Маринина А. Б.
   Смерть ради смерти

   Глава первая

   Ольга Красникова в сердцах швырнула на рычаг телефонную трубку.
   - Опять? - хмуро спросил муж.
   Ольга молча кивнула. Вот уже две недели какой-то человек одолевал  их
телефонными звонками, угрожая рассказать их сыну Диме о том, что они его
когда-то усыновили, если Красниковы не заплатят ему десять тысяч  долла-
ров.
   - Хватит, Оля, надо поговорить с Димой. Нельзя скрывать это до беско-
нечности.
   - Да ты что? - всплеснула руками Ольга. - Как же  мы  ему  расскажем?
Нет, ни за что!
   - Как ты не понимаешь, - разозлился Павел Красников, - мы  не  должны
позволять себя шантажировать. Мы же повесим себе ярмо на шею  на  долгие
годы. Где мы возьмем такие деньги? А если он и дальше  будет  требовать?
Из дома начнут исчезать вещи, мы станем экономить на еде и на всем необ-
ходимом. И как мы это объясним сыну?  Все  равно  придется  рассказывать
правду.
   Ольга тяжело опустилась на стул и заплакала.
   - Но... я не знаю, как... Такой возраст... Ты же видишь, как ему сей-
час трудно, у него ломается характер. Эта история с джинсами...  Как  он
отнесется, если мы ему расскажем? Паша, я боюсь. Может, не надо  расска-
зывать?
   - Надо, - жестко ответил Павел. - И я сделаю это немедленно.
   Он решительно вышел из кухни, оставив плачущую жену в одиночестве.
   Пятнадцатилетний Дима сидел в  своей  комнате  за  уроками.  Высокий,
нескладный, он со своей длинной, по-детски тонкой шеей и ботинками сорок
четвертого размера был похож на страусенка. Всегда  был  тихим  домашним
мальчиком, и вот, пожалуйста, эта дурацкая и совершенно непонятная исто-
рия с джинсами, которые он пытался украсть в магазине. Попался он  сразу
же, его схватили за руку продавщицы, тут же вызвали  милицию,  составили
протокол, а паренька отправили в камеру. Ольга  с  Павлом  подхватились,
заняли денег, заключили соглашение с  адвокатом,  который  взялся  быст-
ренько вытащить мальчика если уж не из уголовного дела, то  хотя  бы  из
камеры. Родители долго ломали голову над тем, что же вдруг  случилось  с
их домашним, тихим и послушным сыном. Сам  Димка  ничего  членораздельно
объяснить не мог. Было это четыре месяца назад, и с тех пор Дима Красни-
ков стал еще тише, еще послушнее, даже учиться стал вроде получше. Похо-
же, он и сам не понимал, что на него тогда нашло...
   Павел решительно вошел в комнату сына и уселся на диван.
   - У меня к тебе серьезный разговор, Дмитрий.
   Мальчик оторвался от тетрадки и с опаской поглядел на отца.
   - Ты, наверное, не знаешь, но у нас с  мамой  неприятности,  -  начал
Красников.
   - Это... из-за тех джинсов? - робко предположил Дима.
   - Нет, сынок. Нам вот уже две недели звонит какой-то человек и  вымо-
гает деньги. Большие деньги, десять тысяч долларов.
   - За что?! - ахнул Димка. - Вы что, преступники?
   - Как тебе не стыдно, Дмитрий, - строго произнес Павел. - Ты и в мыс-
лях не должен такого допускать. Дело в другом. Ты помнишь, что у  твоего
дедушки Михаила, маминого отца, был брат Борис Федорович? Он был намного
старше твоего дедушки и умер, когда ты еще не родился?
   - Да, вы мне рассказывали. Я и фотографии видел в альбоме.
   - А ты знаешь, что у дяди Бориса, вернее, у дедушки Бориса была  доч-
ка, Вера?
   - Да, мама говорила, что она тоже умерла давно.
   - Так вот, она умерла, когда рожала сына. Его назвали Димой.
   - Как меня? - удивился мальчик.
   - Не КАК тебя. Просто - ТЕБЯ.
   Дима нахмурился и сосредоточенно уставился в лежащий перед ним  учеб-
ник физики.
   - Я не понял, - наконец выдавил он, не поднимая глаз на отца.
   - Твоя мама умерла, сынок, - мягко сказал Павел. - И мы тебя усынови-
ли. Пришло время рассказать тебе об этом.
   Дима снова умолк надолго, переваривая услышанное и стараясь  не  гля-
деть на Павла. Молчание становилось тягостным, но  Красников-старший  не
мог придумать, как его прервать, чтобы не причинить ребенку еще  большую
боль.
   - А мой отец? - подал голос Дима. - Он кто?
   - Ну какое это имеет значение, сынок, - ласково сказал Павел. -  Твоя
мама не была замужем, и твой отец, вполне возможно, даже не знает о тво-
ем существовании. Твои родители - мы, Красниковы. Ты был у нас на  руках
с момента рождения, ты носишь нашу фамилию, мы вместе прожили пятнадцать
с лишним лет, это ведь немало, согласись. И ты уже достаточно  взрослый,
чтобы можно было говорить с тобой открыто, не обманывая.
   - Значит, я вам совсем не родной? - упрямо спросил Димка.
   - Глупости, - отрезал Павел. - Во-первых, Вера была двоюродной  сест-
рой мамы, так что кровное родство у нас есть.  А  во-вторых,  что  такое
"родной - не родной"? Родной - это человек, которого ты любишь,  близкий
тебе, дорогой человек. А в том, что для нас с мамой ты близкий,  любимый
и дорогой, нет никаких сомнений. Так что ты в полном  смысле  слова  наш
родной сын. И не смей никогда думать по-другому.
   - Хорошо, папа, - почти шепотом ответил мальчик.
   Павел поднялся. Он был человеком добрым, но  несколько  суховатым,  и
сейчас растерялся, потому что не знал, что нужно делать дальше.
   - Тебе, наверное, нужно побыть одному, подумать над тем, что  я  ска-
зал, - неуверенно произнес он. - А я пойду к маме, она очень переживает.
   Ольга стояла на кухне с опухшими от слез глазами и нервно  перетирала
полотенцем только что вымытую посуду.
   - Ну что? - кинулась она к мужу. - Сказал?
   - Сказал.
   - И как он?
   - Трудно сказать. Думает.
   - Но он не плачет? - встревоженно спросила она.
   - Кажется, нет.
   - Ой Господи, - простонала Ольга, - за что нам такое  испытание!  Чем
мы провинились? Только бы он сейчас не замкнулся, не отошел от  нас,  не
считал нас виноватыми.
   - Ну что ты такое говоришь, - возмутился Павел. -  Почему  он  должен
считать нас виноватыми? В чем?
