|
|
|
Глава 14
Известие о том, что журналист Валентин Баглюк, автор статьи "Трупы на
свалке", находится вне пределов досягаемости, огорчило Парыгина. Значит,
этот вариант раскручивания ситуации для добывания денег придется оста-
вить. У Евгения Ильича был и запасной вариант, но прибегать к нему очень
не хотелось. Опасно. Более того, если эту карту все-таки разыграть, то
придется навсегда распроститься с будущими заказами. На карьере наемного
убийцы надо будет ставить большой жирный крест, если вообще удастся жи-
вым выбраться. Но делать нечего. Лолита уже в панике, и необходимо сроч-
но доставать деньги и отдавать долги брата.
Он долго и тщательно инструктировал Анну, как и что нужно делать. Де-
вушка была далеко не глупа, и долго обманывать ее Парыгину не удалось,
хотя он очень старался и выбирал такие выражения, которые позволили бы
завуалировать неприглядную правду.
- Я случайно узнал о том, что некий человек хотел заказать убийство,
- говорил он своей невесте. - Сначала я не придал этому значения, а по-
том прочитал в газете, что тот человек, которого хотели убить, погиб, и
понял, что заказ состоялся. Поскольку я знаю, кто заказывал это преступ-
ление, я хочу взять с него плату за молчание. По-моему, это справедливо.
Как ты считаешь?
- Справедливо, - соглашалась Анна.
Она соглашалась со всем, что говорил ей Евгений, смотрела на него
влюбленными глазами и ловила каждое слово. Он был для нее божеством,
настоящим мужчиной, смелым, решительным, умным и в то же время заботли-
вым и ласковым. Для него она готова была сделать все. Для него и для се-
бя, разумеется, потому что понимала: чем быстрее он найдет деньги, тем
быстрее она станет его женой. А стать женой хотелось больше всего на
свете.
- Ты должна назвать ему фамилию: Нурбагандов. Запомнила?
- Запомнила. Нурбандов.
- Не Нурбандов, а Нурбагандов. Нур-ба-ган-дов, - терпеливо произнес
Парыгин по слогам. - Скажешь ему, что ты знаешь про заказ на Нурбагандо-
ва. Более того, ты знаешь, кому был сделан этот заказ. И хочешь получить
гонорар за то, чтобы твоя осведомленность не распространилась дальше те-
бя.
- И сколько стоит моя осведомленность?
- Сорок тысяч долларов. Столько, сколько Лолита должна отдать креди-
торам.
- А себе ты разве не хочешь что-нибудь оставить? Столько бьешься,
стараешься, и все задарма? - удивилась Анна.
- Мне не нужны деньги, - резко ответил Парыгин. - Во всяком случае,
ТАКИЕ деньги. Мы с тобой будем жить на другие доходы, на честные. А в
эту грязь я лезу только ради Лолы и племянника.
- Значит, ради меня ты бы не пошел на это?
- Анечка, если бы тебе нужны были деньги, я бы их достал. И больше мы
к этому не возвращаемся, хорошо?
- Хорошо, - покорно кивнула она. - Я должна сказать, что знаю, кому
этот человек заказал убийство. Но если это правда, то почему я требую
деньги у него, а не у того, кто убил? Он же может меня об этом спросить.
- И спросит, - подтвердил Парыгин. - Обязательно спросит. И ты ему
скажешь, что у убийцы ты тоже требовала денег. И получила. Теперь его
очередь.
- Как это? - испугалась она. - А вдруг он захочет проверить? И потре-
бует, чтобы я назвала ему имя убийцы, иначе он мне не поверит.
- Назови. Имени его я, правда, не знаю, настоящих имен профессио-
нальных наемных убийц вообще никто не знает, но зато знаю псевдоним, под
которым он известен своим заказчикам. Зотов.
- Зотов? - переспросила Анна. - Надо же, как просто.
Даже не верится.
- Во что тебе не верится?
- В то, что наемный убийца может иметь такой обыкновенный псевдоним.
Я думала, у них клички какие-нибудь устрашающие, например. Бешеный, или
Зверь, или Горбун.
А тут Зотов. Просто Зотов.
- В таких делах чем проще - тем лучше. Если ты скажешь ему, что Зотов
тебе уже заплатил, этого будет достаточно. Тот, кому ты будешь звонить,
тоже не знает его настоящего имени.
- А вдруг он позвонит этому Зотову и спросит? А тот ему скажет, что
никто у него никаких денег не требовал. И что тогда?
- Не беспокойся, этого не случится.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
Она помолчала некоторое время, потом вышла из комнаты на кухню. До
Парыгина донесся шум воды, текущей из крана, и треск зажигалки. Анна
ставила на огонь чайник.
