Маринина А. Б.
Настя Каменская
Черный список

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

А. Б. Маринина
Черный список


Анонс

Убийство двух актрис, кинозвезды и известного кинорежиссера заставило
подполковника Владислава Стасова предположить существование преступной
организации, убивающей людей из мира кино. Подтверждением этой версии
стал случайно оказавшийся в руках его дочери листочек бумаги - "черный
список" потенциальных жертв. И с этой минуты жизнь Стасова и его близких
- в смертельной опасности.


Глава 1

Я - счастливчик. Наверное, это оттого, что на самом деле нас двое: я
и мой ангел-хранитель. Славный такой парнишка, с крылышками за спиной и
стеклянным барабаном в руках. В этот барабан насыпаны свернутые в тру-
бочки бумажки, на которых написано "повезет" или "не повезет". И ни он,
ни я не знаем, сколько в барабане счастливых и несчастливых билетиков.
Просто он каждый раз открывает заслонку, засовывает туда свой пухлый
пальчик и одну бумажку выковыривает. А я каждый раз думаю: а вдруг все
удачные билетики уже кончились, и теперь начнется сплошная невезуха? И
раз от разу этот страх все сильнее, потому что "везучие" бумажки до сих
пор попадались чаще, и по идее они уже давно должны были кончиться. Так
что начало полосы невезенья я ожидаю каждый день, а до сих пор, видит
Бог, мне жаловаться было не на что. Даже после того, как я развелся с
Ритой и начал себе позволять крутить романы с двумятремя дамами одновре-
менно, ни разу они не столкнулись на моем пороге, хотя, надо признать,
"люфт" между их визитами порой бывал минимальным, минут в пять. Но
все-таки был. Как говорится, беда уже дышала в затылок, но в последний
момент отступала.
И в этой поездке мне тоже везло с самого начала. И самолет вылетел
вовремя, и место в салоне досталось в задних рядах, где разрешалось ку-
рить, и сосед всю дорогу проспал и не приставал с глупыми дорожными раз-
говорами. И Лиля не капризничала, что вообще-то дело обычное и к везению
причисляться не может, ибо Лиля - ребенок самостоятельный и очень спо-
койный. Когда она родилась, мы с Риткой были молодые и резвые, нам хоте-
лось не только сделать карьеру, но и сбегать в гости или на какую-нибудь
тусовку, а бабушек, с которыми можно оставить Лилю, у нас не было. То
есть чисто теоретически бабушки, конечно, были, но они тоже были еще от-
носительно молодыми и достаточно резвыми для своих лет, и им тоже инте-
реснее было работать и общаться, нежели сидеть взаперти и развлекать ди-
тятю. Поэтому в три года наша дочь уже умела читать, а в пять мы спокой-
но оставляли ее дома в компании Элли, Тотошек, Железных Дровосеков и
Трусливых Львов. Нужно было только уложить ее в постель, дать книжки,
поставить рядом большую тарелку с фруктами и графин с компотом. Может,
если бы мы больше бывали дома, Лиля стала бы обычным капризным ребенком,
но характер ее сформировался именно под влиянием нашего с Риткой посто-
янного отсутствия. Как там было у Корнея Чуковского? "Я не тебе плачу, а
тете Симе". Кому было ей капризничать, если все равно никто не слышит?
Но во всем этом наряду с множеством маленьких плюсиков был один огромный
минус: Лиля привыкла быть скрытной. Не потому, что ей было что скрывать,
а просто потому, что она не привыкла ни с кем делиться. И плоды этой
скрытности, взращенной нашими с Ритой неумелыми легкомысленными руками,
мне еще предстояло вкусить в полной мере.
Сейчас Лиле было уже восемь, и она, пользуясь полной бесконт-
рольностью, перечитала всего имеющегося дома Мопассана и настырно подби-
ралась к Бальзаку. Получив таким образом весьма полное представление о
взаимоотношениях полов, она выработала собственную версию развода роди-
телей, в соответствии с которой факт нашего с Ритой раздельного прожива-
ния означал именно раздельное проживание, и ничего больше. Конечно, от-
ношения у нас остались нормальные, и ни о каких проявлениях враждебности
и речь не шла. Ну удобно людям жить врозь, что тут такого? Тем более,
что, учитывая характер деятельности моей бывшей супруги, видела нас де-
вочка одинаково часто: по два часа в неделю.
Рита всю жизнь работала в кино. Нет, она не актриса, Боже упаси, она
кинокритик, причем с таким злым и язвительным языком, что врагов у нее
больше, чем вообще знакомых. Как ни странно, ее этот факт совершенно не
огорчал, напротив, она сшила из него элегантный наряд, в котором щеголя-
ла направо и налево. Когда кто-то выказывал ей симпатию или дружеское
расположение, она томно говорила:
- Вы такой оригинал, голубчик. Меня обычно не любят. У меня столько
врагов!
Впрочем, с чувством юмора у моей благоверной всегда было все в поряд-
ке.
