Глава 3

   В городской прокуратуре убийством писателя Леонида Параскевича  зани-
мался следователь Константин Михайлович Ольшанский, и это обстоятельство
худо-бедно примиряло Настю с необходимостью заниматься делом автора  лю-
бовных романов. А заниматься  этим  делом  ей  не  хотелось  по  однойе-
динственной причине, и называлась эта причина - Галина Ивановна Параске-
вич. Случается, конечно, что у двух человек  возникает  острая  взаимная
непереносимость, но с этим вполне можно справиться, потому что коль  не-
переносимость взаимная, то оба стараются максимально ограничить  контак-
ты, сделать их по возможности редкими и короткими. Здесь же  случай  был
принципиально иной. Галине Ивановне очень нравилась майор милиции  Анас-
тасия Каменская. Впрочем, ей вообще нравились все люди, которым она  мо-
жет читать нотации и объяснять, что такое хорошо и что  такое  плохо,  и
которые безропотно это воспринимают. Настя в силу природной интеллигент-
ности и хорошего воспитания делала вид, что внимательно  слушает  Галину
Ивановну, а та при полном отсутствии критического взгляда на самое  себя
принимала все за чистую монету.
   - Боже мой, как приятно, что в нашей милиции еще остались люди, кото-
рые понимают, как нужно...
   Если бы нынешняя молодежь была похожа на вас, мы не знали бы множест-
ва бед и проблем...
   Вот о такой жене, как вы, мечтала я для своего сына...
   Настя впивалась ногтями в ладонь, закусывала губу и терпела. Терпела,
потому что сразу  поняла:  никто  не  расскажет  о  Леониде  Параскевиче
больше, чем его родная мать. Такие матери, как Галина Ивановна, отравля-
ют жизнь собственным детям и их семьям, но зато они, случись  несчастье,
становятся поистине незаменимыми для следствия, потому что всю жизнь ле-
зут в дела своих детей, знают лично всех их знакомых, постоянно  подслу-
шивают телефонные разговоры, и не просто подслушивают, а еще и комменти-
руют их, нимало не смущаясь бестактностью  собственного  поведения.  Они
все про всех знают и обо всем имеют абсолютно непререкаемое мнение. Мне-
нием, конечно, можно пренебречь, зато фактуру такие свидетели дают бога-
тую. Если, конечно, у оперативников и следователей  хватает  терпения  и
душевных сил подолгу разговаривать с ними. У  Насти  Каменской  терпения
было, как говорится, выше крыши, а вот следователь  Ольшанский,  по  его
собственному признанию, быстро сдавал позиции. Поэтому он уже  несколько
раз просил Настю приехать к нему в горпрокуратуру  и  присутствовать  на
допросах Галины Ивановны Параскевич.
   Константин Михайлович сидел за своим столом,  сгорбившись,  и  что-то
быстро печатал на машинке.
   Бумаги вокруг него возвышались огромными кучами, которые он  разбирал
один раз в год перед отпуском. Настя заметила, что на  носу  следователя
красуются новые очки, в которых он выглядел  значительно  лучше,  чем  в
своих стареньких, в чиненной-перечиненной простенькой оправе. Но  костюм
был по-прежнему мятым, несмотря на  все  старания  жены  Нины  выпускать
Ольшанского по утрам из дому в приличном виде. В момент пересечения  по-
рога собственной квартиры вид ежедневно бывал отменным, а в тот  момент,
когда Константин Михайлович открывал дверь своего  служебного  кабинета,
от этого отменного вида оставалось лишь  смутное  воспоминание.  Природу
такого феномена не мог объяснить никто, поэтому с ним просто смирились.
   - Привет, красавица, - весело мотнул головой  следователь.  -  Сейчас
придет эта мымра, начнем работать над версией убийства из ревности.  Так
что готовься, Настасья, сил потребуется много.  Учитывая  патологическую
нелюбовь Галины Ивановны к невестке, нам придется  выслушать  не  только
правду, но еще и вранье, и комментарии к ним. Кстати, пока не забыл, Ни-
на тебе таблетки какие-то передала, вот, держи.
   - Спасибо. - Настя радостно выхватила из его рук две упаковки с рела-
ниумом и валиумом.
   У нее вечно не хватало времени бегать по аптекам, а поскольку эти ле-
карства продавались только по рецептам, то нужно было еще предварительно
идти к врачу в поликлинику. Это было уж и вовсе  за  пределами  Настиных
возможностей. Вечная нехватка  времени,  помноженная  на  фантастическую
лень и пренебрежение к собственному здоровью, делала задачу приобретения
успокоительных препаратов абсолютно нерешаемой. А лекарства порой бывали
очень нужны. Хоть и нечасто, но позарез. Слава Богу, палочка-выручалочка
нашлась в лице Нины Ольшанской,  врачаневропатолога.  Нина  столько  лет
прожила замужем за следователем, что Настины проблемы понимала очень хо-
рошо и с готовностью пошла ей навстречу.
   Константин Михайлович снова оторвался от машинки и поглядел на часы.
   - Я вызвал Параскевич на десять тридцать. У тебя есть пятнадцать  ми-
нут на то, чтобы выпить кофе в буфете, но, предупреждаю, он там  неверо-
ятно поганый.
   - Поганый не хочу, - улыбнулась Настя. - Я лучше здесь посижу. У  вас
план допроса есть?
   - А ты на что? - резонно возразил следователь. - Вот и составь,  пока
все равно без дела сидишь.
   Она послушно достала блокнот и стала вычерчивать  схему  разговора  с
Галиной Ивановной Параскевич. Понятно, что всякие гадости о горячо люби-
мой невестке она будет рассказывать с удовольствием, привирая, преувели-
чивая и снабжая общую картину пикантными подробностями. И точно  так  же
понятно, что сын в ее рассказе предстанет ангелом небесным. А ведь  вер-
сия убийства из ревности подразумевает как то, что Леонида убил любовник
Светланы, так и то, что его мог убить муж или любовник женщины, с  кото-
рой модный писатель изменял собственной жене, или даже сама такая женщи-
на. Нужно развязать Галине Ивановне язык и вынудить  ее  рассказывать  о
сыне так же подробно, как и о невестке.
   В верхней части чистого листа Настя написала: "Как вы думаете, Галина
Ивановна, не могло ли убийство вашего сына быть убийством  из  ревности?
".
   Обведя фразу прямоугольной рамочкой, она начертила от нее две стрелки
вниз. В левой части страницы, там, где заканчивалась стрелка,  появилась
фраза: "Что вы, что вы, у Лени никогда никого не  было".  Снова  стрелка
вниз и приписка: "Жать до последнего: почему она в первую очередь  поду-
мала о сыне, а не о невестке? Давал повод? Были основания подозревать? И
т.д.".
   В правой части страницы, параллельно словам "Что  вы,  что  вы...  ",
Настя написала: "Ну, от Светланы всего можно было ожидать". Начертив еще
одну стрелку вниз, она поместила краткий  комментарий:  "Пусть  поливает
грязью Светлану, не мешать ей, чем больше гадостей она скажет о ней, тем
лучше".
   Наконец, от фрагментов, написанных в левой  и  правой  частях  листа,
Настя прорисовала жирные стрелки в центр нижней части странички и  напи-
сала:
   Спросить, откуда Параскевич так хорошо знает женскую психологию,  так
здорово разбирается в тонких движениях женской души. Высказать предполо-
жение, что его консультировала Светлана. Поскольку она только что  поли-
вала невестку грязью, она ни за что не согласится с тем, что С. была со-
ратницей, помощницей и консультантом. Кто угодно, только не  ненавистная
невестка. Если у Л. П. были женщины, то тут-то они непременно выплывут".
