Глава 21

   - У них все чисто, все пристойно, ни с какой стороны не подкопаешься.
   Юра Коротков оседлал стул верхом и раскачивался на двух  ножках,  как
на детской лошадке-качалке. Два дня он занимался тем, что  выяснял  под-
робности деятельности  кризисного  центра,  организованного  благотвори-
тельным фондом помощи людям, оказавшимся в кризисной ситуации. Центр на-
ходился в Подмосковье, занимая когда-то полуразрушенную, но ныне  приве-
денную в порядок на деньги фонда больницу. Туда приходили люди, попавшие
в тяжелую жизненную ситуацию и не видящие иного выхода, кроме смерти.  С
ними занимались врачи, психологи, психотерапевты, им подыскивали рабочие
места с учетом образования, имеющейся профессии и личных склонностей. Им
возвращали вкус к жизни, их окружали любовью и заботой. В основном  пре-
бывание в центре было платным, но некоторым категориям пациентов  оказы-
вали бесплатную  помощь.  Например,  инвалидам,  участникам  вооруженных
конфликтов, многодетным матерям, безработным. Короче, все как  полагает-
ся. И никаких самозванцев или шарлатанов" все врачи имеют дипломы.
   - Там особенно не  развернешься  с  нашей  оперативно-розыскной  дея-
тельностью, - сообщил Юра. - Фонд, между прочим, международный,  основан
группой частных лиц исключительно  из  соображений  благотворительности,
имеет такие кризисные центры во многих странах мира, и все они  являются
частной собственностью. А проникновение в частное владение, сама понима-
ешь... Так что извини, что смог - то сделал.
   Настя слушала его, задумчиво постукивая шариковой ручкой  по  чистому
листу бумаги.
   - И что, пациенты там взаперти находятся? - спросила она.
   - Да Бог с тобой! Гуляют где хотят, на работу ездят. Некоторые вообще
в своих семьях живут, а туда только каждый день приезжают на  занятия  с
психологами и прочими специалистами. Нет,  Ася,  там  действительно  все
чисто и пристойно.
   - На первый взгляд, - уточнила она. - Потому что на  самом  деле  там
среди пациентов есть люди, которые приносят фонду огромные деньги. И лю-
дей этих подбирают специально, как Уланова или нашу Татьяну. Высматрива-
ют, примериваются к ним, а потом берут в такой оборот,  что  надо  иметь
недюжинную моральную силу, чтобы не попасться. И ведь не зацепишь их  ни
на чем. Даже если случится невероятное и мы найдем среди пациентов цент-
ра людей, принесших ему большие деньги, мы никогда в жизни  не  докажем,
что эти люди приведены туда умышленно. Понимаешь? Да, человек оказался в
тяжелой ситуации, мы предложили ему помощь, пока не случилось непоправи-
мое. Да, это не он к нам пришел, а мы сами сделали  первый  шаг  к  зна-
комству, а что в этом зазорного? Мы же видим, что человеку плохо,  зачем
же ждать, пока он попытается руки на себя наложить.  Беду  надо  вовремя
предотвратить, иначе вся наша деятельность бессмысленна.  И  вообще  это
концепция нашей организации. "Предотврати беду". Красиво звучит, правда?
У нас в милиции ведь тоже считается, что лучше предотвратить  преступле-
ние, чем потом его раскрывать. Да, пациент отдает им все свои доходы, но
он делает это добровольно, потому что, во-первых, благодарен за  помощь,
а во-вторых, разделяет идеи фонда и хочет принять  посильное  участие  в
благотворительности, чтобы помощью таких кризисных  центров  могли  вос-
пользоваться как можно больше людей во всем мире.  База  железная,  Юра.
Никаких аргументов против. Потому что мы не можем сделать самого главно-
го. Мы не можем доказать, что тяжелая ситуация, в которую попадают неко-
торые состоятельные пациенты, создана умышленно самим фондом  или  цент-
ром. Вокруг этих пациентов ложатся трупы,  их  бросают  любимые  жены  и
мужья, их дети становятся преступниками и наркоманами, их выгоняют с ра-
боты, но у нас нет способов привязать эти события к людям из фонда.  Так
что перспективы никакой. Это Уланова мы сумели обмануть и подсунули  ему
на кассете чистую липу, чтобы заставить его заговорить. А на самом  деле
все статьи в газетах заказывали разные люди. И найти их  мы  никогда  не
сможем. И костюм Маргарите покупал вовсе не  Лутов,  а  какой-то  совсем
другой мужчина. А Иришкин жених - вообще мифическая личность. Ни в одном
банке Москвы Стасов его пока не нашел, но даже если и найдет,  так  что?
Ухаживать за красивой молодой женщиной и предлагать ей руку и  сердце  -
это криминал? Обознаться и принять одного человека  за  другого  -  тоже
большой грех? А то, что он окажется случайно  знакомым  с  кемнибудь  из
фонда или из центра, ни к какому уголовному делу не пришьешь. Куча  кос-
венных улик, и больше ничего толкового. Из суда за такое уголовное  дело
старыми рваными тряпками погонят. Никогда нам с тобой, Юрик, это дело до
конца не размотать. Если, конечно, случайность какая-нибудь не  поможет.