- Чай будем пить? - громко крикнул он.
Анна не ответила. Парыгин вышел следом за ней на кухню и увидел, что
она стоит у окна спиной к двери и смотрит на голые ветки деревьев.
- Что ты, Анечка? - ласково спросил он. - Загрустила?
- Я думаю, - ответила она, не оборачиваясь.
- О чем? Или о ком?
- О тебе.
- И что же ты обо мне думаешь?
- Я думаю, что Зотов - это ты.
Она по-прежнему стояла спиной к нему, и Парыгин не видел выражения ее
лица. Он мгновенно похолодел, но уже в следующую секунду принял решение.
Ну и пусть знает. Никуда она от него не денется. За эти несколько дней
он научился чувствовать Анну и был уверен, что ее эта новость не оттолк-
нет. И не потому, что она цинична и безнравственна, а потому, что вцепи-
лась в него и хочет замуж. Такая за кого угодно пойдет, лишь бы выгля-
деть не хуже других, устроенной, благополучной, семейной и любимой. А
если он в ней ошибся, что ж... Никто не знает, куда она делась, с кем и
где живет. В один прекрасный день ушла из дома на работу и больше не
пришла, позвонила и сказала, что с ней все в порядке, никто ее не ищет.
Никто из ее знакомых Парыгина не видел. Жаль девку, что и говорить, но
она ему чужая, а Лолиту и мальчика он обязан защитить в память о брате.
Он медленно подошел к Анне, взял за локоть, усадил на табуретку,
встал рядом с ней. Осторожно погладил по волосам и, нагнувшись, легонько
поцеловал в губы.
- Ты слишком хороша для того, чтобы я тебя обманывал.
Да, ты права, Зотов - это я. Тебя это напугало?
- Нет, не очень. Я чего-то подобного и ожидала. Пользуясь твоими же
словами, ты слишком хорош, чтобы оказаться обыкновенным инженером. Так и
вышло. Ты убил этого Нурбагандова?
- Нет, Анечка, я его не убивал, в этом весь фокус и состоит. Ладно, я
сейчас расскажу тебе все как есть, а ты уж сама делай выводы. Я действи-
тельно рядовой инженер на автозаводе, у меня огромный стаж работы и
прекрасная репутация. Именно поэтому ко мне и обратился некий человек,
которому ты должна звонить. Для выполнения заказных убийств далеко не
всегда используются профессионалы. Ты этого не знала? Очень часто гораз-
до удобнее и дешевле нанять такого вот человека с незапятнанной репута-
цией, на которого никогда в жизни не падет и тени подозрения. Понимаешь?
Анна молча кивнула, не поднимая глаз. Парыгин забеспокоился. Неужели
она опять впадает в депрессию? Впрочем, ничего удивительного, узнать та-
кое о человеке, за которого замуж собралась... Надо срочно что-то предп-
ринимать, надо выводить ее из ступора, зря, что ли, он все это время
старался, из кожи вон лез, чтобы она оставалась довольной и веселой. В
постель ее укладывал по три раза в день, подарки делал, комплименты го-
ворил. Вроде она даже расцветать начала, прямо похорошела, и вот опять
снова-здорово.
- Мне нужны были деньги для Лолы, и я согласился.
Я знаю, Анечка, откуда в этом деле ноги растут. Вероятно, кредиторы
брата отлично знали, что, кроме меня, помочь Лолите некому, и понимали,
что я ради этих денег в лепешку расшибусь и на все пойду. Вот они и
подсказали заказчику, что можно недорого и без риска использовать меня.
В общем, я согласился. Мне назвали фамилию человека, и я начал гото-
виться. А спустя два дня мне сообщили, что в моих услугах не нуждаются.
Отказались, одним словом. Я подумал, что отпала нужда ликвидировать это-
го Нурбагандова. Может, они помирились, или договорились, и еще что-ни-
будь в этом же роде. А недавно случайно узнал из газеты, что Нурбагандо-
ва все-таки убили. И понял, что они нашли другого исполнителя, более де-
шевого. А может быть, решили не экономить и нанять кого-нибудь опытного,
настоящего заказника-профессионала. Вот и все. Так что я не убийца. Со-
бирался - да, что греха таить, было дело. Но все-таки не убил. Бог спас,
отвел от беды.
Анна подняла голову, посмотрела на него, и губы ее слегка дрогнули в
робкой улыбке. У Парыгина отлегло от сердца. Все в порядке, она поверила
в его ложь, она не будет его бояться. И не побежит в ментовку его сда-
вать.
