Глава 2

   Со стрессом, вызванным фактом вторжения воров, Юлия Николаевна Готов-
чиц справилась относительно легко. Ничего не украли - и слава Богу.  За-
мок, правда, сломали на входной двери, но это и починить недолго.  Одна-
ко, наблюдая за мужем, она начинала тревожиться все больше и больше. Бо-
рис Михайлович Готовчиц, доктор медицинских наук, практикующий психоана-
литик, на попытку кражи отреагировал явно, по мнению супруги, неадекват-
но. Он нервничал, был непритворно испуган, чем и зародил в душе Юлии Ни-
колаевны не только тревогу, но и подозрения, причем далеко не самые при-
ятные. Вывод, который она сделала, заключался в том, что у  Бориса  есть
какие-то неучтенные семейным бюджетом ценности, которые всетаки пропали,
но о которых он не смеет признаться ни работникам милиции, ни ей самой.
   Юлия Николаевна всегда старалась быть добросовестным налогоплательщи-
ком, неприятностей на свою голову не искала, поэтому все финансовые дела
семьи вела сама, строго следила за всеми получаемыми  мужем  гонорарами,
заполняла налоговую декларацию и лично следила за тем, чтобы  декларация
эта была вовремя представлена в инспекцию по месту жительства. Она хоте-
ла спать спокойно. Слишком много неспокойных ночей пришлось  ей,  дочери
крупного торгового работника, провести в детстве. Папочкины махинации  в
конце концов закончились плачевно, и путь в тюремную камеру был  прерван
веревочной петлей, которую отец в преддверии неминуемого ареста  накинул
на собственную шею. Именно тогда четырнадцатилетняя  Юля  сказала  себе,
что больше никогда не допустит в своей жизни ничего, мешающего спокойно-
му существованию. Родителей, как известно, не выбирают,  но  уж  свою-то
жизнь человек строит сам.
   Как только муж Борис взялся за частную практику, Юлия Николаевна сра-
зу же поставила вопрос ребром:
   - Или ты даешь мне слово, что мы будем жить честно, или я  немедленно
ухожу и развожусь с тобой, - решительно заявила она.  -  Я  свое  уже  в
детстве отбоялась, когда родители на каждый шорох по  ночам  вскакивали.
Больше я этого не потерплю.
   Ей казалось, что Борис Михайлович понял ее, во всяком случае  возвра-
щаться к этому разговору им не приходилось. Муж не возражал, когда  Юлия
взялась за контроль финансовых дел и отношений с налоговыми органами,  и
это позволило ей быть уверенной в том, что он ничего от нее не скрывает.
Неужели все-таки он утаивает часть доходов? И пускает  эту  "заначку"  в
коммерческий оборот, ввязываясь в сомнительный бизнес. А если не в прос-
то сомнительный, а преступный? И вот теперь подельники устраивают с  Бо-
рисом какие-то разборки. Никакого другого объяснения испугу и нервознос-
ти мужа Юлия Николаевна придумать не могла. Тем не менее все ее  попытки
прояснить ситуацию ни к чему не приводили. В свободное  от  консультаций
время Борис Михайлович подолгу сидел в своем кабинете, методично переби-
рая книги и бумаги, будто что-то искал, но на  вопросы  супруги  отвечал
как-то невнятно.
   - Боря, ну скажи мне честно, что у тебя украли? - ежедневно спрашива-
ла Юлия Николаевна.
   - Ничего, - рассеянно отвечал Борис Михайлович. -  В  том-то  весь  и
ужас, что ничего.
   - Я тебе не верю. Если ничего не пропало, то почему ты с ума сходишь?
И что ты все время ищешь? Ты не можешь что-то найти и думаешь, что у те-
бя украли именно это? - допытывалась она.
   - Да не ищу я ничего! - взрывался муж. - Оставь меня в покое.
   - У тебя были деньги, о которых я не знала? Почему  ты  скрываешь  от
меня? Мы же договорились, Борис...
   - Не было у меня никаких денег! Сколько можно повторять одно и то же?
Не было.
   Юлия Николаевна обиженно замолкала и уходила в  спальню,  однако  уже
через некоторое время обида отступала под натиском тревоги. Ведь как все
просто, если разобраться: в доме есть деньги, их при желании можно  най-
ти, это несложно, но они не тронуты. И драгоценности есть, тоже все  це-
лы, лежат на своих местах. Так что же привлекло воров?  Ответ  очевиден:
их интересовали совсем другие деньги, наверняка куда более  значительные
по сумме и сомнительные по происхождению. Более того, преступники знали,
что эти деньги лежат отдельно, и знали, где именно. Какой отсюда  вывод?
У Бориса есть какие-то хитрые денежные дела, которые он ведет втайне  от
жены, и в этих делах есть, мягко  говоря,  хорошо  информированные  ком-
паньоны, а грубо выражаясь - сволочные сообщники. Этого еще не хватало в
хорошо устроенной и устоявшейся жизни Юлии Николаевны! Мало  ей  нервот-
репки в школьные годы, так теперь  еще  нужно  изза  мужниных  глупостей
трястись от страха. Муж обманывает ее, это теперь яснее ясного.
   Но не это самое плохое. Дело в другом. Тогда, много  лет  назад,  она
была совсем ребенком, и что бы ни натворил ее отец,  ответственности  за
это не несла. Теперь другой разговор. Если вдруг окажется, что Борис не-
чист в своих денежных отношениях с государством, то вина падет и на нее.