   - Да разве я знаю? - горестно махнула она рукой. -  Разве  можно  по-
нять, что у них в голове делается?
   Она принялась накрывать стол к ужину, достала из холодильника  сково-
роду с жареным мясом, нарезала хлеб. Через некоторое время робко  сказа-
ла:
   - Надо звать Димку ужинать. А я боюсь.
   - Чего ты боишься?
   - Не знаю. Страшно. Боюсь с ним встречаться. Может, ты позовешь?
   Павел пожал плечами и громко крикнул:
   - Сынок! Мой руки и иди ужинать!
   Голос его сорвался и прозвучал как-то хрипло и фальшиво. Он и сам  не
ожидал, что тоже волнуется, и смущенно улыбнулся жене.
   Послышались торопливые шаги, Димка шмыгнул в ванную,  откуда  донесся
шум льющейся воды.
   - Не нервничай, - тихонько шепнул Павел жене. - Все будет  хорошо,  я
уверен. Мы с тобой все сделали правильно. Если бы мы сейчас  промолчали,
дальше было бы только хуже, поверь мне.
   Когда мальчик появился перед родителями, то по его дрожащим губам бы-
ло видно, что он нервничает не меньше них. Он молча сел за стол и  начал
есть. Ольге и Павлу кусок в горло не лез. Наконец Ольга не выдержала.
   - Сынок, ты очень расстроен?
   Димка оторвался от тарелки и осторожно взглянул на мать.
   - Я не знаю. Наверное, нет. В  кино  показывали,  что  дети  начинают
биться в истерике, когда им такое говорят, ну и вообще...  Я,  наверное,
тоже должен плакать, да?
   - Что ты, сынок, плакать не нужно. Ничего же не  изменилось,  правда?
Ты все равно наш сын, а мы - твои родители. А в кино  показывают  всякие
глупости специально, чтобы нагнать напряжение.
   Павел довольно улыбнулся. Он так и знал, что  все  обойдется,  он  не
ошибся в своем Димке. И в своей Олечке он тоже не ошибся.
   - Теперь пусть нам звонит кто угодно, - бодро сказал он, - нам теперь
никто не страшен, верно?
   Но радость его оказалась преждевременной, потому что когда через  два
дня вымогатель позвонил снова, то просто-напросто не поверил  тому,  что
услышал от Ольги.
   - Нашли дурака, - нагло рассмеялся он в трубку. - Так я вам  и  пове-
рил. Пусть ваш сын сам подойдет к телефону и скажет, что он  все  знает,
тогда поверю.
   - Но его нет дома, - растерялась Ольга, которая совсем не была готова
к такому обороту. К тому же Димки действительно дома не было.
   - Конечно, как же иначе, - фыркнул шантажист. - Вот что, мамочка. Го-
товьте-ка деньги, время уговоров кончилось, послезавтра позвоню в это же
время. Чтобы все было "тип-топ". Ясненько?
   Павел, молча наблюдавший, как жена ведет  переговоры  с  вымогателем,
вдруг взорвался.
   - Все! Хватит! Наглецов надо учить. Я немедленно иду в милицию и пишу
на него заявление. Мало он нам крови попортил!
   - Да что ты, Пашенька, - попыталась урезонить его жена, - пусть  себе
звонит, мы же его не боимся. Позвонит еще какое-то время и перестанет.
   - Перестанет? А если он вздумает осуществить свою угрозу?  Он  же  не
верит, что мы все  рассказали  Диме,  и  может  попытаться  поймать  его
где-нибудь на улице, чтобы открыть ему глаза на историю рождения.  А  ты
уверена, что Димка спокойно это воспримет? Не кинется  бить  ему  морду?
Или не испугается до нервного шока? Я не хочу, чтобы этот ублюдок встре-
тил моего сына в каком-нибудь тихом уголке.
   Он выскочил в прихожую и начал быстро одеваться. Ольга рванулась было
за ним, но внезапно поняла, что муж прав. Безусловно прав.
   В кабинет начальника следственной части городской  прокуратуры  Конс-
тантин Михайлович Ольшанский входил без трепета. Во-первых, он  давно  и
хорошо знал своего начальника, а во-вторых, точно так  же  хорошо  знал,
что его собственная резкость, порой граничащая с  откровенным  хамством,
служит ему надежной защитой. Ольшанского в прокуратуре не любили и  свя-
зываться с ним боялись, хотя и отдавали должное его  профессионализму  и
безупречной юридической грамотности.
   Константин Михайлович был от природы щедро наделен мужской  красотой,
но ухитрялся при этом выглядеть  недотепой-замухрышкой,  в  вечно  мятом
костюме, плохо вычищенных ботинках, очках в старомодной, давно  поломан-
ной и наспех  склеенной  оправе.  Самое  удивительное,  что  Нина,  жена
Ольшанского, тщательно следила за его одеждой и обувью и отправляла мужа
по утрам на работу в более чем приличном виде, но уже на полпути к  про-
куратуре все ее старания шли прахом. Природу этого  загадочного  явления
не понимала ни она, ни сам Константин Михайлович, ни его близкие друзья,
а две его дочки, начитавшись научной фантастики, дружно утверждали,  что
у папы "особенное биополе".
   Вот и сейчас он стоял в кабинете начальника следственной части с  по-
нурым и несчастным видом, но вид этот мог обмануть кого  угодно,  только
не тех, кто хоть раз имел дело со старшим следователем Ольшанским.
   - Костя, мне нужно, чтобы ты из этого дела сделал конфетку.
   С этими словами начальник протянул Ольшанскому  тоненькую  папочку  с
вложенными внутрь несколькими листками.
   - Что это? - спросил Ольшанский, беря в  руки  совсем  еще  невесомое
уголовное дело.
   - Это дело о телефонном хулиганстве и вымогательстве. Некий гражданин
вымогает деньги у супругов Красниковых  под  угрозой  разглашения  тайны
усыновления.
   - Не понял.
   Константин Михайлович аккуратно положил папочку на стол,  словно  она
могла взорваться.
   - Телефонное хулиганство - не наша специальность, этим  должна  зани-
маться милиция. Чего ты от меня-то хочешь?
   - Я хочу, чтобы ты расследовал дело о разглашении тайны усыновления.
   Ольшанский открыл папку и быстро, "по диагонали" просмотрел имеющиеся
там документы.
   - Но здесь нет  заявления  потерпевших  о  разглашении  тайны.  Здесь
только жалоба на телефонное хулиганство.
   - Вот ты и возбуди дело о разглашении тайны, - сказал начальник. - Ты
следователь, тебе и карты в руки.
   Ольшанский недоверчиво глянул на него.
   - Ты можешь мне объяснить, зачем? Что ты затеял? Как вообще это  "те-
лефонное" дело к тебе попало?
