Маринина А. Б.
Настя Каменская
Убийца поневоле

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава 12

Квартира, в которой временно жила Даша Сундиева, была маленькой и не-
ухоженной, но девушка за время своего вынужденного заточения ухитрилась
привести ее в божеский вид и даже создать некое подобие уюта. Она до
полной прозрачности отмыла оконные стекла, отчистила с порошком ка-
фельное покрытие в ванной, туалете и на кухне, выстирала и выгладила все
шторы, выбрала из разрозненных предметов посуды и безделушек самые при-
личные и поставила их на открытые полки, вымыла с мыльным раствором пла-
фоны на светильниках. В конце концов ее временное жилище стало выглядеть
вполне приемлемо. Но для нее это был райский уголок, потому что здесь
она могла в любое время встречаться с Сашей и не зависеть от деликатнос-
ти его друзей.
Саша заметно переменился после разговора с сестрой. Конечно, Даша
очень нравилась ему, более того, он был влюблен в нее, как верно замети-
ла сама Настя, по уши. Но как человек, раз и навсегда решивший, что вза-
имной любви ему на роду не написано, он вел себя сдержанно, ничего не
выяснял и не обещал, о будущем не заговаривал и ласковых слов не произ-
носил. Даша, однако, будто бы и не замечала его сдержанности и холоднос-
ти, не стесняясь говорила ему о своей любви, ластилась и преданно загля-
дывала в глаза. Честно говоря, Александр, не привыкший к открытым прояв-
лениям чувств, считал свою подругу несколько глуповатой. И только после
мини-скандала, который устроила ему единокровная сестрица Анастасия, он
очухался и вроде бы прозрел. И то, что еще вчера казалось ему проявлени-
ем детской непосредственности и глуповатости, сегодня вдруг обрело черты
совершенно иные. Черт возьми, Дашка любила его! Его, которого в детстве
дразнили белесым крысенком и бледной спирохетой. Господи, да за что же
ему такое счастье?
- Все равно я не понимаю, к чему такие сложности, - упрямо говорил он
своей возлюбленной. - Можно ведь было сделать вид, что ты просто уехала.
- Ну как ты не понимаешь, - терпеливо объясняла ему Даша, ласково
гладя его по плечам и спине, - если бы я просто уехала, они бы стали
ждать, пока я вернусь. Кто знает, что у них на уме? А так - меня нет.
Убили меня. Вот и весь сказ.
- А девчонок зачем к ним в четыре утра посылали?
- Ну Санечка, ну какой же ты непонятливый, - улыбалась ему Даша. -
Вот представь себе, звонят в дверь и говорят: "Здрасьте, я с телефонной
станции. Откройте, пожалуйста". Ведь не каждый же откроет. Начнут упря-
миться, говорить, что мастера не вызывали, что у них все исправно рабо-
тает, в конце концов и дверь не откроют, и на станцию позвонят, мол, че-
го людей зря беспокоите, мы никого не вызывали. А на станции им ответят,
что никого не посылали, это, наверное, воры какие-нибудь, сообщите в ми-
лицию. А теперь представь, что сначала человеку звонят и говорят: "Это
телефонный узел вас беспокоит. У нас обрыв на линии, найти не можем, где
повреждение. Сейчас наш мастер по квартирам пойдет". Ну? Откроешь ты ему
дверь после этого звонка? Конечно, откроешь, куда ты денешься. Тебе же в
голову не придет перезванивать на станцию и перепроверять. Вот и здесь
был такой же расчет. Их предупредили, что меня хотят убить, настращали
как следует, а потом угрозу выполнили. И никаких сомнений. Понял?
- Ой, хорошо как, - сладко тянул Саша, нежась в постели. - Еще вот
тут погладь, между лопатками. Ага, вот здесь. Ой, кайф какой! Кстати, а
в четыре утра-то зачем? Днем нельзя было?
- Да ты что! - возмущалась Дарья. - Днем их дома-то застань попробуй!
И потом, тут тоже свой расчет был. В четыре утра ты в каком виде дверь
открываешь? В трусах и в тапках, а то и босиком. Девочки слова сказали,
огорошили их и ушли себе спокойненько. Побеги-ка за ними следом в одних
трусах. К тому же в четыре часа сон крепкий, если проснешься - голова
чумная, соображаешь плохо. Это твоя сестра придумала. Всетаки она у тебя
умная - ужас!
- И девочек одинаковых она придумала? - лениво поинтересовался Саша,
переворачиваясь на спину и устраиваясь поудобнее на подушках.
- Ага. Идея была ее, а исполнение мое.
То есть сначала-то речь шла о том, чтобы из одного мужчины того психа
сделать. Пока я его гримировала, Анастасия Павловна и спросила, можно ли
из трех разных девушек сделать трех одинаковых. Тут весь фокус в том,
чтобы внимание отвлечь. Три похожих лица найти можно, но сложно, вот нам
и надо было сделать так, чтобы на лица никто не смотрел. Знаешь, есть
такие специальные приемы визажа для черно-белой фотографии и для цвет-
ной. Для черно-белой фотографии важно, чтобы черты и линии были правиль-
ными и красивыми, потому что цветности все равно нет. Если, например, у
женщины невероятной красоты цвет волос или глаз, а все остальное обыкно-
венное, то на черно-белой фотографии она будет выглядеть как простушка.
