Маринина А. Б.
Настя Каменская
Реквием

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава 4

Зотов с досадой отшвырнул ногой темно-синюю майку с аляпистой аппли-
кацией, валявшуюся на полу прямо посреди прихожей. Из комнаты доносился
звук магнитофона с музыкальным сопровождением новой песни. Игорь репети-
ровал "образ".
- Опять у тебя бардак! - сердито прокричал Зотов, приоткрыв дверь в
комнату. - Шмотки по всей квартире на полу валяются.
Игорь Вильданов стоял перед зеркалом, внимательно всматриваясь в свое
отражение и подыскивая позу, наиболее подходящую для завершающих аккор-
дов песни. Обернувшись на голос Зотова, он весело улыбнулся и махнул ру-
кой.
- Ладно, не ори, Лерка придет - уберется. И вообще - привет. Хоть бы
поздоровался для начала, вместо того чтобы орать прямо с порога. Кассету
принес?
- Принес, - кивнул Вячеслав Олегович. - На, посмотри, как мастера ра-
ботают. Учись, пока есть у кого.
- Ой, да уймись ты со своими нравоучениями. - Игорь скорчил ему рожу.
- Я сам мастер, пусть у меня учатся.
Зотов вздохнул и молча вставил кассету в видеомагнитофон. Самомнения
у мальчишки - на роту солдат хватит. Но и талант у него - дай Бог каждо-
му. Еще бы мозгов хоть самую малость, так цены бы Игорьку не было. И по-
чему природа раздает свои милости так неразборчиво? Зачем этому клини-
ческому дураку такой талантище? Зачем ему такая феноменальная музы-
кальность и потрясающий артистизм? Он же в обычной жизни двух слов свя-
зать не может, и если им постоянно не руководить, так и двух шагов не
пройдет, чтобы не споткнуться и не наделать глупостей. Одно слово - ду-
рак.
На экране появился известный американский певец. Когда-то давно он
был любимцем публики, ибо обладал помимо голоса еще и смазливой мордаш-
кой. С годами он раздался и теперь весил никак не меньше полутора цент-
неров, однако концертную деятельность не прекратил, его выступления
по-прежнему собирали толпы поклонников. Тучность не позволяла ему сопро-
вождать свои песни пританцовыванием и страстным размахиванием руками, он
не хотел выглядеть смешным, и пришлось принципиально сменить репертуар и
манеру держаться на сцене. Теперь он стоял практически неподвижно, под-
черкивая содержание и эмоциональный настрой песни лишь выразительными
движениями головы и мимикой, только изредка позволяя себе небольшой, но
очень точный жест рукой. Его мастерство было действительно огромным - во
всяком случае, и Зотов, и Игорь поняли абсолютно все содержание песни,
хотя Игорь английского не знал совсем, а Вячеслав Олегович только читал
хорошо, разговорной же практики у него не было и на слух он английскую
речь не воспринимал.
Вильданов не отрываясь просмотрел всю получасовую запись.
- Не, Слава, мне так в жизни не сделать, - огорченно протянул он,
когда экран погас. - Может, ну ее, эту новую редакцию? Буду петь "Рекви-
ем" как раньше, тоже хорошо было. Скажешь, нет?
- Нет, - покачал головой Зотов, - было хорошо, но ведь это в прошлом.
Нельзя ехать столько лет на одном репертуаре. Если ты хочешь его сохра-
нить, нужно периодически менять редакцию. В двадцать пять лет ты не мо-
жешь петь так же, как в восемнадцать, а в тридцать ты должен петь не
так, как пел в двадцать пять.
- Почему это не могу? - возмутился Игорь. - Я же пою. Вот он я, и го-
лос никуда не делся. Чего ты ко мне привязываешься?
Зотов налил в стакан минеральной воды, выпил залпом. Опять двадцать
пять, опять все сначала. Ну почему этому безмозглому тупице нужно объяс-
нять все по десять раз, пока он не поймет? Нет, тут же одернул он себя,
нельзя так, нужно набраться терпения. Он сам добровольно взялся нести
эту ношу, не годится бросать ее на полдороге. В конце концов, мальчишка
не виноват, что у него мозгов нет. Мозги - они как талант, одному дано,
а другому нет. Почему-то принято считать, что талант дается не каждому,
но уж умными-то должны быть все. Отсутствие дарования воспринимается как
данность, как цвет волос или глаз, а вот отсутствие ума - как дефект.
Почему? Неправильно это, потому что все от природы, и талант, и интел-
лект. Если природа чем-то наделяет, человек должен быть благодарен, но
если уж она обделила, то винить никого нельзя.
- Игорек, человек с возрастом набирается жизненного опыта и мудреет.
Когда он читает книгу в пятнадцать лет, он видит и понимает в ней одно,
а когда перечитывает в двадцать - уже другое, в тридцать - еще что-то,
чего он не заметил или не понял раньше. За эти годы в его жизни происхо-
дят какие-то события, он их переживает и обдумывает, и когда вновь возв-
ращается к уже прочитанной книге, то смотрит на нее совсем другими гла-
зами. Понимаешь? И с песнями то же самое. Человек в пятнадцать лет слы-
шит в песне одно, а станет старше - и слышит уже совсем другое. Но ведь
и певец, исполнитель этой песни, не стоит на месте. В его жизни тоже го-
ды идут, что-то происходит, он из-за чего-то страдает, мучается. Ты -
живой человек, а не записанный раз и навсегда диск, ты становишься
взрослее, и ты сам уже должен петь свои песни по-другому. Уловил?
