Глава 10

   Парыгин уже почти окончательно убедился в том, что молодой  оператив-
ник Доценко не приведет его к тем людям, которые ворвались в квартиру  с
видеокамерой. И поставил сам себе последний срок:  сегодня.  Сегодня  он
еще раз посмотрит, как черноглазый сыщик проведет день, и на  этом  все.
Надо искать другие пути.
   Вчера Евгений уже в третий раз осторожно проверил улицу, где  находи-
лась его основная квартира, и не обнаружил никаких признаков  того,  что
его кто-то ищет. И возле завода ничего подозрительного.  Может,  он  все
себе напридумывал? Черт его знает... Но не померещилась же ему эта трои-
ца. И разбитое окно. И выброшенный на улицу стул.
   Больше всего на свете Евгений Парыгин боялся сойти с ума. Он прекрас-
но отдавал себе отчет в том, что почти тридцатилетняя карьера профессио-
нального наемного убийцы не может не сказаться На  психическом  здоровье
уже хотя бы потому, что лишение жизни себе подобного противно природе. И
посему постоянно внимательно прислушивался к себе: "не поехала  ли  кры-
ша". На всякий случай Парыгин позвонил своему  знакомому,  тому  самому,
который быстро умел решать проблемы битых стекол, и заговорил с ним вро-
де бы ни о чем, спросил, как дела. Знакомец тут же  поинтересовался,  не
разбилось ли окно снова, из чего Евгений Ильич сделал вывод, что ему  не
померещилось, стекло  действительно  было  разбитым  и  его  приходилось
вставлять. Что же это за история такая непонятная, не имеющая  продолже-
ния?
   Ладно, в последний раз сегодня посмотрим  за  передвижениями  сыщика,
решил Парыгин. Около половины шестого Доценко вошел в здание на  Петров-
ке, однако шел уже седьмой час, а он и не  думал  выходить  и  ехать  на
"Профсоюзную", к своей дылде, как делал это на протяжении всех  предыду-
щих дней. "Неужели я его упустил? - с внезапной тревогой  подумал  Евге-
ний. - Вот черт, если он вышел через другие двери в переулок, то,  может
быть, именно сегодня он, нарушив привычный распорядок, как раз и  встре-
тится с теми, кто меня интересует?"
   Он бегом помчался в метро и в десять минут восьмого уже был на "Проф-
союзной". Дылда с красным от мороза носом еще торговала, но  вид  у  нее
был озабоченный. Девица то и дело поглядывала на часы, и  недоумение  на
ее лице постепенно сменялось отчаянием. Без  четверти  восемь  подъехала
машина, двое крепких парней загрузили  в  нее  нераспроданную  прессу  и
складные столы и уехали. Девица, однако, и не думала уходить,  продолжая
тупо стоять на одном месте, не сводя безнадежного взгляда  со  ступенек,
ведущих из подземного тоннеля. Все ясно, подумал Парыгин,  они  поссори-
лись, и он не пришел, как обычно. Что ж, если  он  упустил  Доценко,  то
нужно хотя бы понаблюдать за девицей. Может быть, имеет смысл даже  поз-
накомиться с ней. Обиженные дамочки частенько  охотно  рассказывают  про
своих кавалеров всякие гадости, в том числе и не подлежащие разглашению.
   Минутная стрелка на часах сделала полный круг и пошла  на  второй,  а
дылда все стояла как привязанная. Лицо у нее  стало  совсем  отрешенным,
словно она вообще забыла, зачем стоит здесь, неподалеку от входа в  мет-
ро, просто ей сказали, что нужно стоять, и она выполняет приказ. Парыгин
стал замерзать, но мужественно терпел,  понимая,  что  происходит  нечто
экстраординарное и случай упускать нельзя. Вряд ли тут дело в ссоре.  Не
стала бы она так долго ждать. Если бы они накануне поссорились, то уже в
половине восьмого она бы поняла, что Доценко не придет, и спокойно уеха-
ла бы. А сейчас время уже к десяти движется, а девушка все стоит. Что-то
произошло другое.
   В начале одиннадцатого дылда наконец сдвинулась с места.  Уставившись
прямо перед собой невидящими глазами, она медленно, как автомат, спусти-
лась по ступенькам в метро. Парыгин направился следом за ней. Она  дошла
до платформы, но не села в поезд, а обессилено опустилась  на  скамейку.
Народу в этот поздний час было немного, и ему пришлось,  чтобы  не  све-
титься, встать за колонной, метрах в пяти от девушки. Поезда приходили и
уходили, а она все сидела, и непохоже было, что она  собирается  куда-то
ехать.
   Внезапно Парыгин напрягся: из открывшихся дверей вагона вышел высокий
парень в серой куртке из нубука,  отделанной  светло-серой  цигейкой.  В
первую секунду ему показалось, что это Доценко. Девица резко поднялась и
сделала шаг в сторону парня, и в тот же момент Евгений  понял,  что  они
оба обознались. Лицо совсем другое, только фигурой похож, да куртка точ-
но такая же. Парень быстро прошел мимо, а дылда снова села на  скамейку.
Плечи ее опустились, губы задрожали, по щекам покатились слезы. И  Пары-
гин с удивлением почувствовал острую жалость к этой  некрасивой  высокой
девушке, которая вот уже три часа с лишком ждет своего кавалера, не  по-
нимает, почему он не пришел, и с ужасом думает о том, что ее бросили.
   Слезы по щекам девушки уже не просто катились, они  струились  мощным
потоком, плечи тряслись, но она отчегото не опускала голову, не  прятала
лицо в ладони, продолжая вглядываться в пассажиров, выходящих  из  ваго-
нов. Никто не обращал на нее внимания, люди проходили мимо, занятые сво-
ими мыслями и заботами, и ни у кого не вызывала  удивления  плачущая  на
платформе молодая женщина.
   Парыгин подошел и встал прямо перед ней, но девушка, похоже,  его  не
заметила. Евгений положил руку на ее плечо, ласково погладил.
   - Не плачь, - негромко сказал он, - он не стоит твоих  слез.  Раз  он
мог так поступить, значит, нечего по нему убиваться.
   Она не подняла глаз, не посмотрела ему в лицо,  а  обхватила  Евгения
руками и прижалась головой к его куртке. В грохоте приближающегося поез-
да он сперва не услышал ее отчаянных рыданий, и только по  вздрагивающей
спине понял, что девушка больше не сдерживается и дала волю своему горю.
