Маринина А. Б.
Настя Каменская
Реквием

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Маринина А. Б.
Реквием


АНОНС

В Москве при таинственных обстоятельствах погибает молодой милицио-
нер. Его невеста Лера носит на руке дорогое кольцо с бриллиантом, похи-
щенное когда-то при убийстве жены крупного чиновника. Живет Лера с де-
дом-уголовником, много лет назад убившим родителей девушки и сделавшим
ее сиротой. Такой клубок загадок приходится распутывать Насте Каменской
и ее коллегам из уголовного розыска.


Глава 1

Он выглядел недовольным и усталым, но за маской брюзгливой утомлен-
ности на красивом молодом лице Барсуков ясно видел с трудом сдерживаемый
страх и мучительное напряжение. Сомнений не было, ему только что снова
звонили.
- Что еще? Зачем ты вернулся?
- Я хотел спросить, какой у вас номер телефона. Не городского, а со-
тового. - Барсуков кивком головы указал на лежащую на столике возле ди-
вана трубку.
- Зачем тебе?
- Да вы не бойтесь, я не буду вас разорять и звонить по такой дорогой
связи. Если нужно, позвоню по городскому. Просто скажите мне номер.
Барсуков старался говорить непринужденно, чтобы лишний раз не встре-
вожить собеседника. Эти артисты такие нежные, что уж и слова им сказать
нельзя. Очень болезненно на все реагируют.
Он даже не стал записывать номер телефона, просто запомнил, это было
несложно. Совсем несложно, потому что именно этот номер он твердил про
себя, пока шел, да нет, не шел - почти бежал через темный, окутанный
зимними сумерками поселок к большому загородному дому знаменитого певца.
Барсуков услышал шаги на крыльце, хлопнула дверь.
- Это я! - раздался из холла громкий мужской голос.
- Ну давай, отваливай, - негромко и раздраженно проговорил хозяин до-
ма. - Видишь, ко мне пришли. Иди, иди.
Настя Каменская никак не могла привыкнуть к тому, что ездит на работу
теперь не на Петровку, а совсем в другое место. Вот уже три месяца она
выходит из метро не на "Чеховской", а на другой станции и идет не к
большому желтому зданию Главного управления внутренних дел Москвы, а к
обшарпанному светло-зеленому трехэтажному особнячку. Теперь ее кабинет
здесь. И начальник у нее другой. Нельзя сказать, что новый начальник ху-
же любимого и привычного Колобка-Гордеева. Он не хуже. Просто он - дру-
гой. Давно и хорошо знакомый, отличный профессионал, безусловно честный
и порядочный человек, прекрасно относящийся к Насте, но... Он не Горде-
ев.
Настя изо всех сил старалась свыкнуться с переменами. Она не была
уверена, что поступила правильно, сменив место службы, но на этом наста-
ивали оба начальника, и прежний, Виктор Алексеевич Гордеев, и новый,
Иван Алексеевич Заточный. - Заточный хотел получить в свою только что
созданную информационноаналитическую службу хорошего толкового работни-
ка, а Гордеев, в свою очередь, стремился отослать Анастасию подальше от
назревавших крутых кадровых перестановок в городском управлении. И оба
они в один голос твердили о том, что ей надо получать звание подполков-
ника, поэтому следует перейти на должность, которая даст ей эту возмож-
ность. А вернуться на Петровку она всегда сможет, было бы желание.
За три месяца она так и не смогла привыкнуть к тому, что сейф теперь
стоит не слева, рядом с рабочим столом, а у противоположной стены, да и
вскипятить воду для кофе, не вставая с места, никак не удается, ибо ро-
зетка находится не в стене прямо за спиной, а возле окна. Что ж, может,
это и к лучшему, при ее сидячем образе жизни лишние телодвижения не по-
мешают.
Было уже около десяти утра, и Настя как раз собиралась вскипятить во-
ду, чтобы выпить вторую за рабочее утро чашку кофе, когда ее вызвал к
себе Заточный. Кроме генерала, в кабинете находился молодой мужчина в
форме с погонами капитана внутренней службы.
- Знакомьтесь, - сухо произнес Иван Алексеевич. - Это наш новый сот-
рудник Павел Михайлович Дюжин. Анастасия Павловна Каменская - наш лучший
аналитик. Она будет вашим наставником в течение первого года работы. Вы
свободны, Павел Михайлович. Обживайте пока свое новое рабочее место,
Анастасия Павловна вас позовет, когда освободится.
На лице у капитана было написано легкое недоумение, но он дисциплини-
рованно встал и вышел из кабинета. Заточный некоторое время смотрел на
закрывшуюся дверь, потом перевел взгляд на Настю. Сухость и сдержанность
на его лице растаяли, теперь оно было обычным, но несколько озабоченным.
- Получайте своего первого ученика, - улыбнулся генерал. - Я свои
обещания выполняю. Как только подготовите мне двоих приличных аналити-
ков, можете уходить куда захотите, если у меня не понравится.