Два дня назад она укатила в курортный город готовить очередной кино-
фестиваль. Следуя ее грандиозному замыслу, я должен был привезти туда
Лилю и поселиться с ней в частном секторе, а Рита будет систематически
нас навещать, контролировать и приносить фрукты. Мне эта затея не каза-
лась удачной, я вполне мог бы провести отпуск с дочерью без Риткиного
назойливого надзора, но она была непреклонна.
- Ребенку будет приятно побыть на юге с обоими родителями, - говорила
она, и мне, честно признаться, нечего было ей возразить.
Я снял комнату у милейших супругов-пенсионеров и целые дни проводил с
Лилей на пляже. Удивительно, но приближение Риты девочка чувствовала еще
тогда, когда ее не было видно, а уж на зрение я никогда не жаловался.
- Сейчас мама придет, - задумчиво тянула она, не обращая внимания на
мои скептические ухмылки.
И действительно, минут через пять на пляже показывалась Рита в своей
неизменной юбке "лохмутиками". Знаете, модная такая юбка, на которой
разрезов больше, чем самой ткани. Слово "лохмутики" придумала Лиля, и я
в который уже раз подивился тому, как хорошо она чувствует русский язык.
Нет, что ни говори, а ребенок у меня совершенно замечательный.
Ритка шла через забитый голыми телами пляж, сверкая своими изуми-
тельными ногами в "лохмутных" разрезах, и казалась еще более обнаженной,
чем одетые в купальники загорающие дамы. Лежащие на песке мужики таращи-
лись на ее обалденные ноги, не обращая внимания на лицо, на котором все
прожитые годы были в наличии: все тридцать два, до копейки. Она не выг-
лядела ни на день моложе, но ее, судя по всему, это совершенно не забо-
тило, потому что на ее потрясные ноги и вообще на ее фигуру "покупались"
все мужчины, независимо от возраста.
Она подходила к нам, облизывала Лилю с ног до головы, небрежно чмока-
ла меня в щеку и начинала выкладывать из огромной белой сумки полиэтиле-
новые пакеты с абрикосами, персиками, сливами и виноградом.
- А колбаски? - робко спрашивала Лиля, которая, наевшись фруктов в те
долгие вечера, когда мы с Риткой бросали ее дома одну, теперь смотреть
не могла ни на них, ни вообще на сладкое.
Рита в ответ разражалась длинной нравоучительной тирадой о пользе да-
ров юга и необходимости витаминов для юного растущего организма, Лиля
делала вид, что слушает, покорно вздыхала и исподтишка поглядывала на
меня, а я, в свою очередь, тоже делал вид, что согласно киваю в такт
вдохновенным словесным пассажам моей экс-супруги, и одновременно подми-
гивал дочери, что означало твердое обещание купить ей вечером вожделен-
ной сырокопченой колбаски.
Почему-то Рита никогда не брала с собой купальник, когда приходила к
нам на пляж. Наверное, она предпочитала плавать в бассейне, где на бор-
тике сервируют шампанское и легкую закуску: устроители фестиваля на ан-
тураж в этом году не поскупились. Она опускалась на наше большое пляжное
полотенце, при этом "лохмутики" вообще исчезали неведомо куда и ноги ее
представали перед желающими "посмотреть на красивое" во всем длинно-ок-
руглом великолепии, увенчанном тщательным педикюром, и начинала торопли-
во жаловаться на козни конкурсантов, духоту в номере и вообще полную не-
организованность. Сценка "я делюсь с папой своими проблемами" была расс-
читана ровно на четырнадцать минут, после чего Маргарита Мезенцева, по
бывшему мужу Стасова, повторяла ритуал облизывания дочери, махала нам
рукой и царственно удалялась. Навещала нас она дважды в день, утром и
вечером, перед тем, как мы уходили с пляжа.
Сегодня утром все начиналось, как обычно. Лиля задумчиво посмотрела
на болтающийся в волнах буек и сказала:
- Сейчас мама придет.
Но на этом сходство эпизода со всеми предыдущими закончилось. Рита
появилась гораздо быстрее, чем я ожидал после традиционной реплики
восьмилетнего ребенка, из чего можно было сделать вывод, что она почти
бежала. Вид у нее был, прямо скажем, не самый лучший, и глядя, как она
пробирается к нам между плотно лежащими телами, я начал было сомне-
ваться, правильно ли я помню год ее рождения. Вчера ей было тридцать
два, а сегодня уже под сорок.
Облизывание было пропущено, фруктовое изобилие из белой сумки поче-
му-то не появилось. Рита с размаху плюхнулась на полотенце и подняла на
меня измученное лицо.
- Ой, Владик, какой кошмар... Ольгу убили.
Я оторопел настолько, что даже не понял, о какой Ольге идет речь.
- Ольгу?
- Ну да. Олю Доренко.
- Как убили? - глупо спросил я.
- Зарезали ножом.
- Кто?
Этот вопрос мог бы, пожалуй, достойно конкурировать с предыдущим. Он
не был ни умным, ни оригинальным.
- А я знаю? Меня всю ночь в милиции продержали.
- Почему? Ты-то при чем?