   Евгений не боялся женских слез. Он знал, что некоторые,  да  что  там
некоторые - большинство мужчин их не переносят, теряются, не знают,  что
делать, и от этого либо становятся агрессивными и  грубыми,  либо  сразу
идут на попятный и уступают плачущей женщине. С ним такого не происходи-
ло. В сущности, он не видел разницы между женщиной плачущей и смеющейся.
И в том, и в другом случае это было физиологическое  проявление  сильных
эмоций, а полюс, положительный или отрицательный, значения не имел. Поэ-
тому он молча стоял перед рыдающей девушкой, не испытывая  ни  малейшего
психологического дискомфорта, и терпеливо ждал, когда истерика закончит-
ся.
   Ждать пришлось недолго, за это время успели пройти только четыре  по-
езда. Девушка расцепила сомкнутые за спиной у Парыгина руки и полезла  в
карман за платком. Евгений уселся рядом с ней, просунул руку ей под  ло-
коть.
   - А теперь рассказывай, кто посмел тебя обидеть.
   - Зачем? - всхлипнула она, вытирая нос. - Защищать меня будете?
   - Ну, это не обязательно. Ты человек самостоятельный, если надо - са-
ма себя защитишь.
   - Чего же вы хотите?
   - Хочу, чтобы ты не плакала и не расстраивалась. Хочу, чтобы ты  улы-
балась, потому что у тебя милая улыбка и хорошие зубы, а от слез у  тебя
нос краснеет, и это не очень-то красиво, согласись.
   - Откуда вы знаете, какая у меня улыбка?
   - А я у тебя несколько раз журналы покупал. Не помнишь?
   Она отрицательно помотала головой и снова высморкалась. Теперь, после
рыданий, она была не просто некрасивой - почти уродливой,  с  заплывшими
глазами, опухшим лицом и красными пятнами на щеках.
   - Так что случилось? Он не пришел?
   Она кивнула, уткнувшись глазами в пол.
   - И ты думаешь, что он уже никогда не придет?
   Снова кивок, сопровождаемый коротким всхлипыванием.
   - И для тебя это трагедия? Ты сильно к нему привязана?
   Еще один кивок.
   - Ну что ж, значит, тебе придется смириться  с  тем,  что  любовь  не
всегда бывает взаимной. Ты взрослый человек, и я никогда не поверю,  что
эта первая в твоей жизни неразделенная любовь. Ты ведь уже проходила че-
рез это, правда?
   Парыгин нутром чуял неладное. Девушка не вступала  в  разговор,  хотя
после истерики женщины обычно успокаивались и с каждой минутой  станови-
лись все более общительными,  начиная  с  возрастающим  гневом  обвинять
"этого подонка" во всех смертных грехах. А эта, наоборот, с каждой мину-
той, казалось, все больше уходила в себя, закрывалась в своей  раковине.
Это Парыгина совсем не устраивало,  не  для  того  он  мерз  черт  знает
сколько времени на улице и стоял на платформе за колонной, чтобы  в  ре-
зультате познакомиться с молчуньей, из которой надо  слова  клещами  тя-
нуть. Такая и не расскажет ничего путного. Надо ее расшевелить, не  дать
замкнуться окончательно.
   - И я через это проходил, поэтому знаю, как тебе сейчас больно.  Зна-
ешь, я ведь давно за тобой наблюдаю. Мне часто приходилось бывать в этом
районе, и я всегда покупал у тебя газеты или журналы. Только ты меня  не
замечала, не обращала на меня внимания. Однажды я уже совсем  было  наб-
рался храбрости и хотел заговорить с тобой, а к тебе подошел такой высо-
кий красавец, подарил тебе цветы, и я понял, что у меня шансов нет.  Мо-
жет быть, тебе это покажется удивительным, но я даже в свои годы  иногда
бываю робким. Смешно, да?
   Она не улыбнулась, но голову все-таки повернула. Уже что-то.
   - Вы кто? - спросила она невыразительным голосом.
   - Меня зовут Евгений Ильич. А тебя?
   - Анна.
   - Тебе есть куда поехать ночевать?
   - Домой, - коротко произнесла она.
   - А там кто? Родители?
   Снова кивок. Ну-ка, Парыгин, напрягись, включай смекалку,  она  опять
перестала разговаривать и начала уходить в себя, давай, тормоши ее, сде-
лай так, чтобы она встряхнулась.
   - Тогда домой нельзя, - решительно сказал он. - По  себе  знаю,  хуже
нет, чем в таком состоянии, как у тебя, показываться родителям.  Они  же
всю душу вынут. Близкая подруга есть?
   - У меня есть где ночевать.
   - Ты пойми, - горячо заговорил Евгений, - тебе  нельзя  сейчас  ехать
туда, где живут твои знакомые, друзья или родственники. Они замучают те-
бя вопросами, дурацкими советами и унизительной жалостью, и тебе  станет
еще тяжелее. Нужно место, где никого нет. Есть такое?
   Она опять кивнула.
   - Тогда поехали, я тебя отвезу. Пойдем, пойдем, - он встал со скамей-
ки и потянул ее за руку, - поймаем машину и поедем.
   Анна послушно поднялась и пошла рядом. Парыгин крепко держал  ее  под
руку, у него было такое впечатление, что она ничего не видит под  ногами
и может в любой момент споткнуться, особенно на ступеньках. Он вывел  ее
на улицу, встал у самой кромки тротуара и поднял  руку.  Машину  удалось
поймать почти сразу. Евгений буквально втолкнул Анну в салон, потому что
она так глубоко ушла в себя, что, похоже, не видела ничего вокруг.
   - Куда едем? - спросил веселый паренек, оборачиваясь назад, к  пасса-
жирам.
   Парыгин сжал локоть девушки, стараясь причинить ей боль,  чтобы  вер-
нуть к действительности.
   - Аня, куда ехать? - тихонько спросил он.
   - А? Да... На Мосфильмовскую.
