Маринина А. Б.
Настя Каменская
Убийца поневоле

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава 4

- Вы можете называть меня просто Бокр. Настя с изумлением разглядыва-
ла человечка, возглавлявшего присланную Денисовым группу. Про таких
обычно говорят: метр с кепкой. Правда, вместо кепки на нем была шерстя-
ная лыжная шапочка, надвинутая низко на лоб и обтягивающая запавшие вис-
ки и выступающие скулы. Маленькие глазки, спрятанные глубоко под кустис-
тыми бровями, кривой перебитый нос с подергивающимся кончиком, узкая
ленточка бескровных губ и мощный раздвоенный подбородок - все это делало
его похожим на ящерицу, экзотическую и опасную. Он был худ, но отнюдь не
немощен и состоял, казалось, из стальных тросов-жил. Кроме того, он был
невероятно подвижен, ни секунды не стоял спокойно на месте, но это не
выглядело нервозной суетливостью. Из него ключом била энергия.
Как и обещал Эдуард Петрович Денисов, ровно в 9.30 утра раздался те-
лефонный звонок, а уже через полчаса в Настиной квартире стоял этот чуд-
ной типчик в серой шапочке с голубой полоской и высоким тенорком произ-
носил:
- Вы можете называть меня просто Бокр.
"Странная кличка, - быстро подумала Настя. - "Бокр" по-венгерски оз-
начает "колодец". Почему именно "Бокр"?"
Смутное воспоминание шевельнулось в мозгу, что-то связанное с
детством, с изучением иностранных языков. Но заостряться на мысли и до-
думывать ее до конца времени не было.
Человечек по кличке Бокр старательно расшнуровал высокие ботинки на
толстой подошве, без которых он стал еще ниже ростом. Снять пальто он и
не подумал.
- Куда можно пройти? - деловито осведомился он, отказавшись от пред-
ложенных хозяйкой тапочек. Настя с трудом удержалась от улыбки, глядя на
него, такого нелепого в своей шапочке, длинном сером пальто и трога-
тельных голубых носочках.
Она решила проявить гостеприимство:
- Вы уже завтракали? Выпьете со мной кофе?
От кофе Бокр отказался так же вежливо и твердо, как и от тапочек.
- Ладно, тогда перейдем к делу. Она достала сделанную "Полароидом"
фотографию Даши Сундиевой и Александра. Они стояли обнявшись возле стан-
ции метро "Площадь Революции". Эту фотографию Саша сделал по просьбе
сестры.
- Вот эта девушка полагает, что за ней следят. Я склонна этому ве-
рить, но полной ясности у меня нет. Я хочу, чтобы ваши люди посмотрели,
что она собой представляет. Кроме того, если за ней действительно сле-
дят, выясните, кто это у нас такой любознательный. И наконец, мне нужно
знать, следят ли только за девушкой или за ее кавалером тоже. Их имена,
адреса и места работы записаны на обороте фотографии. Через три дня
должны быть первые результаты.
- Будут, - невозмутимо кивнул Бокр, не сводя с Насти внимательного
цепкого взгляда. - Что еще?
- Пока больше ничего. Дальше будем действовать в зависимости от пер-
вых результатов.
- Вторая итерация, - понимающе кивнул человечек.
"Ого! Денисов мне подсунул урку-интеллектуала. Это что же, дань ува-
жения, насмешка или у него все прислужники с высшим образованием? Любо-
пытный тип. Бокр, Бокр... О чем же мне это напоминает? Спросить, что ли?
Почему бы и нет, в конце концов. Корона не свалится, если спрошу".
- Скажите, откуда у вас такое странное прозвище?
Бокр, до этого неторопливо расхаживавший по комнате, остановился и
принялся покачиваться, перекатываясь с пятки на носок.
- Когда-то мне попала в руки книга Успенского... - начал он, и Настя
тут же вспомнила.
- Ну конечно, "Слово о словах". Знаменитая "глокая куздра". Как я
сразу-то не сообразила!
Человечек глянул на нее с нескрываемым уважением.
- Впервые встречаю человека, который знает про "куздру". Примите мои
поздравления. Я отрыл эту книжку в библиотеке, когда мотал срок за гра-
беж. Представьте себе, фраза меня просто покорила, околдовала, заворожи-
ла. Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокренка, - вдохно-
венно продекламировал он нараспев. - Это же песня! Поэма! Романс русской
морфологии!
Он мгновенно воодушевился, и его шишковатое лицо вдруг стало почти
привлекательным.
- Эта фраза помогла мне выжить в зоне. Я полез в учебники русского
языка, чтобы вспомнить, что такое морфология. Это оказалось весьма по-
лезным, если учесть, что в юные годы я относился к школьному образованию
с непростительной небрежностью. А кроме того, я занял голову придумыва-
нием новых слов и даже сочинял, лежа на нарах, целые рассказы. У меня
был любимый герой, вернее, героиня, я назвал ее "гурильная шаболда" и
придумывал про нее всякие истории. Все слова, разумеется, были ис-
кусственные, но со строгим соблюдением правил морфологии русского языка.
