай приблизилась к двери. В небольшое оконце она увидела
связанного Абдуллу.
- Открой лицо! - сказал Абдулла, пронзительно глядя на бывшую жену. -
Теперь отодвинь засов, - продолжал он, когда она подчинилась ему. -
Подойди сюда!
Женщина шагнула за дверь. Она шла к Абдулле, как кролик к удаву, не
смея отвести глаза от страшных глаз своего мужа.
- Развяжи, - приказал Абдулла.
Женщина послушно освободила его от веревок. Абдулла положил руки на
плечи жены. Гляди ей прямо в глаза, он сдавил ей горло и отпустил. Она
упала на пол. На галерее второго этажа Петруха увидел Лебедева, который
складывал какие-то картины и посуду в нишу, сделанную им в полу. Рядом
лежали плиты, которыми он собирался ее прикрыть.
- А, это ты, - облегченно вздохнул Петруха, - Что ты там делаешь?
- Прошу вас, ни звука, - поднес палец к губам Лебедев, - здесь тайник
от бандитов.
Петруха поспешно вернулся на свой пост. Гюльчатай сидела у двери.
Петруха присел рядом.
- Ну, открой личико, - попросил он. Чадра откинулась. Худое недоброе
лицо Абдуллы открылось под ним.
Петруха отшатнулся, попытался вскочить. Сильный удар ребром ладони в
шею помутил его рассудок. В следующее мгновение он был убит штыком
винтовки, которую Абдулла снял с его плеча.
Сухов с Саидом возвращались в музей. Въехав во двор Сухов окликнул
Петруху. Ответа не последовало. Сухов пробежал через внутренний двор и
увидел пригвожденное к земле тело Петрухи. Сухов вынес из подземелья тело
Гюльчатай и осторожно уложил рядом с Петрухой. Снял кепарь, постоял
немного.
Подошел Саид.
- А теперь уходи скорее, - сказал он, - одному нельзя оставаться.
- Не могу, - ответил Сухов. - Абдулла убьет женщин.
- Абдулла убьет тебя. - Упрямство Сухова не нравилось Саиду. - Это
его жены. Через полчаса будет поздно. Я должен ехать.
- Я рассчитывал на тебя, Саид, - с сожалением сказал Сухов.
- Если меня убьют, кто отомстит Джевдету? - спросил Саид.
- Я рассчитывал на тебя, - повторил Сухов и пошел к плачущим
женщинам, которые окружила тела Гюльчатай и Петрухи...
Когда Сухов отошел от женщин, его догнал Лебедев.
- Я понимаю, вам наплевать на имущество музея, - но поймите меня.
Ведь все здесь погибнет, если вы не уйдете отсюда. Они сожгут, уничтожат
все до последнего экспоната. Вы же не сможете один противостоять целой
банде. Умоляю вас, уведите этих женщин отсюда!
- Поздно, - сказал Сухов. - Некуда бежать. Ничего не поделаешь,
придется ждать их здесь. Сухов увидел, как во дворе Саид сел в седло
своего коня и выехал из ворот музея. Сухов смотрел ему вслед, пока он не
скрылся за барханами. Теперь Сухов почувствовал, что остался совсем один.
Лебедев был не в счет.
Он взял свой "сидор", лежавший рядом с пулеметом, достал из него
чистые портянки и рубаху. Переобулся, переоделся и, укрепив на доске
осколок зеркала, начал бриться.
Брился он тщательно, не спеша, думая о своей Катерине Матвеевне.
"А ежели вовсе не судьба нам свидеться, Катерина Матвеевна, то
знайте, что был я и есть до последнего вздоха преданный единственно вам
одной. И поскольку, может статься, в песках этих лягу навечно, с
непривычки вроде бы даже грустно, а может быть, оттого это, что
встречались мне люди в последнее время все больше душевные, можно сказать,
деликатные. Тому остаюсь свидетелем боец за счастье трудового народа всей
земли, Закаспийского интернационального революционного пролетарского полка
имени товарища Августа Бебеля демобилизованный красноармеец Сухов Федор
Иванович!"
