 |
|
 |
Глава 18
Татьяна даже не очень удивилась, выслушав рассказ профессора Готовчи-
ца. Чего-то подобного она и ожидала, а удивить ее после стольких лет ра-
боты следователем вообще было непросто. Борис Михайлович бросил умираю-
щую женщину без помощи, потому что боялся быть втянутым в скандал, кото-
рый помешает его новому назначению? Да таких случаев в ее практике был
не один десяток. Известный психоаналитик доктор наук Готовчиц оказался
несостоятельным специалистом и в особо сложных случаях пользовался услу-
гами более квалифицированной помощницы? И такое встречается на каждом
шагу. Книги, написанные вовсе не теми людьми, чье имя стоит на обложке,
давно стали притчей во языцех, как и диссертации, подготовленные якобы
аспирантами, а на самом деле от первой до последней строчки выполненные
за большие деньги каким-нибудь желающим подработать профессором или до-
центом. Чувство гадливости, возникающее у нее каждый раз при столкнове-
нии с подобной ситуации, было сродни чувству, которое появляется, когда
после долгой борьбы с тараканами эти очаровательные насекомые появляются
вновь. Противно, но не удивительно, потому что это уже было.
Удивительным, или, если хотите, странным в этой истории было только
одно: повод для убийства. А заодно и для взлома квартиры. Если Готовчиц
не лжет, то все дело заключалось в каком-то имени. В каком? И что это за
имя, которое пытались узнать сначала у Инессы, а потом вломились в квар-
тиру к Готовчицу?
Татьяна очнулась от раздумий и обнаружила, что уже дошла почти до са-
мого дома. Вон и подъезд виден, осталось пройти несколько десятков мет-
ров. Но при мысли о пустой квартире ей вдруг стало грустно. Все ее поки-
нули. Стасов занят дочкой, Иришка - своим новоявленным женихом, а она
осталась совсем одна, никому не нужная, кроме, может быть, журналистов,
которые вдруг увидели в ней лакомый кусочек и вознамерились, как следует
его поджарив, преподнести читателям в виде пикантного блюда, обрамленно-
го гарниром из сплетен и домыслов.
Она решила, что домой не пойдет. Пока не пойдет. Прекрасный майский
вечер, еще совсем светло, в воздухе приятно переливается свежая прохла-
да, омывая яркую сочную зелень. А беременным полезно не только ходить,
но и дышать кислородом. Татьяна огляделась и заметила симпатичную скаме-
ечку, рядом с которой росли два мощных дуба. Вот там-то она и посидит.
Итак, имя. Пройдем весь путь сначала. Преступникам нужно было некое
имя, которое они надеялись найти в записях Инессы. Они его не нашли,
поскольку Инесса наделяла своих клиентов выдуманными именами. Тогда они
пришли к ней и стали задавать вопросы. Судя по всему, Пашкова не торопи-
лась давать ответ, иначе они не истязали бы ее. Сказала она им в конце
концов это имя или нет? Вариант первый: сказала. Тогда зачем они залезли
в квартиру Готовчица? Вариант второй: не сказала. Потеряла сознание,
преступники решили, что она мертва, и начали искать заветное имя в запи-
сях Готовчица. Чье имя может оказаться в бумагах и Инессы, и ее любовни-
ка? Ответ очевиден: имя одного из пациентов профессора. Но тогда возни-
кает другой вопрос: почему Инесса не назвала его? Почему пожертвовала
своей жизнью, но сохранила тайну? Ради кого она могла так поступить? Ра-
ди человека, который ей очень дорог. Но все свидетельствует о том, что
таким человеком в ее жизни был только профессор Готовчиц. Нет, не скла-
дывается...
За спиной послышался шум мотора, Татьяна оглянулась и увидела машину,
которая остановилась прямо возле ее подъезда. Из машины вышли двое муж-
чин, один постарше, другой совсем молодой, обвешанный фотоаппаратурой.
Остановившись возле подъезда, они стали живо что-то обсуждать, поднимая
голову и разглядывая окна. Тот, что помоложе, обернулся, увидел Татьяну,
что-то сказал мужчине постарше. Они еще какое-то время посовещались, по-
том повернулись и дружно двинулись к ней. Примерно на полпути они вдруг
убыстрили шаг, и лица их при этом засияли, как медные чайники.
- Простите, пожалуйста, вы - Татьяна Томилина? - запыхавшись, спросил
молодой фотограф.
Татьяна попыталась быстро сообразить, не прикинуться ли ей дурочкой,
но не успела ничего ответить, как фотограф быстро заговорил:
- Как нам повезло! Мы же специально к вам ехали. Номер дома знали, а
номер квартиры нам не сказали. Мы уж собрались по соседям идти, спраши-
вать, где живет известная писательница. А тут вы сами...
- Что вам угодно? - сухо спросила она.
Общаться с журналистами не было ни малейшего желания. И настроение не
то, и после двух последних публикаций симпатии они не вызывали.
- Нам угодно интервью! - резво выпалил молодой.
Но тот, что постарше, осторожно взял его за плечо и отодвинул в сто-
рону.
- Не сердитесь на нас, Татьяна Григорьевна, - мягко сказал он. - Мы
не хотели нарушать ваше уединение. Я понимаю, в вашем положении вам хо-
чется покоя и тишины, и наше появление, наверное, вас раздражает. Но я
хочу, чтобы вы знали: мы глубоко возмущены тем потоком оскорблений, ко-
торый сыплется на вас. Мы бы хотели опубликовать совсем другой материал
и реабилитировать ваше имя.
- Не надо преувеличивать, - холодно ответила Татьяна. - Речь идет
всего о двух статьях, так что о потоке оскорблений говорить, по-моему,
преждевременно. Я не нуждаюсь в реабилитации.
- Почему о двух? - удивился журналист. - Их как минимум семь или во-
семь. Вот, они все у меня с собой, я специально их захватил, чтобы, за-
давая вам вопросы, дать вам возможность ответить на каждую.
- Восемь? - переспросила Татьяна, с трудом шевеля онемевшими губами.
- И что же в них написано?
- А вы действительно не знали? - встрял фотограф. - Что вы, вся Моск-
ва только о них и говорит.