Игра настолько увлекла меня, что я смог продержаться до конца срока, не
утратив способности нормально соображать. В колонии из-за моего увлече-
ния мне дали кликуху Куздра, но на воле я ее поменял на Бокра, хотя
Куздра, конечно, смешнее.
И он зашелся высоким заливистым смехом, всхлипывая и постанывая, как
впавший в истерику разгневанный попугай. Кончик носа его при этом задер-
гался еще сильнее, а глазки кудато закатились, и Насте даже на какое-то
мгновение показалось, что они уже никогда не выкатятся обратно. Вид у
Бокра при этом был даже не смешной, а абсолютно дебильный.
Смех прекратился так же внезапно, как и начался.
- Должен вам сказать, Анастасия Павловна, что не менее интересно ис-
пользовать уже известные слова в новом контексте. Вот, например, слово
"примочка". Знаете такое слово?
- Это которая свинцовая, от геморроя? - уточнила Настя.
- В том числе и от него. Я использую это слово для обозначения явной
глупости, которая засела у кого-нибудь в голове. Вы послушайте, как зву-
чит: "У него теперь новая примочка - он хочет жениться". А? Каково? Пес-
ня! - восторженно добавил он. - Поэма!
Теперь расхохоталась Настя. Мать в детстве приучала ее к иностранным
языкам, Настя умела чувствовать слово, и лингвистические изыскания Бокра
были ей понятны и близки. Уркалингвист. С ума можно сойти.
Проводив гостя, она какое-то время бесцельно слонялась по квартире.
Леша еще вчера уехал домой, в подмосковный Жуковский, на сегодня у него
назначена встреча с аспирантом. Аналитическая справка по нераскрытым
убийствам за пять лет готова, но впереди еще вся суббота и воскресенье,
и можно попользоваться Лешкиным компьютером, пока он его не увез.
Каждый месяц Настя готовила для Гордеева аналитические материалы по
убийствам и изнасилованиям в Москве, как раскрытым, так и нераскрытым.
Пока есть возможность, нужно собрать эти многочисленные многостраничные
справки в единый файл, с которым потом можно будет работать. Она подклю-
чила сканер и принялась "сбрасывать" в компьютер результаты десятилетней
кропотливой работы.
Стоя в подъезде напротив дома, где жил Дмитрий Сотников, Лиза нетер-
пеливо посмотрела на часы. Ну где же он? Занятия в художественной школе
закончились два часа назад, а Дима все не идет домой. Сегодня не чет-
верг, но она все-таки стоит здесь и ждет, хотя понимает, что скорее все-
го он придет значительно позже. Или придет не один. Или не придет сов-
сем. Но она все равно стоит и ждет.
Она вынула из сумки пластмассовую коробочку, достала две таблетки и
сунула в рот. Спрятав коробочку, вынула плоскую бутылку, отвинтила проб-
ку и сделала большой глоток. Спиртное уже не обжигало горло, она почти
не чувствовала его вкус. Через несколько минут придет "кайф", без кото-
рого она не может обходиться.
Лиза уже давно перестала довольствоваться теми лекарствами, которые в
изобилии прописывали ей врачи. Сначала она просто увеличивала количество
принимаемых таблеток, обращаясь к разным врачам и от каждого системати-
чески получая рецепты на психотропные препараты. Потом где-то услышала,
что хороший эффект дает сочетание таблеток со спиртным. Эффект оказался
и в самом деле хорошим, правда, врачи с этим вряд ли согласились бы.
Очень скоро она превратилась в вялую и безвольную наркоманку, одержимую
идеей отмщения за разрушенное счастье и не интересующуюся больше ничем.
"Я могу бросить пить таблетки в любой момент, - говорила она себе, - и я
это сделаю, когда все закончится, когда всех четверых не будет на свете.
Троих уже нет. Вот скоро не станет четвертого, и я брошу". Она обманыва-
ла себя и свято верила в собственный обман.
Она уже давно не любила Диму Сотникова, ее страстная, острая влюблен-
ность сначала притупилась, а потом умерла, разъеденная ржавчиной сильных
успокоительных лекарств. Но Димка был частью той жизни, и перестать при-
ходить к нему она не могла. Не могла, и все. Лиза понимала, что не нужно
приходить, но все равно приходила каждый четверг, скучно отдавалась ему,
нетерпеливо ожидая минуты, когда можно будет поговорить об Андрюше,
вспомнить его слова, поступки, его стихи. Отец разговоров о сыне не под-
держивал, месть убийцам давалась ему слишком тяжело. Мать стала совер-
шенно сумасшедшей и говорила только об Андрюшенькиной душе, которая ви-
тает над ними и не находит себе покоя, пока "эти изверги" ходят по зем-
ле. И только Дмитрий разговаривал с Лизой о брате так, как хотела она
сама, бережно относясь к ее воспоминаниям.
На душе у Лизы лежала огромная тяжесть.
Этой тяжестью было сознание того, что не брата она оплакивала все де-
вять лет, а ту прекрасную яркую жизнь, которая не состоялась из-за того,
что Андрея не стало. Свою жизнь.
...Ей было четырнадцать, когда в одно прекрасное утро, идя в школу,
она услышала за спиной:
- Смотри, смотри, это же сестра Вакара!