   Несмотря на молодость, водитель оказался  опытным  и  осторожным,  по
скользкой дороге не гнал и правил не нарушал. Несмотря на умеренную ско-
рость, доехали они быстро. Парыгин расплатился и помог Анне выйти из ма-
шины. Она молча, не сказав ни слова благодарности, пошла к подъезду, Ев-
гений так же молча шел следом, словно было само собой разумеющимся,  что
он проводит ее до самой квартиры. Выйдя из лифта, девушка долго искала в
кошельке ключ. По тому, как неуверенно и неумело  она  открывала  замок,
Парыгин понял, что это чужая квартира и бывать здесь Анне если и  прихо-
дилось, то нечасто. Вместе с ней он вошел в маленькую тесную прихожую.
   - Чья это квартира?
   Анна, будто не слыша вопроса, сделала шаг и села на табуретку,  стоя-
щую рядом с вешалкой. Плечи ее опустились, глаза  уткнулись  в  покрытый
дешевым линолеумом пол.
   - Аня! Ты меня слышишь?
   Никакой реакции. Парыгин быстро стянул куртку, прошел на кухню, поис-
кал глазами чайник, налил в него воды и поставил на огонь. Потом  загля-
нул в холодильник. Непохоже, чтобы в квартире кто-то жил.
   Он снова вернулся в прихожую и опустился на корточки перед  безмолвно
застывшей девушкой.
   - Аня, встряхнись. Надо раздеться и умыть  лицо.  Сейчас  будем  пить
чай. Ну Аня, девочка, давай, возьми себя в руки. Я понимаю, тебе тяжело,
наверное, даже жить не хочется, но это нужно в себе  перебороть.  Давай,
моя хорошая, поднимайся.
   Он говорил еще какие-то слова, стараясь  не  умолкать,  чтобы  звуком
своего голоса вернуть ее из той глубины, в которую девушка погрузилась и
откуда не хотела выходить в этот мир, наполненный болью и обидой.  Нако-
нец Анна подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
   - Чего вы со мной возитесь? Кто я вам?
   - Ты - девушка, с которой я хотел познакомиться. Разве этого не  дос-
таточно?
   - Уходите, - глухо сказала она. - Я хочу остаться одна.
   - Вот уж нет, - Парыгин улыбнулся. - Нельзя быть неблагодарной.  Если
бы не я, ты бы до сих пор ревела в метро. А потом поехала бы домой,  где
родители сейчас доставали бы тебя со страшной силой. Неужели я не заслу-
жил час отдыха и чашку чая?
   - Отдыхайте, - равнодушно бросила она. - И чаю выпейте. А потом  ухо-
дите.
   Такой оборот Евгения не устраивал. Он понял, что эта  девчонка  нужна
ему для осуществления задуманного. Вопервых, у нее есть хата, на которой
можно осесть, потому что возвращаться домой  опасно,  пока  ситуация  не
прояснилась, а ночевать в одной квартире с Долитой не хочется, чтобы  не
осложнять отношения.  Во-вторых,  ему  нужна  помощница,  чтобы  достать
деньги для Лолы. Он уже придумал, где их взять, но без посторонней помо-
щи ему не обойтись.
   Парыгин встал, подхватил девушку под мышки и рывком поднял  на  ноги.
Несмотря на существенную разницу в росте и комплекции, он без труда смог
это сделать, тренированные годами мышцы служили  ему  безотказно.  Ловко
расстегнув "молнию" на ее куртке, он раздел Анну, снял с нее шапку и об-
мотанный вокруг шеи теплый шарф. Она не сопротивлялась, но и не помогала
ему, просто стояла, как тряпичная кукла, которая упадет, как  только  ее
перестанут поддерживать. Снимать сапоги с нее Евгений не стал и прямо  в
обуви повел на кухню. Дойдя до ближайшего стула,  Анна  тут  же  села  и
оперлась локтями о стол, обхватив ладонями голову.  Казалось,  она  нас-
только обессилела, что не может находиться в вертикальном положении.
   Чайник закипел, Парыгин заварил свежий чай, найдя в шкафчике нераспе-
чатанную упаковку "Липтона", поставил чашки  на  стол,  одну  пододвинул
поближе к Анне. Она не пошевелилась. Евгений спокойно  выпил  свой  чай,
налил себе еще, потом стал одну за другой открывать дверцы кухонных шка-
фов. Да, пожалуй, совершенно точно, никто не живет здесь. Чай, кофе, ко-
робка с сахаром, бутылка коньяка, баночка клубничного джема - все  нена-
чатое. И больше ничего. Джентльменский  набор  для  скромного  чаепития.
Внезапно его осенило:
   - Ты снимаешь эту квартиру?
   В ответ только молчаливый кивок.
   - Но ты здесь не бываешь, верно?
   - Не бываю, - вяло откликнулась Анна.
   - Почему? Зачем тогда снимать, если не  пользоваться?  Деньги  только
переводить.
   Молчание.
   - Ты сняла ее, чтобы встречаться с ним,  правда?  И  купила  кое-что,
чтобы чаю попить. Но вместе вы ни разу здесь не были. Почему, Аня? Он не
хотел близости с тобой?
   Она опять тихо заплакала, так же, как недавно в метро, не меняя позы,
не пряча лица, не всхлипывая. Ему все стало  ясно.  Какой  смысл  встре-
чаться с девушкой, если избегаешь близости с ней? На дворе-то,  почитай,
не викторианская эпоха, а самая что ни есть сексуальная  революция.  До-
ценко работал с ней, это очевидно. Пока была нужна - бегал  исправно  на
свидания, а стала не нужна - бросил. Как сломанную игрушку,  от  которой
все равно никакого толку.
   Он подошел с Анне, обнял ее, стал тихонько гладить по голове.
   - Поплачь, Анечка, поплачь, - ласково заговорил он. - Слезы - это де-
ло хорошее, они душу очищают.
   - Зачем вы со мной возитесь? - дрожащим голосом пробормотала  она.  -
Чего вы от меня хотите? Уйдите, пожалуйста.
   - Куда же мне идти? Метро уже не ходит, а я без машины. Выгоняешь ме-
ня ночью на мороз? А я-то думал, ты добрая.
   Анна внезапно резко вырвалась из его рук и вскочила со стула. Лицо ее
исказила такая ярость, что Евгению стало не по себе.
   - Ненавижу! - закричала она. - Ненавижу вас всех! И его  тоже!  Убью!
Своими руками задушу! Подонок!