Единственное, что у нас есть, это Лутов, но что мы ему предъявим? Позна-
комился с тележурналистом Улановым, а потом тот сам прибежал помощи про-
сить. За это в тюрьму не сажают. Татьяне представился журналистом? Ну  и
что? А он тебе скажет, что увидел в газетах многочисленные статьи,  нап-
равленные против известной писательницы, книги которой ему очень Нравят-
ся, и по согласованию с центром решил предложить ей помощь, пока до беды
не дошло. Почему представился журналистом? А почему бы и нет? Он  -  ак-
тер, профессиональный актер, и он счел эту роль наиболее приемлемой  для
знакомства с писательницей. Ведь ему нужно, чтобы она его  выслушала.  А
как еще он мог с ней познакомиться? Ох, Юрка, так обидно  бывает,  когда
столько сил положишь на какое-нибудь дело, бьешься с ним, бьешься, ночей
не спишь, голову ломаешь, пока все не распутаешь. А когда  распутаешь  -
понимаешь, что все без толку. Доказательств - минус  ноль  целых  восемь
десятых. И никого не зацепишь. Если бы мы могли  найти  убийц  Андреева,
Бондаренко, Юлии Готовчиц, Инессы или Димки Захарова, мы бы из-под  себя
выпрыгнули, но выявили бы их связь с центром. Хотя бы одного убийцу,  а?
Ну что ты смеешься. Юрка! Дай помечтать.
   - Ася, хочешь, я тебе продам грандиозную идею? И твои мечты воплотят-
ся в явь.
   Он говорил шутливым тоном, но глаза его были серьезны. Настя медленно
положила ручку на стол. Ей было страшно даже обсуждать это.  Потому  что
она очень хорошо знала своего давнего друга и коллегу  Юру  Короткова  и
могла вполне безошибочно предугадывать ход его мыслей.
   - Юра, не смей, - твердо сказала она. - Даже думать об этом забудь.
   - Да чего ты, Ася? Все сделаем как по маслу, комар носа не подточит.
   - Я сказала - не смей. Не дай Бог что не так, мы до  смерти  себе  не
простим.
   - Да ну тебя, - Коротков огорченно махнул рукой, - вечно ты  прямо  в
полете крылья подрезаешь. Ты сегодня злая, и я тебя не люблю. Вот  прос-
пишься за ночь, завтра и поговорим.
   Татьяна не торопясь вышла из женской консультации.  Она  и  позавчера
сюда приходила, и вчера, и вот еще сегодня. Шла она тяжело и  осторожно,
и лицо у нее было расстроенное. Доехав на метро до  своей  станции,  она
вышла и дальше добиралась на автобусе. Автобусная остановка была  далеко
от дома, и Татьяна шла медленно, глубоко вдыхая теплый воздух, наполнен-
ный весенними ароматами. Единственное  достоинство  новостройки,  думала
она, это невысокая по сравнению с центром Москвы  загазованность.  Здесь
хоть подышать есть чем. Возле магазина она  еще  больше  замедлила  шаг,
размышляя, нужно ли что-нибудь покупать домой. Кажется, холодильник  за-
бит битком, все необходимое есть. Но вдруг глаз на что-нибудь упадет? На
что-нибудь невероятное вкусное и соблазнительное. Весь  период  беремен-
ности Татьяна мучилась неожиданными и непредсказуемыми гастрономическими
желаниями. То ей хотелось салат из морской капусты, хотя за всю предыду-
щую жизнь она его ела раза два и без всякого удовольствия, то,  как  не-
давно, мучительно хотелось мороженого, к которому она всегда была равно-
душна.
   Она вошла в магазин и почти сразу увидела его, того самого журналиста
с добрыми глазами. Теперь она знала его фамилию - Лутов.  Он  покупал  в
молочном отделе йогурты и пудинги. Татьяна решила не окликать его и  ос-
тановилась возле ближнего к двери прилавка.
   - Татьяна Григорьевна, - услышала она его голос.
   Повернувшись, Татьяна изобразила вежливую улыбку.
   - Здравствуйте. Вы опять навещаете маму?
   - Да, опять. Я часто у нее бываю. Просто удивительно, что мы  с  вами
раньше здесь ни разу не встретились. Как ваши дела?
   - Неважно, - она грустно вздохнула. - Проблемы со здоровьем.
   - Да что вы? - сочувственно сказал Лутов. - Чтонибудь серьезное?
   - Боюсь, что да. Знаете ли, первые роды в моем возрасте - это  всегда
сложно. А тут еще лишний вес, сердце не справляется. Врачи говорят,  что
мне нужно очень беречься, потому что малейшее волнение или  испуг  могут
оказаться роковыми. Короче, сплошные беды на мою голову. И чем я так пе-
ред судьбой провинилась?
