Глава 2

   Они пили кофе в уютной гостиной, отослав Андрея наверх, в его  комна-
ту. Настя с любопытством смотрела на человека, которого не видела больше
десяти лет. Внешне он мало изменился, если не считать инвалидной  коляс-
ки. Все то же мужественное красивое лицо, все те же ласковые глаза,  ко-
торые умели смотреть так тепло и проникновенно. Светло-каштановые волосы
по-прежнему густые, и даже седины почти нет.
   - Как я должен понимать твой визит?
   - Как женский каприз, - уклончиво ответила она.
   - Это что-то новенькое, - скупо улыбнулся  Соловьев.  -  Насколько  я
помню, ты не была капризной.
   - Я изменилась.
   - Сильно?
   - Очень. Ты даже представить себе не можешь, Володя, как сильно я из-
менилась.
   - Но я все равно рад тебя видеть.
   - Спасибо. Мне приятно это слышать.
   - Так зачем ты все-таки пришла? С тех пор как мы расстались,  ты  ни-
когда не поздравляла меня с днем рождения.
   - Зачем пришла? Сама не знаю. Захотелось  увидеть  тебя,  посмотреть,
каким ты стал за эти годы. Я же любила тебя, хотя, может быть, тебе неп-
риятно об этом вспоминать.
   - Каким я стал за эти годы? - зло  переспросил  Соловьев.  -  Я  стал
вдовцом и беспомощным инвалидом. Ты удовлетворила свое любопытство?
   - Мне очень жаль, - тихо сказала она, глядя ему в глаза. - Хочешь по-
говорить об этом?
   - Нет. Бессмысленно об этом  говорить,  поправить  все  равно  ничего
нельзя.
   - Ну, коль так - тогда и не заговаривай об этом.
   Его взгляд потеплел, и Настя на какой-то миг снова попала под  очаро-
вание его невероятных серых глаз.
   - Ни капли ты не изменилась, - произнес он почти весело. - Все  такая
же хитрюга. Ловишь на слове и оборачиваешь каждый промах в свою  пользу.
Ты чем занимаешься? Где-нибудь на фирме бабки заколачиваешь?
   - Конечно. Сейчас все юристы на фирмы подались.
   - Тем более с твоим знанием иностранных языков, - подхватил Соловьев.
- Сколько? Три, если не ошибаюсь?
   - Пять, - с улыбкой поправила Настя. - Английский,  французский,  ис-
панский, итальянский, португальский. Но по сути, конечно, ты прав. Языки
латинской группы так похожи, что могут считаться за один.
   - Да уж, с твоей головой да с языками в милиции тебе делать нечего. А
помнишь, как ты волновалась перед распределением, боялась, что  тебе  не
дадут направление в милицию, а определят куда-нибудь юрисконсультом?  Ты
тогда так хотела надеть погоны и служить, я же помню. Теперь,  наверное,
самой смешно, да? Юрисконсульты со стажем сегодня на вес золота, особен-
но хозяйственники и жилищники. Самые богатые люди нашей страны.
   Настя за много лет привыкла к таким разговорам. Первое время  они  ее
ужасно злили, потом она как-то притерпелась к тому, что  многие  считают
противоестественной ее любовь к милицейской работе.
   - И много ты зарабатываешь на своей фирме?
   - Не очень. Ты же знаешь мое пристрастие к порядку. Я не стала бы ра-
ботать в конторе, которая делает большие деньги незаконным путем. А  за-
конным путем да после уплаты налогов деньги получаются пока маленькие.
   - Ну, на машину все-таки заработала, - заметил он.
   - Это машина мужа.
   - Так ты еще и замужем?
   Он снова не смог скрыть изумления, и Настя с трудом удержалась, чтобы
не расхохотаться. Соловьев всегда обладал недюжинным самомнением. Неуже-
ли он полагает, что после их разрыва она будет до гробовой доски  носить
в себе и лелеять страстную и неутоленную любовь к нему?
   - И кто счастливый избранник? Какой-нибудь бизнесмен из "новых  русс-
ких"?
   - Нет. Доктор наук, профессор, лауреат, почетный академик и  так  да-
лее. Полный набор. И машина в придачу.
   - Выгодная сделка, - хмыкнул он. - Не боишься остаться молодой вдовой
при таком пожилом муже?
   - Не боюсь.
   Она легко просчитывала ход его мыслей. Сейчас он наверняка  думает  о
том, что, имея очень заслуженного и очень немолодого  мужа,  она,  Настя
Каменская, решила завести роман и выбрала для начала свою старую любовь.
Все лучше, чем нового возлюбленного искать. Старые-то - они проверенные,
хорошо изученные, надежные. Вот и разыскала его, узнала,  наверное,  что
овдовел. А о том, что инвалид, - не знала. Сейчас он обязательно  скажет
что-нибудь на эту тему.
   - Ты, наверное, разочарована тем, каким я стал.
   Ну конечно. Так и есть. Совсем не изменился за  двенадцать  лет.  Она
по-прежнему без труда угадывает его мысли.
   - Я пока еще не знаю, каким ты стал, - мягко ответила она. - Мы с то-
бой разговариваем всего полчаса. Я сварю еще кофе?
   - Не нужно, это сделает Андрей.
   Соловьев нажал кнопку на маленьком квадратном аппаратике, и сразу  же
послышались шаги: помощник спускался со второго этажа вниз.
   - А ты стал барином, - с усмешкой заметила Настя. - Даже кофе сварить
помощника зовешь.
