Маринина А. Б.
Настя Каменская
Черный список

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава 5.

Вернувшись домой, я застал совершенно идиллическую картинку: Татьяна
за столом во дворе работала на своем мини-компьютере, Лиля сидела рядом
и молча смотрела на бегущий по экрану курсор и возникающие с невероятной
скоростью слова и строки, а Ирочка хлопотала на кухне, возясь с обедом.
В голове мелькнули две мысли одновременно, одна - неприятная, другая -
смешная. Я подумал о том, что ведь Рита, работая кинокритиком, тоже
очень много писала и вообще работала с бумагами, изучала тексты сценари-
ев и разные рецензии, но никогда я не видел, чтобы Лиля стояла у нее за
спиной или сидела рядом и смотрела, как мать работает. Ритина нервоз-
ность и злобность создавали на расстоянии трех метров вокруг нее такую
ауру, находиться в которой больше пяти минут становилось опасным для
психики, и ребенок чувствовал это не менее остро, чем я. Смешная же
мысль заключалась в том, что мне вдруг захотелось, чтобы это и была моя
семья. Обожаемая, умная, но до конца не понимаемая мною дочь. Толстая
белокожая Татьяна со сладкими губами и волнующим чувственным голосом,
которая пишет книги и с которой можно поговорить о профессиональных де-
лах. И веселая кокетливая Ирочка, непревзойденная кулинарка, расчетливая
экономка, заботливая домоправительница.
Я стряхнул с себя наваждение.
- Чем так убийственно пахнет? - спросил я, заглядывая в стоящую на
огне кастрюлю, в которой что-то кипело.
Ирочка улыбнулась и протянула мне ложку какой-то разноцветной смеси.
- Попробуйте, Владик, я что-то никак не пойму, хватает ли соли. Сама
уже так напробовалась, что вкуса не чувствую.
Я попробовал. Вкус был восхитительный, хотя, видит Бог, я не смог бы
назвать ни одного компонента этой смеси.
- Ирочка, как хорошо, что мы живем в одном доме, а то я мог бы уме-
реть, не узнав, что на свете существует такая вкуснятина.
Она глянула на меня как-то уж очень серьезно и сказала, отворачиваясь
и начиная что-то быстро резать большим кухонным ножом:
- Если бы мы не жили в одном доме, вы бы никогда не узнали, насколько
ваша Лиля нуждается во внимании и общении со взрослыми. Простите, Вла-
дик, это не мое дело, но, по-моему, у вас очень странная жена. Вы же ви-
дите, девочке явно не хватает материнского тепла.
Ай да Ирочка! Видно, я ее недооценил, она оказалась куда более прони-
цательной, чем я мог предполагать. Но углубляться в обсуждение вопроса о
Рите я не хотел, поэтому стал с преувеличенным вниманием рассматривать
приготовленные к обеду миски и тарелки с едой.
- Ира, а это из чего сделано? - спросил я, показывая на нечто глянце-
во-белоснежное с разноцветными вкраплениями.
- Это творог, взбитый со сметаной и сливками.
- А вот это, цветное?
- Это кусочки персиков, ананасов, клубника, черная смородина.
Я еще некоторое время постирался на кухне, соблюдая вежливость, и вы-
шел во двор.
- Танечка, как ваши шестьсот строк?
- Уже триста пятьдесят намолотила, - ответила она, не прекращая наби-
рать текст. - После обеда еще два часа поработаю - и можно идти ку-
паться. А как прошел ваш поход по делам? Удачно?
- Увы. Не буду вас отвлекать, потом расскажу.
Она сняла руки с клавиатуры и сладко потянулась.
- Все, перерыв. Все равно надо аккумулятор подзаряжать, его только на
три часа хватает. Лиля, будь добра, воткни его в розетку в нашей комна-
те.
Лиля взяла зарядное устройство и пошла к лестнице, ведущей в комнату
Иры и Татьяны. Как только она отошла на безопасное расстояние, Таня тихо
спросила:
- Что у вас? Что-то плохое?
- Сережа нашел человека, к которому ходила Доренко в день перед
убийством. А этот человек вчера умер. Очень похоже, что он дал ей ка-
кую-то видеокассету, которую она и принесла в пакете с желтыми ручками.
Но пакет пропал, и кассета вместе с ним.
- Кто этот человек?
- Отставной военный, работавший в разведке. Семьдесят три года, вдо-
вец, увлекается любительскими видеосъемками.
- И вы думаете, что кассета имеет какоето отношение к двум убийствам?
- Нет, не думаю. Я просто не вижу, какая тут может быть связь. Но
найти ее все равно надо. Знаете, как говорят немцы? Во всем должен быть
порядок. Если Ольга пришла в гостиницу с сумкой, то эта сумка должна
гдето быть, и ее надо найти. А то я один раз так нарвался, упустив из
виду казалось бы пустяк. Кстати, ситуация была очень похожая. Свидетель,
который видел убийцу входящим в подъезд дома, утверждал, что он был в
темно-зеленой куртке и ондатровой шапке, а другой свидетель, который ви-
дел его выходящим из лифта на восьмом этаже, стоял на том, что он был в
темно-зеленой куртке и без головного убора. Этого оказалось достаточно,
чтобы адвокат вцепился мертвой хваткой в судью: пока, дескать, мы не до-
кажем, что подсудимый шапку снял и между этажами выбросил или в лифте
оставил, я буду настаивать на том, что оба свидетеля видели разных лю-
дей. Мой-де подзащитный входил в дом в шапке и шел к знакомым на третий
этаж, а на восьмом этаже, рядом с квартирой потерпевшего, видели не его.
