 |
|
 |
Глава двенадцатая
Настя Каменская сидела перед полковником Гордеевым несчастная и
расстроенная.
- Я не понимаю! - бушевал Колобок, упругим мячиком катясь по кабинету
и огибая длинный приставной стол для совещаний. - Как ты могла сделать
такую глупость! Ты же умница, во всяком случае, я всегда считал тебя ум-
ным человеком. Ты хоть можешь сопоставлять масштаб проблем? Боялась она
меня разбудить, видите ли! А если бы эта штука рванула, что тогда? Ты
разницу видишь между неловкостью и гибелью или нет? А ты, вместо того
чтобы позвонить любому эксперту и потребовать, чтобы он приехал посмот-
реть твою дверь, звонишь этому Вадиму и суешься прямо в логово к медве-
дю. Ну есть у тебя мозги или нет, я тебя спрашиваю?
- Я очень испугалась, Виктор Алексеевич, - виновато пробормотала Нас-
тя. - Знаете, как страшно было! Я дома одна, глухая ночь, только что
чуть не застрелили из машины, а тут еще дверь эта... Я чуть с ума не
сошла от страха.
- Да не чуть, а сошла, - проворчал Гордеев, немного поостыв.
Он прекратил метаться по комнате и уселся за стол. Сложив пухлые руки
в замок, оперся на них подбородком и уставился на Настю, словно ждал,
что она сейчас скажет что-нибудь необыкновенно умное.
- Ты проверила этого Вадима по номеру телефона? - наконец спросил он.
- Проверила. Справок не дают.
- Уж конечно, - хмыкнул Гордеев. - Наш коллега все-таки. Давай номер,
я через министерство пробью проверку. Ну что ты молчишь, Настасья? По
глазам вижу, идеи есть. Говори, говори, не таись. Все, что я про тебя
думаю, я уже сказал, так что не бойся, хуже не будет.
- Понимаете, Виктор Алексеевич, все закрутилось после нашего похода в
Министерство науки. Я вам не говорила, но оказалось, что Томилин нас с
вами обманул.
- То есть как обманул?! - снова взвился Колобок. - Почему ты до сих
пор молчала? Нет, видно, я еще не все сказал, видно, мало тебя ругал.
- Подождите, Виктор Алексеевич, не кричите, а то сейчас я расплачусь,
мне и без того тошно. Сразу после министерства я спросила у Лешки про
все эти штучки с обратным эффектом и про Мейерштранца, а он сказал, что
это безграмотный бред и полная глупость. Я тогда решила, что Томилин так
себя повел не по злому умыслу, а по незнанию. Леша говорил, что если бы
Томилин хорошо разбирался в физике, то занимался бы наукой, а не руко-
водством. В общем, я подумала, что...
- Ясно, что ты подумала, - нетерпеливо перебил ее Гордеев. - И что
дальше?
- А дальше на меня пытались напасть прямо возле дома поздно вечером,
но, к счастью, обошлось. Кто-то пальнул из пистолета, потом заработала
сигнализация на автомобиле, и нападающие разбежались, а буквально через
минуту проехала милицейская машина. Я тогда подумала, что мне просто по-
везло, а после вчерашнего сообразила, что меня кто-то спас. Может, поп-
робуем с этого конца подойти?
- Можно, - задумчиво откликнулся полковник. - Людей у нас маловато,
правда, сейчас все тележурналистом занимаются. Но попробуем, может, что
и выйдет. Пусть Доценко пошустрит в этом научном министерстве вокруг То-
милина, а Короткова пошлем проверить алиби всех пятерых подозреваемых из
Института. Время у нас неудачное, сегодня суббота, завтра воскресенье,
остается понедельник и половина вторника.
- Почему половина? - удивилась Настя.
- Вторник - 7 марта, предпраздничный день. Ты что, забыла?
- Забыла, - призналась она. - Терпеть не могу праздники. Работать ме-
шают.
- А преступники тебе не мешают? - ехидно поинтересовался Гордеев. -
Ты валяешь дурака, дорогая моя. Кстати, разведка донесла, что ты нако-
нец-то выходишь замуж за Чистякова. Это правда?
- Правда, - кивнула она. - Тоже издеваться будете?
- Почему непременно издеваться? Хвалить буду. Молодец, за ум взялась,
на человека становишься похожа.
- Ну вот, я же говорила, будете издеваться. Далась вам всем эта
свадьба. Ну чем я вам незамужняя-то мешаю? Что, хуже работаю, пока не
замужем?
- Да ты не понимаешь! - рассмеялся Гордеев. - Ты не мешаешь, ты бу-
дишь зависть во всех сотрудниках. Мол, посмотрите, как хорошо я живу без
семьи и без детей, да еще и работаю лучше всех. А они смотрят на тебя и
думают: нам так тяжело, у нас столько проблем, денег не хватает, жилья
нет, ютимся друг у друга на головах, на работе ничего не успеваем, так,
может, все дело в том, что мы неправильно живем? А кому охота призна-
вать, что он неправильно живет? Ты сама подумай своей умненькой голов-
кой, кто захочет признать, что он всю жизнь все делал неправильно? А вот
выйдешь ты замуж, и все вокруг вздохнут с облегчением: нет, правильно мы
делали, человек должен жить в семье, вот и Каменская наша как ни артачи-
лась, как ни строила из себя эмансипированную феминистку, а сломалась в
конце концов, признала нашу правоту.
После разговора с начальником Настя немного приободрилась. Правильно
он ее отругал, задело, чего ж тут спорить. Но все же поддержал ее пред-
ложение и обещал помочь. Надо срочно искать Короткова и Доценке, хотя
вряд ли до понедельника можно что-то предпринимать. Господи, ну зачем
люди придумали выходные дни!
Олег Зубов, вечно хмурый и недовольный жизнью эксперт-криминалист,
склонился над дырой в дверной обивке, потом выпрямился, открыл свой че-
моданчик и вытащил мощную лампу на штативе.
- Воткни в розетку, - попросил он Настю, разматывая шнур длиной мет-
ров десять. - И газетку дай ненужную, подстелю под колени. Старый я уже,
на корточках стоять трудно.