- Ой, Владик, ну все же знали, что у тебя с ней был роман, вот и по-
думали, что это я ее... Из ревности...
- Да какой роман? Что ты несешь? - разозлился я, но тут же вспомнил,
что рядом с нами сидит Лиля, при которой надо делать хорошую мину и по
возможности следить за речью.
- Ты же знаешь, что с Ольгой у меня никогда ничего не было, - продол-
жал я уже спокойнее. - Тебе же сто раз объясняли.
- Ну да, конечно, поэтому я и сказала в милиции, что это скорее всего
Гарик.
- Что - Гарик?
- Убил ее.
- О Господи! Этого только не хватало!
- А что? Он ее любовник, ты сам мне говорил.
Это была классическая ситуация, когда человек попадает в сети
собственной лжи. У меня никогда не было ни романа, ни даже легкого флир-
та с Олей Доренко. Но и известный кинорежиссер Игорь Литвак никогда не
был ее любовником. Это была ложь, которую мы с Олей сочинили специально
для Риты, когда ее беспочвенная ревность стала переходить всякие разум-
ные границы.
Ольга и Рита были давними подругами, и вполне естественно, что мы
постоянно встречались в компаниях и ходили друг к другу в гости. Ольга
нравилась мне гораздо больше всех прочих Риткиных подруг, она была очень
славной и неглупой женщиной, по-настоящему талантливой актрисой, но с
личной жизнью у нее катастрофически не складывалось. Есть такие женщины,
которых мужчины всегда бросают. Чем это вызвано, какими их особенностя-
ми, никто сказать не может. И умницы, и красавицы (а Оля Доренко была
красивой), и прекрасные хозяйки, а мужикам все чего-то в них не хватает.
Может быть, изюминки? Чего уж там Рите показалось, я не знаю, но только
в один прекрасный день она начала нервничать и весьма прозрачно намекать
мне на мои слишком теплые отношения с Олей. Я бы стерпел, но беда в том,
что она начала доставать и Ольгу. Язычок у моей благоверной, как я уже
говорил, был достаточно острым, чтобы подруга сначала стала недоумевать,
а потом и всерьез обижаться. Дальше - больше. Ритка с лицом оскорбленной
мадонны стала рассказывать всем, кому не лень, что ее муж заигрывает с
восходящей звездой экрана Доренко. Идея ревности превратилась в навязчи-
вую, Ритка потеряла покой и даже несколько раз пыталась выследить меня.
Один раз она сделала это крайне неудачно. Мы тогда разрабатывали группу,
работавшую в подпольной лаборатории по изготовлению наркотиков, и Ритка
своим появлением сорвала хитро задуманную операцию. Огромные усилия пош-
ли псу под хвост, я схлопотал крупные неприятности на работе и понял,
что против ее болезни нужно придумывать радикальное лекарство. И тогда
мы с Олей, посоветовавшись, решили выдать Рите историю про тайный роман
с Игорем Литваком. Это был как раз тот случай, когда самая невероятная
ложь легко сходит за правду.
Дело в том, что Игорь Литвак был белой вороной в кинематографических
кругах. Он славился тем, что был предан своей семье, обожал четырех де-
тей и толстую некрасивую жену и ни разу за двадцать лет работы в кино не
был замечен ни в каких даже подобиях флирта. Именно этим мы и объяснили
тот факт, что о романе Ольги и Гарика никто не знал: это хранилось в
строжайшей тайне, ибо жена Литвака была родом из Тбилиси, воспитана в
жестких правилах и при малейших слухах немедленно забрала бы детей и уе-
хала в Грузию, где имела многочисленную родню. Разлука с детьми была бы
для него трагедией, поэтому первый (после жены, разумеется) свой роман
Игорь охранял от посторонних глаз как зеницу ока.
- Почему Оля мне ничего не рассказывала? - недоумевала Рита.
- Потому что она вообще никому об этом не говорит. Никому, понимаешь?
Ни единой живой душе. Гарик ее просил, - убежденно врал я.
- Но тебе-то сказала, - упиралась жена.
- Она и мне не говорила. Я узнал случайно. В ее доме было совершено
преступление, участковый пошел с поквартирным обходом искать свидетелей,
а Игорь в это время был у Ольги. Так и выплыло.
Рита с пониманием отнеслась к нашей душераздирающей истории, сразу же
успокоилась и, к ее чести надо признать, никому не проболталась. И вот
теперь наша милая шутка грозила обернуться для ничего не подозревающего
Игоря Литвака огромными неприятностями.
- А Гарик здесь, на фестивале? - осторожно спросил я.
- Конечно. Он председатель жюри. А Ольгу представили в номинации на
лучшую женскую роль. Я не сомневалась, что она получит приз.
- Она прекрасная актриса, - поддакнул я, лихорадочно соображая, что
делать.
- Да при чем тут прекрасная актриса, - отмахнулась Рита. - Гарик же
председатель жюри, неужели он бы ей приз не выбил.