Кто поверит, что она ничего не знала и ни в чем не участвовала?  Не  зря
же говорят: муж и жена - одна сатана. И если случится скандал, то и она,
Юлия Николаевна Готовчиц, будет замарана. Она, пламенный борец за  нало-
говую дисциплину, она, депутат Готовчиц, журналистка, сделавшая себе имя
на разоблачениях нечистоплотных политиков. И прощай, репутация!  Ну  как
же Борис этого не понимает? Ведь сколько раз говорила, просила,  убежда-
ла...
   И Юлия Николаевна стала делать то, чего прежде никогда себе не позво-
ляла. Когда муж разговаривал по  телефону,  она  снимала  трубку  парал-
лельного аппарата и слушала. Она  рылась  в  его  карманах  и  в  ящиках
письменного стола в кабинете. Она подслушивала под дверью,  когда  Борис
Михайлович принимал посетителей. Конечно, все это были люди, приходившие
на консультацию, но вдруг кто-то из них окажется из тех? Это было унизи-
тельно до отвращения, ни разу за тридцать шесть прожитых лет Юлия Готов-
чиц ничего подобного не делала, считая такие действия постыдными  и  не-
достойными уважающего себя человека. Но она хотела знать правду.  А  муж
ей, что очевидно, правды не говорил.
   Стало уже совсем тепло, в кабинете у Насти, на  Петровке,  окно  было
распахнуто настежь, и истошный визг тормозов заставил  ее  выглянуть  на
улицу. Нет, слава Богу, не авария. Всего лишь  Игорь  Лесников,  который
яростно хлопнул дверцей сверкающего "БМВ" и влетел в здание. Не прошло и
трех минут, как он ворвался к Насте.
   - И все-таки я был прав! - почему-то торжествующе выдохнул он.
   Настя подняла на него недоуменный взгляд.
   - Тоже мне новость. Ты всегда прав. Что на этот раз?
   - Помнишь, я тебе рассказывал про кражу у психоаналитика? Точнее, там
был взлом, ничего не украдено.
   - Помню, - кивнула она.
   - И помнишь, я еще тогда тебе говорил,  что  мне  этот  психоаналитик
чем-то не показался?
   - Тоже помню. Что он натворил теперь?
   - Пока не знаю. Зато мы имеем в наличии труп его жены. Не остыл еще.
   - Красиво, - протянула Настя, откидываясь на спинку стула и  расправ-
ляя плечи, затекшие от долгого сидения за столом над бумагами. - А поче-
му эта радость досталась нам, а не округу?
   - А потому, что супруга испуганного психоаналитика является депутатом
Государственной Думы, не больше и не меньше. Вот так,  любезная  Анаста-
сия. Жди теперь солнечных дней и массу приятной работы.
   - Да ну тебя,  -  Настя  расстроенно  махнула  рукой.  -  Депутатские
убийства - не мой профиль. Мне бы что-нибудь про жизнь, про любовь,  про
застарелую вражду. Это я умею. А в политике я все равно не разбираюсь.
   Лесников ехидно улыбнулся.
   - Как говорил профессор, у которого я когда-то писал  диплом:  негра-
мотность - не аргумент. И не надейся, что Колобок тебя пощадит, принимая
во внимание твою патологическую нелюбовь к политике и экономике.
   - Да уж, - Настя обреченно вздохнула. -  Выходит,  можно  говорить  о
том, что взлом был попыткой кражи не у психоаналитика,  а  у  его  жены.
Кстати, как ее зовут-то?
   - Юлия Николаевна Готовчиц.
   - Это которая за налоговую дисциплину все время боролась?
   - Ну вот, а говоришь, что газеты не читаешь. Врешь ты  все,  светлей-
шая, под дурочку работаешь.
   - Но я их действительно не читаю. То есть читаю, конечно,  но  только
то, что имеет отношение к криминалу. Зато Лешка смотрит по  вечерам  ин-
формационные программы, и мне приходится это слышать. Можешь  мне  пове-
рить, я бы с гораздо большим удовольствием послушала "Трубадура"  вместо
"Вестей" и "Итогов". Но Чистяков мои вкусы в этой  части  не  разделяет,
как ни печально.
   Это было правдой. Настин муж проявлял поистине чудеса терпимости и  с
пониманием относился ко многим ее слабостям и недостаткам, но в одном он
был непреклонен: в восемь вечера "Вести", в девять "Время"  и  в  десять
часов "Сегодня" - это святое и неприкосновенное, а если  супруга  желает
послушать классическую музыку, то пожалуйста, в любое свободное  от  ин-
формационных программ время.
   Но шутки шутками, а взлом и вторжение в квартиру вкупе с  последующим
убийством хозяйки-парламентария ничего приятного не сулили. Искали, ско-
рее всего, не деньги и ценности, а какие-то документы. Правильно говорил
Настин отчим, много лет проработавший в уголовном розыске: во главе все-
го стоит борьба за информацию. И в одних случаях ее хотят  добыть,  а  в
других - уничтожить, вот, собственно, и весь расклад.  Если  не  удалось
найти и изъять документы, то после этого частенько просто избавляются от
людей - носителей особо опасных знаний.
   Заниматься борьбой за информацию Насте Каменской было интересно. Жаль
только, что информация эта носит, судя по всему, характер  политический.
Но ничего не попишешь. Мало ей телевизионных денежных дел... Да, в  пос-
леднее время ей везет все реже и реже, времена такие настали, что в  ос-
нове преступлений все чаще оказываются мотивы и поводы, Насте совершенно
неинтересные, а вот любви, ревности, мести и затаенной злобы  становится
все меньше.
   Игорь Лесников ушел докладываться Гордееву, а через полчаса полковник
вызвал к себе Настю.