Это было маленьким хобби Зубова: он постоянно жаловался на возраст и
болезни, хотя ему не было и сорока лет, да и здоровьем его Бог не оби-
дел. Все об этом знали, но с умным видом поддакивали эксперту, потому
что в противном случае экспертное заключение можно было прождать раза в
три дольше, чем положено. Тем, кто не верил в его неизлечимые болезни.
Зубов говорил, что у него болит голова и началось отслоение сетчатки,
поэтому врачи запретили ему напрягать глаза и капают какое-то лекарство,
так что экспертиза будет готова еще не скоро. Или еще что-нибудь душе-
раздирающее придумывал. Зачем он это делал, никто понять не мог, но пос-
кольку Олег был экспертом, как говорится, от Бога, все терпели его
странности и хронически плохое настроение.
Настя принесла ему сложенное в несколько слоев старое одеяло, которое
обычно стелила на пол, когда у нее болела спина и она не могла лежать на
мягком диване.
- О, вот хорошо, - обрадовался Олег. - Сидя еще лучше.
Он устроился поудобнее, пристроил лампу, чтобы свет падал на нижнюю
часть двери и порог, и достал инструменты.
- Отойди-ка, - скомандовал он.
- Зачем? Я тебе мешаю? - удивилась Настя. - Мне же интересно.
- Интересно ей, - буркнул Зубов, не поднимая головы. - А ну как эта
хреновина сработает?
- Там же ничего нет.
- Откуда ты знаешь? Мало ли кто тебе что сказал. А вдруг он тебя об-
манул? Давай-давай, катись отсюда, поди чайник поставь.
Настя покорно ушла на кухню, с замиранием сердца прислушиваясь к до-
носящимся от входной двери звукам. А вдруг Вадим и в самом деле сказал
ей неправду? И эта штуковина сейчас как рванет... Дальше думать не хоте-
лось, уж очень неприятной была мысль.
Она вскипятила воду, заварила крепкий чай, приготовила бутерброды с
ветчиной и сыром, разложила их на большой плоской тарелке. Потом решила,
что неплохо было бы украсить их чем-нибудь. Она задумчиво оглядела убо-
гое содержимое холодильника, вытащила оттуда два яйца, положила в каст-
рюльку с водой и поставила на огонь. Достав банку с маринованными огур-
чиками, нарезала несколько штук на тоненькие узорчатые ломтики. В моро-
зильнике она обнаружила давно забытый пакет с мороженой клюквой. Отлич-
но, и ее можно пустить в дело.
Когда яйца сварились, Настя остудила их в холодной воде, почистила и
разрезала на симпатичные бело-желтые кружочки. Положила на каждый бу-
терброд по два кружочка, сверху пристроила зеленые дольки огурцов и за-
вершила сложное украшение несколькими ярко-красными ягодками. Получилось
очень красиво, даже гостей не стыдно угостить.
Поставив на стол чашки с блюдцами, сахарницу, заварочный чайник и
банку с растворимым кофе, она пристроила в центр блюдо с бутербродами и
принялась терпеливо ждать. Рванет или не рванет? Съедят они с Зубовым
эти замечательно красивые бутерброды, или сейчас все взлетит на воздух?
Напряжение было таким сильным, что она завизжала бы, если бы было можно.
- Настасья! - послышался голос Олега. - Выключай лампу, я закончил.
Он ввалился в кухню, как огромный неуклюжий медведь, и тяжело плюх-
нулся на табуретку.
- Ух ты, красота какая! - восхищенно присвистнул он и тут же ухватил
с блюда бутерброд. - Сразу видно, человек замуж собирается, к семейной
жизни готовится.
- Еще одно слово - и я швырну в тебя чайник с кипятком, - предупреди-
ла Настя.
- Ты чего, Каменская? Обалдела? - спросил он с полным ртом. - Ты чего
как с цепи сорвалась? Слова тебе сказать нельзя.
- Извини. Просто все меня уже достали с этим замужеством. Прямо хоть
отменяй свадьбу. Нашел что-нибудь?
- Угу. Там действительно что-то было. Вот, смотри, кусочек провода. И
вот еще один. Тот, кто вынимал устройство, знал, что и как надо делать,
только у него, видно, времени было маловато. Или инструментов нужных не
оказалось.
- А можно определить, когда мне это подсунули?
- Когда подсунули - нет. А вот когда вытаскивали - можно. Оголенные
провода окисляются на воздухе, так что время, когда произошел разрыв,
можно установить довольно точно. Тебе как срочно?
- Олеженька... - Настя состроила просительную физиономию. - Чем
раньше я буду - знать, тем лучше для моей же собственной безопасности.
Прежде чем разговаривать с человеком, который сказал мне про взрывное
устройство, я хочу знать, врет он или нет. А разговаривать с ним надо
как можно скорей.
- Я так понимаю, ты намекаешь, что я должен вместо того, чтобы ехать
сейчас домой, возвращаться на работу? Ну ты и ловка, мать! Заманила меня
на пять минут, дырку в двери посмотреть, и на тебе.
- Ну Олеженька!
- Да ладно, не ной, сделаю. А то еще случится что-нибудь с тобой, я
же и виноватым буду. Можно еще бутерброд? Очень вкусно. И чайку подлей
горячего, - он протянул Насте свою чашку.
- Ешь, Олежек, ешь на здоровье, я тебе с собой бутерброды заверну,
чтобы не скучал на работе, - грустно пошутила Настя. - Только дай мне
ответ побыстрей.
Она проводила Зубова, вернулась на кухню и принялась убирать со сто-
ла. Внезапно руки ее ослабели, пальцы сами собой разжались, и чашки с
блюдцами, которые она собиралась поставить в раковину, грохнулись на
пол. Сначала она даже не поняла, что произошло, и наклонилась, чтобы по-
добрать осколки. Куски битого фарфора, казалось, ожили и никак не дава-
лись ей в руки, разбегаясь во все стороны, дразня своей близостью и дос-
тупностью и проскальзывая между пальцами, которые вдруг стали какими-то
неловкими и негибкими. У Насти закружилась голова, ей пришлось выпря-
миться и сесть. Ее начало трясти.
С момента, когда она поняла, что ее пытались убить, прошло восемнад-
цать часов. Все это время она вела себя как нормальный человек, находя-
щийся в здравом уме и твердой памяти, сумела объясниться с начальником,
разыскать Короткова и Доценко и внятно разъяснить им суть нового зада-
ния, привезла домой Олега Зубова и изощрялась в приготовлении сэндвичей.