Судья и так, и сяк крутился, а делать нечего. Все сомнения толкуются в
пользу обвиняемого. Послали дело на доследование с указанием: выяснить
вопрос о шапке, иными словами - найти ее, проклятущую, и доказать, что
она принадлежит подсудимому. Ясно, что ее не нашли. Следователь потом
локти кусал, да и мне обидно: с таким трудом убийцу этого вычислили,
нашли, задерживали со стрельбой, двое моих ребят чуть не погибли, а все
впустую. Так что, если уж мы с вами взялись помогать бедному мальчику
Сереже, надо делать все по уму, чтобы он нас потом худым словом не помя-
нул.
- А фамилия того адвоката Захаров? - спросила вдруг Таня.
- Точно. Как вы догадались?
- Так он наш, питерский. Приехал тогда из Москвы после процесса и
всем рассказывал про эту шапку. Он вообще-то очень грамотный и цепкий, я
всегда внимательно слушаю, когда он хвастаться начинает и всякие байки
травит, массу полезных вещей можно услышать, которые потом в работе при-
годятся. Я, кстати, вскоре после этой истории с шапкой закрывала одно
большое дело, писала обвинительное заключение и под впечатлением заха-
ровского рассказа обнаружила такую неувязочку, что опытному адвокату
только за краешек ухватиться - и конец моим многомесячным трудам. И неу-
вязочка-то пустяковая, в прежние годы на нее и внимания бы никто не об-
ратил. И представляете, получает адвокат дело, читает обвиниловку и на-
чинает хохотать прямо у меня в кабинете. "Вы чего? - спрашиваю. - Грам-
матическую ошибку нашли?" - "Нет, - говорит, - я же в деле с момента за-
держания обвиняемого и помню точно, что вот в этом месте несостыковочка
была. Когда я услышал от Захарова, как он из такой вот малюсенькой де-
тальки оправдательный приговор выкроил, сразу сообразил, что и тут можно
поиграть. А вы, Татьяна Григорьевна, несостыковочку эту убрали, тоже,
видно, историю про шапку слышали". Так что в известном смысле, Дима, я
ваша крестница. Училась на ваших ошибках, хоть мы и знакомы-то не были.
Забавно, правда?
Ира принесла из кухни тарелки и приборы и принялась накрывать стол.
Лиля вернулась и молча сидела на краешке длинной скамьи у стола, листая
номера "Вестника кинофестиваля", которые каждый день приносила Рита. Ира
и Таня горячо обсуждали вопрос о том, уместно ли пригласить к обеду се-
добородого очкастого отдыхающего из соседнего дома, который, как я видел
сквозь густые заросли крыжовника, вернулся с пляжа на сиесту и развеши-
вал во дворе мокрые плавки и полотенца. Я тоже принял участие в обсужде-
нии, потому что мне, совершенно непонятно почему, захотелось, чтобы выш-
ло так, как хочет Ирочка. Я чувствовал какую-то вину перед ней, а Татья-
на явно не была настроена общаться с незнакомым человеком.
- Девочки, с соседями всегда надо дружить, - говорил я тоном умудрен-
ного жизнью старца. - Мало ли что случится, всетаки мужчина, будет кого
на помощь позвать.
- Дима, вы что, полагаете, на нас нападут бандиты в масках? - скепти-
чески спрашивала Таня.
- Нет, Владик прав, - настаивала Ирочка, расставляя на столе миски с
салатом и творожным десертом.
- Папа, а кто такой Виктор Бабаян? - подала голос Лиля, изучавшая
"Вестник кинофестиваля".
- Это такой режиссер, детка, он снимает фильмы. Ты не хочешь помочь
тете Ире?
Лиля послушно отправилась на кухню и принесла хлеб и тарелку с зе-
ленью. В конце концов седобородого решили пригласить. Ирочка вышла за
калитку и через несколько минут вернулась вместе с ним, смущающимся до
дрожи в ногах. Я сел рядом с Татьяной, чтобы при первой же возможности
возобновить потихоньку разговор на интересующую меня тему. Во время обе-
да Ирочка щебетала со своим поклонником, Лиля снова думала о чем-то сво-
ем, а мы с Татьяной ломали голову над тем, куда могла деваться кассета в
дурацкой фиолетовой сумке.
- Вынуждена вас огорчить, Дима, - вполголоса говорила Таня, слизывая
с ложки густую белую массу творожного десерта с фруктами. - Либо Доренко
сумку с кассетой кому-то отдала до того, как ее убили, либо ее украл
убийца. И тогда все наши с вами рассуждения об устранении конкурентов
неверны. Смотрите, что получается: убийца приходит в номер к Доренко,
убивает ее и хочет найти кассету, но по каким-то причинам это у него не
получается. Вариант первый: в этот момент возвращается Довжук и убийца
просто не успевает поискать то, что ему нужно. Не исключено даже, что,
когда Довжук вернулась в номер, убийца еще был там, а поскольку Людмила,
как вы мне рассказывали, сразу начала визжать и выскочила в коридор, он
вполне мог выйти незамеченным, воспользовавшись суматохой и паникой. Ва-
риант второй: он взял по ошибке не ту кассету, но понял это только тог-
да, когда просмотрел ее. Тогда он возвращается. И возвращается он в тот
номер, где в данный момент находятся вещи убитой Доренко, то есть в люкс
Аллы Казальской. Убивает мирно спящую Довжук и перерывает весь номер. А
шкатулку с драгоценностями забирает для отвода глаз. Так что все сходит-
ся на кассете. Весь вопрос только в том, нашел ли ее убийца или сама До-
ренко ее куда-то задевала. Но, Дима, то, что я сейчас сказала, - чистый
плод фантазии, потому что ни вы, ни я не знаем точно, что было в сумке.