   - Ну полно, полно, Татьяна Григорьевна, - ласково заговорил Лутов,  -
не надо так убиваться. Кстати, вы подумали над моим предложением?
   - Я... Знаете, мне как-то не  до  этого  было.  Я  очень  плохо  себя
чувствую, и все мысли у меня сейчас о ребенке. Извините, я не хотела вас
обидеть.
   - Что вы, - он улыбнулся ей приветливой и очень доброй улыбкой, - это
вы меня извините, что пристаю со всякими глупостями, когда у вас столько
проблем. Может быть, вам нужны хорошие врачи? Могу помочь, у  меня  есть
связи в медицинском мире.
   - Да нет, спасибо вам, у меня и так хороший врач. Но даже он  предуп-
редил, что бессилен перед моим сердцем. Мне надо быть очень  осторожной,
расстраиваться нельзя, плакать нельзя, нервничать нельзя.  Короче,  жить
вредно, от этого умирают.
   Она резко повернулась и пошла к выходу. Лутов не стал ее догонять.
   - У нас хорошие новости. Перед Томилиной стоит реальная угроза  поте-
рять ребенка. Так что если мы ей в этом поспособствуем, никто ничего  не
заметит и не заподозрит.
   - Так, может, не надо дергаться зря? Все само собой произойдет.
   - А если не произойдет? Вдруг она окажется такой крепкой, что  сможет
его нормально доносить? Нет, на судьбу полагаться не будем. Врачи  гово-
рят, что ей ни в коем случае нельзя волноваться, нервничать и  пугаться.
А ведь жизнь кругом полна неожиданностей. В любой момент и в любом месте
может случиться что-нибудь, что ее испугает или расстроит. Ей станет не-
хорошо, закружится голова, заболит сердце. И тут как тут под рукой  дол-
жен оказаться врач со шприцем и лекарством. Ты понял меня? В  любой  мо-
мент и в любом месте. Глаз с нее не спускать.
   - Да ладно, раскомандовался, тоже еще. Власть почувствовал, пока  шеф
в отъезде? Вот он на днях вернется, покажет тебе власть.

   - Так то, милый мой, на днях, а не раньше. А пока  я  здесь  главный,
заруби это на своем искривленном носу. Чтобы через час были врачи с  ле-
карством наготове. Три человека как минимум, чтобы работать в три  смены
и не примелькаться. И круглосуточно дежурить возле дома, где живет Томи-
лина. Как только она выходит на улицу, быть с ней рядом неотлучно. Упус-
тите момент - башку оторву.
   Сегодня Настя наконец ночевала в своей московской квартире. Состояние
свекра стабилизировалось, и его перевели в общую палату,  где  круглосу-
точно дежурить родственникам уже не разрешали, да и необходимости в этом
не было.
   Квартира показалась Насте какой-то запущенной и  чужой.  Особенно  по
контрасту с только что отремонтированной и сверкающей чистотой квартирой
Стасова. "Что поделать, - подумала она, - у Стасова две энергичные домо-
хозяйки, а в этой квартире только одна, да и то, во-первых,  ленивая,  а
во-вторых, работающая с утра до ночи. Но меня это, конечно, не  оправды-
вает. Я веду себя просто безобразно".
   Приготовить ужин было не из чего, она не была здесь больше  недели  и
никаких продуктов не покупала, а то, что оставалось в холодильнике,  или
уже пришло в негодность, или не годилось для употребления в чистом виде.
Масло, майонез, лимон - из этого, как говорится, каши не сваришь. Остат-
ки "Докторской" колбасы скрючились от горя и одиночества и  даже  слегка
позеленели от злости на то, что их вовремя не съели. Единственный  выход
- сварить гречку и употребить ее со сливочным маслом. Как Лешка ее учил?
Кажется, залить крупу кипятком в пропорциях два к одному и варить на ма-
леньком огне. Ладно, попробуем, не помирать же с голоду.
   Поставив греться воду, Настя пошла в комнату раздеваться.  Не  успела
она стащить через голову свитер, как требовательно зазвенел телефон. Это
оказалась ее приятельница по  университету.  Они  перезванивались  очень
редко, но все эти годы сохраняли друг к другу искреннюю симпатию.  Прия-
тельница по имени Лена была замужем за каким-то преуспевающим адвокатом,
но Настя не была с ним знакома и ни разу не видела его.
   - Настя, ты извини, что я без предисловий. Мне нужна твоя  помощь,  -
заявила Лена. - Ты все еще в розыске работаешь?
   - Пока не выгнали, - улыбнулась Настя. - Какие у тебя проблемы?
   - Мне нужно найти одного человека. Поможешь?
   - Смотря зачем он тебе, - осторожно ответила Настя.
   Она не любила такие просьбы, ибо знала, что даже самые хорошие знако-
мые могут поставить тебя таким манером в очень сложное положение.
   - Это... Нет, не так. Я не хотела говорить...
   Лена замолчала, и Насте показалось, что она всхлипнула.
   - Что случилось, Леночка? - встревоженно спросила она. - Ты что, пла-
чешь?
