Маринина А. Б.
Настя Каменская
Убийца поневоле

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава 6

Настя Каменская задумчиво разглядывала фотографию молоденького Кости
Малушкина, убитого 29 сентября около 19 часов на территории стройки воз-
ле станции метро "Таганская". Костю обнаружили бомжи, которые залезли на
стройку в надежде устроиться на ночлег. Отсутствие Малушкина на месте
было замечено почти сразу же, но поискать его на огороженной стройпло-
щадке никому почему-то и в голову не пришло.
В 37-м отделении милиции, на котором "висело" убийство милиционера, с
Настей разговаривал симпатичный оперативник, почти такой же молоденький,
как убитый Малушкин, и оттого, наверное, горящий желанием раскрыть прес-
тупление и найти убийцу. Он не привык еще к мысли о том, что раскрывают-
ся далеко не все преступления, причем не из-за глупости и нерадивости
сыщиков и следователей, а по естественным жизненным законам, и думал,
что вот он, полный сил, энергии, новейших знаний и неистребимого желания
работать, покажет всем этим заскорузлым лентяям и пьяницам, как надо ис-
кать преступников.
Он читал сообщение, которое написали для него на Петровке, в МУРе.
"Оперативно-розыскными мероприятиями установлено, что 29 сентября се-
го года около 18.30 к сержанту Малушкину, несшему службу в вестибюле
станции метро "Таганская-радиальная", подошла девушка и передала ему за-
писку следующего содержания: "Мужчина в светло-коричневом плаще, возраст
примерно 35-38 лет, рост примерно 180 см, левую руку держит в кармане".
Данная информация получена в результате оперативного контакта с челове-
ком, написавшим записку. От участия в гласных мероприятиях установленное
лицо отказалось, но достигнута договоренность об ее использовании в опе-
ративно-розыскных мероприятиях.
Информация доводится для оперативного использования, все мероприятия
по проверке и уточнению данной информации прошу согласовывать с нами.
Начальник отдела МУР ГУВД г. Москвы полковник милиции В. А. Гордеев".
- Но при нем не было никакой записки, - растерянно сказал оператив-
ник.
"Конечно не было, - про себя ответила Настя. - Еще не хватало, чтобы
она там была. Тогда меня можно было бы провожать на пенсию без выходного
пособия".
- Может быть, он передал ее дежурному? - предположила она. - Все-таки
это неприятно, когда по метро разъезжает сексуальный психопат, согласи-
тесь.
- У меня таких сведений нет. Во всяком случае, никто из сотрудников
милиции на "Таганской" об этом не упоминал, а ведь это было примерно за
полчаса до его убийства, так что они не могли об этом не вспомнить или
промолчать.
- Будем надеяться, что вы правы. Если Малушкина убили из-за этой
странной записки, то появляется хоть какой-то проблеск.
- Анастасия Павловна, а почему ваша девушка не хочет дать показания?
"Потому что я сама этого не хочу. Как только моя девушка окажется в
отделении милиции или в прокуратуре, последствия могут наступить неп-
редсказуемые. Эти "челноки" оказались жертвой собственного бизнеса. Они
ездят в Турцию и Грецию и привозят оттуда товар дешевый, а значит, типо-
вой и однообразный по расцветке и фасону. Вся Москва ходит одетая в гре-
ческие шубы, турецкие дубленки, турецкие куртки и плащи. И все они как
на подбор черного или коричневого цвета. Даша написала записку о челове-
ке в коричневом плаще, который приставал к женщинам в метро, а оказа-
лось, что это описание вполне подходит к совсем другому человеку пример-
но такого же роста и возраста, который тоже носит коричневый плащ.
Только этот человек не худой, как тот, что приставал к Даше, а полный.
Вот и вся разница. И еще рука в кармане. С рукой что-то не так. Это надо
обдумать. Но так или иначе, написав эту записку, Даша мгновенно превра-
тилась в опасную фигуру. Видно, они занимаются каким-то темным бизнесом,
и им очень не хотелось, чтобы кто-то зафиксировал их пребывание в метро.
Господи, бедная девочка, они три недели ходят за ней по пятам, проверяют
весьма своеобразным способом ее контакты, воруя у людей документы, и че-
го-то ждут. Какое счастье, что они до сих не причинили ей никакого вре-
да. Да если Дашка только подойдет к зданию милиции, ей конец".