   Он не ответил, молча глядя на нее. И снова ей стало не по  себе,  как
тогда, двенадцать лет назад, становилось  не  по  себе  от  его  теплого
взгляда. Неужели она еще что-то чувствует по отношению к нему?  Да  нет,
не может этого быть. Не должно  быть.  Тогда  он  имел  слишком  большую
власть над ней, двадцатитрехлетней выпускницей юридического  факультета.
Тогда он мог вить из нее веревки и вытирать о нее ноги, она все  терпела
и все ему прощала, потому что была влюблена без памяти. Сейчас она  сов-
сем другая. Влюбиться без памяти уже не может и веревки вить из себя ни-
кому не позволяет. Даже тем, кто намного сильнее.
   - Ты ждешь сегодня гостей? - спросила она, когда Андрей принес кофе с
вкусными свежими струделями и снова поднялся к себе.
   - Так, заедет кое-кто. - Соловьев неопределенно качнул головой.
   - В котором часу?
   - После пяти. А почему ты спросила?
   - Если ты не хочешь, чтобы меня здесь видели твои  друзья,  скажи.  Я
уйду пораньше.
   - Глупости, - фыркнул он. - Почему я должен тебя скрывать?
   - Не знаю. Мало ли какие у тебя обстоятельства.  Может  быть,  придет
твоя дама.
   - Успокойся, я жду только мужчин.
   - Что ж, это меня радует. Значит, мой приезд сюда не был напрасным.
   Она поставила чашку на стол, поднялась и подошла к нему сзади,  обняв
за шею и прижавшись щекой к густым, слегка вьющимся волосам.
   - Соловьев, какой же ты дурак, - вздохнула  Настя.  -  Почему  ты  не
повзрослел за двенадцать лет?
   Она почувствовала, как напряглись его мышцы. Интересно,  он  пытается
скрыть, что ему неприятно ее прикосновение, или борется  с  желанием  ее
обнять?
   - А ты сама повзрослела?
   - Вот это я и пытаюсь понять сейчас. Для этого и приехала к тебе  се-
годня.
   - Я что-то не понял.
   Голос у него был напряженным, но мышцы слегка расслабились.
   - Я хочу понять, перестала ли я на тебя реагировать. Ты мне мешал все
эти годы, Соловьев. Я все время помнила, как сильно любила тебя. И я хо-
чу наконец убедиться, что это прошло. Или не прошло. Одно из двух. Лучше
знать правду, даже если она мне не понравится, чем мучиться догадками  и
предположениями.
   - И зачем тебе эта правда? - Он чуть склонил голову, прижавшись щекой
к ее руке. - Чем она тебе поможет?
   - Поможет понять, выросла ли я из этой любви  иди  все  еще  бегаю  в
детских штанишках. Мне в этом году исполнится тридцать  шесть.  Рубежный
возраст. Хочу подойти к нему, наведя порядок внутри себя.
   Настя не могла понять, сколько правды  в  том,  что  она  говорит,  и
сколько лжи. Это объяснение она приготовила заранее, оно было  вполне  в
ее стиле и характере и не могло бы удивить того, кто хорошо ее знал.  Но
теперь, произнося отрепетированные мысленно слова, она словно поверила в
них, и ей уже казалось, что действительно она явилась к  своему  давнему
возлюбленному именно за этим. А вовсе не за тем, чтобы попытаться  раск-
рыть тайну исчезновения смуглых темноволосых  юношей.  Ей  было  приятно
прикосновение его щеки к ее руке, ей нравился запах,  исходящий  от  его
волос, она с удовольствием позволяла его теплому взгляду согревать себя.
Ей, как и много лет назад, было хорошо рядом с этим мужчиной.
   Она услышала тихие шаги за спиной и поняла, что помощник Андрей спус-
тился вниз. Не оборачиваясь, она наклонилась к Соловьеву и ласково поце-
ловала его в губы.
   - Прошу прощения, - раздался голос  Андрея,  -  может  быть,  накрыть
обед?
   Настя не спеша выпрямилась и сладко потянулась.
   - Это правильно, Соловьев, гостей надо кормить. Даже незваных. Вы ме-
ня извините, Андрей, но помогать вам на кухне я не буду. Повар  из  меня
никакой. Я лучше посижу с Володей и буду наслаждаться его обществом, ко-
торого я была лишена столько лет. Ты не возражаешь, Соловьев?
   Она снова уселась на диван и поднесла к губам чашку с остывающим  ко-
фе.
   - Как мама? - спросил Владимир Александрович.
   - Цветет. Несколько лет работала в Швеции, теперь вернулась. Признай-
ся, Соловьев, ты был в нее тихо влюблен, да?
   Он рассмеялся, и смех его был легким и радостным. Он  всегда  с  удо-
вольствием вспоминал свои аспирантские годы и своего научного  руководи-
теля - Надежду Ростиславовну Каменскую, женщину столь же одаренную в на-
учном плане, сколь красивую и элегантную.
   - Это точно. В нее влюблялись все мужики от мала до велика. Но я  пе-
ред ней благоговел, И боялся ее ужасно. Кстати, Ася, мне попадались кни-
ги, на которых в качестве переводчика значилась некая Каменская.  Уж  не
ты ли?
   - Я, знамо дело. Маменька  столько  сил  приложила,  чтобы  в  раннем
детстве впихнуть в меня знание языков. Не пропадать же трудам. Мне  удо-
вольствие, кошельку - приварок.