Это мы с вами так придумали, что в ней была кассета Вернигоры. Но ведь
это может оказаться и коробка печенья, которую Ольга купила к утреннему
кофе, чтобы завтракать, не выходя из номера. И тогда сумка и то, что в
ней находится, никакого отношения к убийству не имеет. Тогда снова возв-
ращаемся к борьбе конкурсанток. Надо все-таки выяснить, что же было в
сумке. И куда она, в конце-то концов, делась. Ведь если весь сыр-бор не
из-за нее, то где-то же она должна быть. Я вам предлагаю следственный
эксперимент.
Я кивнул. Конечно, надо отыскать эту чертову сумку во что бы то ни
стало, чтобы более или менее определиться с версиями.
- Папа, а кто такой Олег Юшкевич? - спросила Лиля, которая, вос-
пользовавшись тем, что я увлекся беседой с Таней и оставил ее без надзо-
ра, снова раскрыла "Вестник" и стала читать за обедом.
- Это артист, котенок. Не читай за едой, сколько раз тебе говорил.
Она вздохнула и покорно отложила журнал. Некоторые люди рождаются ху-
дожниками, музыкантами, вундеркиндами. Моя дочь родилась читателем. Для
нее складывать буквы в слова и фразы было так же естественно и необходи-
мо, как дышать.
- Девочки, а где наши хозяева? - спросил я, сообразив, что, вернув-
шись домой, не видел ни Веру Ильиничну, ни Григория Филипповича. Мне
нужно было позвонить, а телефон стоял в их комнате на первом этаже.
- Вера пошла к сестре, а Григорий Филиппович на партсобрании, - отве-
тила Ирочка, отвлекаясь от седобородого очкарика. Вообщето она предста-
вила его нам, но я даже не услышал, как его зовут, настолько был занят
своими мыслями.
- На чем?!
- На партсобрании. Вы что, Владик, не знаете, что такое партсобрание?
Что такое партсобрание, я знал очень хорошо, с памятью у меня пока
еще проблем нет. Но ведь... Впрочем, ладно, у каждого свои тараканы в
голове.
Татьяна заметила мое неподдельное изумление:
- Простите, Дима, ваши родители живы?
- Только мама, отец давно умер. А что?
- А мама чем занимается? Сколько ей лет?
- О, моя мама - редкостное чудо. Ей шестьдесят один, она похожа на
Майю Плисецкую в роли княгини Бетси Тверской, такая же высокая, худая, с
гладкой прической. Она - главный редактор одного издательства и ведет
весьма светский образ жизни.
- А у меня, наоборот, мама умерла несколько лет назад, а отец жив.
Всю жизнь проработал на одном и том же заводе, дослужился до заместителя
директора. Сейчас ему семьдесят один, и он тоже ходит на партсобрания.
Представьте себе. Я сама только недавно узнала об этом. Как-то позвонила
ему, а он мне говорит: "Извини, ягодка, я перезвоню тебе попозже, я сей-
час занят, пишу доклад для партсобрания". Я чуть не умерла от ужаса.
Оказывается, у них при домкоме, или как это теперь называется, я уж не
знаю, сохранилась партячейка, пенсионеры стоят там на учете и регулярно
собираются, обсуждают решения президента и правительства, политическую
обстановку, вопросы охраны дома, озеленения микрорайона и все в таком
духе. Раньше, если вы помните, пенсионеры всегда стояли на партучете по
месту жительства. И когда КПСС официально умерла, некоторые забрали из
домкомов свои партбилеты и всецело отдались домашнему и дачному хо-
зяйству, а очень многие так и продолжают собираться. На старости лет
трудно менять и убеждения, и привычки. Это нам с вами кажется смешным и
нелепым, а они этим живут.
- Выходит, наш здешний хозяин такой же? Но ведь он еще относительно
молод. Сколько ему? Чуть за шестьдесят?
- Ну и что? Это зависит не столько от возраста, сколько от воспитания
и от того, какую жизнь человек прожил, на какие ценности привык ориенти-
роваться.
- Да, все это прекрасно, но мне нужен телефон, а первый этаж заперт.
Вы не знаете, откуда здесь поблизости можно позвонить?
- Можно позвонить от нас, - внезапно откликнулся Ирочкин ухажер. -
Телефон стоит как раз в той комнате, которую я снимаю.
Ну надо же! А я-то был убежден, что кроме Ирочкиных прекрасных глаз и
черных кудрей он ничего не замечает. Или это я стал говорить слишком
громко?
Мы встали из-за стола и пошли в соседний двор. Я испытывал некоторую
неловкость оттого, что не знал, как обратиться к этому типу. Однако как
только мы переступили порог его комнаты, его будто подменили. Смущенная
улыбка исчезла, движения стали уверенными. Видно, он относился к той ка-
тегории людей, которых я условно называю "котами". Говорят, что собаки
привыкают к человеку, а кошки - к месту. Так и люди: одним для поддержа-
ния психологического комфорта важно находиться "на своей территории", а
другим - в обществе хорошо знакомых, близких людей. Я, например, являю
собой типичный пример "собаки" и очень не люблю заводить новые зна-
комства, вообще не люблю чужих.
Седобородый, оказывается, усек, что я не расслышал его имя, поэтому
первым делом протянул мне руку:
- Давайте познакомимся еще раз. Мазаев Юрий Сергеевич, социолог. Мож-
но просто Юра.
- Владислав. Любое уменьшительное на ваш выбор. Ирочка зовет меня
Владиком, а Таня - Димой.
- Я подумаю, - засмеялся Мазаев. - Вот телефон, звоните, не стесняй-
тесь.