- Не понимаю, чего ты цепляешься. - Игорь резко вскочил с дивана, по-
дошел к широкому низкому столу, стоящему посреди комнаты, и схватил ле-
жащую на нем охапку афиш. - А вот это что? Я тебя спрашиваю, что это та-
кое? Воронеж, Нижний Новгород, Астрахань, Кемерово - это что, так, нап-
левать? Я пока еще выступаю, и, заметь себе, не перед пустым залом. У
меня куча фанатов, они меня любят, обожают меня и приходят слушать мои
концерты. Чего тебе еще надо?
Зотов молча встал и вышел на кухню. Здесь царил такой же беспорядок,
как и всюду. Хорошо еще, что Лера приходит два-три раза в неделю и наво-
дит чистоту, а то через месяц в этом жилище гения шагу нельзя будет сде-
лать, чтобы не наступить на брюки, немытую чашку или брошенный на пол
компакт-диск. Одно время Вячеслав Олегович подозревал, что у Игоря не
все в порядке с головой, ибо его питомец казался существом абсолютно не-
цивилизованным. Он не читал книг, писал с ошибками и не понимал самых
элементарных вещей вроде простых истин, что надо хотя бы иногда мыть за
собой посуду и вешать одежду в шкаф. Несколько лет назад Зотов пригласил
к Игорю знакомого психиатра, привел его под видом своего приятеля. Поси-
дели, попили кофе, психиатр увлеченно болтал с Игорем обо всем на свете,
а потом сказал Вячеславу, что с головой у парня все в порядке, никакой
олигофрении в степени даже легкой дебильности не наблюдается. Есть такое
понятие, сказал он, "конституциональная глупость".
Вот именно это у Игорька и наличествует. Ну и дефекты воспитания в
раннем возрасте, это уж как водится. Не приучили мальчонку сызмальства к
порядку и чистоте, к вежливости и чтению книг, вот и результат. Зотов
встретил Игоря, когда тому было уже пятнадцать, перевоспитывать было
поздно. Маленький бродяга, убежавший из дома в девять лет и плавно чере-
довавший свободу со спецприемниками для несовершеннолетних и какимито
интернатами, успел забыть своих родителей давно и прочно, впрочем, как и
они забыли о нем, окончательно пропив мозги. Зато за годы странствий
Игорек прочно усвоил, что дороже всего на свете личная свобода. Она на
первом месте, на втором - деньги, а посему жертвовать этой драгоценной
свободой имеет смысл только ради денег, а не ради каких-то там сомни-
тельных ценностей вроде образования, здорового образа жизни и чистой
одежды. У Зотова Игорь остался только потому, что тот пообещал ему
деньги. Большие деньги. Правда, предупредил, что нужно будет стараться,
много работать, изучать нотную грамоту и учиться играть на пианино, сра-
зу вокалом заниматься все равно нельзя, нужно подождать пару лет, пока
закончится мутация голоса. Игорю это, конечно же, не понравилось, уж
больно много условий было выставлено. Он капризничал, торговался, отка-
зывался, убегал от Зотова, но в конце концов сдался, ибо Зотов выложил
еще один козырь, на этот раз решающий. Это было уже серьезно, и Игорю
ничего не оставалось, как признать правоту своего патрона. Повздыхав над
утраченной свободой, он нехотя принялся учить ноты. Как давно это бы-
ло...
Не умеет Игорь ставить перед собой большие цели. Не умеет, и все тут.
Привык с детства довольствоваться малым, есть кусок хлеба и крыша над
головой - и спасибо судьбе, а о ресторанах и дворцах и не помышлял. Да,
деньги он любил и ради них готов был на определенные жертвы, но
деньги-то ему нужны были только для одного: для обеспечения своей личной
вожделенной и любимой свободы. Не для роскоши и праздности, не для влас-
ти и крутого бизнеса, а только лишь для свободы, для того, чтобы спать
допоздна, не ходить на работу и трахать тех девок, которые понравятся, а
не тех, на которых денег хватит. В убогое понятие свободы Игорь Вильда-
нов вкладывал только такой вот скудный набор благ. Но откуда другому-то
взяться? Он ведь умом и душой как был маленьким бродягой, так и остался.
Зато Зотов умеет большие цели ставить. И понимает, что потенциала у
Игоря достаточно, чтобы эти цели оказались достигнутыми, но именно по-
тенциала, который нужно вытащить из глубин Игорьковой умственной лени и
умело задействовать. Сейчас он дает самые обычные концерты, за которые
получает две - максимум три тысячи долларов, а нужно, чтобы он собирал
целый стадион, спортивную арену. За такие концерты можно получить до
двадцати тысяч. Нужны зарубежные гастроли. Нужны не тысячи поклонников,
а миллионы. Но для этого надо работать, чтобы, приобретая новых фанатов,
не терять старых. Пока Игорь так божественно красив, его будут любить
все новые и новые генерации подрастающих девочек, но, если к этой красо-
те ничего не прибавлять, повзрослевшие девочки превратятся в замужних
женщин и перестанут ходить на его концерты. Красивый мальчик с юношеской
манерой исполнения больше не будет их привлекать, он будет казаться им
наивным и простоватым. Певец должен взрослеть вместе с ними, и тогда те,
кто однажды полюбил его, уже не покинут ряды слушателей, а новые поколе-
ния будут в них вливаться. Вот тогда будут и стадионы, и сотни тысяч
долларов. Игорю с его скудным умишком эти сотни тысяч не нужны, но они
нужны Зотову, получающему тридцать процентов с каждого концерта. Так они
с Игорем договорились когда-то.