   Постепенно они расслабились, напряжение исчезло, и во время обеда они
уже болтали, будто и не расставались на много лет. Андрей сидел с непро-
ницаемым лицом, словно их разговор никоим образом его не  касался  и  не
интересовал. Настя сделала несколько неловких попыток втянуть его в  бе-
седу, но помощник вежливо отделывался короткими репликами или вообще от-
малчивался, то и дело отходя то к плите, то к холодильнику, то к  мойке.
Когда около половины седьмого раздался звонок в дверь, он, казалось, да-
же вздохнул с облегчением.
   Настя с любопытством всматривалась в новых гостей - руководителей из-
дательства "Шерхан", с которым тесно сотрудничал Соловьев. Это были  ти-
пичные "новые русские", прикатившие на сверкающих дорогих иномарках и не
расстающиеся с сотовыми телефонами, небрежно рассуждающие  о  миллионных
кредитах, процентных ставках и "белом откате". Настя то и дело ловила на
себе их настороженные взгляды, хотя все трое изо всех сил  старались  ее
не замечать, обращаясь исключительно к имениннику или  его  помощнику  и
ведя разговоры на сугубо производственные и только им понятные темы.  Ей
быстро надоела эта демонстрация превосходства. В других  обстоятельствах
она бы уже давно уехала отсюда, но сейчас  она  была  на  работе.  Стало
быть, эмоции в сторону, никаких обид и претензий, а гонор  спрятать  по-
дальше. Ей нужен этот коттеджный микрорайон, ей нужен этот дом.  Значит,
ей нужен Соловьев, и она должна терпеть, как бы с ней здесь  ни  обраща-
лись.
   Стараясь не привлекать к себе внимания, она прошла из комнаты в прос-
торную, красиво отделанную прихожую-холл, достала из стенного шкафа свою
куртку и, набросив ее на плечи, вышла на крыльцо, с одной стороны  кото-
рого были ступеньки, а с другой - пологий съезд для  коляски.  Все  окна
первого этажа были ярко освещены, до нее доносились оживленные голоса  и
смех, и она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой, никому не  нужной,
лишней.
   Опершись на перила, она вытащила сигареты и закурила.  Что  они  себе
думают, эти издатели? Что она - нищая дурнушка, рассчитывающая подцепить
богатого мужика, воспользовавшись тем, что он инвалид и -  уже  вряд  ли
может претендовать на любовь молодой красавицы? Наверное, именно так они
ее и воспринимают. Поэтому и смотрят искоса и явно неодобрительно,  поэ-
тому и демонстрируют ей свое пренебрежение. Ты, дескать, девочка, ни  на
что не рассчитывай, это не твой круг. Не видать тебе состоятельного  Со-
ловьева как своих ушей. Интересно, как бы они посмотрели на нее, если бы
она накрасилась и надела роскошные тряпки, которые мать исправно  приво-
зила ей из Швеции? Стоит ей захотеть, и она может выглядеть  как  киноз-
везда. Только дело в том, что ей этого никогда не  хочется.  Если  нужно
для дела - тогда, конечно, другой разговор. Но по собственной инициативе
Настя Каменская никогда этого не делает. Ей это неинтересно.
   - Отдыхаете от веселья? - раздался голос совсем рядом с ней.
   Настя обернулась и увидела забавного человечка лет  сорока  или  чуть
меньше, плешивого, с густыми и длинными усами, как у картинных запорожс-
ких казаков. Человечек был в хорошем костюме и при галстуке и держал под
мышкой небольшой пакет. Он пришел пешком, и Настя сообразила,  что  это,
наверное, сосед.
   - Скорее даю возможность другим гостям отдохнуть от меня, - приветли-
во ответила она. - Я такая серьезная, а их, похоже, это угнетает.
   - Много народу собралось? - спросил "запорожец", как  ей  показалось,
испуганно.
   - Да нет, всего трое. Заходите, пожалуйста, дверь открыта.
   - Неудобно, - отчего-то засмущался "запорожец". - Я думал, еще никого
нет, хотел поздравить Владимира Александровича, подарок принес. Но  если
там гости, я, наверное, не буду заходить.
   - Отчего же?
   - Ну... - Он смутился еще больше и вдруг стал Насте  ужасно  симпати-
чен. - Неудобно как-то. Я там никого не знаю. Нет, я лучше завтра зайду.
   - Глупости, - решительно оборвала его Настя. - Подарок и поздравления
хороши именно в день рождения, назавтра они уже теряют всю  прелесть.  Я
ведь тоже никого там не знаю. Давайте познакомимся, войдем вместе и сос-
тавим вдвоем единый фронт чужакам.
   Она весело подмигнула обладателю картинных усов и протянула ему руку.
   - Меня зовут Анастасия. Я старая знакомая Соловьева, он много лет на-
зад учился в аспирантуре у моей мамы.
   - А я - сосед. - Он крепко пожал ей руку. - Женя меня зовут.
   Настя подхватила его под руку, выбросила докуренную сигарету  и  бук-
вально втащила беднягу в дом.
   - Я привела нового гостя, - громко объявила она  с  порога,  со  зло-
радством отметив мелькнувшее на лицах издателей  неудовольствие.  -  Это
Женя, сосед Володи. Прошу любить и жаловать. Женя, ваш тост.