   - Да не затеял я ничего, Костя. Что ты, ейбогу, во  всем  подвох  ви-
дишь. Прокурор города проводил выборочную проверку санкций, даваемых ок-
ружными прокурорами, и наткнулся на бумагу из окружного УВД  с  просьбой
разрешить прослушивать переговоры, ведущиеся с телефона,  установленного
в квартире граждан Красниковых, в связи с заявлением  последних  о  том,
что им систематически звонит неустановленное лицо и вымогает деньги  под
угрозой разглашения тайны усыновления. И ставит прокурор перед  работни-
ками милиции вполне законный вопрос: а откуда сей резвый шантажист узнал
тщательно скрываемую тайну? Не иначе, кто-то ему сказал, тем самым тайну
разгласив. А это - статья сто двадцать четвертая  "прим"  нашего  горячо
любимого и пока еще никем не отмененного Уголовного кодекса. Вот и  весь
сказ.
   - Неубедительно, - покачал головой следователь. - К тебе-то как  дело
попало? Что, эти Красниковы - знакомые нашего прокурора?  Почему  он  не
отдал дело в окружную прокуратуру?
   - Почему, почему, - проворчал начальник следчасти. - Потому  что.  Он
хочет получить образцово-показательное дело вроде учебного  пособия  для
молодых следователей, чтобы с него можно было брать  пример.  Разве  еще
пять лет назад ктонибудь мог предположить, что  нам  придется  оформлять
дела об оскорблении и клевете? Да они встречались-то раз в сто лет и шли
через суд как дела частного обвинения. А теперь сейфы ломятся от  дел  о
защите чести и достоинства. Они, конечно, не уголовные,  а  гражданские,
но надзирать-то Прокуратуре все равно приходится.  А  разглашение  тайны
усыновления - уже наш хлеб, и не сегодня завтра  эти  дела  могут  посы-
паться, как крупа из рваного пакета.
   - Откуда такой прогноз?
   - От аналитиков наших, откуда же еще.
   - А ты им веришь, что ли? - презрительно хмыкнул Константин  Михайло-
вич.
   - Ну... Не всегда, но в данном случае верю. За  деньги  можно  купить
любую информацию, и чем больше денег на руках у людей, тем чаще они  ис-
пользуются именно для этого. Это во-первых. А вовторых, разглашение тай-
ны может использоваться как хороший повод содрать с ответчика денежки за
моральный ущерб. И мы должны встретить эти иски во всеоружии, чтобы ник-
то, никакие адвокаты и судьи не смогли нас упрекнуть в том,  что  мы  не
умеем собирать доказательства и правильно их оформлять. Бывший КГБ  здо-
рово умел такие дела "шить", когда занимался проблемами разглашения  го-
сударственной тайны, а у нас навыка нет. Я хочу, чтобы ты  продумал  всю
систему доказывания по таким делам, определил  источники  доказательств,
оформил образцовые протоколы и постановления. Для этого я и  отдаю  тебе
дело Красниковых. Ты из всех наших следователей самый грамотный,  только
ты и сможешь сделать все как следует. Я  тебе  доверяю,  Костя,  доверяю
твоему профессионализму и мастерству. Я знаю, что ты меня не подведешь и
эти материалы не стыдно будет показать прокурору.
   - Польщен доверием, - ехидно ухмыльнулся  Ольшанский,  отвешивая  шу-
товской поклон. - Значит, как образцовые дела лепить, так Костя.  А  как
материальную помощь дать, так вам, Константин Михайлович, отказано. Здо-
рово у тебя выходит, ничего не скажешь.
   Начальник досадливо поморщился.
   - Ладно тебе, теперь до старости будешь мне эту  материальную  помощь
поминать. Ты же знаешь, у наших финансистов в тот момент денег не  было.
Тебе же объясняли.
   - Ну да, а тебе на премию в размере трех окладов деньги  у  них  наш-
лись. Слушай, не морочь ты мне голову. Дело возьму, поручение  твое  вы-
полню, а льстить мне и в друзья набиваться не  надо.  Вполне  достаточно
того, что ты мой начальник.
   - Ох и характер у тебя, Константин, - вздохнул начальник следственной
части.
   - Какой есть, другого на склад не завезли, берите что дают,  а  то  и
эти кончатся, - резко  отпарировал  Ольшанский,  покидая  кабинет  руко-
водства с зажатым под мышкой тоненьким досье.
   Леонид Лыков, двадцати восьми лет от роду, наполовину плешивый, а  на
оставшуюся половину весьма и весьма кудрявый, с аккуратненьким  "пивным"
брюшком и быстрыми блестящими глазками, вертелся на стуле перед Ольшанс-
ким как уж на сковородке. Несколько часов назад он был задержан, когда в
очередной раз пытался по телефону убедить Ольгу Красникову подарить  ему
десять тысяч долларов в обмен на сохранение в тайне сведений, уже  поте-
рявших свою ценность. И теперь Константин Михайлович клещами  вытаскивал
из него ответ на вопрос, а от кого же сам Лыков получил такие сведения.
   - Мне эти сведения дал Галактионов Александр Владимирович, -  потупив
глаза сообщил Лыков.
   - Зачем? С какой целью он вам их сообщил? Вы должны были поделиться с
ним деньгами, которые намеревались получить от Красниковых?
   - Не, - возмущенно протянул Лыков, - Галактионов не по этой части.  У
меня долги были, вот он и посоветовал, как можно денег раздобыть. Беско-
рыстно, между прочим.
   - А он сам откуда узнал об усыновлении?
   - А я знаю? - ответил Лыков вопросом на вопрос, выразительно  пожимая
плечами.
   - Вы не спрашивали его об этом?
   - Не-а. Какая мне разница? Я первый раз позвонил и по реакции  понял,
что он не обманул.
   - И вы даже не предполагаете, откуда у него могли появиться эти  све-
дения? Припомните, Лыков, может быть, из его слов можно было понять, что
это его знакомые или родственники? Ну, подумайте как следует.
   - Да чего думать-то! Точно вам говорю, не знаю. Я  к  нему  подъехал,
мол, нельзя ли занять у него под проценты денег месяца на три,  а  он  и
говорит, что у него не благотворительный фонд, а если мне деньги  нужны,
то вот по такому-то телефончику можно попробовать, там родители  и  усы-
новленный мальчик. Имена сказал, адрес, телефон. Вот и все.
   - Ладно, - вздохнул Ольшанский, - давайте все данные на этого  Галак-
тионова, буду проверять ваши байки. Адрес, телефон, место работы. Так  у
вас же есть! - неподдельно удивился Лыков.
   - Что у меня есть? - нахмурился Ольшанский.
   Лыков замолк, озадаченно глядя на следователя. Он даже ерзать на сту-
ле перестал.
   - Д... Данные... - запинаясь произнес он.