- Откуда он пришел? - спросила Настя. - И вообще, что он умеет?
- Ну, о том, что он умеет, - это вы мне через пару дней сами расска-
жете. А пришел он из отдела кадров ГУВД Московской области. Устраивает?
- Вполне, - облегченно кивнула она. - У кадровиков обычно бывают неп-
лохие навыки работы с документами без личного знакомства с человеком.
Они умеют читать бумажки не только по строчкам, но и между строк. Я могу
идти?
- Нет, - резко ответил Заточный и указал ей на стул. - Сядьте, Анас-
тасия. Я хочу предложить вам материал, на котором вы будете учить Дюжина
работать. Предупреждаю заранее, материал может оказаться "пустышкой",
так что не старайтесь во что бы то ни стало вытянуть из него интересую-
щий нас криминал. Я хочу сказать, что криминал там, безусловно, есть,
поскольку есть труп, но он может оказаться не по нашей части. И еще од-
но. Я хочу попросить вас быть особенно внимательной и аккуратной, потому
что это может коснуться моего сына.
Настя удивленно вскинула глаза на начальника.
- Максима? Он имеет к трупу какое-то отношение?
- Самое непосредственное. Они с убитым были если не друзьями, то доб-
рыми приятелями, учились на одном курсе и в одной группе. И именно Мак-
сим на днях прибежал домой весь белый от ужаса. Начальник курса объявил
им, что их товарища Сашу Барсукова нашли убитым.
- И вы подозреваете, что Максим знал о преступных связях друга и даже
сам был замешан?
- Я ничего не подозреваю, - голос Заточного снова стал сухим и жест-
ким. - У меня нет оснований для каких бы то ни было подозрений. Но и ос-
нований быть благодушным у меня тоже нет. С каждым из нас может слу-
читься все, что угодно. И с нашими детьми тоже. Я слишком много времени
и внимания уделял и уделяю службе и не могу быть уверенным, что знаю
своего сына как облупленного. Ему уже скоро девятнадцать, это взрослый
мужчина, у которого своя жизнь. И тот факт, что для меня он продолжает
оставаться ребенком, не может повлиять на объективную реальность. Хватит
об этом, Анастасия. Вернемся к делу. Со слов сына я знаю, что Саша Бар-
суков ухаживал за девушкой, которая много лет назад потеряла родителей и
теперь живет вместе с дедом. Ситуация достаточно острая, поскольку де-
сять лет назад родители девушки были убиты, и убиты не кем-нибудь, а
именно этим самым дедом, который отсидел срок и вернулся к внучке. Могу
высказать предположение, что Барсуков попал под влияние деда-уголовника.
Это первое. Я запросил из архивов материалы на него.
Генерал легко поднялся из-за стола, открыл сейф и положил перед Нас-
тей две пухлые папки. Глядя на него, Настя снова ощутила едва заметный
укол того, что принято называть белой завистью. Она не сумела бы встать
с такой легкостью и вообще двигалась, как правило, тяжело и неуклюже,
несмотря на относительную молодость (всего-то тридцать семь) и почти бо-
лезненную худобу. Спортом она, в отличие от Заточного, никогда не зани-
малась, а тут еще и спина побаливает, и одышка...
- Вот, ознакомьтесь с ними. В одной папке материалы уголовного дела,
в другой - личное дело осужденного Немчинова. Не буду вам говорить, что
и как смотреть в этих материалах, вы лучше меня все знаете. Теперь вто-
рое. У вас хорошая память, и я полагаю, вы не забыли дело Сергея Градо-
ва, осень девяносто третьего года.
- Я помню, - удивленно произнесла Настя. - Но я не думала, что вы об
этом деле знаете.
- Мы в то время не были с вами знакомы, но тогда я как раз впервые о
вас услышал. Я не мог не знать об этом деле, потому что Градов, как вам
известно, был депутатом и имел хорошие шансы стать крупным политиком. Но
дело не в нем. Вы помните мальчишку, которого тогда взяли к вам на ста-
жировку?
- Конечно, - кивнула она, понимая наконец, о чем хочет ее предупре-
дить генерал. - Парень учился в Московском юридическом институте МВД,
там же, где и ваш сын. И мы тогда смогли установить, что он с самого на-
чала, еще до поступления в институт, был завербован криминальной струк-
турой и направлен на учебу в наш ведомственный вуз, чтобы иметь в мили-
цейских рядах свои уши и руки. Вы полагаете, что этот случай мог ока-
заться не единственным?
- Я не могу не учитывать такую возможность. Принимая во внимание
должность, которую я занимаю, надо иметь в виду, что мой сын Максим мо-
жет оказаться лакомым кусочком для заинтересованных лиц. И если его то-
варищ по учебе оказывается связанным с уголовниками, я не могу закрыть
на все глаза и считать, что мой мальчик живет в башне из слоновой кости
и сохраняет чистоту и невинность помыслов, тогда как все остальные слу-
шатели института ходят по бренной земле. Глупости, жадности, преда-
тельства и грязи всюду достаточно, и нельзя рассчитывать на то, что тво-
их близких они не коснутся. Все равны, и все под одним Богом ходим. У
вас есть ко мне вопросы?