- Будем считать, что вы не задавали мне никаких вопросов, - сухо ска-
зала Настя юному ретивому оперативнику. - И никакой "моей девушки", ко-
торая что-то хочет и чего-то не хочет, не существует. А существует опе-
ративная информация, которой я, добрая старая тетка Настасья, с вами по-
делилась. У меня свои дела, и, разбираясь с ними, я, вполне вероятно,
раскрою убийство Малушкина раньше вас. Но я с вами, сударь, не соревну-
юсь, поэтому если узнаю что-нибудь новое, то обязательно сообщу вам. При
одном условии: вы никогда больше не будете задавать мне дурацких вопро-
сов.
- Почему дурацких? - обиделся парнишка.
- Потому что, когда у вас будет своя агентура, вы поймете, сколько
труда, терпения, таланта, времени нужно потратить, чтобы завербовать ма-
ло-мальски стоящего человека, который может хоть иногда быть хоть чем-то
вам полезен. Хороший агент стоит дороже платины, и вы костьми ляжете, но
никому не позволите его расшифровать только лишь потому, что этот кто-то
хочет получить от него показания. Крутитесь сами, все, что нужно, вам
написали в сообщении.
Выйдя из отделения милиции, Настя поплелась на работу. В дежурной
части взяла журнал и принялась делать из него выписки. Если Даша была
так для них опасна, что они пошли на убийство милиционера, чтобы забрать
написанную ею записку, то не попал ли в их поле зрения тот психопат, ко-
торый подошел к ней вплотную и которому она сказала несколько слов?
Выписав данные о всех криминальных трупах, обнаруженных в течение пе-
риода от двадцать девятого сентября и до сегодняшнего дня, Настя стала
прикидывать, как ей побыстрее и без лишних разговоров собрать фотографии
убитых. Поразмыслив, она поняла, что нужно идти к начальству.
Виктор Алексеевич Гордеев, как обычно, "переходил" ангину на ногах,
вследствие чего остался без голоса и общался с подчиненными при помощи
мимики, жестов, а также ручки и бумаги. Для ведения телефонных перегово-
ров он посадил в свой кабинет девушку из секретариата.
Настю Колобок встретил приветственным жестом и вопросительным взгля-
дом. Потом перевел взгляд на телефонную барышню. Настя слегка кивнула.
Полковник тут же начертал записку и сунул ее под нос девушке. Та прочи-
тала и радостно вспорхнула с места.
- Если я понадоблюсь, вы мне позвоните, - прочирикала она и умчалась.
- Виктор Алексеевич, у меня образовался выход на убийство милиционе-
ра, которое было в конце сентября на Таганке. Сержант Малушкин. Помните?
Колобок качнул в знак согласия круглой лысой головой.
- В то же время по тому делу, по которому я использую людей Денисова,
у меня ясности почти никакой нет.
Колобок сделал выразительный жест, означавший: "Значит, ты все-таки
используешь людей Денисова? Упрямая непослушная девчонка!"
- У меня есть веские основания подозревать, что одновременно с
убийством милиционера или, может быть, чуть позже, спустя несколько
дней, был убит еще один человек. И убит он был теми же самыми людьми,
которые убили Малушкина. Я не знаю, кто этот человек, как его зовут, где
живет, я не знаю о нем совершенно ничего, кроме самых общих примет внеш-
ности. Но есть девушка, которая может его опознать. Она видела его всего
один раз, но у нее профессиональная память на лица и приметы.
Колобок снова кивнул, всем своим видом показывая, что слушает очень
внимательно.
- Я хочу попробовать предъявить ей для опознания фотографии всех уби-
тых после двадцать девятого сентября. При этом фотографии лучше прижиз-
ненные. Например, те, которые есть в паспортных столах. Конечно, если
убитый получал паспорт не в Москве, то придется предъявлять посмертный
снимок.
Гордеев покрутил руками в воздухе и сделал круглые глаза, что должно
было означать: "Ну так предъявляй. В чем проблема-то?"
- Проблема у меня всегда одна и та же, - вздохнула покаянно Настя. -
У меня нет сил ездить по отделениям милиции и по следователям, ведущим
эти дела, в поисках фотографий. Во-первых, вы же сами меня не отпустите
на целый день.
