Маринина А. Б.
Настя Каменская
За все надо платить

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Маринина А. Б.
За все надо платить


ГЛАВА 1

Ручка легко бежала по листу бумаги, испещренному формулами и крошеч-
ными, нарисованными без линейки графиками и диаграммами. Герман Мис-
карьянц работал уже девять часов без перерыва, но усталости не чувство-
вал. Мысль текла ровно, может быть, излишне торопливо, и он, чтобы пос-
петь за ней, писал с сокращениями, заменяя отдельные слова стенографи-
ческими символами, которые сам же и придумывал на ходу. На тумбочке воз-
ле кровати стояли тарелки с давно остывшей едой - обедом, который ровно
в два часа приносила медсестра Олечка. Теперь она придет только в семь,
эти тарелки заберет, новые, с ужином, оставит и слова не скажет, не по-
сетует на то, что Мискарьянц целый день ничего не ел. Разговаривать с
пациентами, когда они работают, строго запрещалось. Вернее, запрещалось
отвлекать пациентов от работы. А уж если они сами захотят перекинуться
несколькими словами с персоналом, тогда - пожалуйста. Но только если са-
ми. В противном случае - ни-ни. Работа для людей, находящихся в отделе-
нии, - это святое. Это самое главное. Для этого они и лежат здесь.
В последние дни Герман Мискарьянц стал чувствовать себя немного хуже,
появилась неприятная слабость в ногах, кружилась голова при ходьбе, но
зато работалось ему на удивление хорошо. Его лечащий врач Александр Ин-
нокентьевич оказался прав: здесь, в отделении, созданы все условия для
плодотворной работы, а все, что ей мешает, осталось за толстой стальной
дверью. Дома. На работе. На улице. Одним словом - ТАМ. А здесь - тишина,
покой, вкусная калорийная пища, глубокий сон, витамины. Единственное,
чего, может быть, не хватало Мискарьянцу, это прогулок. Но Александр Ин-
нокентьевич объяснил ему, что главное для работы - это возможность сос-
редоточиться, отсутствие отвлекающих моментов. Поэтому и живут пациенты
в отдельных одноместных палатах, чтобы не мешать друг другу. Поэтому и
гулять не ходят. Люди же все разные, один помолчать любит, а другой, на-
оборот, разговорчив не в меру, суетлив, вот и будет допекать своим на-
зойливым вниманием и общением тех, кто гуляет по парку одновременно с
ним. Мискарьянц тогда согласился с врачом и вполне удовлетворялся тем,
что дышал свежим воздухом, распахнув настежь окна.
Вероятно, все-таки он чем-то болен, поэтому и работа не ладилась в
последние месяцы. Не случайно он стал чувствовать себя хуже. Но это сей-
час неважно, сейчас главное - закончить наконец программу, принципиально
новую программу защиты компьютерной информации, которую так ждут в де-
сятках банков. Компьютерный центр, в котором работал Мискарьянц, уже по-
лучил сотни заказов под этот программный продукт, прибыль ожидается ог-
ромная, а у Германа работа застопорилась. Застряла на одном месте - и
все. Ни в какую. Как говорится, ни тпру ни ну. Начальство подгоняет, за-
казчики обрывают телефон, мол, мы вам сделали предоплату, а где обещан-
ная программа? Герман начал нервничать, но от этого работа быстрее не
стала двигаться, даже наоборот. Будто ступор какой-то нашел на него. Вот
тогда ему и посоветовали обратиться к Александру Иннокентьевичу Бородан-
кову, заведующему отделением в одной из московских клиник. Как оказа-
лось, не зря посоветовали.
Герман хорошо помнил свой первый визит к Бороданкову. Александр Инно-
кентьевич оказался приятным, чуть полноватым человеком в очках с толсты-
ми стеклами и с крупными, хорошей формы, холеными руками.
- Наверное, я зря вас побеспокоил, - смущенно начал Мискарьянц, - у
меня ничего не болит, жалоб нет никаких" просто...
- Просто вы чувствуете, что с вами что-то не так? - пришел ему на по-
мощь врач.
- Да-да, - обрадованно подхватил Герман. - Понимаете, я стал хуже ра-
ботать. Если совсем честно говорить, то я стал плохо работать. Если бы я
был писателем или, к примеру, композитором, я бы сказал, что у меня нас-
тупил творческий кризис. Но я математик, программист, у меня не может
быть кризисов, а вот...
Он как-то по-детски развел руками, словно ребенок, разбивший чашку и
не понимающий, как это она могла упасть, если только что стояла на самой
середине стола.
- Вы не правы, Герман, - ласково сказал Бороданков. - Творчество -
это совсем не обязательно искусство. Любое создание нового - творчество.
А вы устали. Да-да, голубчик, я это отчетливо вижу. Вы просто очень ус-
тали, вы истощили себя непомерной нагрузкой, слишком интенсивной работой
и невниманием к своему здоровью. И вот результат.
- Значит, вы полагаете, что я чем-то болен? - испугался Герман.
- Я этого не утверждаю, но и не исключаю. Давайте вернемся к вашим
проблемам. Что вас беспокоит больше всего? Самочувствие? Или что-то дру-
гое?
- Меня беспокоит работа, которую я никак не могу закончить. А я дол-
жен сделать это в кратчайшие сроки. И я подумал, что, может быть, мне
мешает какая-то болезнь...