Ей обязательно нужно сниматься только на цветную пленку, чтобы выгодно
подать то, что красиво, а обыкновенное или некрасивое в своей внешности
спрятать. И наоборот, если у человека идеальные черты лица, но в целом
все остальное средненькое, нужно сниматься только в черно-белом варианте
и подчеркивать именно линии, а цвет волос и глаз не выставлять. Ну а
поскольку жизнь-то у нас цветная, нужно было делать ставку на цвет, ко-
торый скроет линию. Я понятно объясняю? Представь себе, яркоалая кожа с
головы до ног сама по себе раздражает, но одновременно и завораживает, а
если еще пуговички сверху расстегнуть и грудь выставить? Да ни один нор-
мальный мужик тебе на лицо и смотреть не станет. Парики мы им надели
одинаковые, глаза сделали в черной краске, губы яркие и одинакового ри-
сунка, это нетрудно. Сначала все лицо и губы покрываешь тоном, потом ри-
суешь контуром чего хочешь и накладываешь помаду поярче, вот и весь сек-
рет. И можешь быть уверен, что никакие другие особенности уже никто не
разглядит. Тем более мужикам-то этим страшно было, а когда человеку
страшно, он никогда в лицо не смотрит тому, кого боится. Девочки потом
говорили, что все трое как им в вырез уставились, так и глаз не поднима-
ли. А Анастасия Павловна как раз на это ставку сделала и девочкам на шею
одинаковые кулончики повесила, с дефектом.
- Слушай, чего ты ее все Анастасией Павловной называешь? Она же не
чужая тебе, она моя сестра.
- Ты что?! - Даша даже поперхнулась от такого кощунства. - Она та-
кая... Да она почти лучше всех на свете. У меня язык не повернется ее по
имени называть.
- Что значит: почти лучше всех? - подозрительно приподнял голову
Александр. - Я что-то не понял это "почти". Тебе в ней чтото не нравит-
ся?
- Да нет же, Санечка. Лучше всех на свете - ты. А Анастасия Павловна
- следующая. Хочешь, я тебе чай принесу?
- Принеси, - благодарно ответил Саша, не переставая удивляться своей
слепоте и своему счастью.
Уже уходя, он обнял Дашу и нерешительно спросил:
- Даня, ты подождешь, пока я разберусь со своими семейными делами? Я
обещаю, что не буду затягивать. Только ты подожди. Не бросай меня.
- Конечно, я подожду, - с улыбкой ответила она. - Занимайся ими
столько, сколько нужно. Я никуда не тороплюсь.
В зале стоял ровный негромкий гул, как всегда во время мероприятий по
служебной подготовке. Никто толком никого не слушал, все отсиживали по-
винность, стараясь извлечь из нее максимум пользы и пообщаться с прияте-
лями, почитать, набросать давно ждущий своей очереди документ или просто
подумать.
Настя сидела в заднем ряду и шепотом обсуждала со своим коллегой Юрой
Коротковым перипетии его затянувшегося романа, который длился уже больше
двух лет, что было для любвеобильного Юры просто-таки олимпийским рекор-
дом.
- Ее муж скандалит, потому что она отказывается ездить на дачу, -
трагическим шепотом сообщил Коротков.
- А почему она отказывается? Пусть бы ездила.
- Она не хочет. Два часа на электричке, потом еще почти час пешком,
воды нет, света нет. На хрена ей такое счастье?
- Зачем же она дачу покупала, если ездить не хочет?
- Это не она, это муж покупал. А теперь заставляет ее ездить.
- Я этого не понимаю, - сказала Настя.
- Чего ты не понимаешь?
- Не понимаю, как взрослую женщину можно заставить что-то делать, ес-
ли она этого не хочет. Она не хотела покупать дачу, стало быть, имеет
право не хотеть ездить. Послала бы своего мужа подальше, и все.
- Легко тебе говорить, ты всегда была независимой, - вздохнул Корот-
ков. - Вот была бы ты замужем, знала бы, каково это - мужа посылать. Не
так это просто. Особенно когда знаешь, что виновата, что грешки есть.
- Тогда пусть не жалуется, - шепотом отрезала Настя. - Или крутить
роман, или не ездить на дачу. Одно из двух. Давай послушаем, сейчас Му-
рашов нам мозги прочищать будет.
На трибуну поднялся Анатолий Николаевич Мурашов, один из помощников
начальника управления. Его коньком была дисциплина, и он не упускал ни
одной возможности поговорить об этом перед публикой.
- Пора уже нахмурить брови и спросить у наших товарищей из отдела по
работе с личным составом, почему логика зашла в тупик!
Зал оживился. Полковник Мурашов был известен на все управление своими
нестандартными речевыми оборотами. Он был славным человеком и искренне
болел за дело, но с русским языком у него были явные трудности. Самое
забавное, что сам он этого не ощущал, полагая себя необыкновенно красно-
речивым, и все его перлы были не случайными ляпами, а результатами пред-
варительной подготовки и продумывания своих речей.
- ...Мы в пятницу решили комиссионно проверить спортзал. То, что мы
там увидели, не поддается никакому анализу и ужасу...