   - Вадик погиб, - прорыдала приятельница в трубку.
   Вадик? Кто это? Ах да, это же ее муж, вспомнила Настя.  Ну  надо  же,
беда какая!
   - Ты прости, - продолжала говорить Лена, стараясь подавить рыдания, -
я не хотела говорить тебе, потому что я сразу начинаю плакать.  Но  если
не говорить, ты не поймешь.
   - Ничего, не извиняйся. Как это случилось?
   - Машина... Он попал в аварию... Сгорел вместе с машиной. Сейчас, из-
вини...
   В трубке послышались всхлипывания и глубокие вздохи.
   - Все, - сказала Лена уже спокойнее, - я в норме. С тех пор, как  это
случилось, каждый раз одно и то же. Стоит только заговорить об этом -  и
сразу в слезы. А как не говорить? Ему звонят, и что мне отвечать? Что он
за хлебом вышел? Ладно, не обращай внимания. В общем, это  было  ужасно,
но я это пережила. Вместе с Вадиком в машине сгорели все документы,  ко-
торые были у него с собой, но дома кое-какие бумаги сохранились. Не все,
конечно, но кое-что. Он работал в адвокатской конторе "Горенштейн и ком-
паньоны". У них были постоянные связи с зарубежными партнерами, и понят-
но, что дела Вадика, которые он не закончил, перешли к партнерам. Но не-
которые поручения он принимал и выполнял лично, минуя  контору,  понима-
ешь?
   - Понимаю. И что в связи с этим?
   - Эти поручения очень хорошо оплачиваются, потому что носят достаточ-
но конфиденциальный характер. А у меня сейчас такие проблемы  с  деньга-
ми... И я решила попробовать сделать то, что Вадик не успел.  Я  имею  в
виду эти конфиденциальные заказы. Я же все-таки юрист, почему бы не поп-
робовать. Вот я порылась в его бумагах и нашла заказ на розыск наследни-
ков, проживающих на территории России. Он совершенно точно не успел этот
заказ выполнить. И я подумала, что с твоей помощью... В этом же нет  ни-
чего плохого, правда?
   - Правда, - согласилась Настя. - Все вполне законно. А почему ты  ду-
маешь, что твой муж не успел выполнить этот заказ?  Мы  с  тобой  сейчас
напряжем интеллект, поставим на уши кучу людей, и  вдруг  окажется,  что
эта информация никому не нужна, потому что Вадим ее уже добыл  и  деньги
за нее получил.
   - Нет, я точно знаю. У него документы по выполненным заказам  подшиты
в архивные папки. Он же был жутко аккуратный, каждая  бумажка  на  своем
месте. А те бумаги, которые я нашла, все в текущих делах лежали и непод-
шитые. Так как, Настя? Поможешь? Знаешь, деньги очень нужны.
   - Ну конечно, Леночка, какие проблемы. Говори, какие сведения есть.
   Прижав трубку к уху плечом, Настя старательно записывала то, что дик-
товала ей университетская приятельница, и одновременно прикидывала, кому
ей завтра нужно будет позвонить и куда обратиться, чтобы как можно быст-
рее разыскать родственников человека,  уехавшего  из  России  Бог  знает
сколько лет назад.
   Закончив разговор, она вышла на кухню и с огорчением обнаружила,  что
вода, предназначенная для приготовления гречневой каши, не только  заки-
пела, но уже почти вся выкипела. Тяжело вздохнув, Настя начала все  сна-
чала. Налила в кастрюльку воды, на этот раз побольше, поставила на огонь
и отправилась принимать душ.
   Стоя под горячими упругими струями воды, она размышляла над тем,  что
рассказала Елена. Надо же, какие странные люди бывают! Уехал человек  из
России чуть ли не в начале века, еще до  революции,  маленьким  ребенком
был вывезен родителями, спасавшимися от наступления большевизма,  остав-
шихся в лагере социализма родственников и знать не хотел, стал на Западе
крупным промышленником, окончил свои бренные дни  в  возрасте  девяноста
двух лет, сколотив немалый капитал. И вдруг на пороге кончины вспомнил о
том, что товарищем его детских игр был троюродный братик,  ровесник.  То
есть ему кажется, что ровесник, но точно он не помнит. Братик остался  в
России, потому как его семья взглядов своих родственников на  историчес-
кие перспективы не разделяла и считала, что все обойдется. Не  обошлось,
как мы теперь знаем. Но канадскому мультимиллионеру с  русской  фамилией
Дымковец на десятом десятке лет воспоминания о маленьком  братике  грели
душу. А тут еще многочисленная родня наготове у смертного  одра  столпи-
лась, наследство делить собирается.  Почему-то  это  господину  Дымковцу
ужасно не понравилось, он высказал каждому в глаза  все,  что  думает  о
них, и отписал в завещании всем им по чуть-чуть (в пределах прожиточного
минимума), а все остальное - оставшимся в России потомкам  своего  трою-
родного брата или даже ему самому, ежели он жив еще. Есть, конечно,  по-
дозрение, что миллионер к моменту кончины впал в  маразм,  но  медициной
это не подтверждено, родственнички не успели вовремя подсуетиться, стало
быть, опротестовывать завещание невозможно. И  волю  покойного  придется
исполнять. А вот если наследников в России в течение года  после  смерти
Дымковца не найдут, тогда все миллионы останутся тем, кто в Канаде.  Так
написано в завещании. Более того, хитроумный Дымковец, неплохо представ-
ляя себе трудности, которые возникнут в связи с поисками семьи его  бра-
та, особо указал в завещании, что если его адвокатам  удастся  разыскать
русских наследников, то им причитается немалая сумма в виде вознагражде-
ния за труды. Так что старик простимулировал своих юристов, чтобы  землю
носом рыли, а не дремали на солнышке.