Журналист, который постарше, достал из висящей на плече сумки папку и
протянул Татьяне.
- Хотите ознакомиться?
- Да, - кивнула она.
- А интервью дадите?
- Не знаю. Сначала я прочту это, а потом решу.
Погуляйте пока, - сказала она таким же тоном, каким иногда выпроважи-
вала из кабинета подследственных со словами "Подождите в коридоре".
Журналист и фотограф послушно отошли на некоторое расстояние и стали
что-то обсуждать вполголоса. Татьяна открыла папку и начала читать
статьи, заголовки которых были отмечены желтым маркером. С каждым прочи-
танным абзацем ее охватывали недоумение и обида.
"Книги Томилиной - плохое подражание западным образцам, столь же неу-
мелое, как печально известные "Жигули", которые делались по образцу "Фи-
ата"..." Но она никогда не старалась подражать кому бы то ни было, она
писала так, как чувствовала и думала сама. И все ее книги были о России,
о сегодняшнем дне, о людях, которые ходят по улицам рядом с нами и пыта-
ются решить свои чисто российские жизненные проблемы. При чем тут запад-
ные образцы?
"Госпожа Томилина выпекает свои книжонки как блины, и такая невероят-
ная скорость наводит на мысли о том, что на нее работает целая бригада
литературных рабов. Не случайно, наверное, произведения, подписанные ее
именем, порой разительно отличаются друг от друга по стилю". Какие рабы?
О чем говорит автор этой статьи? Все книги от первой буквы до последней
точки написаны ею самой. И множество людей может это подтвердить, да
хоть та же Ира, на глазах у которой Татьяна творит свои повести и рома-
ны. А что касается стиля, то Татьяна сама стремится писать книги по-раз-
ному, чтобы не повторяться. Одни вещи у нее получаются неспешными, за-
думчивыми и наполненными психологией, другие - динамичными и более кру-
тыми, третьи - таинственными и страшными. Но ведь нельзя все время пи-
сать одинаково, это ей самой скучно! И нельзя писать в одном стиле о
разных преступлениях и о разных проблемах. А вот теперь это истолковано
как признак того, что она пользуется чужим трудом и чужим талантом,
присваивает себе чужую славу, и вообще она этой славы совершенно недос-
тойна, потому как произведения ее написаны плохо.
"Вероятно, скоро нам придется распроститься с автором популярных де-
тективов Татьяной Томилиной. Произведения ее раз от раза становятся все
слабее и скучнее. Талант, и без того небогатый от природы, постепенно
иссякает. Если первые ее книги мы читали запоем, то взяв в руки ее новые
повести, мы с трудом продираемся сквозь путаницу слов и оставляем это
бесплодное занятие уже на тридцатой странице, не испытывая ни малейшего
интереса к тому, кто же всетаки преступник". Господи, неужели это прав-
да? Но ведь никто ей этого не говорил... Ни Ира, которая читает каждую
вещь в рукописи, ни Стасов, ни Настя Каменская, которая (Татьяна это
точно знает) читала все ее книги. Может быть, они ее щадили? Но изда-
тельство тоже никогда никаких претензий не предъявляло, ее не просили
переделать вещь, усилить какую-то линию, что-то убрать, что-то добавить.
Это означало, что книги ее по-прежнему раскупаются хорошо и читателям
нравятся. Так в чем же дело? Просто в несовпадении вкусов журналистов и
читателей? Может быть, и так.
А может быть, журналисты правы, она действительно исписалась, талант,
"от природы небогатый", иссяк, и книги ее становятся раз от раза все ху-
же и хуже.
"Найдется ли кто-нибудь, кто остановит раз и навсегда поток низкоп-
робной литературы, хлынувшей на наши прилавки? Высокое искусство забыто,
наших сограждан оболванивают бесконечными триллерами, киллерами, трупами
и кровавыми разборками, описанными плохим языком. Впрочем, чему удив-
ляться? Эти новоявленные писатели получают такие гонорары, которые зас-
тавляют их выбрасывать на наши головы все новые и новые плоды своего
творчества. Яркий тому пример - популярная Татьяна Томилина. По слухам,
за каждую свою плохо написанную книгу она получает по пятьдесят тысяч
долларов. Кто же откажется от таких денег? "
Она закрыла папку и уставилась неподвижным взглядом в темнеющее небо.
Ей было тошно.
- Прочитали? - раздался совсем рядом приятный негромкий голос журна-
листа, который успел незаметно подойти к ней. - Так как насчет интервью?
Мне бы хотелось дать материал, который разом опроверг бы все эти публи-
кации. Показать вас интересным, ярким, талантливым человеком.
Татьяна медленно перевела на него глаза и покачала головой.
- Я не буду давать интервью.
- Но почему? Неужели вам нравится то, что вы прочитали?
- Естественно, мне это не нравится. Я же нормальный человек.
- Тогда почему вы отказываетесь? Вам предоставляется возможность от-
ветить, возразить, реабилитировать себя, - настаивал журналист.
- Я не буду давать интервью, - повторила Татьяна.
Журналист помолчал немного, потом присел на скамейку рядом с ней.
Татьяна чуть отодвинулась, такое близкое присутствие чужого человека бы-
ло ей неприятным.
- Татьяна Григорьевна, выслушайте меня, - заговорил он. - Я читал все
ваши книги и являюсь вашим горячим и преданным поклонником. И когда я
вижу, что ваши книги называют плохо написанными, я расцениваю это как
оскорбление, которое нанесли лично мне. Понимаете? Не вам, автору этих
книг, а мне, их читателю. Потому что они мне нравятся, потому что я счи-
таю, что они прекрасно написаны, и вдруг кто-то, кого я не знаю и в гла-
за не видел, обвиняет меня в плохом вкусе и отсутствии культуры. Вы поп-
робуйте посмотреть на ситуацию с этой точки зрения. Ваши книги отлично
раскупаются, и это означает, что нас, ваших почитателей, - сотни тысяч.
А те, кто написал вот это, - он кивком головы указал на лежащую у нее на
коленях папку, - одним росчерком пера всех нас обидели и унизили только
потому, что лично им ваши книги не понравились. Не принимайте это близко
к сердцу, журналистов единицы, а нас - целая армия. И от лица этой армии
я вас прошу об интервью, в котором вы встанете на нашу защиту.