   - Тихо! - Парыгин тоже повысил голос. - А ну-ка перестань орать, весь
дом перебудишь.
   - И вас ненавижу! Вы все одинаковые!!!
   Она попыталась оттолкнуть его и выскочить из кухни, но Евгений  ловко
перехватил ее руки и изо всех сил сжал. Несмотря на существенную разницу
в росте, Анна оказалась значительно слабее, хотя ему пришлось  приложить
некоторое усилие, чтобы ее удержать. Спортсменка, что  и  говорить.  Она
яростно вырывалась из его цепких рук и даже пыталась брыкаться, глаза ее
сверкали, лицо побледнело, губы превратились в узкую полоску. Через нес-
колько мгновений Парыгин с удивлением ощутил, что ему все труднее  удер-
живать разбушевавшуюся девушку, в ней словно нарастала  некая  неведомая
сила, придавая мускулам крепость, а движениям  -  резкость  и  быстроту.
"Идиотизм, - мелькнуло у него в голове, - стою среди ночи в чужой  кухне
и чуть ли не дерусь  с  незнакомой  девицей.  Бешеная  какая-то!  Откуда
только силы у нее берутся?"
   Анна каким-то образом ухитрилась вывернуться и схватила его за  воло-
сы. От неожиданной боли Парыгин взвыл и тут псе перестал сдерживаться  и
напоминать себе, что имеет дело с женщиной. Проведя  болевой  прием,  он
быстро уложил Анну на пол, заведя ее руки за спину. Ярость ее утихла так
же моментально, как и вспыхнула. Теперь она лежала на  полу,  уткнувшись
лицом в не особенно чистый линолеум, и, похоже, снова собралась плакать.
Евгений присел на корточки рядом с ней.
   - Ну ты чего? - спокойно спросил он. - На  людей  бросаешься...  Аня,
прекращай-ка все это. Я понимаю, тебе плохо, но ты должна перетерпеть. У
тебя другого выхода нет, понимаешь? Драками и насилием ты  ситуацию  все
равно не поправишь, твой парень тебя бросил, и он не вернется, даже если
ты меня в кровь изобьешь. Даже если убьешь совсем. Он не вернется,  и  с
этим тебе придется смириться. Ну, все? Уже можно вставать?
   Он отпустил ее руки и помог ей подняться. Лицо девушки было  по-преж-
нему бледным, но глаза снова потухли и уже не сверкали так яростно,  как
несколько минут назад.
   - Простите, - сказала она ровным голосом. - Я не должна была себя так
вести. Простите. Я забыла, как вас зовут.
   - Евгений Ильич, - напомнил Парыгин.
   - Да... Простите, Евгений Ильич.
   - Тебе уже лучше?
   - Да. Со мной все в порядке.
   Голос ее делался все тише и тише, и Евгений понял, что она снова ухо-
дит, погружается в свою депрессию. Ну и психика у этой девицы! Надо  же,
какие резкие перепады...
   Он обнял ее за плечи и осторожно повел в комнату. Анна шла, не сопро-
тивляясь, и послушно уселась рядом с ним на диван. Парыгин не был специ-
алистом в области психиатрии и плохо представлял себе, как вести себя  и
что нужно делать с такой нервной особой, поэтому положился на  интуицию.
А интуиция подсказывала ему, что нужно немедленно уложить  Анну  в  пос-
тель. Можно и на пол. Это все равно. Если она умирала по своему  черног-
лазому менту, а тот ни разу этим не воспользовался, то в ней должна быть
бездна нерастраченной сексуальности, копившейся, судя по всему, не  один
день. Только этим можно ее сейчас отвлечь и успокоить.
   Он позволил себе быть неделикатным, но выбранная им  линия  оказалась
правильной. Анна мгновенно откликнулась на грубую ласку и крепко  обняла
Евгения, подставляя губы для поцелуя и прижимаясь к нему длинным  муску-
листым телом. Все дальнейшее произошло просто и обыкновенно, Анна  отда-
валась умело и с немалым энтузиазмом, что позволило Парыгину не  испыты-
вать чувства вины. В нем было достаточно и  мужской  силы,  и  изобрета-
тельности, чтобы не дать Анне заподозрить притворство и  искусственность
своего любовного пыла.
   - Я действительно тебе нравлюсь? - спросила Анна, когда все  закончи-
лось.
   - Действительно, - промычал он, почти не разжимая губ. - Какие у тебя
могут быть сомнения?
   - А когда ты понял, что я тебе нравлюсь?
   - Давно еще, я же тебе говорил.
   - И тебя не смущает, что ты ниже меня ростом? - продолжала  она  доп-
рос.
   - Ну тебя же не смущает, что ты выше меня, - попытался отшутиться Па-
рыгин. - Давай одеваться, а то замерзнем.
   Но сбить девушку с толку ему не удалось,  она  настойчиво  продолжала
вести разговор таким образом, чтобы вырвать у него если не романтические
признания, то хотя бы комплименты. В этом деле он был не мастер, и Пары-
гину самому казалось, что все его попытки уклониться от объяснений  выг-
лядят топорно и невежливо.
   - Тебе завтра к которому часу на работу? - спросил он.
   - Я завтра не работаю. У меня выходные - вторник и суббота.
   - Все равно, Анечка, давай разложим диван и ляжем спать. У  тебя  был
тяжелый день, да и у меня, признаться, тоже.
   - А что мы будем делать завтра?
   - Доживем до завтра - увидим, - вздохнул Евгений, поднимаясь с пола и
помогая ей встать.
   Эмоциональная жизнь Анны Лазаревой всегда была трудной. И  не  просто
трудной, а почти болезненной. В ней странным образом уживались, с  одной
стороны, нежность и сентиментальность, а с другой - всепоглощающая нена-
висть к окружающему миру. Пожалуй, ненависти было слишком много, и,  мо-
жет быть, именно поэтому Анна инстинктивно хотела побольше тепла и  люб-
ви. Отсюда и все ее беды проистекали.