   - Хватит сиднем сидеть, - проворчал он, - поезжай вместе с  Игорем  к
мужу потерпевшей. Конечно, он сейчас не в том  состоянии,  чтобы  давать
членораздельные показания, но время упускать нельзя. Сами понимаете, де-
путат Госдумы. Каждую минуту могут начаться звонки и всяческие  требова-
ния. Двигайте, ребятки, не тяните.
   - А... - начала было Настя, но Виктор Алексеевич  не  дал  ей  задать
вопрос. Он слишком хорошо знал свою подчиненную.
   - Не бойся, тебя в Думу не пошлю. Тебе там делать  нечего.  Слабовата
ты для разговоров с нашими политиками. Думцами будет  заниматься  Корот-
ков, его ничем не прошибешь. Сегодня поработаешь с Игорем, потом  я  пе-
реключу его на другую линию, а тебе оставлю мужа убитой, ее  родственни-
ков и друзей.
   - Спасибо, - благодарно кивнула Настя, в который уже раз  возблагода-
рив судьбу за такого начальника.
   Ну что ж, уже легче. Каждый раз, когда от руки  преступников  погибал
кто-нибудь из видных деятелей и пресса поднимала по этому поводу  страш-
ный шум ("Банкиров убивают!" "Министров отстреливают! " "Убирают неугод-
ных журналистов! "), Насте ужасно хотелось, чтобы  в  результате  оказа-
лось, что преступление было совершено по сугубо личным мотивам. В  конце
концов, банкиры, министры и журналисты - точно такие же люди, как и  все
остальные, у них есть близкие, есть любимые, есть друзья, а стало  быть,
есть враги и есть те, кто ревнует.  Есть  какие-то  денежные  отношения,
есть прошлое, из которого частенько выползают страшные полузабытые тени.
Почему всех людей могут из-за этого убивать, а видных личностей - не мо-
гут. Никто и не покушается на прогрессивную  деятельность  честного  ми-
нистра, просто он садист и сволочь и довел любовницу до нервного  срыва.
Вот она и схватилась за нож...
   Насте Каменской очень хотелось, чтобы убийство депутата Юлии Готовчиц
оказалось именно таким, "бытовым". То есть самым обыкновенным.
   За годы работы в уголовном розыске ей довелось видеть  множество  лю-
дей, у которых погибли близкие. Все вели себя по-разному. Кто-то  был  в
ступоре, словно окаменел, кто-то бился в истерике, некоторые держали се-
бя в руках, как умели. Но такие, как Борис Михайлович Готовчиц,  попада-
лись Насте крайне редко. Положа руку на сердце,  можно  сказать,  что  и
вовсе не попадались.
   Борис Готовчиц был напуган. Причем напуган так  сильно  и  так  явно,
что, казалось, даже не чувствовал боли утраты. Он  ни  минуты  не  сидел
спокойно, постоянно меняя позу, хрустел пальцами, все время что-то  вер-
тел в руках, а взгляд его был обращен внутрь себя. Похоже, он даже плохо
слышал своих собеседников.
   - Борис Михайлович, тело вашей жены было обнаружено на улице Острови-
тянова. Вы не знаете, что она делала в этом районе?
   - Нет. Я вообще не знаю, где это.
   - Это на юге Москвы, рядом со станцией метро "Коньково". Там еще есть
большой вещевой рынок.
   - Не знаю. Может быть, что-то покупала на рынке...
   - Среди ее вещей не было никаких покупок,  только  сумочка.  На  этой
улице не живут ваши знакомые или родственники?
   - Я же сказал, не знаю. Ну сколько можно, в самом-то деле!
   - Столько, сколько нужно, - неожиданно жестко произнес Лесников.
   Настя кинула на него укоризненный взгляд. Разве так можно? У человека
жену убили, естественно, что у него реакция не вполне адекватная.  Когда
человек в таком состоянии, ему нужно прощать и хамство,  и  грубость,  и
глупость, и забывчивость. Однако Готовчиц даже не заметил резкости  опе-
ративника, настолько он был погружен в себя.
   - Расскажите, пожалуйста, как можно подробнее о  вчерашнем  дне.  Где
были, что делали вы и Юлия Николаевна? Куда ходили, кто  вам  звонил,  о
чем вы разговаривали?
   - Все как обычно. Встали в половине  восьмого,  как  и  каждый  день.
Завтракали. Разговаривали... О чем-то... Сейчас уже точно не помню.  Ни-
чего особенного. В десять я начал прием, а Юля в своей комнате работала,
готовила материалы для выступления в Думе. Потом  обедали,  часа  в  два
примерно. В четыре ко мне снова пришли на консультацию. Когда  пациентка
уходила. Юли уже не было дома. Больше я ее не видел. Вот...
   Готовчиц снова захрустел пальцами и отвернулся.
   - Во время утреннего приема вам кто-нибудь звонил? - спросила Настя.
   - Не знаю. В моем кабинете есть телефон, но, когда я работаю с  паци-
ентом, я его обязательно отключаю. Вы должны это понимать.
   - Да-да, конечно, - торопливо согласилась она. - А другой аппарат?
   - В спальне и на кухне. Но когда я веду прием, Юля устанавливает  ми-
нимальную громкость звонка, чтобы в кабинет не доносилось ни звука.  Она
даже по квартире ходит на цыпочках. Во время беседы должны  существовать
только я и пациент. Двое во всем мире. Понимаете?  Ощущение,  что  рядом
есть кто-то третий, очень мешает.  Никаких  посторонних  шумов  быть  не
должно.
   - Значит, вы не знаете, звонил ли кто-нибудь вам или вашей жене с де-
сяти до двух?
   - Мне кто-то звонил... Я уже не помню. Юля всегда записывала, что пе-
редать, и после приема мне все рассказывала.