Все это время ее психика мужественно вытесняла из сознания мысль о том,
что она целую неделю ходила по краю пропасти и только чудом не свалилась
в нее. За эту неделю она могла умереть три раза. Три раза смерть подсту-
пала так близко, что Насте казалось, она теперь знает ее запах. У смерти
был запах клубничной жевательной резинки и тяжелый горький запах дорогой
туалетной воды. Этот горький запах лишь слегка коснулся ее обоняния там,
возле автостоянки, но вчера, когда незнакомый мужчина сбил ее с ног и
сам упал на нее, эта теплая полынная горечь, в которой смешались запахи
парфюмерии и разгоряченной кожи, буквально ударила ей в нос. На протяже-
нии последних восемнадцати часов Насте удавалось действовать более или
менее разумно и сознательно, но теперь силы покинули ее, механизм психи-
ческого вытеснения дал сбой и заглох, и страшная мысль о смерти пронзила
ее непереносимой болью.
Сначала начали трястись руки, потом от озноба застучали зубы. Настя
заметалась по квартире, сама не зная, что она ищет, бессмысленно перед-
вигаясь из кухни в комнату и обратно. Периодически она ловила себя на
том, что, оказавшись в комнате, ищет глазами плиту и холодильник, а вой-
дя в кухню, пугается, оттого что не видит компьютера. Она теряла конт-
роль над своими мыслями, не замечая, как переходит из одного помещения в
другое. Она смотрела на часы, отмечая про себя время, и через несколько
секунд забывала, который час, и снова искала глазами циферблат. Ей каза-
лось, что, если она сможет закричать, даже тихонько, ей станет легче, но
горло словно свело судорогой, и ей не удалось выдавить из себя ни звука.
Состояние ее быстро ухудшалось, к ознобу и дрожи присоединилась го-
ловная боль, потом начало покалывать сердце, стала неметь левая рука.
Она хотела было позвонить Леше и попросить его приехать, но почему-то
никак не могла правильно набрать его номер. Это было похоже на дурной
сон, в котором тебе очень нужно позвонить, но на циферблате не оказыва-
ется нужных тебе цифр или вообще телефон устроен как-то непонятно и ты
никак не можешь разобраться в хитрой механике. Настя несколько раз попа-
ла не туда и в отчаянии махнула рукой на свои бесплодные попытки дозво-
ниться до Чистякова. Ей показалось, что она просто забыла номер его те-
лефона, и от этого еще больше расстроилась. Память всегда была ее безот-
казным орудием, и если она не может вспомнить номер телефона, по которо-
му звонила много лет, значит, у нее действительно плохо с головой.
Настя утратила контроль не только над мыслями, но и над временем.
Когда позвонил Зубов, ей казалось, что он только что ушел, хотя на самом
деле с того момента прошло не меньше трех часов.
- Все правильно, - сообщил он. - Провода оборваны примерно семьдесят
пять - семьдесят восемь часов назад. Получается, это произошло в среду,
первого марта, с пятнадцати до восемнадцати часов.
После звонка эксперта ей стало немного легче. Она заставила себя ду-
мать об убийстве Галактионова, самоубийстве Войтовича и трех покушениях
на себя не как о смертях, несущих людям боль утраты, а как о событиях,
из которых нужно складывать единую картину. Поменьше эмоций, поменьше
моральных оценок, сейчас нужно оперировать только сухими фактами, чтобы
успокоить мозг привычной аналитической работой, логическими построения-
ми, не дать страху взять верх и лишить ее, Настю, работоспособности. В
конце концов нужно взять себя в руки и позвонить Вадиму. Он обещал се-
годня объяснить ей какую-то деликатную вещь. Конечно, было бы лучше, ес-
ли бы она разговаривала с ним, уже получив информацию от Короткова и До-
ценко, но откладывать звонок было нельзя.
Правильно набрав номер с первой же попытки, она резко выдохнула и ед-
ва заметно улыбнулась. Кажется, ей удается преодолеть себя.
- Ну как, вы получили указания? - спросила она, не сочтя нужным даже
поздороваться. - Я могу наконец услышать ваши объяснения?
- Да, - твердо ответил Вадим. - Где я могу с вами встретиться?
Настя взглянула на часы. Половина десятого вечера. Поздновато для
свиданий с малознакомым мужчиной, которому ты к тому же не доверяешь.
- А по телефону нельзя? - спросила она.
- Не хотелось бы. Эта история не для телефона.
- Вы ставите меня в сложное положение, Вадим. Вы ведь понимаете, что
после вашего вчерашнего спектакля про случайное знакомство и автобус,
который редко ходит, я не могу вам доверять. И хотя я понимаю, что вы в
некотором роде мой коллега и действовали как профессионал, ваш обман
заставляет меня задуматься. Если бы я была случайной теткой с улицы, по-
павшей в орбиту криминальной ситуации, ваше поведение называлось бы опе-
ративной комбинацией, а ваши байки про автобус - легендой. Но поскольку
я не случайная тетка с улицы, а занимаюсь криминальной ситуацией по дол-
гу службы, все ваши профессиональные приемы по отношению ко мне я расце-
ниваю как обман. Грубо говоря, вранье, а мягко выражаясь - как грязную
игру, которую мои коллеги, не знаю, правда, из какого ведомства, ведут
против меня и против моих интересов в данной криминальной ситуации. Я
ясно объяснила? И вот теперь вы хотите, чтобы я встречалась с вами позд-
ним вечером? Где? На улице? У вас дома? У меня дома? Вы должны отдавать
себе отчет, что для меня все эти варианты неприемлемы. Я вам не доверяю
и вас боюсь.
- Я даже не знаю, что вам предложить, - растерянно произнес Вадим. -
Я согласен на любые ваши условия, кроме разговора по телефону.
- А я, в свою очередь, не могу предложить вам ничего другого, кроме
разговора по телефону. И как мы будем выкручиваться из создавшейся си-
туации?
- Не знаю. Хотите, я приеду к вам на работу?
Вас это устроит?
- Меня это устроит с точки зрения безопасности, но не устроит с точки
зрения времени. Я не могу ждать до завтра, я хочу выслушать ваши объяс-
нения сегодня. А лучше - немедленно.