Нет, Маргариту уже ничто не исправит. Даже об убитой подруге она не
может не сказать колкость. Иногда, когда я смотрю на Риту и вижу ее нео-
быкновенные ноги, я раздумываю о том, не ошибся ли я, разведясь с ней.
Но в такие минуты, как сейчас, я понимаю, что не ошибся. Ритка с ее веч-
ной злостью и нервозностью была мне противопоказана, как маринованный
перец больному язвой желудка.
В течение следующих пятнадцати минут я узнал, что Оля вчера при-
сутствовала на прессконференции, которую устроили после просмотра того
фильма, где она сыграла главную роль. Потом имела место обычная коллек-
тивная пьянка в ресторане гостиницы, когда уследить друг за другом со-
вершенно невозможно, все ходят и бродят куда глаз глянет, поднимаются в
свои и чужие номера, возвращаются, купаются в бассейне с подсветкой и
шампанским и занимаются торопливой, но от этого не менее страстной лю-
бовью под окружающими гостиницу пышными тропическими кустами. Ольга жила
в номере вместе с актрисой Люсей Довжук. И вот когда Люся около трех ча-
сов ночи вернулась в номер, она увидела лежащую на полу в луже крови
Ольгу.
Прибежали мальчики из службы безопасности, вызвали милицию, а кто-то
возьми и скажи (с пьяных глаз чего не ляпнешь), что Маргарита Мезенцева
давно уже ревновала своего мужа, хоть и бывшего, к Ольге Доренко, а
муж-то этот примчался сюда, на фестиваль, хотя раньше никогда ничего по-
добного за ним не замечалось. Не иначе как ради Ольгиных прекрасных
глаз. Пока были женаты, ни на один фестиваль вслед за женой не приезжал,
а после развода - нате вам, пожалуйста, прикатил. И как только Риточка
это терпела!
Местные милиционеры вполне разумно решили, что Риточка терпела это с
трудом. То есть с таким огромным трудом, что в один прекрасный момент не
выдержала и убила проклятую разлучницу. Риточку тут же попросили "прой-
ти" и стали дотошно выяснять, была ли у нее возможность зарезать подру-
гу. К сожалению, выяснить ничего им не удалось, потому что все были в
таком подпитии, что ничего толком не помнили. Где находилась Мезенцева в
период с 23 часов до 3 часов ночи? Куда она выходила? Где и с кем ее ви-
дели? Поднималась ли она на шестнадцатый этаж, где находится номер До-
ренко? Не выглядела ли подавленной или, наоборот, возбужденной? Разгне-
ванной? Раздраженной? Много ли пила? И так далее... Вопросы остались
открытыми, но Риту отпустили, попросив, естественно, из города не уез-
жать. На прощанье она кинула им кость - сказала про Литвака.
И я понял, что должен как-то помочь бедняге Игорю. Я остро чувствовал
свою вину перед ним и ни в коем случае не хотел, чтобы он пострадал
из-за истории, корни которой тянутся из идиотской ревности моей бывшей
жены.
Городское управление внутренних дел выглядело недавно отремонтирован-
ным и свеженьким, как только что выкупанный младенец. Я оставил Лилю на
лавочке в обществе книжки про Мумми-тролля, дав ей пятитысячную купюру
на тот случай, если она захочет мороженого или воды. Впрочем, я не сом-
невался, что, как только я исчезну в проеме двери, она тут же подойдет к
книжному киоску, который я приметил неподалеку, и купит очередной "женс-
кий" роман Барбары Картленд. Я никак не мог выяснить, что же ей удается
понять в этих книжках, подозреваю, что очень немногое, но читала она их
с упоением.
В здании управления было сумрачно и тихо. Постовой мельком взглянул
на мое удостоверение и молча кивнул, разрешая пройти. Дежурная часть бы-
ла с виду самой обычной, но, присмотревшись, я увидел, что электроники
туда напихали не на одну тысячу долларов, и позавидовал городу, который
может себе позволить вкладывать деньги в правоохранительную систему. Де-
журный, толстый потный майор, долго делал вид, что не видит меня, а я
так же долго делал вид, что терпеливо жду. Мне всегда интересно, как в
дежурной части относятся к посетителям, когда еще не знают, кто они и
зачем пришли. Если театр начинается с вешалки, то милиция - с дежурки.
Она - лицо учреждения, не в смысле чистоты и компьютеризации, а в смысле
отношения к гражданам. Какой стиль царит в "управе", такой и в дежурке.
Майор не выдержал первым:
- Слушаю вас, гражданин. Что у вас?
Я протянул ему свое удостоверение:
- Мне нужен опер, который работает по убийству актрисы Доренко. Помо-
жете?
Майор молча вернул мне красную книжечку и стал куда-то названивать.
- Двенадцатый кабинет, - наконец после нескольких звонков произнес
он. - По лестнице на второй этаж и направо.
То, что я увидел в кабинете, на котором значился номер 12, меня оза-
дачило. Там никак не мог находиться оперативник, которого я искал. Это
был типичный кабинет начальника, роскошный, обставленный добротной ме-
белью. И человек, который восседал во главе письменного стола, тоже
смотрелся начальником. Хорошо за пятьдесят, жесткие глаза, грузная фигу-
ра.