- Есть. Я уже не оперативник, у меня нет полномочий заниматься этим
делом. Как мы с вами будем выходить из положения?
- Вы не будете заниматься раскрытием убийства Барсукова. Вы будете
анализировать материалы на предмет выявления связей между слушателями
института и криминальными структурами. Впрочем, речь может идти не
только о слушателях, но и о сотрудниках. Преподаватели, курсовые офице-
ры, кадровики и так далее. И не только в этом институте, но и в других
вузах МВД, их много.
Настя поморщилась. Легко сказать: вы будете делать то-то и то-то, а
другие будут делать что-то другое. Как тут делиться-то? Если убийство
рядового милиции Александра Барсукова связано с проникновением мафии в
институт, то границу между интересами разных служб не проведешь. Следо-
ватель и оперативники быстро поставят на место какую-то там Каменскую,
которая сует нос не в свое дело и без толку путается под ногами. Заточ-
ный должен был бы это понимать, а не давать ей задание с такой лег-
костью, словно в киоск за сигаретами посылал.
Ее кислая мина не укрылась от Ивана Алексеевича, который внезапно
улыбнулся, впервые за сегодняшнее утро, своей знаменитой улыбкой, когда
глаза его превращались в два маленьких солнышка и обогревали собеседника
неожиданным теплом, сопротивляться которому мало кому удавалось.
- В виде компенсации могу вам сообщить приятное известие. Следствие
по делу об убийстве Барсукова поручено вашему знакомому Ольшанскому, а
из оперативников будут работать ваши бывшие коллеги. Надеюсь, с ними-то
вы сможете договориться.
Ну что ж, подумала Настя, это совсем другое дело. С Костей Ольшанским
проблем не будет, если не нарушать правила игры, а про ребят и говорить
нечего.
Она взяла со стола папки и уже открыла дверь кабинета, собираясь вый-
ти, но ее остановил насмешливый голос Заточного:
- А Максим?
- Что - Максим? - недоуменно обернулась она.
- Вы не хотите с ним поговорить?
- Хочу. Но мне неловко просить об этом. Его, наверное, уже и так на
Петровке задергали. А вы сами просили быть деликатной...
Иван Алексеевич рассмеялся, правда, Насте показалось, что смех был не
очень-то веселым.
- Анастасия, я знаю вас достаточно давно, чтобы понимать: вам никогда
не бывает неловко, если речь идет о деле. Не морочьте мне голову. Когда
вам нужен Максим?
- Я хочу сначала посмотреть материалы, - осторожно ответила она.
- Хорошо. Он учится во вторую смену, с двенадцати до семи. К восьми
вечера он будет здесь.
Настя отправилась к себе, с трудом удерживая норовящие выскользнуть
из рук папки и с удивлением думая о том, почему это она так спокойно
позволяет Заточному распоряжаться ее временем. Он уже решил, что разго-
вор с Максимом у нее должен состояться сегодня в восемь вечера, и ника-
кому обсуждению это не подлежало. Он не спросил, какие у нее планы, чем
она собирается заниматься и вообще будет ли она в восемь часов на рабо-
те. Просто решил - и все. Гордеев таким не был. Ничего не попишешь, у
каждого начальника свой стиль. А Иван Алексеевич Заточный вообще обладал
какой-то непонятной властью над ней. Настя могла сердиться на него, оби-
жаться, даже порой ненавидела, но не могла сопротивляться его обаянию и
хоть в чем-то отказать.
Разложив папки на столе в своем кабинете, она довела до конца прер-
ванное занятие по приготовлению кофе и уселась за документы с чашкой в
руках. Уголовное дело об убийстве супругов Немчиновых в 1987 году было
совсем незамысловатым. Типичное бытовое убийство, каких тысячи. Вместе
пьянствовали на даче, разгорелась ссора, и Немчинов-старший с пьяных
глаз застрелил из охотничьего ружья сына и невестку. Испугавшись содеян-
ного и желая скрыть следы, поджег дом и отправился на электричку, чтобы
вернуться в город. Вероятно, поезда ходили с большими перерывами, ему
пришлось долго ждать на платформе. За это время соседи, слышавшие звуки
выстрелов и увидевшие, что из дома валит дым, вызвали милицию, и Василий
Петрович Немчинов, 1931 года рождения, был задержан все на той же плат-
форме, где он терпеливо ожидал поезда на Москву. Вину свою признал сразу
и в ходе следствия и судебного разбирательства показаний ни разу не ме-
нял. Осужден по статье 102 за умышленное убийство с отягчающими обстоя-
тельствами (убийство двух и более лиц), получил двенадцать лет лишения
свободы с отбыванием в колонии усиленного режима, через девять лет осво-
бодился досрочно, поскольку "честным и добросовестным трудом и соблюде-
нием правил внутреннего распорядка доказал свое исправление". Вот,
собственно, и все.