- Если вас так много, как вы говорите, вы сами сможете себя защитить,
- ответила она. - И меня заодно. Но мне кажется, что вы превратно толку-
ете ситуацию. Если человеку говорят, что у него нет таланта" он не может
и не должен себя защищать. Защищать можно доброе имя, репутацию, но не
способности, А человек, который борется за то, чтобы его признали та-
лантливым, просто смешон. Человек, который вступает в борьбу с теми, ко-
му не нравятся его творения, не достоин уважения. Вы меня понимаете? Ес-
ли человек в жизни не взял чужой копейки, а про него пишут, что он вор,
он может доказать, что это неправда и вернуть себе доброе имя, потому
что сам про себя он совершенно точно знает, что он не вор. Но если про
человека говорят, что он плохой писатель и таланта у него нет, то что он
должен делать? Доказывать, что он пишет хорошо и талант у него есть? А
вдруг он ошибается, а его критики правы? Как он тогда будет выглядеть?
- Вы удивительная женщина, - негромко произнес журналист. - Не пони-
маю, как вам удается существовать в нашей действительности? Вы пишете
прекрасные книги, в вас такое чувство собственного достоинства, и в то
же время вы так ранимы и беззащитны. Я очень хотел бы помочь вам. Вы,
наверное, страшно одиноки, да?
- Почему вы так решили?
- Талантливые люди всегда одиноки. Им нужно побыть наедине с собой и
с Богом, а окружающие этого не понимают, требуют внимания и каких-то по-
вседневных дел, обижаются, лезут в душу, обременяют ненужной суетой.
Простите меня за вторжение. Теперь я и сам вижу, что моя попытка взять у
вас интервью была глупой и бестактной. Вы очень расстроились?
- Из-за чего? Из-за статей? Да, очень. Но жалеть меня не нужно. Всего
доброго.
Она тяжело встала со скамейки и не оглядываясь пошла к подъезду.
Ей снова предстоял одинокий ужин в пустой квартире. Сердце сдавила
тоска, Татьяна почувствовала себя всеми брошенной и незаслуженно обижен-
ной. Открыв холодильник, она поняла, что не может ничего есть. Закута-
лась в плед и легла на мягкий кожаный диван, отвернувшись лицом к стене.
- Томилина еще раз приходила к психоаналитику Готовчицу. Вероятно, он
назначил ей цикл сеансов. Это означает, что проблемы у нее достаточно
серьезные.
- Будем надеяться. Как развивается комбинация?
- Отлично! Все идет без сбоев. Она чувствует себя одинокой, у нее
опустились руки, она даже не хочет бороться за восстановление репутации.
Знаете, есть люди, которые склонны сразу верить любой критике в свой ад-
рес. Томилина, несомненно, принадлежит к их числу. Об этом говорят все
ее книги. Опираясь на психологический портрет, воссозданный по ее произ-
ведениям, мы выстроили комбинацию, и она дает блестящие результаты. На
сегодняшний день Томилина отказывается от помощи, потому что привыкла,
что рядом с ней есть люди, которые всегда помогут и поддержат. Она - че-
ловек семьи, если вы понимаете, о чем я говорю. Она всегда жила с
кем-то, будь то мужья или родственники, она высоко ценит семейное сосу-
ществование и не привыкла к одиночеству. Пройдет еще несколько дней, и
она поймет, что заблуждается. Близких людей рядом нет, и помогать ей
никто не будет. И тогда она примет ту помощь, которую предложим ей мы.
Когда открылась входная дверь, Татьяна решила, что пришел Стасов. Еще
только половина двенадцатого, Ира вернется со свидания намного позже.
Однако она ошиблась, это была именно Ирина.
- Так рано? - удивленно спросила Татьяна. - Только не говори мне, что
вы поссорились и ты разочаровалась в своем банкире.
Она и на этот раз легко справилась с тоской и плохим настроением и
давно уже сидела за компьютером, работая над книгой и не замечая хода
времени. Сегодня был удачный день, текст, по ее собственному выражению,
шел легко, пальцы быстро порхали по клавиатуре, и Татьяну охватило уже
несколько подзабытое ощущение радости и восторга, когда совершенно по-
нятно, что и как писать дальше, и слова подбираются сами собой точные,
емкие и выразительные. Она даже пожалела, что ее творческое одиночество
оказалось нарушенным, она могла бы работать еще несколько часов подряд
не прерываясь.
Из комнаты ей было слышно, как Ира раздевается. Поскрипывала дверца
шкафа, мягко стучала пластмассовая вешалка, звякали бросаемые на туалет-
ный столик украшения. Родственница молчала, и это было необычным и тре-
вожным.
- Ира, что случилось? - крикнула Татьяна. - Почему ты в плохом наст-
роении?
Ирочка появилась в комнате, уже одетая в длинный сиреневый пеньюар,
из-под которого сверкали соблазнительно приоткрытые короткой сорочкой
стройные ножки. Ее темные большие глаза яростно сверкали на бледном лице
со сжатыми губами.
- Где твой муж? - требовательно спросила она.
- У Лили. А в чем дело? Он тебе нужен? И почему такой официоз, почему
"твой муж", а не Владик?
- Потому что. Ты уверена, что он у Лили?
- Конечно. Я тебя не понимаю.
- А вчера где он был? Тоже у Лили?
- Тоже. Объясни, будь добра, что происходит. Почему ты такая злая?
- Потому что твой муж нагло обманывает тебя, - звенящим от негодова-
ния голосом заявила Ира. - Уж не знаю, где он сегодня, а вот вчера он со
своей Маргаритой благополучно сидел в ресторане и развлекался, а вовсе
не утешал свое рыдающее чадо.
- Откуда ты это знаешь? Ты его видела?
- Еще чего! - фыркнула Ира. - Если бы я его увидела, я бы ему глаза
выцарапала прямо там же, в ресторане. Но ему повезло. Его видел Андрей,
а не я.
- Андрей? - переспросила Татьяна. - Это твой жених, что ли?