   - Посмотрите, Константин Михайлович. - Настя протянула ему листок  со
схемой. - Внесите коррективы.
   Следователь внимательно прочитал фразы, написанные очень  мелким,  но
разборчивым почерком, и хмыкнул.
   - Ну и стерва ты, Каменская.
   - Я попрошу, - картинно надулась Настя. - Как сказал великий  Чуковс-
кий, я не тебе плачу, а тете Соне. Я не вам стерва, а Галине Ивановне. Я
понимаю ее горе и от всей души сочувствую ей, но ее сыну, который погиб,
прожив короткую и очень несчастливую жизнь под каблуком у тиранки  мате-
ри, я сочувствую еще больше. Ему, в конце концов, гораздо хуже, чем  ей.
Кстати, мы с вами совсем забыли отца Леонида Владимировича. Может  быть,
имеет смысл с ним поработать?
   - Можно попробовать, - неопределенно пожал плечами Константин  Михай-
лович, - но вряд ли толк будет. Владимир Никитич Параскевич под пятой  у
жены пригрелся и пообвыкся. Он и разговаривать-то захочет  только  в  ее
присутствии. Я пару раз пытался найти с ним общий язык - да куда там, он
всю шею себе провертел, все на жену оглядывался,  боялся,  как  бы  чего
невпопад не ляпнуть.
   - Да? - задумчиво протянула Настя. - Это любопытно. Я  как-нибудь  им
займусь.
   Галина Ивановна Параскевич явилась к следователю с опозданием на  де-
сять минут. Когда на часах было 10:34, Ольшанский поднялся из-за стола и
почел к двери.
   - Ну все, Галина Ивановна, - злорадно сказал он, - не  хотите  прихо-
дить вовремя - будете ждать, пока я не вернусь. Начинай, Настасья, скажи
ей, что я поручил тебе ее допросить. И напугай ее посильнее, скажи, дес-
кать, Константин Михайлович гневаться изволили.
   Галина Ивановна Параскевич, казалось, очень  обрадовалась,  увидев  в
кабинете Ольшанского Настю.
   - Анастасия Павловна, как хорошо, что вы здесь!  -  воскликнула  она,
по-хозяйски пристраивая шубу на вешалку и усаживаясь за стол, не дожида-
ясь приглашения. - Мне так легко всегда с вами разговаривать, не то  что
с Константином Михайловичем. Вы знаете, мне иногда кажется, что он  меня
недолюбливает.
   "Что же тебе про меня-то ничего не кажется,  -  с  усмешкой  подумала
Настя. - Я ведь тебя не люблю еще сильнее, чем Костя".
   - Ну что вы, Галина Ивановна, - вежливо сказала она вслух, -  за  что
Константину Михайловичу вас не любить. Но ведь у него  такая  сложная  и
напряженная работа, вполне естественно, что он далеко не всегда пребыва-
ет в радужном расположении духа. Вы должны быть к нему снисходительны.
   - Должна вам сказать, Анастасия Павловна, вы меня не убедили. Я дога-
дываюсь, что у вас работа не менее сложная и напряженная, чем у Констан-
тина Михайловича, однако вы производите намного более приятное впечатле-
ние. Просто несравнимо более приятное. Человек,  который  в  силу  своих
должностных обязанностей вынужден постоянно вступать в контакт с  незна-
комыми людьми, общаться с ними, должен, нет, просто обязан  быть  милым,
уметь слушать собеседника, хотеть понять его...
   Галина Ивановна оседлала очередного конька. Настя слушала ее вполуха,
делая вежливое лицо и терпеливо дожидаясь, когда женщина увлечется  нас-
только, что неожиданный вопрос "не по теме" застанет ее врасплох и выну-
дит дать неподготовленный и непродуманный ответ. Наконец ей  показалось,
что такой момент настал.
   - Скажите, Галина Ивановна, а не могло убийство вашего сына оказаться
убийством из ревности?
   Параскевич оторопела от неожиданной смены  предмета  обсуждения,  тем
более что Настя довольно бестактно прервала ее прямо на середине фразы.
   - Из ревности? - переспросила она. - Что ж, конечно, от этой... я хо-
чу сказать, от Светы всего можно было ожидать. Мне всегда казалось,  что
она не любит Ленечку по-настоящему, а просто играет с ним.  Вот  захоте-
лось ей поиграть в замужество, в семейную жизнь, она и выбрала Леню.  Но
ведь ей точно так же могло прийти в голову поиграть в распутницу, в  ро-
ковую женщину. Я совершенно не исключаю, что у Светланы были любовники.
   "Ладно, - подумала Настя, - разговор пошел по "правой" схеме, что  ж,
пусть охаивает Светлану и наивно полагает, что о Леониде разговор вообще
не зайдет. Удивительное все-таки самомнение у  этой  женщины!  Она  пол-
ностью уверена, что владеет ситуацией и сама направляет беседу. Ей  даже
в голову не приходит, что может быть и по-другому".
   Светлана Параскевич, если верить ее свекрови, была глупой и бездарной
журналисткой, училась с Ленечкой на одном курсе и после того, как он на-
писал свою первую книгу, решила окрутить его. Почуяла, что это  "золотая
жила". Леня был таким чистым и доверчивым мальчиком, у него  никогда  не
было не то что романов, даже легких увлечений, и  конечно,  Светлане  он
достался легко и без боя. Ему ведь было уже двадцать два, вы должны  по-
нимать, о чем идет речь...
   После женитьбы молодые стали жить отдельно, у Светланы была комната в
двухкомнатной коммуналке в центре Москвы, потом сосед-алкаш умер, и  она
отсудила вторую комнату, Ленечке пошли навстречу, он ведь к тому времени
был уже известным писателем, ему нужно место, чтобы работать.  Разумеет-
ся, влияния матери ничем не заменишь, гордо рассказывал с.  Галина  Ива-
новна, и первые годы после женитьбы Ленечка  еще  полностью  принадлежал
ей, был хорошим сыном, послушным, любящим. Но  невестка  знаете  ли,  не
отступилась, ей поперек горла стояло, что Ленечка прислушивается к мате-
ри больше, чем к жене, и постепенно она начала забирать мужа в свои  ру-
ки. Он и одеваться стал по-другому, и прическу изменил, стал  отращивать
волосы так, как ей нравится, и усы с бородой отпустил, хотя раньше всег-
да ходил гладко выбритым. Конечно, Светлана отговаривалась  тем,  что  у
известного писателя должен быть свой образ, свой имидж, ведь его  фотог-
рафии печатают на обложке каждой книги, его приглашают на телевидение, и
он не может позволить себе выглядеть абы как. Но Галина Ивановна  увере-
на, что все разговоры об имидже велись только для отвода глаз. На  самом
деле Светлане важно было заставить Ленечка сделать так, как ей  хочется,
а не так, как приучила его с детства мать. Она все делала назло  свекро-
ви, абсолютно все! А уж когда Галина Ивановна увидела ее в машине с  ка-
ким-то мужчиной, то все хорошее отношение к невестке  как  рукой  сняло.
("Как будто оно вообще когда-нибудь было, это хорошее отношение", - про-
комментировала про себя Настя.) Разумеется, ни  ей,  ни  Ленечке  Галина
Ивановна ничего ни сказала. Зачем расстраивать мальчика?