Ничего интересного в уголовном деле не было, но что-то показалось
Насте смутно... Нет, не знакомым, а каким-то несуразным, что ли. Может
быть, именно изза той простоты, от которой она давно уже отвыкла, эта
маленькая несуразность просто выпирала из материалов и резала глаза. Но
в чем она? Где? На какой странице? Ничего, кроме внутреннего ощущения.
Она знала, что в таких случаях надо отвлечься, заняться чем-то дру-
гим, а потом снова прочитать дело. Что ж, посмотрим пока личное дело
осужденного Немчинова В. П. Во время пребывания в следственном изоляторе
избил сокамерника. Это плохо. Но потом выяснилось, что этот многократно
судимый сокамерник глумился и издевался над двадцатилетним парнишкой,
хилым и хрупким, так что избил его Немчинов, строго говоря, за дело. Это
уже хорошо. По закону вообще-то не полагается содержать в одной камере
бывалых сидельцев и ранее не судимых, но кто их соблюдает-то, правила
эти? В какой камере есть место, туда и сажают. Многие изоляторы находят-
ся в бедственном положении, здания давно не ремонтировались, камеры в
аварийном состоянии, потолки протекают, канализация не работает, тут уж
не до жиру. То есть не до закона.
Так, что еще? В период отбывания наказания показал себя исключительно
с положительной стороны. В деле сплошные благодарности за перевыполнение
норм выработки... АН нет, и в штрафном изоляторе побывал Василий Петро-
вич на шестом году отсидки, аж на целых тридцать суток загремел. И за
что же? Да опять все за то же, избил осужденного. А вот и объяснение са-
мого Немчинова: "Я признаю, что избил осужденного Фиалкова сегодня днем
в цехе N 2. Фиалков систематически унижал недавно поступившего осужден-
ного Грекова, отбирал у него продукты, применял физическое насилие и уг-
рожал принудительным гомосексуальным контактом. Осужденный Греков явля-
ется физически неразвитым и постоять за себя не может. Вину признаю.
Осужденный Немчинов В. П., статья 102, срок 12 лет".
Очень любопытная бумажка. Мотив все тот же - защита слабого, который
не может постоять за себя. Но стиль! Абсолютное большинство осужденных
написали бы: "отбирал пайку и угрожал опустить". Или "опетушить". Но Ва-
силий Петрович написал свое объяснение нормальным русским языком, без
употребления жаргона и без единой грамматической ошибки. Что это? Поза?
Или к нему действительно за пять лет пребывания на зоне не прилипла спе-
цифическая субкультура зеков?
Странно это все как-то. Непростой, видать, дед этот Немчинов. С одной
стороны, пьяная ссора и убийство сына и невестки, с другой - применение
насилия в защиту слабых, а с третьей - добросовестный труд и грамотная
письменная речь. Такой тип может оказаться очень умным и опасным. Может
быть, он действительно за девять лет пребывания на зоне оброс крепкими
связями с преступным миром, а теперь, находясь на свободе, втягивает в
свои сети молоденьких милиционеров вроде Саши Барсукова?
За работой время летело незаметно, и, когда Настя закрыла вторую пап-
ку, оказалось, что уже почти четыре. Надо бы поесть, но что? И где? На
Петровке хоть столовая была и буфет круглосуточно работал, а в этом
особнячке пока ничего нет, кроме служебных кабинетов. Сотрудники либо
приносят из дома бутерброды, либо ходят в ближайшее кафе. В кафе, конеч-
но, кормят вкусно и за вполне разумные деньги, но ведь туда идти надо. А
перед этим еще и одеваться... Насколько Анастасия Каменская была неуто-
мима в работе, если ее можно было делать, не вставая из-за письменного
стола, настолько ленивой она была, когда дело касалось даже простейших
физических усилий. Ей проще было сидеть голодной, нежели надевать сапо-
ги, теплую куртку, спускаться по лестнице и шлепать по скользкому троту-
ару целых триста метров до места, где дают поесть. И если бы она могла
рассчитывать на то, что сумеет уйти с работы в шесть вечера, она бы, ко-
нечно, предпочла поголодать и потерпеть до дома, но поскольку теперь уже
ясно, что раньше девяти она отсюда не выберется, то все-таки придется
сделать над собой усилие и выйти на улицу. И почему она, балда несураз-
ная, не взяла утром с собой бутерброды? Ведь собиралась, она точно это
помнила, да и муж несколько раз напоминал ей, даже выложил из холо-
дильника сыр и ветчину. А она в очередной раз поленилась.
Горестно вздыхая, Настя натянула сапоги, обмотала шею длинным теплым
шарфом, застегнула куртку, сползла с третьего этажа и вышла на улицу.