   До двенадцати лет Аня Лазарева была ничем не примечательной  школьни-
цей. Учителя уважали ее старательность, поэтому никогда  не  ставили  ей
двойки, но при всем желании оценить ее знания больше чем  на  тройку  не
могли. Иногда в дневнике появлялись четверки и даже пятерки по таким ин-
теллектуально необременительным предметам, как  рисование,  труд,  пение
или физкультура. Но в целом Аня была  твердой  троечницей.  Когда  класс
выстраивали по росту, она стояла в шеренге первой, но это  еще  не  было
поводом для насмешек, потому что второй по росту мальчик  был  всего  на
каких-то полсантиметра ниже. Одним словом, в глаза Аня не  бросалась,  в
классе были и отпетые двоечники, и почти  такие  же  высокие,  как  она,
мальчики. Ну разве что самая некрасивая...
   В двенадцать лет она вдруг начала расти и уже через год прочно завое-
вала прозвище Дылда. Жизнь в среде одноклассников стала невыносимой,  ее
дразнили, над ней грубо и глупо подшучивали, а тут еще прыщи, отнюдь  не
добавлявшие ей привлекательности. В четырнадцать лет девочки из ее клас-
са уже ходили с золотыми сережками в ушах и с накрашенными глазами,  де-
лали модные стрижки и встречались с мальчиками из старших классов, и  на
их фоне Аня Лазарева выглядела не просто гадким утенком, а чем-то  вроде
детеныша динозавра, с длинной шеей и некрасивой головой.
   Тогда же появились и вспышки  злобности.  Родители,  надо  отдать  им
должное, показывали девочку врачам, и врачи объяснили, что  рост  -  это
особенности гормонального обмена, прыщи сами пройдут  через  год-другой,
это чисто подростковое, связанное с периодом полового созревания, а  что
касается раздражительности и вспышек агрессивности, то лучше  всего  бо-
роться с этим при помощи спорта.
   Аню с удовольствием приняли в баскетбольную секцию, тем более что об-
щая физическая подготовка у нее была очень хорошая. Не прошло и  полуго-
да, как жизнь ее изменилась. Тренер пришел в школу, к директору, и  про-
сил отпустить Лазареву из 8-го "Б" класса на сборы для подготовки к меж-
республиканским соревнованиям.
   - Аня - гордость нашей команды, вся надежда только на нее, и, если вы
не разрешите ей отсутствовать на занятиях, московская юношеская  сборная
вряд ли выиграет, - убеждал он.
   Разумеется, Аню отпустили, и вся школа была поставлена в известность,
что Лазарева - восходящая звезда советского баскетбола.  Девочку  момен-
тально перестали дразнить, а ее рост,  бывший  до  той  поры  постоянным
предметом гадких насмешек, превратился в достоинство,  которому  завидо-
вать впору. Спортивная карьера пошла успешно, прыщи постепенно  исчезли,
как и обещали врачи, и все было бы ничего, если бы не сложности  на  лю-
бовном фронте. Двух с небольшим лет, прожитых Аней в роли прыщавой  дыл-
ды, оказалось достаточным для формирования в  неустойчивой  подростковой
психике комплекса неполноценности. Она хотела быть как все,  хотела  бе-
гать на свидания, носить золотые сережки, делать модные стрижки и  цело-
ваться с мальчиками. Но красивая стрижка только подчеркивала уродство ее
прыщавого лица, а на свидания ее никто не приглашал. И она люто  ненави-
дела девочек, которым повезло больше, и мальчиков, которые  не  обращали
на нее внимания, а если и обращали, то только  для  того,  чтобы  выдать
очередную порцию издевательств. Она ненавидела родителей,  которые  нас-
тырно объясняли ей какую-то чушь про красоту души и достоинства ума. Она
ненавидела всех людей вообще за то, что они провожали ее  сочувственными
взглядами. И учителей за то, что они ее не защитили от одноклассников. И
глупую природу за то, что сделала ее такой. Короче, Аня ненавидела все и
вся.
   И выходом из этого мира всеобщей ненависти ей виделась любовь. Только
любовь. Она должна доказать им всем, что ничем не хуже,  что  и  за  ней
ухаживают, и ее приглашают  на  свидания,  и  ей  объясняются  в  нежных
чувствах. Аня бурно реагировала на малейшие знаки  внимания  со  стороны
юношей, охотно откликалась на них, проявляла активность... И этим  отпу-
гивала.
   Жизнь постепенно входила в нормальную колею, Аня закончила школу,  но
в институт поступать и не думала. Куда ей с ее "удовлетворительной" под-
готовкой. Поскольку статья за тунеядство в те годы еще  существовала,  а
занятия спортом требовали ежедневных тренировок и частых отъездов то  на
сборы, то на соревнования, для таких случаев существовала практика  фор-
мального трудоустройства. Человек где-то кемто числится, но на работу не
ходит, а свою зарплату отдает тому, кто трудится за двоих. Аня  Лазарева
тоже где-то числилась, посвятив всю себя баскетболу. Как и многие  моло-
дые, она не думала о завтрашнем дне, полагая, что всегда  будет  юной  и
сильной и всегда будет выходить на площадку.
   Однако и родители, и тренеры постоянно долбили ей голову  разговорами
о высшем образовании. Сначала она отмахивалась, но со временем, присмот-
ревшись к другим спортсменам и к жизни вообще, поняла,  что  они  правы.
Дорога была проторенной: институт физкультуры  параллельно  с  занятиями
спортом, потом, после завершения выступлений, тренерство. Так  поступали
очень многие.
   Учеба в институте давалась легко, Анна даже удивлялась  этому,  помня
свои постоянные школьные тройки. К четвертому курсу  она  уже  играла  в
сборной страны, и будущее казалось ей понятным и  предопределенным.  Кто
же мог предположить, что перемены в политике и экономике приведут к пос-
тепенному умиранию спорта... Все стало дорого, и за все надо  было  пла-
тить: за аренду зала для тренировок, за аренду спортбазы для  сборов,  а
уж сколько стоили билеты на поезд или самолет, чтобы вывезти куда-то ко-
манду, лучше и не говорить. Вместе с количеством спортивных секций стре-
мительно падало и количество требующихся тренеров.
   Так и вышло, что, получив диплом о высшем образовании и став  слишком
"старой" для выступлений в составе сборной, Аня Лазарева в двадцать семь
лет оказалась никому не нужна. Ни спорту, ни  какому-либо  другому  виду
деятельности, ибо ничего не умела, кроме как играть в баскетбол.
   Она почувствовала себя обманутой. С пятнадцати лет все свое  время  и
силы она отдавала баскетболу, она и не жила, по большому счету, а только
функционировала как бегающий, прыгающий и забрасывающий  мячи  механизм.
