Глава 17

   Рабочий день для Насти Каменской начался с неожиданности. Она была  в
кабинете Гордеева, кода раздался звонок. Виктор Алексеевич снял  трубку,
потом бросил быстрый взгляд на Настю.
   - Да, она здесь, - сказал он невидимому собеседнику. - Кто?  Уланова?
Сейчас спрошу.
   Он прикрыл микрофон ладонью и повернулся к ней.
   - Ты Уланову ждешь?
   - Нет, - удивленно ответила Настя. - Это какая Уланова?
   - Виктория Уланова. Знаешь такую?
   - Это, наверное, жена Уланова, - догадалась она. - Она что, пришла?
   - Да, стоит в бюро пропусков и тебя домогается.
   - Пусть выпишут пропуск, я за ней схожу.
   Настя пошла вниз, недоумевая, что могло понадобиться жене  Александра

Уланова. Они встречались всего один раз, почти сразу после убийства Анд-
реева и Бондаренко, когда шли массовые опросы всех сотрудников программы
"Лицо без грима" и их близких. Виктория показалась тогда Насте спокойной
уравновешенной женщиной, не агрессивной и не  способной  на  решительные
действия. Что же такое случилось, что заставило ее прийти на Петровку?
   Увидев Викторию Уланову, Настя остолбенела. Перед  ней  стоял  совсем
другой человек. Более ухоженная, с хорошо прокрашенными волосами и  тща-
тельным макияжем, в дорогом плаще поверх элегантного костюма, жена Алек-
сандра Юрьевича производила впечатление женщины, дошедшей  до  последней
грани отчаяния. Лицо стало жестким и каким-то сухим, глаза горели холод-
ным огнем, губы сжаты.
   Настя привела ее в свой кабинет, предложила раздеться.
   - Что у вас случилось? - спросила она. -  Вы  так  сильно  изменились
внешне.
   - Я пришла посоветоваться, - сказала Уланова. - Александр не в состо-
янии адекватно оценивать ситуацию, и я хочу взять дело в свои руки. Если
ему наплевать на свою карьеру и жизнь, то мне это все еще небезразлично,
хоть он и развелся со мной.
   - Как это развелся? - глупо спросила Настя, понимая, что сейчас на ее
глазах происходит нечто важное, и самое главное - не  упустить  нить,  а
она ничегошеньки не понимает. И ведь собиралась же она поговорить с  же-
ной Уланова как раз об этом, еще тогда собиралась, когда Татьяна расска-
зала о контактах Уланова с гражданкой Лутовой, а руки так и не дошли.
   - Как все разводятся, - пожала плечами Уланова. -  Вы  знаете,  из-за
чего погибли директор программы и Оксана Бондаренко?
   - Догадываюсь, - осторожно сказала Настя, стараясь уловить связь меж-
ду разводом супругов Улановых и гибелью сотрудников телепрограммы.
   - Витя Андреев тянул деньги из спонсоров за показ передачи в эфире. И
Александр в этом участвовал. Я имею в виду не в вытягивании денег,  а  в
их получении. Он знал, на какие средства существует программа, и его это
устраивало. И я уверена, что спонсоры решили с ними расправиться. Витю и
Оксану убили, а Сашу начали травить. В газете появилась ужасная  статья.
Вот, я вам принесла.
   Она протянула Насте тот самый выпуск ежедневной газеты, который Настя
уже видела и читала, стоя в подъезде рядом с плачущей Ирочкой.
   - Да, я знаю эту публикацию, - кивнула она. - Мне, честно говоря, по-
казалось, что она направлена против писательницы Томилиной в первую оче-
редь, а уж вашему мужу досталось постольку-поскольку.
   - Вовсе нет, - горячо возразила Виктория, -  все  как  раз  наоборот.
Удар направлен против Саши, а писательнице досталось  случайно,  походя.
Саша не хочет понимать, чем это чревато. Он увлечен своей новой жизнью и
ни о чем не хочет думать, в том числе и о завтрашнем дне. А я очень  хо-
рошо понимаю, что будет завтра.
   - И что будет? - поинтересовалась Настя.
   - Будет еще одна статья, потом еще одна, а потом его втянут  в  скан-
дал, после которого он не отмоется до самой смерти. И работе  тележурна-
листа придет конец. А он больше ничего не умеет и не хочет уметь, потому
что он создан для этой работы. Если ее отнять у Саши,  он  кончится  как
личность, понимаете?
   - Погодите, Виктория Андреевна, не так быстро. Я не  успеваю  следить
за переменами в вашей жизни. Из-за чего вы развелись, можно узнать?
   Уланова помолчала, глядя в окно. Было видно, что вопрос ей неприятен,
но решимость, написанная на ее увядающем милом лице, красноречиво  гово-
рила о том, что женщина готова идти до конца и отвечать даже на те  воп-
росы, на которые отвечать совсем не хочется.
   - У него есть другая женщина, и она ждет ребенка, - наконец  выдавила
она.
   - Но когда мы с вами разговаривали месяц назад, вы не упоминали,  что
собираетесь разводиться, - заметила Настя.
   - Это случилось внезапно. Саша поставил меня в известность, и мы  тут
же оформили развод.
   - Так не бывает, - не поверила Настя. - Разводы не оформляют в  тече-
ние двух часов.
   - Нам оформили, - грустно усмехнулась Виктория. - Саша постарался,  у
него какой-то блат есть. Анастасия Павловна, я не жаловаться к вам приш-
ла. Мне нужна помощь.
   - В чем конкретно?
   - Помогите найти того, кто заказал эту статью.
   - Вы думаете, она заказная?
   - Уверена.
   - Так спросите у журналистки Хайкиной, кто ей заплатил. Чего проще.
   - Я пыталась, - Уланова как-то странно улыбнулась. - Но дело  в  том,
что такой журналистки в этой газете нет. Это заказной, хорошо оплаченный
материал, который подписан вымышленным именем. Поэтому  я  и  уверена  в
том, что это начало акции против Саши.
   - А почему, собственно, вас это так  беспокоит,  Виктория  Андреевна?
Александр Юрьевич уже вам не муж, у него другая женщина и скоро  родится
ребенок. Почему вы так близко к сердцу принимаете  его  профессиональную
карьеру?
   Уланова снова помолчала. На этот раз пауза длилась дольше.
   - Я люблю его. Да, я продолжаю его любить, несмотря ни на что. И я не
могу оставаться равнодушной. Я хочу ему помочь.
   - Каким образом?