Он деликатно вышел, а я набрал номер служебного телефона Сережи Лиси-
цына. В кабинете никто трубку не брал. Тогда я перезвонил в гостиницу, и
через некоторое время портье разыскал Сергея. Я в двух словах рассказал
ему о визите в дом Вернигоры и договорился, что часа через два он поста-
рается убрать из гостиницы всех лишних людей и найдет оргкомитетчика Ге-
ну, который встречал Ольгу Доренко, опаздывавшую на пресс-конференцию.
Заодно я попросил его найти Риту и сказать ей, что сегодня нас с Лилей
на пляже не будет, чтобы она не беспокоилась.
Мазаев вернулся в комнату, неся в руках две рюмки.
- Давайте за знакомство, Слава, по пять капель. У меня есть хороший
коньяк.
Так. Стало быть, имя мне он выбрал. Ну что ж, за знакомство так за
знакомство.
Коньяк был действительно хорошим, и выпил я его с удовольствием. А он
ничего мужик, этот социолог. На нашей территории он менжуется и робеет,
но здесь, в этой комнате, он становится совсем другим. Уверен, что Ироч-
ка останется им довольна. Или уже осталась?
Через два часа в холле гостиницы меня ждали Сергей Лисицын и ма-
ленький чернявый человечек с большой плешью на темени и нервно подерги-
вающимися руками. Это и был сотрудник оргкомитета фестиваля "Золотой
орел" Геннадий Гольдман.
Я попросил Геннадия как можно точнее вспомнить все обстоятельства,
связанные с возвращением в гостиницу Ольги Доренко.
- Покажите мне, где вы стояли, когда Ольга вошла в холл.
Он неуверенно покрутил головой, потом встал рядом со стойкой портье.
- Вот здесь я стоял, когда ждал Ольгу. Все уже были в зале, только ее
одной не было. Рудин, президент фестиваля, рвал и метал.
- Вы посмотрели на часы, когда Доренко появилась?
- А как же. Я на них каждую минуту смотрел. Когда она вошла в гости-
ницу, было 21.14. Я сразу закричал: "Где тебя носит! Ты опаздываешь на
пятнадцать минут. Давай быстро в зал".
- А она что ответила?
- "Две минуты, Геночка, только сумку брошу". И показывает мне эту
сумку.
- Поподробнее, пожалуйста, опишите ее. Цвет, размер, что в ней лежа-
ло.
- Ну... Обыкновенная, пластиковая, полгорода с такими ходит. Разноц-
ветная, рисунок фиолетовый, ручки желтые. Такая страхолюдная - жуть. Я
еще удивился, как это Оля ходит с таким убожеством, она всегда очень
элегантно одевалась, следила, чтобы все было в тон, чтобы цвета соот-
ветствовали. Если уж она носила что-то в таких сумках, то это всегда бы-
ли фирменные пакеты из дорогих магазинов. Короче, я хоть и злой был, но
понимал, что в ее розовом костюме и с такой сумкой появляться перед пуб-
ликой нельзя. Оля пошла к лифту, а я ей вслед крикнул: "Давай в темпе.
Рудин меня убьет".
- Она пошла к лифту или побежала? - уточнил я.
- Почти побежала. Она в туфлях на шпильках была, не больно разбе-
жишься. Но она правда торопилась, она не любила опаздывать.
Это я и без него знал.
- Когда она спустилась вниз, вы посмотрели на часы?
- Обязательно. Я вообще с них глаз не сводил. Вы ж поймите, оргкоми-
тет на то и существует, чтобы все организовывать и отвечать за то, чтобы
все шло без срывов. Любая накладка, любое опоздание считается нашей не-
доработкой. Рудин платит хорошо, но за каждую накладку делает начеты.
Когда Оля спустилась вниз, было 21.18. Я схватил ее за руку и буквально
потащил в зал.
- Хорошо, Геннадий. Теперь покажите нам, где стояла Ольга в тот мо-
мент, когда вы посмотрели на часы и увидели, что уже 21.14.
Гольдман послушно подошел к стеклянной вращающейся двери.
- Вот здесь. Я посмотрел на часы, как только ее увидел у дверей.
- Когда вы закричали ей, что она опаздывает на пятнадцать минут, она
остановилась или продолжала идти вам навстречу?
- Да она почти бежала, я же говорил. Запыхавшаяся была, волосы раст-
репаны.
- Дверь лифта сразу открылась или ей пришлось ждать?
- Ждала. Я тоже нервничал, поэтому, когда она лифт вызвала, посмотрел
на табло, прикидывал, сколько еще ждать придется.
- Не помните, на каком этаже был лифт?
- Где-то посередине табло лампочка горела, но где точно - не скажу. Я
все-таки далеко от лифта стоял. Да и не запоминал специально, не думал,
что пригодится.
- Конечно, конечно. Ну что ж, Гена, спасибо вам.
Гольдман ушел, не скрывая облегчения, а мы с Сергеем засекли время и
начали воспроизводить передвижения Ольги Доренко за четыре минуты, с
21.14 до 21.18. Отошли к стеклянной входной двери и быстрым шагом напра-
вились к лифту. Когда дверь кабины открылась, поднялись на шестнадцатый
этаж, где находился номер Ольги Доренко и Люси Довжук. Номер был в самом
конце необозримо длинного коридора. Подойдя к двери, я торопливо вставил
ключ в замочную скважину. Ключ не поворачивался. Я стал дергать им впра-
во и влево, но замок, судя по всему, заело.
- Здесь замок сломан, - сказал стоящий у меня за спиной Лисицын. - Мы
тоже всякий раз мучаемся.