   Вот эти адвокаты и обратились к мужу Елены с просьбой посодействовать
в поисках. И сумму вознаграждения оговорили весьма солидную. И что  пло-
хого, если Ленка заработает эти деньги, а кому-то  в  России  на  голову
свалятся несчитанные канадские миллионы? Всем радость.  Кроме  канадской
родни, разумеется.
   Поглощенная своими мыслями, Настя снова забыла о пресловутой воде для
гречневой каши. В ужасе спохватившись, она судорожно  вытерлась  большим
махровым полотенцем, накинула халат и выскочила на кухню. Вода уже давно
закипела, но, к счастью, ее еще оставалось достаточно.
   Она с трудом дождалась, пока гречка сварится. Многодневное  недосыпа-
ние давало о себе знать, и, набив желудок горячей вкусной  кашей,  Настя
забралась в постель и мгновенно провалилась в сон.
   На другой день она проснулась со странным ощущением.  Она  совершенно
не помнила, чтобы ей что-то снилось, но чувство было такое... Даже и  не
выразить словами. Вот иногда пишут: "Ей было  видение".  Когда  читаешь,
кажется сказкой для дураков. Но сейчас Насте казалось, что именно это  с
ней и произошло. Ей было видение.
   Она боялась думать об этом.
   "Так не бывает", - твердила она себе, пока чистила зубы и умывалась.
   "Этого не может быть", - думала она, держа в руках вибрирующую и  ог-
лушительно жужжащую кофемолку.
   "Мне померещилось", - в джезву заливается горячая вода.
   "Это случайность, это просто совпадение", - ароматный кофе наливается
в большую фарфоровую чашку.
   "Судьба не посылает таких подарков. Это было бы  слишком  просто",  -
два первых глотка обжигающего кофе бальзамом разливаются по сонному  ор-
ганизму.
   "Подарки судьбы надо заслужить. А я не заслужила", - первая  утренняя
сигарета и первая, с наслаждением, глубокая затяжка.
   - В конце концов, чего я так мучаюсь? - громко сказала она вслух и от
звука собственного голоса почувствовала себя увереннее. - Надо проверить
и убедиться, вот и все.
   Ирочка уже второй день ходила угрюмая, и по квартире больше не разли-
вался ее звонкий голосок. Она внимательно выслушала все, что ей  расска-
зали Татьяна и Стасов о ее женихе. Это был удар,  с  которым  справиться
было непросто.
   - Ну почему вы оба думаете, что он нарочно оклеветал Владика? - выти-
рая беспрестанно льющиеся слезы, говорила Ира. -  Он  просто  обознался.
Такое с кем угодно может случиться.
   - Ириша, он не обознался. Он точно описал мою одежду и костюм, в  ко-
тором якобы была Рита. Не может быть, чтобы он увидел в ресторане  чело-
века, похожего на меня, с женщиной, подходящей по описанию под  Маргари-
ту, да еще эти люди были бы одеты так, как надо. Не бывает таких  совпа-
дений, - терпеливо объяснял ей Стасов уже, наверное, в двадцатый раз.  -
Я понимаю, он тебе очень нравится, ты влюбилась, но что ж поделать, дет-
ка, надо смириться. Он тебе звонил сегодня?
   - Звонил, - всхлипнула Ира.
   - На свидание приглашал?
   - Нет, ему надо уехать на несколько дней по делам.
   - Можешь быть  уверена,  он  больше  тебе  не  позвонит,  -  вставила
Татьяна. - У тебя есть его телефон?
   - Нет.
   - И фамилию его ты, конечно, тоже не знаешь.
   Ира подавленно  молчала.  Татьяна  знала,  о  чем  сейчас  думает  ее
родственница. Задним-то умом мы все крепки. Зачем тебе  номер  телефона,
если человек и без того все дни проводит вместе с тобой? Зачем тебе  его
фамилия, если он ласково смотрит в глаза, дарит невероятные букеты и во-
дит в дорогие рестораны, предлагает руку и сердце и обещает отдых в  Ма-
йами? От  свалившегося  внезапно  счастья  так  плавятся  мозги,  что  и
собственное имя забудешь. А Ирка такая влюбчивая... И такая  доверчивая.
Смотреть на ее горе было невыносимо.