   - Я хочу узнать, кто стоит за этой статьей.
   - И что потом? Виктория Андреевна, вы же не собираетесь пойти к этому
человеку и застрелить его, правда?
   Уланова посмотрела ей прямо в глаза. Лицо ее было спокойным и  сосре-
доточенным.
   - Разумеется, нет. Но я хочу знать, кто это сделал. А уж как  остано-
вить скандал, я придумаю.
   - Шантаж? - спросила Настя.
   - Ну зачем же? - снова усмехнулась Уланова. - Это грубо. Я узнаю, кто
этот человек, и приду к нему с деловым предложением.
   - С каким же?
   - Я предложу вернуть ему деньги, которые он заплатил за передачу. Ес-
ли таких недовольных несколько, я думаю, что смогу вернуть деньги  всем.
В конце концов, если они мстят, потому что их обобрали, проще всего воз-
местить ущерб.
   - Подождите, подождите, - Настя схватилась за голову. - Я  ничего  не
понимаю. Какие суммы с них брали за показ программы?
   - По-разному, от пяти до двадцати тысяч долларов.
   - С каждого?!
   - Нет, что вы. Брали избирательно, примерно с каждого пятого-шестого.
Остальных делали бесплатно.
   - Но я все равно не вижу смысла, - упрямо  возразила  Настя.  -  Речь
ведь шла не о похищении ребенка, когда ты готов на все, лишь бы  вырвать
его из рук вымогателей. Речь шла всего лишь о телевизионной передаче.  И
если она не жизненно необходима, то зачем платить? А если она так сильно
нужна, что люди готовы платить, то зачем потом сводить счеты?  Никто  же
не заставлял их давать деньги. Коль они решили  мстить  вымогателям,  то
возмещение ущерба их не устроит, уверяю вас.
   - А я вас уверяю, что устроит, - холодно ответила Уланова. - Ситуация
меняется ежедневно. Один заплатил потому,  что  счел  возможным,  другой
заплатил, третий, а потом они встретились,  поговорили  и  объединились.
Когда человек думает, что обобрали его одного, он почему-то готов с этим
мириться, но как только он обнаруживает, что это был лишь единичный факт
долговременной акции, в нем просыпаются злоба и желание хотя  бы  отомс-
тить, а если получится-и вернуть деньги. Тем более он  не  одинок,  ряды
крепнут, так почему не попробовать.
   Что ж, подумала Настя, в этом есть смысл. Пожалуй, Виктория Андреевна
не так уж не права. В логике ей не откажешь.
   - И вы готовы все эти деньги вернуть? - спросила она недоверчиво.
   - Чтобы остановить расправу с Сашей?  Да.  Может  быть,  не  все,  но
сколько смогу. Продам квартиру, Саше она все равно не нужна, он же пере-
езжает к новой жене. Продам украшения, машину. И наличные есть в  банке.
Если тех, кто за этим стоит, не больше семи-восьми  человек,  я  с  ними
рассчитаюсь полностью, если же их больше, придется возвращать  сумму  не
целиком, но я надеюсь с ними договориться. Анастасия Павловна, подскажи-
те мне, куда обратиться, чтобы найти этих людей. Я,  собственно,  только
за этим к вам и пришла.
   Куда обратиться, чтобы найти тех, кто заказал статью "Прощай лицо, да
здравствует грим! "? Конечно, если верить версии Виктории Улановой,  ма-
териал был направлен  против  ведущего  программы,  а  вовсе  не  против
Татьяны, но все-таки... В голове у Насти появилась сумасшедшая мысль. Но
без разрешения Гордеева она не посмеет ее высказать.
   - Пойдемте со мной, - сказала она решительно. - Я проконсультируюсь у
знающих людей.
   Вдвоем они дошли до кабинета Колобка. Настя попросила Уланову  подож-
дать в коридоре, а сама зашла к начальнику.
   - Виктор Алексеевич, а что, если направить Уланову в "Грант"? - пред-
ложила она. - Мы же должны выяснить, от кого в  агентстве  идет  продажа
информации. Вот и посмотрим, чтобы самим там не светиться.
   Гордеев задумался. Настя понимала, что именно его  беспокоит.  Нельзя
втягивать частных лиц в процесс раскрытия преступлений. То есть это, ко-
нечно, делается сплошь и рядом, но все-таки лучше  использовать  тех,  у
кого есть хотя бы мало-мальский опыт, изворотливость, смекалка. В идеале
это должны быть бывшие оперативники или бывшие сотрудники  других  мили-
цейских служб. А тут милая спокойная женщина, никаким боком к милиции не
привязанная. Хотя, с другой стороны, профессия у нее  такая,  что  иному
милиционеру фору даст.
   - Чем занимается эта Уланова? - спросил полковник.
   - Она журналистка на вольных  хлебах,  пишет  по  заказам  нескольких
иностранных изданий о женских проблемах в современной России.  Насколько
мне известно, она брала интервью...
   Настя назвала несколько очень известных фамилий: певицы,  топ-модели,
кинозвезды.
   - Ах, вот даже как, - протянул Виктор Алексеевич.  -  Это  делает  ей
честь. К этим дамочкам не так легко прорваться, а угодить им  еще  труд-
нее. По крайней мере об одной из них мне рассказывали, что ей  раз  пять
приносили на визирование текст одного и того же интервью, и она все пять
раз его не подписывала, потому что ей не нравилось, хотя все было  запи-
сано с диктофона слово в слово. Материал так и не вышел. А Уланова, зна-
чит, сумела. Молодец.
   - Так что вы скажете? - робко спросила Настя. -  Можно  рекомендовать
ей обратиться в "Грант"?
   - Пожалуй, я бы разрешил, - задумчиво произнес он. - Но с оговорками.
Если она права и те люди, которых она ищет, организовали убийство Андре-
ева и Бондаренко, то направить ее с этим вопросом к  частным  сыщикам  -
это и ее подставить, и самим под ставиться. Этого нельзя ни в коем  слу-
чае. Придумай ей легенду поспокойнее и поправдоподобнее. Но  не  слишком
далеко от истины, иначе заинтересованные фигуры сразу  почувствуют  под-
делку.
   - Можно сказать, что она хочет собрать  компрометирующие  сведения  о
Хайкиной, чтобы поквитаться с ней за статью о муже, - сказала она.
   - Ну, например, - согласился Гордеев. - Договорись с ней о  взаимопо-
мощи. В легенде должно быть что-нибудь такое, что позволит нам сразу оп-
ределить утечку информации. С агентством надо разбираться  как  следует,
убийство депутата на нас висит, а мы ни с места. А тут  еще  письма  эти
подметные... Черт знает что. Ты с Коротковым поговорила?