- А план мой состоит вот в чем. Тот человек, которому ты будешь зво-
нить, прекрасно знает, что я никого не убивал, поэтому очень удивится,
когда ты ему скажешь, что потребовала у меня денег и я заплатил. За что
же я платил, если ни в чем не виноват?
- А в самом деле, за что ты платил, если не убивал. Парыгину понра-
вился ее голос, он был живым и звучным, совсем не таким, каким она раз-
говаривала с ним в тот первый вечер. Стало быть, она снова в порядке, он
вовремя ухватил опасный момент и не дал ей погрузиться в апатию и тоску.
- Я платил за то, чтобы ты молчала о том, что знаешь.
Если милиция узнает, что я соглашался выполнить заказ, ничего хороше-
го не будет, можешь мне поверить. Это называется приготовление к умыш-
ленному убийству, и за это тоже можно срок получить. Хоть и маленький по
сравнению со сроком за реально совершенное убийство, но отбывать его все
равно не хочется. Знаешь, Анюта, терять свободу не хочет никто. И мало
кто думает о том, что маленький срок - это не страшно. Очень часто чело-
век, спасаясь от маленького срока, делает от страха огромные глупости и
совершает новые преступления, за которые срок уже полагается действи-
тельно большой. Вот и наш с тобой Зотов от страха заплатил. Потому что
ты очень опасная особа, от тебя лучше откупиться, чем объяснять, что ни-
кого на самом деле не убивал.
- Почему я опасная? С чего ты взял?
Парыгин легко рассмеялся, снова нагнулся и поцеловал Анну. Поцелуй
был не очень долгим, но очень многообещающим.
- Я еще не придумал. Но к тому моменту, когда тот человек вступит со
мной в контакт и спросит про тебя, я обязательно придумаю что-нибудь ду-
шераздирающее и убедительное. И объясню ему, что лучше заплатить. Себе
дороже выйдет с тобой в игры играть. И он поймет, что если уж я, ни в
чем не виновный, решил платить, то ему, по самые уши замазанному, тоже
придется это сделать. Он заплатит, мы отдадим деньги Лолите, а дальше
будет все так, как я тебе обещал. Мы зарегистрируем брак и поедем на две
недели в ШриЛанку, в марте там двадцать пять градусов тепла. Ты увидишь
океан.
- А дельфины там есть? - как-то очень по-детски спросила она, подняв
на него огромные глаза.
На какой-то момент Парыгин дрогнул. Боже мой, она же совсем еще ребе-
нок, а он втягивает ее в эти грязные мужские игры. Даже смешно: такая
высоченная, мускулистая - и детские мечты о дельфинах. Волна нежности
затопила его.
- Есть, - сказал он, расстегивая пуговицы на ее рубашке. - Там есть
дельфины. И прекрасные тропические растения, которые одурманивающе пах-
нут по ночам. И вежливые официанты, которые разносят холодные напитки
прямо на пляже. И мы будем там любить друг друга с утра до ночи. Она
снова улыбнулась, на этот раз открыто и призывно.
- Ты предлагаешь начать прямо сейчас?
- Я уже начал. Разве ты еще не поняла? - Он потянул ее за руку. -
Пойдем. Пойдем, девочка моя, я покажу тебе, как буду любить тебя на бе-
регу океана.
Давно уже Парыгин не был так противен сам себе, как в этот момент.
Она перестала замечать, как бежит время. Ей казалось, что боль запол-
нила все пространство внутри ее и убила все чувства, которые позволяют
человеку ориентироваться и не потеряться в окружающем мире. Она не испы-
тывала ни усталости, ни голода, ни привычного зимнего озноба, она не
могла вспомнить, когда в последний раз пила кофе и ела ли сегодня, она
подолгу тупо смотрела на циферблат часов, пытаясь сообразить, который
час. Нечеловеческим усилием воли Настя заставляла себя работать, плохо
понимая, что и зачем делает, и надеялась при этом только на выработав-
шиеся годами навыки, не позволяющие ей делать очевидные глупости.
Параллельно с восстановлением событий последних дней жизни Дмитрия
Вавилова выяснялись и сведения об Аликади Нурбагандове. Доценко попытал-
ся выяснить в банке "Русская тройка", почему новый сотрудник проработал
всего четыре дня и уволился, и не стоит ли за этой поспешностью какой-то
криминал. Нет, заверили его в банке, никакого криминала за Нурбагандовым
не было, его рекомендовал на работу человек во всех отношениях надежный
и достойный, но буквально дня через два после того, как Алик приступил к
выполнению своих обязанностей, в Дагестане, откуда он родом, случилось
огромное несчастье, террористы взорвали жилой многоквартирный дом, в ко-
тором как раз жили его родные. Алик пришел к исполнительному директору и
написал заявление об уходе, сказав, что ему очень жаль оставлять такую
интересную, престижную и высокооплачиваемую работу, но он обязан позабо-
титься о членах своей семьи, поэтому должен немедленно ехать в Дагестан
и помогать им устраиваться, искать временный кров и строить новое жилье.