   - Какие данные?
   - На Г... Г... Галактионова. Он же умер. В смысле, его убили.
   - Что?!
   Ольшанский сорвал очки и впился  взглядом  в  несчастного  Лыкова.  У
Константина Михайловича была сильная близорукость, и толстые линзы очков
делали его глаза для стороннего наблюдателя маленькими и невыразительны-
ми. На самом же деле глаза у него были красивые,  большие  и  темные,  и
когда следователь бывал чем-то недоволен, яростно сверкали  и  буквально
пригвождали его собеседников к месту. Если, конечно, сам Константин  Ми-
хайлович не забывал в этот момент снять очки.
   - Повторите, пожалуйста, я что-то вас плохо понял, -  произнес  он  с
ледяным спокойствием. - И постарайтесь не заикаться.
   - Александр Владимирович Галактионов убит примерно три недели  назад.
Меня ведь уже допрашивали. Вы разве не знаете?
   - Откуда мне знать? - раздраженно ответил следователь. - Не я же  вас
допрашивал. Отправляйтесь в камеру и еще  раз  подумайте  над  тем,  что
конкретно вам сказал Галактионов, давая наводку на Красниковых.
   Он нажал кнопку и вызвал конвой. После  этого  долго  сидел,  потирая
пальцами переносицу, потом собрал со стола бумаги и покинул  гостеприим-
ное здание следственного изолятора.
   На следующее утро перед ним лежала справкамеморандум об уголовном де-
ле, возбужденном по факту обнаружения трупа гражданина  Галактионова  А.
В. Галактионов был найден на квартире у своей любовницы через четыре дня
после того, как его жена заявила о его исчезновении. К моменту обнаруже-
ния Галактионов был мертв по меньшей мере неделю. Его  любовница  Шитова
Надежда Андреевна все это время находилась в больнице в связи с операци-
ей по поводу трубной беременности. Причина смерти - отравление цианидом.
   Александр Галактионов был личностью крайне неудобной для  расследова-
ния убийства, поскольку круг  его  знакомых  был  столь  широк,  а  дея-
тельность столь разнообразна, что, например, молодому, только начинающе-
му профессиональную деятельность оперативнику до самой пенсии хватило бы
работы по выдвижению и проверке версий.  Вопервых,  Галактионов  работал
начальником кредитного отдела в коммерческом банке, на который  периоди-
чески "наезжали" разного рода группировки. Во-вторых, он был большим лю-
бителем женщин и вел себя недостаточно аккуратно, вследствие чего  то  и
дело нарывался то на их мужей и любовников, то на  собственную  супругу.
В-третьих и, пожалуй, в-главных, он был заядлым картежником. Так  что  в
версиях недостатка не было, чего нельзя было сказать  о  людях,  которые
могли бы их проверять.
   Ольшанский бегло просмотрел список допрошенных друзей,  родственников
и знакомых Галактионова и действительно обнаружил среди  них  фамилию  и
имя Леонида Лыкова. Шустрый вымогатель не солгал. Константин  Михайлович
понял, что попал в ситуацию совершенно идиотскую: если Лыков  уже  давно
знал о смерти Галактионова, то мог ничтоже сумняшеся назвать его  в  ка-
честве источника информации о Красниковых, справедливо полагая, что про-
верить правдивость его слов невозможно. Если же он не соврал и  сведения
о Диме Красникове он получил действительно от Галактионова, то  придется
заново допрашивать весь огромный круг знакомых  покойного,  чтобы  попы-
таться нащупать ниточку, ведущую к первоисточнику. Но прежде чем прыгать
в этот омут, стоит еще раз поговорить с потерпевшими Красниковыми.  Ведь
никто лучше их самих не знает, кто мог быть  обладателем  информации  об
усыновлении.
   Он поежился под обжигающе ледяными струями  воды  и  с  удовольствием
ощутил прилив бодрости, до красноты растирая кожу жесткой мочалкой.  Вы-
терся махровым полотенцем и принялся за бритье, чувствуя, как тело после
холодного душа начинает приятно гореть. Завтракать он уселся в  прекрас-
ном настроении и с аппетитом съел яичницу, две сосиски, гренки с сыром и
кофе.
   - Ты не опоздаешь? - спросила жена, бросая взгляд на часы и вдевая  в
уши серебряные сережки. - Уже десять минут девятого.
   - Я сегодня поработаю дома, хочу закончить наконец статью.
   - Счастливый, - с завистью вздохнула жена. - Вот если бы я могла  ра-
ботать дома! И почему это мужикам удается так устраиваться. Ладно, я по-
бежала. Если надумаешь сделать перерыв, забери вещи из  химчистки,  кви-
танции лежат на холодильнике.
   - Заберу, заберу, - добродушно откликнулся он. - Выйду днем  с  Алма-
зом, заодно и заберу.
   После ухода жены он еще немного посидел на кухне, потом прошел в ком-
нату, достал из портфеля бумаги и разложил их на столе. Статья была поч-
ти готова, оставалось только вписать черным фломастером формулы и  доба-
вить два-три абзаца с основными выводами. Через полтора часа работа была
закончена. Он перепечатал на машинке последнюю страницу с вновь написан-
ными фразами, сложил все страницы по порядку и скрепил цветной пластмас-
совой скрепочкой. Потом долго смотрел на первый лист с напечатанным заг-
лавными буквами названием статьи, под которым стояли фамилии четырех со-
авторов. Усмехнулся, снова взял фломастер и начертил вокруг одной из них
аккуратную черную рамочку. Он остался доволен своей работой.
   Подходя к зданию Главного управления внутренних дел Москвы на Петров-
ке, Анастасия Каменская с тоской подумала, что простуды, пожалуй, не из-
бежать. Первая лужа, в которую она ухитрилась  вляпаться  по  щиколотку,
попалась ей прямо возле дома, второй раз она зачерпнула воды  в  сапоги,
когда подходила к метро. Сапоги были совсем новые, но все равно протека-
ли. Наверное, фирмам-изготовителям и в голову не приходит, что в  зимних
кожаных сапогах люди будут ходить по колено в воде и грязи. Определенно,
обувная технология не поспевала за глобальным потеплением.
   Всю дорогу в метро Настя чувствовала противное хлюпанье внутри сапог,
но на улице, решив, что хуже все равно не будет, поскольку  ноги  и  так
мокрые, перестала смотреть на тротуар и  полностью  погрузилась  в  свои
мысли. Кончилась такая беспечность тем, что за несколько минут,  которые
ей понадобились, чтобы дойти от метро "Чеховская" до здания на Петровке,
она влезла в лужи по меньшей мере раза  четыре.  Теперь  ногам  было  не
только сыро, но и холодно.