   - Позвольте, Галина Ивановна, вы делаете  выводы  на  основании  того
лишь факта, что ваша невестка ехала в машине, за рулем которой сидел не-
известный вам мужчина? Вы что, никогда в жизни не ездили на такси или на
частнике? Вас никогда никуда не подвозили друзья или коллеги?
   - Я знаю, о чем говорю, - поджала губы Параскевич, - и как-нибудь мо-
гу отличить случайного водителя от  любовника.  Случайного  водителя  не
гладят по затылку и по щеке.
   "Ну, про затылок и щеку ты, положим, могла прямо сейчас с ходу  выду-
мать, когда поняла, что обвинениях невестки хватила лишку. А вот про ма-
шину - это, наверное, правда. Если уж проверят версию, то как  следует",
- подумала Настя.
   - Припомните, пожалуйста, когда это было.
   - Летом. Дату я, конечно, не вспомню. Примерно в конце июня -  начале
июля.
   - Опишите машину. Марка, цвет. Может быть, вы на номер посмотрели?
   - Номер не видела. И вообще было уже темно. "Волга", темная такая.
   - Ну как же так, Галина Ивановна, вы говорите, что было темно, ни но-
мера машины, ни цвета вы не разглядели, а Светлану увидели и даже увиде-
ли, что она гладит мужчину по затылку и по щеке. Так не бывает.
   - Очень даже бывает, - рассердилась Параскевич. - Светлану  я  вообще
увидела на улице, она покупала сигареты в  киоске.  Я  очень  удивилась,
ведь ни она, ни Ленечка не курили, хотела было окликнуть ее, а она сига-
реты взяла и идет к машине. Я же вижу, что это не Ленечкина машина,  по-
тому и окликать не стала. Нагнулась, чтобы посмотреть, кто за  рулем,  и
увидела...
   "Ничего ты не увидела, - зло сказала про себя Настя. -  Сочиняешь  на
ходу, только чтобы Светлану подставить. Ну покупала она сигареты, ну са-
дилась она в "волгу", дальше что? Между прочим, Ленечка твой курил с де-
вятого класса, а в последние три года - по полторы пачки в день.  Просто
ты устраивала ему истерики и  заклинала  всеми  святыми  не  поддаваться
вредной привычке, а ему проще было скрывать, что он курит, чем  выслуши-
вать твои вопли. Он, может быть, и на Светлане-то женился не по  страст-
ной любви, а единственно для того, чтобы уйти из дома и не  жить  с  то-
бой".
   - Скажите, Галина Ивановна, как вам казалось, Светлана - умный  чело-
век?
   - Да что вы! - пренебрежительно махнула рукой женщина. -  Откуда  там
ум-то возьмется? Она, по-моему, за всю жизнь две с половиной книжки про-
читала.
   - Я спрашиваю не про образованность, а про ум, интеллект. Умение  ло-
гично мыслить, обобщать, анализировать, формулировать выводы, связно из-
лагать свои мысли.
   - Ну я же вам сказала, она была бездарной журналисткой.
   Галина Ивановна никак не хотела видеть разницу между интеллектом, на-
читанностью и-ярофессиональной пригодностью. Раз бездарная  журналистка,
значит - круглая дура. Интересно, что бы она сказала, если бы  эта  без-
дарная журналистка оказалась невероятно талантливым биологом?
   - Значит, как человек она в целом не умна, - уточнила  Настя  не  без
задней мысли.
   - Абсолютно, - горячо подтвердила мать писателя.
   - А у вашего сына никогда не возникало неудовольствия по этому  пово-
ду? Ведь он, как натура творческая, тонкая, художественная,  не  мог  не
видеть, что его жена недостаточно умна и образованна.
   В кабинет вернулся Ольшанский и сел на свое место, не прерывая их бе-
седы. Однако Галина Ивановна сразу вся как-то подобралась, словно почуяв
рядом врага и приготовившись к отпору.
   - Мой сын был увлечен ею как женщиной, поскольку никаких других  дос-
тоинств у Светланы нет, - сухо ответила она. - Я ведь уже объясняла вам,
Ленечка был чистым и порядочным мальчиком, он никогда не  позволял  себе
вступать в интимные отношения с девицами, если не имел серьезных намере-
ний, поэтому, когда за дело взялась  Светлана,  он  был  покорен  момен-
тально. Он был нормальным молодым мужчиной, вы должны понимать...
   - Хорошо, - вступил Ольшанский, - оставим эту тему. Вернемся к вашему
сыну, Галина Ивановна. Скажите, пожалуйста, вы читали его произведения?
   - Разумеется, - гордо ответила Параскевич. - Я читала их раньше всех,
Ленечка всегда приносил мне рукописи, еще до того, как  показывал  их  в
издательство.
   - В критических статьях о книгах вашего сына неоднократно отмечалось,
что Леонид Параскевич - тонкий и  глубокий  знаток  женской  психологии,
женской души. Вы согласны с этим утверждением?
   - Безусловно, - твердо заявила она.
   - Тогда расскажите нам, пожалуйста, откуда он получил все те  знания,
которые помогли ему стать автором женских романов. Он мужчина. Опыт  об-
щения с женщинами у него, если верить вашим словам, минимальный.  Откуда
же он все это знает? Когда и при каких обстоятельствах научился  он  так
хорошо понимать женщину?
   Галина Ивановна попалась в заранее расставленную ловушку. После  все-
го, что она тут понарассказывала, уже  нельзя  было  апеллировать  ни  к
Светлане, ни к знакомым девушкам и женщинам, сказав, что  у  Ленечки  их
всегда было много, потому что он был красивым юношей и пользовался успе-
хом. Этот номер уже не проходил, и Галине Ивановне скрепя  сердце  приш-
лось назвать двух женщин, которые были увлечены Леонидом и даже, похоже,
сумели обратить на себя его внимание. Во всяком случае, приходя в  гости
к матери без жены, он неоднократно звонил им.
   Настя была вполне удовлетворена результатами допроса и уже  собралась
было уходить, оставив Ольшанского наедине с Галиной Ивановной, как вдруг
ее внимание привлекла одна фраза:
   - Ленечка не простит мне, что я выдала его сердечную тайну. Он сурово
накажет меня за это.
   - Извините, я не поняла.
   Настя вернулась к столу и снова села напротив Параскевич.
   - Вы пользуетесь услугами медиумов?
   - Нет. С чего вы взяли?
   - Из ваших слов можно сделать вывод о том, что вы вступаете в контакт
с покойным сыном. Я просто хотела уточнить.
   - Нет-нет, что вы, - замахала руками Галина Ивановна. - Я не  верю  в
загробный мир и всякие такие вещи. А насчет того, что Ленечка  не  прос-
тит, это так, образное выражение. С языка сорвалось.
   Но от Насти не укрылось, что Галина Ивановна Параскевич стала мучнис-
то-бледной. И это ей совсем не понравилось.
   Светлана Параскевич  припарковала  старенькие  "жигули"  возле  изда-
тельства и вошла в подъезд, неся в руках толстую папку. Теперь она  сама
будет вести все переговоры с издателями. У Лени никогда не  хватало  ха-
рактера послать их всех подальше с их  нытьем,  жалобами  на  финансовые
трудности и слезными мольбами отдать за смехотворный  гонорар  очередной
роман, на котором издательство "наварит" не меньше  восьмидесяти  тысяч.
Долларов, разумеется. Леня был добрым и мягким и никак не  мог  пересту-
пить через собственный характер, хотя и понимал, что давно пора это сде-
лать. Что ж, теперь это за него сделает его жена, вернее, вдова.