Наконец ключ провернулся, я распахнул дверь, сделал жест рукой, слов-
но зашвыривая с порога сумку на кровать, закрыл дверь и запер. Как ни
странно, при обратном движении замок не заедало. Почти бегом мы ринулись
назад к лифту спустились вниз, в гостиничный холл. Семь минут.
- Не получается, - констатировал я. - Давай пробовать еще раз с уче-
том того, что Ольга могла суметь открыть дверь номера с первой попытки.
Мы повторили маршрут, на этот раз не пытаясь справиться с замком, а
просто остановившись возле двери и выждав шесть-семь секунд - ровно
столько, сколько нужно, чтобы ловко открыть замок, швырнуть сумку в ком-
нату и захлопнуть дверь. И снова у нас получилось намного больше четырех
минут.
- Погоди, Сережа, все не так, - вдруг сказал я. - Ведь Ольга не под-
ходила к портье за ключом. Стало быть, она рассчитывала, что Люся в но-
мере. Но Люся-то была на пресс-конференции. Ольга очень торопилась и
могла сообразить это только поднимаясь в лифте. Тогда она могла вообще
идти не к себе в номер.
- А куда?
- А черт его знает! - в сердцах бросил я. - К любовнику, например.
Он, кстати, мог жить на одном из нижних этажей.
- А кто ее любовник?
- Да кто ж это знает! - рассмеялся я. - На этих фестивалях идет по-
вальная случка, трахаются все и со всеми. Кто же знает, кто был партне-
ром Ольги в тот день. Только, может быть, Люся, но и ее теперь не спро-
сишь.
- Не знаю, Владислав Николаевич. - Сережа с сомнением покачал голо-
вой. - Не вяжется.
- Что у тебя не вяжется?
- Если в это время шла пресс-конференция, то как Доренко могла быть
уверена, что застанет кого-то в номере? Я так понял, что в это время
участники фестиваля по номерам не сидят, они или с прессой общаются, или
гудят в ресторане. На кого же Доренко могла рассчитывать?
- Правильно, Серега. Ни на кого. Или на того, кто всегда на месте, у
кого номер постоянно открыт. Оргкомитет или пресс-бюро.
Оргкомитет находился на втором этаже, поэтому мы начали с него. Это
был большой двухкомнатный номер, где круглосуточно ктонибудь дежурил,
трещал телефон, жужжал факс. Мы беспрепятственно вошли в открытую дверь
и стали объяснять молоденькой девушке с мальчишеской стрижкой, зачем
явились. Она согласно кивнула и вместе с нами принялась искать сумку,
фиолетовую с желтыми ручками. Сумка нашлась, хотя на поиски ушло доволь-
но много времени. С трудом сдерживая возбуждение, мы заглянули в нее и
разочарованно вздохнули. В сумке лежали чьи-то мокрые плавки и полотен-
це.
- Чья это сумка? - спросил Сергей у девушки.
- По-моему, Саши Грозовского, он вечно забывает повесить плавки су-
шиться, а потом жалуется на свою забывчивость.
- И давно у него эта сумка?
Я все еще не оставлял надежду, что эта могла быть сумка Доренко, ко-
торую та забросила второпях в комнату оргкомитета и которую потом кто-то
нашел, содержимое куда-то выложил и стал носить в ней купальные причин-
далы.
- Ой, ну я не помню. Кто на это внимание обращает?
- А где сейчас Грозовский?
Она пожала плечами, всем своим видом показывая, что в ее обязанности
не входит следить за сотрудниками и тем более за чужими сумками.
На поиски Саши Грозовского ушло часа два. Как оказалось, эти два часа
мы потеряли впустую. Сумку он купил в киоске возле гостиницы неделю на-
зад.
Понурые и расстроенные, мы поднялись на шестнадцатый этаж в пресс-бю-
ро. Их комната находилась в самом начале коридора, рядом с лифтом, и
дверь была открыта нараспашку. Я осторожно заглянул в помещение, где ца-
рила суета и стоял гвалт. Фотографы, корреспонденты, редакторы, коррек-
торы сидели друг у друга на головах и готовили очередной выпуск ежеднев-
ного четырехполосного "Вестника кинофестиваля". Я не стал ни с кем заго-
варивать, тем более что на меня никто внимания не обратил, а просто шаг-
нул в прихожую и открыл дверцы стенного шкафа.
Сумка лежала на полке. Фиолетовая с желтыми ручками. Я был совершенно
уверен в том, что это - та самая сумка, а не просто похожая, как найден-
ная в номере оргкомитета. Осторожненько закрыв шкаф, я на цыпочках вышел
в коридор.
- Я сматываюсь, - прошептал я Сереже Лисицыну, - вызывай следователя
и изымай сумку.
- Может, сами возьмем да посмотрим, что в ней?
- Не моги. Я специально с Татьяной консультировался. Если в ней ка-
кая-нибудь улика, поди потом доказывай, что ты ее не подбросил.
- Но мы же только посмотрим, - взмолился он.
- Ага, а потом следователь ее на экспертизу отправит, найдут наши с
тобой пальчики, и начнется все сначала. Если ты сейчас в нее полезешь,
то во избежание неприятностей тебе придется просить сотрудников быть
чемто вроде понятых, которые потом подтвердят, что ты действительно на-
шел сумку именно здесь и ничего в нее не подложил. Стало быть, тебе при-
дется остаться и глаз с нее не спускать, поскольку среди присутствующих
могут оказаться заинтересованные лица. А кто будет вызывать следователя
и всех остальных? Да при такой ситуации твой любимый начальник через де-
сять минут узнает, что я все-таки влез в это дело, несмотря на его нед-
вусмысленные высказывания. Все, Серега, я побежал. Сообщи потом, что в
сумке лежит, ладно? Буду ждать. Кстати, ты мою Мезенцеву нашел?
