Маринина А. Б.
Настя Каменская
Не мешайте палачу

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Маринина А. Б.
Не мешайте палачу

Анонс

Во время предвыборной кампании на пост президента в разных регионах
страны происходит ряд преступлений. Аналитик Анастасия Каменская прихо-
дит к выводу, что все убийства совершаются по заказу члена команды одно-
го из кандидатов.


Часть первая
ВОЗВРАЩЕНИЕ


Глава 1

- Ты знаешь об этом больше меня, и я не понимаю, почему ты обраща-
ешься ко мне за помощью.
Высокий массивный человек в генеральской форме вышел из-за стола и
принялся мерно, неторопливо расхаживать по своему просторному кабинету.
Его собеседник сидел в кресле, закинув ногу на ногу, но эта расслаблен-
ная поза, свободно лежащие на подлокотниках руки были лишь видимостью
спокойствия и уверенности. Антон Андреевич Минаев внутри был как натяну-
тая струна, хотя разговаривал в данный момент не с противником и не с
собственным начальником, а с давним добрым приятелем еще с институтских
времен. Правда, пришел он просить его об одолжении, о помощи, но ведь
друзья... И по рангу равны, не только по погонам, но и по должности, хо-
тя и в разных ведомствах.
- При чем тут мои знания, Саша. В данном случае информированность
только мешает, - ответил Минаев. - Речь идет о том, что парень не доедет
до Москвы, потому что его сожрут на первом же километре пути от зоны до
вокзала. В моем подчинении сейчас нет оперативного состава, а выходить с
просьбами к руководителям других подразделений - это все равно что про-
валить всю затею. Я прошу тебя сделать только две вещи: запроси адми-
нистрацию зоны, пусть дадут тебе оперативную информацию о нем, и помоги
довезти его до Москвы. Обстоятельства, которые имели место два года на-
зад, заставляют меня думать, что слишком многие проявят интерес к этому
человеку, а я хочу встретиться с ним первым. Вот и все. Потом пусть сам
выбирает, где и как ему жить и на кого работать, если вообще жить и ра-
ботать, а не умереть и не валяться в морге.
- Какой у тебя к нему интерес? Учти, Антон, если ты собираешься ввя-
зываться в политику - скатертью дорожка, но без меня. Я в эти игры не
играю. Я могу сделать то, о чем ты просишь, хотя это и потребует опреде-
ленных усилий, но я и пальцем не пошевелю, пока ты мне не объяснишь, за-
чем тебе этот злостный хулиган Сауляк.
- Причин много, Саша, - очень серьезно и даже немного грустно сказал
Антон Андреевич. - Но одна из них - главная. Сауляк был агентом Булатни-
кова и загремел в зону практически сразу же после его гибели. Ты же пом-
нишь, как погиб Владимир Васильевич Булатников? И я хочу понять, кто уп-
рятал парня и зачем. Хотели его сберечь? Или наоборот, заставить мол-
чать? И если так, то он должен дать мне выход на тех, кто знает, как и
почему погиб Булатников. Пойми, Саша, Булатников был моим учителем, он
возглавлял управление, когда я пришел туда работать старшим инспектором,
и под его руководством и с его поддержкой я прошел весь путь от старшего
инспектора до заместителя начальника управления. Мне нужен Сауляк, пото-
му что только он знает, чем занимался Владимир Васильевич, когда вдруг
так странно и нелепо погиб. И только сам Сауляк знает, как и почему он
оказался за решеткой.
- Убедительно, - кивнул Александр Семенович, продолжая мерно расхажи-
вать по просторному кабинету. - Когда заканчивается срок у твоего парня?
- Точно не знаю, где-то между первым и пятнадцатым февраля.
- Что ж, время есть, как минимум дней десять. Я посмотрю, что можно
сделать, Антон. Ничего не обещаю конкретного, сам должен понимать, такие
вещи нужно планировать заранее, а за десять дней ничего толкового не ро-
дишь. Запрос в оперчасть зоны мы пошлем, правда, качество и полноту от-
вета я тебе гарантировать не могу. И насчет того, как его довезти до те-
бя, подумаем. Ты прости меня, Антон, давай встретимся не здесь, а дома.
Сейчас уже пять минут четвертого, у меня на три часа назначено совеща-
ние, люди ждут.
Генерал Минаев тут же поднялся с низкого кресла, вскочил легко и без
малейшего напряжения, из чего сразу стало понятно, что ни один его мус-
кул ни на секунду не расслаблялся на всем протяжении разговора.
Заканчивая совещание, Александр Семенович Коновалов уже прикидывал,
как наилучшим образом выполнить просьбу друга, чтобы при этом минимально
нагружать дополнительной работой собственных подчиненных. Его должность
вполне позволяла получить информацию об осужденном Сауляке, но вот с его
доставкой из Самары могли возникнуть немалые сложности. Если Минаев ска-
зал правду и Сауляк действительно был агентом самого Булатникова, то же-
лающих заполучить его немедленно после освобождения найдется немалое ко-
личество. Владимир Васильевич Булатников был фигурой столь же влия-
тельной, сколь и никому не известной, кроме, разумеется, своих коллег. И
только очень немногие знали, что почти за всеми перемещениями в высоких
правительственных должностях, которые имели место в период между авгус-
том 1991-го и октябрем 1993 года, за всеми скандальными разоблачениями
этого периода, за всеми более или менее значительными событиями в то
время стоял генерал-лейтенант Владимир Булатников. Никто не знал почему,
никто не мог понять тех механизмов, которые он приводил в действие.