- Хорошо, я понял. У нас с вами два пути. Первый: вы ложитесь на обс-
ледование, и врачи выясняют, что же это за хворь вас гложет. Мы этим не
занимаемся, у нас другой профиль, но я с удовольствием порекомендую вас
в клинику мединститута, там прекрасные специалисты по диагностике и са-
мая современная аппаратура. По моей протекции вас туда положат, у меня в
этой клинике множество знакомых. Обследование займет не меньше двух ме-
сяцев...
- Нет-нет, - испуганно замахал руками Герман. - Об этом и речи быть
не может. Вы что! Я должен закончить программу самое большее за две не-
дели.
- И есть второй путь. Я кладу вас к себе. Лечить вас я не буду, в том
смысле, какой вы привыкли вкладывать в слово "лечить". Я создам вам ус-
ловия для нормальной работы и назначу курс общеукрепляющей терапии. В
основном витамины. Ну и легкое успокоительное на ночь, чтобы мозг отды-
хал. Правильно составленная диета. Полный покой. Вам, наверное, сказали,
что мои научные исследования лежат в области психотерапии, и вы теперь
ожидаете, что я, подобно некоторым известным специалистам, посажу вас
перед собой и начну внушать вам, что вы гениальный математик, что вам
ничто не мешает закончить работу и вообще вы ее уже закончили, так что и
волноваться не о чем. Верно?
Бороданков легко и весело рассмеялся, подняв. руки и пошевелив в воз-
духе крупными длинными пальцами.
- Так вот, голубчик, это не так. Я буду заходить к вам один раз в
день, вечером, и справляться о вашем самочувствии. Этим наше общение и
будет ограничено. У меня есть собственная теория, я назвал ее "медицина
интеллектуального труда". Поэтому у меня в отделении лежат люди, которые
хотят лечиться не от болезни, а от проблем, возникающих в области интел-
лектуальной деятельности.
- Значит, я не один такой?
- Ну что вы, голубчик. У меня в отделении тридцать палат, и все они
постоянно заняты.
При мысли о том, что "проблемы в области интеллектуальной деятельнос-
ти" возникли не только у него, Герману стало почему-то легче. Значит,
ничего особенного с ним не происходит.
- А кто у вас лежит? - с детским любопытством спросил он.
- Скажите, голубчик, вы хотели бы, чтобы у вас на работе узнали, что
вы выработались и вам пришлось лечиться, чтобы написать вашу программу?
Ответ очевиден, можете ничего не говорить. А известный композитор? Ху-
дожник? Разве захочет он, чтобы почитатели его таланта узнали, что напи-
сать прекрасную песню или замечательный портрет ему помогли врачи? Вот
то-то же. Анонимность - один из принципов лечения в моем отделении. Ник-
то не узнает, что вы у меня лежали. Но и вы никогда не узнаете, кто еще,
кроме вас, здесь находится. Ну так как, устраивает вас мое предложение
или вы хотите лечь на обследование?
- Устраивает. Только... - Герман замялся. - Сколько это будет стоить?
- Это зависит от того, сколько времени вам понадобится, чтобы напи-
сать программу. Один день пребывания здесь стоит от восьмидесяти до ста
долларов, в зависимости от назначаемой диеты и витаминного комплекса.
Герман прикинул, какую сумму он может позволить себе потратить на ле-
чение. Выходило впритык, но все-таки выходило.
- Когда вы сможете меня положить? К вам, наверное, очередь?
- Очередь, конечно, существует, - лукаво улыбнулся Бороданков, - но
ведь насчет вас мне звонила Наталья Николаевна, а для людей, за которых
она просит, у меня очереди нет. Если хотите, могу положить вас прямо се-
годня. Поезжайте домой, возьмите все, что вам необходимо для работы, и
возвращайтесь. Я буду здесь до половины седьмого.
- Но если я буду здесь работать, мне понадобится компьютер.
- Пожалуйста, привозите, поставим его в палате. Никаких проблем.
- А жена может меня навещать? У вас разрешается?
- Конечно, пусть приходит. Но у меня, в соответствии с моей методи-
кой, такое правило: первые несколько дней пациент входит в тот режим,
который я ему рекомендую, а потом уже решает, вписываются ли визиты
родственников и друзей в этот режим. Видите ли, мой метод основан на
том, что человек должен полностью погрузиться в то дело, которым он за-
нимается, и ничто не должно его отвлекать. Любой отвлекающий момент, да-
же несущий положительный заряд, может помешать продуктивному творчеству.
Поэтому вы сами посмотрите, как пойдет дело, и потом решите, хотите ли
вы, чтобы вас навещали.
Через три дня Герман понял, что ничьи визиты ему не нужны. Работа
пошла так успешно и легко, что отрываться от нее хотя бы на минуту каза-
лось ему кощунственным. Он сначала попытался закончить ту работу, над
которой трудился уже два месяца, но вдруг понял, что все это ерунда, что
делать нужно совсем не так, и начал все заново. Теперь, по прошествии
десяти дней пребывания в отделении у доктора Бороданкова, новый вариант
программы близился к завершению, и Герман испытывал необычайный творчес-
кий подъем, который с каждым днем делался все более мощным. На его фоне
усиливающееся недомогание казалось ерундой, не стоящей внимания.