Настя прыснула. "Бокра бы сюда, - подумала она. - Вот уж развлекся
бы".
С воспоминания о Бокре она плавно съехала на мысли о Владимире Вака-
ре, погрузившись в нерадостные размышления о том, как же ей доказать,
что Костю Малушкина убил Ерохин, если упрямый генерал все-таки откажется
давать показания. И как ей уберечь Вакара от совершения еще одного
убийства...
- Я смотрю, на служебную подготовку люди приходят в гражданской одеж-
де. Это непорядок, товарищи. Ходить без формы имеют право только бере-
менные или у кого нога, например, в гипсе. Я еще раз настаиваю, что на
служебную подготовку без формы могут только беременные и сломанные...
- Юра, - обратилась Настя к Короткову, - а ты нахмурь брови и спроси
у своей Людмилы, почему у нее логика зашла в тупик.
- В каком смысле?
- А пусть скажет мужу, что она беременная или сломанная, и откажется
ездить с ним на дачу.
- Да ну тебя, Аська, вечно у тебя хиханьки да хаханьки.
- Ага, - согласилась она. - А у тебя вселенская скорбь. Тебе чувства
юмора не хватает. Знаешь, что это такое?
- Примерно.
- Чувство юмора - это то понимание жизни, которое появляется у чело-
века, подошедшего к краю бездонной пропасти, осторожно заглянувшего туда
и тихонечко идущего обратно.
- Сама придумала?
- Нет, Фазиль Искандер. А есть еще одно совершенно замечательное выс-
казывание: "Нет неразрешимых проблем. Есть неприятные решения".
- Тоже Искандер?
- Эрик Борн. Юрка, стыдно быть таким необразованным. Ты что, вообще
ничего не читаешь?
- Почему, читаю, - обиделся Коротков. - Только не запоминаю. Это у
тебя голова мусором забита, что ни спроси - все знаешь.
- Тоже мне, Шерлок Холмс выискался, - фыркнула она.
- При чем тут Шерлок Холмс?
- А это он считал, что голову нельзя забивать мусором, иначе потом
нужную информацию среди хлама не найдешь. Например, знание о том, что
Земля вращается вокруг Солнца, он называл хламом и говорил, что коли-
чество воров в Лондоне не уменьшится от того, что он будет об этом
знать. Ты что, и этого не помнишь? Это же классика! Позорище.
После служебной подготовки Настя вернулась к себе и попыталась рабо-
тать, но получалось у нее плохо. Из головы не выходил упрямый Вакар, и
она никак не могла сосредоточиться на других задачах. Наконец ей это
удалось, и она погрузилась в решение проблемы раскрытия серии изнасило-
ваний в районе Битцевского парка. Они совершались регулярно и, судя по
почерку, одним и тем же человеком...
Ее размышления прервал телефонный звонок.
- Каменская, - раздался голосок Зои из бюро пропусков, - к тебе приш-
ли.
- Кто? - машинально спросила Настя, не отрывая глаз от схемы Битцевс-
кого парка с нанесенными на ней крестиками, обозначавшими места соверше-
ния преступлений. Ей показалось, что она нащупала некоторую закономер-
ность, и боялась отвлечься, чтобы не упустить пришедшую в голову мысль.
- Вакар Владимир Сергеевич. Выписывать пропуск?
- Кто?!
- Вакар. Знаешь такого?
- Зоенька... - Настя заметалась. - Ты... Он...
- Ты чего, Настасья? - удивилась флегматичная Зоя.
- Он... Я боюсь, он меня не найдет. Я сейчас сама выйду. Зоенька, ми-
ленькая, ты постарайся, чтобы он не ушел. Я бегом!
Она сорвалась с места и выскочила в коридор, даже не заперев дверь.
Вихрем несясь вниз по лестнице, она рисовала в своем воображении, как
генерал пожимает плечами и выходит на улицу, передумав разговаривать с
ней. Перескакивая через ступеньки, она подвернула ногу, но все равно
продолжала бежать, несмотря на пронзающую щиколотку острую боль.
Возле бюро пропусков она увидела Вакара и подбежала к нему, красная,
запыхавшаяся, с растрепанными волосами.
- Здравствуйте, - произнесла она, тяжело дыша.
Вакар молча смотрел на нее.
- Много курите, - наконец произнес он. - Бегать совсем не можете,
сразу появляется одышка. Вам не совестно?
- Совестно, - согласилась она, потому что сейчас готова была согла-
ситься с чем угодно, только бы он не ушел. - Я буду исправляться, чест-
ное слово. Вы хотели поговорить со мной?
- Если вы не против.
- Пойдемте.
Она привела генерала в свой кабинет и заперла изнутри дверь, чтобы им
никто не помешал. Владимир Сергеевич сидел на стуле очень прямо, но в
его позе Настя не уловила напряжения. Он был абсолютно спокоен.
- Анастасия Павловна, я дам показания против Ерохина.
"Ну вот и все, - почему-то с грустью подумала она. - Вот и все".
Она молча достала из сейфа бланк протокола допроса и начала его за-
полнять по памяти. Все данные Владимира Сергеевича Вакара она знала наи-
зусть, слишком долго она их изучала и слишком много думала о нем в пос-
ледние дни.