Просто был узкий круг людей, которые знали: случись нужда - найди Булат-
никова. Этот человек может все.
Так, по крайней мере, представлял дело Антон Минаев, а уж верить ему
или нет - это был вопрос второй. Александр Семенович меньше всего думал
о том, как помочь другу, ибо проработал в органах внутренних дел столько
лет, что привык в первую очередь думать о деле, во вторую - об интересах
своего ведомства и о собственных интересах, а о дружбе - в третью, а то
и в четвертую. Если Антон ничего не преувеличил и не передернул, то это-
го Сауляка могут или похитить, или шлепнуть сразу же после того, как он
переступит порог колонии. Если убьют - черт с ним, Сауляк - не фигура,
не депутат, не народный артист и не журналист, известный своими скан-
дальными разоблачениями. Его убийства никто даже и не заметит. Но если
похитят, то кто знает, с какой целью. И кто знает, как много известно
этому парню. Два года, которые Сауляк провел в колонии, он молчал и си-
дел тихонечко, как мышка за печкой, стало быть, своими горестными знани-
ями не пытался купить себе свободу. Поэтому вряд ли он начнет по
собственной воле болтать, оказавшись по другую сторону тюремных ворот.
Мало ли какие причины у него есть для молчания, но совершенно очевидно,
что они есть, и слава Богу. А вот если кто-то захочет эту информацию ис-
пользовать, то парня нужно будет похитить и развязать ему язык. Пос-
ледствия, с одной стороны, непредсказуемы, но с другой - просчитываются
легко, ибо начинается предвыборная гонка. Президент обещал не позднее 15
февраля объявить, будет ли он баллотироваться на второй срок. Стало
быть, до 15 февраля еще есть возможность повлиять на его решение. Уж не
нашлись ли желающие сделать бывшего агента разменной картой?
Совещание закончилось около пяти часов, в половине седьмого в учреж-
дение, находящееся в Самарской области и имеющее сложный буквенно-цифро-
вой код, ушла шифротелеграмма, и генерал Коновалов решил подождать отве-
та, прежде чем действовать дальше.
Ответ на шифротелеграмму пришел через три дня и ничем Александра Се-
меновича не порадовал. Фразы были гладкие, казенные, привычные, ни гла-
зу, ни уму зацепиться не за что. За время отбывания наказания Сауляк Па-
вел Дмитриевич, 1951 года рождения, осужденный в марте 1994 года по
статье 206 части 3 УК РСФСР и приговоренный к двум годам лишения свободы
с отбыванием наказания в колонии общего режима, ничем особенным не выде-
лялся. С "отрицаловкой" не якшался, но и с администрацией не сотрудни-
чал. Добросовестно трудился в пошивочном цехе, где осужденные создавали
непревзойденные творения портновского дела - брезентовые рукавицы и па-
латки. Нарушений режима не допускал, посылок и писем не получал, на сви-
дания к нему никто не приезжал. Вопрос об условно-досрочном освобождении
им не ставился, но никаких особых оснований к этому и не было. Да, дис-
циплину соблюдал, но признаков того, что он осознал свою вину, раскаялся
и искупил ее трудом, не наблюдалось. Замкнут, нелюдим, в контакт ни с
осужденными, ни с представителями администрации не вступал. Сауляк был
арестован 4 февраля 1994 года, соответственно, срок лишения свободы ис-
числялся с момента заключения под стражу и 3 февраля 1996 года истекал.
Прочтя этот маловразумительный текст, генерал Коновалов пожал плеча-
ми. Он точно знал, что так, как написано, просто не бывает. Не может на-
ходящийся в колонии человек спокойно и мирно трудиться и ни с кем не
конфликтовать и не контактировать. Либо его должна прикрывать админист-
рация, либо он должен входить в группировку вокруг какого-нибудь лидера,
в так называемую семью. В любом другом случае конфликты и контакты неиз-
бежны, и Сауляк должен был как минимум два-три раза дать в морду ко-
му-нибудь, причем не слегка, а как следует, чтобы от него отстали, и по-
лучить за это пятнадцать суток штрафного изолятора, а то и все тридцать.
Однако в ответе, пришедшем из колонии, было черным по белому написано,
что нарушений режима за осужденным Сауляком не числится, а конфликтных
отношений с другими осужденными у него нет, и это наводило Александра
Семеновича на грустную мысль о том, что либо сотрудник оперчасти, сос-
тавлявший ответ, ничего не понимает в своей работе, либо тут что-то не
чисто. Пожалуй, Антон Минаев прав, за этим Сауляком нужно присмотреть.