И снова последовал утвердительный кивок круглой головы, мол, естест-
венно, не отпущу, будешь еще в рабочее время всякими глупостями зани-
маться, когда дел - выше крыши.
- Во-вторых, - невозмутимо продолжала она, словно не видя выражения
лица начальника, - я не могу ездить через весь город туда и обратно, у
меня не хватит здоровья на эти путешествия. А результат предъявления фо-
тографий может оказаться очень полезным для раскрытия убийства Малушки-
на. Конечно, на нас оно не висит, но ведь коллега все-таки, грех не по-
мочь, если есть возможность. Как вы считаете?
Гордеев безнадежно махнул рукой, достал из стола чистый бланк и при-
нялся его заполнять. Потом написал на отдельном листке длинное послание,
прикрепил его скрепкой к бланку. Наконец еще на одном листке накорябал:
"Тебе уже за тридцать, перевоспитывать тебя поздно. Выпороть бы тебя
как следует ремнем по заднице за твою лень, да боюсь, без толку. Рабо-
тай. Желаю удачи".
На следующий день вечером Настя снова раскладывала перед Дашей фотог-
рафии, на этот раз уже другие. Они стояли в примерочной магазина "Ори-
он", задернув шторку и используя вместо стола два сдвинутых вместе сту-
ла.
- Нет, его здесь нет, - наконец ответила Даша, перебрав и пересмотрев
больше сотни фотографий.
- Дашенька, давай еще разок попробуем, - умоляюще попросила Настя. -
Не торопись, смотри внимательно. Он обязательно должен здесь быть. Пойди
принеси мне что-нибудь примерить, а то как бы наши друзья на улице не
заволновались, и посмотри еще раз.
Но и вторая попытка успеха не принесла. Даша Сундиева твердо стояла
на том, что среди предъявленных ей фотографий нет фотографии мужчины,
пристававшего к ней в метро. Сама Даша расстроилась не меньше Насти.
- Это плохо, что я его не опознала? - робко спросила она.
- Конечно, плохо, - вымученно улыбнулась Настя. - Это значит, что на
самом деле я куда глупее, чем выгляжу и нежели кажусь.
- Как вы сказали? - залилась смехом Даша.
- Это не я сказала, а Игорь Губерман. Есть такой замечательный поэт.
Ладно, Дашенька, будем считать, что я грубо ошиблась и меня постигла
заслуженная неудача. Забудем все, что было, и начнем сначала.
Она медленно шла по Тверской в сторону метро, отметив, что сегодня
около магазина дежурит Костыря, и в какой-то момент острое тревожное
чувство снова вернулось к ней, но сейчас голова ее была занята совсем
другими вещами, и она не обратила внимания на сигнал, который посылало
ей подсознание.
Даша не узнала среди убитых того мужчину, и это означает, что вся
схема с самого начала была выстроена неправильно. Настя исходила из то-
го, что Даша представляет для кого-то очень серьезную опасность и поэто-
му тщательно проверяются ее контакты, причем не все, а лишь некоторые,
которые охвачены каким-то общим признаком. Например, продавцов в магази-
нах, где Даша покупает продукты, никто, судя по всему, не проверяет. Хо-
тя как знать, может быть, и их проверяют... Но если это так, то мужчину
обязательно должны были проверить, и не просто проверить, а убить, точно
так же, как убили милиционера Костю Малушкина.
"Что-то все время не сходится, - думала Настя, - в моей схеме есть
какой-то дефект, из-за которого конструкция постоянно разваливается. По-
чему же они не убили этого психа? Ведь за ним пошел Удунян, Даша видела
его рядом с мужчиной в светло-коричневом плаще, значит, контакт Даши и
психа не остался незамеченным. Так почему же его не убили? Потому что он
объяснил Удуняну, что никакого отношения к Даше не имеет, а просто пы-
тался достичь оргазма, засунув руку ей между ног? Бред. Ни один человек,
даже полный псих, не признается в этом первому встречному, если его не
поймали с поличным. И потом, даже если допустить невероятное и псих во
всем признался Удуняну, это должно было автоматически означать, что Даша
- лицо случайное и никакой опасности не представляет. Более того, пого-
ворив с психом, они должны были сообразить, что записка написана именно
о нем, а не о том толстяке, который так неаккуратно обращается со своим
"дипломатом". И в этом случае они не следили бы за Дашей целых три неде-
ли. А если они все-таки за ней следят, значит, не знают, что мужчина в
светло-коричневом плаще с засунутой в карман левой рукой является сексу-
альным психопатом, и считают, что он и Даша - звенья одной цепи. Значит,
остается всего два варианта: либо они и за ним следят точно так же, как
за Дашей, в надежде что-то выяснить, либо они его убили. Но если они его
убили, то где труп? Спрятали? И если не убили, то почему?"