   - Значит, вчера во время обеда она вам доложила, кто  вам  звонил,  -
уточнил Игорь.
   - Да, конечно.
   - А о том, кто звонил лично ей, она не говорила?
   - Я не помню. Может быть... Я не очень вслушивался.
   - Почему?
   Вопрос был самым обычным, но психоаналитик на него не ответил, только
неопределенно пожал плечами.
   - Во время обеда Юлия Николаевна делилась с вами  своими  планами  на
вторую половину дня?
   - Нет... Кажется... Я не вслушивался.
   - Вы были чем-то озабочены, встревожены?
   - Я? Нет. С чего вы взяли?
   - Значит, для вас является обычным, когда вы не слушаете, что говорит
ваша жена?
   Это было, конечно, хамством со стороны Лесникова, но прояснить ситуа-
цию все-таки надо. Может быть, в этой семье не все ладно? И убийство де-
путата Госдумы является не политическим, а самым что ни на есть бытовым?
   Готовчиц перевел на Лесникова взгляд, который вдруг стал  осмысленным
и острым.
   - Не хотел бы думать, что вы пытаетесь на что-то намекать. Мы с вами,
Игорь Валентинович, уке встречались, когда воры  взломали  дверь  в  мою
квартиру. Надеюсь, вы помните об этом. Естественно, что сам факт  взлома
не давал мне покоя, хотя ничего и не пропало. И я был этим весьма озабо-
чен.
   Сейчас перед Настей сидел совсем другой человек,  собранный,  серьез-
ный. Надо же, он даже вспомнил, как Лесникова зовут,  хотя  Настя  точно
знала, что в этот раз Игорь своего имени-отчества ему не называл. Просто
"капитан Лесников". А она - "майор Каменская".
   - Скажите, а ваша жена тоже переживала по поводу взлома?  -  спросила
Настя.
   - Да.
   Сказано это было твердо, но почему-то показалось неубедительным.
   - В квартире есть бумаги или документы, принадлежащие Юлии  Николаев-
не?
   - Разумеется.
   - Прошу вас их показать.
   Готовчиц резко поднялся с кресла, в котором сидел. Только теперь Нас-
тя обратила внимание на его внешность: красивый рослый  мужчина,  слегка
за сорок, густые, хорошо постриженные волосы,  крупные  черты  лица.  Но
нервозность отчего-то делала его маленьким и суетливым. Более того, Нас-
те приходилось делать над собой усилие, чтобы не  видеть  его  плешивым.
"Вот ведь чудеса, - усмехнулась она про себя. - Иной актер полжизни  от-
дал бы за то, чтобы уметь собственным усилием создавать  внешний  образ,
не имеющий ничего общего с  реальной  действительностью.  Надо  же,  как
внутреннее состояние может влиять на восприятие  внешности!  Никогда  не
поверила бы, если бы своими глазами не увидела".
   - Принести сюда или вы посмотрите на месте?
   - Посмотрим на месте, там, где они находятся, - ответил Игорь.
   Бумаги покойной находились в гостиной, в  секциях  мебельной  стенки.
Готовчиц молча вытащил их и положил на диван.
   - Пожалуйста, знакомьтесь.
   - А где Юлия Николаевна обычно работала,  когда  находилась  дома?  -
спросил Игорь.
   - Когда как. Если я вел прием, то в спальне, подальше от кабинета,  я
вам уже объяснял...
   - Да-да, - торопливо кивнул Лесников. - А в другое время?
   - Здесь, в гостиной, или на кухне.
   - Значит, в спальне и кухне тоже могут быть бумаги?
   - Наверное. Посмотреть?
   - Будьте любезны.
   Борис Михайлович вышел, оставив их одних.
   - Ты что, собираешься все это смотреть  прямо  здесь?  -  недоверчиво
спросил Лесников.
   - Нет, конечно, заберем с собой. Но первичный просмотр надо  бы  сде-
лать в присутствии хозяина. Может быть, понадобятся какие-то  пояснения.
Зачем же его потом дергать по телефону каждые пять минут.
   - С ума сошла! - выдохнул он. - Здесь же работы на два дня.
   - Не преувеличивай, - Настя поморщилась и взяла в руки тонкую пласти-
ковую папочку. - Сейчас быстро рассортируем в первом приближении и  пое-
дем. Или ты торопишься?
   - У меня ребенок болеет, жена совсем замучилась, несколько  ночей  не
спала. Просила, чтобы я хоть раз пришел пораньше и дал ей отдохнуть.
   - Так иди. Я сама справлюсь. Правда,  Игорек,  поезжай,  будем  наде-
яться, что уважаемый психоаналитик меня не съест.
   - А вдруг это он жену... А? Не боишься  оставаться  один  на  один  с
убийцей?
   - Да ну тебя! - фыркнула Настя. - Во-первых, я через это уже проходи-
ла много раз и пока цела. А вовторых, если убийца - он, то почти  навер-
няка не изза того, что содержится в этих бумагах. Поэтому пока я копаюсь
в документах жены, я для него не опасна, потому что  отрабатываю  непра-
вильную версию. И он мне в этом деле будет первым другом и верным помощ-
ником.
   Лесников взглянул на часы.
   - Половина восьмого. Но ты точно не обидишься, если я поеду?
   - Да точно, точно. Поезжай. Завтра увидимся.
   Из кухни доносился звук передвигаемых стульев, хлопали дверцы  навес-
ных шкафов.
   - Пойди взгляни, чего он там копается, - шепотом попросила Настя.