Еще день ушел у Александра Семеновича на то, чтобы решить, какими си-
лами попытаться прикрыть загадочного агента-хулигана. До 3 февраля оста-
валось семь дней. Не так уж много, чтобы как следует подготовить комби-
нацию, а ведь ее еще надо было придумать... И генерал Коновалов позвонил
человеку, которому, как он считал, он мог доверять полностью. Он позво-
нил в управление уголовного розыска ГУВД Москвы, начальнику отдела по
борьбе с тяжкими насильственными преступлениями полковнику Виктору Гор-
дееву.
Настя Каменская давно уже не мерзла так отчаянно, как в эту зиму. В
течение нескольких предыдущих лет температура в зимние месяцы крутилась
вокруг нуля, под ногами постоянно было сыро и слякотно, сапоги протека-
ли, а форточки в помещениях можно было держать открытыми круглые сутки.
В этом году природа опомнилась и решила показать, что такое зима, чтобы
народ не забывал.
По утрам Насте было холодно вылезать из-под одеяла, и это только до-
бавляло ей страданий, потому что вообще утренний подъем был для нее ме-
роприятием трагическим, особенно если за окном еще было темно. Вскочив с
постели, она бежала на кухню, зажигала газ во всех четырех конфорках,
после чего мчалась в ванную и становилась минут на десять - пятнадцать
под горячий душ, ожидая, когда организм соизволит проснуться, а в кухне
станет тепло. Каждый день, стоя под обжигающими струями воды, она думала
об одном и том же: "За что мне это? Почему я должна так мучиться? Я так
хочу лечь, у меня закрываются глаза, у меня подгибаются ноги, я ничего
не соображаю, у меня кружится голова. Я не могу вставать в половине
седьмого, я не могу, я не могу!" Но точно так же каждый день она выходи-
ла из ванной, наливала себе чашку крепкого кофе и стакан ледяного сока,
и уже через четверть часа жизнь казалась ей вполне сносной, а недавние
горестные причитания - глупыми и пустыми. Самыми тяжелыми были первые
минуты после подъема, и нужна была недюжинная сила воли, чтобы их пере-
жить и не сломаться. Почему Настя Каменская была так устроена, никто не
знал, но все привыкли, в том числе и она сама.
Сегодня она стояла под душем и в соответствии с заведенным порядком
отчаянно жалела сама себя, когда из-за двери послышался голос мужа:
- Тебе гренки жарить на завтрак?
- Не надо, - ответила она страдальческим голосом.
- А что хочешь? Яичницу?
- Ничего не хочу. Хочу умереть.
- Понятно, - усмехнулся за дверью Алексей. - Значит, гренки. Кончай
придуриваться, на кухне уже тропическая жара.
Она выключила воду и сразу почувствовала, как хорошо прогретая ванная
начала наполняться холодным воздухом, коварно вползающим из-под двери.
Настя торопливо вытерлась, завернулась в длинный теплый халат и метну-
лась в сторону кухни, где ее ждало спасительное тепло.
- Везет же некоторым, - с шутливой завистью пробормотала она, вонзая
зубы в сочный кусок поджаренного белого хлеба с расплавленным сыром. - И
на работу с утра пораньше бежать не надо, и встают по утрам как на
праздник, без слез и мучений.
- Ага, - подтвердил муж, - везет же некоторым с мужьями. Терпеливые,
любящие, и встают по утрам, чтобы завтрак жене приготовить, и по магази-
нам ходят, и с тяжелым характером супруги мирятся. Почему у тебя есть
такой муж, а у меня такой жены нет?
- Выбирать не умеешь, - пожала плечами Настя. - За те пятнадцать лет,
что ты меня домогался, ты вполне мог бы подыскать себе что-нибудь получ-
ше. Кто ж виноват, что ты уперся рогом - и ни в какую, подавай тебе ме-
ня. Между прочим, а ты чего вскочил в такую рань? Ты же вроде бы соби-
рался сегодня дома работать.
- Я и сейчас собираюсь. Тебя, лентяйку, пожалел, встал, чтобы тебе
завтрак приготовить.
- Спасибо, солнышко, я ценю, - благодарно улыбнулась Настя. - Когда
вам обещали зарплату выплатить?
- Нам не обещают, нам ее молча не выплачивают, - хмыкнул Алексей. -
Как в ноябре не заплатили, так и молчат по сей день. А что, у нас наме-
чаются проблемы?
- Еще не знаю, но вполне возможно. Нам тоже за январь не заплатили,
но по крайней мере, обещают со дня на день. На вчерашний день у нас с
тобой было триста тысяч в заначке, неделю мы проживем на них, а потом
что будем делать?
- Асенька, не забивай ты себе этим голову, - поморщился Алексей. - На
этой неделе у меня четыре платные лекции, а на следующей - три. Протя-
нем.
- Лешик, но из-за того, что тебе не платят зарплату с ноября, мы с
тобой прожили твой последний учебник, просто съели его с первой до пос-
ледней страницы вместе с введением, заключением и обложкой. Мы с тобой
как-то неправильно живем, у нас нет стратегии, как зарабатывать деньги и
как их тратить. Ты ведь помнишь, мы планировали отложить гонорар за этот
учебник на годовщину свадьбы, чтобы поехать куда-нибудь. Завтра мы прое-
дим твои лекции, а что мы будем делать послезавтра, если ни тебе, ни мне
денег не дадут? Начнем продавать подарки, которые ты мне дарил?