   Андрей с непроницаемым видом тут же налил шампанское в красивый бокал
и на маленьком подносе подал соседу. Троица из "Шерхана" с неохотой пре-
кратила обсуждение чего-то очень животрепещущего, все подняли бокалы и с
выражением вежливого ожидания  уставились  на  "запорожца".  Тот  совсем
сконфузился и долго не мог подобрать слова.
   - Володя... Я вас поздравляю с днем рождения... Даже и не знаю,  чего
вам пожелать... Я хотел сказать, что... В общем, я очень рад, что у  вас
есть близкие и друзья, которые приезжают к вам. Это очень  важно,  чтобы
были люди, которым ты нужен и интересен и которые приезжают  не  потому,
что так положено, а потому, что сами этого хотят. В конце концов,  самое
главное в жизни - быть кому-то нужным. Я хочу вам  пожелать,  чтобы  ваш
дом никогда не был одиноким и забытым.
   - Спасибо, Женя, - тепло произнес Соловьев. - Я очень благодарен  вам
за то, что вы пришли. И с удовольствием пью за ваши слова.
   - Пойдемте поближе к столу, - шепнула Настя соседу. - Они  там  ведут
производственное совещание, нам с вами это неинтересно, а на столе масса
всяких вкусных вещей. Ну их, с их деловыми разговорами.
   Женя покорно поплелся следом за ней к дивану, куда Настя усадила  его
почти насильно. Было видно, что ему не по себе и хочется уйти.
   - Вы давно здесь живете? - спросила она,  накладывая  в  его  тарелку
разные закуски.
   - С самого начала, как застроились. Я один из первых  въезжал.  Почти
одновременно с Володей.
   Странно, подумала Настя. Так давно живут рядом, а он стесняется  лиш-
ний шаг сделать, лишнее слово сказать. Как будто первый  день  знаком  с
Соловьевым. И вообще непонятно, как такой неловкий и застенчивый челове-
чек может в наших условиях  оказаться  владельцем  дорогого  престижного
коттеджа. Чтобы заработать такие бешеные деньги, нужно быть акулой, нах-
рапистой и клыкастой, А он?
   - Чем вы занимаетесь, Женя? Или с моей  стороны  неприлично  об  этом
спрашивать?
   Он смутился еще больше.
   - Ничем, в сущности. Детей воспитываю, хозяйство веду.  У  меня  жена
бизнесом занимается. А я так... Дома сижу, одним словом.
   Она вспомнила. Акимовы. Коттедж номер 12. Жена - генеральный директор
крупной фирмы, торговля мебелью, сантехникой,  отделочными  материалами,
ремонт квартир и офисов. Муж нигде не работает.  Вот,  значит,  как  это
выглядит на самом деле. Читая документы и раскладывая их  по  конвертам,
приклеенным на стене под схемой "Мечты",  Настя  представляла  себе  эту
семью совсем иначе. Деловая хваткая дама средних лет, не очень привлека-
тельная, купила себе красивого сексуального мужа, позволяя ему сидеть на
своей шее не работая. А оказалось, что они просто поменялись ролями. Она
зарабатывает деньги, он занимается домом и детьми. Что ж, может,  это  и
правильно.
   - Сколько у вас детишек?
   - Трое.
   - Ого! Ваша работа, пожалуй, потруднее многих других.
   - Справляюсь. - Он робко улыбнулся. - От жены нареканий нет.
   Ей удалось втянуть его в разговор о жителях коттеджей. В  отличие  от
Соловьева, который жил замкнуто и практически ни с кем не общался.  Женя
Якимов был хорошо знаком почти со всеми, потому что целые  дни  проводил
здесь. С ним частенько оставляли детей, если родителям нужно было  отлу-
читься, и всегда звали на помощь, если где-то что-то ломалось и выходило
из строя.
   Настя работала, с милой улыбкой задавая заранее продуманные  вопросы,
бросая короткие, ничего не значащие реплики, в ответ  на  которые  сосед
Женя начинал рассказывать то, что ей хотелось  услышать.  Ничего  нельзя
было записывать и желательно было ни о чем не переспрашивать и не  уточ-
нять, беседа должна выглядеть непринужденно, а Настиного интереса к каж-
дому слову Якимова никоим образом нельзя было демонстрировать. Она  впи-
тывала в себя как губка каждое слово усатого "запорожца", каждую  репли-
ку, каждое вскользь сказанное междометие, при этом делая вид, что лениво
поедает многочисленные закуски и слушает вполуха. То и дело  она  ловила
на себе недоумевающий взгляд Соловьева. Ведь она приехала к нему, именно
к нему, а не к застолью и не к его гостям. Почему же она так легко  сми-
рилась с тем, что он не уделяет ей никакого  внимания,  что  им  всецело
завладели трое деловых  респектабельных  мужчин,  а  она  вынуждена  до-
вольствоваться обществом соседа, которого видит в первый раз и  которого
сам Соловьев почти не знает? Так могла бы себя повести ТА Настя  Каменс-
кая, которую он знал много лет назад, влюбленная до беспамятства  девоч-
ка, забывшая о самолюбии и гордости. А нынешняя  Анастасия,  не  моргнув
глазом обсуждающая с ним свои прошлые чувства, готовая  под  микроскопом
рассматривать чувства сегодняшние и не испытывающая при этом ни малейше-
го смущения, вряд ли стала бы мириться с тем, что ей  не  нравится.  Что
же, выходит, ее все это устраивает?