Александр Иннокентьевич Бороданков обернулся на скрип открывающейся
двери и увидел Ольгу. Она была уже без халата, ее смена закончилась, и
она стояла на пороге его кабинета в красивом темно-зеленом костюме с ко-
роткой юбкой и длинным пиджаком. С гладко зачесанными назад темными во-
лосами и большими очками с голубоватыми стеклами она напоминала сейчас
не медсестру, а деловитую секретаршу большого начальника.
- Саша, Мискарьянц опять ничего не ел, - сказала она озабоченно и по-
чему-то грустно. - Похоже, дело идет к концу.
- Второй день?
- Да. Работает как бешеный, а тарелки все нетронутые. Неужели ничего
нельзя сделать?
- Глупый вопрос, детка. Раз он не испытывает чувства голода, значит,
начались необратимые изменения. Но он хотя бы продержался дольше других,
сегодня десять дней, как он у нас, а другие едва неделю выдерживали. Мо-
жет, нам все-таки удалось нащупать методику, как тебе кажется?
- Вряд ли, - вздохнула Ольга. - Просто Герман оказался здоровее дру-
гих. Саша, так больше нельзя, ты сам видишь, ничего у нас не выходит.
Без архива Лебедева мы с места не сдвинемся. Давай наконец признаем это.
- Нет.
Ответ Бороданкова был тверд, как и его кулак, которым он стукнул в
этот момент по колену.
- Нет, я не отступлюсь. Если Лебедев смог придумать, то и я смогу.
Мискарьянц, конечно, не старая развалина, но у него наверняка наличест-
вуют все болячки, которые и должны быть у тридцатилетнего мужика. Он не
может быть абсолютно здоров. Гастрит, бронхит курильщика, немножко сер-
дечко. Ты видела, какие у него мышцы ног? Играл в футбол или в хоккей, к
гадалке не ходи. А коль играл, значит, падал, значит, незалеченные сот-
рясения мозга, пусть и легкие, но были обязательно. Он не может быть
здоровее того художника, Вихарева. А Вихарев продержался всего четыре
дня. У него всего и было-то немного повышенное давление, а пожалуйста
тебе - инсульт. Я уверен, что мы на правильном пути, нужно продолжать
работать с модификациями лакреола. Еще немного - и мы сделаем это.
- Не знаю, Саша.
Ольга бросила сумочку на кресло и подошла к Бороданкову. Александр
Иннокентьевич обнял ее и усадил к себе на колени.
- Ну что ты, Олюшка? Руки опускаются? Так всегда бывает, это нужно
перетерпеть. Зато представь только, что нас ждет, когда мы разработаем
методику. Считай, докторская у тебя в кармане. Слава, почет, деньги. Ты
сама подумай, ты же целый год работаешь медсестрой со своей кандидатской
степенью. Ну неужели тебе не обидно приносить такую жертву впустую?
- Не знаю, Саша, - повторила она, обнимая его за шею и утыкаясь под-
бородком в густые светлые волосы мужа. - Мне почему-то кажется, что ни-
чего у нас не выйдет, они так и будут умирать, и мы с тобой ничего не
сможем с этим поделать. Иногда я ловлю себя на том, что перестаю пони-
мать, что ты делаешь. Наверное, у меня просто не хватает мозгов на эту
работу. Даже если у тебя получится, докторскую я все равно не напишу.
- У нас получится, - мягко поправил ее Бороданков. - Не у меня, а у
нас с тобой. У всех нас. Ты способная, Олюшка, ты талантливая, ты обяза-
тельно защитишься. Мы запатентуем изобретение и уедем отсюда к чертовой
матери, откроем собственную клинику, станем богатыми и уважаемыми
людьми. Вот увидишь, все будет отлично. Сейчас я обойду палаты, и мы с
тобой поедем домой. Давай сегодня сходим куда-нибудь поужинать. Ты такая
красивая в этом костюме, жалко, если ты его снимешь и начнешь возиться у
плиты. Давай?
- Давай, - кивнула Ольга, вставая и поправляя юбку. - Иди, Саша, я
тебя здесь подожду.
Бороданков снял с вешалки ослепительно белый халат, аккуратно застег-
нул его на все пуговицы и отправился с вечерним обходом. Идя по светлому
длинному коридору отделения, он думал о том, что Ольга, конечно же, пра-
ва, без разработок Лебедева они с места не сдвинутся. Это он перед женой
корчит из себя гения, утверждая, что если Лебедев смог придумать, то и
он, Бороданков, сможет. На самом деле Александр Иннокентьевич прекрасно
отдавал себе отчет в том, что с Лебедевым ему не равняться. Он всегда
мог то, чего не могли другие. Это Бороданков понимал еще тогда, когда
был аспирантом Лебедева. И почему он так не вовремя умер! И черт дернул
старого дурака незадолго до смерти жениться на молоденькой женщине! Был
бы женат на своей старухе, никуда б она из России не делась и проблем бы
не было. Отдала бы все бумажки до единой, даже не взглянув в них. А Ве-
роника тут же нашла себе спонсора и свалила за границу вместе со всеми
архивами мужа. Ищи ее теперь.
К Мискарьянцу Александр Иннокентьевич зашел в последнюю очередь. Гер-
ман сидел за компьютером, погруженный в работу.
- Добрый вечер, голубчик. Я вижу, работа идет полным ходом, - весело
приветствовал его врач.
- Да, все получается. Просто удивительно, как хорошо мне работается
здесь! Кажется, всю жизнь здесь провел бы, - засмеялся в ответ програм-
мист.
- И как скоро вы закончите?