   - Слушай, а чего там наша Настасья говорила насчет женихов? - шепотом
спросил Стасов, когда Ира вышла из комнаты.
   - Она нам Мишу Доценко сватала, - так же тихонько ответила Татьяна. -
Говорит, он хороший парень. Холостой, умненький, и внешность удалась. Ты
думаешь, Иришку надо отвлечь?
   - Ну... Отвлечь - не отвлечь, но попробовать не мешает,  -  неопреде-
ленно откликнулся Стасов. - А вдруг у них срастется?
   Разработку коварных планов пришлось прервать,  потому  что  вернулась
Ира. Насупившись, она уселась перед телевизором и принялась "скакать  по
каналам". Эту ее привычку Татьяна совершенно не выносила, но сегодня ре-
шила сдержаться и ничего не говорить.
   - А как же Лиля? - внезапно спросила Ирочка, не отрываясь от  экрана,
где как раз начался очередной раунд правосудия по-техасски.
   - С ней все в порядке, - ответил Владислав.
   - Вы поедете на море?
   - Конечно, я же обещал ей.
   - А Маргарита Владимировна тоже поедет?
   - Нет, Рита с нами не поедет.
   - Неужели она действительно могла из-за какогото костюма так обойтись
с ребенком? Я этого не понимаю.
   - Ириша, не примеряй на себя. Рита  совершенно  другой  человек.  Она
светская дама, она постоянно крутится в среде киношников, и для нее кос-
тюм за тысячу долларов - это все равно что визитная карточка, на которой
написано, что она преуспевает и у нее все в большом  порядке.  Она  сама
никогда не смогла бы купить себе такой костюм. И потом, уверяю тебя, она
не ожидала, что Лиля отреагирует так бурно. Она рассчитывала, что девоч-
ка просто надуется и начнет требовать моего постоянного  присутствия.  А
когда Лиля начала рыдать без остановки, Рита тоже растерялась,  но  хода
назад уже не было. Что сказано - то сказано. И костюм уже в шкафу висит.
Да Бог с ней, с Маргаритой, ее не переделать.
   - Все равно это жестоко. Нельзя так с детьми обращаться, - по-прежне-
му не оборачиваясь, сказала Ира. - Даже со взрослыми так нельзя.
   Она снова заплакала, на этот раз совсем тихо, давясь слезами. Стасову
и Татьяне были видны только ее подрагивающие плечи. Они ее  не  утешали.
Что толку? Ей больно, это понятно. Но свою боль  каждый  человек  должен
переживать сам. Он должен сам к ней привыкнуть и  сам  научиться  с  ней
справляться.
   Он шел за ней уже второй час. Томилина, видимо,  действительно  плохо
себя чувствует, потому что за час с небольшим прошла совсем немного.  То
и дело присаживалась на скамейки, отдыхала. Преследовать ее в  этом  но-
востроечном районе было трудно, приходилось держаться на расстоянии. Лю-
дей немного, улицы еще не застроены киосками и палатками, все просматри-
вается. Но, с другой стороны, если повезет и Томилиной понадобится меди-
цинская помощь именно здесь, то все шансы за то, что он будет  первым  и
единственным врачом, который окажется поблизости.
   Томилина остановилась, оперлась одной рукой о дерево,  другой  отерла
выступившую на лбу испарину. Постояла немного и  двинулась  дальше.  Его
восхищало то упорство, с каким эта грузная нездоровая женщина продолжала
выходить на прогулки несмотря на то, что ей это явно было не по силам.
   Она дошла до угла и скрылась за  поворотом.  Это  был  ее  постоянный
маршрут, и он знал, что дальше идет прямая, как стрела,  улица,  поэтому
близко подходить нельзя. Надо отпустить ее подальше, чтобы не попадаться
лишний раз на глаза.
   Он замедлил шаг, и в этот момент с той улицы, куда свернула Томилина,
послышался нарастающий рев мотора и визг тормозов.  И  тут  же  раздался
женский крик. Он рванул вперед и пулей домчался до угла.
   Вот он, тот случай, которого они ждали! Томилина стояла на коленях на
проезжей части, держась обеими руками за живот. Перед ней - красные "Жи-
гули" с распахнутой дверью. Какая-то  девица,  затянутая  в  умопомрачи-
тельно узенькие брючки, склонилась над Томилиной  и,  кажется,  пытается
помочь ей встать. Немногочисленные прохожие, ахая и качая головами,  уже
группируются вокруг места аварии.
   Он стремительно подлетел к ним. Оттолкнул девицу и  схватил  Томилину
за запястье.
   - Я врач, - произнес он как можно увереннее. - Что  здесь  произошло?
Где водитель?
   - Это я, - тоненько пискнула девица в брючках. - Я не виновата, здесь
нет ограничения скорости. А она стала дорогу переходить передо мной...
   - Носятся как угорелые! - послышались возмущенные голоса  обступивших
их прохожих. - И как не стыдно! На похороны свои, что ли,  опоздать  бо-
ишься?