   - Поговорила. Он никаких писем не получал.
   - И Гмыря не получал. Выходит, только Лесников  наш  удостоился.  Ты,
деточка, конечно, во многом не права, но то, что ты не любишь  политику,
- это правильно. Я тоже ее любить перестал. Грязное это дело. А помнишь,
как мы в восемьдесят девятом году репортажи с  Первого  съезда  народных
депутатов слушали? Вся управа не работала, к десяти утра собирались  пе-
ред телевизорами и смотрели, как люди, которых мы  олицетворяли  с  рос-
сийской совестью, развенчивали коммунизм. Кажется, даже ты  тогда  стала
политикой интересоваться.
   - Было, - согласилась Настя. - Но к девяносто второму году это  прош-
ло. Переболела. Я пойду, Виктор Алексеевич, а то меня Уланова в коридоре
ждет.
   - Подождет, - неожиданно жестко сказал полковник. - Я знаю, что с то-
бой Заточный разговаривал насчет перехода.
   - Да, - растерянно ответила она. - Он вам сказал?
   - Нет, сорока на хвосте принесла. И что ты думаешь по этому поводу?
   - Я не знаю. Как вы скажете, так и буду думать.
   - А своего мнения у тебя нет?
   - Пока нет.
   - Тогда уходи. Поработай у Ивана, это тебе на пользу  пойдет.  Сейчас
грядут трудные времена, Стасеныса, в верхах в любой  момент  могут  слу-
читься большие перемены, а это повлечет за собой постепенную смену руко-
водства в городе, потом и до нас доберутся. Я-то пенсионный уже, не  за-
бывай. Пересиди смуту под крылом у Ивана, а там  посмотрим.  Если  отдел
сохранится в нынешнем виде, вернешься, а нет - так и тебе нечего тут де-
лать.
   - Виктор Алексеевич...
   - Все, иди к своей Улановой. Иди. Мне работать надо.
   Он демонстративно полез в стол за бумагами и тут же уткнулся  в  них,
словно в данный момент не было для него дела важнее, чем эти вот бумаги.
   Утром, подавая мужу завтрак, Татьяна попросила:
   - Стасов, ты можешь оказать своей беременной жене услугу?
   Владислав удивленно посмотрел на нее и даже  отложил  вилку,  которой
уже нацелился было на аппетитный румяный блинчик с творогом,  оставшийся
со вчерашнего дня.
   - Я весь твой, моя королева, - наконец вымолвил он. - Повелевай.
   - Мне нужен народный художник России по фамилии Фролов.
   - Зачем? Ты хочешь заказать ему поясной портрет?
   - Нет, я хочу задать ему пару вопросов. Стасов, еще три дня  назад  у
меня для этого были оперативники, которым я могла это поручить,  но  се-
годня у меня никого нет, кроме тебя и Насти. А Насте я вчера  не  смогла
дозвониться, похоже, она дома не ночевала. Поэтому остаешься ты.
   - Погоди, я не понял. Это что, по уголовному делу, которое ты уже пе-
редала?
   - Именно.
   - А что же следователь, который теперь его ведет? Пусть он  сам  этим
занимается.
   - Стасов, ты уже все забыл, - засмеялась Татьяна. - При  существующей
нагрузке у следователя руки до моих нераскрытых  трупов  дойдут  еще  не
скоро, а поскольку дело уже далеко не свежее, то и вообще  никто  надры-
ваться не будет. А у меня жуткий комплекс вины, потому что следствие ве-
лось вяло, и я хочу хоть что-то сделать, коль скоро у  меня  есть  такая
возможность. Следователь, кстати, не возражает, я с ним говорила. Так  я
могу рассчитывать на твою помощь?
   - Таня, ты ставишь меня в тяжелое положение, - сердито  ответил  Ста-
сов. - С одной стороны, ты - моя любимая жена и я не могу тебе ни в  чем
отказать, но с другой стороны, я категорически против того, чтобы ты за-
нималась работой, вместо того чтобы заниматься сохранением беременности.
Сиди дома и дописывай книгу. Считай, что я тебе велю.
   - Что ты делаешь? - переспросила она, приподнимая брови в  удивленной
гримаске.
   - Ве-лю. В смысле даю указание.
   - Ух ты! А ты окрутел, Стасов. Скажи-ка, ты помнишь известную  истину
о том, что все болезни от нервов?
   - Ну, помню. И что?
   - А то, что для сохранения моего душевного покоя  я  должна  раскрыть
убийство колдуньи Инессы. И у меня такое чувство, что я  его  уже  почти
раскрыла. Мне будет приятно осознавать, что я все-таки довела  это  дело
до конца, даже находясь в состоянии глубокой беременности. Ну можешь  ты
мне подарить такой праздник или нет?
   Стасов сердито молчал, энергично двигая челюстями и  поедая  один  за
другим симпатичные блинчики, убывающие  с  тарелки  с  космической  ско-
ростью.
   - Стасов, у меня в запасе есть еще один аргумент. Я не  могу  дописы-
вать книгу, пока не раскрою это убийство. Понимаешь, мозги не в том нап-
равлении работают. Зато если я его раскрою, то про  это  и  напишу.  Все
равно у меня какой-то творческий застой получается. Я  вчера  перечитала
то, что уже написано, и поняла, что для дальнейшего развития сюжета нуж-
но еще одно преступление, позагадочнее. Как раз такое, как убийство кол-
дуньи. Это послужит мне хорошим толчком. Ну как, уговорила?
   Он отодвинул тарелку и вытер губы салфеткой.
   - Наша Ира - чистое золото, а блины у нее - райские. Она поздно вчера
явилась?
   - Поздно, ты уже крепко спал.
   - Как ей погулялось?
   - Отлично. Дядя из "Бентли-Континенталя" сделал ей предложение.  А  в
июне они собираются ехать в Майами купаться в океане. Стасов, не  увили-
вай от ответа на прямо поставленный вопрос. Ты найдешь для меня художни-
ка Фролова или мне к Насте обращаться?
   - Нет, погоди. Как это они уедут? А ты?
   - А я останусь. Что тебя не устраивает?
   - Но ведь я тоже уеду. И ты останешься совсем одна. Нет, так  не  го-
дится.