- Подполковник Стасов, управление уголовного розыска, ГУВД Москвы, -
представился я, пытаясь справиться с недоумением.
- Мне о вас не звонили, - сообщил мне хозяин кабинета, глядя куда-то
в сторону.
Я с ужасом подумал, что не знаю, кто он, как его зовут, и вообще про-
изошло какое-то недоразумение. На кителе я увидел полковничьи погоны,
которые с равным успехом могли принадлежать и начальнику управления, и
любому из его заместителей. Правда, вход в кабинет был из коридора, а не
из приемной, и это позволяло надеяться, что я попал все-таки не к на-
чальнику, а к комуто из замов.
- Дежурный сказал, что я должен пройти в двенадцатый кабинет.
- Правильно. Но из Москвы о вас не звонили. Что вы хотите?
Тут я сообразил, что дежурный принял меня за сыщика, который приехал
из Москвы в связи с убийством Ольги. Вероятно, поэтому он и направил ме-
ня к руководству, так сказать, представиться и доложиться по команде. А
руководство, естественно, ни сном ни духом ни про какого сыщика и знать
не знает.
- Товарищ полковник, я хотел бы встретиться с сотрудниками, которые
занимаются убийством Ольги Доренко.
- Зачем? Кто вас уполномочил?
Вопрос мне не понравился. Где ты, прославленное милицейское братство!
Где ты, воспетое в книгах и фильмах чувство локтя, дружеская помощь и
своевременная поддержка! Полковник вел себя так, словно ему было глубоко
наплевать на сам факт убийства актрисы, и больше всего его заботит воп-
рос о том, чтобы в светлые ряды городских милиционеров не проник мос-
ковский шпион с его грязным разлагающим влиянием.
- Меня ни кто не уполномочил. Но я могу оказаться полезным в рассле-
довании убийства. Я хорошо знал потерпевшую.
- Кто вас прислал?
- Никто меня не присылал, я нахожусь в вашем городе на отдыхе, узнал
об убийстве и пришел.
- Откуда вы узнали об убийстве?
Все это больше походило на допрос, словно я обманным путем пытаюсь
втереться в процесс расследования, преследуя свои темные интересы.
- Мне сообщила моя жена, она работает на кинофестивале.
Я не стал упоминать о том, что жена - бывшая, потому что тогда приш-
лось бы долго объяснять ему про Лилю и про Ритины педагогические экзер-
сизы.
- Фамилия жены?
- Мезенцева. Маргарита Мезенцева.
- А ваша фамилия Стасов? Очень интересно.
Я вдруг понял, что стою перед ним, вытянувшись по стойке "смирно".
Видимо, его недоброжелательность оказывала на меня гипнотическое воз-
действие.
- Если у вас есть информация, проливающая свет на убийство Доренко,
вы можете поделиться ею со мной, - холодно произнес полковник, занимаю-
щий так и не установленную мною должность. - Я не сторонник подключения
посторонних лиц к работе, это часто мешает и создает дополнительные
трудности.
- Но я профессионал, а не посторонний, - попытался возразить я.
- Насколько я понял из ваших слов, вы можете быть потенциальным сви-
детелем, и в этом смысле вы, безусловно, посторонний. Мы используем вас
в качестве свидетеля. Пожалуйста, я готов выслушать все, что вы знаете о
Доренко. Но привлекать вас к работе я не позволю. Вы находитесь в данный
момент не на службе, и как профессионал вы для меня не существуете.
- А если вам позвонят насчет меня из Москвы, вы допустите меня к ра-
боте?
На самом деле я вовсе не хотел, чтобы меня допускали к работе. Навер-
ное, я закоренелый эгоист, но у меня никогда не бывает потребности вле-
зать в чужое дело и помогать изо всех сил. Каждый должен тянуть свой
воз. Мой визит сюда был продиктован не стремлением подключиться к работе
по разоблачению убийцы, а единственно желанием поговорить помужски с
оперативниками, объяснить им, что Гарик Литвак не имеет к убийству ни
малейшего отношения, потому что его связь с убитой является чистейшей
воды плодом воображения. Вот и все. Мои благие намерения не шли ни на
сантиметр дальше. Но мне стало любопытно, отчего этот полковник, воссе-
дающий в роскошном кабинете, так меня невзлюбил и почему он не хочет до-
пускать меня к расследованию убийства. У него больное самолюбие? Он не
любит, когда ему приказывают? Его приводит в бешенство само слово "Моск-
ва"?
- Я допущу вас к работе только в том случае, если будет письменное
указание из Главного управления уголовного розыска МВД России, - четко
ответил он. - Я подчиняюсь только им. Руководство управления внутренних
дел столицы ко мне никакого отношения не имеет, мы с ними равны по ран-
гу, и они могут только просить меня.
- Но если они попросят? - настаивал я.
- Это будет зависеть от ситуации. Обычно я такие просьбы не выполняю.
Ваши коллеги только путаются под ногами и вносят сумятицу в нашу работу.