   Игорь быстро выскользнул из комнаты. В самом деле, нельзя было остав-
лять хозяина одного. Как знать, все ли бумаги убитой жены он  собирается
предоставить работникам уголовного розыска? А может, захочет что-то ута-
ить?
   Раздался грохот падающего стула, и Настя испуганно выскочила на  кух-
ню. На полу валялись папки, отдельные листы и опрокинутая  табуретка,  а
хозяин квартиры молча стоял, опустив руки, и, казалось, не понимал,  что
происходит.
   - Я вам помогу, - Настя наклонилась и принялась  собирать  бумаги.  -
Иди, Игорь, мы сами справимся.
   Борис Михайлович опустился на колени рядом с ней, но ни одной бумажки
с пола не поднял, просто наблюдал на Настей, ожидая, пока она все  собе-
рет. И даже не вздрогнул, когда за Лесниковым захлопнулась дверь.
   - Простите меня, Борис Михайлович, я понимаю, что мои  расспросы  ка-
жутся вам сейчас неуместными. И вообще мое присутствие вас  тяготит.  Но
нам надо раскрывать преступление, и вам, к сожалению,  придется  терпеть
наше вмешательство в вашу жизнь еще какое-то время, -  как  можно  мягче
сказала она.
   - Какое именно? - спросил Готовчиц.
   - Хотелось бы надеяться, что недолгое. Но тут трудно  прогнозировать.
Как повезет.
   Он медленно поднялся с колен, поставил на место опрокинутую табуретку
и сел.
   - Давайте поговорим здесь. Не возражаете?
   - Давайте. Сделать вам чаю? - предложила Настя.
   - Да, спасибо.
   Она включила электрический чайник и огляделась. Кухня была  красивой,
просторной, со встроенной мебелью, идеально подогнанной под размер стен.
Открывая дверцу шкафа, чтобы достать чай и сахар, Настя машинально отме-
тила, что это не цельное дерево, а шпон. Иными словами,  мебель  доброт-
ная, но не из самых дорогих. Тысяч за шесть-семь долларов.  Из  цельного
дерева вышло бы куда дороже, тысяч под двадцать, если не больше. В семье
царит достаток, но без шика и излишеств.
   - Борис Михайлович, я могла бы объяснить ваше  состояние  свалившимся
на вас горем. Но мне кажется, что есть что-то еще. Я ошибаюсь?
   Готовчиц поднял на нее тусклый взгляд, снова обращенный внутрь  себя,
потом с трудом шевельнул губами:
   - Нет, вы не ошибаетесь. Но если я скажу вам, что меня тревожит,  вы,
вероятно, сочтете меня сумасшедшим. Мне бы этого не хотелось.
   - И все-таки...
   - Вы настаиваете?
   - Да, я настаиваю, - твердо сказала Настя.
   - Мне кажется, что я схожу с ума.
   Он сделал паузу, вероятно ожидая ответной реплики. И, не  дождавшись,
повторил:
   - Мне кажется, что я схожу с ума.
   - Почему вам так кажется?
   -  У  меня  появилась  мания  преследования.  Это   признак   тяжкого
расстройства.
   - Давайте попроще, ладно? В чем выражается ваше расстройство?
   - Мне кажется, что за мной следят. Мне кажется, что в мое  отсутствие
в квартиру приходят посторонние и роются в вещах и бумагах. Я умом пони-
маю, что этого не может быть, но постоянно нахожу всевозможные подтверж-
дения этому. Не зря, вероятно, говорят, что человек, все  время  имеющий
дело с психическими расстройствами, рано или поздно сам становится похож
на своих пациентов. Вот и со мной это произошло.
   "Прелестно, - с ужасом подумала Настя. -  Сейчас  выяснится,  что  он
страдает психическим заболеванием и вполне мог убить любимую  супругу  в
состоянии острого психоза. А я, идиотка, отпустила Игоря  и  осталась  с
ним один на один. Ну, Каменская, ты даешь! Ничему жизнь тебя не учит".
   - Начнем по порядку, - как можно хладнокровнее сказала она. -  Откуда
появилось ощущение, что за вами следят?
   - Я замечаю одних и тех же людей рядом с собой. В  разных  местах,  в
разных концах города.
   - Разных людей или одного и того же человека?
   - Разных. По крайней мере троих. Пожалуй, даже четверых.
   - Уверены, что не ошибаетесь? Не обознались? Похожих людей очень мно-
го, уверяю вас.
   - У меня прекрасная память на лица. Я отчетливо вижу, что одежда дру-
гая, а лицо то же самое.
   - Борис Михайлович, но ведь это совершенно объяснимая вещь.  Вспомни-
те, вас недавно пытались обокрасть. Вы утверждаете, что ничего не пропа-
ло. Это означает, что преступники не нашли то, что искали. Просто не ус-
пели в намеченное время, и им пришлось скрыться. А коль не нашли,  стало
быть, будут продолжать попытки. Поэтому вполне естественно, что они сле-
дят за вами, чтобы точно  знать,  когда  квартира  будет  пустой,  чтобы
предпринять еще один заход. Вас устраивает такое объяснение?
   Готовчиц посмотрел на нее более осмысленно, во  всяком  случае  глаза
его уже не были такими тусклыми, как несколько минут назад.
   - Значит, вы считаете, что за мной действительно могут следить?
   - Конечно. Это более чем реально.
   - Вы хотите сказать, что это не бред? Не мания?
   - Думаю, нет, - соврала Настя, хотя вовсе не была в этом уверена. - И
если вас устраивает мое объяснение, то нам придется вернуться к  вопросу
о краже. Что искали преступники в вашей квартире?
   - Но я уже говорил Игорю Валентиновичу, я не знаю. Ума не приложу.
   - Вы абсолютно уверены в том, что ничего не пропало?