Информация, исправно поставляемая Бокром и его командой, однозначно
свидетельствовала о том, что те трое следят только за Дарьей, все ос-
тальное время тратя на шмоточные дела. Опять же получается два варианта:
либо псих жив и за ним следят какие-то другие люди, либо за ним не сле-
дят совсем. Если в этой организации так много народу, что они могут себе
позволить выделять на каждый объект по три человека, то опять-таки непо-
нятно, почему эти люди не меняются. Куда разумнее было бы не заставлять
одну и ту же троицу пасти на протяжении двадцати трех дней одного и того
же человека, а перебрасывать их с объекта на объект, чтобы снизить риск,
что их заметят и узнают. Что, руководитель этой организации не может до-
думаться до такой простой вещи? Тогда как же он руководит целой органи-
зацией, в которой одних "наружников" как минимум шесть штук?
А если псих жив и за ним не следят? Стало быть, знают, что он не опа-
сен. Но тогда из этого неумолимо вытекает, что не опасна и Даша. Значит,
его все-таки нет в живых. Так где же он в конце-то концов, живой ли,
мертвый ли, но где он?
Мучительно болела спина, и, войдя в метро, Настя села на скамейку,
чтобы подождать, когда боль хоть немного утихнет. Мысль о том, что нужно
ехать на край города, на "Щелковскую", приводила ее в ужас. Она присло-
нилась спиной и затылком к мраморной стене, крепко обхватила свою не-
объятную сумку и прикрыла глаза. Почему же не убили психа? Чтобы спря-
тать тело, нужны определенные усилия. Вот, например, тело милиционера
Малушкина они же не спрятали, хотя по уму-то надо было бы это сделать.
Значит, не было возможности, людей мало или еще какие-то причины. За
психом поехал Удунян. Один? Или их было несколько? Если один, то вряд ли
сумел бы спрятать тело так, чтобы его три недели не нашли. Такое возмож-
но только при очень благоприятном стечении обстоятельств. Например, при
наличии рядом глубокого водоема или если стоит снежная зима. Неужели
Удуняну так повезло? Или психа всетаки не убили? Вопросы, вопросы, воп-
росы...
- Вы не проспите? Настя быстро открыла глаза и с изумлением увидела
рядом с собой Бокра в неизменном длинном сером пальто и серой шапочке с
голубой полоской.
- Что вы здесь делаете, Бокр?
- Вас охраняю. Я как раз принес новую кассету своему парнишке, кото-
рый ходит за Костырей и снимает видеокамерой каждый его шаг, смотрю -
мать честная! Это же сама Анастасия Павловна из магазина выходит! И вид
у нее какой-то усталый и болезненный, и ноги она еле-еле волочит, и ли-
чико бледненькое. Батюшки, думаю, уж не заболела ли моя работодательни-
ца, как хлопнется сейчас с сердечным приступом - мне же Эд Бургундский
башку отвинтит, мол, не уберег, просмотрел, допустил до беды. А потом
еще дядя Толя добавит. Так что я уж за вами следом, потихонечку, полего-
нечку, чтобы, значит, помочь, если надо будет. Так как, Анастасия Пав-
ловна?
- Что - как?
- Надо помогать?
- Надо. Отвезите меня домой, пожалуйста. У вас есть машина?
- Обижаете, хозяйка. У людей Эда Бургундского есть все, даже
собственные самолеты, если нужно. Хотя у меня лично нет ни кола ни дво-
ра. И машины, разумеется, тоже нет. Так что, идем?
- Идем. Они поднялись наверх и вышли из метро обратно на Тверскую.