- Ася, этот разговор, тем более в спешке, не имеет смысла, если у те-
бя нет конкретных предложений. Ешь, пожалуйста, быстрее, иначе опоздаешь
на работу.
- У меня есть вариант, и я хочу, чтобы ты о нем подумал. Ты говорил,
что во время последней конференции тебе сделали интересное предложе-
ние...
- Ася!
Алексей резко встал и отошел к окну.
- Ты ведь все равно со мной не поедешь. Я понимаю, тебе совершенно
безразлично, где я нахожусь, рядом с тобой или за тридевять земель в Ка-
наде, ты ничего не видишь, кроме своей работы, и тебе ничего не нужно,
кроме этой работы. Но я не хочу от тебя уезжать, я без тебя скучаю, я по
тебе тоскую, и мы с тобой обсуждали этот вопрос неоднократно.
- Лешенька, ну что ты сердишься! Что мы с тобой должны делать? С го-
лоду подыхать? Ни ты, ни я не виноваты в том, что бюджетникам не платят
зарплату, и поправить мы здесь ничего не можем. Это не в наших силах.
Значит, кто-то из нас двоих должен зарабатывать деньги, другого выхода
все равно нет. И если бы ты поехал на три месяца в Канаду и прочитал там
свой курс, мы могли бы по меньшей мере год не думать о том, выплатят нам
с тобой зарплату или нет.
- Не поеду, - упрямо мотнул головой Алексей. - Я и здесь заработаю,
не помрем с голоду.
Они не поссорились, нет, Настя и Алексей вообще не ссорились практи-
чески никогда, но неприятный осадок от разговора остался, и на работу
Настя пришла не в самом лучшем расположении духа. В кабинете было холод-
но, и она даже не могла бы точно сказать, отчего злится больше - от хо-
лода и не оставляющего ее озноба или от утреннего разговора с мужем.
Неприятно было признаваться себе в том, что Лешка отчасти был прав: она
действительно совершенно спокойно отнеслась бы к тому, что его целых три
месяца не будет рядом. Она так привыкла жить одна, ни в ком не нуждаясь,
что восемь месяцев жизни в замужестве еще не успели привить ей страх пе-
ред разлукой с супругом.
В десять часов предстояло идти к начальнику отдела на утреннюю опера-
тивку, но без десяти десять к ней заглянул Коля Селуянов и сообщил, что
оперативного совещания не будет.
- С чего это? - удивилась Настя. - Что-то стряслось?
- Не в курсе, - мотнул головой Селуянов. - Колобка с самого утра не
было, а пять минут назад он позвонил и сказал, что приедет не раньше
двенадцати.
- Ну, слава Богу, не заболел, - с облегчением улыбнулась она. - Все
остальные неприятности мы как-нибудь переживем.
Работы было, как обычно, непочатый край. Настя куда-то звонила,
что-то выясняла, наводила справки, уточняла сведения, чертила схемы, де-
лала записи, хмурилась, фыркала, пила кофе, беспрестанно курила, но к
вечеру почувствовала, что в голове немного прояснилось. Дважды в течение
дня ей приходилось прерывать свои увлекательные изыскания, потому что
приходили свидетели, с которыми нужно было побеседовать. Эти поручения
давал ей начальник отдела полковник Гордеев по прозвищу Колобок, поэтому
когда в восьмом часу вечера Настя снова услышала его голос по внутренне-
му телефону, она решила, что под конец дня подоспел еще один свидетель,
которым ну совершенно некому заняться, кроме нее, дурочки.
- Зайди, - коротко бросил Гордеев, и Настя отметила, что голос у на-
чальника не очень-то похож на благодушный. Интересно, когда же это она
успела провиниться и в чем? Ведь не далее как два часа назад Виктор
Алексеевич разговаривал с ней спокойно и дружелюбно, называл деточкой и
хвалил за удачно найденное решение.
Вопреки ее ожиданиям, начальник вовсе не выглядел сердитым или
расстроенным.
- Садись, - кивнул он, когда Настя вошла. - И постарайся ничему не
удивляться. Скажи, пожалуйста, ты газеты читаешь хотя бы иногда?
- Хотя бы иногда, - с улыбкой подтвердила она. - Но это "иногда" слу-
чается крайне редко.
- И телевизор не смотришь?
- Смотрю, но тоже не часто.
- Значит, политикой не интересуешься?
- Ни в малейшей степени, - твердо заверила она начальника.
- Это плохо. Придется проводить с тобой ликбез.
- Может, не надо, Виктор Алексеевич? - жалобно попросила Настя. - Не
люблю я этого.
- Надо, деточка, иначе ты ничего не поймешь.
- Что, так сложно? - усмехнулась она недоверчиво.
- Для меня - нет, но я газеты читаю, в отличие от тебя. Значит, так,
Стасенька. Жил-был когда-то генерал-лейтенант Булатников, начинал рабо-
тать в КГБ, заканчивал там же, только название было другое. И был у него
особо доверенный человек, агент. Сауляк Павел Дмитриевич. В девяносто
третьем году, вскоре после октябрьских событий, генерал-лейтенант Булат-
ников погиб при невыясненных обстоятельствах, а еще через некоторое,
очень короткое, время Павел Сауляк оказался под судом и отправился пря-
миком в места лишения свободы.