- 29 сентября 1994 года в 18.25 я увидел, как гражданин Ерохин Игорь
Петрович подошел к работнику милиции, несшему службу в здании станции
метро "Таганская-радиальная"...
Настя быстро записывала, не прерывая его, только иногда задавая уточ-
няющие вопросы. Она поняла, что Вакар пришел не под влиянием сиюминутно-
го порыва. Он принял решение, много раз обдумал и взвесил его, прогово-
рил несколько раз в уме свои показания. Фразы у него были короткие, су-
хие и казенные, без единого лишнего слова.
- ...После того как Ерохин покинул территорию строящегося объекта, я
заглянул туда через имеющийся лаз и увидел лежащего на земле работника
милиции, вместе с которым Ерохин выходил из метро. Судя по позе сержанта
и по имеющимся следам крови, ему было нанесено огнестрельное ранение.
Закончив диктовать показания, Вакар умолк. Настя не могла понять, ис-
пытывает ли он облегчение или вообще ничего не чувствует.
- Владимир Сергеевич, вы отдаете себе отчет в последствиях вашего ша-
га?
- В каких именно?
- Следователь обязательно попросит вас опознать Ерохина и спросит,
точно ли вы уверены, что видели на "Таганской" именно его. Вам придется
рассказать ему, что вы не можете ошибиться, потому что хорошо знаете
Ерохина в лицо. Дальше последует вопрос о том, откуда вы его знаете. Ес-
ли об этом не расскажете вы, это может сделать Ерохин. Он может вас не
узнать, но он не может не вспомнить вашу фамилию. Вам понятно, что прои-
зойдет дальше?
- Да, я думал об этом.
- И?
- Я готов ко всему, что может произойти дальше. Я уже говорил вам,
что готов ответить за все, что сделал, если вам удастся это доказать. Я

не буду вам помогать в этом. Но мешать и увиливать тоже не буду.
Насте казалось, что она разговаривает с автоматом. Совершенно ровный
голос, бесстрастное лицо, неподвижная фигура, застывшая на стуле перед
ней. Но это не был автоматизм равнодушия и холодности. Это было спо-
койствие человека, принявшего самое важное решение в своей жизни и пони-
мающего, что он не может позволить себе отступить.
Она проводила Вакара до выхода из здания. Они какое-то время молча
стояли рядом под холодным осенним дождем, Настя обхватила себя руками,
дрожа от холода в тоненьком свитере. Она хотела поблагодарить генерала,
но никак не могла решить, уместно ли это - благодарить человека, согла-
сившегося с перспективой оказаться за решеткой, и какие подобрать слова,
чтобы выразить то, что она думает, и не выглядеть при этом бестактной
дурой. Вместо этого она просто протянула ему руку. Пожатие Вакара было
коротким и крепким.
Бокр аккуратно вел машину следом за белыми "Жигулями" генерала Вака-
ра. Слава Богу, генерал явно не собирался осуществлять свой зловещий за-
мысел сегодня. Было уже около полуночи, и он двигался в сторону дома.
Владимир Сергеевич обычно ставил машину во дворе, под окнами своей
квартиры. Бокр уже знал об этом, поэтому решил во двор не заезжать. Ког-
да белые "Жигули" свернули под арку, он остановил свой "Москвич", запер
двери и тихонечко побрел к месту, откуда, как он успел выяснить, был ви-
ден подъезд, в котором находилась квартира Вакаров. Он посмотрит, как
генерал войдет в дом, и будет стоять и наблюдать за подъездом до тех
пор, пока не получит сигнала о том, что Ерохин тоже вернулся домой.
Только уверившись в том, что потенциальная жертва находится у себя дома,
Бокр сможет оставить наблюдение за охотником.
Он стоял, прислонившись к каменной стене дома, маленький человечек в
длинном сером пальто и серой лыжной шапочке. В вечерней тьме на фоне
грязной стены его не было видно даже на расстоянии трех шагов. Вакар
закрыл машину, подергал дверцы, проверил, заперт ли багажник, вытащил
сигареты, закурил. Даже в эту минуту он стоял очень прямо, не расслабляя
спину, не переминаясь с ноги на ногу. Он курил и смотрел на освещенные
окна своей квартиры.
Вот он бросил докуренную сигарету и шагнул к подъезду. И в эту секун-
ду Бокр увидел во дворе среди множества других машин светло-кофейный
"мерседес". Точно такой же "мерседес" он видел у Виктора Костыри. Бокр
метнулся во двор и пулей долетел до знакомой машины. Все точно, и номера
те же самые.
- Стойте! - закричал он вслед закрывающейся за Вакаром двери. - По-
дождите! Вакар! Подождите!
Он кричал очень громко, наверное, генерал слышал его, но отреагиро-
вать уже не успел. Раздался выстрел, в следующее мгновение из подъезда
выскочил Ерохин. Еще один выстрел и еще...
Взревев мотором, "мерседес" вылетел на проспект. В безлюдном дворе на
грязном мокром асфальте остался лежать маленький человечек в длинном се-
ром пальто.
- Он умирает, - предупредил Настю врач, ведя ее по длинному больнич-
ному коридору. - Лучше бы, конечно, сейчас родственники пришли. Позже,
боюсь, не успеют. А вы ему кто?