Тут же перед ними остановился неприметного вида отечественный автомо-
биль, за рулем которого восседал веселый, круглый, как пончик, усатый
парень в шапочке с цветным помпоном. Он был полной противоположностью
Бокру: если тот состоял из одного серого цвета, то парень за рулем весь
переливался, как цветной мультфильм: краснозеленая куртка и красная ша-
почка с зеленым помпоном так бросались в глаза, что на лицо внимания уже
не обращали. А уж если добавить к этому лазурно-синий шелковый шарф,
мягко струящийся по выпуклому животику, то получался, пользуясь словами
Бокра, полный пердимонокль. "Грамотно, - подумала Настя, - если парня
переодеть, его невозможно опознать. Окажется, что его лица никто не ви-
дел или не запомнил".
Она с удовольствием устроилась на заднем сиденье, повернулась боком и
даже смогла вытянуть ноги. Бокр уселся впереди, рядом с водителем. В до-
роге он молчал и только, когда машина подъехала к дому на Щелковском
шоссе, спросил:
- Когда мне прийти с докладом?
- Пойдемте вместе, - предложила Настя. - Поужинаем, и вы мне все
расскажете.
Бокр отрицательно покачал головой:
- Назначьте мне время. Ужинайте, отдыхайте, а я приду, когда нужно.
- Но почему бы не сейчас? - продолжала настаивать она. - Зачем вам
уезжать, потом снова приезжать, раз уж вы все равно здесь.
Но Бокр оказался на удивление упрям.
- Назначьте мне время, - твердо повторил он, и Настя вдруг поняла,
что настаивать бесполезно. Он не пойдет к ней ужинать. Он точно и опре-
деленно знает свое место и не собирается сокращать дистанцию между собой
и сотрудником уголовного розыска. Да, посмеяться, пошутить, выполнить
поручение, посочувствовать, помочь... Но не сидеть за одним столом.
- Хорошо. Приходите через час, - сдалась она.
Генерал Вакар встал в конец бесконечно длинной очереди на почте. По-
чему-то прием денежных переводов осуществлялся в том же окошке, что и
выплата пенсий, и очередь продвигалась медленно из-за того, что подсле-
поватые, с дрожащими руками пенсионеры долго искали, где расписываться,
по полчаса вписывали в карточку полученную сумму, а потом дотошно, по
десять раз переспрашивая, выясняли у девушки за стойкой, почему им в
этот раз заплатили не столько же, сколько в прошлом месяце.
Уже скоро год, как он каждый месяц встает в эту очередь и переводит
деньги женщине, которую совсем не знает, которую видел всего несколько
раз. Но он знает, что обязан это делать. Это его долг.
В последнее время он стал ненавидеть это слово. Почти полвека оно бы-
ло тем стержнем, на котором сформировалась личность Владимира Вакара и
который не давал ей рассыпаться, развалиться, сломаться, как это прои-
зошло с его дочерью, с его Лизонькой. Вакар всегда знал, в чем состоит
его долг солдата. И он всегда знал, в чем состоит его долг мужа и отца.
Он должен защитить свою семью. Он должен содержать свою семью. Он должен
обеспечить своей семье если не счастье, то по крайней мере покой. Как он
будет это делать, трудно ли ему это делать, никого касаться не должно.
Важен результат.
Когда в дом пришло горе, Вакар знал, что его долг - сделать все воз-
можное и невозможное, чтобы вернуть жене и дочери душевное равновесие.
Он - муж и отец, и кто же еще обязан это сделать, если не он?
Сначала он думал, что обойдется "малой кровью".
- Я не могу мстить детям, - сказал он Елене, и она ответила:
- Хорошо, я подожду, пока они вырастут. Троим из них было по тринад-
цать, и только одному из них как раз в тот день исполнилось четырнад-
цать. Собственно, отмечая его день рождения, они и напились и уселись
играть в карты со старшим братом именинника, отпетым уголовником, рабо-
тавшим в магазине рубщиком мяса. Там, в подсобке, они и играли. Проигрыш
пацанов оказался огромным, но они не обращали на него внимания, думая,
что это не всерьез. Но мясник по фамилии Орешкин, старший брат Юры Ореш-
кина, заявил, что он с ними играл как со взрослыми, драгоценное время
тратил, так что будьте любезны вернуть проигранное. Денег у ребят, ес-
тественно, не оказалось, и тогда долг был заменен "американкой" на пер-
вого же пацана в голубой куртке. Пьяные, полностью попавшие под кураж
многократно судимого подонка, мальчишки взяли ножи, встали у открытой
двери на улицу и терпеливо ждали, когда мимо них пройдет мальчик в голу-
бой курточке. Лил проливной дождь, народу на улице не было совсем, и
ждать им пришлось долго. Но они дождались.