- Ну тогда я не знаю! - раздраженно воскликнул Вадим. - Вы сами не
понимаете, чего хотите. Я вам сказал, я согласен на все, кроме разговора
по телефону. Когда придумаете вариант, который вас устроит, позвоните
мне.
Услышав короткие гудки отбоя, Настя недоуменно уставилась на телефон-
ную трубку. Интересное кино! Вчера он чуть ли не стелился перед ней, и
расставаться ему с ней, видите ли, не хотелось, и от смерти он ее спа-
сал, рискуя собственной жизнью, и смотрел ласково. А сегодня разговари-
вает так, как будто она милостыню у него просит. Совершенно очевидно,
что он не станет ничего обсуждать по телефону. И этому могут быть только
две причины: либо то, что он собирается сказать, действительно составля-
ет невероятно важную государственную тайну, а у него есть основания бо-
яться прослушивания телефона; либо он ищет повод встретиться с ней, ему
обязательно нужно встретиться с ней. Опять же зачем? И опять же причин
может быть несколько. Он хочет ее убить. Со вчерашнего дня что-то изме-
нилось, и если вчера он помешал убийству, то сегодня считает, что уже
пора. Или он хочет ее, Настю, кому-то показать. Может быть, тем же убий-
цам, которые расправятся с ней несколько позже, в другом месте и в дру-
гое время. Или он хочет записать на магнитофон ее голос и сделать ка-
кой-нибудь хитрый монтаж. Или сфотографировать ее и потом сделать фото-
монтаж. В любом случае понятно, что встреча ему нужна позарез, может
быть, не срочно, но обязательно, для какой-нибудь очередной комбинации.
Выхода нет, придется приглашать его к себе домой, по крайней мере можно
быть уверенной, что здесь ее не сфотографируют и никому не покажут.
Она снова позвонила.
- Вы можете приехать ко мне, - сухо сказала она Вадиму. - Но с усло-
вием: выполнять все мои требования. И имейте в виду, о вашем визите, ес-
ли мы договоримся, я немедленно сообщу своему начальнику. Он будет зво-
нить мне каждые десять минут до тех пор, пока вы не уйдете. Если я не
сниму трубку, по моему и по вашему адресам тут же будут посланы оперг-
руппы. Ваша фамилия Бойцов?
- Да.
- Вы живете на Ореховом бульваре, дом семнадцать, квартира пятьсот
тридцать вторая?
- Да, верно.
- Видите, я не блефую. Так как, Вадим, на таких условиях приедете ко
мне?
- Я выезжаю, - коротко ответил он.
Он припарковал машину там же, где стоял три дня назад, ожидая, пока
наемные убийцы выйдут из дома. Включил сигнализацию, запер и привычно
проверил двери. Поднимаясь в лифте на девятый этаж, чувствовал, как глу-
хо колотится сердце. Эта женщина непредсказуема. Ее главная хитрость -
отсутствие хитрости, к которому он не привык. Всю жизнь он оттачивал
свое мастерство в разгадывании сложных ходов и невероятных хитросплете-
ний, здесь он чувствовал себя уверенно. Оказалось, что простота и прямо-
та тоже требуют навыка, если ты к ним не приучен. Одно дело недомолвки,
намеки, увертки, переигрывание друг друга "на один ход", и совсем другое
- когда тебе говорят: один раз ты меня уже обманул, теперь я тебе не ве-
рю и тебя боюсь. И ты попадаешь в идиотскую ситуацию, когда вынужден
клясться и доказывать, что ты не врешь, понимая при этом, что, во-пер-
вых, ты все-таки врешь, а во-вторых, тебе все равно не верят.
Вадим подошел к уже знакомой двери, из которой трое суток назад он
вынимал взрывное устройство, и нажал кнопку звонка.
- Открыто! - донеслось из глубины квартиры. - Входите!
Он осторожно открыл дверь и вошел в освещенную прихожую.
- Анастасия, - негромко позвал он.
- Я здесь, - донеслось в ответ, - в кухне. Раздевайтесь, я сейчас.
Бойцов снял легкую кожаную куртку - он не любил тепло одеваться, ког-
да ездил на машине. Повесил ее на вешалку и глянул на себя в зеркало.
Женщины считали его красивым, а мужчины называли "качественным", говоря,
что в нем нет "конфетности", зато чувствуется порода.
- Ботинки снимать? - спросил он громко.
- Обязательно. Если вы в свитере или в пиджаке, то их тоже снимите.
- Зачем? - удивился он, снимая тяжелые ботинки и пристраивая их на
коврике так, чтобы мокрая грязь не оставляла следов на паркете.
- Я сказала - снимайте, - услышал он в ответ холодный голос Каменс-
кой. - Мы же договорились: вы соблюдаете все мои требования. А они будут
достаточно жесткими, учитывая степень моего недоверия к вам. Так что
приготовьтесь.
Бойцов покорно стянул с себя пуловер и бросил его в прихожей на стул.
- Теперь я могу зайти на кухню?
- Можете, только медленно. Встаньте на пороге, чтобы я вас видела.
Вадим сделал два шага в сторону кухни и замер в дверном проеме. Ка-
менская стояла прямо перед ним. В одной руке она держала спортивные брю-
ки и какую-то трикотажную майку, в другой был зажат пистолет, нацеленный
прямо в живот Бойцову.
- Возьмите, - она протянула ему брюки и майку. - Переоденьтесь.
- Где? - тупо спросил Вадим.
- Прямо здесь, чтобы я вас видела.
- Но зачем?
- А вам не понятно? Я хочу быть уверенной, что у вас в карманах ниче-
го нет и что на вашем теле не прилеплено пластырем что-нибудь эдакое,
что мне не понравится. Устраивать шмон я не собираюсь, мне проще вас пе-
реодеть. И не вздумайте рассказывать мне, как вы меня стесняетесь, не
будьте смешным.
Бойцов молча ослабил узел галстука и резким движением сорвал его че-
рез голову, расстегнул рубашку, снял и швырнул на стул, где уже лежал
его пуловер. Натянул протянутую Настей майку и нерешительно взялся за
брючный ремень.