- Несчастный случай? - спросила Настя. - Или сам подсел?
- Кто ж его знает, кроме самого Павла Дмитриевича, - развел руками
Гордеев. - Но через неделю, третьего февраля, срок наказания у него за-
канчивается, и он выходит на свободу. С ним пока все. Вернемся к Булат-
никову. У Владимира Васильевича Булатникова были две вещи, которые оди-
наково важны нам с тобой на сегодняшний момент. Во-первых, у него была
репутация человека, который очень многое может, очень многое делает, но
еще больше - знает. И во-вторых, у него был ученик, человек, которого он
пестовал много лет, поднимал по служебной лестнице, отшлифовывал его
мастерство и в конце концов довел его до должности собственного замести-
теля. Фамилия этого человека - Минаев, Антон Андреевич Минаев. После ги-
бели Булатникова на его место пришел другой человек, заместитель из чис-
ла людей Булатникова его не устроил, и Минаеву пришлось перейти в другую
службу, но в рамках все того же ведомства. И поскольку генерал-майор Ми-
наев - человек, помнящий добро очень хорошо, мысль о непонятной гибели
его покровителя и учителя все это время не давала ему покоя.
- И он хочет задать несколько вопросов Павлу Дмитриевичу?
- Совершенно верно, - кивнул Гордеев.
- Так в чем проблема? Он не умеет задавать вопросы? Или он не хочет
светиться и встречаться с этим типом лично?
- Все он умеет и хочет. Но он, видишь ли, деточка, боится, что Сауляк
до него просто не доедет.
- Почему же?
- Ну вот, конечно, я так и знал, что придется тебе все объяснять. Ты
что, не понимаешь, кто такой Сауляк?
- Нет, не понимаю. Что я должна понимать, кроме того, что он - коми-
тетский агент? То обстоятельство, что вскоре после смерти Булатникова он
оказался за решеткой, говорит только о том, что он слишком много знает,
причем независимо от того, по чьей воле он туда отправился, по своей или
по чужой. Причина для этого была только одна, и она очевидна.
- Ну вот, а говоришь, что не понимаешь. Значит, ты должна отдавать
себе отчет в том, что больше ста метров от ворот колонии Сауляк не прой-
дет. И если, пройдя эти сто метров, он умолкнет навсегда, то это еще
полбеды, как бы кощунственно это ни звучало. Второй вариант грозит нам
большими неприятностями.
- Вы думаете, его захотят похитить, чтобы вытрясти из него все, что
он знает?
- Мне приходится так думать. Видишь ли, деточка, ученик Булатникова
генерал-майор Минаев располагает сведениями о том, что примерно три-че-
тыре месяца назад кто-то стал проявлять активный интерес к осужденному
за хулиганство Павлу Дмитриевичу. И у него есть все основания полагать,
что к Сауляку начали подбираться, причем даже не с одной стороны, а с
двух, а то и с трех. Сауляк работал на Булатникова и, во-первых, может
знать, кто и почему убрал генерала, а во-вторых, может знать много тако-
го, что очень пригодится в начинающейся предвыборной гонке. В этом деле,
как ты понимаешь, все средства хороши, и каждый действует по мере
собственного разумения. Кто-то начнет клеймить сволочей руководителей и
добиваться, чтобы были выплачены задолженности по зарплате и пенсиям,
кто-то будет доказывать, что придумал самый эффективный способ прекраще-
ния чеченской кампании, а кто-то начнет землю рыть в поискать компры на
соперника и его группировку.
- Ну и прекрасно. Так я все равно не понимаю, в чем проблема. Что, у
генерала Минаева нет возможности обеспечить Сауляку охрану? Почему эта
проблема вдруг стала вашей, а не его?
- Потому что Антон Андреевич Минаев не имеет в своем распоряжении
оперативных аппаратов и не хочет огласки. Потому что Антон Андреевич Ми-
наев обратился со своей проблемой к своему старому приятелю Александру
Семеновичу Коновалову, а генерал Коновалов, в свою очередь, переложил ее
на мои плечи. И потому что обеспечивать охрану Сауляка бессмысленно. Ко-
личество перейдет в качество, но результат от этого не изменится. Если
Сауляка будет охранять один человек - убьют или похитят обоих. Если на
его охрану выделить пять человек - для достижения цели к воротам колонии
явятся человек десять бандитов. Если вокруг Сауляка выстроить роту - по-
надобится войсковая операция, чтобы его достать. Но его же все равно
достанут, пойми это. Два года он молчал, два года от него не просочилось
никакой информации, но это совершенно не означает, что он ею не распола-
гает. И те, кто сейчас проявляет к нему такой интерес, хотят эту инфор-
мацию из него вытрясти, чтобы использовать в политической игре.
- Ну и пусть используют, - пожала плечами Настя. - Нам-то с вами что
за печаль? На то она и игра, пусть резвятся.