   - Годится, Стасов, все годится. Ничего со мной не случится, я не  ма-
ленькая. Так я в третий раз спрашиваю: ты найдешь Фролова? Имей в  виду,
я все равно не успокоюсь. Сяду на телефон, буду обзванивать все творчес-
кие союзы живописцев и скульпторов и все равно найду. Но у тебя это  по-
лучится быстрее.
   Стасов быстро допил чай, посмотрел на часы и встал.
   - Веревки ты из меня вьешь, вот что я тебе скажу, - проворчал  он.  -
Найду я тебе этого Тинторетто. Но с одним условием.
   - Никаких условий, - резко сказала Татьяна.
   - Нет уж, голубушка. Я его найду и сам с ним встречусь, чтобы тебе не
ездить никуда. Скажи, что я должен у него спросить.
   - Меня интересует, когда и к какому психоаналитику он обращался.
   - Ну вот, здрасьте, - протянул Стасов. - А при чем тут  психоаналити-
ки, если ты занимаешься убийством колдуньи?
   - А она тоже психоаналитик.  Просто  прикидывалась  колдуньей,  чтобы
клиентуру не отпугивать.
   - Вон оно что... Ладно, золотая моя, все сделаю. Не скучай без меня.
   Выйдя в прихожую, он натянул легкую куртку и взял "дипломат". Татьяна
привычно подставила ему щеку для поцелуя, но Стасов,  вопреки  обыкнове-
нию, поцеловал ее в губы.
   - Танюша, я, сегодня, наверное...
   - Да, конечно, - она вымученно улыбнулась, - ты опять поедешь к Лиле.
   - Таня...
   - Но я же не против, Стасов. Не надо все время извиняться.  И  потом,
почему бы тебе не привезти ее к нам? Я по ней скучаю, раньше она  бывала
у нас почти каждый день.
   - У нее трудный период. Раньше она не думала о том, что у  нее  будет
братик или сестричка и она перестанет быть  единственным  обожаемым  су-
ществом у нас, четверых взрослых. А теперь она... как бы это сказать...
   - Ну не мнись, Стасов, - резко сказала она, - не  надо  меня  щадить.
Лиля настроена против меня?
   - В общем... Да.
   - Ну что ж, я должна была это предвидеть. В таком случае, не  следует
еще больше ее травмировать и привозить сюда. Не забудь о моей просьбе.
   Закрыв дверь за мужем, Татьяна вернулась на кухню и стала мыть  посу-
ду. И даже не сразу заметила, что плачет.
   Ирочка снова убежала на свидание с женихом, и Татьяна потихоньку  за-
нималась домашними делами, когда позвонил муж. Услышав в трубке его  го-
лос, она подумала, что он уже разыскал художника  Фролова,  и  порадова-
лась. Но, как выяснилось, радовалась она напрасно.
   - Ты слышала о статье "Бешеные деньги"? - спросил Стасов.
   - Нет, только о пьесе Островского, - пошутила Татьяна.
   Она чувствовала себя виноватой за утреннюю вспышку и теперь ей  хоте-
лось разговаривать с мужем легким веселым тоном, чтобы показать ему, что
вовсе не обиделась. Однако оказалось, что поводов для шуток не было. Ка-
кой-то шустрый журналист пособи - рал по миру сплетни и слухи и  опубли-
ковал "достоверные", на его взгляд, сведения о гонорарах, которые  полу-
чают российские писатели. Татьяна Томилина была названа в  статье  одной
из самых состоятельных окололитературных дам, гонорары которой составля-
ют пятьдесят тысяч долларов за книгу.
   - Что за чушь! - удивилась она. - Откуда это взялось?
   - Из статьи.
   - Это я понимаю, - нетерпеливо прервала Татьяна, -  а  слух-то  такой
откуда взялся? Эти цифры ничего общего с реальностью  не  имеют.  Почему
пятьдесят тысяч, а не сто, не двести?
   - Танечка, это вопрос не ко мне. Ты когда-нибудь в интервью вопрос  о
гонорарах обсуждала?
   - Да никогда! Ты что, шутишь? У меня с издательством подписано согла-
шение о том, что размеры гонораров являются коммерческой  тайной,  и  за
разглашение и мне, и им грозит ответственность. Мне скрывать нечего,  со
всех моих гонораров налоги уплачены, но  издательство  не  хочет,  чтобы
один автор знал, сколько платят другому. Это вопрос их политики  поведе-
ния с авторами. И я их понимаю. Я и сама не хочу знать,  сколько  платят
другим, потому что, если окажется, что им платят больше, чем мне, я нач-
ну терзаться и завидовать. Начну думать, что я хуже пишу. Или что я глу-
пее, и меня можно обманывать. Зачем мне эта головная боль?
   - Интересно, - задумчиво сказал Стасов, - откуда  же  тогда  появился
этот слух? Он ведь должен на что-то опираться, на чьи-нибудь слова, нап-
ример.
   - Не обязательно, - возразила она, - можно просто выдумать. В  Москве
уйма газет, где работают специальные выдумщики, творящие жуткие душераз-
дирающие истории про людоедов или про девочек, которых беркуты выкармли-
вают и воспитывают. Сама читала такое. Ты мне художника нашел?
   - Таня, ты не о том думаешь, - с досадой произнес Владислав.
   - А о чем я должна думать?
   - О том, что завтра, когда ты будешь одна, в квартиру придут бандиты,
которые прочитали в газете, сколько денег ты получаешь. Будут  тебя  пы-
тать и истязать, чтобы ты сказала, где хранишь свои десятки тысяч долла-
ров. И ты никогда в жизни им не объяснишь, что  журналист,  который  это
написал, - идиот. Они тебе все равно не поверят. А  журналисту  поверят.
Еще Пушкин отмечал патологическое доверие русской души к печатному  сло-
ву. Вот о чем ты должна думать, а не о каком-то там художнике с  наруше-
ниями психики.
   - Дорогой, - вздохнула она, - что толку думать об этом? Я же все рав-
но ничего не могу изменить. Статья уже написана и напечатана,  и  тысячи
людей ее уже прочли. Так что мне теперь, на улицу не  выходить?  Бандиты
ведь могут не только в квартире на меня наехать, но и на улице, ив  мет-
ро...
   Она осеклась. В метро. Да, вчерашняя тетка, которая орала  на  нее  и
обзывала. Теперь понятно, откуда в ее бессвязных  истерических  выкриках
взялась цифра в пятьдесят тысяч долларов. Тоже, видно,  "желтую  прессу"
почитывает. Прочитала и поверила. И другие поверят. Сколько их  еще  бу-
дет, таких теток в метро и на улице?