- Давайте, Вадим, не тяните резину, уже почти одиннадцать часов. При-
личным людям пора спать ложиться, а вы мне голову морочите своими дели-
катными секретами.
Он покорно расстегнул ремень и снял брюки, мысленно поблагодарив
судьбу за то, что своего мускулистого пропорционального тела ему стес-
няться никогда не приходилось. Приготовленные хозяйкой спортивные штаны
оказались ему коротковаты, но в данной ситуации это не имело никакого
значения. Он стоял на пороге кухни в носках, коротких брюках и чужой
тесной майке, а в живот ему был нацелен пистолет, причем пистолет, несо-
мненно, заряженный. И значение сейчас имело только это.
- Проходите, садитесь, - сказала Настя, отступая назад и освобождая
ему проход. - Нет, не сюда, вон туда, пожалуйста, спиной к окну.
Когда он уселся, Каменская села напротив него, оказавшись рядом с
дверью. "Грамотно, - оценил Бойцов. - Теперь я не смогу выйти отсюда,
если она этого не захочет".
Не выпуская оружие из рук, она сняла трубку стоящего на кухонном сто-
ле телефона и набрала номер.
- Это я, - произнесла она. - Бойцов приехал. Да, хорошо, через пять
минут.
- Вы говорили - через десять, - заметил Вадим, когда она положила
трубку.
- Я передумала, - невозмутимо ответила Каменская. - Итак, я вас слу-
шаю.
- Нам стало известно, - начал он, - что вы восстанавливаете материалы
сгоревшего во время пожара уголовного дела Григория Войтовича. И у вас
возник вопрос о том, по чьему ходатайству он был освобожден из-под стра-
жи. Я уполномочен сообщить вам, что это мы ходатайствовали о его осво-
бождении. Документальных следов, естественно, нет никаких. Но нам бы не
хотелось, чтобы у прокурора, который пошел нам навстречу, были какие-ли-
бо неприятности из-за этого. Уверяю вас, он не сразу согласился выпол-
нить нашу просьбу, но перед интересами безопасности страны меркнут все
остальные резоны. Вы согласны?
- Пока нет. Что это за интересы безопасности страны?
- Видите ли, Войтович делал для нас одну работу, он участвовал в раз-
работке сверхсекретного проекта, а убийство жены совершил в самый ответ-
ственный момент работы. Продолжать разработку без него было невозможно,
он в этом проекте был генератором идей, без него вся работа застопори-
лась бы. Естественно, мы нажали на все рычаги, чтобы Григория Ильича от-
пустили домой. Речь, как вы понимаете, не шла о том, чтобы освободить
его от уголовной ответственности, ведь он совершил тяжкое преступление и
должен быть наказан. Речь шла только о том, чтобы в период, пока идет
предварительное следствие и судебное разбирательство, Войтович находился
дома под подпиской о невыезде и мог продолжать научную работу. Вот и
все. Он не собирался никуда сбегать, он не отрицал своей вины и никоим
образом не мог, находясь на свободе, мешать следствию. Он был заинтере-
сован довести проект до конца, потому что должен был получить за него
солидный гонорар, который позволил бы его матери растить оставшегося у
него маленького ребенка без особых материальных трудностей, пока он бу-
дет отбывать срок за убийство. Так что он совершенно точно никуда не
сбежал бы, он был человеком совестливым и порядочным.
- Настолько совестливым, что убил свою жену? - уточнила Каменская, не
скрывая сарказма. - Я могу узнать, о каком проекте идет речь?
- Нет. Нам категорически запрещено это обсуждать. Даже я этого не
знаю. Я знаю только то, что сказал вам.
- Кто-нибудь в Институте знал о том, что Войтович работал на вас?
- Никто. С ним было заключено трудовое соглашение, где одной стороной
выступал он, а другой - некая частная фирма.
- Какая?
- Не знаю. Честное слово, не знаю. Я не имею отношения к стратегичес-
ким разработкам, я такой же оперативник, как и вы.
- Значит, в Институте никто об этом не знает?
- Я надеюсь, что нет, если только Войтович сам не рассказал кому-ни-
будь. Но я надеюсь, что этого не произошло. Наше ведомство уже не первый
раз прибегало к услугам Григория Ильича, и мы знали, что он человек
очень ответственный и к разглашению тайны относился серьезно. Кстати, об
этом свидетельствует и тот факт, что ваши сотрудники работают в Институ-
те целый месяц, а так и не смогли выяснить, кто ходатайствовал за Войто-
вича. Если бы он хоть одной живой душе проговорился, факт его работы на
нас уже давно всплыл бы на поверхность, и вы бы узнали об этом.
"Пока, кажется, все идет нормально. То, что я ей рассказываю, доста-
точно полно соответствует действительности. Мы в самом деле ходатайство-
вали за Войтовича, потому что были заинтересованы в его работе над про-
ектом. Это чистая правда. За одним небольшим исключением: Войтович не
заключал с нами никакого трудового соглашения и вообще не знал, что ра-
ботает на нас. Он работал на какого-то неведомого "гражданского" заказ-
чика, которому приспичило поставить у себя антенну, аналогичную той, ко-
торую недавно установил у себя Институт. Даже научный руководитель про-
екта не знает, что работает в конечном итоге на нас, он уверен, что его
прибор попадет к Мерханову. И сам Мерханов тоже в этом уверен. Какое ра-
зочарование его ждет... Хорошо, что в числе разработчиков оказалась Лит-
винова, на сексуальных проблемах и угрозе огласки ее подцепили быстро и
без всяких усилий. Она вполне успешно заменила Войтовича. Конечно, он
был невероятно талантлив, но в работе над прибором его использовали
"втемную", обманывая и не показывая истинного предназначения антенны.
Его руководитель оказался достаточно осторожным и ни с кем не поделился
своим чудовищным замыслом. Он не мог не понимать, что, знай Войтович
правду, он бы спроектировал этот прибор за две недели. Но правду гово-
рить было нельзя, поэтому они и возятся уж" почти три месяца. Пришлось
открыть глаза Литви новой. До Войтовича ей далеко, она и на десятую долю
не так талантлива, как он, но, зная истинно" предназначение прибора и
имея под рукой все разработки Войтовича, она продвигается вполне успеш-
но. А тот человек, под чьим руководством он выполняет "левый" заказ, да-
же и не догадывается, что Инна Федоровна все знает. Слава Богу, в нашей
стране сексуальные меньшинства все еще считаются чем-то вроде неполно-
ценных выродков".