Но дело не только в деньгах. В них-то - во вторую очередь, а в первую
- дело в том, что на Игоря Вячеслав Олегович Зотов поставил всю свою
жизнь, все, что он умел и знал. Он подобрал пятнадцатилетнего грязного
бродяжку с иконописными глазами и удивительным артистическим даром, вы-
тащил его из дерьма, оставил жить в своей квартире, потому что разглядел
в нем уникальный талант, такой талант, какого был лишен он сам. У Зотова
было все: музыкальное образование, тонкий изысканный вкус, хороший голос
и безумная, всепоглощающая любовь к пению. Не было только одного: спо-
собности заставить себя слушать. Он хотел петь, он готов был петь сутки
напролет, но почему-то не находилось людей, которые так же сутками гото-
вы были его слушать. Им быстро становилось скучно, они не слышали и не
понимали тех чувств, которые вкладывал Слава Зотов в каждую пропетую им
ноту. Сначала он с негодованием думал, что они просто тупые и лишенные
музыкального чувства существа. Потом понял, что со слушателями его все в
порядке, дело в нем самом. Ему только кажется, что он вкладывает в песню
всего себя, всю свою душу. На самом деле этого никто не слышит и не мо-
жет слышать, потому что у него нет дара сделать это слышимым. Он записы-
вал свое пение на магнитофон и внимательно слушал. Это было пресным и
действительно скучным, хотя и исполнено технически безупречно. Недаром
же книга великого Карузо "Тайны вокальной речи" много лет была его учеб-
ником, который он выучил наизусть, да и учителя вокала у Славы были пре-
восходные. Ему поставили голос и научили им владеть в совершенстве, но
той маленькой детальки, без которой никогда не заработает механизм под
названием "певец", они дать ему не смогли. И не потому, что не сумели
или не захотели, а потому, что она от Бога. Она или есть, или ее нет.
Если она есть, люди плачут, слушая песню, а если ее нет, они не слышат
ни песню, ни певца.
У маленького бродяжки эта деталька была. Кроме того, был абсолютный
слух, зачатки природной музыкальности и здоровые миндалины, что позволя-
ло надеяться пусть на небольшой, но все-таки голосок. Мальчишка любил
петь, он напевал постоянно, и казалось, петь для него - все равно что
дышать. Правда, в пятнадцать лет голос уже ломался, и частенько вместо
нормальной ноты из его глотки вылетал "петух", но Зотова это не смущало.
Важно было другое: даже когда Игорек мурлыкал что-то вполголоса, у Вя-
чеслава Олеговича порой слезы наворачивались. Это было главным, а все
остальное - вопросы техники и образования.
И Зотов отдал мальчику все, что сам знал и умел. Он вкладывал в него
нотную грамоту и посвящал в тайны владения голосовым аппаратом, застав-
лял до изнеможения играть гаммы, разрабатывая непослушные и непривычные
к быстрым и точным движениям пальцы, запрещал громко петь, пока голос не
станет крепким, учил напевать вполголоса под собственный аккомпанемент.
Особенно "доставала" Игоря необходимость подолгу смотреть видеокассеты с
записями концертных выступлений известных оперных певцов. Он не понимал,
почему должен смотреть и слушать "эту муть старомодную, которую прилич-
ные люди уже давно не поют и тем более не слушают". Зотов, теряя терпе-
ние, изо дня в день объяснял, что учиться нужно у мастеров, а не у ре-
месленников, что надо с самого начала овладевать умением работать только
голосом.
- Стоять практически неподвижно и в то же время уметь донести до слу-
шателя смысл и настроение вокального произведения - это высший пилотаж,
и ты должен им владеть, - говорил он. - А намахаться руками и набегаться
по сцене ты всегда успеешь. Тут много ума не надо.
Но Игоря как раз и устраивал тот вариант, при котором не надо много
ума. Во время принудительных сеансов перед видиком он дремал потихоньку
или откровенно зевал. Его кумиром был непрерывно скачущий по сцене Майкл
Джексон. Однако Зотов оставался непреклонен.
- Ты не будешь петь так, как он, и не будешь петь такие песни, как
твой Джексон. Никогда. Понял? - жестко повторял он. - Джексонов - тыся-
чи, и в Америке, и в России, и все скачут. Ты хочешь быть одним из них?
Хочешь потеряться в толпе?
Игорек пожимал плечами, ибо совершенно не понимал, что в этом плохого
и почему он не должен быть одним из них. Ну и пусть толпа, зато компания
хорошая.
- Ты должен быть уникальным, единственным, только так можно зарабо-
тать славу, а значит, и деньги.
Но до Игоря доходило только тогда, когда Вячеслав Олегович объяснял
ему все на пальцах и с карандашом в руках.