- Того самого?
- Ну да, вундеркинда. Она обернулась и увидела двух старшеклассниц.
Модно одетые, броские красавицы глядели на Лизу с нескрываемым интере-
сом. И еще - с завистью. Подумать только, эти девицы завидовали ей! Ей,
Лизе Вакар! Незаметной, ничем не выдающейся, средненькой восьмиклассни-
це. У нее всего-то успехов, что отличные отметки по физкультуре, а по
остальным предметам она перебивалась с троечек на четверки с минусом.
Впервые лучик Андрюшиной славы коснулся ее, и девочка почувствовала
его завораживающее, но коварное тепло.
Вскоре она стала замечать и заинтересованные перешептывания однок-
лассников, и меняющееся к лучшему отношение к ней учителей. Быть сестрой
Андрея Вакара оказалось очень приятным. Провожая брата в художественную
школу, где все его знали, Лиза с упоением ловила на себе взгляды симпа-
тичных юношей с этюдниками, а также разодетых в меха и кожу мамаш, под-
жидавших своих чад в сверкающих автомобилях. Она ходила, гордо подняв
голову и крепко держа за руку братишку, всем своим видом говоря: "Пусть
у вас есть все, чего нет у меня, но и у меня все это со временем будет.
А вот такого гениального Андрюши у вас не будет никогда".
Она ни секунды не сомневалась, что Андрей станет знаменитым на весь
мир, и она будет вместе с ним ездить на его выставки за границу, и будет
слава, почет, а значит - достаток. Деньги. Автомобили. Меха и бриллиан-
ты. И мужчины, которые будут ею интересоваться. Может быть, она даже
выйдет замуж и будет жить за границей в собственном доме с бассейном и
прислугой.
И все начало сбываться... Семью Вакаров пригласили на прием в
бельгийское посольство, когда Андрюшины работы отобрали для готовящейся
в Брюсселе выставки картин одаренных детей, и сам атташе по культуре
поздравил ее с братом-вундеркиндом и поцеловал ей руку, а какой-то анг-
личанин, обратившись к ней, назвал Лизу "миледи". На вечере в Доме лите-
раторов, где брат читал свои стихи, к ним подходили самые лучшие, самые
известные поэты и писатели, и один из них, тот самый, по которому сходи-
ли с ума ее одноклассницы, сказал Лизе: "Одно из достоинств вашего брата
в том, что у него такая очаровательная сестра. Будь я помоложе, я бы
знал, кому сделать предложение".
Журнал "Огонек" посвятил мальчику целый разворот и цветную вклейку,
поместив не только репродукции его картин, но и фотографию семьи. Лиза
получилась на снимке очень хорошо: задумчивая, с нежным ртом и вырази-
тельными глазами.
Она старалась постоянно быть рядом с Андреем. Чтобы он почувствовал
ее незаменимость и привык всегда быть с ней. Чтобы окружающие уже не
мыслили себе Андрея Вакара отдельно от его сестры. Чтобы греться в лучах
его славы. И неожиданно для самой себя Лиза открыла в брате личность,
нестандартную, непонятную, но притягательную. И потом, он был ребенком.
Ее братиком. Его кожа нежно пахла детством, у него немножко искривленный
передний зубик и аллергия на апельсины, он любит спать без подушки и
терпеть не может зубную пасту с мятным привкусом, ему нравится распус-
кать длинные Лизины волосы и зарываться в них лицом, и он приходит в бе-
шенство, если в его комнате кто-нибудь сдвинет с места хоть один пред-
мет. Лиза в четырнадцать лет впервые узнала, что такое нежность и умиле-
ние.
Отныне она посвятила брату всю себя. В нем - ее будущее. В нем - ее
счастье, благополучная устроенная жизнь, которую никогда не смогут обес-
печить ей скучная недалекая мать и примитивный служака-отец. Мальчик -
та ракета, уцепившись за которую она вырвется в огромный блистающий мир.
И еще был Дмитрий, Андрюшин учитель в художественной школе, ее первая
любовь, которая тогда казалась единственной и последней.
И было приглашение в Париж на выставку, персональную выставку Андрея
Вакара. Боже мой, как она мечтала об этой поездке!
И был болезненно-душный летний день, к вечеру разрыдавшийся проливным
дождем. Она вела брата домой после занятий живописью. Они шли под одним
зонтом, тесно прижавшись друг к другу, и им было так хорошо вместе. Она
так и не поняла, откуда взялись эти мальчишки.
Один из них сильно толкнул ее, и она упала, выронив зонтик. Тут же
подскочил второй и ударил ее несколько раз ногой в живот. На какое-то
мгновение у нее потемнело в глазах от боли, и она не увидела, как еще
двое мальчишек били Андрюшу огромными мясницкими ножами.
Лиза не кричала. От ужаса у нее внутри все словно омертвело. Двигаясь
как автомат, она, рослая и сильная шестнадцатилетняя девушка, подняла на
руки худенького мальчика и понесла его домой. Она не звала на помощь, не
пыталась вызвать "скорую", ее разум наглухо захлопнул все двери, чтобы
не допустить в сознание страшную мысль о том, что с братом случилось не-
поправимое. Этого не может быть. Этого не должно быть. Это просто не
имеет права случиться.