   - Но здесь даже пешеходного перехода нет, - оправдывалась  девица-во-
дитель. - Откуда я могла знать, что она на проезжую часть выйдет.
   Девица вступила в перепалку с прохожими, которые, убедившись, что ни-
чего интересного не происходит и никто не умер, стали потихоньку распол-
заться.
   - Машина вас задела? - деловито спросил он,  нащупывая  пульс.  Пульс
был так себе, частил, и наполнение плохое.
   - Да, немного, - дрожащим голосом ответила Томилина. - Я очень  испу-
галась.
   - Куда пришелся уд ар?
   - В бедро. Как голова кружится... Я, наверное, идти не смогу.
   - Ничего страшного, - успокоил он ее. - Давайте я помогу вам  встать,
мы дойдем вон до той скамеечки, и я сделаю вам укол. Подстимулируем сер-
дечко, и все будет в порядке.
   Он помог ей встать и повел на противоположную сторону,  где  действи-
тельно в тени густой листвы стояла скамейка.
   - Вы правда врач? - спросила она, тяжело опираясь на его руку.
   - Честное слово. Работаю на "Скорой помощи". В свободное время подра-
батываю, хожу к пенсионерам укольчики делать.
   Он усадил ее на скамейку и раскрыл сумку.
   - Все свое, как говорится, ношу с собой. У моих пенсионеров сердце  и
сосуды - главная проблема. Так что все нужные вам лекарства у меня есть.
   Он незаметно огляделся по сторонам и убедился, что никто не  обращает
на них ни малейшего внимания. Ну надо же, как все удачно сложилось!  Что
бы ни произошло в дальнейшем, все можно будет списать на этот инцидент с
машиной. Упала, ударилась, испугалась - целый букет факторов, повлиявших
на потерю ребенка.
   - Рукавчик закатайте, пожалуйста, - попросил он, доставая шприц и ам-
пулу.
   Томилина расстегнула манжет на рукаве красивой синей с белым ветровки
и обнажила руку. Он бросил взгляд по  сторонам.  Улица  снова  пустынна,
только девица, сбившая Томилину, так и стоит возле своих красных  "Жигу-
лей", бледная вся, перепуганная, кажется, даже больше, чем сама  постра-
давшая.
   - Может, ее в больницу отвезти? - крикнула она.
   - Не надо, - громко ответил он. - У нас  все  в  порядке.  Поезжайте.
Только не гоняйте больше, как угорелая.
   Девица поколебалась, потом села в машину  и  медленно  тронулась.  Он
протер ваткой, смоченной в спирте, место укола.
   - Ну вот, сейчас все будет в порядке. Вам не лучше?
   - Нет, - пробормотала Томилина, вдруг сделавшись  синюшно-бледной,  -
кажется, хуже стало.
   - Ничего, ничего, сейчас... Вон как у вас веночка хорошо видна...
   Он взял в руку шприц и в первый момент  не  понял,  почему  не  может
ввести иглу в вену. Рука стала непослушной и не могла двинуться ни  впе-
ред, ни назад. И только потом он сообразил, что какие-то люди держат его
с двух сторон. Откуда-то снова появились те самые красные "Жигули". Выс-
кочившая из машины девица тоже вихрем подлетела к ним и аккуратно вынула
шприц из его сжатых пальцев. Задняя дверца "Жигулей" распахнулась, вышли
двое мужчин и подошли ближе.
   - Начнем, пожалуй, - скучным голосом сказал один из подошедших. - Ва-
лентина, отвези Татьяну Григорьевну  домой  и  возвращайся  сюда.  Коля,
съемку сделал?
   - Обязательно, - отозвался один из тех, кого он не видел, потому  что
этот человек стоял у него за спиной и крепко держал за локоть.
   - Ну и славненько. Ребятки, быстро фиксируем обстановку на месте, все
шприцы и ампулы маркируем - и в управу. Гражданин, может, вы  нам  сразу
скажете, какой препарат пытались ввести?
   Он, конечно, молчал. Но в общем-то понимал, что эта мера временная  и
абсолютно бесполезная. Он попался. Ах ты, черт возьми! Как же так?  Неу-
жели они его заманили в ловушку?
   Настя не помнила, приходилось ли ей когда-нибудь так кричать. То есть
она, конечно, не кричала в полном смысле слова, но говорила на таких по-
вышенных тонах, что сама себе удивлялась.
   - Как ты мог?! Как ты посмел?! Вводить беременную женщину в  комбина-
цию! У тебя в голове есть хоть капля разума?
   Коротков ничего не мог с собой поделать. Он в глубине души признавал,
что Аська права, но все равно не мог справиться с улыбкой,  помимо  воли
растягивавшей его губы.