- Когда ты один из многих, люди не понимают, почему они вдруг должны
начать любить тебя, если они уже любят Тютькина и Пупкина и ходят на их
концерты. Ну и ты точно такой же, так какая разница, кого слушать, а к
ним они уже вроде как привыкли. Когда вас много, то люди, которым в
принципе нравится такая манера исполнения и такой репертуар, разделятся
между вами примерно поровну. Чем вас больше, тем на каждого из вас при-
ходится меньше фанатов. Стало быть, меньше людей в зале, меньше денег от
выступлений. А когда ты единственный, то все в нашей стране, кому ты
понравишься, будут безраздельно твоими.
Объяснения на таком уровне до Игоря доходили, другое дело, что он да-
леко не всегда с ними соглашался. Зотов проявлял завидное упорство, тог-
да как юноша был не в состоянии долго упрямиться. И дело было отнюдь не
в мягкости характера. Упрямство требует аргументации, как и любое отста-
ивание своей позиции, а с этим у Игоря явно были проблемы. Ему недоста-
вало изобретательности и гибкости ума, чтобы приводить все новые и новые
доводы в свою пользу, и в конце концов Зотову удавалось "додавить" его
почти в любом вопросе.
Он и сейчас может убедить Игоря, в этом Зотов не сомневался.
Настя замерзла. Впрочем, ничего необычного в этом не было, зимой,
осенью и весной она мерзла всегда. Всегда, когда было холоднее, чем плюс
двадцать пять. Такое вот теплолюбивое растение. Однако в этой комнате
было и в самом деле не жарко, двое находившихся здесь сотрудниц архива
сидели в шубках, накинутых на плечи, и то и дело пытались согреть руки
при помощи чашек с кипятком. В здании архива ГУВД что-то случилось с
отоплением, и все мучились уже третий день.
Закрыв пухлую папку с приостановленным много лет назад уголовным де-
лом, Настя застегнула меховую куртку, натянула перчатки и тут же засуну-
ла руки поглубже в карманы. Все, что хотела, она узнала, хотя ясности не
прибавилось. Кольцо, которое она увидела на пальчике Леры Немчиновой,
было очень похожим на то кольцо, которое было похищено при убийстве без
малого десять лет назад. Примерно тогда же, когда погибли родители Леры,
только на полгода позже. Но вот вопрос: это то самое кольцо или просто
очень похожее? Тем убийством занимался отдел Гордеева, и Настя неплохо
помнила все обстоятельства. Преступление, однако, осталось нераскрытым.
Убитая женщина была супругой высокопоставленного чиновника из Минис-
терства финансов, труп ее был обнаружен в подъезде дома, в котором она
жила, в ходе первоначальных следственных действий очень быстро удалось
установить, что дамочка давно уже соскучилась в своей размеренной и
обеспеченной семейной жизни и предавалась вполне невинным развлечениям с
молодыми и не очень молодыми людьми. Убитый горем супруг, обозрев иму-
щество, сказал, что пропало кольцо с крупным бриллиантом, подаренное им
жене на тридцатилетие. К сожалению, полностью круг любовников и случай-
ных партнеров убитой установить не удалось, очень уж много было в этом
кругу людей случайных. Однако пропажа дорогого ювелирного изделия позво-
лила держаться строго в рамках версии убийства из корыстных побуждений,
и оперативники, что называется, землю носом рыли в поисках пропавшей
драгоценности. Но недели шли за неделями, а кольцо так нигде и не всплы-
ло, ни у подозреваемых, ни у скупщиков краденого, ни в ломбардах, ни на
таможне. Как в воду кануло. Были, конечно, коварные мыслишки о том, что
кольцо вовсе не пропало, а было по каким-то соображениям спрятано мужем
убитой, и эту версию отработали снизу доверху, но кольцо так и не наш-
лось. И вот спустя десяток лет оно появилось на тоненьком пальчике юной
девушки. Или все-таки не оно, а просто похожее? В архивном деле Настя
нашла и фотографии потерпевшей, на которых она была с этим кольцом на
руке, и подробные словесные описания, данные мужем и родственниками, и
даже карандашный рисунок, выполненный со слов тех, кто близко видел ук-
рашение и хорошо его запомнил. Индивидуальных примет в нем было предос-
таточно, вплоть до надписи, сделанной гравером по просьбе мужа убитой на
внутренней стороне кольца. Дело за малым: снять колечко с нежной ручки
Леры Немчиновой и внимательно его рассмотреть. Да так, чтобы она этого
не заметила, иначе расскажет деду, а его роль во всей истории пока со-
вершенно неясна...
По дороге из архива на работу Настя зашла в "Жажду" пообедать, сов-
местив поглощение жареной картошки с чтением купленной возле метро газе-
ты. Выпив кофе, она бодро зашагала в сторону особняка, в котором разме-
щалось управление, и с некоторым удивлением думала о том, как изменилась
ее жизнь. Ну надо же, она стала обедать почти каждый день, а вдобавок и
прессу почитывать, чего прежде за ней не водилось. К политике Настя Ка-
менская всегда была безразлична, переболев ею один-единственный раз в
восемьдесят девятом году во время Первого съезда депутатов, и политичес-
кие новости в газетах не читала, но ведь и кроме политики там была масса
любопытного.
На рабочем столе ее ждала кипа документов. Конечно, декабрь, минис-
терство готовит коллегию по итогам года, и в материалы должен быть подан
раздел о результатах борьбы с организованной преступностью. Сначала нуж-
но подготовить доклад для Заточного, а потом сделать из него сокращенный
вариант аналитической справки для министра.