Она медленно несла брата под проливным дождем, почти не чувствуя тя-
жести. И только подойдя к дому, подняв глаза к окнам своей квартиры и
увидев отца, рухнула на мокрый асфальт, потеряв сознание.
С тех пор она каждый день пила лекарства, сначала по две-три таблет-
ки, потом горстями. Незрелая психика ее не справилась с крушением надеж-
ды на ту жизнь, которую она себе вымечтала и которая уже почти стала ре-
альностью.
Но было и другое. Было постоянное, неугасающее и непритупляющееся
чувство вины.
Тогда, много лет назад, мать часто пеняла отцу за то, что он совсем
не уделяет сыну внимания.
- Ты даже не можешь приходить пораньше со своей дурацкой работы, что-
бы водить ребенка по вечерам на живопись, - выговаривала она отцу. -
Разве это, дело, когда дети возвращаются одни затемно.
При этих словах Лиза холодела. Ни за что на свете она не отказалась
бы от походов с братом в художественную школу. Ведь для Андрея это был
всего лишь урок живописи, а для нее - свидание с Дмитрием. Нет, ни за
что не уступит она право видеть своего кумира, сидеть с ним рядом, смот-
реть на него, говорить с ним. Если Дима просил Лизу позировать, то уса-
живал ее, придавал нужную позу, легкими движениями рук поворачивал ее
лицо к свету, укладывал в живописном беспорядке волосы. От его прикосно-
вений девушка умирала. Да разве можно было от этого отказаться?
- Ну что ты, папа, - мягко говорила она отцу, - не обращай внимания
на мамины слова. Я уже достаточно взрослая, чтобы приводить Андрюшу по
вечерам. Я же понимаю, как много ты работаешь, как устаешь, а мне все
равно делать нечего.
После гибели сына Елена без конца твердила мужу:
- Если бы ты был с ребенком, этого не произошло бы. Для тебя всегда
твоя дурацкая работа была важнее семьи и детей.
Отец бледнел и закусывал губу, а Лиза в отчаянии думала: "Если бы я
нашла в себе силы пожертвовать свиданиями с Димой, если бы не цеплялась
за них как идиотка, Андрюша был бы жив. Это я во всем виновата. Это
из-за меня самой рухнула вся моя жизнь. Отец страдает, чувствуя себя ви-
новатым, а ведь он ни при чем, это же я не позволяла ему ходить с Андрю-
шей по вечерам. Я, я сама своими руками все разрушила".
Мысль о собственной вине была непереносимой, и Лиза глушила ее нена-
вистью к малолетним убийцам. Нет, не она виновата, а они, они, они! Отец
должен отомстить. Пусть они умрут...
...Стоя в полутемном подъезде, Лиза всматривалась в двери дома напро-
тив. Уже совсем стемнело, но она была уверена; что Дмитрия сможет узнать
даже в кромешной тьме. Что же он так долго не идет? Хорошо бы он пришел
не один, а с женщиной. Может быть, хоть в этот раз у Лизы получится то,
что она пытается сделать уже давно, но на что у нее не хватает ни сил,
ни мужества.
Лишь огромным усилием Лиза могла заставить себя дожидаться очередного
четверга, чтобы вместе с Дмитрием окунуться в воспоминания о той жизни.
Если бы было можно, она приходила бы чаще. Но в первый же раз, когда она
решилась нарушить заведенный порядок и явиться к Диме в неурочное время,
она увидела, что вместе с ним из машины вышла женщина и они вдвоем под-
нялись в его квартиру. Тогда же Лиза впервые испытала вместо ревности
чувство безысходности и безмерную усталость.
В другой раз она специально подкарауливала Дмитрия, выбрав в качестве
поста наблюдения подъезд дома напротив, в надежде, что он снова придет с
женщиной, и может быть, на этот раз ей удастся испытать хоть что-нибудь,
что поможет ей перестать приходить к нему по четвергам. Воля Лизы была
совершенно подавлена лекарствами, но чутье у нее еще осталось. Дима ее
не любит. У него есть другие женщины. Она, Лиза Вакар, ему надоела, ему
в тягость ее визиты, ее разговоры, необходимость спать с ней. Он просто
жалеет ее. И надо было сделать что-нибудь, что помогло бы ей порвать с
Дмитрием, освободить его, оставить наконец в покое. Лиза очень надеялась
на ревность и поэтому периодически приходила в этот, уже почти ставший
ей родным, подъезд и поджидала Дмитрия. Иногда подолгу. Иногда напрасно.
Иногда видела его с женщиной. Но к своему ужасу, ничего при этом не ис-
пытывала. Каждый раз, глядя в спину входящего в дом Дмитрия и его спут-
ницы, она говорила себе: "Сейчас они придут, лягут в постель и будут
трахаться. Потом Димка принесет ей кофе. Потом они вместе пойдут в душ.
Потом опять будут трахаться. Потом уснут обнявшись и проснутся обняв-
шись. Боже мой, ну почему же я не бегу с этого проклятого места, рыдая и
не разбирая дороги? Почему же я ничего не чувствую? Я все равно приду в
четверг, потому что не могу не прийти. Бедный, бедный Димка, как же я
тебя измучила!"