Его аргументы показались всем уважительными и правдивыми, о взрыве в да-
гестанском городе на берегу Каспийского моря в те дни говорили все
средства массовой информации, и Алику посочувствовали и пожелали счаст-
ливого пути. Вопрос, кто же рекомендовал его на работу в банк, остался
временно открытым, поскольку рекомендация была сделана устно по телефону
лично исполнительному директору, который в данный момент находится на
Кипре в связи с проработкой вопроса об открытии там представительства
"Тройки" и в течение ближайших двух месяцев в Москву не вернется. Разу-
меется, вежливый и обаятельный Доценко получил в "Тройке" номер телефо-
на, по которому можно связаться с отсутствующим директором, более того,
ему даже разрешили позвонить за счет банка, но разговор с банкиром его
разочаровал.
- Да, что-то припоминаю, - живо откликнулся директор, - если я взял
его на работу, значит, кто-то мне называл его имя, иначе и быть не мо-
жет. Но я совершенно не помню, кто это был.
- Ну хотя бы приблизительно, - просительно сказал Доценко. - Хоть из
какой сферы был человек, из какого ведомства.
- Нет, не помню. Я ежедневно общаюсь с таким количеством людей, в том
числе и незнакомых, что не могу позволить себе держать в голове каждое
имя, иначе я просто сойду с ума, - засмеялся директор.
Почему-то в этот момент Доценко, глядя через оконное стекло на гряз-
ную слякотную улицу, по которой идут люди в темных одинаковых пальто и
куртках, мысленно представил себе этого довольного жизнью исполнительно-
го директора сидящим в открытом кафе на залитой солнцем улице, обрамлен-
ной пальмами с ярко-зелеными толстыми сочными листьями. Мимо него идут
туристы в белых шортах и ярких майках, проезжают сверкающие автомобили,
которые можно не мыть каждый Божий день, потому что на средиземноморском
курорте сухие и чистые дороги. Михаил совершенно не представлял себе,
какая стоит на Кипре погода в начале февраля, но картинка ему привиде-
лась именно эта. Он не испытывал ни малейшей зависти к исполнительному
директору "Русской тройки". Только, может быть, досаду, потому что обор-
валась еще одна ниточка.
Проводя проверку личности Нурбагандова, Доценко посылал запрос в Да-
гестан, откуда был родом погибший и где, судя по всему, должна была на-
ходиться его семья. Ответ его удивил до крайности. Собственно говоря, и
ответа-то никакого не было. Что в переводе на язык оперативно-розыскной
деятельности означало: по Нурбагандову справок не даем. Сам по себе факт
такого ответа удивительным, конечно, не был, любой оперативник сталки-
вался с подобной ситуацией сотни раз, но каждый знал: ему обязательно
позвонят и спросят, почему и с какой целью он этим человеком интересует-
ся. Капитан добросовестно прождал несколько дней, но ему никто не позво-
нил. И это уже было странным.
Пока он честно выжидал звонка от человека, по инициативе которого о
Нурбагандове "справок не давали", пришли ответы и на запросы о веселой
троице хулиганов, побивших немножко посуды и официантов в ресторане.
Один из них уже год как плотно сидел за наркотики, второй принадлежал к
какой-то второсортной преступной группировке и был застрелен во время
крутой разборки. А насчет третьего пришел ответ: не значится. И в тот же
день Михаилу позвонили.
- Я хотел бы встретиться с вами по поводу Гаджиева, - произнес прият-
ный мужской голос. - Если, конечно, вам это интересно.
- Конечно, интересно, - немедленно откликнулся Доценко.
Ну, здесь-то, по крайней мере, ситуация привычная. Гаджиев Мурад Ма-
гомедович был тем самым "хулиганом", который первым кинулся извиняться
перед администрацией ресторана и предлагать деньги в возмещение причи-
ненного ущерба. И вообще, если судить по материалам архивного уголовного
дела, из всех троих он производил самое приличное впечатление. Судя по
всему, Гаджиев в тот раз работал, выполнял чье-то задание, но не спра-
вился с ситуацией, в результате чего все трое оказались в милиции, и ему
пришлось брать инициативу на себя и делать все для того, чтобы дело
прекратили. Что ж, ему это удалось.