Настя чертила очередную таблицу, когда дверь распахнулась и на пороге
возник смеющийся Коротков.
- Ну как картошечка? Хорошо пошла?
- А ты откуда знаешь? - удивилась она. - Опять подглядывал?
- Нет, мне Ванечка сказал, что ты уже изволила откушать картофеля жа-
реного с грибами и отбыла.
- Ванечка? Кто это?
- Здрасьте! - Коротков одним движением пододвинул к себе стул и усел-
ся на него верхом. - Официант. Ванечка - это официант из "Жажды", кото-
рый тебя сегодня обслуживал.
Настя с недоумением уставилась на него. Официант по имени Иван? Надо
же, три месяца она ходит туда обедать, а имя официанта узнать не удосу-
жилась.
- Мать, ты не перестаешь меня поражать своим невниманием к окружающей
тебя жизни, - укоризненно произнес Юра. - Даже я уже знаю, что ты всегда
садишься за дальний столик у окна, а этот столик обслуживают в одной
смене Иван, в другой - Игорь. Они прекрасно тебя помнят и знают, что ты
всегда берешь одно и то же - жареную картошку и капуччино. Я, проходя
мимо, заскочил и спросил, была ли ты сегодня. Ванечка мне и доложил, что
ты минут тридцать как отобедала. Стыдно, подруга! А еще сыщик называ-
ешься.
- Да какой я сыщик, Юра. - Настя с улыбкой махнула рукой. - Мне бы с
бумажками возиться, с цифрами, схемами. Послушай, ты помнишь дело об
убийстве Соловьевой?
- Это какое? - Короткой задумался, наморщив лоб. - В прошлом году ко-
торое было?
- Нет, в восемьдесят восьмом, в марте.
- О, махнула! Это ж сто лет назад было. Ну-ка напомни.
- Жена ответственного чиновника из Минфина.
Там еще кольцо с крупным бриллиантом пропало, его так и не нашли.
- Ах, это... Что-то такое припоминаю, но смутно. А у тебя что, оче-
редной приступ ностальгии по прошлому?
- Боюсь, что по настоящему. Юрик, я вчера была у Леры Немчиновой,
прикинулась заместителем начальника факультета, на котором учился Саша
Барсуков, и пыталась вытянуть из девочки хоть что-нибудь о финансовых
делах ее поклонника. Подарки, покупки, траты и все прочее.
- И как тебе девочка? - оживился Коротков, поерзав на стуле и занимая
позу поудобнее. - Правда, славная? Такая искренняя - просто чудо. Ей не-
возможно не верить.
- Очень даже возможно. Юрочка, эта девочка - прекрасная актриса. И не
потому, что ей есть что скрывать, а потому, что она давно уже поделила
все человечество на нужных ей людей и не нужных. Ты - мужчина, причем
мужчина в хорошем возрасте, вокруг сорока, ты майор милиции, ты чертовс-
ки обаятелен, ты для нее потенциальный объект для флирта. Поэтому с то-
бой она была мила и прелестна. Я же ей не нужна, и со мной она была сов-
сем другой.
- Да брось ты, Ася! - возмутился Коротков. - Какой флирт? Ты что, с
ума сошла? Во-первых, я ей ни малейшего повода не давал, а во-вторых,
мне, как ты сама сказала, вокруг сорока, а ей сколько?
- Так это ты знаешь, что она для тебя интереса не представляет, а
ей-то откуда это знать?
- Но она же видела, сколько мне лет...
- И что? Ты сам про себя знаешь, что молоденькие девочки не для тебя,
тебе с ними скучно, они еще слишком глупы и малоопытны. А Лерочка счита-
ет себя ужасно взрослой и интересной даже для мужчины среднего возраста.
Впрочем, не одна она так думает, все девушки впадают в это заблуждение.
Так что для тебя она постаралась быть замечательной. Но не это главное.
Ты кольцо у нее на руке видел?
- Нет, внимания не обратил. А оно было?
- Не знаю, - Настя пожала плечами. - Может, и не было, когда ты с ней
разговаривал. Но вчера оно было. Это к вопросу об убийстве Соловьевой.
Коротков медленно покачался на стуле и протяжно присвистнул.
- Однако! Ты уверена, что то самое?
- Да нет же, в том-то и дело, что не уверена. С виду похоже, но надо
посмотреть внимательно. У меня не было повода попросить ее снять кольцо
и дать мне. С какой стати?
- И то верно. Ты хочешь, чтобы я попробовал? Или, может, просто
изъять его официально?
- Не хотелось бы. Дед меня пугает.
- Но, Ася, он не может быть причастен к убийству Соловьевой, он в это
время уже в камере сидел за убийство сына и невестки. Чего ты боишься?
- Не знаю. - Она вздохнула и вытащила из пачки сигарету. - Не знаю,
Юрик. Меня этот дед Немчинов как магнитом притягивает, и в то же время я
боюсь его трогать. Знаешь, самые бредовые предположения в голову лезут.
- Например?
- Ну, например, Василий Петрович действительно связан с организован-
ной преступной группой и целенаправленно втягивал в свои дела Сашу Бар-
сукова, но коль это группа, то в ней, вполне вероятно, оказался человек,
причастный к убийству Соловьевой и владеющий этим кольцом. В ходе ка-
ких-то взаимных расчетов кольцо перекочевало к Немчинову, а тот подарил
его любимой единственной внучке. Если проявить неприкрытый интерес к
кольцу, дед забеспокоится. А нам это надо?