Лиза снова посмотрела на часы. Уже двенадцатый час, наверное, дальше
стоять тут бесполезно. Димка ночует где-то в другом месте. Надо возвра-
щаться домой.
Дома она тихонько открыла дверь и постаралась проскользнуть к себе в
комнату, но из кухни вышел отец. Лиза в который раз подумала, что даже в
джинсах и в майке он все равно выглядит как настоящий боевой генерал:
рослый, подтянутый, мускулистый, прямой, с военной выправкой, короткой
"уставной" стрижкой и каким-то особенным выражением лица. У нее никогда
не получалось описать словами это выражение, просто она чувствовала, что
оно - особенное, "генеральское".
- Порядок? - коротко спросил отец, окидывая дочь внимательным взгля-
дом. Он никогда не ложился спать до ее прихода, даже если приходилось
ждать далеко за полночь. Он очень любил Лизу.
- Жива-здорова, - вымученно улыбнулась она.
- Голодная?
- Нет, поела.
- Какие проблемы? Генерал Вакар привык пользоваться дома лаконичными
фразами. Зачем тратить силы на слова, если слова твои никому не интерес-
ны? Елена после гибели сына вдохновенно отдавалась трауру, полностью
забросив домашние дела, а дочь... Что ж, нужно уметь смиряться с тем,
что родители никогда не бывают интересны своим детям.
- Никаких проблем, папа. Устала. Сейчас приму душ и лягу спать.
- Ладно. Тогда до завтра. Вакар уже повернулся, чтобы уйти к себе,
когда Лиза тронула его за руку.
- Папа, - осторожно окликнула она.
- Да?
- Папа... Ты... Скоро?
- Как только будет возможность, - сухо ответил генерал. Он делал то,
что обязан быть сделать, но обсуждать это не желал ни при каких обстоя-
тельствах.
- Папа, пожалуйста, - Лиза вдруг тихо и беспомощно заплакала, - сде-
лай это быстрее. Я больше не могу. У меня нет больше сил ждать.
- Перестань, - холодно оборвал ее Вакар, хотя сердце его разрывалось
при виде плачущей дочери. - Я сделаю все, что смогу. Больше ничего не
обещаю.
Он ушел спать, а Лиза опустилась на пол в прихожей и еще долго ти-
хонько плакала, уткнувшись лицом в колени. Пусть все скорее кончится.
Тогда, может быть, мать одумается и снова станет такой, как была раньше.
И может быть, ее, Лизу, не будет так сжигать жажда мести, с которой она
не может справиться даже лекарствами. И может быть, она перестанет тогда
пить таблетки и сможет наконец перестать терзать Диму. Может быть, может
быть...
Когда чудаковатый Бокр появился у Насти во второй раз, в квартире был
Леша, который с ужасом глядел на человечка в длинном пальто и в натяну-
той до самых бровей шерстяной шапочке, расхаживающего по комнате в одних
носочках. В этот раз, правда, носочки были изумительного цыплячьего жел-
того цвета.
Вежливо поздоровавшись, Леша быстро ретировался на кухню и принялся
за приготовление ужина, с недоумением прислушиваясь к взрывам странного
заливистого хохота вперемешку с повизгиваниями и всхлипами. Ася с утра
предупредила, что вечером к ней придет человек, выполняющий ее задание,
и Лешка был уверен, что этим человеком непременно будет сотрудник мили-
ции. А как же иначе? Но что сотрудники милиции бывают такими, Алексей
Чистяков не мог предположить даже при самом смелом полете фантазии.
Настя с ногами забралась на диван, разложив перед собой цветные сним-
ки и внимательно слушая доклад Бокра.
- За вашей девушкой ходят трое. Вот этот - Сурен Удунян, дважды суди-
мый, первый срок был условный, второй раз ходил в зону. Хитрый, злой, в
общем, нехороший. Мне он не понравился.
- Глазки у него симпатичные, - заметила Настя, разглядывая снимки, на
которых был запечатлен миловидный армянин с огромными лучистыми глазами.
- Обман, - авторитетно заявил Бокр. - Второй - Игорь Ерохин, не су-
дим, живет один, не женат. Мать проживает отдельно. Средних способнос-
тей, но физически хорошо развит.
Ездит на ярко-красной "ауди". Третий - самый забавный. Виктор Косты-
ря.
- Чем же это он вас так рассмешил? - поинтересовалась Настя, беря фо-
тографию ничем не примечательного парня лет двадцати семи с большими за-
лысинами и длинными висячими усами "а-ля Песняры".
- А у него речь интересная. Я у него подслушал массу забавных выраже-
ний. Например, Ерохин на него прикрикнул, а он спокойненько так отвеча-
ет: "Не ори - пломбы выпадут". Каково, а? - И Бокр залился своим потря-
сающим попугайским смехом. - Короче, мы около них потолкались и вот что
выяснили. Все они - "челноки". Постоянно ездят в Турцию и в Грецию за
шмотками. У них есть свои продавцы, которым "челноки" сдают товар оптом.