   - Света? - несказанно удивился директор издательства,  увидев  ее.  -
Какими судьбами? Разве  мы  остались  должны  вам  за  последнюю  книгу?
По-моему, мы полностью рассчитались, нет?
   - Да, - кивнула она. - За ту книгу вы с нами полностью  рассчитались.
Но есть новая. Леня закончил ее в тот день, когда его убили. Могу  пред-
ложить ее вашему издательству. Если хочешь, конечно.
   - Боже мой! - взвился директор. - И ты еще спрашиваешь! Конечно,  хо-
чу. Мы будем счастливы издать еще один роман  великого  Параскевича.  Ты
только представь: роман, последнее слово в котором было написано за  три
часа до трагической гибели. В момент расхватают.  Тысяча  долларов  тебя
устроит? За предыдущую книгу мы заплатили Леониду девятьсот, но за  эту,
поскольку она все-таки последняя, - тысячу. Идет?
   Светлана встала и взяла со стола папку с рукописью.
   - Ты ничего не понял, Павлик, - ласково сказала она. - А раз ты ниче-
го не понял, то и разговаривать нам с тобой не о чем. До свидания.
   Она сделала шаг к двери, как вдруг Павел выскочил из-за стола и  мет-
нулся ей наперерез.
   - Ну, подожди. Света, куда ты? Мы ж с Леней сто лет были  знакомы,  -
можно же как-то по дружески... Ну сколько ты хочешь? Тысячу двести?  Ты-
сячу триста?
   - Я хочу двадцать пять тысяч долларов, Паша. И торговаться с тобой  я
не буду ни при каких условиях. Или ты берешь эту книгу за двадцать  пять
тысяч, или я отношу рукопись в другое издательство. И не смей мне  расс-
казывать о том, какой ты бедный. При тираже в сто  пятьдесят  тысяч  эк-
земпляров себестоимость одной книги не превышает восьмисот рублей, пото-
му что вы нашли дешевую типографию где-то в Клинцах. Оптовикам вы отдае-
те их по две тысячи, таким образом, на каждой книжке вы получаете тысячу
двести рублей прибыли. При тираже в сто пятьдесят тысяч - сто  восемьде-
сят миллионов. А вы, насколько я знаю, с оптовиками не  связываетесь,  у
вашего издательства есть собственная сеть реализации, вы ее сколотили на
паях с четырьмя другими издательствами. И продаете вы каждую  книжку  по
пять - семь тысяч рублей. Поскольку с арифметикой у меня  в  школе  было
все в порядке, то торговаться с тобой, Паша, я  не  буду.  Или  двадцать
пять, или я ухожу.
   - Хорошо, хорошо, не кипятись. - Павел успокаивающим жестом  взял  ее
под руку и подвел к креслу. - Ты же понимаешь, сумма  настолько  велика,
что я не могу решить вопрос в течение двух минут, ни с кем не  посовето-
вавшись. Оставь рукопись, редактор ее посмотрит, и, если мы ее  одобряем
и принимаем, мы вернемся к обсуждению вопроса о гонораре. Зачем же  сей-
час копья ломать, если неизвестно, будем ли мы вообще издавать книгу.  А
вдруг она плохо написана и никуда не годится? Кота в мешке покупать?
   Губы Светланы изогнулись в саркастической усмешке,  небольшие  глазки
сощурились и стали казаться совсем маленькими.
   - Паша, Паша, - укоризненно покачала она головой. - Ничему тебя жизнь
не учит. Все, друг мой, разговор окончен. Рукописи Параскевича не нужда-
ются в одобрении и редактировании, это знает  вся  издательская  Москва.
Рукописи моего мужа принимают не глядя и тут же  запускают  в  набор,  а
ровно через два месяца они выходят в свет. Может быть, ты не знаешь, что
его книги лежат на прилавках не больше двух недель, а потом  их  днем  с
огнем не достать? Может быть, для тебя новость,  что  каждая  его  новая
книжка раскупается мгновенно? И еще одно, Пашенька. Может  быть,  плохие
мальчики, которые работают в твоем издательстве, скрыли от тебя" что де-
лают "левые", неучтенные тиражи Лениных романов? В выходных данных  книг
стоит тираж сто пятьдесят тысяч экземпляров, а на самом деле  напечатано
триста тысяч. За сто пятьдесят, указанные в выходных данных, вы  отчиты-
ваетесь перед налоговой инспекцией, а прибыль за остальные сто пятьдесят
идет вам в карман. Господи, Паша, какие у тебя глазки-то  круглые!  Что,
не знал, что ли? Ты воздух-то выдохни из живота, ведь лопнешь сейчас. Вы
вместе с остальными четырьмя издательствами сосали из Лени  кровь  целых
пять лет, пользовались тем, что он не мог  вам  отказать,  прикидывались
его друзьями, а друзьям принято помогать в беде. Теперь все, дружок, ма-
лина ваша кончилась. Леня молодой был совсем и безумно талантливый, и вы
думали, что он еще много лет будет вас радовать сказочными прибылями, он
ведь сочинял легко и быстро. Поэтому эксклюзивные права вы у него  поку-
пали только на шесть месяцев со дня сдачи рукописи.  Зачем  вам  больше,
думали вы, если он через шесть месяцев новую вещь напишет, так лучше  же
новую издать, чем переиздавать старую, тем более что вы тираж-то зафига-
чили будь здоров какой, что официальный, что левый, все женское  населе-
ние России отоварилось. А к сегодняшнему дню все  эксклюзивные  права  у
вас кончились. Осталось только право на последнюю книжку, которая  вышла
месяц назад, но и это право через три месяца кончится, а вам с него  все
равно никакого навару, у вас же тиражи огромные, так что затевать  пере-
издание сразу же после первого издания бессмысленно. Все, пуфик ты  плю-
шевый. Теперь ничего дешевого вы на Лене не сделаете, это я вам  обещаю.
У него вышло двадцать шесть книг, у меня в руках - двадцать седьмая, са-
мая дорогая, потому что закончена, как ты справедливо заметил, ровно  за
три часа до трагической гибели. И не думай, котик  жирный,  что  я  тебе
папку оставлю. Я заберу ее с собой и жду вашего решения до вечера. Теле-
фона у меня пока нет, поэтому сегодня вечером я сама тебе позвоню, и ес-
ли ты не скажешь, что готов заплатить за  рукопись  столько,  сколько  я
сказала, то завтра я предложу ее Игорю, потом  Нугзару,  потом  Левушке,
потом Анне. Вас пятеро пауков, охвативших всю Москву, а  может  быть,  и
всю Россию. И кто-нибудь из вас непременно купит рукопись и  станет  еще
богаче. А остальные будут палец сосать.
   Она легко повернулась и  вышла  из  кабинета  директора  издательства
"Павлин", не дожидаясь прощальных слов.
   Павел некоторое время сидел неподвижно, словно  прислушиваясь  к  ка-
ким-то одному ему слышным голосам, потом нажал кнопку селектора и вызвал
к себе коммерческого директора.
   Наталья Досюкова едва успела открыть входную дверь, как раздался  те-
лефонный звонок. Она не сразу узнала Поташова, вероятно, оттого, что  не
ждала его звонка так скоро, ведь она вернулась в Москву только сегодня.
   - Вы виделись с мужем? - требовательно спросил он.
   - Да, Николай Григорьевич. Правда, свидание дали краткосрочное.