Легкие мгновенно наполнились вкусным морозным воздухом, от ослепительно-
го солнца на глазах выступили слезы. В этом году зима вела себя пра-
вильно, в строгом соответствии с календарем. До конца ноября стояла хо-
лодная сырая осень, а первого декабря к вечеру ударил мороз. Сегодня же,
второго декабря, на улице сверкал снег и сияло солнце. Если бы еще не
было так скользко, то жизнь могла бы показаться майору милиции Анастасии
Каменской более чем удовлетворительной.
Осторожно передвигая ноги, чтобы не поскользнуться, она медленно дош-
ла до кафе со странным названием "Жажда", которое больше подошло бы па-
вильону "Виноводы" из давних советских времен. Уже взявшись за ручку
двери, Настя внезапно передумала, прошла еще несколько метров до станции
метро "Красносельская", купила журнал и блок сигарет и только после это-
го вернулась в "Жажду". Дождавшись, когда официант поставит перед ней на
столе овощной салат и тарелку с солидной порцией жареного картофеля, она
раскрыла журнал и углубилась в чтение статьи о прелестях зимнего катания
на лыжах в Альпах. Для нее это было все равно что читать о жизни на Мар-
се, ибо на лыжах она не каталась никогда и в Альпы ехать не собиралась,
а звучные названия различных марок горнолыжного оборудования не говорили
ей ровным счетом ничего. Зато такое чтение не будило в ней мысли, пос-
кольку не вызывало никаких ассоциаций, и давало возможность просто отв-
лечься от всего и абстрактно поскладывать буковки. За это время, как она
заметила, у нее "прочищались мозги", после чего ей частенько удавалось
взглянуть на старую проблему под новым углом зрения.
Она уже почти доела картофель и дочитала статью, когда перед ее гла-
зами на столе появилась новая тарелка, с шашлыком. Недовольно подняв
глаза, она успела мысленно нелестно отозваться о придурках, которые
ухитряются подсаживаться за занятые столы при наличии массы свободных
мест, но тут же радостно улыбнулась. Перед ней с веселой усмешкой на
круглом лице восседал Юра Коротков.
- Как ты меня нашел?
- Велика задача! - фыркнул он, тут же утащив с ее тарелки несколько
ломтиков картофеля. - Пришел, толкнул дверь, убедился, что она заперта,
дошел до Ивана и спросил, где ты. Дальше все понятно. Я уже пятнадцать
минут сижу за соседним столом и жду, когда же ты меня наконец заметишь.
Но от тебя, как известно, внимания к окружающим не дождешься. А карто-
шечка у них славная, надо и мне взять порцию.
- Хочешь? - Настя пододвинула ему свою тарелку. - Бери, мне уже мно-
говато, я явно пожадничала.
Коротков отодвинул тарелку обратно к Насте и покачал головой.
- Ешь, худоба, на тебя же без слез не взглянешь.
- Неправда, - возразила она, - с тех пор как я ушла к Ивану, я приба-
вила два килограмма.
- Что, жизнь спокойная?
- Ну... в общем, да, если сравнивать с Петровкой.
- Скучаешь?
- Не знаю, Юрик, - честно призналась она. - И да, и нет. Привыкнуть
не могу, что все кругом другое, и люди другие, и вас рядом нет. Но рабо-
та интересная, я ее люблю и умею делать, а главное - я делаю ее не под-
польно, как у Колобка, а официально, за это мне зарплату платят и никто
косо не смотрит. Морально легче, конечно.
- И через три месяца подполковником станешь, меня обгонишь, - добавил
Коротков. - Ладно, мать, не будем о грустном. Я же к тебе по делу прие-
хал.
- Барсуков?
- Он самый. Колобок сказал, что твой Иван с ним договорился насчет
нашей совместной работы. Так?
- Так, - кивнула Настя. - Рассказывай, что знаешь.
- А что мне за это будет? - хитро прищурился Юра.
- Ты же отказался от моей картошки, - улыбнулась она, - а больше у
меня ничего нет.
- Конечно, пользуешься моей бескорыстностью. Значит, так. Александр
Барсуков, семьдесят восьмого года рождения, слушатель второго курса Мос-
ковского юридического института родного МВД, обнаружен в пятницу вечером
в убитом состоянии недалеко от собственного дома. Сегодня уже вторник, а
сведений, проливающих свет на это дело, практически нет. Мальчик прожи-
вал с родителями, хорошая семья, нормальная, спокойная, но никто не зна-
ет, где он был в пятницу и откуда возвращался. Кстати, сын твоего люби-
мого генерала был с ним хорошо знаком.
- Я знаю. Дальше рассказывай.
- Максим Заточный нам поведал, что Барсуков в пятницу был на заняти-
ях, ничего не прогулял. У них второй курс учится во вторую смену...
- Я знаю, - снова перебила его Настя. - Занятия заканчиваются около
семи вечера.
- Да ну тебя, - Коротков огорченно махнул рукой, - с тобой неинтерес-
но. Я тебе рассказываю, как дурак, а ты все знаешь. Зачем тогда спраши-
ваешь?