   - И все-таки найди мне художника, - попросила она и добавила: - Пожа-
луйста, Стасов. Это важно для меня.
   Ее душила бессильная злость. Господи, ну кому она на мозоль  наступи-
ла? Что они к ней прицепились? И по телевидению выступила плохо, и гоно-
рары бешеные гребет. Кому мешают ее книги? Что могло вызвать такую беше-
ную ненависть прессы?
   Мелькнула предательская мысль, а не бросить ли совсем эту  литератур-
ную деятельность? Родить ребенка, через несколько месяцев выйти на рабо-
ту и продолжить жить, как живут все следователи. Расследовать преступле-
ния, составлять протоколы и обвинительные заключения, допрашивать свиде-
телей,  потерпевших  и  подозреваемых,  растить  детей,  заниматься  хо-
зяйством. Зачем ей нужна эта дурацкая литература, если  из-за  нее  одни
неприятности? Стасов прав, в любой момент  в  квартиру  могут  вломиться
"отморозки", и она ничего не сможет им доказать. Вообще у  этого  журна-
листа хоть какие-нибудь мозги есть или они полностью отсутствуют?  Ладно
бы еще, если бы он написал про сверхвысокие доходы известного  политика,
у которого и так есть личная охрана и который один по улицам не ходит  и
в общественном транспорте не ездит. Но так подставить ее, женщину, кото-
рая не может себя защитить! Зачем? Неужели не понимал, что делает?
   "Я могу себя защитить, - внезапно подумала она и улыбнулась. - Я  мо-
гу. И я это сделаю. Главное - успеть".
   Когда Стасов позвонил во второй раз, Татьяна  снова  была  в  хорошем
расположении духа. Отогнав все тяжелые мысли, она сидела за  компьютером
и работала над очередной главой новой книги.
   - Я нашел твоего Джорджоне, - весело сообщил муж. - И даже съездил  к
нему.
   - И что он сказал? - нетерпеливо спросила она.
   - Неувязочка вышла, госпожа следователь. Не ходил  он  к  твоей  кол-
дунье, и слышать про нее не слышал, и знать не  знает.  И  по-моему,  не
врет.
   - Не врет, - согласилась Татьяна. - Он ходил к другому специалисту.
   - А ты откуда знаешь? - удивился Стасов.
   - Я пока не знаю, а только догадываюсь. Он ходил к Готовчицу, да?
   - Да ну тебя, Танюха, - огорченно сказал он. - Хотел кролика из шляпы
вытащить, а ты помешала. Никакой радости с тобой. Слушай, Готовчиц - фа-
милия редкая. Он не муж ли той парламентской леди, которую убили  недав-
но?
   - Муж. С тобой, Стасов, тоже радости мало, все  с  полуслова  ловишь.
Спасибо, дальше я сама.
   - Ты мне обещала никуда не ездить, - строго напомнил он.
   - Неправда, я обещала не ездить к Фролову. И не поеду.  Все,  Стасов,
не буду тебя больше отвлекать, иди работать.
   - Таня! Я тебя прошу, не выходи из дома одна. После этой статьи я  за
тебя боюсь.
   - Перестань. Я же не могу запереть себя в четырех стенах. Не  волнуй-
ся, со мной ничего не случится. Счастливо!
   Она быстро положила трубку, не ожидая ответной реплики  мужа,  потому
что знала все, что он может ей сказать. И будет прав.
   Не успела она отойти от телефона, как он снова зазвонил. Татьяна  по-
няла, что это Стасов, и предусмотрительно не стала снимать трубку. Звон-
ки шли один за другим, но она не обращала  на  них  внимания.  Выключила
компьютер и стала одеваться. Когда телефон умолк, быстро  набрала  номер
Каменской.
   - Настюша, мне нужно срочно с тобой увидеться. Очень срочно.
   - Мне сейчас отсюда не сорваться, - ответила Настя. - До вечера  тер-
пит?
   - Нет. Это действительно срочно. Я могу приехать на Петровку.
   - Давай, если тебе не трудно, - согласилась Настя. - Я буду на месте.
   На этот раз Татьяна не стала рисковать и поймала "частника",  который
запросил на удивление скромную сумму, и уже через час она входила в зда-
ние на Петровке, 38. Настя сидела за столом среди вороха огромных листов
со статистикой и готовила для Гордеева очередную ежемесячную аналитичес-
кую справку о состоянии дел с тяжкими насильственными преступлениями.  В
кабинете было накурено, и при виде Татьяны Настя тут же вскочила и  рас-
пахнула настежь окно.
   - Не замерзнешь? - заботливо спросила она. -  Надо  проветрить,  тебе
вредно дышать табачным дымом.
   - Ничего, я привычная, - усмехнулась Татьяна. - Ты к Готовчицу в бли-
жайшее время не собираешься?
   - Собираюсь, - кивнула Настя. - Как раз сегодня. Он меня ждет к шести
часам. Есть поручения?
   - Скорее, просьба. Помнишь, я тебе рассказывала про убийство колдуньи
Инессы?
   - Конечно. Среди ее клиентов была некто Лутова, а к Лутовой  в  гости
захаживал мой фигурант Уланов. На этом мы с тобой и сомкнули ряды. Кста-
ти, хочу тебе сообщить, что роман у Уланова вовсе не с Лутовой. Его пас-
сия ждет ребенка, а Лутова, как ты мне говорила, вовсе не беременна.
   - Что ж, можно констатировать, что ряды смыкаются плотнее, - заметила
Татьяна. - Твой Готовчиц и моя колдунья в прошлом были любовниками.
   - Да, ты говорила.
   - Но это, как говорилось в одном известном кино" фильме, еще не  все.
У меня есть сильные подозрения, что они поддерживали  отношения  до  сих
пор, то есть до гибели Инессы.
   - Ну и что? - удивилась Настя. - Подумаешь, криминал. Адюльтер - дело
обычное. Или там что-то еще?
   - Там многое, Настюша. Готовчиц сказал мне, что у Инны Пашковой  было
невероятное чутье, позволяющее ей быстро добираться до болевых точек че-
ловеческой души. Она, по его словам, была психоаналитиком от Бога, а  не
только по образованию. И вот представь себе, в записях Инессы  я  нахожу
сведения о человеке, который у нее никогда не бывал, но зато посещал се-
ансы у Готовчица. Каково, а?
   - Ничего себе! - выдохнула Настя, в изумлении глядя на Татьяну. - По-
лучается, он бегал к ней консультироваться?