Двенадцать лет выброшены псу под хвост. Ни семьи, ни ребенка, ни профес-
сии, ни денег - ничего. За плечами только спортивные  награды,  любовные
разочарования и несколько абортов. А дальше что?
   Первая депрессия была длительной и тяжелой, Анна пыталась отравиться,
но родители раньше времени вернулись домой с дачи и успели вызвать "Ско-
рую". Испугавшись психиатрического лечения, которое неминуемо следует за
попытками покончить с собой, она все отрицала, уверяла  врачей  в  своем
неизменном жизнелюбии, благодарила их за спасение и отчаянно лгала  нас-
чет того, зачем приняла такое количество таблеток. Шел девяносто четвер-
тый год, настроение всеобщего безразличия к чужой беде охватило  к  тому
времени и систему бесплатного здравоохранения, тем более и  лекарств  не
хватало, и корпуса больничные давно находились  в  аварийном  состоянии,
так что класть новых больных было некуда, короче, Анну отпустили с миром
и без всякого лечения.
   Спустя несколько месяцев депрессия повторилась, и снова была  попытка
суицида, и снова неудачная. На этот раз спасло Анну не возвращение роди-
телей, а недобросовестность человека, у которого она покупала  таблетки.
Во флаконе было пятьдесят таблеток, но только восемь из них соответство-
вали этикетке, а остальные были, как говорится, "из другой оперы", к то-
му же с давно прошедшим сроком годности. И  снова  обошлось  без  офици-
альной медицины, правда, перепуганные родители все-таки пригласили домой
частнопрактикующего психиатра, который ничего толкового не сказал, кроме
сакраментального: "Ей нужно  чем-нибудь  заняться.  Хоть  работой,  хоть
семьей". После ею ухода Анна, придя в бешенство,  била  посуду,  хлопала
дверьми и орала на родителей как резаная, запрещая им  соваться  в  свою
жизнь.
   - Хватит и того, что вы в пятнадцать лет запихнули меня в  этот  кре-
тинский баскетбол! - кричала она, сверкая глазами. -  Лучше  бы  сделали
мне пластическую операцию, морду мне поправили, тогда я бы уже давно бы-
ла замужем и жила как все! Лучше бы наняли мне репетиторов, чтобы я пос-
тупила в человеческий институт, тогда у меня хотя бы  профессия  была  в
руках! А вы сунули меня в спорт, сбагрили с рук и обрадовались, да еще и
институт присоветовали, который никому сегодня не нужен! Искалечили  мне
всю жизнь, а теперь пытаетесь в психушку отправить? Не выйдет!!!
   Приступ ярости утих, а через несколько дней Анна через знакомых  уст-
роилась в  фирму  "Метропресс",  торгующую  газетами  и  журналами.  Это
действительно ее отвлекло, и снова все мысли ее повернулись  к  ожиданию
прекрасного принца. Семья ее не бедствовала, а дополнительный  заработок
дал ей возможность тщательно ухаживать за собой,  посещая  косметический
салон, чтобы всегда выглядеть пусть не обворожительной, но хотя бы холе-
ной. Периодически в ее жизни  появлялись  какие-то  мужчины,  но  манера
вцепляться в них и повисать на шее, вымогать признания и делать  подарки
приводила к одному и тому же: кавалеры быстро сбегали. Женщина,  которая
по сути своей могла бы быть и превосходной женой, и страстной и  предан-
ной любовницей, отталкивала их  своей  привязчивостью  и  назойливостью,
внушая самый настоящий ужас.
   И каждый раз Анна приходила в отчаяние,  рыдала,  впадала  то  в  бе-
шенство, то в апатию, хотела убить неверною возлюбленного или  покончить
с собой. Потом успокаивалась и терпеливо ждала следующего случая, так  и
не поняв, в чем же корень всех ее неудач. Ей и в  голову  не  приходило,
что все зло в ней самой и нужно менять привычную манеру поведения с муж-
чинами.
   Внезапное появление в ее жизни красивого журналиста по  имени  Михаил
было так похоже на придуманную ею же сказку про прекрасного принца!  Вы-
сокий, модно и дорого одетый, разбирающийся в литературе, дарящий  цветы
- все это походило на ставший  явью  кинофильм,  который  Анна  мысленно
смотрела сотни раз. Потому и исчезновение поклонника было воспринято  ею
как мировая катастрофа. Ведь сон уже начал сбываться...
   А вот странный мужчина по имени Евгений Ильич никакой сказкой предус-
мотрен не был. Сколько бы ни мечтала Анна Лазарева о  счастливой  любви,
никогда в этих мечтах даже не мелькал среднего роста немолодой  мужчина,
который в буквальном смысле подберет ее, рыдающую и опухшую от  слез,  в
вечернем метро. И может быть, именно эта  "непредусмотренность",  "невы-
мечтанность" нового знакомого позволила Анне быть с ним естественной хо-
тя бы в первые часы, не вешаться ему на шею, а настойчиво просить уйти.
   Однако же на близость с ним она пошла охотно, вероятно,  в  силу  как
раз тех причин, о которых так прозорливо догадался Парыгин. И,  проснув-
шись утром в незнакомой квартире рядом с Евгением,  Анна  почувствовала,
что боль от утраты прекрасного принца уже не так сильна, как вчера вече-
ром. Она не строила напрасных иллюзий и не пыталась убедить себя в  том,
что Михаил был чем-то занят и потому не смог прийти. Нет, все было  оче-
видно с самого начала, когда он только стал делать вид, что не  понимает
намеков Анны на имеющуюся квартиру, где можно побыть вдвоем.  Дура  она,
дура! Да если бы он хотел ее, он бы уложил ее  в  постель  в  первый  же
день, когда привел к себе домой. А она, идиотка, на второй же день  пом-
чалась договариваться насчет квартиры, деньги вперед за месяц заплатила,
каждый вечер ждала, что вот-вот... И то, что он вчера не пришел, не нуж-
но пытаться объяснить занятостью. Все ясно. Все к тому и шло. Она ему не
нужна. А она-то размечталась! Вот так всегда у нее выходит: сначала нап-
ридумывает себе всякой романтической чепухи, а потом бьется в истерике.