   Соловьев поглядывал на нее все чаще, то и  дело  отвлекаясь  от  того
предмета, который пытались обсудить с ним издатели. Вслед за  ним  начал
оборачиваться на Настю и крупный высокий мужчина с добродушным симпатич-
ным лицом - главный редактор "Шерхана" Семен Воронец. Первый этап  прой-
ден благополучно, отметила она про себя. Все  наконец  начали  понимать,
что я имею право на приватную беседу с хозяином. За дело, Настасья!
   Она медленно поднялась с мягкого, обитого светло-кофейной кожей дива-
на и неторопливо подошла к Соловьеву.
   - Ну что, гений восточной словесности? - насмешливо спросила  она.  -
Не пора ли уделить даме несколько минут? Тем более что дама скоро поедет
домой.
   - О, прошу прощения, - рассыпался в  извинениях  невысокий  бородатый
Есипов. - Мы совсем замучили Володю деловыми разговорами. Как жаль,  что
вам нужно уезжать так рано.
   - Да? - невинно удивилась она. - А почему вам жаль? Вы  что,  собира-
лись поухаживать за мной?
   Она выразительно посмотрела на Есипова сверху вниз - он был почти  на
голову ниже ее ростом.
   - Ну что вы, я бы не рискнул, - быстро нашелся Кирилл. - А вот Семен,
по-моему, очень даже настроен поухаживать за вами. Вы обратили внимание,
как он на вас все время поглядывает?
   Ясно. Ее хотят переключить на этого редактора с улыбчивым лицом. Сей-
час он кинется изо всех сил за ней ухаживать, постарается подпоить и по-
казать Соловьеву не в самом лучшем свете, после чего ее увезут отсюда  в
полной уверенности, что хозяин потерял к ней всякий интерес. Схема  при-
митивная, рассчитанная на дураков, но тем не менее всегда срабатывающая.
Ни один мужчина не потерпит, чтобы его дама целовалась с  другим.  Какие
бы объяснения при этом ни приводились. Как, однако, они блюдут  интересы
Соловьева! Прямо три дуэньи в штанах. Откуда у них эта нелюбовь к женщи-
нам не из своего круга? Неужели они так привязаны с Володе и несут  кол-
лективную ответственность за его судьбу? Да нет, откуда? Для "новых рус-
ских" это слишком высокие чувства, они на такое не способны. Скорее все-
го дело в какой-то совершенно конкретной женщине, у которой роман с  Со-
ловьевым и чьи интересы эта троица охраняет. Может, она их близкая  под-
руга или даже родственница одного из них. Просто  сейчас  у  них  с  Со-
ловьевым вышла размолвка, она даже не приехала  поздравить  его  с  днем
рождения, но издательские мальчики зорко стоят на стреме и чужих  баб  к
своему переводчику не подпускают. А может быть, никакой размолвки и нет,
просто дама временно отсутствует, уехала куда-нибудь по делам или  отды-
хать.
   Настя решительно взялась за ручки на  спинке  инвалидной  коляски  и,
пренебрегая правилами хорошего тона, повезла Соловьева в кабинет. Плотно
притворив за собой дверь, она подкатила коляску к окну, а  сама  уселась
на низкий широкий подоконник лицом к Владимиру.
   - Давай поговорим десять минут, и я поеду.
   - Так рано?
   - Мне пора. Итак, Соловьев, что ты мне скажешь? Напрасно  я  приехала
сегодня или нет?
   - Тебе решать.
   Он пожал плечами и постарался скроить равнодушную мину, словно  ответ
на этот вопрос его совершенно не интересовал.
   - То, что касается меня, я сама и решу. А вот ты что скажешь?
   - Я не понимаю, чего ты добиваешься, - с  раздражением  произнес  Со-
ловьев. - Что ты хочешь от меня услышать? Задавай свои вопросы членораз-
дельно, будь любезна.
   - Хорошо. - Она вздохнула. - Двенадцать лет назад ты меня не любил, я
была тебе не нужна, я была тебе в тягость. Я тебя совершенно не  интере-
совала. Но ты тем не менее встречался со мной и даже занимался  со  мной
любовью. Должно было пройти довольно много времени, чтобы я поняла,  что
ты делал это не потому, что я тебе нравилась, а потому, что  боялся  мою
мать. Ты боялся меня разозлить, потому что думал,  что  я  могу  пожало-
ваться маме, оболгать тебя, оклеветать, наговорить невесть чего, и тогда
не видать тебе кандидатской степени. Как только до меня дошла эта непри-
ятная истина, я оставила тебя в покое. Не могу сказать, что вся эта  ис-
тория прошла для меня безболезненно. Я очень страдала, Соловьев. Я очень
тебя любила. Сегодня я пыталась понять, изменилось ли  мое  отношение  к
тебе, и с удовлетворением увидела, что воспринимаю тебя совершенно  спо-
койно. Я больше не начинаю дрожать от одного твоего взгляда и  не  теряю
голову, когда прикасаюсь к тебе. Ты стал Другим, и я стала другой. И я с
удивлением поняла, что могу снова начать любить тебя.  Я,  другая,  могу
опять полюбить тебя, тоже другого. Просто новая встреча двух других  лю-
дей. Но я, Соловьев, теперь хорошо умею управлять своими чувствами. Пов-
торяю, я МОГУ снова полюбить тебя, но весь вопрос в том,  нужно  ли  это
делать. И если я решу, что не нужно, то и не  стану  этого  делать.  Без
проблем. С другой стороны, я могу решить, что нужно, а у меня все  равно
ничего не получится. И теперь я хочу услышать твой ответ. Можно без пре-
дисловий и без длинных объяснений того, что произошло много  лет  назад.