- Ничего-то ты не понимаешь, - покачал лысой головой Гордеев по проз-
вищу Колобок. - Во-первых, я получил приказ от генерала Коновалова, не
выполнить который я не могу. У него есть оперативная информация о том,
что готовится убийство или похищение человека, и он дает мне задание это
преступление предотвратить. Все, деточка, разговор окончен, сколько бы я
ни дергался. Во-вторых, это мы с тобой - майор да полковник - люди тихие
и незаметные, а они - генералы, лица приближенные к императору. Им этот
Сауляк тоже нужен, потому что оба они наверняка в чьей-нибудь команде. И
хорошо, если в одной. Потому что если в разных, то мы с тобой еще хлеб-
нем дерьма от них же. И вот я спрашиваю тебя, деточка: знаешь ли ты, что
нужно сделать, чтобы довезти Павла Дмитриевича Сауляка от колонии в Са-
марской области до столицы нашей родины живым и невредимым?
- Знаю, - сказала она. - Я знаю, что нужно сделать. Только я не очень
себе представляю, как это сделать.
Он был спокоен и терпелив, как впавшая в анабиоз ящерица. До конца
срока оставалось шесть дней, но он был равнодушным, потому что никак не
мог решить, хорошо это или плохо. Сауляк ежедневно читал газеты с того
самого дня, как оказался в этой зоне, чтобы понимать, миновала ли опас-
ность, но так и не понял. То ему казалось, что можно выходить, что ниче-
го плохого с ним уже случиться не может, то вдруг опять что-то происхо-
дило во внутренней политике, и он считал за благо отсидеться в тиши. Не
имея за плечами ни одного нарушения режима, постоянно перевыполняя нормы
выработки в цехе, он в любой момент мог подойти к начальнику отряда и
сказать, что хочет похлопотать об условном или условно-досрочном осво-
бождении. Причин для отказа не нашлось бы, и суд наверняка удовлетворил
бы ходатайство. Но Павел Сауляк так и не воспользовался этим. Не было у
него уверенности, что там, снаружи, на воле, он будет в безопасности. И
что его ждет через шесть дней? Может, выкинуть какой-нибудь фортель, по-
ка не поздно, и намотать себе дополнительный срок? Или все-таки выйти?
Сауляк имел собственные принципы работы, и одним из этих принципов
был запрет на повтор одного и того же приема, если это может привести к
расшифровке. В первый раз, два года назад, он намеренно совершил прес-
тупление и отправился за решетку, там ему было спокойно и безопасно. Но
если есть люди, которые за ним наблюдают и ждут, когда он выйдет, они
сразу догадаются, что он их боится, если за несколько дней до освобожде-
ния он сделает все для того, чтобы не выйти из зоны. Трюк дешевый и всем
известный. Пока можно делать вид, что ничего особенного не знаешь, что
два года назад действительно напился и нахулиганил, с кем не бывает, и
тебе даже в голову не приходит, что кто-то может за тобой охотиться, что
ты для кого-то представляешь интерес. Почему не приходит? Да потому что
в этой голове и нет ничего интересного, так, глупости одни. А вот если
показать свой страх, это все равно что признаться: да, ребята, я много
знаю, да такого, что у вас волосы на ушах сначала вырастут, потом заше-
велятся, а потом все от ужаса повыпадают. Тогда точно кранты. Тогда в
любой зоне достанут, ни за чем не постоят, никаких денег не пожалеют на
взятки, а достанут.
Павел повернулся на койке, почувствовал, как заныл бок - давал себя
знать холецистит, сел, спустив ноги на пол. Барак спал или делал вид,
что спит. Сауляк знал, что в этой обманчивой тишине чего только не про-
исходит...
Он натянул сапоги и пошел по проходу, не топая, но и не стараясь осо-
бо не шуметь. Походка у него была мягкая и легкая, и он без всяких до-
полнительных усилий передвигался почти бесшумно.
- Ты куда, Черенок? - послышался шепот сзади. - Гляди, нарвешься.
Павел даже головы не повернул. Он знал, что единственным человеком,
который не хочет, чтобы Сауляк вышел из зоны, был молоденький первоходок
Коля, осужденный за дурацкую кражу еще по малолетке и переведенный во
взрослую колонию по достижении восемнадцати лет. Коля пришел в зону сов-
сем недавно, месяца два назад, и его невысоким, ладно скроенным телом
сразу же заинтересовались любители. Сауляк, который дал себе зарок ни с
кем не контачить в колонии в целях собственной же безопасности, вынужден
был отступить от данного себе слова, потому что пожалел мальчишку. Краем
уха он ловил разговоры, ведущиеся вокруг того, "как бы Кольку опустить
половчее", и терпеливо ждал, когда подонки приступят к осуществлению
своего замысла. Ждать пришлось недолго, заводилы наконец договорились о
порядке очередности. Сауляк глаз с мальчишки не спускал и, когда понял,
что "вот, началось", тихо подошел к двери, за которой укрылись насильни-
ки. Возле двери, разумеется, стояли двое жлобов, которых поставили "на
атас", пообещав дать попользоваться Колей после паханов, но они не явля-
ли собой препятствие для Павла. Давно еще, спустя только месяц после
прихода Павла в зону, все знали, что связываться с ним нельзя. Себе до-
роже. Поэтому, завидев бесшумно двигающуюся, почти бесплотную фигуру Че-
ренка, они только и думали о том, как бы не встретиться с ним взглядом.