- Ну да. Ему нужно было заехать в ресторан "Золотой дракон" буквально
на три минуты, с кем-то встретиться и взять бумаги. Я осталась в машине,
а он зашел внутрь и действительно минут через пять вышел с папкой. А се-
годня спросил: "Тот мужчина, который загонял тебя домой, действительно
муж твоей родственницы?" Я говорю: "Да, муж". Тогда он и сказал, что,
мол, странный это муж. Мою нравственность блюдет, а сам поздним вечером
по ресторанам с другими женщинами рассиживается. Я спросила, как женщина
выглядит, он мне описал ее. Это Маргарита, совершенно точно. Нет, ну как
тебе это нравится? Прикрывается Лилей, а сам... Слов нет! Подонок!
Татьяна молча смотрела на экран компьютера и силилась понять, что там
написано. Но не могла. Буквы как бы существовали сами по себе, а смысл
слов, в которые они складывались, - сам по себе. И смысл этот стал для
нее неуловим.
Стасов... Ну как же так? Что же происходит? Ни разу за все время, что
они вместе, она не заметила в нем ни малейших признаков чувства к бывшей
жене. Он был уже в разводе, когда они познакомились, и нельзя сказать,
что Татьяна увела его из семьи, а теперь в нем проснулась тоска по Рите,
с которой его насильно разлучили. Все было не так.
Маргарита Мезенцева, по мужу Стасова, была очень красивой женщиной.
Была и есть. В мире кино она заслуженно считается одной из первых краса-
виц. Может быть, все дело в этом? Ему надоела толстая неуклюжая жена,
которую беременность отнюдь не украсила. У Татьяны серьезные проблемы с
вынашиванием плода, и начиная с четвертого месяца беременности врачи на-
ложили строжайший запрет на интимную близость. А Стасов - здоровый соро-
калетний мужчина, у него нормальная, естественная потребность в сексе.
Так стоит ли удивляться тому, что его потянуло к бывшей жене?
- Ну что ты молчишь? - сердито заговорила Ира. - Ты собираешься
что-нибудь предпринимать или нет?
Татьяна вскинула на нее недоуменный взгляд.
- Что, например? Ты хочешь, чтобы я побежала проверять, действительно
ли Стасов сейчас в Сокольниках, у Лили?
- Хотя бы.
- Это невозможно проверить. У него сотовая связь, и он ответит на
звонок, где бы ни находился.
- Позвони по телефону Маргариты, - настаивала Ира. - У тебя же есть
номер.
- С какой стати? Если я звоню, то звоню своему мужу, а не его бывшей
жене. Оставь меня в покое, Ирочка.
- Как это "в покое"? - возмутилась та. - Надо же что-то делать.
Нельзя это так оставлять.
- Можно, - Татьяна глубоко вздохнула. - И нужно. Если сегодня ему
больше нужна Рита, чем я, то это так, как оно есть, и никакими действия-
ми это невозможно исправить. Все, Ириша, закончим на этом. Ты мне лучше
скажи, почему твое свидание сегодня так рано закончилось. У вас разлад?
- Да нет же, это из-за Стасова. Когда Андрей мне сказал, что видел
его в ресторане, я так разозлилась... Прямо не знаю. Места себе не нахо-
дила. Все не в радость стало.
- Глупенькая, - Татьяна слабо улыбнулась, - нашла из-за чего пережи-
вать. Все образуется, милая, перестань нервничать. Прими душ и ложись
спать. Завтра у тебя опять день любви?
- Нет, завтра в первой половине дня перерыв. У него же уйма дел,
просто удивительно, что он находит столько времени для меня. Таня, ты
что, совсем не расстроилась?
- Расстроилась, - спокойно призналась Татьяна. - Но это не означает,
что жизнь должна остановиться. Ложись, а я еще поработаю.
- Я бы на твоем месте тоже легла спать, - авторитетно посоветовала
Ирочка. - Нечего показывать ему, что ты его ждешь. Вот он видит, что ты
всегда его ждешь, когда бы он ни заявился, и думает, что он тебе безумно
нужен и никуда ты от него не денешься. А ты покажи ему, что ты его сов-
сем не ждешь и не очень-то в нем нуждаешься. Может, он одумается.
- Это детский сад, Ира, - недовольно поморщилась Татьяна. - Я в эти
игры давно уже не играю.
Ирочка недовольно передернула плечами и ушла на кухню инспектировать
холодильник. Через минуту оттуда донесся ее сердитый звонкий голосок:
- Ты опять ничего не ела! Таня, ну как так можно?! Я стараюсь, готов-
лю, продукты покупаю самые свежие, стою у плиты как дура, и ты ничего не
ешь, и все пропадает. Как тебе не стыдно? О себе не думаешь, так хоть о
ребенке позаботься!
- Оставь меня в покое! - внезапно заорала Татьяна. - Не трогай меня!
И тут же устыдилась своей вспышки. Но было поздно. Из кухни донеслись
всхлипывания, быстро перешедшие в рыдания. Татьяна так и сидела перед
компьютером, не в силах пошевелиться. Все рушится. Стасов отдаляется от
нее. Этого следовало ожидать, очень часто между супругами становятся де-
ти от предыдущего брака. Ира увлечена новым любовником и собирается за-
муж. Понятно, что при муже-банкире она ни при каком раскладе не останет-
ся жить здесь, с Татьяной. Писательская карьера тоже дала трещину. Может
быть, правы журналисты, она действительно бездарь, непонятно как выплыв-
шая на книжные прилавки? Что же ей остается? Родить ребенка и растить
его в чужом городе, без близких и друзей, а вполне вероятно, и без мужа.
Если не будет рядом Ирочки, то ни о каком выходе на службу сразу же по
окончании периода кормления грудью не может быть и речи. Придется брать
отпуск на три года и сидеть с ребенком, заперев себя в этой пустой квар-
тире. Все рушится. Все рушится...
Ей так хочется работать. И так хочется писать книги. И жить в семье,
в окружении любящих и любимых людей. Но ничего этого не будет. И зачем
она послушалась Стасова и переехала в Москву? Обратно пути нет, квартира
в Петербурге продана. Да и не хочется возвращаться и проситься на рабо-
ту, расписываясь в ошибочном решении. Придется терпеть.