- Никто. То есть я хотела сказать, что я не родственница.
- Это я сообразил, - хмуро усмехнулся врач. - У него в нагрудном кар-
мане бумажка лежала: "В экстренных случаях сообщить обо мне по телефо-
ну..." и дальше два номера. Вот по одному из них я вас и нашел. Вы из
милиции?
- Да, - кивнула она, даже не спросив разговорчивого врача, как он до-
гадался об этом.
- Оперировать его нельзя, он не перенесет наркоза. Ранение тяжелое,
кровопотеря огромная. Так что мы, увы, ничего уже сделать не можем. Но
он молодец, в сознании, и даже со следователем немножко поговорил. Мили-
ция сразу приехала, - как его доставили, так и они следом. Но вы ведь не
от них, я так понял?
- Нет, я сама по себе. Он мой друг.
В палате было светло и солнечно. Почемуто погожий день впервые за
несколько недель выдался именно сегодня. "Ну почему сегодня? - как-то
отстраненно подумала Настя. - Почему именно сегодня, когда он умирает,
должен быть такой хороший солнечный день? Глупость какая-то".
Маленький человечек казался еще меньше в огромной пустой палате. Нас-
тя впервые увидела его без серой шапочки, и оказалось, что у него длин-
ные темные волосы, стянутые на затылке в "конский хвост". Запавшие виски
и выступающие скулы были пепельно-серыми и покрыты мелкими капельками
испарины. Она бросила взгляд на прикрепленную в изножье кровати таблич-
ку, и сердце у нее оборвалось. На табличке было выведено крупными буква-
ми: "Сергей Эдуардович Денисов".
Урка-лингвист.
"Золотой мальчик".
Сын Эдуарда Петровича Денисова.
Она подошла ближе и взяла Бокра за руку.
- Сережа, - позвала она. - Сереженька. Он открыл глаза и попытался
улыбнуться.
- Виноват, - прошелестел он едва слышно. - Недоглядел. Машина... дру-
гая была... не сообразил вовремя. Виноват.
- Почему вы мне не сказали? - с упреком спросила Настя.
- О чем?
- О том, что вы сын Эда Бургундского.
- Зачем? Внебрачный... Чем гордиться? Я не сын, я сам... сам по се-
бе...
- Неправда, Сережа. Он вас любит. Он вас ценит. Он специально просил
меня, чтобы я вас берегла. Говорил, что вы - золотой мальчик. А я вот не
уберегла. Вы уж постарайтесь выкарабкаться, а?
- Не обещаю... Никогда не обещаю, если не уверен... - Он судорожно
перевел дыхание, словно ему не хватало воздуха.
Он устало прикрыл глаза. Настя молчала, боясь его потревожить.
- Почему вы плачете? - раздался его голос. - Не надо...
- Откуда вы знаете? У вас же глаза закрыты, - попыталась она отшу-
титься, слизывая слезы с губ.
- Я слышу... Преступником был, свидетелем был... Теперь вот... и по-
терпевшим довелось побывать. Надо же, эпидерсия какая... Полный пердимо-
нокль...
Он попытался улыбнуться. Его тонкие губы слегка растянулись и замер-
ли. Настя не сразу сообразила, что они замерли навсегда. Только когда ее
внезапно отстранила чья-то рука, она поняла, что за ее спиной все это
время стоял врач.
Когда улеглась суета вокруг кровати, на которой лежал "золотой
мальчик", она снова подошла к нему, наклонилась и осторожно поцеловала в
лоб, провела рукой по лицу, закрывая в прощальном жесте его застывшие
глаза.
- До свидания, Сережа, - давясь слезами, тихо сказала она. - Прости
меня.
Громкий звонок внутреннего телефона вывел ее из оцепенения.
- Каменская, зайдите ко мне, - послышался сухой голос Виктора Алексе-
евича Гордеева.
Каменская! Значит, какой-то официоз. Настя посмотрела на себя в зер-
кало. Темные круги под глазами, красные припухшие веки, красные пятна на
землисто-бледном лице. И почему находятся писатели, у которых героини
становятся еще красивее, когда плачут? Надо же так бессовестно врать!
Она открыла сумку, достала косметичку и на скорую руку привела себя в
порядок, замазала жидкой тон-пудрой некрасивые аллергические пятна,
подкрасила веки, чтобы скрыть отечность, причесалась. Подошла было к
двери, но вдруг остановилась, поглядев на ноги. У Колобка в кабинете чу-
жие, а она собирается явиться туда в джинсах, свитере и кроссовках. Не-
порядок.
Она быстро заперла дверь, сорвала с себя цивильную непритязательную,
но так любимую ею одежду, достала из шкафа форменную юбку и рубашку с
погонами. Так будет лучше, решила она, заводя руки за шею и вслепую на-
щупывая застежку на темно-сером галстуке. Черные туфли, правда, были не-
удобными и немилосердно сдавливали ступни, но это можно перетерпеть.
В кабинете у Гордеева она увидела троих незнакомых мужчин. Двое сиде-
ли за длинным приставным столом для совещаний, третий стоял у окна, там,
где в минуты раздумий любил стоять сам Колобок. Полковник восседал на
своем месте, строгий, с непроницаемым холодным лицом.