- Нашел.
- Сказал, что мы с Лилей сегодня на пляж не придем?
- Сказал все, как вы просили.
- А она что?
- А они сильно гневались. - Сережа улыбнулся. - Сказали, что у вас
ума не хватит ребенку фрукты купить.
Конечно, Маргарита опять в своем репертуаре. Она почему-то считает,
что материнский долг заключается только в том, чтобы пихать в ребенка
витамины. Лучше бы она побольше разговаривала с Лилей, а не откупалась
от нее сладостями.
Я шагнул к лифту и нажал кнопку вызова, больше всего на свете желая
не нарваться случайно на Риту. Двери кабины уже открылись, когда ко мне
подскочил Сергей.
- Владислав Николаевич, а материалы-то!
- Какие материалы?
- Для Татьяны Григорьевны. Я же все приготовил и с собой взял, думал
вечером к вам заглянуть, отдать. Может, возьмете?
- Спасибо, Сережа, возьму обязательно.
Он зашел в кабину, и мы вместе спустились на третий этаж, где Лисицы-
ну временно оборудовали что-то вроде кабинета, куда он мог приглашать
для бесед капризных кинодеятелей. Смешно было бы надеяться, что они бу-
дут приходить к нему в УВД.
Материалов о пожаре в Летнем театре было неожиданно много, целая пух-
лая папка. Я сунул было ее под мышку и с усмешкой подумал, что оказался
точь-в-точь в такой же ситуации, как и погибшая Оля Доренко. Придется
мне искать какой-нибудь пакет с ручками, и самое смешное, если он ока-
жется фиолетово-желтым. Но, похоже, в ближайшем к гостинице магазине
продавались только такие.
Дома все были в сборе, за исключением Ирочки, которая отправилась с
седобородым Мазаевым куда-то на прогулку. На нижнем этаже Сильвия Пфай-
фер изображала очередные телевизионные тропические страсти, наши хозяева
увлеченно следили за ними, сидя перед экраном. Таня с Лилей перебрались
на галерею второго этажа, Таня по-прежнему работала, а Лиля молча сидела
рядом на стуле и следила за рождающимся на ее глазах текстом. Ну что я
за отец! Ребенок приехал на юг, к морю, и целый день не выходит со дво-
ра. Никуда это не годится.
- Танечка, я вам принес материалы о пожаре, - сказал я, протягивая ей
папку.
Она тут же сняла с колен свой мини-компьютер и схватила ее с такой
торопливой жадностью, с какой маленькие дети хватают принесенные взрос-
лыми подарки.
- Ой, спасибо, Дима, огромное спасибо. Когда их нужно вернуть?
- Я не спросил. Наверное, это не срочно, Сереже сейчас не до пожара.
Читайте, пока не отнимут. Лиля, может, сходим искупаться?
По лицу девочки было понятно без слов, что купаться она не хочет. Она
хочет или сидеть рядом с Татьяной, или читать, лежа на кровати. Но я
проявил завидную настойчивость, упрекая себя в душе за то, что совершен-
но не забочусь о ее здоровье. На самом деле для купания время было не
очень подходящее, солнце клонилось к закату, жара постепенно спадала, и
выходить из воды было уже холодно. Поэтому я пошел на компромисс, решив
просто посидеть на пляже и подышать целебным морским воздухом.
Пляж был почти пуст. Мы уселись на лежаки, Лиля - с книжкой, я - с
мыслями о старике Вернигоре. Конечно, семьдесят два года - такой воз-
раст, когда во внезапной смерти нет ничего необычного. Но когда эта
смерть случается уж очень "вовремя", мне это обычно не нравится.
Я растянулся на деревянном ложе, положив руки под голову и прикрыв
глаза. Воздух был прохладным, с запахом йода и тины, и мне стало удиви-
тельно спокойно и хорошо. Я вдруг понял, что ни за что, ни за какие бла-
га и деньги не вернусь на работу в милицию. Я перестал ее любить, эту
Богом проклятую работу, я устал от постоянно ощущаемого презрения людей,
от матерных криков начальников, от болей в желудке, которые появляются
всякий раз, когда дватри дня подряд приходится жевать бутерброды всухо-
мятку и на бегу. Я устал от бессонницы, от отсутствия нормальных выход-
ных, от унижения, которое приходится испытывать каждый раз, обращаясь с
просьбами к вышестоящему начальству. У меня два ранения, ножевое и пуле-
вое. И я устал от чувства собственного бессилия, когда на тебя одно за
другим сыплются преступления, которые ты не можешь раскрыть, потому что
свидетели молчат. А молчат они потому, что ты ничего не можешь противо-
поставить их страху или жадности. Их запугали или им заплатили, а ты в
ответ можешь только просить, уговаривать и давить на давно всеми позабы-
тый миф о гражданском долге. Но если уж этим гражданским долгом пренеб-
регают даже власти, то можно ли требовать чего-то большего от рядовых
граждан? И я не хочу заниматься убийствами Оли Доренко, которую я давно
и хорошо знал, и Люси Довжук, которую я знал совсем мало. Я утратил сы-
щицкий азарт. У меня пропал кураж. И влез-то я в это дело только потому,
что хотел искупить собственную ложь и помочь бедняге Гарику Литваку. И
единственное, почему я еще барахтаюсь в этом дерьме и пытаюсь что-то
изобразить из себя, это искренняя симпатия к молодому оперу Сереже Лиси-
цыну с щенячьими глазами, у которого тоже вот-вот опустятся руки, потому
что ничего у него не получается и за восемь месяцев работы нет ни одного
преступления, раскрытием которого он мог бы гордиться. И еще Таня... Я
не привык сам себя обманывать, поэтому честно признаюсь: она мне нравит-
ся. Она мне больше чем нравится. И она так не похожа на Риту - мой эта-
лон женской красоты. Перед Татьяной мне почему-то не хочется терять ли-
цо.