- Нам это, натурально, пока не надо, - согласился Юра. - Но тебя пос-
лушать, так на деда этого даже дышать нельзя, хотя все твои предположе-
ния - не более чем полет фантазии. Он может оказаться абсолютно ни при
чем и в то же время знать что-то полезное. И как ты предполагаешь раск-
рывать убийство Барсукова, если нужно все время избегать контактов с де-
душкой Леры?
- Между прочим, раскрывать убийство Барсукова должен ты, а не я, -
пошутила она. - Твой вопрос не по адресу. Мое дело - провести анализ
криминальной пораженности вузов МВД, дислоцированных в Москве. Вот так
сформулировано мое задание. На Москве я должна отработать методику сбора
информации и ее анализа, а потом такое же обследование будет проведено
во всех милицейских учебных заведениях. А убийство Барсукова - это
только повод, толчок для постановки проблемы.
Настя сладко потянулась и выключила монитор компьютера. Пусть глаза
немного отдохнут, а то к вечеру они становятся красными, как у кролика.
- Юра, как ты смотришь на то, чтобы послать к девушке Лере красивого
молодого человека?
- Положительно, только смотря зачем. Колечко обозреть?
- Угу. Она нашего Мишаню видела?
- Видела, - вздохнул Коротков. - Кандидатура не пройдет.
- Может, Игоря Лесникова отрядить? - предложила Настя.
- Его нет в Москве, вернется недели через две, не раньше.
- Жалко. Кто у нас еще есть красивый? На некрасивого Лерочка не
польстится.
- Извини, подруга, - Юра развел руками, - АленДелонами не запаслись.
Доценко и Лесников - вот и весь стратегический запас нашего отдела. А
этот твой... ну как его... ну странный этот, который со святой водой бе-
гает. Может, его попросить? Он с виду вполне годится, высокий, стройный,
и физиономия приличная, и возраст подходящий.
- Брось. - Она поморщилась и загасила сигарету. - Наш Павел Михайло-
вич никогда опером не был. Он не сумеет.
- Все когда-то начинают, и у всех бывает первое дело, - философски
заметил Коротков. - От него же ничего особенного не требуется, ни
стрельбы, ни бега с препятствиями, ни внедрения в уголовную среду. Прос-
то познакомится с девушкой, построит ей глазки, поговорит приятные слова
и под благовидным предлогом посмотрит колечко. Всего и делов-то!
- Юра, он не обязан это делать, - упрямо возразила Настя. - Он рабо-
тает в штабном подразделении, а не в розыске. Если он что-то сделает не
так, с него даже спросить нельзя будет.
Юра резко поднялся, отшвырнул стул и сделал несколько шагов по каби-
нету, внимательно разглядывая Каменскую.
- Что ты на меня так смотришь? У меня прическа не в порядке? - пошу-
тила Настя.
- Да нет, смотрю вот, какая ты стала.
- И какая же?
- Другая. Чужая. Незнакомая.
- Вот даже как?
- Ты стала до неприличия осторожной. Пропал азарт, рисковость. Что с
тобой произошло, подруга? Тебя как подменили. Ты, кажется, даже поправи-
лась.
- На два килограмма, - со смехом подтвердила Настя, - я тебе говорила
об этом несколько дней назад, но ты не обратил внимания. Ежедневные обе-
ды с жареной картошкой не проходят бесследно. И нервничаю меньше. Зна-
ешь, куда приятнее заниматься любимой аналитической работой за зарплату
и в соответствии с должностными обязанностями, нежели тайком и по лично-
му разрешению начальства. А что до остального, то я всегда была жуткой
трусихой и осторожничала даже в пустяках. Просто ты уже забыл, какая я,
за те три месяца, что мы не работаем вместе. И между прочим, азарта я не
утратила. Вот дед Немчинов мне покоя не дает - так я день и ночь о нем
думаю, все прикидываю, что там у него случилось десять лет назад. Не мо-
гу его из головы выбросить.
- По-моему, ты делаешь глупую попытку увести меня в сторону, - резко
заявил Коротков. - Признайся, у тебя роман с Заточным? Поэтому ты такая
спокойная и счастливая, поэтому тебе нравится эта идиотская штабная ра-
бота с дурацкими никому не нужными бумажками и поэтому ты перестала быть
сыщиком?
- Что?! От изумления она потеряла дар речи и даже на какоето мгнове-
ние забыла, что в руке у нее кружка с водой, в которую Настя собиралась
вставить кипятильник. Кружка стала подозрительно наклоняться, и то-
ненькая струйка воды робко полилась на ее свитер и джинсы.
- Промокнешь, - зло бросил Юра, показывая на кружку.
Настя спохватилась, поставила кружку на стол и затряслась в истери-
ческом хохоте.
- Юр, ты тоже не сыщик! Тебе надо юмористические тексты писать, а не
убийц и насильников ловить. Твоей фантазии может позавидовать Сидни Шел-
дон вместе с Джеки Коллинз. Им до тебя далеко, ей-Богу.
- Докажи мне, что я не прав, и я успокоюсь, - упрямо сказал он.