- Знакомьтесь, товарищи, - произнес он будто бы сквозь зубы. - Майор
Каменская Анастасия Павловна. Анастасия Павловна, это наши коллеги из
Федеральной службы контрразведки.
- Растяпин. - Один из сидящих за столом изобразил намерение встать,
произнося свою фамилию, но задницу от стула не оторвал.
- Куцевол. - Второй контрразведчик вытянулся в струнку, представля-
ясь, и Настя увидела его совсем юное открытое лицо со смущенной улыбкой.
Он, наверное, заметил невежливость своего коллеги Растяпина.
Третий отвернулся от окна и сделал несколько шагов ей навстречу.
- Гришин Анатолий Алексеевич, - четко сказал он, протягивая Насте ру-
ку, которую она вяло пожала.
Она вполуха слушала объяснения коллег из ФСК, то и дело прерываемые
вопросами, которые задавал Гордеев. Полковник был явно не в духе, вопро-
сы его были злыми, язвительными, а реплики - уничтожающими.
- ...Собственно, все началось с того момента, как мы потеряли Штейн-
берга, - пояснял Гришин. - Он очень давно хотел уехать, еще когда был
аспирантом, в 1980 году. Ему объяснили, что, пока он связан с научными
разработками в области оборонной промышленности, он не может об этом и
мечтать. Штейнберг поступил так, как поступали в то время тысячи людей,
которых не выпускали за границу по соображениям секретности. Уволился и
пошел в дворники, чтобы через пять лет, когда секретная информация мо-
рально устареет, можно было уехать. Но, в отличие от многих, он собирал-
ся не просто уехать, он собирался продолжать научную работу, поэтому в
перерывах между уборкой улиц занимался делом, а не спал. У него осталось
множество друзей в закрытом НИИ, где он раньше работал, и они, в наруше-
ние всех правил, постоянно давали ему читать всю новую литературу и даже
ставили у себя в лабораториях небольшие эксперименты по заказам Штейн-
берга. Начиная с 1985 года он ждал разрешения на выезд, но КГБ очень не
хотел его выпускать. Тянули, сколько могли, но в прошлом году все-таки
дали ему разрешение. Казалось невероятным, что человек тринадцать лет
занимался наукой подпольно, будучи оторванным от библиотек, лабораторий,
экспериментальной базы. Но на всякий случай решили за ним присмотреть,
дали команду нашей резидентуре в Израиле, а они сообщили, что Михаил
Маркович Штейнберг прошел таможенный контроль и куда-то пропал. Его ви-
дели выходящим из здания аэропорта вместе с мужчиной, который по описа-
нию был весьма схож с одним хорошо известным нам иностранным разведчи-
ком. Дальше - длинная история, но в конце концов нам удалось установить,
что Штейнберг находится в Азии, в одной из мусульманских стран...
"Завтра приедет Денисов за телом сына, - думала Настя. - Как я буду
смотреть ему в глаза? Попросила о небольшой услуге, а чем кончилось?
Господи, как мне больно. Ведь я знала Бокра всего три недели, каких-ни-
будь три недели, а мне так больно, словно я потеряла близкого человека.
И Вакар... Как ужасно все закончилось".
- ...Сейсмическое оружие, - продолжал вещать Гришин, - в среде рели-
гиозных фанатиков может играть важную политическую роль. Вызов ис-
кусственного землетрясения в заранее предсказанное время и в заранее
предсказанном месте - это мощное средство влияния на голоса избирате-
лей...
Она пожалела, что не села за стол для совещаний, а осталась в своем
любимом кресле в углу кабинета. Если бы она сидела за столом, то можно
было бы незаметно для окружающих снять тесные туфли, ногам бы стало по-
легче.
- Мы предполагали, что для работы Штейнбергу понадобятся некоторые
редкоземельные металлы в очень небольших количествах. Знаете ли, газо-
поглотители, специальное стекло и так далее. Но мы никак не могли отсле-
дить канал, по которому подпольная лаборатория получает эти металлы. А
вы, расследуя убийство работника милиции Малушкина, совершенно случайно
этот канал нащупали. Поэтому нам сейчас необходимо получить от вас все
материалы на Резникова и его окружение.
"Их не интересует молоденький Костя Малушкин, - внезапно поняла Нас-
тя. - Им нет дела до его родителей и братьев. Что для них Костя? Пустое
место. Им важно, чтобы килограмм какого-то поганого металлического по-
рошка не покинул пределы нашей великой державы. Им важно, чтобы в ка-
кой-то далекой мусульманской стране к власти не пришли силы, враждебно
относящиеся к нам. Великие цели и глобальные задачи не предусматривают
уделения внимания всяким глупостям вроде человеческих жизней. Для них
смерть Кости - это большая удача, которая позволила нащупать канал сбыта
галлия, скандия и гуфия. Да пошли они!.."
- Анастасия Павловна, мы можем рассчитывать на получение от вас всех
материалов по Резникову?
"Хрен вам", - грубо ответила она в мыслях, но вслух вежливо произнес-
ла:
- Конечно, я передам вам все, что у меня есть. И еще хочу добавить:
по моим данным, Резников очень скоро выйдет на связь по поводу поставки
металла. Он торопится, так что ждать осталось совсем немного.