Сухов что-то вспомнил и, не добрив одну щеку, схватил пулемет и
побежал вниз. Пробежал через площадь, по узким улочкам Педжента, и
остановился у нефтяных баков. В упор он дал по одному из баков несколько
очередей, осмотрел следы от пуль и побежал обратно.
Банда в полсотни всадников, впереди которых мчался почерневший от
злости Абдулла, ворвались в Педжент. Дико крича и стреляя, всадники
неслись к зданию музея. Несколько пулеметных очередей ударили по его
окнам. Десяток бандитов, спрыгнув с коней, вбежали в здание музея и,
непрерывно стреляя, рассыпались по этажам. Они прочесывали комнату за
комнатой, искали Сухова и женщин.
Двое рванули дверь женского общежития - там было пусто. Четверка
бандитов влезла на крышу и тоже никого не обнаружила.
- Никого нет, - доложили они Абдулле, который ждал их во дворе музея.
- Как в землю провалились!
- Ищите! - приказал Абдулла, взмахнув камчой. Банда разбилась на
части и, врываясь во дворы, начала прочесывать поселок.
К Абдулле, сидевшему на крыльце, подтащили Лебедева.
- Отпустите руку! Пустите, я говорю! - кричал Лебедев. - Что за
насилие?!
- Пусти его, Ахмед! - приказал Абдулла.
- Извольте немедленно прекратить грабеж! - потребовал Лебедев. -
Никаких женщин здесь нет. И мне о них ничего не известно.
Абдулла, не глядя на Лебедева, дважды выстрелил ему в живот. Лебедев,
скрючившись, упал замертво.
- Ищите! - повторил Абдулла свой приказ...
Банда с криками подбежала к одному из нефтяных баков и окружила его.
Двое залезли наверх, попытались открыть люк. Но круглая крышка, запертая
изнутри, не поддавалась. К баку приблизился Абдулла, постучал в стенку
рукояткой револьвера. - Эй, - сказал он, - выходи. Я знаю, что ты здесь!
Ответа не было.
Двое наверху, стараясь открыть крышку, сломали саблю и дуло карабина.
Но безрезультатно.
- Эй! - крикнул Абдулла. - Мужчина должен встречать смерть достойно!
Бак молчал.
Абдулла несколько раз выстрелил по нему в упор.
Вслед за ним вся банда начала палить по баку из карабинов и ручных
пулеметов. Но пули плющились и отлетали, оставляя на стенках слабые
вмятины.
Когда шквал огня прекратился, в баке раздался громкий смех Сухова.
Бандиты оторопело уставились на Абдуллу.
- Оставь хоть один патрон, Абдулла, - посоветовал Сухов, - а то нечем
будет застрелиться. Абдулла заскрипел зубами.
- Ребята, - крикнул Сухов, - он еще в чадре? Или переоделся мужчиной?
- Эх, гранат бы! - сказал Ахмед.
К бывшей таможне подскакал унтер, посланный Абдуллой. Он приказал
сопровождавшему его бандиту обождать перед домом.
Из окон дома доносились звуки гитары. Верещагин пел: "Ваше
благородие, госпожа разлука..."
- Ты с ним поосторожней, - сказал бандит.
Унтер снисходительно улыбнулся, отдал ему поводья своего коня и
решительно поднялся по лестнице, ведущей в дом...
Верещагин был пьян и пел лежа. Увидев на пороге унтера, он продолжал
петь: "Мне с тобою холодно, вот какая штука..."
- Все поешь? - спросил унтер, иронически улыбаясь.
Верещагин пел. Пьяные глаза его смотрели сквозь унтера: "Письмецо в
конверте погоди, не рви..."
- Я от Абдуллы. У нас нет гранат, а у тебя, мы знаем, запас. - Унтер
строго посмотрел на Верещагина.
Верещагин продолжал петь: "Не везет мне в смерти, повезет в любви..."
- Ты должен передать нам все, чем располагаешь, - категорически
сказал унтер. - И встать, когда с тобой разговаривает офицер! - рявкнул
он.
Верещагин замолк, удивленно посмотрел на унтера и начал медленно
подниматься... Бандит, ожидавший унтера во дворе, услышал какой-то шум
наверху. Он поднял голову и увидел, как унтер, выбив собственным телом
раму, вылетел в окно.