Следователь объяснила Вакару, что по закону ребенок считается достиг-
шим четырнадцатилетия после двадцати четырех часов дня своего рождения.
Поскольку убийство было совершено Юрой Орешкиным до полуночи, хотя и в
день рождения, то и он считается тринадцатилетним и уголовной от-
ветственности не подлежит. Остальным троим четырнадцать должно было ис-
полниться в течение трех-четырех месяцев.
Таким образом, до их совершеннолетия нужно было ждать четыре года, и
Владимир надеялся, что за это время жена и дочь придут в себя и оставят
свою чудовищную идею. Четыре года прошли как в кошмаре. Дом, превращен-
ный в мавзолей, вечно черная одежда, постоянные походы в церковь, свечи,
иконки, лампадки, разговоры о витающей над ними неотмщенной невинной ду-
ше ребенка... Вакар чувствовал, что сходит с ума. Но ему и в голову не
приходило оставить жену или начать ее ненавидеть. Елена его жена, мать
его детей, и он будет любить ее что бы ни случилось, какие бы отврати-
тельные поступки она ни совершала, просто потому, что она его жена, дан-
ная ему судьбой до самой смерти. И его долг мужа - защитить Елену, дать
ей душевный покой.
Спустя четыре года, в 1989-м, Елена напомнила ему:
- Им в этом году исполняется восемнадцать. Я жду, когда ты сдержишь
свое слово. И Андрюшенька ждет, не забывай об этом.
Вакар навел справки обо всех четверых. Юрий Орешкин только что вер-
нулся из колонии, где отбывал срок за злостное хулиганство, и призыву в
армию не подлежал. Все остальные должны были идти служить. Вакар с об-
легчением вздохнул - ему дали отсрочку на два года. Но дома становилось
все хуже.
Тогда он попросил направить его в Карабах. Два года, пока убийцы его
сына были в армии, он участвовал в боевых действиях, он просился во все
"горячие" точки, только чтобы поменьше бывать дома, чтобы не видеть жену
и не слышать ее бесконечных упреков и причитаний по поводу не находящей
покоя Андрюшенькиной души.
В 1991 году Елена снова проявила жесткость:
- У тебя больше нет причин тянуть. Или ты сделаешь это сам, или я
найду людей и заплачу им, чтобы они сделали это.
Вакар с ужасом подумал о том, что она действительно найдет людей, ко-
торым заплатит за четыре убийства, но если они попадутся, то Елена пой-
дет в тюрьму вместе с ними как организатор. Этого он не мог допустить.
Орешкина он увидел случайно. Тот стоял в километровой очереди за вод-
кой, пьяный, неопрятный, отвратительный. Владимир встал в сторонке и
стал наблюдать за ним. Орешкин торговал очередью. Занимал ее постепенно
в десяти - пятнадцати разных местах, потом подходил в конец и предлагал
свое место за три рубля. Стал накрапывать мелкий дождик, и Вакар спря-
тался в ближайший подъезд, где стоял, не спуская глаз с опухшей небритой
физиономии. "Это не человек, - думал Владимир Сергеевич, - это уже давно
не человек, а плохо функционирующий организм. И эта гадость, это ничто-
жество отняло жизнь моего сына".
Орешкин продал очередь, сунул в карман очередную мятую "треху" и дви-
нулся в сторону подъезда, где стоял Вакар. Не обращая внимания на стоя-
щего рядом человека, расстегнул штаны и стал мочиться.
- Эй, мужик, здесь не общественный сортир, - миролюбиво и вполне спо-
койно заметил Вакар.
В ответ раздалась такая грязная брань, какую Вакару не приходилось
слышать ни в одной армейской казарме, а повидал он их немало в своей
жизни. Хуже того, брань сопровождалась отчаянным зловонием, исходившим
от Орешкина и его поганого рта. Владимир даже не успел сосредоточиться
перед ударом, он просто нанес его коротко, сильно, профессионально. Ав-
томатически. Десантная выучка, замешенная на отвращении и ненависти.