- Откуда у вас такие данные? - насторожился Растяпин, соизволивший
наконец повернуться к Насте лицом.
"От верблюда, - совсем по-детски мысленно сказала она. - Ерохин убил
Владимира Вакара наспех, в неудобное время и в неудобном месте, не
подстраховавшись против возможности нарваться на очевидцев, в силу чего
ему пришлось совершить второе убийство, убирая неизвестно откуда взявше-
гося Бокра. Ерохин, судя по результатам наблюдения, не производит впе-
чатления человека глупого и непредусмотрительного, и если он пошел на
такое, значит, у него были очень веские причины. Его поджимало время. Он
засек Вакара, но вместо того чтобы заманить охотника подальше и распра-
виться с ним, убивает его прямо в подъезде, рискуя быть увиденным. Это
означает, что он боится Вакара не только как убийцу, но и как свидетеля,
который в любой момент может возникнуть за спиной и увидеть что-то, для
его глаз не предназначенное".
- Такие данные у меня есть, - хладнокровно ответила Настя и умолкла,
ясно давая понять, что дискутировать на эту тему не намерена.
- Но мы можем быть уверены, что вы передадите нам всю имеющуюся у вас
информацию? - пытливо повторил Растяпин, сделав упор на слове "всю".
- Вы уже заранее подозреваете меня в недобросовестности? - зло усмех-
нулась она. Этот Растяпин ей не понравился сразу. Хам трамвайный. Не
умеет с женщинами здороваться. Увидел бы тебя Вакар, который готов был
провожать меня поздно вечером домой просто потому, что я женщина, а он -
офицер и мужчина. А ты, Растяпин, дерьмо толстозадое.
При мысли о Вакаре в горле снова встал ком и на глаза стали наворачи-
ваться слезы. Настя судорожно сглотнула и сделала глубокий вдох, чтобы
успокоиться.
- Зачем вы так, Анастасия Павловна, - укоризненно сказал дипломатич-
ный Гришин, бросая в сторону Растяпина уничтожающий взгляд. - Юрий Вик-
торович не имел в виду ничего оскорбительного. Он просто неловко постро-
ил фразу. Я хочу, чтобы вы поняли...
Дальше опять полились слова об обороноспособности нашей страны, стра-
тегическом сырье, преступном разворовывании национальных богатств, поли-
тической международной арене, интересах России в мусульманском мире. Все
слова были понятными и правильными, но они не давали ответа на вопрос:
как справиться с горем, когда теряешь близких. Что будет с семьей Кости
Малушкина? Что будет с семьей Вакара? Как перенесет смерть сына Эдуард
Петрович Денисов? И как справится с болью она сама, Настя Каменская? У
каждого человека своя правда. Правда этих людей из ФСК в том, что нет
ничего важнее интересов государства. Правда Насти Каменской в том, что
нет ничего важнее человеческой жизни, даже если это жизнь бывшего уго-
ловника, даже если это жизнь генерала-убийцы. Потому что смерть - это
необратимо, это уже нельзя исправить.
- Можете быть свободны, Анастасия Павловна, - сухо сказал Гордеев. -
Не отлучайтесь, я еще вас вызову.
Настя с облегчением покинула кабинет начальника. Сразу же за дверью,
еще находясь в коридоре, она скинула туфли и дальше пошла босиком,
чувствуя через тонкую ткань колготок холодный пол, влажный от воды и
грязи, нанесенной с улицы многочисленными ботинками и сапогами.
Гордеев появился часа через два, как следует вымотав душу колле-
гам-контрразведчикам, увиливая от их расспросов, давая расплывчатые от-
веты и туманные обещания и попутно пытаясь вытянуть из них как можно
больше информации. Проводив гостей, он не стал звонить Каменской, а за-
шел к ней.
- Как ты, Стасенька? - ласково спросил он.
- Плохо, Виктор Алексеевич. Со мной такое в первый раз.
- Ничего, девочка, держись. Не хочу сказать, что ты к этому привык-
нешь, к этому как раз не надо привыкать, но со временем ты научишься с
этим справляться. Что слышно о Ерохине?
- Ерохин в бегах, - вяло махнула она рукой. - Еще утром стало извест-
но, что он исчез. Человек Денисова сказал следователю, что в Вакара и в
него стрелял Игорь Ерохин, милиция тут же кинулась его искать, а его и
след простыл. Но это ерунда, Виктор Алексеевич, никуда он не денется.
- Откуда такая уверенность?
- Во-первых, он не может надолго оставить Резникова.
- Почему?
- Ну откуда же я знаю, - раздраженно ответила она. - Не может, и все.
Потому что если бы мог, он бы не стал торопиться с убийством Вакара. Ес-
ли Вакар опасен как потенциальный очевидец какого-то события, то можно
ведь и не участвовать в этом событии, верно? Вакар ходит следом за Еро-
хиным, следовательно, где нет Ерохина, там нет и Вакара. Но Ерохин поче-
му-то не может позволить себе не быть гдето, и притом весьма скоро, поэ-
тому он спешит убить Вакара, чтобы не привести его с собой на хвосте.