- Я не все знаю. Например, где нашли труп и как парень был убит?
- Застрелен. Теперь это проще всего, оружия навалом, и пистолет бро-
сить не жалко, всегда можно новый приобрести. Убили его возле автобусной
остановки около часа ночи. Барсуков ехал на автобусе от метро, возвра-
щался домой. Водителя автобуса мы нашли, и он его вспомнил, поскольку
народу в такой поздний час ехало буквально пять человек, а мальчишка был
в форме. В десять минут второго автобус сделал остановку, Барсуков вы-
шел, но домой не пришел, а без четверти два его обнаружил человек, возв-
ращавшийся домой на машине. Вот такая, Настя Павловна, незамысловатая
песенка.
- Ты говоришь, он был в форме? Тогда его могли убить просто как мили-
ционера, понимаешь? Абстрактного милиционера, а не конкретного Сашу Бар-
сукова.
- Могли, - согласился Коротков, энергично дожевывав шашлык. - Его мог
увидеть кто-то, кто прячется от милиции, и решить, что это по его ду-
шеньку пришли. Барсуков мог увидеть что-то и вмешаться, поскольку он ми-
лиционер в форме, и получить за это пулю. В конце концов, он просто мог
нарваться на психа, который ненавидит милицию и мечтает извести все наше
племя на корню. Что толку гадать, работать надо.
- Надо. - Настя со вздохом поднялась из-за стола, предвидя печальную
необходимость совершить очередной подвиг: дойти до особняка и подняться
пешком на третий этаж. - Пошли, солнце мое незаходящее.
- А что, ты уже знаешь, куда идти? - встрепенулся Коротков.
- Куда, куда... В контору пойдем. Посмотрим материалы про доброго де-
душку Сашиной девушки. А к восьми часам младший Заточный должен поя-
виться.
Они вышли на улицу и медленно пошли в сторону светло-зеленого здания.
- Ася, на что ты рассчитываешь с маленьким Заточным? - спросил Корот-
ков. - Я с ним за это время два раза разговаривал, в воскресенье и вче-
ра, в понедельник. Все, что он знал, он уже рассказал. И с девушкой
этой, Лерой Немчиновой, я тоже встречался. Она понятия не имеет, куда
Барсуков ездил в пятницу после занятий в институте.
- А ты ей, конечно, поверил, - усмехнулась Настя.
- И ты ей поверишь, когда увидишь. Кстати, не делай из меня идиота,
который не подумал о дедушкеуголовнике. Я с Лерой об этом в первую оче-
редь разговаривал. И знаешь, что она мне сказала?
- Догадываюсь. Она сказала тебе, что Саша с ее дедом вообще незнаком.
Или знаком шапочно. Во всяком случае, никаких отношений между дедушкой и
поклонником не было. Да?
- Умная ты, Аська, до невозможности, но даже ты не всегда все знаешь.
Девушка Лера, между прочим, сказала, что Саша активно уклонялся от кон-
тактов с ее дедушкой и, кроме "здрасьте - до свидания", ни о чем с ним
не разговаривал. А вот дедушке, наоборот, нравился этот молодой человек,
и он всячески давал понять внучке, что у нее хороший и во всех отношени-
ях достойный парень. Иными словами, дед-уголовник парнишку привечал и
относился к нему как к подходящей партии для своей единственной и горячо
любимой внучки. Чуешь, чем пахнет? С каких это пор человек, которого
менты поганые засадили на двенадцать лет, мечтает, чтобы один из этих
засранцев вошел в его семью в качестве зятя?
- Вероятно, с тех самых пор, как у этого человека появился интерес к
нам, ментам поганым. Ты с дедомто встречался?
- Нет еще, сладкое на третье. Пока внучкой ограничиваюсь.
- Ты прав, - согласилась Настя. - Если дед ни при чем, то он никуда
не денется, а если замешан, то поспешностью можно спугнуть. Поскольку
внучка уверяет, что дед с Барсуковым не контактировал, у тебя нет ника-
ких оснований полагать, что он что-то знает о причинах убийства.
Она толкнула тяжелую входную дверь особняка и стала медленно подни-
маться по ступенькам.
- Тяжко? - шутливо посочувствовал Коротков. - На Петровке-то на лифте
ездила.
Да, наверное, ей придется еще какое-то время помучиться этой бо-
лезнью: сравнивать и грустить. Каждые пять минут по любому поводу она
вспоминала, как это было или происходило там, на Петровке. Все-таки де-
сять лет, даже чуть больше, так просто на помойку не выкинешь. Там все
родное, все привычное, а здесь...