   - Думаю, да. И делал это постоянно.  Настолько  постоянно,  что  имел
собственный комплект ключей сот ее квартиры. И  в  какой-то  момент  эти
ключи выбросил прямо у дома, где жила Инесса. Напряги фантазию,  и  кар-
тинка у тебя получится страшно интересная.
   - Ну, насчет фантазии - это не ко мне, - засмеялась Настя. - По части
фантазии главный специалист у нас - ты. Но картинка действительно  полу-
чается любопытная. Думаешь, он ее убил?
   - Допускаю. Но, с другой стороны, зачем? Ведь если  он  с  проблемами
своих пациентов бежал к Инне советоваться, то что он  будет  делать  без
нее? Репутация поставлена под угрозу, если он не сможет выглядеть  блес-
тящим специалистом, он растеряет клиентуру. Причина убийства должна быть
очень веской, чтобы пойти на него.
   Настя задумчиво покачала головой, машинально потянулась за сигаретой,
но вспомнила, что в комнате находится  беременная  женщина,  и  спрятала
пачку в стол, от глаз подальше.
   - Не обязательно. Если он действительно убил Инну и, выйдя из подъез-
да, выбросил ключи, это говорит о том, что он в тот момент плохо сообра-
жал. Если бы он соображал хорошо, он бы спокойно унес ключи  куда-нибудь
далеко и выбросил, например, в Москву-реку или в Яузу. Или в канализаци-
онный люк. Он же сделал самое глупое, что только можно себе представить.
Из этого можно вывести предположение, что если он за несколько минут  до
этого совершил убийство, то, скорее всего, в состоянии сильного душевно-
го волнения. Типичное убийство по страсти. Тем более они были любовника-
ми. Ты хочешь, чтобы я поговорила об этом с Готовчицем?
   - Да. Вообще-то я даже не знаю, как лучше... Я хотела бы сама побесе-
довать с ним. Но вместе нам, наверное, не стоит к нему идти. У тебя  ка-
кой план на сегодняшнюю встречу?
   - Да нет у меня никакого плана, - Настя с досадой взмахнула рукой.  -
У меня есть задача, которую должна как-то решить, а как -  непонятно.  В
двух словах: супруга Бориса Михайловича наняла  частных  детективов  для
слежки за мужем. Вопрос: почему она сделала это именно сейчас? Вероятно,
что-то в его поведении натолкнуло ее на мысль, что с ним не все в поряд-
ке. Судя по всему, это так и было, ибо в один прекрасный  момент  слежка
была обнаружена кем-то из числа контактов Готовчица, кому это дело жутко
не понравилось. Этот кто-то через сыскное агентство выяснил  при  помощи
энной суммы, кто заказал слежку, и, узнав, что это сделала Юлия  Никола-
евна, организовал ее убийство. Более того, когда  по  моей  просьбе  мой
знакомый попытался  выяснить,  через  кого  идет  утечка  информации  из
агентства, его убили прямо на моих глазах. Он уже видел того,  кто  при-
торговывает конфиденциальными сведениями, но не  смог  узнать  его  имя,
чтобы не настораживать никого, и хотел показать его мне  вживую.  Но  не
успел. То есть дело там - серьезнее не бывает. Все очень круто замешано.
Но мне нужно найти исходную точку. Почему  Юлия  Николаевна  забеспокои-
лась? Что такое произошло, что заставило ее обратиться к  частным  сыщи-
кам? Официально я убийством депутата не занимаюсь, и Гордеев поручил мне
выяснить только этот  малюсенький  фактик.  Но  с  ним,  как  оказалось,
большие проблемы. Я хожу к Готовчицу, делая вид, что у меня личные проб-
лемы, с которыми я не могу справиться, мы с ним дружно  играем  в  сеанс
психоанализа, а противный маленький фактик никак наружу не вылезает.
   - Сколько времени проводилось наблюдение за  Готовчицем?  -  спросила
Татьяна.
   - Неделю.
   - Отчеты заказчице представлялись?
   - Обязательно. Я их уже наизусть выучила, отчеты эти. Мы копии  сразу
же запросили. Ребята буквально на шею сели всем,  кто  в  них  упомянут,
глаз с них не спускали - и ничего. Ни одной подозрительной фигуры. Обыч-
ные люди, такие же, как мы с тобой. Коллеги по научной  работе  и  меди-
цинской практике, пациенты, редактор издательства, выпускающего книгу, в
которой у Готовчица две главы. Надо сказать, он человек не больно  общи-
тельный, контактов у него немного. И из дому выходил нечасто. А  сейчас,
по-моему, вообще не выходит. У нас только два пути: либо узнать правду у
самого Готовчица, либо выяснить у того человека в агентстве, кому он дал
информацию. Вот с двух сторон и подбираемся.
   - Можно, я к нему сегодня съезжу? - попросила Татьяна.
   - Ты? Разве ты все еще работаешь? Ты, кажется, говорила, что  уходишь
на сохранение, - удивилась Настя.
   - Даю прощальную гастроль, - пошутила Образцова. - Давай я попробую с
ним поговорить. Разговор пойдет, естественно, о моей колдунье,  но  ведь
Готовчиц нас с тобой никак не связывает и о  событиях,  предшествовавших
убийству жены, будет со мной разговаривать более свободно, не  следя  за
каждым словом. Если ему, конечно, есть что скрывать.
   Идея показалась Насте перспективной. И кроме того, она  хотела  снова
поехать в Жуковский. Свекру сделали операцию, вчера она вместе с Алексе-
ем просидела в больнице до глубокой ночи. Они с  мужем  говорили  о  чем
угодно, только не о том, из-за чего, собственно, и возник  конфликт,  но
ей показалось, что Леша уже не сердится. В любом случае, она должна быть
рядом с ним, потому что он переживает за отца. И потому, что все может в
любой момент обернуться трагедией. Нельзя оставлять Чистякова одного.
   Ровно в шесть вечера раздался звонок в дверь. Он привычно  испугался,
помертвел, но сумел справиться со страхом. На часах шесть, это она,  Ка-
менская, женщина из уголовного розыска. Одна из многих,  кто  занимается
убийством Юли. Но на пороге стояла та, другая, которую он определил  для
себя как многодетную и обремененную хозяйством нескладную толстуху,  го-
товящуюся в очередной раз стать матерью. Он сперва  удивился,  но  потом
успокоился. Когда к нему приходил въедливый и дотошный Гмыря или  краси-
вый паренек Лесников, Борис Михайлович напрягался и каждую  минуту  ждал
подвоха. С женщинами всегда проще иметь дело, а уж с такой, как эта...