Просто скажи, хочешь ли ты, чтобы я приезжала к  тебе.  Или  ты  хочешь,
чтобы я сейчас убралась отсюда и ты больше никогда меня не видел.
   Ну вот, она сделала все для того, чтобы он пригласил ее приезжать. Ей
нужен этот дом и его хозяин, и если для того, чтобы приезжать сюда, нуж-
но лгать, она будет лгать. Притворяться.  Строить  из  себя  влюбленную.
Когда-то ей было очень больно, так больно, что, казалось, она  не  выжи-
вет. Но прошло больше десяти лет, в ее душе нет мстительного  чувства  к
этому мужчине, в ее душе по отношению к нему нет вообще  ничего.  Пусто.
Будто никогда ничего и не было. Но если для ее  работы  нужно  причинить
боль ему, она не задумываясь на это пойдет. Больнее, чем было ей  тогда,
просто не бывает. Но даже это, как она убедилась на  собственном  опыте,
можно пережить и не умереть. Так что и Соловьев переживет, если ему при-
дется перенести несколько неприятных минут, связанных с тем, что у  него
откроются глаза на истинные чувства и побуждения женщины, к  которой  он
неравнодушен.
   Соловьев взял ее за руку и потянул к себе. Настя соскочила с  низкого
подоконника и села к нему на колени. Он целовал ее долго, очень нежно  и
очень умело, то и дело отрываясь от ее губ и проводя губами по ее  длин-
ной шее. Одной рукой он обнимал ее за спину, другой гладил и  ласкал  ее
грудь под свободным свитером. Настя чутко прислушивалась к себе. Она ни-
чего не чувствует. Боже мой, двенадцать лет назад она бы уже  умерла  от
таких ласк и прикосновений. А сейчас - ничего. Ей не было неприятно,  ей
не хотелось вырваться и скривиться от омерзения, как если бы это был со-
вершенно посторонний мужик. Но и того  восторга,  который  ее  охватывал
когда-то, тоже не было.
   Она осторожно отстранилась и высвободилась из его рук, снова  пересев
на подоконник.
   - Я не услышала ответа, Соловьев, Я так и не поняла,  хочешь  ли  ты,
чтобы я приезжала сюда.
   - Да ведь ты сама этого не хочешь.
   Он посмотрел на нее внимательно и ласково своими невероятными теплыми
глазами.
   - Не обманывай себя, Ася. Я не нужен тебе. Я - калека, а ты - молодая
здоровая женщина с нормальными физиологическими потребностями, которых я
не смогу удовлетворить. Ты ничего не чувствуешь, когда я  тебя  обнимаю.
Так зачем тебе все это?
   - Я же говорила тебе, что ты не повзрослел  за  эти  годы.  Для  тебя
по-прежнему на первом месте секс. Как был кобелем, так и остался. -  Она
улыбнулась и погладила его по руке. - И ничего-то ты не понял. Я  сейчас
поеду домой к своему заслуженному мужу, а ты на досуге подумай над  тем,
что я сказала. Завтра я снова приеду, и мы поговорим. Надеюсь, твои  де-
ловые друзья завтра не будут нам мешать. Все, Соловьев, я пошла.  Прово-
жать меня не надо, я уйду потихоньку, чтобы не прощаться с твоими акула-
ми капитализма. Отсюда выход только в гостиную?
   - Нет, вон та дверь ведет в прихожую.
   - До завтра, дорогой, - насмешливо сказала она, уже стоя у самой две-
ри.
   Он молча кивнул, не сводя с нее настороженного взгляда.
   Настя тихонько выскользнула в прихожую. Дверь в гостиную была распах-
нута, и голоса доносились оттуда громко и отчетливо. Настя сделала  пару
шагов в другую сторону и заглянула в кухню. Там  помощник  Андрей  мирно
беседовал о чем-то с длинноусым соседом Женей Якимовым.  Стало  быть,  в
комнате находятся только издатели.
   Она осторожно, стараясь не шуметь, достала из шкафа куртку, прислуши-
ваясь к разговору.
   - ...для этого дела нужна "газель", - говорил  коммерческий  директор
Автаев. - Больше никак не получится.
   - Сложно это, - неуверенно ответил Воронец. - Столько усилий, а вдруг
все напрасно?
   - Нечего тут обсуждать, - оборвал их Есипов. - Дело есть, и его нужно
сделать. Во что бы то ни стало...
   Понятно, кто из них троих хозяин, думала  Настя,  аккуратно  открывая
замок на входной двери.
   Алексей Чистяков, растянувшись на диване, смотрел по  телевизору  де-
тектив. Рядом с диваном на полу стоял поднос с пустыми тарелками и чашка
с остатками чая. Настя поняла, что муж лежит перед телевизором давно,  с
обеда.
   - Ты что, Лешик? - озабоченно спросила она. - Заболел?
   - Не-а, - он помотал рыжей шевелюрой. - Забастовал.
   - Причина?
   - Эти суки из колледжа не заплатили за курс. Сказали, что оплату про-
изведут после приема экзаменов. Дескать, посмотрят еще, как я курс  про-
читал, чему мог студентов научить.
   - А экзамены когда?
   - В мае.
   - Ничего себе! - присвистнула Настя. - Опять будем без денег  сидеть?