   Войдя в кабинет, она стянула с ног сапоги и озадаченно посмотрела  на
ступни. Колготки были мокрыми насквозь, и с них медленно стекали, груст-
но капая на пол, капельки воды. Она заперла дверь изнутри, сняла джинсы,
за ними - колготки и стала мучительно соображать, что делать.
   В дверь кто-то дернулся, потом постучал.
   - Аська, открой, я видел, как ты пришла. Ну открой, поговорить надо.
   Голос принадлежал Юре Короткову, Настиному приятелю и коллеге,  кото-
рый сделал ее своей наперсницей и постоянно делился любовными  пережива-
ниями, недостатка в которых у него не наблюдалось.
   - Не могу, - ответила она через дверь. - Я переодеваюсь.
   - Да ладно тебе, открывай, я смотреть не буду, - настаивал Коротков.
   - Перебьешься, - спокойно сказала Настя, доставая из шкафа  форменную
юбку, рубашку и китель с майорскими погонами. Плохо, что туфли  придется
надевать на босу ногу, но выхода нет, она никак не могла  приучить  себя
носить в сумке запасные колготки.
   - Ну Ася, - ныл под дверью Коротков, исступленно дергая  ручку.  -  Я
лопну, если не поделюсь с тобой.
   - Да подожди же минутку, - рассердилась она. - Ночь терпел,  так  еще
чуть-чуть потерпишь.
   - Не ночь, - продолжал препираться Юра, - я только что узнал и  сразу
к тебе помчался. Это по Галактионову. Ну, откроешь?
   Дверь немедленно распахнулась. Когда дело касалось работы,  Анастасия
Каменская забывала о приличиях, и сейчас она предстала перед  Коротковым
в форменной серой юбке, легкомысленной белой футболке, с босыми ногами и
голубой рубашкой в руках.
   - Заходи быстрее, - шепнула она, снова запирая дверь.  -  Выкладывай,
что там стряслось.
   - Колобку только что звонил Костя Ольшанский по поводу  Галактионова.
Я у него в кабинете был, своими ушами слышал.
   - Ольшанский? - удивилась она. - А он тут при чем? Дело  Галактионова
у Игоря Лепешкина. Или они что-то переиграли?
   - В том-то и дело. Насколько я понял из реплик Колобка, у  Кости  со-
вершенно по другому делу образовался выход на Галактионова. Через полча-
са оперативка, Колобок опять нас  поднимет  по  этому  убийству  отчиты-
ваться, а у тебя полный ноль, ты сама вчера говорила. Звони быстрее Кос-
те, может, за полчаса успеешь что-нибудь сообразить.
   - Юрка, ты настоящий друг. Только боюсь, Костя  меня  адресует  дале-
ко-далеко. Ты же знаешь его хамский язык. Застегни  мне  галстук,  пожа-
луйста.
   - Слушай, я только сейчас заметил: а чего это ты форму нацепила?
   - Сапоги промочила насквозь, и джинсы мокрые чуть не по колено. Пусть
хоть немножко подсохнут, - объяснила она, втискивая ноги в узкие неудоб-
ные туфли.
   - У тебя с Костей плохие отношения? - поинтересовался Коротков,  отк-
рывая форточку и закуривая. - С чего это ты боишься ему звонить?
   - Отношения нормальные, просто хамов не люблю.
   - Очень ты трепетная, подруга, при нашей-то работе надо быть попроще.
   - Он мне Ларцева простить не может. Да я и сама себе простить не  мо-
гу.
   - Не дури, Аська, ничьей вины тут нет. И Костя прекрасно это  понима-
ет. Не накручивай себя. Давай звони, может, общими усилиями успеем  соо-
рудить что-нибудь для Колобка.
   Но их надежды почти не оправдались. Ольшанский  был  высокомерно-кор-
ректен, злобных выпадов не допускал, но на том, что удалось от него  уз-
нать, выстроить более или менее приличный отчет для  начальника  они  не
смогли.
   Полковник Виктор Алексеевич Гордеев был наделен подчиненными  прозви-
щем "Колобок" из самых лучших чувств. Над ним уже лет тридцать никто  не
смел подшучивать, и прозвище, которое приклеилось к нему еще с юных  лет
и кочевало из поколения в поколение, передаваясь от уходящих  на  пенсию
молодым новичкам, к нынешнему времени обрело смысл почти угрожающий:  не
смотрите, что я кругленький и лысый, я на самом деле - свинцовый шар.
   Оперативку он начал как всегда спокойно и приветливо. Но все его сот-
рудники знали, что даже если кому-нибудь из них грозит  крупный  разнос,
Колобок никогда этого не покажет заранее. Он любил своих ребят  и  отно-
сился к ним уважительно, считая, что лишняя,  особенно  преждевременная,
нервотрепка раскрытию тяжких преступлений против личности отнюдь не спо-
собствует.
   - Что-то я давно не слышал, как движутся дела по Битцевскому парку, -
начал он. - Слушаю, Лесников.
   Игорь Лесников, самый красивый сыщик на Петровке и в то же время один
из самых строгих, серьезных и обязательных  сотрудников,  начал  обстоя-
тельно докладывать о том, какая работа проделана для раскрытия серии из-
насилований, совершенных в течение месяца в Битцевском парке. Дело расс-
ледовалось уже четвертый месяц, первоначальная горячка поутихла, а в та-
ких случаях Колобок призывал подчиненных к ответу примерно раз в неделю.
Настя внимательно слушала Игоря,  стараясь  не  сбиваться  на  мысли  об
убийстве Галактионова, потому что в работу по Битцевским  изнасилованиям
она сама внесла немалую лепту, долго и кропотливо составляя схему, кото-
рая позволила вывести некоторые закономерности в  совершении  преступле-
ний. Исходя из этих закономерностей они с  Игорем  нарисовали  примерный
портрет преступника, его психологическую, поведенческую  характеристику,
и теперь терпеливо, день за днем, отрабатывали всех возможных подозрева-
емых. Точнее, отрабатывал сам Игорь,  каждый  вечер  принося  Насте  ре-
зультаты своих трудов, а уж она занималась анализом полученной  информа-
ции.
   - Медленно, медленно работаете, - недовольно сказал Гордеев. -  Но  в
целом направление кажется мне перспективным. Так, убийство Галактионова.
Кто доложит? Каменская?
   - Разрешите, Виктор Алексеевич, я доложу, - вызвался  Коротков.  -  У
нас возникли новые обстоятельства. Круг знакомых Галактионова чрезвычай-
но широк, вы об этом знаете. За три недели опрошено более семидесяти че-
ловек, которые могли дать какую-либо информацию о самом Галактионове и о
возможных причинах его убийства. Еще три дня назад нам представлялось...
   - Кому это - нам? - ехидно перебил его Колобок. - Мне? Анастасии? Ни-
колаю Второму?