Сами они за прилавком не стоят. Их дело - ездить. Ну и контролируют, ко-
нечно, чтобы продавцы их не обманывали. Например, продавец говорит им,
что шубы из нутрии идут плохо, максимум за тысячу долларов, если дороже
- то народ не берет, поэтому у "челноков" они эти шубы скупают по
семьсот. Потом "челнок" приходит на рынок и видит, что на шубе ценник
висит, а на нем указано полторы тысячи, и шубу эту покупают. Значит, не-
порядок.
- Чем еще они занимаются?
- Конъюнктуру изучают. Что пользуется спросом, какие цвета, размеры,
модели, почем готовы платить, чтобы не зависеть полностью от того, что
им продавцы напоют. В общем, вся их деятельность крутится вокруг торгов-
ли.
- За Дашей ходят только эти трое?
- За три дня мы видели только их.
- А за ее кавалером кто-нибудь смотрит?
- Нет, кавалер чист, как душа младенца. Кстати, они и за девочкой хо-
дят не постоянно. Например, проводят ее утром на работу и уезжают, а по-
том появляются часа через два-три, еще какое-то время постоят около ма-
газина, потом снова уезжают. Но к концу дня - как штык, и водят ее уже
до самого конца, пока она спать не ляжет. Вот такая эпидерсия, Анастасия
Павловна.
"Эпидерсия - это что-то вроде непонятной истории", - быстро перевела
про себя Настя.
- Опишите мне круг общения этих "челноков", - попросила она.
- Круг весьма широкий, весьма, - почему-то хмыкнул Бокр, продолжая
размеренное движение по комнате от окна к двери. - Но однообразный. Чел-
ночно-торговая публика, турагентства, где они приобретают билеты на са-
молет, аэропорт Шереметьево, рынки Коньково, Петровско-Разумовский, Луж-
ники, Комплекс ЦСК, рестораны. Каждый из троих за время наблюдения побы-
вал в контакте с сотней человек. Но из всех этих людей ни один в глаза
не бросился, ни один не показался нам выпадающим из этого круга.
- Это плохо, - помрачнела Настя. - Отталкиваться совершенно не от че-
го. Вы мне оставите фотографии?
- Разумеется. Я еще привез вам видеокассеты, чтобы вы сами посмотре-
ли. Мы ведь могли и упустить что-то.
- У меня нет видеоприставки, - вздохнула она.
- У вас нет приставки?! - Бокр даже задохнулся от изумления. - Ну,
это полный пердимонокль! Как же вы живете?
"Пердимонокль - слово для обозначения сильных эмоций. Надо будет за-
помнить. В самом деле, как я живу? Так вот и живу, на милицейскую зарп-
лату по-другому и не проживешь. Знал бы он, что у меня и компьютера сво-
его нет, этот - Лешкин".
- Я привезу вам приставку, это не вопрос. Какие будут задания?
- Мне нужно узнать об этих троих как можно больше. Я жду ваших сооб-
щений ежедневно. У вас много техники?
- Достаточно, - тонко улыбнулся Бокр.
- Какая именно?
- Любая, - спокойно ответил он. - Пусть вас это не беспокоит. У нас
будет любая техника, которая нам понадобится, чтобы получить ту информа-
цию, которую вы ждете. Но есть одна тонкость.
- Какая? - нахмурилась Настя.
- Дядя Толя предупредил нас, что вы очень трепетно относитесь к воп-
росам законности.
- Дядя Толя? Кто это?
- Старков Анатолий Владимирович. Помните такого?
Старков был начальником разведки у Эдуарда Петровича Денисова. Год
назад, во время пребывания в Городе, Настя хорошо узнала его. Старков
был ей симпатичен. Тогда же, год назад, она узнала, что приближенные на-
зывают Эдуарда Петровича Эдом Бургундским, однако о том, что Старкова
называют дядей Толей, она слышала впервые.
- И что же сказал вам Старков?
- Что мы должны непременно получать у вас разрешение на те или иные
действия, потому что, если мы сделаем что-то, что вам не понравится, вы
можете сильно разгневаться. Дядя Толя сказал, что в гневе вы страшны.
И снова Бокр, запрокинув голову, зашелся хохотом, закатывая глаза и
постанывая. Настя расхохоталась вместе с ним.
- Анатолий Владимирович большой шутник, - заметила она, вытирая выс-
тупившие от смеха слеза. - Но в главном он прав. Я хочу, чтобы вы пони-
мали, что делаете. Я веду частное расследование в отношении обстоя-
тельств, которые сама пока плохо понимаю. Ко мне обратился мой брат
Александр с просьбой проверить его девушку, поведение которой кажется
ему подозрительным. Мне как оперативнику девушка не особенно понрави-
лась, но сама она утверждает, что за ней следят. Я пытаюсь выяснить, что
же происходит на самом деле. Официальные органы не имеют к моему рассле-
дованию никакого отношения, потому что пока во всем этом нет никакого
криминала. Мой начальник в курсе, что я пользуюсь вашей помощью, так что
ничего незаконного я не делаю. Это первое. При выполнении моих заданий
вы можете использовать любые приемы, какие сочтете нужным, за исключени-
ем таких, которые могут нанести вред здоровью, не говоря уже о жизни.