Что там говорил этот журналист? Что поклонников Татьяны Томилиной -
сотни тысяч? Что им нравится, как она пишет, что они глубоко оскорблены
критическими публикациями в прессе. Сотни тысяч... Пусть не друзей, но
людей, которым ее судьба хотя бы небезразлична. Людей, которые ее любят
и ждут новых книг. Разве она может их обмануть? Нет, не может. Она будет
писать свои книги и со страниц этих книг разговаривать с ними, своими
читателями. Она расскажет им о тоске и одиночестве, о своих горестях и
радостях. И они ее услышат. Что говорил этот журналист? Что талантливый
человек обязательно одинок? Ну что ж, значит, она не талантливый чело-
век. Потому что она никогда не будет одинокой, пока существуют люди, ко-
торые читают ее книги. Эти люди поймут, как ей плохо, и простят, если
книга окажется не очень удачной. У всех творцов бывают произведения по-
сильнее и послабее, это естественный ход жизни, абсолютно ровного твор-
чества не бывает. Потому что творец такой же человек, как и все ос-
тальные, может быть, чуть больше одаренный от природы, но во всем ос-
тальном - точно такой же. Он болеет, страдает, радуется, у него бывают
приливы сил и случаются депрессии. Она, Татьяна Томилина, будет разгова-
ривать со своими читателями при помощи своих книг, расскажет им все, и
они поймут. Порадуются ее удаче и простят неудачу. Собственно, именно
так и поступают друзья. Кто сказал, что она одинока? У нее тысячи дру-
зей. Сотни тысяч. Надо только уважать и любить их, и они не подведут.
Татьяна встала из-за стола и решительно направилась на кухню, где
Ирочка рыдала, уронив голову на руки.
- Прости, милая, - сказала она. - Я не сдержалась. Я не хотела тебя
обидеть. Ну-ка прекращай плакать, все отлично, и жизнь по-прежнему прек-
расна. Ты скоро выходишь замуж, и давай вместе будем этому радоваться.
Пригласи к нам своего жениха, я хочу посмотреть, в какие руки тебя от-
даю.
Ирочка подняла опухшее от слез лицо, покрытое красными пятнами.
- Что ты на меня кричишь? - сказала она дрожащим голосом. - Что я те-
бе сделала? Я стараюсь заботиться о тебе, а ты...
- Ну прости, родная. Я же извинилась. Ты должна быть снисходительна
ко мне, беременные женщины страдают вспышками раздражения.
Татьяна присела рядом и ласково обняла ее. Ирочка все еще дрожала, но
плакать уже перестала. Надувшись, она отвернулась и смотрела в сторону.
- Ирусик! - Татьяна шутливо пощекотала ее по шее. - Перестань дуться
и улыбнись немедленно. Бери пример с меня. Муж мне изменяет, журналисты
меня ненавидят и разделывают под орех, но я бодра и весела, как будто
ничего не случилось.
- Как же, не случилось... - пробормотала Ирочка, все еще глядя в сто-
рону.
- Именно: не случилось. Ирка, я за свою следственную жизнь видела
столько горя и смерти, что то, что происходит сейчас со мной, это полная
ерунда. Запомни, девочка моя: горе - это неизлечимая болезнь или смерть
близких. Только это, потому что это невозможно исправить. Все остальное
- просто неприятности большей или меньшей степени тяжести и сложности.
Из них можно выйти. Выхода нет только из небытия. Вот я на тебя накрича-
ла, а ты уже плачешь, как будто у тебя горе. Какое же это горе? Это так,
маленькое недоразумение. Я извинилась, ты меня простила - и все, инци-
дент исчерпан. И нечего тратить на это такое безумное количество нервных
клеток.
Ира наконец повернулась к ней и уткнулась лицом в мягкую грудь
Татьяны.
- Как у тебя все просто, - вздохнула она. - Я так не умею.
- А ты учись, пока я жива, - засмеялась Татьяна. - Давай лучше поужи-
наем, что-то я есть захотела.
Ирочка тут же вспорхнула с диванчика и захлопотала у плиты. Татьяна с
улыбкой наблюдала за ней, обдумывая следующий эпизод в своей ненаписан-
ной книге.
Работа по раскрытию убийства сотрудников программы "Лицо без грима"
Виктора Андреева и Оксаны Бондаренко прочно увязла, как в мокром песке.
С того момента, как стало известно, что за показ программы в эфире вымо-
гались деньги, на причастность к преступлению стали отрабатываться все
гости программы и их связи. Но гостей было великое множество, за год -
двести пятьдесят человек, и хотя все они были известны поименно, отра-
ботка каждого требовала массы времени и сил.
- Придется брать за жабры господина Уланова, - со вздохом решил сле-
дователь, - хоть и не хочется мне этого делать. Не в моих правилах зас-
тавлять людей давать показания против самих себя, это означает, что я
никудышний профессионал и не могу раздобыть нужные сведения никаким дру-
гим путем. Но делать нечего, без Уланова мы не узнаем, с кого именно
брались деньги, а отрабатывать всех - задача непосильная.
- Давайте я допрошу его. Дайте мне поручение, - предложила Настя.
- Что, своих дел мало? - с усмешкой осведомился следователь. - В бой
рвешься?
- У меня есть о чем поговорить с Улановым, - сказала она. - Заодно и
об этом спрошу.
- Валяй, - согласился он.
На этот раз Настя не пошла ни на какие компромиссные варианты типа
"встретимся на полдороге, где вам удобно" и твердым тоном попросила Ула-
нова приехать на Петровку. Она очень тщательно готовилась к разговору,
по десять раз пересматривая и переделывая план беседы, уточняла список
вопросов, которые необходимо задать.
Уланов приехал с опозданием минут на сорок, но Настя решила сделать
вид, что не обратила внимания. Она снова подивилась тому, как быстро ме-
няются люди. Недавно только в ее кабинете сидела разительно изменившаяся
Виктория Уланова, а теперь вот ее муж (кажется, бывший?) тоже предстал в
совершенно новом обличьи. Никакой замкнутости, ни следа подавленности
или самоуглубленности. Перед ней стоял жизнерадостный и уверенный в себе
человек, смотрящий вперед с неизбывным оптимизмом и вполне довольный
жизнью.
- Это развод на вас так подействовал? - поинтересовалась она.