- Вот, собственно, все, что я должен был вам сказать.
- А вы вместо этого ходили за мной по пятам целую неделю, - зло отве-
тила Каменская. - Зачем? Почему вы мне не сказали все это сразу? И поче-
му именно мне, а не Короткову, который постоянно работает в Институте,
или не моему начальнику?
- Я должен был сам решить, кому из вас сказать об этом. Вы же понима-
ете, информация действительно весьма деликатная, ее не каждому можно до-
верить. Ни о вас, ни о Короткове, ни о полковнике Гордееве я ничего не
знал, и мне следовало предварительно изучить каждого из вас, чтобы ре-
шить, с кем первым я могу поговорить об этом. Я отдавал себе отчет, что
эта информация должна будет принять какой-то... официальный вид, я бы
так сказал. То есть следователь, восстанавливающий дело, должен иметь в
руках веский довод, почему Войтович был освобожден и почему нигде нет об
этом никакого документа, кроме вынесенного следователем постановления.
Поэтому очень важным было правильно выбрать именно первого, кому я об
этом скажу, чтобы найти с ним общий язык, достичь взаимопонимания и
вместе выработать линию, которой следует придерживаться в дальнейшем,
чтобы не разгласить государственную тайну и не поставить других людей в
неловкое положение.
- Значит, вы меня изучали, а меня в это время кто-то пытался убить.
Так?
- Так, - подтвердил он, глядя на нее выразительными серыми глазами и
стараясь сделать свой взгляд как можно более теплым и ласковым. Однако
под дулом пистолета это получалось плохо. Каменская сидела напротив него
с бесстрастным холодным лицом, на губах ее не мелькала даже тень улыбки,
очень светлые глаза казались острыми и пронзительными, хотя Вадим пони-
мал, что светлые глаза почти всегда производят такое впечатление, когда
человек сердится, даже если этот человек не обладает никакой особой про-
ницательностью.
- И кто пытался меня убить? - продолжала она свой допрос.
- Я не знаю. - Бойцов постарался придать лицу выражение абсолютной
искренности. - Сам в догадках теряюсь.
- Я вам не верю, - спокойно сказала Каменская, глядя в какую-то ей
одной видимую точку, расположенную где-то между бровями Бойцова.
- Но я действительно не знаю! - воскликнул он, с ужасом ощущая, что
внутри не загорается тот огонь театральности, который всегда помогал ему
быстро вживаться в роль и быть очень убедительным. Сегодня его охватил
ступор, и роль явно не получалась. То ли он перенервничал, то ли эта
женщина так на него действует. Искусство "втирания" в доверие требует,
чтобы ты играл роль такого человека, который наиболее приятен твоему со-
беседнику. Какие люди вызывают симпатию у Каменской, он не знал. Интуи-
ция не помогала, потому что Анастасия была непохожа на всех тех женщин,
которых он знал раньше, успел мысленно разбить на типологические группы
и составить примерные портреты мужчин, которым легче всего сблизиться с
представительницами каждого типа. Эта женщина не подпадала ни под один
знакомый ему тип, ни женский, ни мужской, и Вадим никак не мог выстроить
свою линию поведения, чтобы добиться нужного результата. А может быть,
ему мешали настроиться регулярные, каждые пять минут, телефонные звонки.
- Я вам не верю, - устало повторила она. - И вы не выйдете отсюда,
пока мы с вами не проясним этот вопрос. Либо вы представите мне убеди-
тельные доказательства того, что вы действительно этого не знаете, либо
скажете, кто это. Тепшт поп Дагиг, как сказали бы древние римляне. Хоти-
те чаю или кофе?
- Хочу, - благодарно отозвался он, сумев скрыть удивление от внезап-
ной перемены настроения хозяйки. Демонстрирует абсолютное недоверие и в
то же время предлагает чай. Она невозможна!
- Тогда встаньте, зажгите газ и поставьте чайник. Я не могу риско-
вать, оставляя вас не под прицелом.
- Но я же без оружия, - откликнулся Бойцов, ставя чайник на плиту. -
Чего вы боитесь?
- Вы сильны и тренированны, а я не умею драться, не владею приемами
самообороны и не могу постоять за себя. Если я не буду держать вас под
прицелом, вы справитесь со мной одной левой.
- Да с чего вы взяли, что я собираюсь нападать на вас, Анастасия! Ес-
ли бы я хотел причинить вам вред, я бы не стал три раза вас спасать. Не-
ужели это не очевидно?
- Не-а, - она покачала головой и вдруг озорно улыбнулась. - Вот
это-то как раз меня больше всего и занимает. Ну так что, Вадим Бойцов,
1962 года рождения, образование высшее, не женат, детей не имеет, не су-
дим, не был, не привлекался, выезжал за рубеж дважды, скажете вы мне,
кто за мной охотится, или нет?
Она слушала, как Бойцов горячо уверял ее в том, что не знает, кто так
упорно стремился ее убить. Он выдвигал разные версии, говорил что-то о
сумасшедших экстремистах, которые хотят, отстреливая работников, мили-
ции, убедить население в ненадежности органов правопорядка и добиться
тем самым смещения ряда руководителей правоохранительной системы. Он
предлагал ей вспомнить, не занималась ли она в последнее время каки-
ми-нибудь опасными преступлениями, за раскрытие которых ей могли бы
мстить. Он спрашивал, нет ли у нее ревнивого любовника или несостоя-
тельного должника, который взял у нее деньги и не хочет их возвращать.
Он очень старался.
Настя вяло поддерживала разговор, прихлебывая чай, и терпеливо ждала,
когда "клиент дозреет" и устанет изощряться. Каждые пять минут ей звонил
Гордеев, она говорила ему несколько слов вроде "пока жива" и продолжала
слушать Бойцова. "Он знает, - стучало у нее в голове. - Он знает, кто
хотел меня убить. Почему он спасал меня? Может быть, я случайно влезла в
какую-то игру, которую они ведут между собой? Может быть, Вадим играет
против тех, кто хочет меня убить, и поэтому меня спасает? Мало ли чего
они там между собой не поделили... А он им вредит, из каких-то соображе-
ний срывает их планы. Естественно, он мне их не назовет, потому что под-
пишет себе этим смертный приговор. Они ему не простят болтливости. Если
же мои убийцы не из числа его коллег, а он все равно их покрывает, то
плохи мои дела. Получается, что я влезла в ситуацию, в которой у его ве-
домства есть общие интересы с преступниками. Тут уж точно мне не выпу-
таться. Куда мне против них..."