   - Ну, это в порядке вещей. Трехсуточное он себе еще не высидел, - по-
шутил Поташов. - Вы узнали что-нибудь новое, важное для дела?
   - Нет, к сожалению. Он только твердит, что не виноват, что не  совер-
шал убийства и будет бороться до конца.
   - Это все прекрасно, - недовольно откликнулся правозащитник. - Но для
того, чтобы бороться, нужны не слова и эмоции, а факты и доказательства.
Он обратился ко мне за помощью, я взялся за то, чтобы помочь вашему мужу
оправдаться, но сам он должен тоже хоть что-то предпринять.  Все  свиде-
тельские показания против него, он же, со своей стороны, утверждает, что
свидетели подкуплены и дают заведомо ложные показания. Я  готов  взяться
за то, чтобы раскрутить это дело, но он же должен мне объяснить,  кто  и
зачем мог попытаться посадить его на такой  срок.  Ведь  если  свидетели
подкуплены, если сам потерпевший назвал его, значит, есть  некая  весьма
могущественная сила, в интересах которой было засадить в тюрьму невинов-
ного. И кто, кроме вашего мужа, может знать его врагов?
   - Я все понимаю, Николай Григорьевич, но что же я  могу  сделать?  Он
ничего мне не  сказал.  Только  твердит,  что  невиновен.  Николай  Гри-
горьевич...
   - Да-да? Что вы хотели сказать?
   - А вдруг он все-таки совершил это убийство? Знаете, я очень его люб-
лю, но... Я не знаю. Я же приняла ударную дозу снотворного и  спала  как
убитая. Конечно, я всем говорила, что Женя был дома, спал, но положа ру-
ку на сердце... У меня над ухом можно было из пушки стрелять,  я  бы  не
проснулась.
   - Наташенька, вы меня огорчаете. Ну что  за  настроения?  Разумеется,
ваш муж невиновен. Зачем бы он стал обращаться ко мне, если бы  совершил
убийство? Если бы он был действительно преступником, он бы знал, что нет
шансов на оправдание, и не стал бы писать мне.
   - Вы не знаете Женю, Николай Григорьевич. Он мыслит и рассуждает сов-
сем не так, как вы. Он всегда уверен, что может обмануть кого угодно. Он
сильный, властный, жесткий. Он особенный, понимаете? И мне не дает покоя
мысль, что он всех нас водит за нос.
   - Хорошо, Наташенька, оставим это. В конце концов, мой долг прийти на
помощь человеку, который в этом нуждается. У вас есть деньги, чтобы  на-
нять толкового частного детектива?
   - Да, конечно. Женя разрешил тратить  на  его  освобождение  столько,
сколько нужно.
   - Отлично. Я поговорю со своими знакомыми в милицейских кругах,  поп-
рошу их рекомендовать хорошего специалиста. Как выглядит  ваш  муж?  Как
себя чувствует?
   - Прекрасно, - усмехнулась Наталья. - Выглядит так, словно только что
вышел из своего кабинета.
   - Это хорошо. Значит, он готов бороться. Он не пал  духом.  Стойкости
вашего мужа можно позавидовать. И вашей тоже, Наташенька. Крепитесь, бу-
дем делать все возможное, чтобы его оттуда вытащить.
   Разговор с правозащитником расстроил ее. Впрочем, в последний год  ее
мало что могло обрадовать, поднять ей настроение. Разве  что  чернокожий
Джеральд... В постели с ним она сумела забыть о том, что ее муж отбывает
срок за убийство. И даже о том, какой грех она взяла на себя.
   Нет, так не годится, нужно встряхнуться и подвести итоги.  Вот  доку-
менты, согласно которым она может распоряжаться всем имуществом Евгения.
Он сам предложил ей подписать такие документы, потому что на адвокатов и
частных детективов потребуются большие средства. Женя даже сказал,  что,
если нужно будет дать взятку, пусть Наталья сделает это, только бы осво-
бодиться из колонии.
   Итак, чем она располагает? Огромная четырехкомнатная квартира в цент-
ре, недавно сделанный "европейский ремонт", дорогая и со  вкусом  подоб-
ранная мебель. Загородный дом, кирпич, три этажа, сауна, бассейн,  гараж
на четыре машины, с учетом приезда гостей. Два автомобиля -  серебристый
"вольво" и темно-бордовый "сааб". Счета в российских и европейских  бан-
ках. Господи, и такой человек, обладатель всего этого, сидит  в  тюрьме?
Помыслить невозможно. Наталья до сих пор не могла поверить в то, что это
все-таки случилось.
   Она разделась и пошла в ванную. Включив горячий душ, остановилась пе-
ред огромным, во всю стену, зеркалом и  стала  внимательно  разглядывать
свое тело. Кое-где проступили синяки от железных пальцев Джеральда.  На-
талья вспомнила его огромные черные глаза, будто  прожигавшие  ее  наск-
возь, и поежилась. Ей никогда не нравились ласковые нежные  мужчины,  ее
возбуждал натиск, мощь, демонстрация силы и превосходства,  она  любила,
когда ее крутили, вертели, мяли, причиняли боль. Женя не был  таким,  он
вообще был слабоват в постели, зато Джеральд - как раз то, что надо.
   Она повернулась, чтобы рассмотреть в зеркале спину и ягодицы, порадо-
валась тому, что изящный изгиб от тонкой талии к пышным бедрам  по-преж-
нему красив, и внезапно почувствовала острый приступ отвращения к  самой
себе и к своему случайному партнеру. Наталья быстро залезла в ванну, за-
дернула яркую занавеску и встала под душ. Женя там, в зоне, в холоде,  в
общем бараке, где живут сто человек. Он  вынужден  есть  отвратительную,
несъедобную баланду, он видит вокруг себя тупые, безразличные  лица,  он
двадцать четыре часа в сутки находится среди убийц, бандитов,  насильни-
ков и прочих идиотов, у которых в голове ничего нет, одно дерьмо.  Женя,
гордый и независимый, который одним движением  пальца,  одним  росчерком
пера безжалостно расправлялся с теми, кто ему вредил, и щедро, не  огля-
дываясь и ни с чем не считаясь, помогал тем, кто в этом нуждался. Теперь
он сам нуждается в помощи, а Она, его жена, в это время  выкаблучивается
в гостиничном номере чужого города в объятиях чужого мужика из  далекой,
чужой страны...
   Горячая вода, стекая по ее  лицу,  смешивалась  с  солеными  слезами.
Впервые за все годы боязливое восхищение, с которым Наталья относилась к
Евгению Досюкову, сменилось всепоглощающей жалостью и состраданием. Если
бы еще два дня назад ее спросили, любит ли она мужа, ей пришлось бы сол-
гать. Сегодня эта ложь была бы уже не такой абсолютной.
   Намеченное на среду мероприятие, которое так беспокоило Сергея  Нико-
лаевича Березина, состояло в том, что за несколько дней до выборов в Го-
сударственную Думу лидеры политических партий с супругами были приглаше-
ны на прием, который устраивала в виде  "прощального  банкета"  нынешняя
Дума перед тем, как сложить свои полномочия. За этой официальной личиной
крылось на самом деле совсем другое.  Многочисленные  журналисты  должны
были посмотреть на политиков и их жен вблизи, заводить с ними  "непрото-
кольные" разговоры, наблюдать, кто что ест и кто сколько пьет,  кто  как
одевается, как держится. Короче, предвыборные смотрины для  прессы.  Се-
годня среда. Остаются четверг и пятница для того, чтобы во всех  газетах
появились злые, ехидные и желчные комментарии  по  поводу  каждого  при-
сутствовавшего на приеме политика. В субботу уже предвыборная пропаганда
будет запрещена, а в воскресенье - выборы. Так что если напортить сегод-
ня, то поправлять будет некогда.