Проще говоря, бить нельзя, пользоваться оружием и химпрепаратами тоже
нельзя. Это второе.
- А врать можно? - серьезно спросил Бокр.
- Врать можно. Это без ограничений. Внедряйтесь в среду, делайте опе-
ративные установки, используйте технику, но дайте мне полную картину
жизни и связей этой троицы.
Бокр как-то смешно подергал кончиком носа.
- По-моему, ваш повар передержал соус на огне. Вы сами не чувствуете?
- Нет, - призналась Настя, которая во время разговора с Бокром вообще
забыла и о Леше, и об ужине.
- Сначала запах был правильный, я уже хотел было выразить свое восхи-
щение, сейчас мало кто специально делает соусы к мясу и рыбе. А теперь
вот чувствую, запах слегка изменился. Так бывает, когда передержишь соус
на огне. Я сейчас уеду, Анастасия Павловна, и вернусь с видеоприставкой.
Закрыв за Бокром дверь, Настя заглянула на кухню.
- Лешик, а что ты делаешь? - спросила она, виновато заглядывая ему в
глаза. Ну куда это годится в самом деле: держит мужика на кухне голод-
ным, а сама лясы точит с какимто уркой-эрудитом.
- Мясо с курагой, - деловито ответил Чистяков, переливая что-то вкус-
но пахнущее из сковороды в жаростойкую миску. - Ты освободилась?
- Ага. Давай быстрей ужинать, слюнки текут.
- Где твой гость?
- Уехал за видеоприставкой, - сообщила Настя, доставая тарелки и при-
боры.
- За чем? - не понял Леша.
- За видеоприставкой. Они сняли интересующих меня людей видеокамерой,
я хочу посмотреть.
- Странный он какой-то, - заметил Леша, раскладывая по тарелкам дымя-
щийся картофель и издающее умопомрачительный аромат мясо.
- Почему странный?
- Ну, - он помялся, - на работника милиции не похож. И смеется как-то
продурковато.
- Так он и не работник милиции. Настя спокойно принялась за еду.
- А кто же он? - допытывался дотошный профессор Чистяков.
- Урка, - коротко ответила она, подцепив вилкой кусочек маринованного
огурца и отправляя его в рот.
- Кто?! - Леша поперхнулся и закашлялся.
- Урка, - повторила она невозмутимо. - Уголовник. Преступник, одним
словом.
- И ты с ним вместе весело хохотала? - с ужасом спросил Чистяков.
- А что я должна была делать с ним вместе? Плакать? Спать? Лешенька,
миленький, забудь ты эти книжные глупости. Жизнь устроена так, как она
устроена, и признак здоровой психики и развитого интеллекта - это умение
приспособиться к тому, как жизнь устроена, адаптироваться. Понимаешь? А
устроена она вовсе не так, как написано в книжках и показано в кино. Нет
абсолютно плохих людей, как нет и абсолютно хороших, потому что нет аб-
солютного зла и абсолютного добра. Ну нет их, и все тут. Нужно уметь с
этим считаться.
- Но какое это имеет отношение к тому, что ты приглашаешь в дом уго-
ловника и веселишься в его компании? Это же уголовник, преступник. Как
же ты можешь?
- А почему нет? - Она пожала плечами. - Он такой же человек, как и
все остальные. Пока что он не совершил ничего противозаконного, о чем я
бы знала. За все то, что он натворил раньше, он уже отсидел. Пойми же,
Леша, если человек совершает преступление, он должен быть разоблачен и
наказан, но это совершенно не означает, что с ним при этом нельзя об-
щаться, нельзя посмеяться над сказанной им шуткой, нельзя предложить ему
выпить вместе кофе или даже присоединиться к трапезе. Ему можно оказать
услугу. Можно точно так же принять услугу от него. Есть нормальные чело-
веческие отношения, которые не должны зависеть от официальных отношений
преступника с системой правосудия. Судья может сказать ему, что он вино-
вен и заслуживает наказания, но конвоир при всем том не должен иметь
права называть его сукой и сволочью. Понимаешь? Потому что лично конвои-
ру он ничего плохого не сделал. Он нанес ущерб конкретным людям, людей
этих защищает государство и за них, хотя и от своего имени, заступается.
А конвоир здесь вовсе ни при чем. Его дело - охранять, а не судить и не
высказывать моральные оценки.
Леша отставил пустую тарелку и внимательно посмотрел на Настю.
- Аська, а тебе не кажется, что то, что ты говоришь - глубоко безн-
равственно?
- Может быть. Но я точно знаю, что еще более безнравственно делить
всех людей на плохих и хороших, на преступников и праведников. Такая по-
зиция всегда приводит к трагедии.
Получив от Бокра видеоприставку, Настя уселась в кресло и начала
всматриваться в лица, движения, манеры Сурена Удуняна, Игоря Ерохина и
Виктора Костыри. Вот они в аэропорту, помогают тащить необъятный багаж,
грузят его в микроавтобус. Вот в ресторане, в компании еще с тремя таки-
ми же "челноками", женщин с ними нет. Вот Удунян на Тверской, меняется с
Ерохиным. Ерохин доедает бутерброд, делает торопливый глоток из пласти-
кового стаканчика, кидает его в урну и садится в ярко-красную машину.