- Ну почему вы мне не верите! - в отчаянии взмолился Бойцов. - Я
действительно не знаю, кто на вас покушался. Я не знаю, не знаю! Я и так
уже рассказал вам все, что знал.
- Ладно, - примирительно кивнула она. - Теперь я расскажу вам все,
что знаю, чтобы вы не чувствовали себя обделенным. Хотите? Тогда слушай-
те.
...Жил-был в городе Москве талантливый ученый-физик Григорий Войто-
вич. Он очень долго не женился, все выбирал себе жену, и наконец выбрал
молодую ослепительную красавицу Евгению. Посмотрите, вот ее фотография
того периода, когда она познакомилась с Войтовичем. Они поженились, у
них родилась дочка. Все мужчины завидовали маленькому плешивому Грише
Войтовичу, который сумел "урвать" себе такой лакомый кусочек. Евгения
любила мужа и хранила ему верность, в семье царили мир и покой.
Несколько месяцев назад, во время работы над плановой темой, Войтович
заметил, что разрабатываемое ими устройство дает так называемый обратный
эффект. Подопытные животные реагировали на него весьма агрессивно,
вплоть до пожирания друг друга, что вообще-то им несвойственно. Пос-
кольку устройство предназначалось для использования в городской среде,
Григорий Ильич стал настаивать на том, чтобы изложить результаты наблю-
дений за подопытными животными в итоговом отчете по теме. Это, несомнен-
но, привело бы к обнародованию того факта, что антенна, имеющая вполне
мирное предназначение, дает и обратный эффект, который выражается в рез-
ком повышении агрессивности живых существ, находящихся в поле действия
"обратной петли". Но кому-то эта идея очень не понравилась. Этот кто-то
стал отговаривать Войтовича от того, чтобы добросовестно изложить ре-
зультаты эксперимента. Я не знаю, как он его уговорил, чем он его взял,
не исключено, что деньгами, но своего он добился. Отчет был сфальсифици-
рован, в нем не было ни одного слова о том, что в поле прямого действия
антенны наблюдается побочный эффект снижения агрессивности, зато в поле
обратного действия агрессивность резко повышается. Разработчики антенны
скрыли эти данные. Зачем? Вот это я хотела бы знать. Получив ответ на
этот вопрос, я ответила бы и на все остальные. Вы, Вадим, не знаете слу-
чайно, зачем они скрыли данные и подделали отчет? Нет? Жаль, я так на
вас надеялась. Хорошо, я продолжу. Григорий Ильич Войтович с красави-
цей-женой и очаровательной малышкой-дочерью живут недалеко от Института,
как раз на территории, которую охватывала та самая "обратная петля". И
через некоторое время Войтович начинает ощущать действие антенны на
собственной шкуре. Красота и молодость жены, которые раньше были для не-
го предметом гордости и обожания, вдруг превратились в постоянный источ-
ник ревности. Ревность все углублялась и углублялась, ссоры в семье, ко-
торых раньше не было вообще, стали практически ежедневными и все более
жестокими, с криками, битьем посуды и угрозами. Войтович много работал,
задерживался в Институте допоздна, сидел там и в выходные дни, и в
праздничные, практически не бывал нигде, кроме дома и своей лаборатории.
Иными словами, несколько месяцев он находился под непрерывным воз-
действием антенны. Он не мог не понимать, что с ним происходит, и нес-
колько раз обращался к человеку, с которым работал когда-то над антен-
ной, и просил его обнародовать истинные результаты экспериментов. И
опять этому человеку удалось уговорить Войтовича. Как? Чем? Я не знаю,
но очень хочу узнать. Наконец происходит самое страшное - Войтович уби-
вает свою горячо любимую жену. Антенна действует на людей по-разному, в
зависимости от длительности пребывания в поле воздействия и от индивиду-
альных особенностей нервной системы и психики. Войтовичу не повезло, его
психика откликнулась на воздействие обратного эффекта весьма бурно, а в
поле воздействия он находился практически постоянно на протяжении шести
месяцев. Он даже не понял, что убил жену, не мог в это поверить, в мо-
мент приезда милиции он был полубезумен. Его забрали и отвезли в место
предварительного задержания, довольно далеко от Института и от антенны.
И он стал приходить в себя. Он стал осознавать случившееся, припоминать,
как и почему совершил убийство. И понял, что сам во всем виноват. Он дал
себя уговорить, проявил слабость, уступил соблазну... Вы не знаете, Ва-
дим, какому соблазну он уступил? Нет? Жаль. Так вот, Войтович понимает,
что виноват во всем только он один. Вы просите, чтобы его отпустили до-
мой. Через три дня он кончает с собой, написав предсмертную записку с
такими словами: "Корни нашей вины уходят в бесконечность". Вам понятен
смысл этой фразы, Вадим? Опять нет? Что ж, я вам сейчас объясню. Посмот-
рите для начала вот это. Открывайте папку и смотрите. Открывайте, откры-
вайте, не стесняйтесь. Это фотографии зверски зарезанной Евгении Войто-
вич. А это - жертвы других преступлений, совершенных на территории той
самой "обратной петли". Вот этого мальчика забили до смерти школьники,
ученики восьмого класса. Знаете за что? Он гулял с собакой рядом с пло-
щадкой, где они играли в футбол. Собака увидела мяч, вырвала у него из
рук поводок и выбежала на площадку. Она была молодая и пока еще не обу-
ченная, ей очень хотелось поиграть. Юные футболисты были весьма недо-
вольны тем, что на поле оказалась собака, и убили хозяина, которому было
восемь лет. Посмотрите, во что они его превратили. Смотрите, Вадим,
смотрите как следует, вам это пригодится. А это две девочки, ученицы
шестого класса, им по одиннадцать лет. Их изнасиловали и убили учащиеся
ПТУ, четырнадцать парней в возрасте шестнадцати-семнадцати лет. А вот
этот мужчина оказался там случайно, шел из гостей, хотел закурить на
улице, но у него не оказалось спичек, и он, на свою беду, попросил
огонька у группы молодых людей, что-то обсуждавших в скверике. Им пока-
залось, что прохожий был недостаточно вежлив, сказав им: "Ребята, у вас
прикурить не будет?" Они сочли, что он должен был сначала поздороваться.