   - Абсолютно.
   Готовчиц стал раздражаться, и Насте на мгновение стало  по-настоящему
страшно. Что, если он на самом деле сумасшедший? Сейчас как  разозлится,
да и ткнет ножичком для разделки мяса, благо он совсем близко висит, ру-
кой дотянуться можно. Нет, не нужно рисковать.
   - У Юлии Николаевны были враги? - свернула она в другую сторону.
   - Враги? - переспросил Борис Михайлович.
   - Ну да. Завистники, недоброжелатели или просто  обиженные  ею  люди.
Люди, которые могли желать ей зла.
   - Она журналистка... Вы должны понимать, что у любого журналиста обя-
зательно есть враги. Хотя бы те, о ком он писал нелицеприятные  вещи.  У
Юли было острое перо и язвительный стиль, полагаю, она  многих  обидела.
Неужели ее из-за этого убили? Я как-то не верил, что  журналистов  могут
убивать за то, что они публикуют.
   - Журналисты такие же люди, как мы с вами,  их  могут  убить  за  что
угодно, совсем не обязательно за то, что они пишут. Но  ваша  жена  была
еще и депутатом. Она не рассказывала вам о каких-нибудь конфликтах в де-
путатской среде?
   - Да нет... Впрочем, я не особенно вникал. Но если бы  ситуация  была
достаточно серьезной, я бы запомнил. Юля, видите ли... она... очень вяз-
кая, если вам понятно, что я имею в виду. Застревает  на  всем  подолгу,
повторяет одно и то же по многу раз. Чем серьезнее  ситуация,  тем  чаще
она о ней рассказывает... рассказывала... Да... простите...
   Он на секунду зажмурился, потом снова открыл глаза.
   - Одним словом, я бы запомнил.
   - Хорошо, тогда помогите мне, пожалуйста, рассортировать  ее  бумаги.
Не буду больше терзать вас разговорами, вы, наверное, все это уже  расс-
казывали сегодня следователю.
   - Нет, со следователем я не разговаривал.
   - Вот как? - удивилась Настя.
   - Да, он попросил меня приехать завтра. Знаете, мы с ним  встретились
в морге на опознании, он спросил, когда и куда вчера ушла Юля  и  где  я
сам был вечером. Наверное, я очень плохо выглядел, потому что он сжалил-
ся надо мной и сказал, что допросит меня завтра.
   Настя про себя усмехнулась. Следователь Гмыря был хорошим мужиком, но
состраданием к потерпевшим обычно не отличался. Просто он был  многодет-
ным отцом, своих четверых детишек обожал и собственные семейные интересы
всегда ставил выше служебных. Он даже в свое время из уголовного розыска
ушел на следственную работу, потому что не хотел рисковать  и  оставлять
(тьфу-тьфу, не сглазить) жену вдовой, а детей сиротами. Правда, в нынеш-
нее веселенькое время работа следователя не менее опасна, чем работа сы-
щика, но Гмыре отчего-то казалось, что так  будет  спокойнее.  Наверное,
торопился к детям, домой или на родительское собрание в школу, потому  и
отпустил мужа убитой после самой поверхностной беседы, хотя и не полага-
лось бы так поступать.
   В течение часа она с помощью Бориса Михайловича рассортировала бумаги
покойной, разделив их условно на "личные", "семейные", "журналистские" и
"депутатские", после чего ушла, оставив Готовчица наедине со  своим  го-
рем.
   "Странно, - думала она, трясясь в набитом поезде метро, - я так долго
пробыла в квартире, и за все это время не раздалось ни одного телефонно-
го звонка. Ни друзей и родственников с утешением и сочувствием, ни паци-
ентов. Вообще никого. Так не бывает. Неужели семья была настолько  нелю-
димой? Да нет, не похоже. Разве что Борис  Михайлович  предусмотрительно
отключил телефон, чтобы не мешали".
   Подходя к своему дому, Настя поймала себя на трусливой мысли:  хорошо
бы, чтобы Лешки не было. Поймала - и ужаснулась. Неужели ее решение  два
года назад вступить в брак было ошибкой? Неужели прошло всего два  года,
и она поняла, что никакой муж ей не  нужен,  даже  такой  чудесный,  как
Алексей? Нет, нет, долой такие мысли, они не имеют права приходить в  ее
голову. Лешка самый лучший, самый умный, самый терпеливый, самый  добрый
и внимательный.
   Ей казалось, что она убедила себя, однако, открыв  дверь  квартиры  и
увидев свет, ощутила укол разочарования. Муж дома. И с ним придется  об-
щаться. Самой что-то рассказывать, слушать его, отвечать на вопросы... А
может быть, все дело в том, что ей вообще никто не нужен? И какая разни-
ца, хороший Леша или плохой. Ни хороший и ни плохой, он ей все равно  не
нужен.
   "Бред, - одернула себя Настя, - полный бред. Как это мне Лешка не ну-
жен? Просто я устала, я вымоталась за последние месяцы так, как  никогда
прежде, и больше всего на свете мне хочется тишины и одиночества, вот  и
все. Но это же пройдет, это обязательно пройдет, нужно только  набраться
терпения и постараться никого не обижать. И уж тем более Лешку. Он вооб-
ще святой, потому что терпит меня вместе со всеми моими выходками и вык-
рутасами уже двадцать лет. В школе-то я еще ничего была, а  с  возрастом
характер стал портиться, да и работа моя к душевности и мягкости не рас-
полагает. А Лешка все это сносит безропотно. Да ему памятник ставить на-
до! "
   Во время этого молчаливого монолога она успела расшнуровать кроссовки
и вдруг сообразила, что муж не вышел в прихожую ей  навстречу,  как  это
бывало всегда. И вообще ни из комнаты, ни из кухни не доносилось ни зву-
ка. И ужином почему-то не пахло. Может быть, ей все-таки повезло и Алек-
сей остался в Жуковском, у родителей? Да, но свет-то горит...