Удар оземь был сильным, однако унтер резво поднялся и, не разгибаясь,
подбежал к своему коню.
- Ты чего? - спросил бандит.
- Да у него гранаты другой системы, сказал он как можно
непринужденней и, взобравшись на коня, поскакал прочь.
Один из бандитов по приказу Абдуллы влез по лестнице на нефтяную
цистерну, стоявшую поодаль на путях, отвинтил крышку люка и заглянул
внутрь.
Цистерна была полна нефтью.
- Нефть! - крикнул он. - Много!
Абдулла зловеще усмехнулся.
Внутри бака было темно.
Шум и крики, доносившиеся снаружи, вдруг стихли. И тогда стали слышны
слабые всхлипывания женщин.
Сухов зажег спичку, поднял ее над собой.
Он сидел посреди бака. Вокруг сидели женщины.
- Только не реветь, - предупредил Сухов.
Женщины притихли.
Подозрительная тишина снаружи не нравилась Сухову... Спичка потухла.
Сухов зажег еще одну, ободряюще улыбнулся женщинам. Тишина угнетала его.
- Абдулла! - крикнул Сухов.
Ему никто не ответил.
- Абдулла! - позвал он еще.
- Ну? - послышалось после паузы.
- Там Рахимова не видно? Он должен скоро прибыть.
- Ничего, - ответил Абдулла. - Я еще успею тебя поджарить.
Снаружи раздался скрежет лопат о стенки бака.
- Быстрей!.. Быстрей!.. - подгоняли помощники Абдуллы бандитов,
которые по цепочке передавали ведра с нефтью от цистерны к баку, в котором
сидел Сухов. Бак уже опоясывала канава. Больше чем наполовину она была
заполнена нефтью. Измазанные с головы до ног бандиты опоражнивали в нее
ведро за ведром, поливали нефтью стенки бака...
Метрах в двухстах от берега качалась на волнах лодка Верещагина.
Верещагин сидел на веслах. Настасья торопливо бросала в воду гранаты,
пулеметные ленты...
- Житья от них нет, - ворчала она, тяжело переводя дыхание. - Тем
гранаты, этим пули, чтобы их чума унесла...
Последним был утоплен пулемет...
Бандиты продолжали поливать бак нефтью.
- Быстрей, быстрей!.. Да не расплескивай, рожа! Я те морду расквашу!
- прыгал вокруг них унтер.
От моря к баку подошел Верещагин.
- Давненько тебя не видел, Абдулла, - сказал он, с удивлением
наблюдая за суетней бандитов.
- Давно, - согласился Абдулла.
- Все кочуешь? Стреляешь?
- Старый стал, - улыбнулся Абдулла. - Ленивый. А помнишь, какой я
был?
- Были времена, - сказал Верещагин. - А что это, люди твои, никак
запалить что хотят?
- Да вот забрался один приятель - не выходит.
Тут Верещагин понял, что задумал Абдулла.
- Федор, - позвал он Сухова. - Федор, Петруха с тобой?
- Убили Петруху, Павел Артемьич. Зарезал Абдулла, - ответил из бака
голос Сухова.
Верещагин обернулся к Абдулле. Глаза его недобро сверкнули... Но тут
его позвала с берега жена.
Верещагин помешкал некоторое время и все же пошел к берегу.
- Иди, иди, - одобрительно сказал ему вслед Абдулла. - Хороший дом,
хорошая жена - что еще надо человеку, чтобы встретить старость?..
Верещагин пришел домой.
Он сидел на скамейке во дворе, а Настасья хлопотала по хозяйству.
- Засиделись мы... Первым же баркасом в Астрахань пойдем. Могилку
сыну поправить пора. Позаросла, поди, совсем, ну кто за ней смотрит? А в
церкви, почитай, второй год как не были. Грех ведь. А рубаху наденешь с
вышивкой.
Настасья вошла в дом. Верещагин, очнувшись от одолевших его раздумий,
встал, посмотрел ей вслед.