Я не заметил, как задремал под шум волн. Мне снилась Татьяна, обна-
женная, со сладкими губами, распущенными платиновыми волосами, с полным
белокожим телом. Она обнимала меня прямо здесь, на опустевшем предвечер-
нем пляже, гладила по спине, по голове, по плечам, и я растворялся в ее
большом теле, чувствовал себя маленьким и защищенным. Сон не был эроти-
ческим, я не испытывал возбуждения, просто мне было так хорошо, что я во
сне подумал: наверное, вот это и есть счастье, когда рядом с тобой жен-
щина, от которой исходит доброта и покой.
Проснулся я от тихого голоса Лили.
- Сейчас мама придет.
Черт возьми, неужели и правда придет? Но как же Лиля это чувствует,
интересно? Биотоки, что ли? Ведь Лисицын сказал Рите, что нас на пляже
не будет, да и в любом случае с пляжа мы уходим в шесть часов, а сейчас
уже начало восьмого.
Но биотоки моей дочери работали безотказно. Через две минуты я увидел
Риту с неизменной белой сумкой. Ветер развевал "лохмутики" ее пестрой
юбки, высоко обнажая ноги, и я снова подумал, как же это природа умудря-
ется создавать такую совершенную красоту.
- Ну и где вы шлялись целый день? - спросила она строго, усаживаясь
на соседний лежак, сбрасывая босоножки и вытягивая ноги.
- Да так, решили сделать перерыв, отдохнуть от солнца, - соврал я. -
А как ты догадалась, что мы здесь?
- Я заходила к вам на Первомайскую. Какая-то белесая корова сказала,
что вы пошли на пляж. Это кто, хозяйка?
У меня внутри все сжалось. Господи, ну почему в ней столько презрения
к людям? И каково Лиле слышать, что обожаемую тетю Таню любимая мамочка
называет белесой коровой?
- Это отдыхающая, наша соседка, - сдержанно ответил я, с трудом удер-
живаясь, чтобы не заорать на Риту и не нагрубить ей. Если она произнесет
еще хоть одно недоброе слово о Татьяне, я за себя не поручусь.
Но Рита всегда легко переключалась с одной темы на другую, не обсуж-
дая подолгу одну и ту же проблему. Тема "белесой коровы" была исчерпана,
настал черед следующей.
- На фестивале все как взбесились, - сообщила она, всовывая Лиле в
руку банан и очищая себе другой. - Все обсуждают, кто из номинанток за-
нялся устранением соперниц. Слухи, сплетни, жуть какая-то. Даже пари
заключают.
- Ну и у кого самые высокие ставки?
- У Целяевой. Про Регинины проблемы многие не знают, а про то, что
Целяева кто угодно, только не актриса, знают все. К Сауле приставили
круглосуточную охрану.
- Только к Сауле? Почему?
- Ну как же, она же следующая в списке.
- Что ж, разумно, - усмехнулся я. - Значит, оргкомитет все-таки решил
фестиваль не закрывать?
- Нет, они там все перессорились, голоса разделились, но Рудин привел
спонсоров, и спонсоры быстренько всем все объяснили. Деньги вложены ог-
ромные, но затраты должны окупиться, во-первых, за счет размещения рек-
ламы на всех мероприятиях и на страницах "Вестника", а во-вторых, за
счет повышения цены на фильмы, в которых снимались актеры, получившие
премии. Так что сворачивать фестиваль и оставлять премии неврученными
нельзя. Рекламодатели потребуют не только вернуть деньги, но и заплатить
неустойку. Тем более, что самые выгодные с финансовой точки зрения ме-
роприятия еще не состоялись, некоторые звезды приедут попозже. Юшкевич,
например, прилетает только завтра. Завтра по графику просмотр "Женоубий-
цы", где он в главной роли, а вечером пресс-конференция. Знаешь, какой
вокруг него ажиотаж? Любимец публики. На него поглазеть полгорода прита-
щится. Соответственно, торговля в том месте, где его будут встречать,
буклеты, календари с его портретом, майки и все такое. Наши организаторы
специально договариваются в таких случаях с местными деятелями о том,
что официально время прибытия сообщается неправильно. Например, говорят,
что звезда прилетает в три часа, в на самом деле - в четыре или даже в
пять. Народ-то собирается и уже не расходится, ждет. А чем дольше ждет,
тем больше покупает. И все с этого имеют навар. Так что если Рудин фес-
тиваль прикроет, ему живым отсюда не уехать.
- Понятное дело, - кивнул я.
Рита щебетала уже о чем-то другом, а я думал о том, что если убийства
на кинофестивале являют собой угрозу для тех, кто вложил деньги, то они
должны быть заинтересованы в том, чтобы преступления были как можно
быстрее раскрыты, желательно до окончания фестиваля. Тогда на закрытии
можно будет разрешить скандальные разоблачения, и желающие поприсутство-
вать выложат огромные деньги за билеты. Кроме того, есть опасность, что
произойди еще одна трагедия - и лавочку все-таки придется закрыть. Так
что обезвредить преступника (или преступницу?) нужно как можно скорее.