Каждый новый день в жизни восемнадцатилетней Леры Немчиновой был до
отвращения похож на предыдущий. В семь утра подъем, в восемь - выход из
дома, в девять начинались занятия в медицинском институте, в четыре она
возвращалась домой. Заниматься в читальном зале институтской библиотеки
Лера не любила, брала книги на абонементе и готовилась к семинарам и эк-
заменам дома. Исключение составляла только анатомичка, куда Лера ходила
по вечерам. В среде сокурсников она считалась домашней девочкой, не
участвующей в групповых развлекаловках и походах по барам и свободным
квартирам. Но если бы Леру спросили, неужели она так любит свой дом, от-
вет был бы странным. Можно даже сказать, нелепым.
Дом свой Лера Немчинова любила и ненавидела одновременно. Любила -
потому что это была та самая квартира, в которой она провела все свое
детство рядом с обожаемыми мамой и папой. Здесь она была счастлива ког-
да-то. Здесь стоял папин рояль, лежали на полках его ноты и пластинки с
записями известных в те годы певцов, исполнявших его песни. Стены в ком-
нате девушки были сплошь оклеены старыми афишами с объявлениями о кон-
цертах, на которых огромными буквами было написано: ГЕННАДИЙ НЕМЧИНОВ.
Только в последнее время рядом с многочисленными портретами отца здесь
стали появляться фотографии и афиши другого человека. Взошла звезда пев-
ца Игоря Вильданова, перед которым Лера преклонялась уже за одно то, что
он - единственный в России и вообще во всем мире - до сих пор пел песни,
написанные ее отцом. Вильданов был, без сомнения, талантливым певцом, но
девушка вряд ли могла по достоинству оценить силу его дарования, ибо ви-
дела и знала лишь одно: Игорь был божественно красив, для нее он был
принцем из ее детских снов, и он помнил и ценил творчество Геннадия Нем-
чинова. Все остальное значения не имело. У него могло не быть голоса,
могло даже не быть слуха, он мог оказаться бездарным исполнителем - Лера
этого даже не заметила бы, потому что принц из детских и девичьих грез
пел песни, написанные ее отцом, и тем самым прочно связывал ее с тем
временем, когда родители были живы, когда весь мир был ярким и радужным
и когда она была абсолютно счастлива. И только дома, в своей квартире, в
своей комнате, в окружении афиш, фотографий и льющейся из магнитофона
музыки она могла отрешиться от настоящего и хоть ненадолго погрузиться в
состояние призрачного, иллюзорного покоя. Поэтому она любила свой дом.
Но с такой же силой она его ненавидела. Потому что в этом доме был
дед. Страшный, отвратительный, грязный, тупой дед, несколькими пьяными
выстрелами лишивший ее десять лет назад того счастливого восторга, в ко-
тором она пребывала постоянно. Лишивший ее всего. Матери, отца, тепла и
ласки, дружбы с, одноклассниками. Ей было восемь лет, и клеймо девочки
"из семьи алкашей, которые напились и друг друга постреляли", приклеи-
лось к ней намертво. Маленькие дети неразумны и безжалостны, они обидели
Леру, а Лера обиделась на них. Она стала изгоем, отстранилась от всех, и
даже с годами пропасть между ней и остальными детьми не уменьшилась. Од-
ноклассники забыли о причинах ее сиротства, но Лера не забыла их преда-
тельства. Не забыла и не простила. До самого окончания школы, до прошло-
го года она так и просуществовала одна. Совсем одна. Не считая, конечно,
старую тетю Зину, двоюродную сестру покойной бабушки. Сразу после смерти
родителей тетя Зина приехала в Москву из своей глухой провинции, чтобы
позаботиться о девочке. Она хотела забрать Леру к себе, но та категори-
чески отказалась уезжать из дома, орала как резаная, устраивала истери-
ки, била посуду и дважды убегала прямо с вокзала, пресекая всяческие по-
пытки разлучить ее с привычным местом обитания. Осознав всю бесполез-
ность своих усилий, пенсионерка тетя Зина осталась в Москве. Не бросать
же ребенка на произвол судьбы! И не в интернат же ее отдавать при жи-
вых-то родственниках, пусть и не самых близких...
С тетей Зиной она прожила все девять лет, пока не вернулся дед. На
следующий день после его возвращения родственница уехала к себе в про-
винцию. У нее и в мыслях не было остаться под одной крышей с убийцейуго-
ловником. Перед отъездом она предложила Лере уехать вместе с ней, по-
дальше от деда, но девушка и на этот раз отказалась.
- Как ты не боишься жить с ним вместе? - охала тетя Зина. - Это же
страшный человек, родного сына не пожалел, тебя осиротил.
- Здесь мой дом, - твердо отвечала Лера. - Я никуда отсюда не уеду. А
если дед начнет себе позволять лишнего, я его обратно засажу, у меня не
задержится.