- Я как тебя в этой рубахе увижу, так сразу все в памяти встает. И
как в Царицыне, в лазарете, свиделись, и как с германской ты вернулся... -
доносился из комнаты ее голос.
Верещагин неслышно поднялся по лестнице, повернул ключ в замке и
спрятал его под половик.
- Паша, а ты пароход "Князь Таврический" помнишь? Ой! А в Казани на
ярмарке-то как ты этого штабс-капитана... - продолжала говорить за
припертой дверью Настасья.
От баркаса к нефтяным бакам бежали несколько бандитов с огромными
факелами...
По пустыне медленно ехал Саид. Худое лицо его было мрачным.
Оглянувшись, он увидел пламя и черный столб дыма, возникший в небе.
Постояв, он повернул коня и галопом помчался назад, к Педженту.
Вокруг бака бушевало пламя.
Сухов и женщины задыхались от жары. Они сгрудились, тяжело дыша, в
центре бака, подальше от горячих стен.
- Абдулла! - из последних сил закричал Сухов. - У тебя ласковые
жены!.. Мне с ними хорошо!
- Я дарую тебе их!.. - также весело ответил Абдулла. - Сейчас я
подбавлю им огня, и тебе будет совсем хорошо!
Женщины теряли сознание.
А нефть подливали и подливали...
Абдулла наслаждался. Но тут сквозь треск огня до него донесся хриплый
голос. Это кричал Верещагин с баркаса.
- Слышь, Абдулла! - кричал таможенник. - Не много ли товару взял? И
все, поди, без пошлины?
Оторвавшись от огня, Абдулла увидел на баркасе, среди тюков с
награбленным добром, могучую, облепленную мокрой рубахой, фигуру
Верещагина.
- Так нет же никого в таможне. Кому платить - неизвестно. Хочешь, мы
заплатим золотом? - спросил Абдулла.
- Ты ведь меня знаешь, Абдулла, я мзду не беру. Мне за державу
обидно! - прокричал в ответ Верещагин.
Абдулла соскочил с коня.
- Аристарх, - обратился он к бандиту в красной рубахе-косоворотке, -
договорись с таможней. Аристарх выстрелил. Пуля разбила стекло рубки прямо
над головой Верещагина. Осколок стекла порезал ему лоб.
Верещагин вытер кровь с лица и усмехнулся.
Несколько бандитов бросились к баркасу.
К Абдулле подъехал унтер, измазанный с ног до головы нефтью.
- Надо отчаливать, ага, Рахимов скоро будет, - сказал он Абдулле,
склонившись к нему с седла.
- Они и так подохнут.
- Нет, - покачал головой Абдулла. - Я должен увидеть их мертвыми.
Он хотел добавить еще что-то, но умолк, потому что откуда-то сверху
раздался голос Саида: - Абдулла, потуши огонь! Это говорю я, Саид!.. Я
жду!
Абдулла вздрогнул, повернулся.
Бандиты замерли.
На крыше ближайшего к бакам дома стоял Саид с пулеметом.
- Разве мы с тобой враги, Саид! - спросил Абдулла и, сделав глазами
знак унтеру, упал на песок.
Унтер вскинул винтовку, но Саид, опередив, срезал его короткой
очередью.
Абдулла перекатился за бак.
Часть бандитов, открыв стрельбу, бросилась к дому.
Саид залег на крыше и длинной очередью расстрелял несколько человек.
Бандиты, разделившись на две группы, пошли в обход.
Пламя вокруг бака опало.
- Нефть!.. Лейте нефть! - закричал Абдулла.
Бандиты снова бросились к цистерне с нефтью, но Саид прицельным огнем
не давал им забраться на нее.
Обессиленный, полузадохшийся Сухов с трудом добрался по внутренней
лесенке бака до люка и долго выдергивал из скобы лом, которым была закрыта
крышка изнутри. Когда ему наконец удалось это сделать, он поднялся еще на
одну ступеньку и, упершись головой в крышку, откинул ее. Вывалившись
наполовину из люка, он несколько раз жадно глотнул воздух, пришел в себя,
посмотрел вокруг, оценил обстановку...
Саид уже кружил на коне между баков, преследуемый десятком
бандитов...