   С утра Березин уехал по делам, оставив Ирину в одиночестве дожидаться
портниху, которая должна убудет привезти готовое  платье  для  вечернего
выхода.
   Вчерашний конфликт оставил у него в душе неприятный осадок, но,  вер-
нувшись вчера вечером домой, он заметил, что Ирина вроде бы и не сердит-
ся, не дуется, во всяком случае, ничем не  напоминает,  на  какой  скан-
дальной ноте они расстались утром.
   Вчера, вернувшись домой, Сергей Николаевич был приятно удивлен, что в
квартире пахло тестом и ванилью и еще чем-то неуловимо знакомым, чему он
не знал названия, но что прочно ассоциировалось у него с детством.
   - Сережа! - раздался из кухни голос Ирины. - Как ты вовремя,  у  меня
как раз все готово.
   Березин вошел в кухню и увидел накрытые чистыми цветастыми полотенца-
ми огромные плоские блюда, полные пирогов и булочек.
   - Бог мой! - изумился он. - Что это, Ирочка? Ты пекла?
   - Ты знаешь, я решила попробовать, - лучезарно улыбнулась  она.  -  Я
никогда в жизни не пекла сама, только в детстве  смотрела,  как  бабушка
это делает. Ну вот, открыла кулинарную книгу, купила  продукты  и  стала
делать все в точности так, как там написано. Ты знаешь, Сережа, оказыва-
ется, кулинарные книги - это просто замечательная вещь. Только не  нужно
заниматься самодеятельностью, ведь эти книги писали умные и опытные  лю-
ди. Надо делать все именно так, как там сказано, и все получится. Разде-
вайся, будем ужинать.
   Березин ушел в спальню, чтобы снять костюм и натянуть джинсы и  джем-
пер. Проходя мимо гостиной, он заметил, что  стол  не  накрыт  к  ужину.
Странно. Она что же, собирается кормить его в кухне?
   Переодевшись и вымыв руки, он снова заглянул  на  кухню  и  с  неудо-
вольствием отметил, что Ирина действительно ставит приборы, хлеб и  спе-
ции на кухонный стол.
   - Мы что, будем ужинать здесь? - сдержанно спросил он.
   Ирина подняла на него удивленные глаза.
   - А где же?
   - Обычно мы... Я... - Березин смешался. - Всегда было принято  накры-
вать стол в гостиной.
   - Но зачем? - недоумевающе спросила Ирина.
   - Ну не знаю, - раздраженно сказал он. - Принято, и все тут. Давай  я
помогу тебе отнести в комнату приборы.
   - Хорошо. - Она пожала плечами.
   Не обменявшись ни словом, они быстро накрыли стол. Березин сам  выта-
щил из шкафа скатерть, а из застекленной секции мебельной стенки - высо-
кие красивые стаканы.
   - А вода? - нахмурился он, видя, что Ирина уже  собирается  сесть  за
стол.
   - Вода? - не поняла она. - Какая вода?
   - Минеральная вода или сок какой-нибудь. Что, у нас нет?
   - Есть, я сейчас принесу. Я же не знала, что ты хочешь.
   - Запомни, - сухо сказал Березин, - воду или  сок  нужно  ставить  на
стол обязательно, не спрашивая, хочет кто-то или нет. Это, как хлеб  или
солонка, должно быть на столе во всех случаях. И включи, пожалуйста, те-
левизор.
   Ирина принесла воду, включила телевизор и села за стол. Ужин прошел в
гробовом молчании, Ирина уткнулась в тарелку, а Березин смотрел информа-
ционную программу. Когда очередь дошла до чая  с  пирогами,  он  одобри-
тельно кивнул:
   - Очень вкусно, ты молодец.
   И больше по поводу кулинарных упражнений не произнес ни слова.
   После ужина Ирина ушла мыть посуду, а когда вернулась в  комнату,  по
другой программе шла уже другая информационная программа, которую  Бере-
зин смотрел с не меньшим интересом. Она посидела несколько минут на  ди-
ване, разглядывая книги на полках, потом тихонько поднялась и ушла в ма-
ленькую комнату. До утра Березин ее не видел.
   Утром она встала раньше него и приготовила завтрак. Березин  с  удов-
летворением отметил, что сегодня она была причесана и  одета  в  длинную
юбку, как и вчера, но только без его напоминаний и замечаний. Он испыты-
вал странную неловкость за вчерашний вечер и попытался  сгладить  ее  за
завтраком.
   - Что вы решили с портнихой? - спросил он.
   - Она привезет платье часов в одиннадцать, чтобы  осталось  время  на
всякий случай, если что-то придется переделывать.
   - Что ты ей заказала?
   - Знаешь, мне было трудно сразу решить, что мне нужно, поэтому  вчера
я заказала только платье для сегодняшнего вечера и один комплект для до-
ма. Она как-нибудь на днях приедет еще раз, и я закажу ей все остальное.
   - Я надеюсь, то, в чем ты появишься сегодня вечером, не будет слишком
вызывающим? - осведомился Березин и тут же прикусил язык.
   Но было поздно. Ирина намек поймала на лету.
   - Ты  хочешь  сказать,  что  у  проститутки  непременно  должен  быть
вульгарный вкус? - мягко произнесла она, и Березин  удивился,  что  она,
кажется, ничуть не рассердилась.
   - Прости, Ира, я вовсе не хотел тебя обидеть, - покаянно сказал он. -
Прости меня. Я дурак.
   - Нет, Сережа, ты не дурак. Ты просто злой и очень несчастный.  И  не
волнуйся насчет платья, оно будет дорогим и элегантным, но в то же время
строгим и скромным. Я только хотела спросить насчет украшений...
   - Все, что лежит в шкатулках, твое, я же говорил тебе.
   - Нет, это все не годится, я уже посмотрела. Для того  чтобы  получи-
лось то, что ты хочешь, нужен жемчуг. Только жемчуг. Никакие  бриллианты
с изумрудами для этого не подойдут.
   - Да? - Он вопросительно вздернул брови.
   У этой малышки есть собственное мнение? Очень любопытно.
   - Хорошо, я привезу тебе жемчуг. Хотел бы надеяться, что вкус тебя не
подведет.
   В пять часов вечера Березин вошел в квартиру,  внутренне  содрогаясь.
Сейчас выяснится, что платье, которое заказала без его  пригляда  Ирина,
годится только для валютных диско-клубов, а деньги, потраченные на  жем-
чужное колье и серьги, окажутся выброшенными псу под хвост.
   Ирина встретила его все в той же длинной вязаной юбке, в которой была
утром. Длинные светло-русые волосы забраны в небрежный узел на  затылке,
лицо не накрашено.
   - Вот твой жемчуг. - Березин протянул ей футляр. - Сделай мне кофе  и
начинай собираться. В шесть пятнадцать придет машина.
   Ирина прямо в прихожей открыла футляр, цепким взглядом оглядела укра-
шения и кивнула.
   - То, что нужно.
   Березин про себя усмехнулся. Много она понимает! Конечно, она его же-
на и вообще, кажется, неплохая девка, но ведь за  плечами  у  нее  такой
стаж проституции... Жемчуг ей, видите ли, понадобился для создания обра-
за. Ну-ну, посмотрим.