Реакция Уланова показалась ей какой-то неестественной. Он вздрогнул,
как вздрагивают люди при упоминании опасных тем, которых хотелось бы из-
бежать.
- Развод? - зачем-то переспросил он, будто не понимая, о чем это она.
- А, да. Конечно. Откуда вам известно, что я развелся?
- А это что, тайна? - удивилась она. - Кстати, Александр Юрьевич, я
буду вам весьма признательна, если вы назовете имя своей будущей жены.
Он высокомерно приподнял брови, веем, своим видом выказывая недоуме-
ние.
- Зачем? Это мое личное дело.
- Вы ошибаетесь. Наши сотрудники провели огромную работу среди ваших
коллег по программе и по всей продюсерской фирме. Выясняли характер и
образ жизни каждого. И никто ни словом не обмолвился о том, что у вас
серьезный роман вне брака. Я бы хотела, чтобы вы мне это как-то объясни-
ли.
- Я не буду ничего вам объяснять, - ледяным тоном заявил он. - Мои
отношения с этой женщиной - это мое личное дело, и ничего удивительного,
что никто о них не знал. Об этом как-то не принято кричать на всех уг-
лах.
- И снова вы ошибаетесь, - терпеливо возразила Настя. - Каждый чело-
век в подобной ситуации полагает, что никто не знает о его отношениях с
любовницей, а на самом деле об этом знают все или почти все, просто ему
об этом не говорят. Есть множество мелких примет, по которым определяет-
ся наличие романтических отношений, а люди далеко не слепцы, уверяю вас.
Так вот, никто из ваших собратьев по телевидению ни разу никаких таких
примет не заметил. И я вынуждена сделать вывод, что вы особо тщательно
охраняли тайну вашего романа. А теперь встаньте на мое место и предс-
тавьте себе, что вы раскрываете убийство Андреева и Бондаренко. Все как
на ладони, и только у одного фигуранта есть какая-то тайна. Вас бы это
заинтересовало?
- Я не стою на вашем месте, - сухо сказал Уланов. - И прекрасно
чувствую себя на своем. Раскрытием убийства занимаетесь вы, а не я. Не
пытайтесь переложить на меня ваши собственные проблемы.
- Это не мои проблемы, Александр Юрьевич. Это ваши проблемы. Вы же
понимаете, что установить личность этой женщины для нас не представляет
никакой сложности. Привлечем службу наружного наблюдения, походим за ва-
ми два-три дня - и все узнаем. А вот ваше упорное нежелание ее назвать
меня настораживает. И я начинаю думать, что с именем этой дамы связано
что-то касающееся убийства ваших коллег. Попробуйте меня разубедить.
- Но это полная чушь! - возмутился он. - Как вам такое в голову приш-
ло?
- Пришло, как видите. И не уйдет оттуда, пока вы молчите.
Она собралась уже произнести следующую фразу, как зазвенел телефон.
Это был Гордеев.
- Настасья, ты одна?
- Нет.
- Выйти не можешь?
- Не хотелось бы.
- Но к тебе можно зайти?
- Конечно.
- Сейчас Игорь зайдет с таблицей, туда надо вписать две цифры. Это
срочно, начальство ждет документ. Сделаешь?
- Конечно, - коротко повторила она. - Пусть заходит.
Пока она разговаривала. Уланов расслабился. Он до такой степени не
чувствовал опасности, что даже не прислушивался к тому, что она говорила
по телефону. Может быть, он и вправду не имеет к убийству никакого отно-
шения? Уж очень он благодушен. Настю не обманул его холодный сухой тон,
это была обычная манера вести себя, присущая людям высокомерным, которые
априори считают окружающих значительно глупее себя. Это высокомерие не
было проявлением враждебности. Уланов действительно не чувствовал опас-
ности, не нервничал и не напрягался. Кажется, она напрасно тратит время
с ним. Впрочем, есть ведь поручение следователя, и надо узнать поименно
всех тех, с кого Андреев вымогал деньги, чтобы очертить круг подозревае-
мых.
Лесников появился спустя несколько секунд после того, как она положи-
ла трубку. Уланов со спокойной улыбкой оглянулся на вошедшего.
Я увидел его и остолбенел. Хорошо, что я в этот момент сидел на сту-
ле, а не стоял. Наверняка упал бы. Что здесь делает этот тип? Наверное,
его тоже вызвали на допрос. У меня пытаются выведать имя моей несущест-
вующей будущей жены, и вполне логично, что так же пристально изучают
личную жизнь Вики. Вот и до ее хахаля добрались.
Это была первая моя мысль, когда я увидел в дверном проеме стройную
фигуру этот лощеного красавчика. Но вторая мысль совершенно завела меня
в тупик.
Я ничего не понимал. Почему он протягивает Каменской какие-то бумаги?
Она открыла сейф, достала папку, полистала ее, положила на стол, прижи-
мая ноготь к строчке, вписала в принесенный документ шестизначное число.
Потом снова полистала папку, вписала еще одну цифру. Красавчик поблаго-
дарил и вышел из комнаты. Неужели я ошибался, и Викин любовник вовсе не
провинциальный искатель богатеньких столичных штучек, а работник МУРа?
Впрочем, кто сказал, что в МУРе не работают провинциалы, желающие получ-
ше устроиться?
Это объяснение меня не удовлетворило. Я хотел ясности. Неужели Вика
могла иметь любовника-милиционера и связаться с наемным убийцей? Это же
верх неосторожности. Она никогда бы так не поступила. А если милицио-
нер-любовник в курсе? Значит, он не милиционер, а оборотень, безн-
равственное существо, которое не имеет права здесь работать. Господи, да
мне-то какое дело? Пусть живут как хотят и сами борются со своими врага-
ми. И все-таки я не удержался.
- Кто это? - спросил я у Каменской.
- Наш сотрудник. А что, вы его знаете?
- Нет. То есть... Мне кажется, у него роман с моей женой. С бывшей
женой, - тут же поправился я.
- Этого не может быть, - спокойно сказала она. - У него прекрасная
семья, и он очень привязан к своей жене. Вы ошибаетесь, Александр
Юрьевич.
- Да нет, - усмехнулся я, - на этот раз не ошибаюсь. Я совершенно
точно знаю, что он завел шашни с Викторией.