Его долго не могли опознать, потому что документы он с собой в гости не
брал, а лицо молодые люди превратили в бесформенное месиво. А это - па-
рализованная старуха, которую убила собственная дочь. Старуха была пол-
ностью обездвижена, но речь была сохранена, и она, как каждый больной
человек, к тому же и пожилой, была несносна. Капризничала, придиралась,
жаловалась; не давала дочери возможности вести хоть какую-нибудь личную
жизнь. Но разве из-за этого убивают? Да еще так жестоко. Смотрите, Ва-
дим, внимательно, это все, что я смогла собрать, но у меня было мало
времени. Это лишь небольшая часть того кошмара, который происходил в
Восточном округе нашего города. Но и этого достаточно, чтобы понять, ка-
кова была цена, заплаченная за то, что кто-то сумел уговорить Войтовича
промолчать. Так, может быть, вы скажете мне, ради чего он молчал? Ради
чего заставил людей платить такую чудовищную цену? Снова нет? Ладно, да-
вайте сюда папку с фотографиями, смотрите теперь вот на эту карту. Вот
Восточный округ, вот здесь находится Институт. Видите неправильную
восьмерку? Та петля, которая побольше, совпадает с полем прямого
действия антенны и, соответственно, полем побочного эффекта в виде сни-
жения агрессивности. Здесь очень мало точек, а точки эти обозначают мес-
та совершения убийств и изнасилований. И даже те точки, которые есть,
разных цветов, но среди них почти нет черных и фиолетовых. Это означает,
что убийства здесь, конечно, совершаются, но преимущественно не по хули-
ганским или бытовым мотивам, не в семье, а из корысти, мести, по заказу,
с целью сокрытия другого преступления, например, изнасилования. И вообще
убийств здесь намного меньше, чем в любом другом районе города. А вот
петля, которая поменьше, почти сплошь состоит из фиолетовых и черных то-
чек, ими обозначены бытовые и хулиганские убийства. Вы знаете, что такое
убийство из хулиганских побуждений? Это когда убивают человека, с кото-
рым нет никаких отношений, с которым ничто не связывает, убивают просто
так, потому что цвет его волос не понравился, или потому, что он попро-
сил прикурить, не сказав перед этим "Добрый вечер, граждане", или просто
потому, что у тебя плохое настроение и тебе хочется кого-нибудь убить.
Что вы так на меня смотрите, Вадим? Вы не знаете, что из-за этого убива-
ют? Ну да, конечно, у вас же государственные интересы, куда вам до наших
будничных милицейских забот, вы и знать не знаете, из-за чего обыкновен-
ные люди убивают других обыкновенных людей, у вас же одни шпионские
страсти на уме...
Она убрала карту одной рукой, другой по-прежнему крепко сжимая писто-
лет. Лицо Вадима почти не изменилось, только стало строже и как бы суше,
серые глаза перестали излучать тепло и стали холодными и жесткими. Он ни
одним словом не прервал ее тягостный рассказ даже тогда, когда в пе-
чальную повесть с раздражающей регулярностью вторгался очередной теле-
фонный звонок.
- Так что, Вадим Бойцов, неженатый и несудимый, дадите вы мне ка-
кой-нибудь ответ на мои вопросы? Во имя чего все это? Зачем все это? Ко-
му заплачена такая страшная цена? И кто уговорил Войтовича молчать?
Он молчал. Настя решительно встала и сделала дулом пистолета вырази-
тельное движение вверх.
- В таком случае убирайтесь отсюда. Переодевайтесь и уходите. Я не
могу ни о чем разговаривать с человеком, которому нечего сказать после
всего, что он увидел и услышал здесь. Спасибо вам за информацию о хода-
тайстве. И спасибо за то, что не дали меня убить. Но моя благодарность к
вам не перевешивает того отвращения, которое во мне вызывает ваше равно-
душие. Вас интересует безопасность нашего государства? А меня не интере-
сует государство, которому наплевать на людей. И мне, в свою очередь,
наплевать на безопасность такого государства. Я готова согласиться с
тем, чтобы такого государства не было совсем, потому что такому госу-
дарству мешает его собственное население, как хаму-продавцу мешают поку-
патели, а плохому врачу мешают спокойно жить пациенты с их глупыми бо-
лезнями и нудными жалобами. Если вы, Бойцов, выступаете от имени ТАКОГО
государства, то я ненавижу и его, и вас, и всех ваших коллег. И я буду
делать все, что сочту нужным, чтобы прекратить тот кошмар, который воца-
рился в Восточном округе. На крыше Института стоит полсотни антенн, и я
не знаю, какая из них мне нужна. Но если я не добьюсь правды, я взорву
Институт. Подложу бомбу и взорву, но я прекращу этот ужас. И пусть меня
посадят.
Бойцов слушал ее тихий монотонный голос и не мог поверить своим ушам.
Когда люди говорят такие слова, они распаляются, волнуются, ведь они го-
ворят о самом главном принципе своей жизни, о своем кредо, о том, что
идет из самого сердца. Он немало слышал таких монологов и признаний и
знал, как они обычно звучат. Каменская же говорила так, словно дошла до
последней черты отчаяния, за которой нет уже ничего, даже страха за свою
жизнь, даже присущего любому психически здоровому человеку инстинкта са-
мосохранения.
Он безмолвно переоделся в свою одежду, натянул куртку и молча вышел
из квартиры. На пороге он замер, борясь с сильным желанием обернуться и
посмотреть ей в глаза. Но он знал: дуло пистолета как магнитом притянет
его глаза и уже не отпустит, он просто не найдет в себе сил смотреть в
ее лицо. У Вадима Бойцова инстинкт самосохранения был развит хорошо.
Когда у стоящего рядом противника в руках оружие, это становится главным
фактором и вытесняет все остальное.
Он вышел из квартиры Анастасии Каменской, так и не обернувшись.