Если в министерстве принимается решение о создании следственно-оператив-
ной группы совместно с ГУВД Москвы, тогда другое дело. Будет решение -
будем разговаривать. Я вас больше не задерживаю, господин Стасов.
Так. Из начальственного кабинета меня выперли, причем даже не очень
вежливо. Но я не обидчивый. Вернее, обидчивый, но привычный и умеющий не
обращать внимания. Поэтому я не заплакал горючими слезами, но злобу за-
таил. Я поднялся на третий этаж, где все было как-то попроще: и дорожки
на полу не было, и стены не обшиты деревом, как на втором этаже, а пок-
рыты масляной краской, и двери не обиты дерматином. Прислушиваясь к го-
лосам, доносящимся из-за дверей, я выбрал комнату, в которой, судя по
шуму, народу было много.
- Извините, - робко сказал я, делая глупое лицо. - Меня вызывали в
связи с убийством актрисы Доренко, а я забыл, в какую комнату.
- В тридцатую, - тут же ответили мне, и я тихонько ретировался.
Возле тридцатой комнаты сидела очередь, и я сообразил, что если здесь
сидят те, кто занимается ночным убийством, то все эти люди вызваны для
дачи объяснений. Занять очередь означало бы добраться до нужных мне сот-
рудников не раньше, чем в конце дня. Объясняться же с этой очередью,
рассказывая им, что я "свой" и "мне по делу надо", мне не хотелось. Мож-
но было бы, конечно, просто войти в кабинет, никому ничего не объясняя,
но была реальная опасность нарваться на такого же поборника суверените-
та, с которым я только что общался в комнате 12. Врываться в чужой каби-
нет посреди допроса, требовать к себе внимания - и можно вылететь из
родной милиции в пять секунд. Вылететь-то не жалко, но на мне камнем ви-
сел долг перед Игорем Литваком, и выполнить свою задачу я должен был во
что бы то ни стало.
- Кто следующий? - спросил я нахальным уверенным тоном.
- Я, - откликнулась молоденькая девушка в бирюзовом сарафанчике, отк-
рывающем крупные веснушки на молочно-белой груди.
- Я напишу записку, вы передайте сотрудникам.
Я достал из сумки с пляжными принадлежностями ручку и записную книж-
ку, вырвал листок и нацарапал: "Стасов, МУР. Срочно".
- А кому отдать? - спросила веснушчатая, забирая у меня записку.
- Все равно. Кто есть в кабинете, тому и отдайте.
Минут через десять из кабинета вышел человек, взглянув на которого я
помертвел. Это был Игорь Литвак, и лицо его было перекошено до полной
неузнаваемости. Похоже, я опоздал. Но с другой стороны, я пришел как
нельзя вовремя, потому что если меня прямо сейчас пригласят в заветный
тридцатый кабинет, то я все успею объяснить, и тогда сыщики не будут за-
давать всем следующим посетителям вопросы, из которых те сделают вполне
определенный вывод о имевшем место романе убитой актрисы с председателем
кинематографического жюри.
Девушка вошла в дверь и почти сразу же вышла назад.
- Идите, - процедила она сквозь зубы.
Я ее понимал. Наверное, сидела здесь с раннего утра, а сейчас уже
полдень. А тут какойто хмырь без очереди лезет...
В комнате было жарко и накурено, как будто в ней дымила рота солдат,
хотя за столом я увидел только одного симпатичного паренька. Вид у него
был усталый, глаза - голодные, но волосы почему-то оказались идеально
уложенными, как будто он только что причесался. Может, и вправду привел
быстренько себя в порядок, прочитав записку. Если это так, то мне повез-
ло: к МУРу у мальчика еще сохранилось некое подобие уважения.
- Добрый день, - вежливо поздоровался я. - Моя фамилия Стасов.
- Я понял, - кивнул паренек. - Какие у вас проблемы?
- Сугубо мужские. Меня зовут Владислав Николаевич.
- Сергей Лисицын, - представился он, пожимая руку.
На его ладони я почувствовал жесткие мозоли, выдававшие в нем посто-
янно тренирующегося спортсмена.
- Так вот, Сергей, я по поводу убийства Ольги Доренко. Только что из
твоего кабинета вышел Игорь Аркадьевич Литвак. Тебе сказали, что он был
любовником Ольги?
- Я не понял, Владислав Николаевич, какой у вас интерес.
- Я же тебе сказал, мужской.
- Официальный? Вы откомандированы к нам?
И этот туда же. Вот Крым отделился, а скоро и эти захотят собственную
валюту ввести и границы установить. Республика Курорт. Все с ума посхо-
дили.
- Нет, интерес у меня неофициальный. - Я был терпелив, как опытная
сиделка у постели тяжелобольного. - Я нахожусь здесь на отдыхе, а на ки-
нофестивале работает моя жена, которая сообщила мне сегодня утром об
убийстве Доренко. И я пришел к тебе, Сережа, как мужик к мужику, чтобы
объяснить, что Игорь Аркадьевич никогда не был любовником Ольги, поэтому
все твои подозрения в его адрес напрасны.