   Юра перевел дыхание и, сделав небольшую паузу, продолжил:
   - В первую очередь так думал следователь Лепешкин, и я был с ним пол-
ностью согласен. Поэтому я убедил в этом Каменскую.
   - А у нее своей головы нет на плечах? Ладно, продолжай.
   - Нам представлялось, что круг лиц, обладающих информацией о Галакти-
онове, нами выявлен полностью. Полученная от этих людей информация  пос-
тоянно дублируется, повторяется в показаниях, называются одни  и  те  же
факты, фамилии, имена, адреса. Все версии, выдвинутые на основании  соб-
ранных сведений, проверяются, выдвигаются новые версии. Однако вчера бы-
ла получена новая информация, на основании которой мы можем считать, что
круг знакомых Галактионова охвачен не полностью и что у него была  некая
сфера деятельности, о которой никому из опрошенных ничего  не  известно.
Как могло получиться, что мы не узнали об этом раньше? У меня нет  гото-
вого ответа, Виктор Алексеевич. У меня есть только предположения,  кото-
рые я пока не хотел бы высказывать, чтобы никого зря не обижать.
   Гордеев поднял глаза от листка бумаги, на  котором  что-то  задумчиво
чертил, слушая оперативников, и вопросительно посмотрел на Настю. "Ты  в
курсе? О чем это он говорит?" - спрашивал его взгляд. Настя едва заметно
кивнула, мол, все правильно, если нужны подробности - я потом все объяс-
ню.
   - Обижать не надо, это ты правильно решил, -  покивал  круглой  лысой
головой Виктор Алексеевич. - Но и голову мне морочить не стоит.  Как  ты
предполагаешь действовать  дальше?  Как  собираешься  выявлять  эту  та-
инственную сферу деятельности Галактионова?
   - В первую очередь я собираюсь тщательно проанализировать все имеющи-
еся показания, чтобы попробовать выявить дефекты допросов.
   - Иначе говоря, ты собираешься посмотреть, нельзя ли вытрясти что-ни-
будь из тех, кто уже попал в поле вашего зрения.  Ты  хочешь  попытаться
понять, есть ли среди этих людей такие, которые явно о чем-то  умалчива-
ют. Я правильно перевел твою речь на человеческий язык?
   - Правильно, товарищ полковник. У нас нет возможности расширять  круг
проверяемых до бесконечности в поисках людей, которые с первого же  воп-
роса выложат нам все, что мы хотим узнать. Я считаю, нужно идти по  пути
интенсификации, постараться наилучшим образом использовать уже имеющихся
свидетелей.
   - Так. - Колобок обвел присутствующих тяжелым немигающим взглядом.  -
Наш уважаемый коллега Коротков решил устроить нам здесь  небольшой  лик-
без, дабы за словесным туманом скрыть собственные неудачи. Это печально.
Еще более печально, что за столько лет работы в отделе он так и не усво-
ил, что признаваться в неудачах - не стыдно. Точно так же как не  стыдно
должно быть признаваться в ошибках. Это, может быть, неприятно, но ни  в
коем случае не стыдно. Более того, своевременное  признание  ошибки  или
неудачи оставляет возможность исправить положение, а чем  дальше  -  тем
шанс на исправление положения меньше. Я повторял вам  это  миллион  раз.
Повторял?
   Он снова обвел глазами всех находящихся в комнате.
   - Продолжим работу, - неожиданно мирно сказал Колобок. - Все, кто ра-
ботает по Галактионову, останутся после совещания.
   Настя облегченно вздохнула. Ей было ужасно жаль Юрку Короткова,  доб-
ровольно подставившего себя под удар, но они все рассчитали верно. Коло-
бок должен был им наподдать, это было во  всех  отношениях  справедливо,
хотя, конечно, откуда им было знать, что Лепешкина нельзя оставлять нае-
дине с женщинами-свидетельницами. И нельзя потом принимать за чистую мо-
нету то, что написано в протоколах допросов  таких  свидетельниц.  Настя
уже к концу первой недели совместной работы почувствовала, что с  Игорем
Лепешкиным что-то не так, но смолчала, полагая, что  у  человека,  почти
двадцать лет проработавшего на следствии, должно хватить профессионализ-
ма на то, чтобы не смешивать субъективные оценки и переживания с фактами
и доказательствами по уголовным делам. Да и сам Колобок Гордеев  страшно
не любил, когда его сыщики начинали жаловаться на следователей. "Не  мо-
жете найти со следователем общего языка - грош вам цена, как оперативни-
кам", - не уставал повторять он. Кроме Насти и Короткова  убийством  Га-
лактионова занимался еще Миша Доценко, и они втроем опросили столько лю-
дей, сколько сумели, разрываясь между этим преступлением и добрым десят-
ком других. С остальными беседовал Лепешкин. Вот и добеседовался...  Од-
ним словом, струсили они, не настояли на своем сразу же, за что и  полу-
чили от Колобка Гордеева по полной программе. Но главное - они сумели за
полчаса соорудить сценарий, результатом постановки которого на оператив-
ном совещании явилось внезапное озарение их начальника. Не  случайно  же
он ругался-ругался, мораль читал и вдруг ни с того ни с сего  перешел  к
следующему вопросу, словно разговора о Короткове и его неудачах не  было
вовсе. И не случайно велел остаться после совещания Насте,  Короткову  и
Доценко. Это означало, что он тоже вспомнил про Лепешкина и  понял,  что
вины его ребят здесь нет. Они следователей не выбирают. А его вина, вина
начальника, есть. Он должен был вовремя вспомнить, что такое есть  Игорь
Евгеньевич Лепешкин, и дать своим подчиненным жесткие инструкции,  а  не
ждать, пока они набьют синяки и шишки, набираясь собственного печального
опыта.
   Когда закрылась дверь за последним  из  покидающих  кабинет  Гордеева
оперативником, он резко поднял голову и уставился на Короткова:
   - Что за детский сад вы мне тут разводите?
   Почему сразу не пришли и не сказали, что Лепешкин вам всю обедню пор-
тит?
   - Виктор Алексеевич, вы не поощряете, когда  мы  ходим  к  вам  жало-
ваться. Сколько раз вы устраивали нам выволочки за то, что мы жаловались
вам на следователей? Вы же сами без конца повторяли, что  следователь  -
фигура номер один, и наше дело - выполнять его поручения, а в  свободное
от основной работы время заниматься самодеятельностью, - сказала  Настя,
пересаживаясь в свое любимое кресло в углу кабинета.