На баркасе с упоением сражался Верещагин. Он встречал влезающих на
борт бандитов то кулаком, то выстрелом, снова отправляя их в море.
Сухов припал к пулемету. Первой же очередью ему удалось разметать
преследователей Саида. И тут же шквал огня обрушился на него. Сухов
завертелся в люке, как в танковой башне, стреляя по бросившимся к баку
бандитам.
- Верещагин, уходи с баркаса! - крикнул он что было сил,
воспользовавшись коротким затишьем. Но Верещагин не слышал его, упоенный
боем.
Сбив огромной бочкой двух бандитов за борт и бросив им вслед:
"Помойтесь, ребята!", он продолжал перестрелку с остальными...
Настасья выбралась из дома через окно. Плача навзрыд и ругая сквозь
слезы мужа, она побежала к берегу, на выстрелы.
Вокруг бака лежали убитые. Заслон из пяти бандитов не давал Сухову
соскочить с бака на землю. Остальные бандиты во главе с Абдуллой решили
отступить к баркасу. Абдулла первым заметил, что баркас относит в море. Он
уже болтался метрах в двадцати от берега.
- Пусти их... Да пусти ты их на борт!.. - кричал ему Сухов. - А сам
уходи!.. Уходи!.. Но в шуме боя Верещагин так и не услышал его.
Саид, уложив коня за нефтяной цистерной, отстреливался от трех
бандитов, пытавшихся с разных сторон подобраться к нему.
Сухов задумал опасный маневр. Он подполз с пулеметом к краю бака и,
выждав момент, вскочил на ноги - тут же раздались выстрелы.
Сухов дернулся, выронил пулемет и, взмахнув руками, повалился с
пятиметровой высоты на песок. Бандиты бросились к нему. Сухов лежал
ничком, широко разбросав руки. Пулемет лежал в полуметре от него.
Подпустив бандитов поближе, Сухов рывком схватил пулемет. С обеих
сторон загремели выстрелы. Бандиты упали, срезанные очередью, - на доли
секунды Сухов опередил их.
Бандиты во главе с Абдуллой, разделившись на две части, бросились в
море и полезли на баркас одновременно с двух бортов.
От баков к берегу бежал Сухов с пулеметом в руках... Только троим
бандитам и Абдулле удалось взобраться на баркас. Одних перестрелял
Верещагин; другие, не умевшие плавать, попав на глубину, повернули к
берегу, где их встречал пулеметными очередями Сухов.
Настасья, подбежав к лодке, с трудом столкнула ее в воду и поплыла
вдоль берега к баркасу.
Трое бандитов и Абдулла засели на носу. Верещагин лежал на корме за
тюком с коврами и стрелял оттуда, не давая людям Абдуллы спуститься в люк
и завести мотор. Абдулла приказал поднять парус.
Бандитам удалось выполнить его приказ, но это стоило им жизни -
Верещагин стрелять умел. Теперь на баркасе остались в живых лишь два
человека: Верещагин и Абдулла. Они были ранены. Верещагин в руку, Абдулла
в левый бок.
Рана, не беспокоившая Абдуллу вначале, теперь причиняла страдания,
кровь лилась из нее, не останавливаясь, и уже окрасила халат от пояса до
подола. Абдулла тяжело дышал. Увидев ползущего в его сторону Верещагина,
он выстрелил несколько раз кряду, но промазал. Верещагин неумолимо
надвигался на него...
Потерявший управление баркас медленно кружил по воде.
Абдулла прикрыл глаза - боль в боку, затруднявшая дыхание, и потеря
крови дали о себе знать. Небо, море, палубные надстройки, Верещагин,
появляющийся из-за них то тут, то там, сместились, потеряли цвет и
очертания и слились в одну размытую цель, в которую Абдулла одну за другой
всаживал пули...
В последнюю секунду просветления он увидел Верещагина почти перед
собой. Абдулла попытался выстрелить, но не смог - пальцы не слушались его.
Тогда, оттолкнувшись от палубы животом и локтями, он бросил себя за
борт. Верещагин не стал стрелять в него. Он видел, как долго не появлялся
на поверхности Абдулла, как, вынырнув на мгновение, он жадно глотнул
воздух, тотчас же погрузился в воду и опять очень долго не появлялся...