Наша годовщина свадьбы накрывается железной крышкой.
   - Очень изящный эвфемизм для обозначения медного таза, - прокомменти-
ровал муж.
   Они поженились год назад, 13 мая. В этот же день зарегистрировал брак
Настин единокровный брат - сын ее отца от второго брака.  Брат  был  так
счастлив, готовясь к двойной свадьбе, и строил шутливые планы совместных
празднований первой и всех  последующих  годовщин.  Александр  Каменский
настаивал на том, чтобы на первую годовщину всем четверым поехать в  Па-
риж, на вторую - в Вену, на третью - в Рим. Настя отмахивалась, понимая,
что на деньги брата никуда не поедет, а своих собственных на  такую  по-
ездку все равно не будет. Леша мог бы зарабатывать очень прилично,  если
бы принимал приглашения зарубежных университетов  и  подписывал  с  ними
контракты. Но уезжать без Насти он категорически не хотел,  а  Настя,  в
свою очередь, отказывалась бросить  работу.  Поэтому  приходилось  почти
ежедневно решать проблемы латания дыр в семейном бюджете.
   - Ужинать будешь? - спросил Алексей, вылезая из-под теплого клетчато-
го пледа и шаря ногами по полу в поисках вечно убегающих тапочек.
   - Не хочу, спасибо.
   - Где же это тебя кормили? Ты разве не с работы?
   Она уже давно перестала решать для себя задачку "врать -  не  врать",
если речь шла о ее муже. Ответ был один: не врать. Лешка, во-первых, был
знаком с Настей с пятнадцати лет, знал ее как облупленную  и  совершение
не характерных для нее действий просекал мгновенно, тут же  начиная  по-
дозревать что-нибудь нечистое. Во-вторых, он был действительно талантли-
вым математиком, крупным ученым и обладал четким и свободным  от  эмоций
мышлением, что позволяло ему без труда разоблачать  ложь.  И  в-третьих,
все, что произошло между Настей и Соловьевым много лет назад,  было  ему
известно. Он мужественно перенес эту историю, но пережитые  страдания  и
тот ужас, который он испытывал на протяжении почти полутора лет, ожидая,
что вот-вот потеряет единственную женщину, которую любит, оставили в его
душе след, который до сих пор не померк. При возникновении малейших  по-
дозрений он начинал бешено ревновать, внутри у него все кипело и  болело
от страха потерять непредсказуемую, непокорную и своевольную Анастасию -
единственную женщину, которая вообще была ему нужна в этой жизни. Поэто-
му Настя знала твердо: поводов для ревности Алексею давать нельзя, иначе
он сойдет с ума.
   - Я была в гостях.
   - В рабочее время? - Он удивленно посмотрел на нее. За Настей  такого
не водилось. Она никогда не занималась личными делами в рабочее время.
   - Это нужно для работы. Лешик, я была у Соловьева.
   Она могла не спрашивать, помнит ли муж, кто такой Владимир  Александ-
рович Соловьев. Она знала совершенно точно, что помнит.
   - Вот как?
   Он старался казаться спокойным, и Настя оценила это по достоинству.
   - Он живет там, где мы ищем преступников. И мне нужен был повод, что-
бы там появиться. Более того, мне нужен повод, чтобы появляться там пос-
тоянно, пока мы не разберемся с нашим делом, и для этого Соловьев подхо-
дит как нельзя лучше. У нас был роман, который ничем хорошим  не  закон-
чился, но теперь он овдовел, и вполне естественно, что я попытаюсь восс-
тановить отношения. Ты понимаешь?
   - Да, конечно. Это действительно вполне естественно. Мне  что,  гото-
виться к разводу?
   - Леша, ну как тебе не стыдно!
   Она села рядом с ним на диван, обняла за шею, прижалась щекой  к  его
плечу.
   - Это работа, Лешенька. И больше ничего. Прошло столько лет, Соловьев
давно перестал меня волновать. Я уже большая девочка. И я прошу тебя, не
бери это в голову. Я могла бы скрывать от тебя, что снова вижусь с  ним.
Ты бы никогда и не узнал. Но я не вижу, почему бы  не  сказать  тебе  об
этом. Соловьев не означает для меня сегодня ровно ничего. Пустое  место.
Владелец дома, где мне необходимо регулярно бывать.
   Алексей молчал, тихонько поглаживая жену по голове.
   - А он... Он знает, что твои визиты к нему - это просто работа?
   Зрит прямо в корень. Настя поежилась, теснее прижимаясь к нему. Обма-
ни такого попробуй. Себе дороже. Вообще-то, если бы Чистяков не был  та-
ким умным, она бы не вышла за него замуж.
   - Нет, солнышко, он этого не знает.
   - Значит, он воспринимает тебя именно как свою бывшую любовницу?
   - Леша!
   - Асенька, мы с тобой знакомы двадцать лет, и давай не будем морочить
друг другу голову и выбирать выражения, когда обсуждаем важные вещи. Как
ты объяснила Соловьеву свое появление?
   - Так, как ты и думаешь. Сказала, мол, хочу убедиться, что  полностью
остыла к нему. У него сегодня день рождения. Воспользовалась  поводом  и
приехала.
   - И как, убедилась?
   - Убедилась. Леша, перестань ты, ради Бога, себя мучить. О  том,  что
Соловьев для меня ничего не значит, я знала еще несколько лет  назад.  И
мне совершенно не нужно было для этого ездить к нему домой. Но мне нужен
был повод, который я могла бы ему предъявить.