   С того момента прошло почти полтора часа. И вот он сидит перед ней  и
не понимает, о чем она спрашивает. То есть слова все понятные, знакомые,
но мозг упорно отказывается понимать страшный смысл ее вопросов.
   - У вас были ключи от квартиры Пашковой. Я точно знаю, что они  были.
Где они сейчас?
   Она задает этот вопрос уже в третий или четвертый раз, а  он  все  не
может ответить.
   - Хорошо, я отвечу сама, - спокойно произносит женщина-следователь, и
в этот момент Готовчиц почему-то пытается вспомнить, как ее зовут.  Ведь
она же говорила, называла имя, и в прошлый раз, и сегодня, когда пришла.
А он не помнит.
   - Ключи вы выбросили на Мясницкой, когда в  последний  раз  вышли  из
квартиры Инны Пашковой. Я не спрашиваю, зачем вы к ней приходили, потому
что и так знаю. Вы использовали ее как дармовую рабочую силу, вы эксплу-
атировали ее талант, чтобы выглядеть в глазах своих  пациентов  проница-
тельным и квалифицированным специалистом. С чем вы приходили  к  ней?  С
цветами и шампанским? Или с диктофоном, на который  были  записаны  ваши
беседы с пациентами во время сеансов? Она любила вас все эти годы и  все
эти годы доказывала вам, что тоже кое-что умеет. Вероятно, вы  постоянно
в этом сомневались. Во всяком случае, давали ей понять,  что  цените  ее
невысоко. И она доказывала вам, что вы ошибаетесь. Вы помните,  как  она
специально пришла когда-то, чтобы показать вам свой диплом? И как проси-
ла, чтобы для прохождения интернатуры ее направили именно к вам, в  кли-
нику, где вы заведовали отделением? Все ваши сказочки про стандартный  и
ничего не значащий роман врача-интерна  и  завотделением  -  это  полная
чушь. Ваш роман начался гораздо раньше, Инна была беременна от  вас,  но
ребенок так и не родился. И не смейте мне говорить, что вы этого не зна-
ли. Борис Михайлович, я не требую от вас ни подтверждения, ни возражений
по поводу только что сказанного. Я хочу, чтобы вы мне сказали, что прои-
зошло во время вашей последней встречи  и  почему  вы  выбросили  ключи.
Только это.
   Она замолчала, подперла рукой подбородок и  стала  смотреть  на  него
своими темно-серыми глазами терпеливо и внимательно. Он молчал.
   - Я не уйду отсюда, пока вы мне не ответите, - сказала она.
   Он молчал. И вспоминал тот ужас, который охватил его, когда  он  при-
вычно открыл дверь Инны своими ключами, вошел и увидел ее лежащей на по-
лу, в луже крови, избитую и истерзанную. Он не убивал ее, нет. Он никог-
да не поднял бы на нее руку. Он ее боготворил,  он  ею  восхищался,  как
восхищаются людьми, которые умеют делать что-то невероятное.
   Он ее не убивал. Но он оставил ее без помощи, хотя можно было вызвать
врачей и спасти ее. Он постоял в оцепенении над окровавленным телом, по-
вернулся и ушел, тихонько захлопнув за собой дверь. И выйдя из подъезда,
выбросил ключи.
   - Я ее не убивал, - наконец выдавил он.
   - Я знаю, - тихо ответила следователь. - Никто не станет убивать  ку-
рицу, несущую золотые яйца. Инна была вашей правой рукой. В сущности она
была вами, потому что вы слабый психоаналитик, а все ваши успехи в лече-
нии пациентов - это ее заслуга. Со случаями попроще вы справлялись сами,
а с более сложными - шли к Инне за помощью. Вы честно просили ее  помочь
или продолжали делать вид, что экзаменуете ее, предлагая в  виде  тестов
записи ваших бесед с пациентами?
   - Я любил ее, - пробормотал он едва слышно.
   - А вот это неправда, - мягко поправила она. - Это Инна вас любила, а
не вы ее. Она любила вас безрассудно и преданно, вы были главным челове-
ком в ее жизни, и она ничего не могла с этим поделать, несмотря  на  то,
что прекрасно умела разбираться с аналогичными проблемами других  людей.
К ней приходили десятки женщин, которые не могли  собственными  усилиями
вырвать из сердца тягу к мужчине и перестать  ему  подчиняться,  и  этим
женщинам Инна помогала. А себе - не могла. И вы, Борис Михайлович,  этим
пользовались совершенно беззастенчиво. Скажите-ка мне, ваша жена знала о
связи с Пашковой?
   - Нет!
   Он сказал это быстро, громко и уверенно, словно сама мысль показалась
ему кощунственной.
   - Вы точно знаете?
   - Точно. Юля никогда... Нет, что  вы...  Нет.  Она  не  могла  ничего
знать.
   - Может быть, у нее появился повод подозревать об этом? Подумайте, не
сказали ли вы что-нибудь такое... неосторожное. Или, может быть, сделали
чтото необычное.
   - Нет. Почему вы спрашиваете? Разве Юля комунибудь говорила, что  по-
дозревает меня в неверности?
   - Я думаю, неверность вашу супругу испугала бы меньше. Но  она  могла
заподозрить, что вы - не тот, за кого себя выдаете. Вы -  очень  средний
психиатр или психолог, но вовсе не такой специалист, каким вас все  счи-
тают и которому платят такие большие гонорары. Кстати, Инна получала  от
вас какие-нибудь деньги в виде  благодарности  за  консультации  или  вы
эксплуатировали бесплатный труд?
   - Вы не смеете! - Готовчиц повысил голос, но осекся под ее  спокойным
взглядом. - Я вас прошу, не надо так говорить. Что бы вы  ни  думали,  я
любил Инну. Любил, как умел. Как был способен.
   Он понял, что сейчас все ей расскажет. Он не может больше молчать,  и
не потому, что тщательно скрываемая тайна рвется наружу, а  потому,  что
его измучил страх. Постоянный, иссушающий и выжигающий все внутри, меша-
ющий думать, дышать, жить. Он больше не может терпеть. Он все  расскажет
и будет надеяться, что ему помогут.
   Он все никак не мог сосредоточиться и почему-то разглядывал  пушистую
светло-серую кофточку, в которую была одета женщина-следователь. Он  так
и не вспомнил ее имя, но эта кофточка, так похожая на ту, что носила его
мать, стала последней каплей. Ей он все расскажет. Именно  ей,  толстой,
неторопливой и доброй, а не этому злому недоверчивому следователю  Гмыре
и не той странной девице с Петровки, рядом с которой  у  него  постоянно
возникает чувство опасности.