   - Мало ли чего я говорил, - пробурчал Колобок. - Может,  я  шутил.  В
общем, так, ребятки. Я перед вами виноват, Лепешкина просмотрел.  Я  его
знаю давно, он в городской прокуратуре всего два месяца работает,  а  до
этого много лет сидел в районе и в округе. Вам, слава Богу, сталкиваться
с ним раньше не приходилось, он специализировался на  хозяйственных  де-
лах. Когда мне сказали, что убийство Галактионова ведет следователь  Ле-
пешкин, я должен был сразу вас предупредить,  чтобы  женщин-свидетельниц
вы предварительно опрашивали сами, иначе толку не будет. Я этого не сде-
лал, в чем и признаю свою вину. С этим все. Теперь о другом. Мне  звонил
сегодня Константин Михайлович Ольшанский с несколько странной  просьбой.
Ему нужны сведения по делу Галактионова. Господин Лепешкин  их,  естест-
венно, не дает. Ну, тут он в своем праве, тайна следствия - дело святое.
В принципе Костя мог бы получить эти сведения сам, но у него это  займет
раз в сто больше времени, чем у вас троих плюс Лепешкин. Объясняю  суть:
Ольшанский ведет дело о разглашении тайны усыновления. Некий Лыков вымо-
гал деньги у приемных родителей под угрозой  разглашения  вышеозначенной
тайны. Будучи благополучно пойманным, Лыков заявил, что узнал эти сведе-
ния от недавно убиенного Галактионова. Вопрос: а откуда сам  Галактионов
мог это узнать? Спросить мы у него уже ничего не можем, к сожалению. По-
этому Косте остается только одно: прошерстить весь круг знакомых  покой-
ного, чтобы попытаться найти ниточку, которая приведет его к человеку  с
излишне  длинным  языком.  Если  Костя  сейчас  кинется  заново  терзать
родственников, друзей и знакомых Галактионова, причем с какими-то стран-
ными и совершенно другими вопросами, то потратит массу сил и времени,  а
в результате только людей озлобит. Ему бы получить перечень свидетелей и
краткие характеристики показаний, да Лепешкин ему дело не дает.  Просьба
ясна?
   - Так Лепешкин и нам дело не дает,  -  подал  голос  Коротков.  -  Мы
Ольшанскому можем дать только то, что сами сделали, а уж чего там Лепеш-
кин надопрашивал - мы и знать не знаем. Так только, в общих словах,  ис-
ходя из того, что он соизволит нам сквозь зубы процедить.
   - Ребятки, Косте надо помочь.
   - Конечно, Виктор Алексеевич, о чем речь, Ольшанский - нормальный му-
жик, с ним хорошо работать. Поможем. А почему бы ему не забрать дело Га-
лактионова себе?
   - С какой это стати, скажи, пожалуйста? Кто он такой, чтобы  забирать
дела по собственному усмотрению? Чтобы это сделать, нужно по меньшей ме-
ре доказать, что убийство и разглашение тайны усыновления можно  объеди-
нять в одно уголовное дело. У тебя есть основания так думать? Правильно,
нет. И у меня нет. И у него нет. Во-вторых, нужно еще доказать, что дела
надо объединять именно у Ольшанского, а не  у  Лепешкина.  По  общему-то
правилу, дело о менее тяжком преступлении присоединяется к делу о  более
тяжком, а никак не наоборот. Усыновление можно отобрать у Кости и отдать
этому дегенеративному Лепешкину. А наоборот - маловероятно.
   Выйдя от начальника, Настя направилась к своему  кабинету,  когда  ее
догнал высокий черноглазый Миша Доценко, самый молодой сыщик в отделе по
борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
   - Анастасия Павловна, можно к вам на минутку?
   - Заходите, Мишенька.
   Она приветливо улыбнулась, открывая перед Мишей дверь. Он ей нравился
своим упорством, неугасимым стремлением научиться тому, чего он  еще  не
умеет, открытостью и какой-то почти детской наивностью и  чистотой.  Сам
он перед Каменской трепетал, называл ее по имени-отчеству, чем  вот  уже
три года ввергал ее в смущение и краску, но переходить на "ты" и на  об-
ращение по имени отказывался категорически.
   - Выпьете со мной кофе? - спросила она, доставая большую керамическую
кружку и кипятильник. Без кофе она не могла прожить и двух часов, и если
ей не удавалось вовремя влить в себя чашку  горячего  крепкого  напитка,
она начинала слабеть, внимание рассеивалось, а глаза закрывались.
   - С удовольствием, если можно, - застенчиво ответил Миша. - Анастасия
Павловна, объясните мне, пожалуйста, про Лепешкина, я не  все  понял  из
того, что говорил Виктор Алексеевич.
   У  Миши  Доценко  было  еще  одно  отличительное  качество:  он   был
единственным сотрудником отдела Гордеева,  который  никогда  не  называл
своего начальника Колобком не то что за глаза, а даже и в мыслях.
   - Видите ли, Мишенька, я сама узнала об этом  только  сегодня  утром.
Оказывается, от Игоря Евгеньевича в свое время ушла  жена,  бросила  его
ради красивого богатого любовника. Подозреваю, там было еще кое-что,  но
вам как человеку молодому эти гадости знать не  обязательно.  Игорь  Ев-
геньевич очень переживал, причем настолько, видимо, сильно, что  у  него
сформировался свой взгляд на адюльтер. Мужчина, как холостой, так и  же-
натый, может делать все, что считает нужным, но изменяющая мужу  женщина
достойна всяческого порицания. Он ненавидит только свою жену,  но  никак
не ее нового мужа. Понятно?
   - Пока понятно, - кивнул Миша, не сводя с Насти  внимательных  черных
глаз. - У вас вода кипит.
   - Спасибо.
   Она повернулась к тумбочке, на которой стояла кружка с кипятильником,
вытащила вилку из розетки.
   - Вам крепкий?
   - Средний.
   - Сахар?
   - Два кусочка, если можно, пожалуйста.
   - Можно, пожалуйста. - Настя бросила в его чашку два куска сахару.  -
От вашей вежливости, Мишенька, можно сойти с ума. Вы не устаете от  нее?
Впрочем, извините, это с моей стороны уже грубо. Вернемся  к  Лепешкину.
Если Игорю Евгеньевичу приходится беседовать с женщиной, имеющей  любов-
ника, то беседу можно считать загубленной с самого начала. Он  проявляет
крайнюю резкость, нетерпимость, невежливость вплоть до грубости,  посто-
янно давая ей понять, что она нарушает нормы морали и ей вообще не место
среди людей. Понятно, что практически любая женщина в  такой  обстановке
замкнется и слова лишнего не скажет, лишь бы быстрее ноги унести от это-
го малоприятного человека. А поскольку Галактионов в любовных  связях  и
разовых похождениях себя не ограничивал, то совершенно очевидно, что его
подруги составляют значительную часть всех источников информации. И  вот
сегодня утром оказалось, что полноту информации, полученной из этих  ис-
точников, нужно ставить под сомнение. Костя-то Ольшанский хорошо  знает,
что такое Лепешкин, вот он меня и просветил.