   - А ты не боишься, что теперь, когда у него нет жены, он может воспы-
лать к тебе чувствами?
   - Не боюсь. Если он не смог любить меня тогда, то и сейчас не сможет.
Мировой опыт показывает, что наличие или отсутствие супругов в этом деле
ровно никакой роли не играет. И потом, я не сказала тебе... Он  инвалид.
Калека. Передвигается в инвалидной коляске.
   - Несчастный случай?
   - Не знаю пока. Он не захотел это обсуждать, а я не стала настаивать.
Но я это и без него узнаю, трудность невелика. Леш,  давай  забудем,  а?
Что ты из ерунды проблему делаешь? Ты спросил, почему я не Хочу ужинать,
я ответила, что была в гостях у Соловьева. Ну и все, и проехали. Я могла
бы тебе сказать, что была в гостях у Тютькина или Хренкина, и ты спал бы
спокойно. Не думай ты о Соловьеве. Я люблю тебя, и замуж я вышла за  те-
бя, и жить до самой старости я собираюсь с тобой. Пойдем пить чай.
   Она встала с дивана и потянула мужа за руку. Глядя на его взлохмачен-
ную шевелюру, она невольно сравнивала Алексея с Соловьевым. Да,  Володя,
бесспорно, Красивее. И взгляд у Лешки никогда не бывает таким  теплым  и
чарующим. Его зеленовато-коричневые глаза могут смотреть серьезно, ехид-
но, насмешливо, с откровенной издевкой, с нежной заботой. Но того насто-
ящего мужского взгляда, от которого опускаются руки и в голове  мутится,
у Чистякова не было. Может быть, поэтому Настя и любила его, своего  ры-
жего гения математики. Больше всего она терпеть не могла самцов  -  муж-
чин, уверенных в  том,  что  их  сексуальная  притягательность  помогает
властвовать над женщинами, подчинять их своей воле. Мужчин, уверенных  в
том, что предназначение женщины - испытывать оргазм  и  производить  по-
томство и подчиняться она должна тому мужчине, который помогает или поз-
воляет ей свое предназначение исполнять.
   Гости давно ушли, а Соловьев все сидел в  кабинете,  отпустив  Андрея
наверх и сказав, что ляжет спать без его помощи. Визит  Анастасии  выбил
его из колеи. То, что произошло много лет назад, было постыдным, и вспо-
минать об этом ему всегда было неприятно. А коль неприятно, так он и  не
вспоминал.
   Он никогда не был бойцом, умеющим настаивать на том, что  сам  считал
правильным и необходимым. Ему  всегда  легче  было  подчиниться  обстоя-
тельствам, чем пытаться подчинить их себе, своим желаниям и  устремлени-
ям. Пусть идет как идет. Пусть будет как есть. Как случилось - так  слу-
чилось. Когда он понял, что дочка его научного руководителя  влюблена  в
него до помрачения рассудка, ему  было  проще  пойти  навстречу  обстоя-
тельствам и закрутить с ней ненужный и тягостный  для  него  роман,  чем
постепенно и деликатно переводить отношения на дружеские рельсы,  стара-
ясь не обидеть и не ранить молодую девушку. Он привык плыть по  течению,
а не сопротивляться.
   Соловьев видел, как она страдала, и  понимал,  что  своим  поведением
причинил ей боль, сначала заставив поверить, что тоже любит ее, а  потом
не сумев скрыть правду. Но осознание собственной вины было для него  тя-
гостным, и он предпочел не думать об этом. Не вспоминать. Забыть. И  это
ему вполне удалось.
   Зачем она явилась сейчас? Дразнит? Наслаждается видом  его  беспомощ-
ности, радуется его страданиям? Но она его уже не любит,  это  он  видит
совершенно ясно. Хотя, впрочем... Как знать. То,  что  не  заводится  от
первого же прикосновения, еще ничего не означает.
   Возраст все-таки. Сколько, она сказала?  Скоро  тридцать  шесть.  Она
стала холодной и рассудочной. Даже, кажется, немного циничной.  И  очень
красивой. Теперь она гораздо красивее, чем была  двенадцать  лет  назад.
Она по-прежнему неяркая, неброская, почти не пользуется  косметикой,  но
Соловьев по достоинству оценил чистоту линий и лица, и  фигуры.  Длинные
стройные ноги, тонкая талия, высокая грудь, роскошные густые длинные во-
лосы, изящные руки, высокие, красиво вылепленные скулы, прямой нос.  Про
таких женщин говорят, что они "на любителя". Они не бросаются  в  глаза,
мимо них можно пройти десятки раз и не заметить, и только очень искушен-
ный и взыскательный взгляд может оценить их прелесть.
   Она приедет завтра. Радуется ли он этому или хотел  бы,  чтобы  новый
визит не состоялся? Соловьев пытался разобраться в себе, но, как обычно,
ему не хватало для этого упорства. Так приятно и легко было бы плыть  по
течению, пусть Анастасия приезжает, пусть снова любит  его.  Сейчас  это
его не тяготило бы, ибо его положение инвалида освобождало Соловьева  от
всяких обязательств по отношению к женщинам. Он слишком одинок, и  влюб-
ленная женщина совсем не домешает. Тем более он живет  так  далеко,  что
приезжать каждый день она не сможет. К тому же она замужем. Что ж, решил
Владимир Александрович, все к лучшему.