Однако дед ничего себе не позволял. Первое время Лера постоянно приг-
лядывалась к нему, ожидая признаков "неправильного поведения", грубости,
склонности к насилию, пьянства или чего-нибудь такого. С каким удо-
вольствием она пошла бы к участковому и пожаловалась... Участковый у них
в микрорайоне хороший, между прочим, в их же доме и живет, Лера с ним
давно знакома, так он сразу предупредил, как только дед появился, мол,
чуть что - не стесняйся, беги ко мне. Но ничего не было. Дед вообще не
пил, голос на нее не повышал, был вежливым, тихим, аккуратным, устроился
на работу вахтером в двух местах сразу, работал по графику "сутки через
трое" и еще где-то подрабатывал, короче, деньги, хоть и небольшие, при-
носил, но Леру это мало интересовало. Авторские за отцовские песни капа-
ли регулярно, на это они с тетей Зиной и жили все девять лет. И дальше
она проживет без дедовых денег. Дед имеет право здесь жить, это его
квартира, на его деньги купленная когда-то, давно еще, до рождения Леры.
Но это право - материальное. А вот что касается морального права жить
вместе с внучкой, которую по пьяному делу оставил сиротой, то тут дело
обстояло не так просто.
Лера Немчинова была твердо уверена в том, что дед не имеет морального
права не только на жизнь вместе с ней, но и на жизнь, как таковую, вооб-
ще. Был бы он честным человеком, давно бы уже умер, считала девушка. Та-
кие, как он, не должны существовать на земле. Но ежели тупой отврати-
тельный дед этого не понимает и продолжает отравлять ей существование
одним своим присутствием, то он должен хотя бы понимать, что происходит.
Он должен постоянно испытывать чувство вины за то, что уже сделал, и не-
ловкости за то, что продолжает жить рядом с ней.
На похороны Саши Барсукова Лера не ходила. И не потому, что так уж
безумно переживала. Просто не хотела и не считала нужным. Переживать-то
она, конечно, переживала, но совсем по другому поводу. А Сашка - кто он
ей? Поклонник, ухажер, не более того. Не жених же, в самом-то деле! Это
только дед со своими стародавними понятиями может считать, что если па-
рень провожает до дому, заходит на чашку чаю и приносит цветы, так уж за
него непременно замуж следует выходить. Лера так не считала, более того,
она, как и подавляющее большинство современных девушек, не считала даже
интимную близость поводом для серьезных выводов. И тот факт, что она ре-
гулярно в отсутствие деда ложилась с Сашей Барсуковым в постель, отнюдь
не означал для нее, что ей приличествовало бы все-таки поприсутствовать
на похоронах юноши и хотя бы проститься с ним. Дед, к счастью, не знал,
насколько далеко зашли их отношения, но и самого по себе процесса ухажи-
вания для него было достаточно, чтобы он посмел сделать внучке замеча-
ние.
- Когда похороны? - спросил он, придя в десять утра с суточной смены.
- Сегодня, - спокойно ответила Лера.
- В котором часу?
- Уже начались, - равнодушно бросила она.
- А ты? Почему ты дома?
- Я не пойду. Нечего мне там делать.
- Лерочка, но ведь это твой товарищ, твой друг. Как ты можешь?
- Заткнись, - холодно фыркнула девушка. - Не тебе меня учить. Тоже
мне, образец морали и нравственности.
Дед молча разделся и ушел в свою комнату. Лера удовлетворенно вздох-
нула. Вот так. Никто не будет ей указывать, а уж он-то тем более.
Она даже не ожидала тогда, год назад, что с дедом так легко будет
справиться. Нужно только постоянно напоминать ему о содеянном и давать
понять, что Лера его не простила. И будет как шелковый. Положа руку на
сердце, с дедом ей даже проще, чем со старой тетей Зиной, потому как по-
нятия у нее такие же старомодные, как у него, но тетя Зина, в отличие от
деда, считала себя вправе делать ей замечания и даже поучать. Другое де-
ло, что тетя Зина как стала с самого начала жалеть ее, несчастную сирот-
ку, так и продолжала это делать все девять лет, на многое закрывая глаза
и спуская девочке с рук то, за что детей обычно все-таки наказывают. Дед
ее, судя по всему, ни капли не жалел, но Лера быстро сообразила, что им
можно манипулировать если не при помощи жалости, то при помощи чувства
вины. И преуспела в этом блестяще. Дед ходил по струночке и вякнуть не
смел. О Господи, как же она его ненавидела!
Дед делал всю работу по дому, убирал квартиру, ходил в магазины, го-
товил еду. Лера с самого начала заявила ему, что если уж ей не избежать
жизни под одной крышей с убийцей своих родителей, то убирать за ним и
подавать ему на стол она не обязана и не будет. Дед молча подчинился,
только глазами сверкнул недобро. Да что ей это сверкание! Боялась она
его, можно подумать. Сама умеет глазами молнии метать, и ничуть не хуже.
Весь день, пока шли похороны Барсукова, Лера просидела дома, даже в
институт не ходила. Лежала на диване в своей комнате, слушала божествен-
ный голос Игоря Вильданова, исполнявший песни ее любимого папочки, смот-
рела на фотографии и афиши, развешанные по стенам, глотала слезы и дума-
ла, что же делать дальше. Как ему помочь?