Орешкин умер сразу. Его тело смятым кульком валялось под ногами у
Владимира, в подъезде пахло кошками и мочой, на улице шел дождь, и люди
стояли в очереди за водкой. Все было как обычно. Ничего не изменилось.
Генерал Вакар превратился в убийцу. Была осень 1992 года.
Он обшарил карманы Орешкина и нашел засаленный паспорт. Спрятав его,
спокойно вышел из подъезда и отправился домой. Жил он на соседней улице.
Дома молча подал жене грязный паспорт Юрия Орешкина. Та просветлела.
- Свершилась воля твоя, Господи, - торжественно произнесла Елена. -
Наконец-то праздник пришел в наш дом.
В этот день впервые за много лет в доме снова запахло пирогами, и
Владимир снова почувствовал пусть слабый, но все же аромат той семьи, о
которой он мечтал в детстве и которую пытался построить, став взрослым.
И в эту ночь Елена впервые после гибели сына пустила Владимира в свою
постель.
Он не ожидал, что переживет первое убийство так легко. Он думал, что
будет страдать, маяться, переживать, может быть, ему захочется на-
питься... Но ничего такого не произошло. У Вакара было такое ощущение,
как будто он раздавил грязного таракана, бегущего по чистому кухонному
столу.
Вторым на очереди был Николай Закушняк, мелкий рэкетир, собирающий
дань "за охрану" на начавших в изобилии плодиться муниципальных рынках и
базарчиках. За ним Вакар ездил несколько месяцев, пока не подвернулся
удобный случай. Закушняк поставил свою машину в ремонт и несколько дней
вынужден был передвигаться пешком или на общественном транспорте. Влади-
мир подстерег его, когда Закушняк поздно вечером направлялся от подружки
домой.
- Коля! - окликнул его Вакар, притормаживая рядом. - Николай!
Закушняк остановился и непонимающе уставился на солидного немолодого
мужика.
- Вы меня? - неуверенно спросил он.
- Тебя, конечно, - засмеялся Вакар. - Ты же Колька Закушняк из дома
двадцать четыре? Верно?
- Верно. А вы кто?
- А я в соседнем доме живу. Да я тебя еще пацаном помню. Ты домой?
Садись, подвезу.
Николай без колебаний сел в машину. Лицо водителя показалось ему зна-
комым, видно, он и впрямь частенько встречал его во дворе возле дома.
В тихом безлюдном переулке Вакар вдруг остановил машину и схватился
за сердце.
- Что с вами? - испугался Закушняк.
- Ничего, - поморщился Вакар, - меня иногда прихватывает. Возраст,
знаешь ли. Там на заднем сиденье сумка-визитка лежит, в ней лекарство.
Достань, будь другом.
Николай повернулся спиной к Вакару и потянулся к правому углу заднего
сиденья, где лежала небольшая черная кожаная сумочка. Через полминуты
все было кончено. Генерал Вакар не пользовался ничем, кроме собственных
рук, сильных, умелых и тренированных. Он отвез тело Николая обратно к
дому, где жила его подружка, и осторожно занес его в подъезд. Время было
позднее, и никто Вакара не видел.
И снова в доме был праздник, и снова Елена пустила Владимира к себе.
На этот раз праздничная атмосфера длилась долго, почти два месяца. Елена
повеселела, стала чаще улыбаться, иногда снимала свой черный наряд и на-
девала что-нибудь светлое. Вакару казалось, что и Лизе стало полегче.
Самым трудным оказался третий, Равиль Габдрахманов. К тому моменту,
как Вакар его нашел, Равиль закончил банковский техникум, работал в
Сбербанке и учился на вечернем отделении экономического института. В
1993 году ему было двадцать два года, но он уже был не только мужем, но
и отцом. Славный, субтильный, с хорошей доброй улыбкой, он никак не по-
ходил на человека, на совести которого чья-то смерть, хоть и давняя. И
жена у него была молоденькая, совсем девочка.
Вакар ходил за ним всю весну, лето, осень и никак не мог решиться. Не
поднималась у него рука на Равиля Габдрахманова. Наконец поздней осенью
1993 года он сделал это. Но с тех пор каждый месяц он исправно приходил
на почту, отправлял деньги, а на бланке указывал адрес и имя получателя:
"Габдрахмановой Розе Шарафетдиновне".