   Откинув одеяло, Анна осторожно вылезла из постели и юркнула в ванную.
Быстро приняла душ, но, когда потянулась за полотенцем, горло снова пре-
дательски сжалось. Это полотенце, совершенно новое,  специально  куплен-
ное, она тоже принесла сюда вместе с нехитрыми покупками к чаю, в надеж-
де на свидание с Михаилом. Ну можно ли быть такой... А теперь вместо Ми-
хаила в постели лежит какой-то странный дядька, совершенно не похожий на
романтического героя. Да еще и ниже ее ростом на целую голову. И  почему
в ее жизни все так по-дурацки складывается?
   Опустив плечи и вяло передвигая ноги, она вышла из ванной,  вернулась
в комнату и присела на край постели.  Натягивать  джинсы  и  джемпер  на
только что вымытое и еще влажное после душа тело не хотелось,  а  халата
здесь не было. Через несколько минут Анна стала замерзать. Евгений лежал
неподвижно и ровно дышал, видно крепко спал, ей было жаль будить его, но
и ложиться обратно под одеяло не хотелось. Она потянулась  за  майкой  и
колготками, и в этот момент Евгений открыл глаза.
   - Тебе нужно уходить? - спросил он совсем не сонным голосом.
   - Нет, но я уже проснулась, а валяться не люблю. Ты поспи  еще,  если
хочешь.
   - А ты что будешь делать?
   - Схожу в магазин, здесь неподалеку, куплю что-нибудь на завтрак.
   - Пойдем вместе, - решительно сказал он, откидывая одеяло.
   Вчера, когда они занимались любовью, в комнате было темно,  и  только
теперь, при дневном свете, Анна сумела рассмотреть тело своего случайно-
го партнера. А он совсем не плох, этот дядька. Фигура  просто  потрясаю-
щая, ему ведь лет пятьдесят, наверное, волосы на  груди  уже  седеют,  а
лишнего жира - ни грамма, сплошные мускулы. Ноги длинные и сухие,  узкие
бедра, широкие плечи. Ну надо же! А в одеждето выглядит как...
   Она не смогла мысленно подобрать подходящего слова. Ну, короче, обык-
новенно выглядит, как многие мужики в пятьдесят, у которых  от  сидячего
образа жизни мышцы обвисают, и брюшко появляется, и ноги делаются  дряб-
лыми. У нее появилось непреодолимое желание найти в этом  мужчине  такие
достоинства, которые оправдали бы ее вчерашний порыв и заодно  принизили
бы неверного возлюбленного. Михаил, наверное, маменькин  сынок,  каприз-
ный, избалованный, изнеженный, и спортом никогда  не  занимался.  Небось
стыдно перед девушками раздеваться, мускулов нет, ноги кривые.  А  может
быть, он вообще импотент? Потому и близости не хотел. Конечно, он  прос-
то-напросто обыкновенный импотент, оттого и не женат до сих пор. Или да-
же гомик... Не зря же женскими любовными романами зачитывается. А  Евге-
ний как партнер очень даже хорош, и сильный, и умелый, и без комплексов.
   Она так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как Евгений одел-
ся и умылся.
   - Ты что, Аня? Ты же собиралась одеваться.
   - Ах, да, - спохватилась она и стала торопливо натягивать джинсы.
   Они дошли до ближайшего магазина и купили продукты. Платил за все Ев-
гений, и по его выбору и количеству покупок Анна поняла, что он не соби-
рается ограничиваться одним лишь завтраком.
   - Ты умеешь готовить чахохбили? - спросил Евгений.
   - Умею.
   - Тогда будем покупать курицу. Где-то я видел  бабульку  с  кинзой  и
рейханом. Не помнишь?
   - В соседнем ряду, - радостно откликнулась Анна. - Вон она,  в  синей
шапочке.
   Господи, он хочет пожить в этой квартире вместе с ней! Он хочет, что-
бы она готовила ему обеды! Он первый в ее жизни мужчина, который не счи-
тает, что проведенная вместе ночь - это еще не повод для знакомства. Мо-
жет быть, зря она всегда смотрела только на молодых мужиков? Может быть,
прекрасный принц бывает и таким? А кто сказал, что принцы бывают  только
молодыми?
   Настроение у нее поднялось, от недавней депрессии не осталось и  сле-
да, напротив, Анна пришла в радостно-возбужденное состояние. И  внезапно
вспомнила, что, в сущности, совсем ничего не знает о человеке,  которому
собирается сегодня готовить чахохбили из кур.
   - Женя, а ты кто? - спросила она, отходя от прилавка с  зеленью,  где
они только что придирчиво выбирали рейхан, кинзу и петрушку.
   - Я - Женя, - улыбнулся Парыгин. - Евгений Ильич. Ты уже забыла?
   - Я имею в виду, чем ты занимаешься.
   - Придется тебя огорчить. Я обыкновенный инженер на обыкновенном  ав-
тозаводе. Не миллионер, не банкир и не звезда экрана.
   - А почему ты не на работе сегодня?
   - У меня больничный. Грипп.
   - Непохоже, - усмехнулась Анна. - Судя по  вчерашнему,  ты  абсолютно
здоров, молодые могут позавидовать твоему здоровью.
   - Да? - Он снова улыбнулся и ласково дотронулся до ее руки. -  Спаси-
бо, Анечка, я ценю твой комплимент. Мне приятно, что я тебя не разочаро-
вал. А что касается гриппа, то ты отчасти права. Я действительно  сказал
врачу, что пока еще плохо себя чувствую, и  продлил  больничный,  потому
что у меня есть проблемы, для решения которых мне нужно свободное время.
Более того, я даже подумываю о том, чтобы оформить  кратковременный  от-
пуск за свой счет.
   Он решил брать быка за рога. Тянуть нельзя, время идет, а  денег  для
Долиты все нет. Ему нужна помощница, и эта чудаковатая девица с неустой-
чивой психикой, конечно, не лучший вариант, но хоть что-то. Тем паче она
вся в переживаниях по поводу Доценко и, вполне возможно,  охотно  согла-
сится помогать Парыгину хотя бы для того, чтобы отвлечься и не  чувство-
вать себя брошенной.
   - Какие у тебя проблемы?
   - Семейные.
   - С женой?