- Но если Литвак не был ее любовником, то почему вы решили, что мы
его в связи с этим подозреваем? Откуда такие сведения?
- От моей жены. Ведь это она первая сказала вам о Литваке, верно?
Первая и единственная.
Сергей молча открыл папку и стал листать бумаги. Я понял, что он ищет
показания свидетельницы Стасовой. И пока он будет их искать, я успею
состариться, а Лиля выйдет замуж и нарожает мне внуков. Но я не хотел
его торопить. Мальчик был совсем молоденький и требовал к себе уважения.
- Фамилия вашей жены Стасова? - наконец спросил он, не отрывая глаз
от лежащих в папке бумаг.
- Мезенцева. Маргарита Мезенцева.
- Ах вот как!
Черт возьми, ну чего Ритке не жилось с моей фамилией! Сменила ее на
девичью сразу же после развода. Вот теперь и объясняйся с каждым встреч-
ным.
Он нашел нужный документ и бегло его просмотрел, потом едва заметно
улыбнулся:
- Забавно получается. Первые свидетели в один голос утверждали, что
ваша жена давно ревновала вас к убитой. А она, словно оправдываясь, -
подбрасывает нам Литвака. Литвак же, в свою очередь, категорически все
отрицает. И как вы это объясните, Владислав Николаевич?
Я рассказал ему про наш с Ольгой обман и про девственно-чистую репу-
тацию Игоря. Сергей слушал с интересом, весело хмыкал и кивал головой.
Но в конце моего покаянного повествования вдруг посерьезнел:
- Почему я должен вам верить? Может быть, вы - друг Литвака и говори-
те сейчас неправду, чтобы выгородить его.
- Может быть, - сердито откликнулся я. - Попробуйте опросить всех
участников фестиваля, и если хоть одна живая душа заикнется о романе
Ольги и Игоря - можете плюнуть мне в лицо. Потому что этого романа не
было, это плод нашей фантазии. Вам назовут с десяток любовников и пок-
лонников Ольги, но среди этих имен не будет имени Литвака, это я вам га-
рантирую.
От злости я даже не заметил, как стал обращаться к нему на "вы". Вне-
запно Сергей улыбнулся открыто и весело, хотя глаза его по-прежнему были
голодными и какими-то грустными.
- Хорошо, что вы пришли, Владислав Николаевич, а то я уже совсем за-
мучился. Работаю первый год, опыта мало, а тут такое... Звезда, претен-
дентка на первую премию.
Он умолк и поглядел куда-то за окно. Я проследил за его взглядом и не
увидел ничего интересного, кроме розового фасада большого здания, напо-
минающего обком партии.
- Владислав Николаевич, мне сложно говорить... Одним словом, наше на-
чальство залетных помощников не жалует. Я бы хотел спросить вашего сове-
та, тем более что вы хорошо знали Доренко и ее окружение, но мне за это
голову снимут. Советчик у нас один.
- Это который в двенадцатой комнате сидит? - догадался я.
- Он самый, - усмехнулся Сергей.
- И какой же выход? Сделать вид, что я сюда не приходил и ты меня не
знаешь?
- Нет. Я включаю вас в список свидетелей и на этом основании могу об-
щаться с вами сколько угодно. Только для этого вам придется хотя бы
иногда приходить сюда. Вы располагаете ценной информацией...
- Нет, Сережа, этот фокус у тебя не пройдет. Твое начальство меня ви-
дело и весьма нелюбезно выставило вон. Если ты попробуешь выдать меня за
свидетеля, завтра же я окажусь в двенадцатом кабинете, и допрашивать ме-
ня будет его хозяин, а не ты. И вообще, с чего ты взял, что я собираюсь
тебе помогать, а? Я, между прочим, в отпуске.
Лицо его вмиг осунулось и окаменело. Конечно, я был груб, но после
странного разговора с его начальником у меня не было оснований для бла-
годушия.
- Если вы сюда пришли, чтобы рассказать о Литваке, значит, вы хотели
помочь нам, чтобы мы не тратили напрасно силы и время на эту версию.
- Я хотел помочь не вам, а Игорю. У него очень ревнивая жена, которой
он ни разу в жизни не изменял. Если будет скандал, ему вовек не от-
мыться, ты это понимаешь? Можно всю жизнь ему искалечить, и его жене,
кстати, тоже, не говоря уже о детях.
- Значит, я не могу на вас рассчитывать?
Он смотрел на меня, как смотрят больные щенки, выброшенные на улицу
безжалостными хозяевами. И я вдруг подумал о том, что он всю ночь не
спал, что таких преступлений, как убийство кинозвезды Ольги Доренко, в
его небогатой практике еще не было, что он безумно боится "провалить"
работу и наплевать ему в этом случае на самолюбие. Ему действительно
нужна помощь. Проведя полночи в компании полупьяных киношников, он, на-
верное, пришел в ужас от того количества сплетен, домыслов, грязи и отк-
ровенной злобы, которое вылилось на него. Кино - это свой мир, и чтобы
разобраться в связывающих людей взаимоотношениях, нужно покрутиться в
этом мире не один год. И я дрогнул.