Я говорил какие-то глупости, даже не слыша самого себя, потому что
судорожно пытался сопоставить одно с другим. Он женат? Тогда зачем ему
Викина квартира и Викины деньги? Что он будет с ними делать? Покупать
модную одежду? Он не сможет объяснить жене ее происхождение, а значит,
не сможет носить. Автомобиль он тоже не купит, потому что об этом сразу
же станет известно налоговой инспекции, и ему придется объяснять, откуда
у него такие деньги. И отношения с Викой моментально выплывут наружу.
Скорее всего, он собирается разводиться и увольняться из милиции. Тогда
это хоть как-то можно объяснить.
- Игорь встречался с Викторией Андреевной один-единственный раз, -
сказала Каменская. - Он опрашивал ее, выясняя подробности о вас лично и
о вашей работе, а также об Андрееве и Бондаренко. Разве она вам не расс-
казывала?
- Нет, - растерянно ответил я. - Когда это было?
- Сейчас скажу точно.
Она снова открыла сейф, достала другую папку и вытащила из нее лис-
ток. Назвала дату и место встречи. То самое место, где мы с Викой так
любили пить кофе и где я впервые увидел ее с любовником. Якобы с любов-
ником. Что ж, значит, настоящего любовника я еще не видел. Любопытно бы-
ло бы взглянуть, ради чьих роскошных гениталий принесены такие жертвы.
- Александр Юрьевич, вернемся к нашим делам. Мне нужен точный пере-
чень тех людей, за передачи с участием которых Андреев брал деньги.
Я оторопел. Откуда она узнала? Глупо делать вид, что не понимаешь, о
чем она говорит. Раз говорит, значит, уже знает.
- Это трудно, - уклончиво ответил я. - Виктор никогда этого не гово-
рил нам. Просто один раз в месяц раскладывал деньги по конвертам и раз-
давал нам. Мы не спрашивали его, чьи это деньги, - потому что он все
равно не сказал бы.
По ее лицу я видел, что она мне не верит. Ну и пусть не верит. Она
все равно не докажет, что я лгу. Конечно, я знал, за кого конкретно по-
лучены деньги. Но признаться в этом было для меня равносильно признанию
в прямом соучастии. Почему-то мне казалось, что выглядеть неосведомлен-
ным в данном случае лучше.
- Послушайте меня, пожалуйста, - сказала она. - Недавно ко мне прихо-
дила ваша жена, Виктория Андреевна. Она очень обеспокоена. Ей кажется,
что против вас в прессе начата кампания, и организовали ее те, кто пла-
тил деньги за показ передачи в эфире. Виктория Андреевна хочет найти
этих людей и предложить им отступные. Иными словами, она хочет вернуть
им деньги, чтобы они оставили вас в покое и не ломали вашу карьеру теле-
журналиста. Вы, Александр Юрьевич, должны отдавать себе отчет в том, что
если она сумеет это сделать, то останется, образно говоря, голая и босая
и без крыши над головой. Намерения у нее твердые, настроена она весьма
решительно и готова продать все, вплоть до квартиры, чтобы рассчитаться
с ними. Я же, со своей стороны, уверена, что эти люди причастны к
убийству ваших коллег. И я их найду. Просто если вы мне поможете, я это
сделаю достаточно быстро, если же вы будете по-прежнему хранить молча-
ние, нам придется отрабатывать всех гостей вашей передачи подряд, и это
займет очень много времени. А пока мы будем мучиться с этим немеряным
списком, Виктория Андреевна найдет их и расплатится с ними. Вы ушли от
нее, создав новую семью, а она останется ни с чем исключительно из жела-
ния вас спасти. Я все сказала, господин Уланов. А теперь я хочу выслу-
шать вас.
- Это ложь!
Я выпалил первое, что попалось мне на язык. На самом деле я сказал
то, что думал, другое дело, что, может быть, не надо было этого гово-
рить. Но я не справился с собой. Слишком быстро все происходит, я не ус-
певаю перестроиться с одной правды на другую и от этого теряю способ-
ность соображать.
- Что - ложь? - вежливо осведомилась Каменская. - Вы полагаете, что я
вас обманываю?
- Нет, это Вика вас обманула. Ничего этого не может быть.
- Зачем же она это сделала? Зачем ей было приходить сюда и обманывать
меня? Я жду ваших разъяснений, Александр Юрьевич.
В самом деле: зачем? Я ничего не понимаю. Все, что еще полчаса назад
казалось мне понятным и точно установленным, перевернулось с ног на го-
лову. Или с головы на ноги?
- Вы говорите, она готова отдать все деньги и даже продать квартиру?
- Да, так сказала Виктория Андреевна.
- Но почему? Зачем ей меня спасать, если я с ней развелся? По-моему,
это глупо.
Я демонстративно пожал плечами, подчеркивая полную абсурдность Вики-
ного поведения.
- Она любит вас. Ей было непросто в этом признаться, но она понимала,
что, если не объяснит мотивов своих поступков, я тоже ей не поверю, как
не верите вы. Она очень вас любит, и ей небезразлично, что будет с вашей
жизнью дальше.
- Она так сказала? - тупо переспросил я.
- Да, она так сказала. Так как, Александр Юрьевич, вы готовы оставить
без гроша женщину, которую вы бросили и которая вас любит? Или в вас
все-таки еще осталось что-то мужское?
И внезапно я поверил ей, этой невзрачной женщине, сидящей напротив
меня за столом с сигаретой в руках. Она смотрела прямо мне в лицо своими
светлыми глазами, и я ничего не мог с собой поделать. Я ей верил. Но я
сопротивлялся этому изо всех сил.
- Вика обманула вас, - сказал я. - У нее есть любовник, и она искрен-
не рада, что я развелся с ней.
- У нее нет любовника, - тихо сказала она, не отводя от моего лица
взгляд светлых глаз и почти не шевеля губами. - Мы, Александр Юрьевич,
хоть и плохие, но все-таки профессионалы, и за вашей женой мы наблюдали,
поскольку не исключали ее причастности к махинациям с вымогательством
денег. И я могу сказать вам совершенно точно, что никакого другого муж-
чины, кроме вас, в ее жизни нет.
- Этого не может быть, - прошептал я.
- Почему? Почему вы так уверены, что Виктория Андреевна вам изменяла?