   Быстро сунув ноги в уютные мягкие тапочки, Настя заглянула на  кухню,
потом в комнату. Господи, как все просто! Лешка спал на диване, с  голо-
вой завернувшись в теплый клетчатый плед. "Вот и хорошо, - с облегчением
подумала она, - можно еще какое-то время побыть в одиночестве  и  помол-
чать".
   Осторожно притворив дверь комнаты, она на цыпочках прошла в  кухню  и
заглянула в холодильник в надежде найти что-нибудь пригодное для  ужина.
Надежды, однако, не оправдались. Продуктов, правда, было много,  но  все
нужно готовить. А готовить, естественно, не хотелось.  Ладно,  обойдемся
кофе с печеньем. И вкусно, и сытно, и  хлопот  никаких.  Достать  чистую
чашку, печенье и банку с растворимым кофе "Капитан  Колумб"  -  и  можно
больше не вставать с места, благо электрический чайник  стоит  прямо  на
столе.
   Минут двадцать Насте удалось провести в благостной  тишине,  а  потом
отчаянно зазвонил телефон. Спохватившись, что аппарат остался в  комнате
рядом со спящим мужем и кляня себя последними словами, она ринулась сни-
мать трубку. Но было поздно. Алексей проснулся и заворочался под пледом.
   - Анастасия Павловна? - послышался в трубке смутно знакомый голос.
   - Да, я вас слушаю.
   - Это Готовчиц.
   Ну конечно, Готовчиц. Теперь она отчетливо вспомнила его голос и  ма-
неру говорить.
   - Вы просили  немедленно  сообщить,  если  кто-нибудь  будет  звонить
Юле...
   - Да-да. И кто звонил?
   - Какой-то Дмитрий. Фамилию не назвал.
   - Вы сказали ему, что ваша жена... - Настя замялась.
   - Нет, вы же предупреждали. Я спросил, что передать. Он оставил  свой
телефон и сказал, что будет ждать Юлиного звонка.
   - Кто он такой, не знаете?
   - Нет.
   - И имени этого от Юлии Николаевны не слышали?
   - Нет, - повторил Борис Михайлович.
   Настя записала имя и номер телефона, которые продиктовал ей Готовчиц.
Где-то она уже видела этот номер... Давно, это точно, но видела. И  даже
звонила по нему. Память на цифры у Анастасии Каменской была отменная.
   - Давно пришла? - сонно спросил Алексей.
   - Только что, - быстро соврала она.
   - Не ври, я же чувствую, как твой "Колумб" пахнет. Ты уже и кофе  вы-
пить успела. Почему не разбудила?
   - Жалко было, ты так сладко спал.
   - Я, между прочим, не ужинал, тебя ждал, специально лег спать,  чтобы
спастись от голода. А ты и рада мужа уморить.
   Насте стало стыдно. Все-таки она неисправимая эгоистка! Думает только
о том, как бы избежать разговоров и побыть в  тишине  и  одиночестве,  а
Лешка ждет ее голодный.
   Но чувство стыда быстро заглохло под натиском любопытства. Кто  такой
этот Дмитрий с таким знакомым номером телефона?  Она  должна  вспомнить,
должна. Конечно, завтра утром она придет на работу и  в  течение  десяти
минут выяснит, чей это телефон, но до утра еще так долго, а узнать  пос-
корее так хочется... Можно, правда, набрать номер и поговорить с абонен-
том, но есть опасность все испортить.
   Она поплелась следом за мужем на кухню, повторяя мысленно семь цифр и
имя: Дмитрий. Нет, определенно, она звонила по этому  номеру.  Несколько
лет назад. Вспомнить бы, при каких обстоятельствах...
   - Что ты делаешь? - вывел ее из задумчивости испуганный  окрик  Алек-
сея.
   - А что?
   Она недоуменно посмотрела на свои руки  и  обнаружила,  что  пытается
очистить огурец для салата при помощи черенка столовой ложки.
   - Извини, - пробормотала она виновато, - задумалась.
   - Сядь на место, пожалуйста, - сердито сказал муж, - и не наноси урон
хозяйству. Толку-то от тебя...
   В течение нескольких минут тишину в кухне нарушал только  стук  ножа:
Алексей быстро резал огурцы и зелень. Настя попыталась было снова сосре-
доточиться на знакомом номере телефона, но муж опять прервал  этот  сла-
достный процесс самопогружения.
   - Ася, что с тобой происходит? - спросил он, не оборачиваясь.
   - Ничего, солнышко, я же сказала: просто задумалась.
   - Может быть, ты наконец перестанешь делать из меня идиота?
   В его голосе так явственно зазвучал холод, что Настя невольно  поежи-
лась. Господи, ну что еще? Чем она на этот раз провинилась?
   "Мне не нужно было выходить замуж, - обреченно подумала она в очеред-
ной раз. - Ни за Лешку, ни за кого бы то ни было вообще.  Я  не  создана
для совместного проживания с другим человеком".
   - Я уезжал всего на каких-то неполных три месяца, -  продолжал  Алек-
сей, - а когда вернулся, застал вместо тебя совершенно другого человека.
Прошло три недели с момента моего возвращения, и за все эти три недели я
ни разу не увидел рядом с собой женщину, которую двадцать  лет  любил  и
знал как самого себя. Ты стала другой и не соизволила удостоить меня ни-
какими объяснениями. Сейчас я хочу услышать от тебя  вразумительный  от-
вет: что происходит?