Почему же они, эти заинтересованные спонсоры, смотрят сквозь пальцы на
то, что раскрытием двух убийств занимаются три сыщика, совокупные силы
которых я оценил в семьдесят пять процентов одного хорошего опера? Или
они подключили своих частных детективов? Но что-то я их присутствия не
ощущаю, хотя в таких случаях чужая рука всегда бывает заметна.
- Ты меня слушаешь?
Рита дернула меня за ухо, и я сообразил, что отвлекся настолько, что
перестал следить за ее словами.
- Слушаю, конечно.
- И что ты скажешь?
- Про что?
- Ну вот, ты никогда не слушаешь то, что я тебе говорю. - Она снова
стала раздражаться и повышать голос. - Я спрашиваю, ты возьмешься за
это? Деньги все-таки хорошие.
- Какие деньги? Прости, Ритуля, я действительно задумался и все прос-
лушал. Давай все сначала.
- О Господи, за что мне такое наказание, - картинно простонала она. -
Рудин просил меня поговорить с тобой о том, чтобы ты пришел к нему рабо-
тать начальником службы безопасности. Он знает, что ты увольняешься. Он
хочет, чтобы ты, если согласишься, приступил к работе немедленно и помог
раскрыть убийства. Он готов подписать с тобой контракт сегодня же вече-
ром.
Так. Вот оно. Не успел я подумать, а оно уже сделалось. Правда, мне и
в голову не приходило, что в качестве исполнителя спонсоры видят меня.
- Рита, это невозможно.
- Почему?
- Потому что у меня нет лицензии на право заниматься частной детек-
тивной деятельностью. И, соответственно, у меня нет ни официальных доку-
ментов, ни оружия. И потом, я просто не хочу. Мне не нравится твой Ру-
дин.
Рита залилась румянцем и сделалась от смущения агрессивной. Я прек-
расно знал, что президент фестиваля Рудин - ее любовник, а даже если бы
я этого не знал, то сейчас догадался бы. С какой стати иначе она дели-
лась бы с ним сведениями о том, что ее бывший муж увольняется из милиции
на пенсию? А Борис Рудин мне действительно не нравился. И дело не в том,
что я знал о нем что-то порочащее, в наше время непорочны только ново-
рожденные. Не нравился он мне, и все тут. И работать на него я не хотел.
А даже если бы и хотел, то не смог бы. Местное уголовно-розыскное на-
чальство не потерпит моего вмешательства в ход расследования, если у ме-
ня не будет соответствующих документов. И самое главное - я хотел, чтобы
убийства на кинофестивале "Золотой орел" были раскрыты Сережей Лисицы-
ным, а не частным детективом Стасовым. И я не буду тянуть одеяло на се-
бя, а сделаю все, чтобы помочь Сереже. Потому что Сережа, в отличие от
Бориса Рудина, мне нравился.
- При чем тут нравится тебе Рудин или не нравится? - сердито сказала
Рита. - Речь идет о работе и, между прочим, о деньгах. Кончится у тебя
отпуск, ты уволишься - и что будешь делать? Груши околачивать? Тебе
предлагают работу, хорошую работу, и хорошую зарплату, а ты дурака валя-
ешь.
- Рита, я могу еще подумать о том, чтобы пойти работать к Рудину, но
о том, чтобы помогать в расследовании сейчас, и речи быть не может. Я не
стану связываться с нарушением закона. Здесь очень суровое местное на-
чальство, и мне не нужны неприятности за занятие детективной дея-
тельностью без лицензии. Тебе понятно?
- Мне понятно, что ты просто упрямый несносный тип! - Она почти кри-
чала.
И я вдруг понял, что ей было бы очень приятно, если бы ее нынешний
любовник смог нанять на работу ее бывшего мужа. Я, дескать, вышла замуж
за барина, а мой-то бывший, которого я бросила, теперь у него в холопах
ходит. Ну, Ритка, ну, стервочка!
- Согласен, - миролюбиво сказал я, с трудом сдерживая смех. - Я упря-
мый и несносный. Но сидеть в тюрьме я не хочу. И иметь неприятности тоже
не хочу. Имею я право этого не хотеть? Имею. У тебя есть возражения?
- Ты все-таки подумай. - Она чуть сбавила тон. - И если надумаешь,
позвони Рудину. Вот его телефон.
Она протянула мне глянцевый прямоугольник визитной карточки, на кото-
рой было написано: "Киноконцерн РУНИКО. Тамм Борис Иосифович. Прези-
дент". Ниже - московские адреса и телефоны, а на обратной стороне шари-
ковой ручкой нацарапан телефон местной гостиницы. Я сунул визитку в кар-
ман. Только сейчас я обратил внимание, что уже совсем стемнело, буквы на
визитке я различал с трудом.
Я повернулся к Лиле и увидел, что она читает, поднеся раскрытую книгу
к самым глазам. Все-таки я плохой отец, и меня не извиняет тот факт, что
и Рита - плохая мать. Пока я решаю свои проблемы, мой ребенок дочитается
до близорукости.
Мы вместе дошли до выхода с пляжа. Рите нужно было поворачивать нале-
во, к гостинице, а нам с Лилей - направо.
- Что у вас будет на ужин? - придирчиво спросила Рита.
Я спохватился, что не купил никакой еды, а ведь магазины-то уже зак-
рыты. Правда, открыты палатки, но тем, что там продается, детей кормить
нельзя: соленые орешки, кексы, консервы из сосисок. Надеяться на то, что
нас покормит Ирочка, было можно, но неприлично, мы и так сегодня ели
приготовленный ею обед.
- Сегодня мы идем в ресторан, - независимо ответил я. - И будем есть
форель с жареной картошкой. Да, Лиля?
Лиля посмотрела на меня своими огромными глазищами, в которых застыл
немой вопрос, и тихо ответила:
- Да, папа.