- Сколько человек работает по этому делу?
- Все, кто свободен и есть в наличии. Но у нас завал, на все времени
не хватает, поэтому работать будут все понемногу.
- Основные есть? Или у вас дитя без глазу окажется?
- Боюсь, что окажется. Но основных - трое.
- Кто еще, кроме тебя?
- Паша Яковчик и Валентин Иванович Кузьмин. Они сейчас в гостинице
людей опрашивают.
- Паша, стало быть, молодой, а Кузьмин - постарше? - хмыкнул я.
- Валентин Иванович мой наставник, - вздохнул Сергей. - У него стаж
больше двадцати пяти лет.
- А чего вздыхаешь так тяжело? Не помогает наставник, что ли?
Он посмотрел на меня своими щенячьими глазами, и мне захотелось пог-
ладить его по голове и почесать за ухом.
- Пьет он. Ему уже ни до чего дела нет.
- Так, понятно. С наставником мы кашу не сварим. А Паша? Он что за
человек?
- Паша хороший парень, но у него контракт кончается. Он когда в школу
милиции поступал, подписал контракт на пять лет. После окончания школы
уже четыре с лишним года прошло. Он уж и место себе присмотрел, на-
чальником службы безопасности какого-то банка уходит. Тоже за лаврами не
гонится.
- А ты, выходит, гонишься?
- Я для коммерции не гожусь. Буду здесь работать, пока не выгонят.
Да, парень, не повезло тебе, подумал я сочувственно. Из двоих напар-
ников один - престарелый алкаш, другой равнодушно дослуживает оставшиеся
месяцы. За нераскрытое убийство их из органов не уволят, а благодарности
в приказе им не нужны. Короче, задницу рвать на этом убийстве придется
только тебе одному.
- А что у нас со следователем? - поинтересовался я.
- Нормальный мужик, - как-то неопределенно ответил Лисицын. - Я его
мало знаю.
Я посмотрел на часы. Лиля сидит на скамейке в ожидании нерадивого па-
паши уже час. Я, конечно, могу дать руку на отсечение, что она никуда с
этой скамейки не сдвинется и с чужим дядей не уйдет, она у меня вышколе-
на в этом отношении. Но совесть-то родительскую надо иметь!
- Значит, так, Сергей Лисицын, - сказал я, вставая. - Первомайская,
дом восемь. До десяти утра и после шести вечера. Нужен будет совет -
приходи.
Лиля, как и ожидалось, сидела неподвижно, уткнувшись в книжку. Даже
издали было видно, что это совершенно не "Муммитролль", ну просто ничего
общего. Но и не Барбара Картленд, которую я узнавал с любого расстояния
по карманному формату и красно-желто-зеленому оформлению обложки. Книж-
ка, которую держала в руках Лиля, была обычного формата, очень толстая.
Подойдя ближе, я прочитал название: "Украденные сны" и разглядел рису-
нок, на котором была изображена стройная блондинка с сигаретой в руках.
Очередное любовное чтиво.
- Что читаешь? - спросил я, усаживаясь рядом и забирая у нее из рук
книгу. - Опять какие-то страсти? Откуда деньги на такую книжку?
- У меня еще со вчера осталось, я не все потратила, - ответила Лиля,
пряча глаза.
Значит, ни вчера, ни позавчера, ни три дня назад она не покупала мо-
роженое, деньги на которое исправно просила дважды в день. Ах, хитрюга!
Уходила, зажав в маленьком кулачке пятитысячную бумажку, а через пятнад-
цать минут возвращалась и говорила, что было вкусно. Куда же она их пря-
тала? Наверное, в книжки, с которыми не расставалась ни на минуту, даже
когда ходила "за мороженым". "Я посижу на лавочке, почитаю и съем моро-
женое, - говорила она мне. - А то пока я его сюда донесу, оно растает".
В этом был резон, и мне, старому сыщику, и в голову не могло прийти, что
меня легко и изящно дурит собственная восьмилетняя дочь.
Я осмотрел толстую голубую книгу и заметил сзади написанную шариковой
ручкой цену "15000". В конце концов, три порции мороженого, которые мож-
но было купить за 15 тысяч рублей, приносили удовольствия ровно на трид-
цать минут, а пятисотстраничную любовную историю девочка будет смаковать
по меньшей мере дня три. Стоит того. Надо только проверить, нет ли там
какойнибудь порнухи.
Я открыл страницу с рекламной аннотацией и страшно удивился.
- Лиля, но это же детектив! Это не любовный роман.
- Я знаю, папа, - виновато ответила она. - Мне стало интересно.
- Тебе еще рано читать детективы, - авторитетно заявил я. - Ты ничего
здесь не поймешь.
- Неправда, я прочитала уже двадцать страниц и все поняла. Можешь
проверить. Хочешь, расскажу, про что там написано?
- Не хочу, - буркнул я. - Мне на работе детективов хватает. Пойдем
обедать.