Дверь оказалась запертой, Сауляк не глядя протянул руку и с удовлет-
ворением почувствовал, как в ладонь лег теплый металлический ключ, пос-
лушно положенный одним из жлобов. Он резко повернул ключ в замке и рва-
нул дверь. Еще ничего не случилось, он успел. Коля стоял, согнувшись
вперед, за руки и за ноги его держали четыре сукина сына, а тот, чья
очередь по жребию или по договору была первой, уже спустил штаны и с шу-
точками и прибауточками демонстрировал собравшимся свой прибор в полной
боевой готовности. Зрелище было устрашающим, потому что под кожу полово-
го члена, и без того имевшего от природы внушительные размеры, были вши-
ты шарики - предмет особой гордости этого придурочного пахана. Сауляк
лишь на мгновение представил себе, какую дикую боль испытает бедный
мальчишка, когда это жуткое сооружение разорвет его анус, но этого мгно-
вения было достаточно, чтобы все разом прекратилось. Гордо торчащий впе-
ред и вверх толстый длинный член вдруг начал съеживаться у всех на гла-
зах и обвисать, как воздушный шарик, из которого выпускали воздух. Все
стояли молча, не произнеся ни слова, оцепенев, хотя по сути ничего
сверхъестественного не произошло. Не покойник же к ним явился с того
света, а Черенок, такой же зек, как они сами. Все они знали, что Черенок
не продаст, не стукнет. За два года много чего происходило на его гла-
зах, его даже прямо провоцировали на стукачество, ожидая, что он ссучит-
ся, и потом можно будет с чистой совестью устроить ему судилище, да так
и не дождались. Но все замерли, вперив глаза в пол. Сауляк взял Колю за
плечо и вывел наружу. Парнишка рыдал в голос, даже не пытаясь спрятать
лицо, до того он был напуган.
- Не реви, - сухо сказал ему Павел. - Все уже кончилось. Больше не
повторится.
- Откуда ты знаешь? - всхлипнул Коля. - Ты у них главный, что ли?
- Нет. Но я знаю.
- Можно мне в твою семью? - робко попросил паренек.
- У меня нет семьи. Я один.
- Возьми меня к себе. Вдвоем будем. Братва говорит, тебе посылки не
шлют и на свиданки не ездят, а мне мама будет присылать и привозить, я с
тобой буду делиться.
- Не нужно, мне хватает.
- Посмотри, ты худой какой, как же хватает! - возмутился Коля. - Не
зря тебя Черенком зовут, ты же за черенком от лопаты можешь спрятаться.
- Я сказал - не нужно.
Тогда Павел встал и ушел, прервав разговор. Он не стал приближать Ко-
лю к себе, но постоянно чувствовал его взгляд, полный признательности и
робкого восхищения. Поэтому сейчас, нахально двигаясь к выходу из барака
и слыша доносящийся сзади шепот, Сауляк понимал: любой из его отряда мо-
жет проявить заботу о том, чтобы он не "нарвался", потому что каждый из
них хочет, чтобы ненавистный, непонятный и источающий неясную, но острую
опасность Черенок убрался наконец отсюда. Никто из них не хочет, чтобы
он нарвался на неприятность из-за нарушения режима всего за несколько
дней до освобождения. Только, может быть, маленький Коля хотел бы, чтобы
Черенок еще задержался здесь, потому что боялся оставаться без поддерж-
ки. Все остальные спят и видят, как бы побыстрее избавиться от него. Ко-
нечно, за нарушение режима его здесь не задержат, нет такого закона,
чтобы назначенный судом срок самовольно продлевать, но если за несколько
дней до освобождения Черенка разозлить, то эти несколько дней превратят
жизнь обитателей барака в ад. Уж в этом-то никто не сомневался.
Сауляк открыл дверь в коридор и тихо прошел к умывальникам. Зажег
свет, ничего не опасаясь, открыл кран, сполоснул лицо ледяной водой,
поднял голову и посмотрел на свое отражение в щербатом мутном зеркале.
Он почти не изменился за эти два года. Даже не похудел, потому что ху-
деть уже было некуда, он всегда был тонким как струна. Узкая кость, об-
тянутая гладкой шелковистой кожей. Сильно впавшие щеки, высокий лоб, ма-
ленькие глаза в обрамлении коротких незаметных ресниц, почти полностью
отсутствующие брови, тонкий, но слишком длинный для такого лица нос с
выраженной горбинкой. На голове - полтора волоса, и те уже почти седые.
В этом году исполнится сорок пять. Только по шевелюре и виден возраст,
он вообще начал лысеть рано, уже в тридцать лет его волосы заметно поре-
дели. Если б не это - высокий стройный мальчик, под кожей ни грамма жи-
ра, даже мускулы как бы не накачаны. Впрочем, они действительно не были
накачаны. У Сауляка были сильные, сухие, выносливые ноги бегуна, но руки
и плечи были худыми и тонкими.
Из коридора донеслись шаги, в умывалку заглянул Костец, зарабатываю-
щий себе досрочное освобождение участием в секции внутреннего порядка.