   Он не спеша пил кофе на кухне, снова и  снова  мысленно  проговаривая
ответы на самые разные вопросы, которые могут сегодня вечером задать ему
пронырливые журналисты. Социологические опросы показывают, что его  пар-
тия пользуется доверием у довольно  большой  части  населения,  и  шансы
стать депутатом у Березина неплохие, ведь он находится в первой  пятерке
партийного списка. Для того чтобы пройти в Думу, нужно, чтобы его партия
получила больше пяти процентов голосов  избирателей,  а  предварительные
прикидки позволяют надеяться на то, что этот процент будет куда выше. Но
сегодняшнее мероприятие может в один миг переставить акценты, если лиде-
ры конкурирующих партий поведут себя неправильно, потеряют лицо в глазах
электората. Нужно быть очень внимательным и собранным, следить за каждым
своим словом, стараясь при любой возможности одерживать пусть и  крошеч-
ные, но такие важные моральные победы над политическими противниками...
   - Я готова.
   Березин обернулся и обомлел. Перед ним стояла ожившая картина  девят-
надцатого века - женщина со строгим нежным лицом, прической -  улиткой",
уложенной высоко на затылке, в длинном жемчужно-сером платье,  спадавшем
свободными складками на пол и плотно облегающем плечи,  грудь  и  талию.
Да, эта маленькая шлюшка оказалась права: никакие бриллианты и  изумруды
сюда не подходят, только жемчуг. Изящно, строго, просто. С ума сойти!
   Подчиняясь внезапному порыву, Березин подошел к  Ирине  и  обнял  ее,
прижав ее голову к своей груди и вдыхая запах духов, исходящий от ее во-
лос.
   - Ирочка, - прошептал он. - Ирочка. Красавица моя.
   Она мягко отстранилась и подняла на Сергея Николаевича жемчужно-серые
глаза, которые в этот миг показались ему холодными и напряженными.
   - Это то, что ты хотел?
   - Да, все именно так, как нужно.
   Ему стало неловко, он уже корил себя за то, что поддался порыву,  та-
кому смешному и неуместному ни сейчас, ни  вообще,  и  попытался  скрыть
смущение за небрежным и уверенным тоном:
   - Ты не забыла, как нужно отвечать на вопросы?
   - Нет, я помню. Я не вмешиваюсь в политические дела мужа, мое дело  -
хранить семейный очаг и быть тебе крепким тылом, а твоя первая жена меня
не интересует. Я прекрасно готовлю, умею принимать гостей, собираюсь ро-
дить тебе не меньше трех детишек, как только здоровье позволит...
   - Да, кстати, - перебил ее Сергей Николаевич,  -  если  почувствуешь,
что к месту, можешь сказать, что в момент автокатастрофы ты  была  бере-
менна и что, к сожалению, лечение после аварии  не  позволило  сохранить
беременность. Но ты надеешься, что в самом  ближайшем  будущем  здоровье
позволит тебе рожать. Но смотри не переборщи, это  хорошо  бьет  на  жа-
лость, но самое главное не в этом. Твоя задача не в том, чтобы вызвать к
себе сочувствие из-за произошедшего несчастья, а в  том,  чтобы  вызвать
восхищение твоим стойким желанием выполнить материнский долг. Ты поняла?
   - Да. Я буду стараться, Сережа. Но все равно я очень боюсь.
   Он подал ей шубу и только тут заметил, что на ногах  у  Ирины  легкие
темно-серые туфельки.
   - Ты разве не наденешь другую обувь? - удивился Березин. -  На  улице
снегу по колено.
   - Разве можно надевать сапоги к такому платью?
   - Я надеюсь, там будет комната, где можно переодеться и привести себя
в порядок.
   - А вдруг не будет? И я буду выглядеть смешно и нелепо.
   Ирина стояла спиной к нему и, глядя в зеркало, укладывала на шее кра-
сивыми складками большой шелковый платок. Лицо ее было сосредоточенным и
немного сердитым, и сейчас она напоминала  Березину  маленькую  девочку,
которая хмурится из-за того, что что-то не получается. Его снова охвати-
ла непонятная нежность к этой женщине. Он обнял ее  за  плечи  и  слегка
прижал к себе, стараясь не испортить сложную прическу.
   - Ты всегда такая боязливая и осторожная, обо всем беспокоишься зара-
нее? - чуть насмешливо спросил он.
   - На твоем месте я бы не стала задавать такие вопросы, - холодно  от-
ветила Ирина, - Потому что ответы на них ты прекрасно знаешь сам.
   Его бросило в жар, он отпустил Ирину и стал надевать пальто.  Никаких
дубленок и кожи он не признавал, натуральный мех годился только для жен-
щин, а пуховики - для молодежи. Березин зимой носил безумно дорогое тем-
но-серое пальто со светлым шарфом из тончайшей шерсти и  ходил  в  любой
мороз без головного убора. У него были на редкость хорошие волосы -  дар
природы, который он берег, - очень густые, прямые, с обильной ранней се-
диной, идеально держащие форму стрижки. Прическа придавала Березину  вид
серьезный и вызывающий доверие, а как только он прикрывал ее шапкой  или
шляпой, сразу делался похожим на секретаря райкома из застойных времен.
   Они спустились, машина уже стояла у подъезда, но нужно было пройти по
меньшей мере десяток шагов по снегу. Березин колебался всего одно  мгно-
вение, решение, как, впрочем, все удачные решения, приходящие  в  голову
Сергею Николаевичу, созрело внезапно. Он подхватил Ирину на руки и донес
до машины. Водитель уже стоял у задней  двери,  предупредительно  открыв
ее.
   - Спасибо, милый, - нежно сказала Ирина, достаточно громко, чтобы во-
дитель это услышал.
   Березин уселся рядом с ней на заднее сиденье и вполголоса сказал:
   - Неплохая мысль, верно?
   - Образ лепится прямо на ходу, - усмехнулась в ответ Ирина.
   Березин Придвинулся к ней совсем близко, его губы были уже  у  самого
ее уха.
   - Между прочим, водителя зовут Володей. В начале весны, незадолго  до
того, как ты попала в аварию, он возил тебя в  аэропорт  встречать  твою
тетку из Красноярска. Была нелетная погода, прибытие рейса задерживалось
на четыре часа, и все эти четыре часа ты просидела с ним в машине и  из-
водила его своими капризами. То тебе было жарко, то холодно, то ты  пить
хотела, то есть, то курить.
   - Даже курить? - приподняла брови Ирина.
   - Ну, иногда у тебя появлялось такое желание, хотя и нечасто.  В  об-
щем, достала ты бедного парня.
   - И больше я с ним не встречалась?
   - Насколько я знаю, нет.
   - Володя, - громко сказала она.
   - Да. Ирина Андреевна?
   - Вы до сих пор на меня сердитесь? Не стоит, голубчик,  я  знаю,  что
порой бываю ужасно несносна, но потом раскаиваюсь и корю  себя.  Если  я
вас обидела тогда, то приношу свои извинения.
   - Ну что вы, Ирина Андреевна, не о чем говорить.
   Березин на ощупь нашел ее руку и слегка пожал в знак одобрения. Ирина
на пожатие не ответила, но руки не отняла. Так, взявшись за руки, они  и
ехали. До подъезда было метров двадцать, и репортеры восторженно  защел-
кали камерами, увидев, как известный партийный лидер Сергей Березин  не-
сет на руках свою красавицу жену.