Потом Верещагин увидел жену. Она из последних сил гребла к баркасу.
Он весело помахал ей рукой.
Посмотрел на берег и увидел Сухова, который что-то кричал ему.
- Сейчас подойдем поближе, Федор Иванович, - сказал Верещагин и пошел
в трюм. Запустив мотор, он поднялся наверх, подошел к штурвалу. Развернул
баркас. Легко ворочая штурвалом одной рукой, он повел отвоеванный баркас к
берегу. Последним, кого он увидел, был Абдулла, который еще не утонул и
отчаянно пытался хоть сколько-нибудь приблизиться к берегу.
- Прыгай! - кричал с берега Сухов. - Прыгай, взорвешься!
Но за шумом двигателя Верещагин не слышал крика.
Через сорок две секунды раздался взрыв. Стена огня и воды поднялась
высоко вверх и упала. Взрывная волна опрокинула лодку с Настасьей.
Сухов сел на песок, схватившись за голову.
От бака к воде спешили женщины гарема. Подбежав к Сухову, они
остановились неподалеку, кутаясь в свои чадры.
Сухов поднял голову, посмотрел на женщин. Увидел их глаза, испуганно
устремленные к морю. Обернувшись к воде, он увидел Абдуллу, который
боролся с волнами уже у самого берега. Вода была ему по пояс, но встать на
ноги он не мог и передвигался то вплавь, то ползком. На мели ему все же
удалось приподняться. Он тяжело дышал, стоя на коленях, метрах в десяти от
Сухова и женщин.
Взгляды их встретились.
Ценой огромного усилия Абдулла заставил себя встать на ноги. Ему
удалось сделать три шага, женщины в ужасе попятились. Абдулла сделал еще
один шаг и рухнул лицом в песок. Бывшие жены медленно подошли к Абдулле.
Сухов видел, как они окружили его и, не смея дотронуться, тоскливо и
однотонно завыли...
Из воды вышла и пошла куда-то прочь от Педжента потрясенная Настасья.
Утром следующего дня на площади перед станцией Сухов прощался с
отрядом Рахимова, пришедшим ему на помощь, и бывшим гаремом Абдуллы.
Дымила походная кухня.
Сухов воткнул свою палку-часы в песок и определил время:
- Шесть часов, - сказал он. - Пора!
- Может, обождешь? - спросил Рахимов. - Денька через три мы бы тебя в
Ташкент доставили, а там - поезда.
- Нет, - сказал Сухов. - Я напрямик пойду, по гипотенузе... Дойду до
Астрахани, а оттуда по воде до Нижнего рукой подать.
- Ну хоть коня возьми.
- Не-е... С ним хлопот - кормить надо. Прощай!
Сухов пожал руку Рахимову и повернулся к женщинам. Они тихо плакали,
по щекам их текли слезы.
Он по очереди пожал им всем руки.
- Прощай, Джамиля... Прощай, Гюзель... Прощай, Хафиза... Прощай,
Зухра... - назвал он всех восемь по именам. - Не надо плакать, - улыбнулся
им Сухов. - Может, еще встретимся. Извините, коли что не так.
Он подтянул "сидор" с подоткнутыми под веревки сапогами и пошел.
- Спасибо тебе! - крикнул ему вдогонку Рахимов.
- Не за что, - ответил Сухов.
Он уходил не торопясь, нормальным походным шагом.
Рядом ехал на своем коне Саид.
- Ты как с Джевдетом? Может, помочь? - спросил Сухов, когда они
отошли от берега подальше и не стало видно моря.
- Нет, Джевдет мой, - возразил Саид, - Встретишь - не трогай.
- Ну что ж, тогда счастливо! - сказал Сухов и пошел по направлению к
Астрахани. Он шел по пустыне напрямик.
"Добрый день, веселая минутка. Здравствуйте, Катерина Матвеевна. На
прошедшие превратности не печальтесь, видно, судьба моя такая. Однако
ничего этого больше не предвидится, а потому спешу сообщить вам, что я
жив, здоров, чего и вам желаю..."