Вам кто-то сказал об этом?
Кто-то сказал? Да, мне сказали. Все сказали. Но я молчал, потому что,
во-первых, хотел остаться в живых, а во-вторых, не хотел отправлять Вику
за решетку. И что же получается?
...Это случилось в тот день, когда я впервые побывал на Петровке сра-
зу после убийства Вити и Оксаны. Меня тогда долго допрашивали, и на ули-
цу я вышел совершенно вымотанный. Не успел я пройти и двух шагов по тро-
туару, как на меня налетел приятного вида молодой человек.
- Александр Юрьевич! Хорошо, что я успел вас поймать. Надо же, еще
минута - и разминулись бы.
Я с недоумением смотрел на него, пытаясь вспомнить, кто он такой и
знакомы ли мы вообще. Он представился, назвал звание и фамилию. Капитан
такой-то из РУВД Северо-Восточного округа. Фамилия у меня тут же вывет-
рилась из головы.
- Я узнал, что вы сегодня будете на Петровке, - быстро заговорил ка-
питан, - и специально приехал, чтобы с вами побеседовать. Но раз вы уже
закончили... Не возвращаться же. Давайте поговорим прямо здесь. Не воз-
ражаете?
Я не возражал. Я смертельно устал и перенервничал, и мне хотелось как
можно быстрее вернуться домой.
- Дело в том, что мы проводили операцию по поимке киллера, на совести
которого много убитых людей. Мы знали, что он чрезвычайно осторожен и
вооружен, поэтому прежде чем приступать к захвату, некоторое времени
следили за ним. К сожалению, не все получается так, как нам хочется, и
при захвате он погиб. Взять его живым не удалось. Но при нем оказался
список некоторых имен, мы полагаем, что это список его заказов на бли-
жайшее время.
Он сделал паузу, глядя на меня, будто пытаясь убедиться, что я пони-
маю его рассказ. Я кивнул, показывая ему, что можно продолжать, хотя и
не понимал, к чему он все это мне рассказывает.
- Пока мы следили за ним, этот киллер вступал в контакт с разными
людьми, в частности с Викторией Улановой, вашей женой. Но вы должны по-
нимать, что отличить случайный контакт от запланированной встречи очень
трудно, если сама эта встреча организована именно как случайный контакт.
Вы понимаете, о чем я говорю? Например, один человек подходит к продавцу
газет в подземном переходе и покупает два экземпляра "МК". Почему два
экземпляра? Это пароль, или он покупает две газеты, потому что его това-
рищ по работе попросил ему тоже купить? Ваша жена подошла к человеку, за
которым мы следили, и попросила разменять пятидесятитысячную купюру.
Случайный это контакт или нет, мы не знаем. Но если предположить, что
ваша жена каким-то образом причастна к заказу на чье-то убийство, то
спрашивать об этом у нее самой нельзя, можно спугнуть. Поэтому я бы хо-
тел, чтобы вы взглянули на найденный нами список и сказали, нет ли там
имени, которое вам знакомо.
- Давайте, - кивнул я, полностью уверенный, что ничего интересного в
этом списке нет.
Но я ошибся. Только взглянув на бумажку, в которой было написано че-
тыре имени, я сразу увидел слово "Стрелец". Именно так называли меня на-
ши с Викой сокурсники. С одной стороны, я был нищим студентом и постоян-
но стрелял у ребят сигареты и трешку до стипухи. С другой, я был
Стрельцом по гороскопу, и прозвище приклеилось ко мне намертво. Вика до
сих пор называла меня так. Подошла и попросила разменять пятьдесят ты-
сяч... А в результате мое имя оказалось в списке киллера.
- Нет, - дрогнувшим голосом сказал я, - эти имена мне ничего не гово-
рят.
- Вы совершенно уверены?
- Совершенно уверен. Я не знаю этих людей. Вероятно, встреча с моей
женой была случайной.
- Да, наверное, - капитан с забытой мною фамилией огорченно вздохнул.
- Вся беда в том, что у нас есть точная информация о передаче этих зака-
зов. Тот киллер, за которым мы следили, почуял опасность и был готов к
тому, что мы в любой момент попытаемся его задержать. А у них контора
серьезная, все организовано, и он позаботился о том, чтобы заказы пере-
дали другому исполнителю. Вот только мы не знаем, какому. Если бы не
это, можно было бы вздохнуть спокойно и ни о чем не волноваться. Киллер
мертв, и люди, на которых выписали контракты, останутся живы. А так нуж-
но ждать, что заказы будут выполняться. Ладно, Александр Юрьевич, прос-
тите, что задержал вас.
- Ничего, - великодушно ответил я.
В душе моей разлился мертвенный холод. Еще десять минут назад я был
жив. Страдал, переживал из-за гибели Вити и Оксаны, чувствовал уста-
лость, стремился домой к Вике, А теперь я умер...
- Как вы могли поверить в такую чушь?
Настя внимательно выслушала Уланова, не переставая удивляться довер-
чивости людей. У убитого при задержании киллера найдена бумага со спис-
ком заказов, Кино про шпионов! Да ни один уважающий себя наемник не бу-
дет держать такую бумагу при себе. И вообще не будет ее хранить. Коорди-
наты своих жертв он должен помнить наизусть. А если он не уважающий себя
киллер, а так, салага с пушкой в кармане, то он, во-первых, не почует
опасность и, во-вторых, не будет заботиться о том, чтобы передать заказы
преемнику. У него просто нет преемника, он не принадлежит ни к какой ор-
ганизованной группировке, потому как салага и дурак. И в-третьих, если
уж он передал заказы, потому что почувствовал запах паленого, то зачем
ему вообще эта бумажка? Тем более если он ожидает в любой момент задер-
жания, то нельзя ее хранить при себе. Чепуха полнейшая. Набор информа-
ции, под которым нет знания элементарных вещей. Только дилетант мог все
это выдумать.
Но эти аргументы - для Уланова. Потому что для самой Насти Каменской
существовал совсем другой аргумент. Ничего этого не было. Никакой опера-
ции по поимке киллера в Северо-Восточном округе в апреле этого года не
было. И вся эта история - сплошное вранье.
Но кто ее выдумал и зачем?