С каждым совершенным убийством, с каждым актом возмездия Елена расц-
ветала, встряхивалась, и семья понемногу начинала приобретать черты той
семьи, о которой когда-то мечтал Вакар. Владимир выполнял свой долг, как
он его понимал, оберегая Елену от тюрьмы, а дочь - от пожизненной пси-
хушки, пытаясь вернуть им обеим душевный покой, пусть даже ценой разру-
шения собственной жизни. Но в последнее время он все чаще думал о том,
что понимал свой долг мужа и отца совсем неправильно. Пятьдесят лет он
прожил на свете с нежизнеспособной идеей, которая в конце концов оберну-
лась трагедией. И он стал ненавидеть слово "долг".
Через час, минута в минуту, явился Бокр. Настя успела поужинать, пе-
реодеться и даже принять душ, чтобы горячей водой успокоить ноющую пояс-
ницу.
- Что ж, Анастасия Павловна, - доложил он, - могу сообщить, что ниче-
го нового с нашими героями не происходит. Круг общения остался тем же,
хотя нам удалось вычленить около двадцати человек, с которыми троица
плюс Резников общаются более или менее постоянно. Вот их фотографии, вот
их фамилии и кое-какие установочные данные. Небога; конечно, но я, знае-
те ли, не люблю разбрасываться и судорожно бросаться проверять всех под-
ряд. Вы посидите тихонечко, подумайте, кто из этого списка интересен вам
в первую очередь, тогда мы займемся им вплотную.
Однако изучение списка и фотографий ни на что Настю не подвигло. У
нее в руках не было никакого ключа, при помощи которого она могла бы
выбрать из списка объекты первоочередной проверки. Все они были "челно-
ками", все до единого крутились вокруг "купипродай", систематически ле-
тали в Турцию, Грецию, Арабские Эмираты и Таиланд.
- Знаете, Бокр, у меня есть основания подозревать, что Удунян совер-
шил убийство. Было это двадцать девятого сентября или чуть позже. Но
трупа нет. То ли он его куда-то спрятал, то ли я не знаю что... Вы могли
бы "прокачать" его на этот предмет?
- Сделаю все возможное, - кивнул серенький человечек, мелькавший пе-
ред Настей взад-вперед по комнате. Сегодня на нем опять были голубые но-
сочки.
- Только не забывайте, пожалуйста, мои условия, - попросила Настя.
- Конечно, конечно, - усмехнулся Бокр. - Бить нельзя, травить нельзя,
но врать можно. Вы можете назвать мне имя жертвы?
- В том-то и дело, что я не знаю. Просто мне достоверно известно, что
Сурен Удунян увидел в метро одного человека и пошел за ним следом. Я не
знаю, кто этот человек, но мне кажется, что Удунян должен был его убить.
Впрочем, может быть, я и ошибаюсь. Возможно, вам удастся выяснить, что
он жив.
- Значит, человек из метро, - задумчиво протянул Бокр. - Не густо.
Может, какие-нибудь особые приметы? Шрамы с головы до ног, лысина до
плеч или еще какой-нибудь прибамбас? Я же должен выстроить мизансцену и
вплести в нее упоминание об этом человеке. Значит, он должен быть легко
узнаваем.
- Не знаю, - честно призналась Настя. - Вы подумайте до утра, как вы
будете "прокачивать" Удуняна, а я подумаю про идентифицирующие признаки.
Позвоните мне в половине восьмого.
Бокр ушел, и Настя улеглась в постель. Сна не было. Ей не давала по-
коя мысль об убийстве, возможно совершенном Удуняном. Почему же он не
убил психа? Ведь по всей логике событий он должен был это сделать. А ес-
ли убил, то где труп? Иногда в размеренный ход мыслей врывался противный
холодок гдето в области желудка, и Настя вспоминала про встревоживший ее
эпизод в Конькове. Что-то в нем было не так.
Часа в четыре утра она вдруг подпрыгнула на диване и включила свет.
Поколебавшись минуту между нежеланием вылезать из теплой постели и
стремлением решить очередную задачку, она встала и достала с полки нес-
колько толстых томов энциклопедии. Притащив их на кухню, зажгла газ,
поставила на огонь чайник и углубилась в чтение. Через полчаса, выпив
две чашки кофе и просмотрев несколько десятков статей, она уже мечтала о
том, чтобы скорее наступило утро и она могла начать задавать новые воп-
росы.