   В первые полчаса все было спокойно, политики под руку со своими  суп-
ругами прогуливались по огромному залу, где был накрыт фуршет, журналис-
ты никого не дергали, пока присматривались, выбирая наиболее  интересные
и перспективные жертвы. Потом Сергей Николаевич увлекся  беседой  с  из-
вестным киноактером, который проходил по спискам партии,  очень  близкой
по своей политической платформе к партии  Березина,  а  Ирину  осторожно
тронул за локоть журналист, известный своей зубастостью  и  недоброжела-
тельностью.
   - Скажите, Ирина Андреевна, трудно быть женой политика?
   - Трудно быть женой, - ответила она очень серьезно. - А политика  или
циркового артиста - значения не имеет.
   - Очень интересное заявление, -  оживился  журналист.  -  Пожалуйста,
несколько слов о том, почему трудно бывает быть женой Березина.
   - Мой муж - человек неординарный, и, хотя я знаю его достаточно  дав-
но, все равно он остается для меня не до конца прочитанной  книгой.  Мне
очень хочется нравиться ему, но я не всегда могу точно угадать, что  ему
нравится, а что - нет. Поэтому я постоянно нахожусь в некотором напряже-
нии.
   - Вы хотите сказать, что ваш супруг часто и легко меняет свои вкусы и
пристрастия?
   - Ничего подобного. Совсем наоборот, он на  редкость  постоянен  и  в
своих вкусах, и в своих убеждениях. Просто я еще не до конца его  изучи-
ла.
   - Сколько лет вы женаты?
   - Шесть лет. В феврале будем отмечать седьмую годовщину.
   - И семи лет вам не хватило для того, чтобы изучить вкусы вашего  му-
жа?
   - Человек, которого можно полностью изучить за семь лет, - это прими-
тивное существо, согласитесь, - с улыбкой отпарировала Ирина. -  Челове-
ческая личность, индивидуальность настолько многогранна и  глубока,  что
на постижение ее порой уходит вся жизнь. Чем сложнее человек, чем богаче
его натура, тем больше времени требуется для того, чтобы его изучить.
   - У вас есть дети?
   - Пока нет, но обязательно будут...
   Ирина и журналист стояли довольно близко от Березина, который  разго-
варивал с киноактером, и Сергей Николаевич краем уха прислушивался к то-
му, что говорила его жена. Он остался очень доволен ее ответами. Сначала
она сморозила явную глупость, из которой избиратели могли бы сделать вы-
вод о непредсказуемости и непрогнозируемости Березина. Могли бы,  конеч-
но, при удачной подаче журналиста. Но Ирина вовремя спохватилась  и  вы-
вернулась, да еще так ловко и красиво, что он зааплодировал бы ей,  если
бы было можно. А писака-то уже губенки раскатал,  уже  размечтался,  как
крупными буквами напишет: "Лидер одной из  демократических  партий  нас-
только непредсказуем и так легко меняет убеждения и пристрастия, что да-
же его жена никогда не знает, что приготовить ему на обед". Фигушки, вы-
куси!
   Извинившись перед актером, Березин ловко увел  Ирину  в  сторонку  и,
наклонившись к ней, сказал тихонько:
   - Ты умница, Ирочка, с журналистом ты разделалась просто блестяще.  У
тебя все отлично получается, поэтому ничего не бойся.
   Поцеловав ей руку и краем глаза заметив, что в этот момент их сфотог-
рафировали, Сергей Николаевич Березин снова оставил жену в одиночестве и
отошел поприветствовать знакомого бизнесмена.
   Ирина огляделась по сторонам и случайно встретилась глазами с  рослой
нескладной женщиной с плохо покрашенными волосами и небрежным  макияжем.
Женщина тут же, поймав взгляд, ринулась к Ирине.
   - Ирина Андреевна Березина, я не  ошиблась?  -  спросила  она  низким
звучным контральто, которое никак не вязалось с ее "охламонистой"  внеш-
ностью.
   - Нет, вы не ошиблись.
   Ирина внутренне сжалась. Она сообразила, что это и есть та самая Оле-
ся Мельниченко, журналистка, о которой ее  особо  предупреждал  Березин.
Мельниченко год назад брала интервью у первой жены  Березина,  и  ничего
хорошего от разговора с ней Ирина не ждала.
   - Моя фамилия Мельниченко, я работаю...
   Она назвала известный женский ежемесячный журнал, выходящий  огромным
тиражом.
   - Вы не откажетесь дать интервью для нашего журнала?
   "Откажусь! - хотелось закричать Ирине. - Убирайся  отсюда  вместе  со
своим журналом! Я не хочу с тобой разговаривать! Я не знаю, как с  тобой
разговаривать!"
   - С удовольствием, - мягко улыбнулась она. - Мне приятно, что  фигура
моего мужа заинтересовала такой популярный журнал.
   - Наша аудитория - женщины, - заявила Мельниченко, - а по результатам
анкетирования наших читательниц ваш муж попал в число трех самых привле-
кательных мужчин-политиков. Поэтому нашим читательницам будет  интересно
прочесть о том, какая же у Березина жена. Итак...
   Первые несколько вопросов были вполне безобидными, и  Ирина  ответила
на них легко, почти не задумываясь. Дальше дело пошло хуже.
   - Как вы полагаете, Ирина, муж вас любит?
   - Он говорит, что любит, а у меня нет оснований ему не верить, -  ос-
торожно ответила она.
   - Что вы подразумеваете, говоря: нет оснований?
   - Я имею в виду, что мой муж ни разу меня не обманул ни в чем. Поэто-
му какое же я имею право сомневаться в этих его словах?
   - А как вы считаете, как первая жена Сергея Николаевича  ответила  бы
на этот вопрос?
   - Для того чтобы что-то предполагать, нужно знать характер  человека.
К сожалению, я не была близко знакома с его первой  женой,  поэтому  мне
трудно судить.
   - А вы хотели бы с ней познакомиться поближе?
   - Я никогда не думала об этом. Разумеется, мне было бы не только  ин-
тересно, но и полезно узнать человека, которого любил мой муж и с  кото-
рым прожил бок о бок более десяти лет. Это позволило бы мне лучше понять
характер Сергея.
   - И вы не испытывали бы смущения от встречи с женщиной, чье  семейное
счастье вы же и разрушили?
   - Вы не правы, - твердо ответила Ирина, понимая, что отступать некуда
и то, чего она так боялась, все-таки случилось. - Более того, вы  дважды
не правы. Во-первых, союз Сергея и его первой жены начал распадаться за-
долго до того, как мы с ним познакомились. И факт нашей встречи уже  ни-
чего не изменил. Во-вторых, Сергей, как, впрочем, и любой другой  мужчи-
на, - не бессловесное животное, которое можно без малейших усилий вывес-
ти из стойла, взяв за поводок. Я вообще не понимаю, откуда  взялся  этот
чудовищный глагол "увести". Увести жену, увести  мужа.  Они  что,  вещи,
кошки, ослы? Как можно увести человека, если он сам этого не хочет? Уве-
ряю вас, по земле ходят тысячи и миллионы женщин, которые годами не  мо-
гут развести своих женатых партнеров. И  не  разводят.  Потому  что  эти
партнеры не хотят оставлять своих жен. А есть такие, которые  расторгают
браки. И в каждом случае решение принимает сам мужчина, а никак  не  его
женщины.
   - А какую роль вы отводите женщине? Покорного и безропотного подчине-
ния?
   Здесь Ирина перевела дыхание. Сложный поворот она  прошла,  а  теперь
разговор вышел на ту стезю, к которой она была готова.