   - Нет. Я холостяк. Проблемы с вдовой моего брата. Я должен ей  помочь
достать деньги, много денег. Видишь ли, мой брат умер,  оставив  большие
долга, и несчастную женщину теперь одолевают кредиторы. Они угрожают  ей
и ее ребенку, а мальчику всего семь лет. Я должен  о  них  позаботиться,
понимаешь?
   - Понимаю, - кивнула Анна.
   Они купили хлеб и отправились домой. Предусмотрительный Парыгин поза-
ботился и о "витаминах" - кураге,  изюме,  орехах,  маслинах.  Если  ему
удастся найти правильную ноту в общении с Анной,  то  квартира  на  Мос-
фильмовской станет на ближайшие дни его  прибежищем,  стало  быть,  надо
обустраиваться в ней как следует.
   Они долго, не спеша завтракали, потом занимались любовью. Парыгин от-
вел себе этот день для того, чтобы окончательно определиться с  дальней-
шими шагами, а заодно постараться приручить Аню. В его жизни было  много
женщин, и разбираться в них он научился неплохо. Во всяком случае, к се-
редине дня, к обеду, он уже понял, что для Анны главное - брак или  хотя
бы его подобие в виде постоянных отношений с мужчиной, пусть даже  жена-
тым на другой женщине. Поэтому, окончив поедание приготовленного к обеду
чахохбили, он задумчиво сказал:
   - Вот ведь чудеса какие на свете бывают. Всю жизнь искал такую женщи-
ну, как ты, а нашел случайно в метро, да к тому же  оказалось,  что  она
любит другого. Почему ж мне так не везет, а?
   Удар был продуманным, поэтому безошибочно попал в цель. Анна залилась
краской и опустила глаза.
   - С чего ты решил, что я люблю другого? Глупости это.
   - А вчера? - лукаво спросил Парыгин.
   - Так то было вчера.
   - Выходит, ты еще и ветреница?
   - Что ты... Просто увлеклась. Знаешь, как это бывает? Разум помутился
временно. Ты гораздо лучше.
   - Лучше чем что?
   - Чем кто. Ты лучше его.
   Она за все время ни разу не назвала Михаила по имени, и Парыгину при-
ходилось тщательно следить за своей речью, чтобы  случайно  не  прогово-
риться и не дать понять, что ему известно не только имя, но и  отчество,
и даже фамилия капитана Доценко.
   - Кстати, чем этот "он" занимается?
   - Журналист.
   - Да? - хмыкнул Парыгин. - Модная профессия.
   Это уже лучше. Стало быть, она не знает, что Доценко работает в мили-
ции. Теперь уже совершенно очевидно, что он не роман с ней крутил, а вы-
полнял задание. Интересное кино! Что же, он в чем-то подозревал эту дыл-
дочку? В чем она может быть замешана? Или ни в чем, а просто капитан  ее
связи "прокачивал"? Это, конечно, как говорится, "не есть  гуд",  потому
что настырный капитан может в любой момент появиться рядом с девицей,  а
значит, и рядом с Парыгиным. Но опыт подсказывает, что это вряд ли прои-
зойдет. Если девочка еще нужна капитану, не стал бы он так  резко  исче-
зать и настраивать ее против себя.
   - Ты бы позвонила ему все-таки, - заботливо сказал он. -  Может,  зря
ты вчера так убивалась. Просто у  него  действительно  случилось  что-то
непредвиденное.
   - Я не знаю его телефона.
   - Интересное дело! Что же это у вас за отношения были?
   - Такие вот... - Анна помолчала. - Дурацкие отношения. Мы и  познако-
мились-то совсем недавно, дней десять назад. Он мой телефон взял, а свой
не оставил. Да и не нужно было, он же каждый вечер приходил  ко  мне  на
"Профсоюзную".
   - А в выходные, когда ты не работала?
   - Звонил днем, и мы договаривались о месте встречи. Да  ладно,  Женя,
не надо больше о нем, хорошо? Все прошло и забыто. Мне нужно было раньше
догадаться, что у нас с ним ничего не получится.
   - А со мной?
   - А с тобой получится. Ты совсем другой.
   - И замуж за меня пойдешь?
   Анна долго смотрела на него, не произнося ни слова, и  Парыгин  вдруг
увидел, какие у нее огромные желто-зеленые глаза. И ресницы длиннющие. И
вообще она совсем не уродина, вот только нос подкачал, слишком длинный.
   - Пойду, если позовешь, - наконец сказала она.
   - Уже позвал.
   - Почему? Ты же меня совсем не знаешь.
   - А мне и не нужно тебя знать. Вполне достаточно  понимать,  что  мне
хорошо сидеть с тобой на кухне и разговаривать. И готовишь ты просто за-
мечательно. И в постели ты великолепна. Только не жди от меня слов  люб-
ви, я уже немолод, чтобы этому учиться, так что не  обижайся,  ладно?  Я
буду хорошим мужем, честное слово. Ты согласна?
   - Да. Если ты не передумаешь.
   На мгновение он забыл, что играет. Черт возьми, а не жениться ли  ему
и в самом деле на этой девице? Не помирать же бобылем.  Конечно,  психо-
патка она, такие его никогда не привлекали, не говоря уж о внешности, но
ведь и закон есть, согласно которому любят одних, а  женятся  совсем  на
других. И не потому, что жизнь несправедливо устроена, а потому что  так
правильно. Именно так. И потом, может быть, она  психованная  такая  как
раз из-за того, что замуж не может выйти. А станет законной  женой  -  и
все пройдет, как рукой снимет. Родит ему девочку, маленькую, пухленькую,
ручкиножки в перевязочках...
   - Я не передумаю, - очень серьезно сказал Парыгин. -  Только  сначала
мне нужно решить вопрос с деньгами для вдовы брата. Как только я с  этим
разберусь, мы подадим заявление.
   - Я могу тебе чем-нибудь помочь? - спросила Анна.
   - Можешь. С твоей помощью я сделаю это намного быстрее.  Чем  быстрее
раздобудем деньги, тем быстрее пойдем в загс. Годится?
   Она кивнула, взяла Евгения за руку и прижалась щекой к его ладони.
   - Я все сделаю. Женя. Даже если ради этих денег нужно будет  кого-ни-
будь убить.
   - Ну, до этого не дойдет, - улыбнулся он.
   А про себя подумал: "Будем надеяться, что не дойдет".