- Да не стану я ничего тебе доказывать! - Настя вытерла платком выс-
тупившие от смеха слезы и включила наконец кипятильник. - Насчет Заточ-
ного - это все полный бред. Юрочка, ты же знаешь, Чистяков впервые сде-
лал мне предложение, когда нам было по двадцать лет, а вышла я за него
только в тридцать пять. Не для того я пятнадцать лет ему отказывала,
чтобы после свадьбы крутить романы. Весь свой потенциал страстных влюб-
ленностей я уже израсходовала до того. Ясно?
- На Петровке все считают, что ты любовница своего шефа.
- Ну и что? Пусть считают, если у них мозгов ни на что другое не хва-
тает. Но ты-то, ты-то как мог такое подумать? Ты же меня знаешь тысячу
лет. Ладно, давай по порядку. Как было сказано в фильме "Ширли-мырли", я
готов разделить ваше горе, но по пунктам. С Заточным романа у меня нет.
С этим вопросом все. Штабная бумажная работа вовсе не идиотская, но это
мое личное мнение, и ты имеешь полное право его не разделять. Но и навя-
зывать мне свою точку зрения не надо. Договорились? Теперь третье, отно-
сительно того, что я спокойная и счастливая. Да, это действительно так,
и что в этом плохого? Юрочка, когда я вспоминаю прошлый год, у меня во-
лосы на голове шевелятся от ужаса. Я чуть было не совершила кучу непоп-
равимых ошибок сначала с папой, потом с Лешкой. И с огромным трудом выб-
ралась из ямы, в которую сама себя радостно тащила. Хорошее познается
только в сравнении с плохим, а когда сравнивать не с чем, то хорошее
воспринимается как нечто само собой разумеющееся и постоянно подвергает-
ся критике и нытью. Сейчас все позади, с Лешкой отношения наладились, а
ведь мы были практически на грани развода, и все из-за моей глупости. И
теперь я имею Полное право быть счастливой. Еще вопросы есть?
Коротков улыбнулся, протянул руку и легонько щелкнул Настю по носу.
- Все-таки ты ужасно смешная, Аська. Можно любить или не любить рабо-
ту сыщика, можно быть преданным ей до мозга костей или люто ненавидеть,
и то и другое легко понять. Но как можно любить бумажки и цифирьки? Это
выше понимания любого нормального человека. Схемы какие-то бесконечные,
диаграммы, проценты и еще черт знает что. Ну как, скажи ты мне, как мож-
но это все любить? Это же все муть и скукотища.
- Тебе - скукотища, мне - удовольствие. Почему ты считаешь, что я
должна быть похожа на тебя? Ты думаешь, что ты устроен правильно, а все,
кто от тебя отличается, устроены неправильно и их нужно переделывать и
перевоспитывать? А что будет, если я начну считать так же? И стану день
и ночь талдычить тебе в уши, как прекрасна аналитическая работа, как
нужна она прогрессу цивилизации и процветанию человечества, а тот, кто
этого не понимает, просто недалекая и ограниченная личность. Понравится?
- Все-все-все, - Коротков поднял руки, - я сдался без боя. У тебя по-
явились любопытные аргументы. Откуда? Новые знакомые или новые книжки?
- Павел Михайлович Дюжин, тот самый, которого ты считаешь страннова-
тым. Я тоже первое время не успевала в себя приходить от изумления перед
его выходками и тоже считала его странным и слегка придурковатым. Но чем
больше с ним общалась, тем яснее понимала, что он не странный. Он дру-
гой. Понимаешь? Просто другой. Не такой, как мы с тобой. Но ведь с его
точки зрения это мы с тобой странные, потому что не понимаем и не
чувствуем того, что понимает и чувствует он. Ему может быть ужасно не-
комфортно в каком-то конкретном месте, и он искренне не понимает, как
все остальные могут в этом месте спокойно работать и общаться и ничего
особенного не чувствовать. Мы с тобой считаем себя правильными, а Дюжина
- нет. А Павел считает наоборот, и кто из нас прав?
- Разумеется, мы с тобой, - засмеялся Коротков, - потому что нас
двое, а он один. Нас, стало быть, больше, и наше мнение победит, это ос-
нова демократии. Будешь спорить?
- Буду. Демократию придумали люди, когда сорганизовались в общество.
Придумали, чтобы как-то управлять этим обществом. А то, что мы все раз-
ные, - это от природы, от воспитания и от жизни, которую каждый из нас
прожил, и хотим мы этого или не хотим, нравится нам это или не нравится,
но мы должны это принять. С этим ничего нельзя сделать, и никакой демок-
ратией различия между людьми не уничтожить.
- Ой, Ася, тебя куда-то в философию потянуло, - поморщившись, тяжело
вздохнул Коротков. - Это уже не по моей части. Я человек простой и неза-
тейливый, мыслю приземленными категориями и не задаюсь высокими вопроса-
ми о предназначении человечества. Мне бы убийство Барсукова раскрыть,
вот о чем у меня голова болит. Так вернемся к твоему правильному Дюжину.
Точнее, к проблеме Лерочкиного колечка. Могло ли быть так, что Саша Бар-
суков, через деда Немчинова или еще как-нибудь иначе, был связан с уго-
ловниками и с ним за некоторые услуги расплатились этим кольцом, а Саша
подарил его своей девушке?
- Могло, - согласилась Настя. - Вполне. Но все эти рассуждения хоро-
ши, только если кольцо то самое, принадлежавшее Тамаре Соловьевой. Если
же нет, то все наши построения - на пустом месте.