Не поленился, встал среди ночи. Всем им Черенок поперек горла стоит,
никто проглотить не может.
- Ты чего, заболел? - заботливо спросил Костец. - Может, Рыло поз-
вать, чтоб врача привел?
Рылом обитатели зоны называли одного из дежурных помощников начальни-
ка колонии, сокращенно ДПНК, чья смена была как раз сегодня. Выходить из
барака на улицу в неположенное время запрещалось, а даже если и выйдешь,
то далеко не уйдешь, каждый барак огорожен, сеткой обнесен, а дверь в
этой загородке на замок запирается. И без начальника отряда или ДПНК ты
в эту дверь не пройдешь. Так что если понадобился врач, то без помощи
ДПНК никак не обойтись.
Сауляк даже не повернулся, только молча смотрел на Костеца, отражав-
шегося в зеркале. Зеркало было не только мутным, но и кривым, и крепень-
кий плотненький Костец казался в нем длинным и тощим.
- Не надо, - наконец процедил он сквозь зубы.
- Ты бы лег, Черенок, - робко попросил Костец. - ДПНК как раз в это
время бараки обходит.
- Заткнись, - сказал Сауляк спокойно и почти ласково.
Костец ретировался. Павел прислушался к себе - бок побаливал, но тер-
петь вполне можно. Лишь бы температура не поднялась. Был бы он на свобо-
де, он бы, конечно, сделал все, что нужно. Подсолнечное масло с лимоном
или бутылку подогретой минералки "Ессентуки-17" с ксилитом принять
внутрь - и лечь в постель, положив под правый бок горячую грелку. Самый
лучший способ профилактики, да и приступ еще можно предотвратить, если
вовремя спохватиться.
Он вернулся и улегся на койку. Осталось всего шесть дней. А что по-
том?
- Осталось всего шесть дней, - говорил представительный человек в се-
ром костюме, и в голосе его звенел металл. - А что потом? Ведь он все
знает и может в любой момент рассказать.
- Он не из болтливых. По крайней мере, за те два года, что он провел
в колонии, информация никуда не прошла. Значит, он держит язык за зубами
и не собирается пользоваться сведениями, которыми располагает. Почему вы
боитесь, что, выйдя на свободу, он начнет болтать? Откуда у вас эта уве-
ренность?
- Потому что я слишком хорошо представляю себе, что такое свобода и
чем она отличается от тюрьмы. Находясь в зоне, на что он мог бы рассчи-
тывать, разгласив известные ему секреты? Только на славу. Разглашенная
тайна перестает иметь цену, а шантажировать кого бы то ни было из коло-
нии практически невозможно. Оттуда не позвонишь, а почта досматривается.
Зато на свободе он может продать свою осведомленность очень и очень до-
рого. Я надеюсь, ты понимаешь, чего я добиваюсь. Сауляк должен умереть
раньше, чем он раскроет свою набитую секретами пасть. Ты понял меня? Он
должен умереть так, чтобы никому не пришло в голову искать за этим чтото
пикантное. Самое милое дело - обоюдная пьяная драка где-нибудь на строй-
ке или в поле. Бомжи перепились. Я точно знаю, этого Сауляка пасут, его
ждут и за ним будут гоняться, чтобы узнать, что находится у него в голо-
ве. И не дай тебе Бог избавиться от него так, чтобы дать им повод кри-
чать о том, что от него именно избавились.
- Хорошо, Григорий Валентинович, я все понял.
"Тридцать шесть инициативных групп выдвинули к сегодняшнему дню трид-
цать кандидатов, но кто из них согласится баллотироваться на прези-
дентских выборах - станет известно несколько позже", - говорила очарова-
тельная черноволосая ведущая теленовостей.
На экране в это время стали появляться фотографии известных полити-
ков, о которых шла речь. Вячеслав Егорович Соломатин нехорошо усмехнул-
ся, глядя на знакомые лица. Вот они все где у него, подумал он, бросив
взгляд на непроизвольно сжавшийся кулак. Все. До единого. Все они зама-
раны, потому что нет среди них ни одного по-настоящему независимого че-
ловека. За каждым стоит криминальный капитал, потому что некриминально-
му, честно заработанному взяться неоткуда. Закон экономики. Честные
деньги в большом количестве на одних руках - это песня далекого будуще-
го, такого далекого, что нам не дожить.
Про этих, которые сейчас на экране, Володька Булатников много мог бы
порассказать, да жаль, нет его, заткнули ему рот, побоялись. Но ничего,
есть помощник его, Пашка Сауляк. Тот, конечно, поменьше знает, но тоже
достаточно, чтобы этим президентам недоделанным шею свернуть. Есть
только один Президент в этой стране, один раз народ его уже выбрал, и
другого ему пока не нужно. И для того, чтобы выбить из борьбы всех кон-
курентов, Соломатину нужен Паша Сауляк.
Вячеслав Егорович ни минуты не сомневался, что сумеет договориться с
помощником покойного генерала Булатникова. Ведь любая договоренность -
это в конечном итоге всего лишь вопрос денег и гарантий. Деньгами Соло-
матин располагал огромными, и гарантии он мог бы дать любые.