   - Ничего, - она пожала плечами и потянулась за сигаретой.
   - Ты встретила другого мужчину, которого смогла полюбить сама?
   - Что значит сама? - попыталась отшутиться Настя. - Разве любить тебя
мне кто-то помогает?
   - Не нужно так, Ася.
   Он помолчал, сосредоточенно очищая дольки чеснока и разрезая их попо-
лам перед тем, как засунуть в "давилку".
   - Я прекрасно понимаю, что из нас двоих целую я, а ты лишь подставля-
ешь щеку. Много лет я с этим мирился, но каждый день ждал, что  найдется
человек, которого ты будешь целовать сама. Так  что,  дорогая  моя,  это
случилось?
   - Ты с ума сошел!
   Она расхохоталась, несмотря на то, что поводов смеяться вообще-то  не
было, да и настроения, надо признаться, тоже.
   - Лешка, это тебя в твоей Америке так испортили? Что за бредовые мыс-
ли в твоей голове? Ты всегда будешь для меня лучше всех на свете,  и  не
делай, пожалуйста, вид, будто ты этого не знаешь.
   - Ну, вероятно, чем-то я все-таки нехорош, коль ты не считаешь нужным
делиться со мной своими проблемами.
   - Леша, но мы сотни раз это обсуждали, - в отчаянии сказала Настя.  -
Незачем тебе вникать в мои проблемы, они носят сугубо  служебный  харак-
тер, и помочь в их разрешении ты все равно не можешь, как бы ни  старал-
ся.
   - Ты врешь.
   Он произнес это абсолютно спокойно, по-прежнему стоя к ней  спиной  и
занимаясь салатом, одновременно следя, чтобы мясо на сковороде не приго-
рело, Настя замерла, как кролик перед удавом, с ужасом ожидая  продолже-
ния. Но его не последовало. Алексей высказал свою точку зрения и замолк,
по-видимому не желая ничего из нее вытягивать, ловить на слове и доказы-
вать, почему она врет. Пауза затягивалась, и с каждой секундой Настя все
острее ощущала необратимость происходящего. Надо было отвечать сразу,  и
каждое мгновение, проведенное в молчании, делало  все  дальнейшие  слова
все более и более бессмысленными. Нужно что-то сказать, но слов не было,
и желания говорить не было. Была только огромная усталость и  стремление
побыть в одиночестве, чтобы не нужно было ни с кем разговаривать. Никому
ничего не объяснять. Не отвечать ни на какие вопросы. Никого не  видеть.
Просто закрыть глаза, посмотреть внутрь себя и подумать.  Наверное,  так
устроены далеко не все, чаще всего люди любят  общаться  и  обсуждать  с
близкими, а то и с не очень близкими, свои проблемы, делиться  тревогами
и надеждами,  спрашивать  совета.  Но  она,  Настя  Каменская,  устроена
по-другому. В последнее время она все чаще ловит себя на мысли,  что  ей
вообще никто не нужен. Ни мама, ни отчим, ни муж, ни коллеги по  работе.
То есть коллеги, конечно, нужны, но именно для того, чтобы вместе делать
дело, а больше ни для чего. Ни для душеспасительных бесед, ни для  спле-
тен, ни для хныканья в жилетку.
   Господи, как долго она молчит! Лешка, наверное, думает, что она испу-
галась его обвинений во лжи и судорожно  сочиняет  какие-то  оправдания.
Слишком много времени прошло после его последней фразы, теперь,  что  бы
она ни сказала, - все покажется ему надуманным, фальшивым. Враньем,  од-
ним словом. К тому же наспех состряпанным. "А может, не нужно  прерывать
паузу? - подумала Настя трусливо. - Леша обиделся, теперь будет  молчать
по крайней мере до утра. Что, собственно говоря, и требовалось. И  пусть
думает, что хочет. Я-то точно знаю, что ни в чем перед ним  не  провини-
лась и никакого нового мужика не завела, так что оправдываться мне не  в
чем. Разве я смогу объяснить ему, что со мной  происходит?  Разве  смогу
рассказать, на сколько десятков лет постарела, пока жила с  мыслью,  что
мой отчим - преступник? Но если не рассказать ему обо всем, что произош-
ло, пока он был в Штатах, он никогда не сможет понять,  почему  мне  так
хочется тишины и одиночества. Кто это написал: "Тишины  хочу,  тишины...
Нервы, что ли, обожжены?" Кажется, Евтушенко. У меня внутри все сгорело.
Все силы ушли на то, чтобы смириться с предательством отчима и  не  уме-
реть от ужаса, боли и горя. А унижение, которое я перенесла, умоляя  За-
точного взять меня к себе на работу? Больше меня уже ни на что не хвата-
ет. А Лешка, глупый, думает про каких-то чужих мужиков... "
   Она вскочила и крепко обняла мужа, прижавшись щекой к его спине.
   - Осторожно, у меня острый нож, - недовольно произнес  Алексей.  -  Я
порежусь, если ты будешь меня толкать.
   - Леш, ты лучше всех на свете! - искренне сказала Настя. - Без тебя я
бы ни одно преступление не раскрыла.
   - Да ну?
   Чистяков обернулся и посмотрел на нее, скептически приподняв брови.
   - Что за очередная выдумка? Пытаешься ускользнуть от разговора?
   - Никогда. Я тебя обожаю.
   Она чмокнула его в щеку и ушла в  комнату,  где  стоял  телефон.  Она
вспомнила, кому принадлежал телефонный номер, который продиктовал ей Бо-
рис Михайлович Готовчиц.