- Вот и давай твоего Дюжина отправим к Лере на разведку. Надо прояс-
нить вопрос раз и навсегда, чтобы не морочить себе голову дурацкими вер-
сиями, которые могут нас увести неизвестно куда. Зови Павла Михайловича
сюда, сейчас мы его наладим.
Настю идея не воодушевила, она всегда с опаской относилась к любым
случаям использования непрофессионалов в раскрытии преступлений, но, по-
ложа руку на сердце, не могла не признать, что и сама, бывало, так дела-
ла. Кого только она не привлекала себе на помощь! И мужа, и брата Алек-
сандра, и его жену Дашеньку, и бывшего уголовника по кличке Бокр, и фо-
токорреспондента, и еще Бог знает кого. Ее смущала не сама идея как та-
ковая, а кандидатура Павла. Хотя как знать, быть может, то обстоя-
тельство, что он не похож на большинство окружающих, сыграет свою поло-
жительную роль. Как знать...
- Хорошо, - решительно произнесла она, - я сейчас позову Дюжина, и мы
объясним ему, чего хотим. А к тебе у меня просьба. Мне нужен человек,
который в последнее время появляется перед телекамерами вместе с Игорем
Вильдановым.
- Вильданов? - недоуменно вздернул брови Юрий. - Это который? Певец,
что ли?
- Что ли, - подтвердила Настя. - Поможешь?
- Помогу, только зачем? Ты же знаешь, подруга, я втемную не играю,
это не мой профиль.
- Мне стало известно, что человек, которого сегодня часто видят рядом
с Вильдановым, много лет назад постоянно бывал на даче у убитых супругов
Немчиновых.
- И что с того?
- Я хочу поспрашивать у него насчет деда. Правда ли, что он не ездил
на дачу, и почему приехал в тот единственный раз, когда застрелил сына с
невесткой.
- Да зачем это тебе, Господи?! Дела давно минувших дней. Я еще пони-
маю, если бы то убийство надо было раскрывать. Но оно ведь раскрыто, бо-
лее того, дед уже и срок отмотал, и вернуться успел.
Настя встала и молча принялась складывать в сейф бумаги, Коротков так
же молча наблюдал за ней, ожидая объяснений. Объяснения будут, в этом он
не сомневался. Все годы, что они проработали бок о бок на Петровке, ни-
когда он не выполнял роль мальчика на побегушках, которого можно послать
"туда, не знаю куда". И сам Коротков, и другие сотрудники отдела призна-
вали, что голова у Каменской работает по каким-то одной ей понятным схе-
мам, и частенько они не могли проследить цепь ее умозаключений, но Аська
ни разу не позволила себе ничего такого, что могло бы быть истолковано
как фраза типа "не понимаешь - ну и не понимай, тебе дали задание - твое
дело выполнять". Она всегда все объясняла, подробно, дотошно, на пальцах
и при помощи начерченных на бумаге стрелочек и квадратиков, объясняла до
тех пор, пока человек не начинал удивляться своей глупости и тому, что
сам до этого не додумался. Ведь это так просто и лежит на поверхности!
Наконец все лишнее было убрано со стола, оставшиеся документы разло-
жены по папкам и аккуратно сложены в стопку. Настя критически оглядела
наведенный порядок и снова уселась на свое место.
- Юра, дед Немчинов - одна из наших версий в деле об убийстве Барсу-
кова. И мы должны знать о нем как можно больше, прежде чем начнем с ним
разговаривать. Он может оказаться очень опытным и опасным преступником,
и если мы его спугнем - прощения нам с тобой не будет. Главным образом,
конечно, тебе, потому как я в этом деле сбоку припека. И есть еще одна
деталь, которую я хотела бы прояснить. Василий Петрович Немчинов был за-
держан на платформе, когда ждал электричку, чтобы уехать в Москву. В
уголовном деле есть план поселка, от дачи до платформы не больше пятисот
метров по хорошей грунтовке. Стало быть, средним шагом можно дойти минут
за десять, а быстрым - еще меньше времени нужно. Однако деда взяли на
платформе, когда с момента убийства прошло почти полтора часа. Я хочу
найти расписание движения поездов за тот год и убедиться, что в этот са-
мый момент между электричками действительно был большой перерыв. В про-
тивном случае я, как говорят в Одессе, интересуюсь знать, почему он не
уехал на первом же проходящем поезде и где болтался целых полтора часа.
Нормальный человек должен ноги уносить с места преступления как можно
скорее.
- Это было поздно вечером? - спросил Коротков, наморщив лоб. - Я не
знаю подробностей.
- Нет, солнце мое, это был белый ясный день, по телевизору как раз
"Семнадцать мгновений весны" показывали. И при этом суббота. У меня, ко-
нечно, дачи нет, но даже я знаю, что в выходные дни не бывает таких пе-
рерывов между поездами, в радиусе тридцати километров от Москвы элект-
рички ходят каждые десять-пятнадцать минут. Повторяю, я найду расписание
и уточню этот момент, но мне уже сейчас понятно, что тут не все гладко.
- Ясно, - кивнул Юра, - информацию принял, сомнения разделяю. Давай
зови своего экстрасенса.
- Не вздумай так назвать Павла, он обидится, - предупредила Настя,
снимая телефонную трубку.