   ...В конце января Инна неожиданно позвонила ему домой, хотя почти ни-
когда этого не делала. Она была разумной женщиной и понимала,  что  зво-
нить домой женатому любовнику не следует.
   - Ты не был у меня сегодня днем? - взволнованно спросила она.
   - Нет, - удивленно ответил Готовчиц. - Мы ведь и не договаривались.
   - Значит, я сама забыла дверь закрыть, - с досадой  сказала  Инна.  -
Представляешь, пришла - а дверь не заперта. Я подумала, что ты пришел  и
ждешь меня. А тебя нет. Ладно, извини, что побеспокоила.
   Однако еще через пятнадцать минут она позвонила снова.  На  этот  раз
голос у нее был испуганный.
   - Боря, ты меня не разыгрываешь? Ты точно не приходил сегодня?
   Он начал раздражаться. Ну сколько раз можно повторять одно и  то  же?
Он же сказал: не был.
   - Понимаешь, в квартире кто-то был, но вроде ничего не пропало.  Вещи
только не на своих местах.
   - Может, тебе показалось? - предположил Готовчиц. - Вспомни, ты,  на-
верное, сама их перекладывала.
   - Да нет же, Боря. Рылись в мебельной стенке, там, где я храню записи
о клиентах. Все бумаги лежат в понятном мне порядке, и  я  этот  порядок
никогда не нарушаю, потому что потом не смогу быстро найти то, что  нуж-
но. Я не могла ошибиться.
   Готовчиц произнес какие-то необязательные успокаивающие слова, будучи
абсолютно уверенным, что Инна все напутала в своих бумагах сама. В самом
деле, ну кому придет в  голову  взламывать  квартиру,  чтобы  ничего  не
взять? Не бывает такого. Инна через пару дней успокоилась и  даже  стала
подшучивать над своим испугом. Она, похоже, тоже решила, что ей  помере-
щилось. А по поводу незапертой двери сказала:
   - У меня замок - ножницами открыть можно. Наверное, какой-нибудь  на-
чинающий воришка польстился на легкий замок, вскрыл дверь, вошел и  уви-
дел, что брать у меня нечего. С тем и убыл.
   Но дверь она все-таки поменяла, поставила двойную стальную с сейфовы-
ми замками. И дала Готовчицу второй комплект ключей взамен старого  клю-
ча.
   В тот день он пришел к Инне, как обычно, открыв двери своими ключами.
То, что он увидел, было страшным. Она еще дышала,  более  того,  была  в
сознании. Увидев его, мучительно зашевелила губами, пытаясь что-то  ска-
зать. Он наклонился к ней, стараясь не испачкаться в крови. Еще не слыша
ее слов, он уже решил, что уйдет и не будет вызывать врачей.  Какова  бы
ни была причина происшедшего, он не может позволить себе быть втянутым в
следствие и в сомнительные отношения с сомнительной дамой-колдуньей.
   - Имя... - шептала Инна в последнем усилии.
   - Какое имя?
   - Имя... В бумагах нет... Там другое... Они требовали  имя...  Помоги
мне...
   Больше она ничего не сказала, потеряла сознание. Борис Михайлович ос-
мотрелся судорожно, пытаясь понять, не испачкался ли он и не оставил  ли
следов. Потом на цыпочках вышел из квартиры и аккуратно притворил дверь.
Раздался щелчок, дверь захлопнулась. Он не стал запирать замок на четыре
оборота, сбежал по лестнице вниз и выскочил на  улицу.  Сделал  глубокий
вдох, стараясь выглядеть как обычный прохожий, замедлил шаг и направился
к машине. Ключи тут же выбросил, сам не зная,  зачем.  Машинально  хотел
избавиться от всего, что связывало его с Инной.
   Дни шли, никто его не беспокоил. Он хорошо знал свою возлюбленную-по-
мощницу, знал ее скрытность и нелюдимость и надеялся на то, что она  ни-
кому об их отношениях не рассказывала. Так оно, вероятнее всего, и было,
потому что следствие до него не добралось. И он успокоился. Только поте-
ря Инны его тревожила. Как он теперь без нее? Кто будет помогать ему ис-
кать "ключи" к душам пациентов? Без Инны он - ничто. И  те  пациенты,  к
которым он привык и которые привыкли к нему, скоро от него  уйдут.  Сос-
тоятельные люди, представители элиты, в том числе и политической, и, на-
верное, криминальной. Очень "новые русские". Люди искусства. Как  только
два-три человека скажут где-нибудь, что ходят к Готовчицу уже три  меся-
ца, а толку никакого - все. Репутация погибла. Надежда только на ту  но-
вую работу, о которой говорила одна пациентка. Она осталась очень им до-
вольна и порекомендовала Готовчица какому-то большому начальнику  в  Ми-
нистерстве внутренних дел. Там вроде бы его кандидатуру  не  отвергли  и
сейчас рассматривают. Борис Михайлович хорошо понимал, какого рода рабо-
та его ждет, если все сложится благополучно, и очень хотел ее  получить.
Потому что та информация, которой он будет располагать, сделает его  мо-
гущественным. Если нельзя властвовать над душами, потому что больше  нет
Инны, то он будет властвовать над умами.
   И вдруг... Дверь его квартиры оказалась взломанной. И тоже ничего  не
пропало. И тоже явные следы того, что кто-то рылся в  его  бумагах.  Его
охватил ужас. Он слишком хорошо помнил, что именно так все началось  для
Инны. И видел, чем это для нее кончилось. Имя. Они хотели узнать  у  нее
какое-то имя. Но какое?
   Он потерял покой, каждую свободную минуту посвящая пересмотру и пере-
читыванию своих записей о пациентах и пытаясь понять, что взломщики  ис-
кали у него. Какое имя? О чем речь? Он ничего не  мог  придумать,  и  от
этого боялся еще больше. Разве мог он сказать  работникам  милиции,  что
воры не ценности искали, а рылись в бумагах в поисках  какого-то  имени?
Не мог. Они бы обязательно спросили, откуда ему это известно,  и  немед-
ленно выплыла бы история с Инной. Этого он допустить не мог. И  он  мол-
чал. Молчал и жил в постоянном страхе.
   А потом убили Юлю. И ему стало еще страшнее.
   Вот, собственно, и все...