Удунян занимает пост и терпеливо ждет, когда Даша Сундиева выйдет после
смены из магазина.
Виктор Костыря. Идет за Дашей поздно вечером, когда она возвращается
из университета. Даша входит в подъезд своего дома, Костыря садится на
лавочку, поднимает голову и смотрит на окна. Таймер в нижнем углу пока-
зывает 23.06. Следующий кадр обозначен временем 23.54. Костыря по-преж-
нему смотрит на окна. В Дашином окне свет гаснет, Виктор встает и идет к
телефону-автомату. Он кудато звонит, но разговаривает совсем недолго.
По-видимому, просит, чтобы за ним приехали, потому что в следующих кад-
рах, на фоне которых таймер показывал уже 0.31, Костыря садится в "ауди"
Ерохина.
Игорь Ерохин. Тот самый, которого Настя видела на Тверской, которого
так испугалась Даша. Большой любитель поесть. Перехватывает горячие бу-
терброды при каждом удобном случае. Вот он идет от метро "Коньково" к
рынку. Кругом много народу, сплошной людской поток. И что-то в этом по-
токе Насте не нравится.
Она решила посмотреть фильм дальше в надежде на то, что ощущение ста-
нет более определенным, но ошиблась. Она досмотрела до конца обе кассе-
ты, но тревожное чувство холодка в желудке больше не появилось. Тогда
она перемотала кассету, нашла эпизод в Конькове и стала просматривать
его кадр за кадром, останавливая пленку и внимательно вглядываясь в
изображение на экране. Нет, ничего.
Настя принесла себе кофе, снова уселась перед телевизором, закурила и
начала всю процедуру сначала. В какой-то момент ей показалось, что вот
сейчас... Вот оно... Вот... Но нет, чувство тревоги оставалось, но при-
чина его ускользала от сознания.
Надо было отвлечься на какое-то время, чтобы потом вновь вернуться к
фильму. Она подошла к Леше, все это время сосредоточенно работавшему за
компьютером.
- Лешик, тебе чем-нибудь помочь?
- Господи! - Он откинулся в кресле и сладко потянулся. - Нам грозит
экологическая катастрофа.
- Это почему еще?
- Потому что ты захотела мне помочь. Не иначе завтра подохнут все
медведи, а послезавтра наступит тропическая жара. Ты в самом деле хочешь
мне помочь?
- Честное слово. Мне нужно отвлечь мозги минут на двадцать, а то я,
кажется, зациклилась.
- Тогда введи в таблицу вот эти данные. А я пока напишу программу для
обработки.
Настя добросовестно принялась за работу.
Терапия оказалась действенной, потому что нужно было быть максимально
внимательной и сосредоточенной, чтобы не допустить ошибку. Через полчаса
она закончила таблицу и снова пересела к телевизору. Опять перед ней был
рынок в Конькове, Игорь Ерохин в своей неизменной коричневой кожаной
куртке с чуть порванным нагрудным карманом, с маленьким красносиним
значком на воротнике. Ей даже удалось разглядеть родинки, о которых го-
ворила Даша, - одну над губой и две возле уха. Тревожное чувство стало
еще сильнее, ей показалось, что дверь, ведущая в подвалы подсознания и
кладовую памяти, стала медленно приоткрываться, шире, шире, еще шире,
вот сейчас в темное помещение хлынет поток света и она увидит...
Раздался телефонный звонок. Настя почти физически ощутила, как дверь
захлопнулась с оглушительным стуком. Опять у нее ничего не получилось.
Звонил брат Александр. Ему не терпелось узнать, есть ли какие-нибудь
новости.
- Нужно, чтобы ты привез свою красавицу ко мне, - сказала Настя. -
Только я не хочу, чтобы у меня потом пропало милицейское удостоверение.
Поэтому ты поговори с ней, объясни, что к чему, а завтра позвони мне на
работу, я тебя проинструктирую, что и как надо делать.
- Ты выяснила что-нибудь... плохое? - осторожно спросил он.
- Ничего плохого, - успокоила его Настя, - поэтому я и хочу погово-
рить с ней открыто, а не под видом покупательницы. Похоже, она попала в
неприятную историю и сама об этом не знает.
- А как же кражи документов?
- А про это я с ней говорить не буду. Это - отдельная песня. За ней
действительно следят, и я хочу понять, чем это вызвано. Иди спать, Са-
нечка, и ни о чем не беспокойся.
- Спасибо тебе, - сказал он.
- На здоровье, - усмехнулась Настя, а про себя добавила: "Спасибо не
мне, а главному мафиози Города. Это он оплачивает сбор сведений о твоей
красавице Дашеньке. Интересно, как бы ты, братец, отреагировал, если бы
узнал об этом? В обморок бы не грохнулся, это точно, но мой образ в тво-
их глазах, наверное, потускнел бы. Надо много общаться с преступниками и
потерпевшими, чтобы перестать делить мир на белое и черное".