   - Вы мне не расскажете?
   - О чем? - удивилась Настя.
   - О том, что сказал Ольшанский. Я только в кабинете у Виктора Алексе-
евича в первый раз об этом услышал.
   - Ох, Мишенька, простите меня, ради Бога! - спохватилась Настя. Она и
в самом деле до начала оперативки не успела поговорить с Мишей, а теперь
получалось, что она отстранила младшего товарища от дела, ничего ему  не
объясняя. - Понимаете, свалить вину на покойника - дело некрасивое,  но,
к сожалению, весьма распространенное. Ольшанский подозревает, что шанта-
жист Лыков может говорить неправду и сведения об усыновлении он  получил
вовсе не от Галактионова. Проверить это очень трудно, но Ольшанский вце-
пился в это дело как собака в кость и хочет, чтобы мы по возможности ему
помогли. Мы имеем, с одной стороны, мужа и жену Красниковых, а с  другой
- Галактионова, якобы обладавшего информацией об их семейной тайне. И мы
должны попробовать провести линию между ними. При этом мы  договорились,
что Константин Михайлович будет двигаться нам навстречу со стороны Крас-
никовых и их окружения, а мы, в свою  очередь,  еще  раз  проанализируем
круг знакомых Галактионова, на этот раз с точки зрения контактов с теми,
кто соприкасался с Красниковыми. Идея понятна?
   - Вот теперь понятно, - облегченно улыбнулся Доценко.
   - Ну, раз понятно, тогда начнем. Несите мне все, что у  вас  есть  по
Галактионову, я пока начну приводить это в систему, а вы, Мишенька, отп-
равляйтесь к свидетельницам, которых допрашивал Лепешкин. Придумайте ка-
кую-нибудь убедительную сказочку, заморочьте им голову, но  постарайтесь
их разговорить. Ни один из тех, с кем мы беседовали, не сказал ни слова,
из которого можно было бы догадаться, откуда у Галактионова сведения  об
усыновлении. Никто не упоминал ни о связях в органах ЗАГСа, ни о  роддо-
мах, ни о Саратове, где родился и был усыновлен мальчик. Ну не во сне же
ему это приснилось, правда? Должен быть кто-то, кто сказал ему об  этом.
Вот этого "кого-то" мы с вами и должны вычислить.
   Получив от Михаила все блокноты  с  записями  по  делу  Галактионова,
Анастасия Каменская заперлась в кабинете, сварила себе еще кофе,  убрала
со стола все лишнее и с головой погрузилась в изучение списка  людей,  с
которыми так или иначе был связан Александр Владимирович Галактионов.
   Инна Литвинова, невысокая, широкоплечая, крепко сбитая, легко  подни-
малась по лестнице, неся в одной руке объемистый портфель,  в  другой  -
тяжелую сумку с продуктами. Открыв дверь своей квартиры и войдя в прихо-
жую, она сразу поняла, что Юля дома.
   - Котенок! - радостно позвала она. - Я пришла!
   Ей никто не ответил. Инна быстро сбросила грязные сапоги и,  даже  не
сняв короткую шубку, стремительно ворвалась в спальню. Юля лежала в пос-
тели с книжкой, ее длинные светло-рыжие волосы казались золотыми на фоне
голубой наволочки, а выражение  смазливого  личика  было  недовольным  и
скучным.
   - Котенок, ты чего не откликаешься? Ты плохо себя чувствуешь?  -  за-
ботливо спросила Инна.
   - Нормально, - вяло протянула Юля.
   - Сейчас я приготовлю ужин. Хочешь салат с крабами? Я купила...
   - Да ну, - все так же вяло протянула девушка. - Я хочу шампиньонов, я
тебе еще вчера говорила. Курицу хочу с шампиньонами. И креветок в кляре.
   - Я все купила, котеночек, не злись, я сейчас все сделаю, -  засуети-
лась Инна.
   - Да? - Юля заметно оживилась. Просто удивительно, откуда в этой юной
девушке была такая непреодолимая страсть к  изысканной  кухне.  Она  ела
немного, была очень стройной и изящной, но претензии по  части  кухни  у
нее были поистине княжеские, и она знала, что Инна в своей слепой  любви
к ней готова на все, лишь бы доставить ей удовольствие.
   Ужин Инна принесла ей в постель. Сидя рядом на краешке  кровати,  она
с, умилением наблюдала, как Юля с аппетитом ест крупные креветки в  кля-
ре, обмакивая их в специальный соус.
   - Вкусно? - с надеждой спросила Инна.
   - Нормально, - безразличным тоном ответила девушка. - Ты мне обещала,
что мы поедем на Средиземное море, где в ресторанах подают устрицы, кре-
ветки и омаров. Когда мы поедем?
   - Скоро, котеночек. Скоро у нас будет много денег,  очень  много.  Я,
может быть, не смогу с тобой поехать, но ты ведь и одна съездишь,  прав-
да?
   Инне очень хотелось услышать в ответ сожаления по поводу невозможнос-
ти поехать на Средиземное море вместе. Но она, как, впрочем, и  ожидала,
услышала совсем другое.
   - Ладно, я и одна не пропаду. Так даже лучше. Так когда я поеду?
   - Я не могу сказать точно. Я думаю, что получу деньги в течение двух,
самое большее - трех месяцев. Сейчас январь, значит, наверное, в мае  ты
уже сможешь ехать.
   - Договорились, - повеселела Юля, - в мае я еду в  Италию,  на  море,
есть устрицы.
   Инна тщательно перемыла на кухне всю посуду, протерла мокрой  тряпкой
пол. Ей приходилось тщательно следить за чистотой в квартире, потому что
Юля обожала ходить босиком и по целым дням не снимала белых, нежно-голу-
бых или розоватосиреневых пеньюаров, и не дай Бог на кухонном столе  ос-
танется непросохший след от чашки с кофе или от розетки с вареньем.
   Закончив уборку, она отправилась в ванную. Сняв юбку и темную строгую
блузку, она осталась в одном белье и по привычке окинула себя взглядом в
зеркало. Прямые плечи, мощный торс,  полное  отсутствие  талии  и  узкие
сильные бедра. Лицо некрасивое, грубоватое. Коротко остриженные волосы с
ранней сединой. Да, Инна Литвинова, до красавицы тебе далеко, но это  не
так уж и важно. Мужик и не должен быть красивым, вполне достаточно, если
он чуть-чуть лучше обезьяны.
   Стоя под душем, она с нежностью подумала о Юле, о ее золотых  волосах
и молочно-белом теле на голубых простынях, и  почувствовала,  как  внизу
живота возникла приятная ноющая тяжесть.  Юлечка...  Юленька...  Котено-
чек...