- Думаю, послезавтра. А может быть, даже завтра. Скажите, Александр
Иннокентьевич, я смогу уйти домой сразу же, как только закончу програм-
му?
- В ту же минуту, - заверил его Бороданков. - Вот видите, домой
все-таки хочется, а ведь только что говорили, что провели бы здесь всю
жизнь. Хорошо, с работой, я вижу, полный порядок. А самочувствие?
Что-нибудь беспокоит?
- Так, - Герман пожал плечами, - слабость какая-то, но это ерунда, я
вас уверяю. Это оттого, что я все время сижу, не хожу совсем, не двига-
юсь. Вернусь домой и сразу восстановлюсь, дело двух-трех дней.
От врача не укрылось, что лоб Германа был покрыт испариной, волосы
прилипли ко лбу, хотя в комнате благодаря открытому окну было довольно
прохладно. Вокруг губ залегли синюшные тени. Он прав, подумал Бородан-
ков, дело двух-трех дней. А то и меньше.
- Как давно вы чувствуете слабость?
- Дня четыре, наверное. Может быть, пять.
Герман пожал плечами и радостно засмеялся.
- Я так много работаю, что все дни слились в один. Если вы мне скаже-
те, что я у вас уже целый месяц, я вам поверю.
- Так не годится, голубчик, - укоризненно покачал головой Александр
Иннокентьевич. - Даже самая продуктивная работа требует перерывов. Отв-
лекаться, конечно, нельзя, это моя методика запрещает, а вот спать нужно
обязательно. Не забывайте, во сне мозг продолжает работать, и, между
прочим, намного лучше, чем когда вы бодрствуете. Вы целый день заставля-
ете его действовать в определенном направлении, которое вам самому ка-
жется правильным. Вы загружаете свой биологический компьютер информаци-
ей, а потом начинаете указывать ему, как он должен эту информацию пере-
рабатывать. Но в ваших указаниях зачастую отсутствует логика, в них мас-
са вкусовщины, начиная с того, что вам лично глубоко неприятен какой-то
ученый или специалист и поэтому вы, сами того не замечая, избегаете под-
ходов, которые этот специалист предлагает, и кончая тем, что вы раздра-
жены и вам нездоровится, оттого что вы съели на обед что-то не то. А
когда вы спите, все подобные глупости спят вместе с вами, а мозг, нагру-
женный информацией и чистыми, не замутненными никакими эмоциями теорети-
ческими постулатами, работает четко и спокойно, в том темпе и том режи-
ме, который наиболее ему удобен. Ведь не случайно, когда вы пришли к
нам, отвлеклись от всего и успокоились, вам пришлось начать всю работу
заново. Ведь признайтесь, в последнее время дома вы почти не спали?
- Верно, - удивленно протянул Мискарьянц. - Какой уж тут сон, когда
сроки поджимают, начальство торопит, заказчики теребят, а у меня ничего
не получается... И захочешь уснуть, а не получится.
- Вот видите. Спать нужно обязательно и помногу, иначе ни о каком
продуктивном творчестве и речи быть не может. Пока вы бодрствуете, вы
сами себя насилуете, пытаетесь руководить собственным мыслительным про-
цессом. А руководите вы им не всегда правильно. Только не каждый находит
в себе силы в этом признаться. Что ж, голубчик, прощаюсь с вами до завт-
ра и еще раз напоминаю: сон, сон, сон.
Выйдя из палаты, которую занимал Герман Мискарьянц, Александр Инно-
кентьевич зашел в комнату, на двери которой красовалась табличка: "Лабо-
ратория". В обычных больницах за дверью с таким названием занимаются
тем, что исследуют взятые на анализ кровь, мочу, желудочный сок. В кри-
зисном же отделении, которое возглавлял Александр Иннокентьевич Бородан-
ков, в лаборатории сидели фармацевты.
- Кто готовит комплекс для восьмой палаты?
- Я.
Молодой парень лет двадцати пяти, крепкий, круглоголовый, с внима-
тельными темно-серыми глазами, повернулся на своем крутящемся стуле и
вежливо встал.
- Исключите из комплекса все успокоительные и снотворные препараты, -
приказал врач. - Оставьте только лакреол и витамины.
- Хорошо, Александр Иннокентьевич.
От фармацевтов он вернулся в свой кабинет. Ольга сидела за его
письменным столом и читала дневник наблюдений, который Бороданков вел на
каждого пациента. На тетради, которая лежала перед Ольгой, была наклеена
бумажка с надписью: "Палата 8. Мужчина, 30 лет, жалоб нет, хронические
заболевания отрицает. Математик-программист".
Услышав, как открывается дверь, она обернулась и вопросительно пос-
мотрела на мужа.
- Ну как там дела?
- Ничего нового, Олюшка. Ты же разносила ужин, все сама видела. Писа-
тель дрыхнет без задних ног, как поступил к нам вчера, так и отсыпается
с тех пор. Художница работает, света белого не видит. Ей нужно было по
договору проиллюстрировать двадцать томов детской энциклопедии, она че-
тыре тома сделала, и наступил кризис. Помнишь, она жаловалась, когда
первый раз приходила, что ей хочется к каждому тому найти свое образное
решение, свой стиль, а не получается. Рисовать же просто иллюстрации к
тексту ей неинтересно. Сейчас она, по-моему, отоваривает по одному тому
в день.
- А Мискарьянц?