- Допустим, - кивнул Колобок. - А вовторых?
- А во-вторых, по пятам за Ерохиным ходит человек Денисова. И я очень
надеюсь, что он его не упустит.
- Это хорошо, что надеешься, - вздохнул Гордеев. - Я не хотел тебе
говорить, но, наверное, все-таки скажу. Это жестоко с моей стороны - го-
ворить тебе об этом сейчас, тем более что ты и сама должна это понимать.
Но я должен быть уверен, что ты это понимаешь.
Он помолчал, перебирая ручки и карандаши на ее столе.
- Ты говорила мне, что Денисов - твой должник и поэтому ты имеешь мо-
ральное право попросить его об услуге. Эта услуга обернулась тем, что ты
отняла у него сына. Теперь ты - его должница, и долг этот тебе уже не
отдать. Никогда. И ничем. Ты должна отдавать себе отчет в том, что, пока
Денисов жив, ты будешь с ним расплачиваться за свою неосмотрительность.
- Я это понимаю, - глухо ответила Настя, а про себя добавила: "Как
сказал бы покойный генерал Вакар, я готова нести ответственность за все,
что сделала. Как ни чудовищно это звучит, но вы, Владимир Сергеевич,
стали в чемто для меня моральным ориентиром. Спасибо вам. И простите ме-
ня".
Траурный митинг проходил в актовом зале Академии Генштаба. Эдуард
Петрович Денисов настоял на том, чтобы прийти сюда вместе с Настей.
- Я хочу увидеть человека, спасая которого погиб мой сын, - твердо
сказал он.
Они стояли рядом в толпе людей, пришедших проститься с генералом Вла-
димиром Вакаром, бледная измученная Настя и высокий седой Денисов, ничем
не выдававший своего состояния. Возле гроба они увидели жену и дочь Ва-
кара, рядом с ними был Дмитрий Сотников. На Лизу было страшно смотреть,
она, казалось, не понимала, что происходит, и все силилась понять, поче-
му ее отец лежит здесь, а какие-то чужие люди говорят ему прощальные
слова. На ее почерневшем лице была печать безумия и отчаяния. Ноги ее то
и дело подгибались, и Дмитрию приходилось осторожно ее подхватывать,
чтобы она не упала. Елена, напротив, стояла строгая и торжественная, с
просветлевшим умиротворенным лицом, будто слушала хор ангелов, певший
для нее одной.
- Мы, солдаты воздушно-десантной дивизии, которой командовал гене-
рал-майор Вакар, всегда будем помнить, что обязаны жизнью только ему. Он
взял на себя смелость не выполнить приказ, основанный на устаревшей ин-
формации, он рисковал всем, но он уберег нас, мальчишек, от верной смер-
ти... Нас здесь шестьдесят пять человек, и мы пришли, чтобы сказать, что
в каждом из нас Владимир Сергеевич проживет шестьдесят пять жизней, по-
тому что, пока мы живы и пока мы его помним, он будет с нами.
Настя посмотрела на взволнованное лицо молодого человека, потом пере-
вела взгляд на тех, кто стоял за его спиной. Шестьдесят пять молодых
лиц, шестьдесят пять пар глаз, прощающихся со своим кумиром. Что прои-
зойдет с их душами, если они узнают, что обязаны жизнью убийце?
"Нет, ни за что. Я никому ни за что не скажу об этом. Пусть генерал
Вакар умрет героем. Пусть эти шестьдесят пять человек проживут свои жиз-
ни долго и счастливо, пусть у них будет кумир, на которого они, может
быть, будут равняться. Никто не узнает правду, но она никому и не нуж-
на".
- Анастасия, - тронул ее за плечо Денисов, - почему его жена так
странно улыбается?
- Она считает, что восторжествовала справедливость. Когда-то много
лет назад у них убили маленького сына, и она все время побуждала мужа
отомстить убийцам. Она говорила, что душа ребенка не найдет покоя, пока
изверги ходят по этой земле, и постоянно упрекала Вакара за то, что он
не хочет позаботиться об этом. Вот Господь и покарал его.
- Безумие какое-то. Она что, психически нездорова?
- Да нет, просто религиозная фанатичка. Вот дочь действительно
серьезно больна. Представляете, в каком кошмаре жил этот человек?
- Сколько лет это длилось?
- Девять.
- Ему не позавидуешь, - покачал головой Эдуард Петрович. - Боюсь свя-
тотатствовать, но, похоже, то, что случилось, для него - лучший выход.
Избавление.
- Может быть, - грустно согласилась Настя. - Может быть.
- А преступник? Я имею в виду того, кто застрелил генерала и моего
мальчика? Он известен?
- Известен. Мы его вот-вот поймаем. Кстати, Эдуард Петрович, ваши лю-
ди нам очень помогают в этом. Я, наверное, говорю глупость, но, возмож-
но, вас это несколько утешит. Если мы его возьмем, то только благодаря
вам и вашим людям.
- ...Образец стойкости, твердости и принципиальности. Владимир Серге-
евич был необыкновенно порядочен, он никому не делал зла, ни с кем не
сводил счеты. Мы, молодые офицеры, всегда равнялись на него, брали с не-
го пример...
"Никто. Никогда. Не узнает".