   - Ну чего ты кричишь? - увещевал он ее как малого ребенка. - Чего  ты
кричишь? Во-первых, Таня сама предложила эту  идею.  Во-вторых,  ее  муж
Стасов ее поддержал. В-третьих, ты же знаешь Валюшку, она машину  водить
научилась раньше, чем по земле ходить. К твоему сведению, она  с  восем-
надцати лет состоит в ассоциации каскадеров и систематически снимается в
кино со всякими автомобильными трюками. Для нее поставить такую сцену  -
плевое дело. Гарантия безопасности - двести пятьдесят процентов. Татьяне
всего-то и нужно было в определенный момент тихонечко опуститься на  ко-
лени, вот и все. Чего ты психуешь?
   - А вдруг что-нибудь не получилось бы? Вдруг она упала бы, ударилась,
испугалась? Ты об этом подумал?
   - Но она же не упала и не ударилась, - возразил Коротков. - Аська, не
порти мне праздник. Ты же мечтала найти хоть одного убийцу. Вот  я  тебе
его доставил на блюдечке с упоительными розочками, а ты все  недовольна.
У него полная сумка всякой отравы, при помощи которой он  собирался  ли-
шить Таню и Стасова их ребенка. Теперь ты можешь вцепиться ему в  глотку
и разматывать весь клубок до самого фонда. Ну, Ася, перестань дуться.  У
нас же все получилось.
   - Получилось у них, - проворчала она, все еще кипя от  возмущения.  -
Самоделкины несчастные. Бить вас некому.
   - Как это некому? А Колобок на что? Мы еще от него получим  все,  что
причитается. Так что ты, подруга, можешь отдыхать пока.
   Я не понимал, о чем она говорит. Какое  наследство?  Какие  миллионы?
Да, мать как-то упоминала, что у моего деда были  дальние  родственники,
которые эмигрировали из России еще до революции, но с тех пор от них  не
было ни слуху ни духу. Мать даже фамилии их не знала.
   - Троюродный брат вашего деда оставил все состояние вашей матери. Со-
ответственно, и вам, поскольку ваша мать недееспособна, а  вы  являетесь
ее опекуном, а потом и наследником. Фонд вступил в сговор  с  адвокатами
наследодателя, и они в частном порядке через одного  московского  юриста
стали разыскивать наследников. Как только этот юрист выяснил,  что  нас-
ледниками являетесь вы с матерью, его быстренько убрали. Он стал не  ну-
жен и опасен, ибо обладал знанием о ситуации. И принялись за вас. Теперь
понятно?
   - Я не могу... Не могу поверить в это.
   - Вам придется, - мягко сказала Каменская. - Вам же не зря Лутов  го-
ворил, что вы можете прийти в центр босым и голым, но все ваши последую-
щие доходы будут обращены в их пользу. Вот они, эти последующие  доходы.
Ради них все и затевалось. Вы написали бы официально заверенный документ
о том, что доверяете юристам фонда распоряжаться всем вашим  имуществом,
и на этом все закончилось бы. У нас в России законы другие, но на Западе
это в порядке вещей. А введение вас в наследство происходило  бы  именно
там. Вы по-английски говорите?
   - Нет...
   - А по-французски?
   - Нет. Я учил немецкий, - зачем-то уточнил я.
   - Ну вот, видите. А коль адвокаты наследодателя являются лицами заин-
тересованными, то будьте уверены, вас бы обвели вокруг пальца в пять се-
кунд. Вы бы и заметить ничего не успели. Вам скажут, что ваш  двадцатию-
родный дедушка оставил вам маленький домик для гостей в своем  поместье,
вы распишетесь в том, что не претендуете на него  и  дарите  благотвори-
тельному фонду помощи людям, попавшим в кризисную ситуацию,  и  на  этом
все закончится. Вы никогда и не узнали бы, что на самом деле вам  отошли
миллионы. Вот к чему подводил вас Лутов.
   Она давно уже ушла, а я все сидел в том самом кафе на Колхозной  пло-
щади, где мы с ней когда-то встречались. Что стало с моей жизнью? Во что
она превратилась?
   Миллионы долларов. Что мне с ними делать? Наверное, можно начать  ка-
кое-то свое дело, но я этого не умею, у меня к этому нет вкуса. Я не ор-
ганизатор, я журналист. Можно просто жить на эти деньги без забот и хло-
пот. Просто жить... как жить? Как?
   Говорят, если перекрыть доступ кислорода в мозг даже на  три  минуты,
могут начаться необратимые изменения и человек становится  инвалидом  на
всю оставшуюся жизнь. Вот и со мной произошло то же  самое.  Всего  нес-
колько недель я был живым мертвецом, но больше я уже не оживу. Я потерял
Вику, я потерял друзей, потерял работу. Мне ничего больше не  хочется  в
этой жизни. Даже жить не хочется. Этих нескольких недель оказалось  дос-
таточно, чтобы я утратил всякую связь с окружающей  меня  жизнью.  После
того, как я поступил с Викой, я не смогу больше любить никого, даже  ее.
После того, что со мной сделал Лутов, я не смогу  никому  верить.  После
того, что я сделал со своей жизнью, я не могу жить.
   Все стало ненужным и неинтересным. У  меня  не  может  быть  никакого
"завтра", потому что вчера я уже умер.
   Апрель - август 1997 г.