- С ним не так просто, детка. Налицо все признаки острой сердечной
недостаточности, по-видимому, от нее он и скончается. Но жить ему оста-
лось как минимум еще дня два, а то и три, а свою программу он может за-
кончить уже завтра. После этого у меня не будет оснований задерживать
его здесь, он уйдет домой и умрет в своей постели. А этого, как ты пони-
маешь, допускать никак нельзя.
- И что ты предлагаешь?
- Я отменил ему снотворные и успокоительные, оставил только лакреол и
витамины. Это либо замедлит его работу над программой, либо приблизит
конец. Ты не видела мой зонт? Черт, куда я его засунул? А, вот он. Все,
детка, я готов. Пошли.
Александр Иннокентьевич своим ключом открыл тяжелую дверь служебного
входа и тщательно запер ее за собой. В кризисное отделение без ведома и
разрешения заведующего пройти не мог никто, даже главный врач клиники.
Ольга Решина, жена Александра Иннокентьевича Бороданкова, была очень
счастлива в браке. Своего мужа она завоевывала долго и трудно, целых
семь лет, и теперь дорожила им, как некоторые дорожат автомобилем, на
который копили деньги многие годы.
Ставку на симпатичного холостого доцента кафедры психиатрии Ольга
сделала уже на первом курсе. Ей, приехавшей из далекого Ворошиловграда и
жившей в студенческом общежитии, казалось, что такое замужество будет
очень удачным ходом, полезным и для дальнейшей жизни в Москве, и для
карьеры. Она тут же объявила, что будет специализироваться на этой ка-
федре, посещала все факультативы и научные кружки, ходила на консульта-
ции, при этом стараясь попадаться на глаза доценту Бороданкову и выбирая
часы, когда он находится на кафедре. Александр Иннокентьевич, конечно
же, не был столь наивен и маневр разгадал сразу. В романах со студентка-
ми для него не было ничего нового, и он достаточно ловко умел получать
удовольствие и при этом не попадаться на крючок. Но в этот раз ситуация
была несколько иной. Дело было в том, что Оля Решина ему не нравилась.
Вкус у Бороданкова оригинальностью не отличался, он любил стройных длин-
ноногих блондинок с пышной грудью и узкими бедрами. Ольга же была совсем
другой - темноволосой, широкой в кости, с аппетитными округлыми ягодица-
ми и небольшим аккуратненьким бюстом. Одним словом, типичное не то. К
тому же она была близорука и носила очки, но справедливости ради следует
отметить, что очки ей шли. Глаза у Ольги были хорошей формы, но не-
большие, и дорогая оправа с затемненными стеклами вполне эффективно этот
дефект скрывала.
Ольга же подошла к решению поставленной задачи по-деловому и без не-
нужных эмоций. На ее глазах стройные длинноногие блондинки добивались
благосклонности Александра Иннокентьевича, но девицы эти все сплошь были
со старших курсов, и краткие бурные романы заканчивались, как только
проходила экзаменационная сессия или миновало страшное мероприятие под
названием "распределение". Девицы с первых трех курсов Бороданковым не
интересовались, ибо психиатрию на младших курсах еще не преподавали. По-
этому в течение первых двух лет Ольга присматривалась к удачливым конку-
ренткам, составляя их обобщенный образ и стараясь вычленить то, что их
всех объединяло, чтобы потом определить для себя те черты и особенности,
которых в них не было. Она не стала перекрашивать волосы, худеть и при-
лагать усилия к наращиванию бюста. Она решила "взять" вожделенного до-
цента своей необычностью, непохожестью на других.
Задача оказалась не так проста, как представлялось вначале. Изучаемые
блондинки были в основной своей массе неглупыми, а некоторые даже отли-
чались яркой индивидуальностью, остроумием и способностями к избранной
специальности, и Ольге пришлось изрядно поломать голову над тем, в чем
можно было бы их переплюнуть. В конце концов она разработала план,
весьма, надо заметить, рискованный. Она решила начать с заведующего ка-
федрой, пожилого и уставшего от студенческих глупостей Марка Наумовича
Бермана.
Вюдин прекрасный день второкурсница Оля Решина явилась к Берману, за-
ливаясь румянцем смущения и робости, и спросила, когда Марк Наумович
сможет принять ее для консультации. Завкафедрой назначил ей прийти в
субботу, во время "окна" между первой и третьей парой. На консультацию
Оля пришла в строгом деловом костюме, держа в руках красивую кожаную
папку. Она хотела выглядеть не юной восторженной студенточкой, а челове-
ком, готовящимся к серьезной научной работе.
- Мне удалось достать материалы конференции по психиатрии катастроф,
- начала она, открывая "молнию" на папке и извлекая оттуда аккуратно от-
печатанные листы. - Конференция проходила в Пекине, и все тезисы изданы
на китайском языке. К сожалению, английский вариант я не смогла достать.
Вот, Марк Наумович, я сделала перевод, но мне бы хотелось, чтобы вы его
посмотрели. Я не уверена, что правильно перевела некоторые места.
- Вы знаете китайский язык? - вздернул брови Берман.
- Нет, - зарделась Ольга. - Я нашла переводчика и заплатила ему, но,
видите ли, переводчик этот не знает медицины, поэтому он сделал
подстрочный перевод, очень грубый, а я уже потом переписала текст более
правильно. Но все равно у меня кое-где остались сомнения. Я на полях по-
метила трудные места. Может быть, вы посмотрите?
Берман молча надел очки и придвинул к себе сколотые скрепкой листы.
Ольга поняла, что удар попал в цель. Шел 1987 год. Психиатрия катастроф
была в тот период совсем новым направлением, толчок к ее развитию в Рос-
сии дала авария на Чернобыльской АЭС, а с тех пор прошло всего два года,
и материалов было еще совсем мало. Постоянно крутясь на кафедре, Ольга
знала, что вокруг конференции в Пекине было много разговоров, обсужда-
лось, поедет ли туда советская делегация, и если поедет, то в каком сос-
таве. И будет ли наше участие в конференции означать, что данное научное
направление станет разрабатываться и в нашей стране. Назывались громкие
имена известных ученых, которые могли бы достойно представить советскую
психиатрию на этом научном собрании и которые в дальнейшем могли бы
возглавить развитие психиатрии катастроф... Но все было впустую, ибо на
китайскую конференцию наша делегация не поехала. Как раз в это время
разразился скандал, Всемирная организация здравоохранения предъявила на-
шей стране претензии в негуманных методах лечения и использовании психи-
атрии для борьбы с диссидентами...
- Где вы это достали? - спросил завкафедрой, не отрываясь от текста.
- Не спрашивайте меня, Марк Наумович, - очень серьезно ответила
Ольга. - Это было очень трудно.
Она выразительно вздохнула и опустила глаза. Она не собиралась расс-
казывать Берману во всех подробностях, каких усилий ей это стоило и в
скольких койках ей понадобилось побывать, чтобы какой-то знакомый ее
школьной приятельницы попросил какого-то своего знакомого... Ну и так
далее. А потом она еще платила за перевод, и поскольку китайский язык
относился к группе редких, то и перевод этот влетел ей в копеечку. Но и
скрывать тот факт, что трудности были, она не собиралась. Пусть Марк На-
умович поймет, что перед ним стоит человек, не останавливающийся ни пе-
ред чем во имя интересующей его науки.
Марк Наумович именно так все и понял. Он внимательно прочел перевод и
одобрительно кивнул.
- Что ж, могу вас поздравить, вы весьма лихо разобрались в предмете,
который является для вас новым. Давайте договоримся так. Вы оставите мне
ваш перевод, я дома посмотрю его более тщательно, подредактирую - там
есть ряд неточностей и даже небольшие ошибки. Но в целом - хорошо, очень
хорошо. Приходите ко мне...
Он задумался, достал расписание, потом полистал перекидной календарь,
стоящий перед ним на столе.
- В четверг. Да, в четверг, в четыре часа у меня начнется экзамен, я
посажу первую группу готовиться, и мы с вами поговорим.
Ольга на крыльях вылетела из помещения кафедры. Он клюнул! Она ни ми-
нуты не сомневалась, что Берман оставил перевод у себя не для того, что-
бы его редактировать, вернее, не только для этого. Он снимет копию и ос-
тавит ее у себя, а Ольге ничего не скажет. Наверняка в ближайшее время в
каком-нибудь медицинском журнале появится его статья с анализом сущест-
вующих подходов к психиатрии катастроф. А может быть, какой-то из этих
подходов будет выдан за его собственный. Но это пускай. Главное, чтобы
он во всеуслышание заявил на кафедре, что среди студентов, посещающих
научный кружок, появился наконец человек, не похожий на других, человек
по-настоящему заинтересованный, думающий, энергичный, предприимчивый. А
что касается статьи, то Ольга заблаговременно проштудировала специальные
издания за последние пять лет и убедилась, что все свои статьи Марк Нау-
мович Берман пишет в соавторстве. И соавтор у него все эти годы был пос-
тоянный - Александр Иннокентьевич Бороданков. Теперь оставалось только
набраться терпения и ждать.
Такой маневр Бороданкову разгадать не удалось, и он попался. Через
неделю он сам подошел к Ольге, когда та собиралась уходить после очеред-
ного заседания студенческого научного кружка.
- Я слышал, у вас есть возможности доставать материалы, которые прос-
тым смертным недоступны? - иронично спросил он, старательно пряча свой
интерес. - Поделитесь секретом, как вы это делаете?
Ольга подняла на Бороданкова ясные серые глаза и постаралась сделать
свою улыбку как можно более грустной.
- С трудом, - ответила она. - Это бывает очень противно, но зато эф-
фективно. К сожалению, я пока еще в том возрасте, когда мужчины видят
молодое тело и не замечают мозгов.
Все было сказано предельно ясно. И Александр Иннокентьевич намек по-
нял.
- Жаль, - огорченно развел он руками. - Я хотел было попросить вас
раздобыть для меня один материальчик, но раз это требует таких жертв,
то... Не смею вас обременять.
- Дело не в жертвах, а в вознаграждении за них.
Если понимаешь, что после всей этой грязи тебе в руки попадает нечто
действительно ценное, то дело стоит того.
Доцент Бороданков был, несомненно, очень умным человеком, иначе разве
стал бы он постоянным соавтором самого Бермана! И реакция у него была
острой и точной.
- Если бы вы смогли достать то, что мне нужно, мы с вами вместе могли
бы написать блестящую работу. В принципе она у меня почти готова, но ка-
каято, знаете ли, блеклая она, сероватая. А вот использование зарубежных
разработок сильно украсило бы текст, и вся работа заиграла бы. Не знаю,
понимаете ли вы меня...
- Понимаю, - кивнула Ольга. - Торт вы уже испекли, теперь его нужно
украсить розочками из крема. Вы действительно возьмете меня в соавторы,
если я принесу вам материал? Подумайте, Александр Иннокентьевич, доцент
- и студентка. Насколько я знаю, это не принято.
Конечно, Бороданков прекрасно знал, что это не принято, и не собирал-
ся ради нее идти против установленных порядков. Он хотел ее обмануть,
это было очевидно:
- Может быть, вы могли бы предложить мне другую компенсацию за то
унижение, через которое мне придется пройти? - спросила она.
- Деньги? - неуверенно предположил доцент.
- Только не деньги, - быстро ответила Ольга. - Это еще более унизи-
тельно.
- Тогда, быть может... - Он замялся. - Хотите, я устрою для вас нас-
тоящий праздник? С цветами, шампанским и развлечениями. Я вам обещаю два
дня, которые вы проживете так, как вам мечтается. Затраты значения не
имеют, но удовольствие вы получите, это я вам гарантирую.
- Хочу, - улыбнулась она. - Праздники - это единственное, что еще ос-
талось ценного в нашей поганой жизни.
Через месяц Ольга принесла доценту Бороданкову ксерокопию сборника
статей, изданного в Австралии. Чтобы его раздобыть, ей пришлось целую
неделю ублажать в постели мерзкого толстого потного журналиста, поить
его коньяком и изображать затейливую кулинарку. Разумеется, за свой
счет. Для этого она продала несколько книг, изданных еще в прошлом веке
и оставшихся от прабабки. Обещанный Бороданковым праздник начался в рес-
торане и закончился, как она и планировала, в его постели. Но залезть в
постель к доценту было делом нехитрым, и Ольга понимала, что это отнюдь
не главное. Главным было создание впечатления, что не он ей нужен, а она
- ему. Ольга держалась в рамках, вне занятий любовью называла Александра
Иннокентьевича по имени-отчеству и всячески демонстрировала ему легкое
отчуждение. Праздник кончился, и они снова стали встречаться только на
кафедре или в коридорах института. Бороданков никаких попыток к дальней-
шему сближению не делал, но Ольгу это не обескуражило. Согласно ее пла-
ну, так и должно было быть.
Миновали летние каникулы, осенью она пошла на третий курс и исправно
продолжала посещать научный кружок при кафедре психиатрии. В начале ок-
тября она напустила на себя вселенскую скорбь, перестала улыбаться, пе-
риодически подносила к глазам платочек, промакивая несуществующие слезы.
Разумеется, от взгляда доцента Бороданкова это не укрылось.
- Что с вами, Оля? - как-то раз спросил он. - У вас что-нибудь случи-
лось? Вы прямо на себя не похожи.
- Ничего у меня не случилось, - ответила она хмуро, пряча глаза. -
Просто противно все. Тоска такая... Хоть вешайся.
- На личном фронте беда? - вежливо поинтересовался доцент.
- На личном фронте? - Она подняла глаза и изобразила изумление. -
Нет, на личном фронте у меня бед не бывает. Там у меня все в порядке.
Просто... Не знаю, как сказать. Надоело мне все. Серость, скука, однооб-
разие, и никакого просвета.
- А хотите, снова устроим праздник? - внезапно предложил Бороданков.
Впрочем, это ему так казалось, что он сам предложил, да еще и внезап-
но. Ольга аккуратно подвела его к этому предложению, нацепив на крючок
яркую приманку благотворительности.
- Вам снова нужны материалы? - грустно спросила она.
- Нет-нет, Оля, мне ничего не нужно. Но помните, вы говорили, что
праздники - единственное, что еще осталось ценного в нашей жизни. Знае-
те, я сейчас понял, что вы абсолютно правы. Жизнь у нас серая, скучная,
однообразная, и нам обязательно нужно устраивать маленькие праздники,
чтобы не сойти с ума. Так как, вы согласны?
- Согласна, - равнодушно бросила она. - Давайте попробуем.
Второй праздник получился даже лучше первого. Ольга сказала, что в
ресторан она не хочет, лучше сама приготовит что-нибудь изысканное. Они
сели в машину Бороданкова, поехали на Центральный рынок и там изображали
супругов-миллионеров, покупающих все самое дорогое, не спрашивая цену,
не торгуясь и не жалея денег. Набив сумки продуктами, они двинулись к
выходу, и тут Александр Иннокентьевич сделал еще один жест - купил охап-
ку темно-бордовых роз на длинных толстых стеблях.
У него дома Ольга разделась, сняла свой элегантный костюм и попросила
дать ей какую-нибудь старую рубашку. В этой рубашке, которая стала еще
короче после того, как поверх нее был повязан фартук, Ольга и щеголяла
на кухне, сверкая крепкими гладкими коленками и иногда мелькающим круже-
вом трусиков. Александр Иннокентьевич с удовольствием наблюдал за ней,
они много шутили, хохотали, хором подпевали доносящимся из включенного
телевизора популярным песенкам, иногда даже принимаясь танцевать с ножа-
ми и пучками зелени в руках. Воодушевленный легкостью и эмоциональным
подъемом, Бороданков дважды за то время, пока готовился праздничный
стол, "прикладывался" к Ольгиному упругому телу прямо здесь же, на кух-
не, среди нарезанных овощей и под аккомпанемент шипящего на сковороде
мяса. Ему ужасно нравилось, что девушка моментально реагировала на его
ласки, забывала о готовке и отдавалась ему страстно и изобретательно, а
потом так же мгновенно переключалась на приготовление блюд, по-прежнему
называя его Александром Иннокентьевичем и ничем не выдавая своего отно-
шения к только что случившемуся. Она только ласково говорила:
- Это было потрясающе!
И тут же спрашивала:
- Вы как к острому относитесь? Противопоказаний нет?
Праздновать они начали в пятницу вечером, и к вечеру воскресенья Бо-
роданков чувствовал себя так, будто съездил на Канарские острова. Инсти-
тут и кафедра казались далекими и ненужными, проблемы исчезали сами со-
бой, ему было легко и весело. Он действительно успел за два с половиной
дня полностью отключиться и отдохнуть.
В понедельник начались будни, и снова он видел Ольгу только случайно,
сталкиваясь с ней лишь в коридоре и иногда на кафедре. Накануне Нового
года Александр Иннокентьевич неожиданно решил найти Ольгу.
- А не устроить ли нам праздник? - спросил он, почему-то оробев и
просительно заглядывая ей в глаза.
Она поняла, что он попался. Он сидел на крючке так плотно, что теперь
можно было не беспокоиться. Не сорвется. Она придумала для него нарко-
тик, от которого доцент Бороданков уже не сможет отказаться. Весь вопрос
только в том, собирается ли он и дальше использовать ее в качестве "жен-
щины-праздника" или все-таки решится превратить праздники в повседнев-
ность.
Итак, первые три этапа плана Оля Решина осуществила успешно. На реа-
лизацию четвертого этапа у нее ушло почти четыре года. Но она своего
все-таки добилась. За эти четыре года Александр Иннокентьевич защитил
докторскую диссертацию, сама она успешно закончила институт и училась в
ординатуре. Дважды она старым проверенным способом добывала ему зарубеж-
ные материалы для докторской и после этого изображала немыслимые страда-
ния, а Бороданков, чувствуя себя виноватым должником, увозил ее на не-
дельку куда-нибудь проветриться. Во время таких поездок приходилось об-
щаться с разными людьми, которые принимали их за супругов, и Ольга дела-
ла все возможное, чтобы в ее адрес говорилось как можно больше компли-
ментов. Она была сама любезность и обаяние, эрудиция и тонкий юмор. В
конце концов Александр Иннокентьевич, привыкший жить одиноко и вольгот-
но, осторожно спросил се:
- Оля, мы столько лет близки, а ты ни разу не забеременела. У тебя с
этим проблемы?
Она была достаточно умна, чтобы понять, что Бороданков привык жить
без хлопот и не хочет их и в будущем. Она сделала за эти семь лет два
аборта, но знать ему об этом тогда не полагалось, а теперь было самое
время.
- Я беременела дважды от тебя, - призналась она. - После второго
аборта мне сказали, что детей у меня уже не будет.
Это обстоятельство решило все. Александр Иннокентьевич немедленно
сделал ей предложение, которое было принято без долгих раздумий, спокой-
но и по-деловому. Ольга Решина в последний раз спросила себя, а так ли
уж ей нужно быть женой Бороданкова, и получила утвердительный ответ. Ес-
ли сначала задача выглядела как "студентке выйти замуж за доцента", то в
процессе ее решения ситуация несколько видоизменилась. Во-первых, Алек-
сандр Иннокентьевич стал доктором наук и вот-вот должен был стать про-
фессором, а сама Ольга из студенток доросла до врача-ординатора, которо-
му прочили блестящее будущее, и в покровительстве кафедры она уже почти
не нуждалась. Во всяком случае, ей делались весьма и весьма лестные
предложения из хороших клиник. А во-вторых, за семь долгих лет она так
привязалась к Александру Иннокентьевичу, что это больше походило на лю-
бовь, а не на расчет. В перерывах между "праздниками" она встречалась с
другими мужчинами, но делала это более "для порядка", нежели по необхо-
димости и желанию. Мужчины были нужны ей для того, чтобы не чувствовать,
что весь мир сосредоточен вокруг неподатливого доцента. Она твердо зна-
ла, что если позволить этому чувству завладеть собой, то ее поведение
неизбежно окажется требовательным и навязчивым, а это может отпугнуть
Бороданкова, и он сорвется с любовно сконструированного крючка. Наличие
любовников позволяло ей без нетерпенья во взгляде и без раздражения
ждать, пока Александр Иннокентьевич созреет для очередного "праздника".
А созревал он примерно раз в два месяца.
После свадьбы Ольга делала все, чтобы он не разочаровался, не пожалел
о принятом решении. И он не пожалел. Ольга стала не только постоянным
источником положительных эмоций в постели и на кухне, но и помощницей,
соратницей. Тем, что иные мужья называют "надежным тылом". Он помог ей
сделать кандидатскую диссертацию за полтора года и постоянно слышал от
нее, что он самый умный и самый талантливый медик во всей России, а то и
во всем мире. И она верила в свои слова, как верила и в большое будущее
своего мужа. Он должен был, по ее замыслу, стать самым известным, самым
великим и соответственно самым богатым врачом-психиатром сначала в Рос-
сии, потом в Европе, а там. Бог даст... Для осуществления этой части
жизненного плана она готова была на все. И то, что в интересах дела она,
кандидат медицинских наук, согласилась работать медсестрой, было в ее
глазах вовсе не жертвой, а необходимой платой за успех, причем мизерной
частью этой платы. Она готова была и на большее. Собственно, не было та-
кого, чего она не сделала бы для достижения поставленной цели.