Доценко встретился с человеком, который ему позвонил, и вернулся на
Петровку, чтобы поделиться с Каменской.
- Гаджиев был агентом этого парня, - рассказывал он. - Парень, кстати
сказать, нормальный, без выкрутасов. Его фамилия Чупров. Однажды Чупрову
сообщили, что пришел запрос на человека, у которого есть подходы к како-
му-то конкретному ресторану. А поскольку у Чупрова был Гаджиев, завсег-
датай этого самого ресторана, Чупров, парень, как я уже сказал, нор-
мальный и добросовестный, отзвонил по указанному номеру телефона. Вот
таким образом он и познакомился с Дмитрием Вавиловым. Вавилов в то время
разрабатывал группу, связанную с наркотиками, и ему для проведения ком-
бинации нужен был человек из этого ресторана.
Человека он получил, но, естественно, настоящего имени его не знал.
Чупров своих людей берег, как и полагается. Но толи сам Вавилов был нео-
пытным, то ли сбой какой-то случился, только комбинация оказалась выст-
роена крайне неудачно. Возникла драка, и парочка разрабатываемых вместе
с агентом Чупрова оказалась в милиции. А там им всем пришлось предъяв-
лять документы. Гаджиев после этой истории устроил Чупрову форменную ис-
терику, кричал, что не нанимался работать со всякими идиотами, он шкурой
своей рискует, и так далее. Чупров еле-еле его успокоил и дал честное
слово, что постарается не дергать его в течение хотя бы нескольких меся-
цев, чтобы история в ресторане забылась. А в мае прошлого года Гаджиев
исчез и с этого же времени находится в розыске.
- Понятно, - протянула Настя. - Вот почему Вавилову нужно было за-
лезть в архивное дело. Ему нужна была настоящая фамилия того человека,
которого ему дал тогда Чупров.
- Зачем ему эта фамилия? Вы думаете, он хотел снова тряхнуть стариной
и провести какую-нибудь комбинацию?
- Нет, Миша, ничего такого он не хотел. Смотрите: на работу в банк
приходит Аликади Нурбагандов, и начальник службы безопасности начинает
маяться неизвестно какими тревожными мыслями. Причем мается он так, что
это замечают буквально все окружающие. Спустя четыре дня Нурбагандов по
вполне уважительной и правдоподобной причине увольняется из банка якобы
для того, чтобы ехать на родину, в Дагестан. Однако никуда не уезжает,
остается в Москве и спустя очень короткое время погибает. После его ги-
бели Вавилов вдруг ни с того ни с сего начинает предпринимать попытки к
тому, чтобы узнать фамилию чужого агента, которого ему когда-то "одолжи-
ли" для проведения одной комбинации. Что это еще за фокусы? Мало того,
что он этого чужого агента в свое время чуть не спалил своими неумелыми
действиями, так он еще и фамилию хочет выяснить. Зачем, а?
Михаил ждал, когда она продолжит, но Настя замолчала и уставилась в
стену над головой Доценко ничего не видящими глазами. Лицо ее было осу-
нувшимся, щеки запали, и под скулами обозначились синеватые тени. Каран-
даш, который она все время вертела в пальцах, замер, и Мише показалось,
что она вдруг окаменела, ослепла и оглохла.
- Анастасия Павловна, - осторожно позвал он.
Настя вздрогнула, выронила карандаш, и он с легким стуком упал на де-
ревянную поверхность стола.
- А?.. Да... простите, Мишенька. На чем я остановилась?
- На том, что Вавилов зачем-то пытался разыскать чужого агента.
- Да, верно. Короче, все ясно. Он узнал в новом сотруднике банка че-
ловека, которого ему когда-то дали для проведения комбинации, и пытался
понять, как же это может быть. Сначала он просто видел, что лицо знако-
мое, и пытался вспомнить, где и когда с ним встречался. Потом, может
быть, уже после известия о гибели Нурбагандова, сообразил, что это чело-
век Чупрова, и заподозрил неладное. Но чтобы никого не обижать понапрас-
ну, решил сначала выяснить фамилию того, кто ему помогал в девяносто пя-
том, ведь похожих людей очень много, вы это знаете, Миша. А вдруг обоз-
нался? Тем более это было очень даже вероятно, ведь Вавилов с человеком
Чупрова встречался всего один раз, когда инструктировал его и давал за-
дание, то есть лицо помнит не в деталях. А новый сотрудник банка и агент
Чупрова являются лицами кавказской национальности, иными словами, могут
бросаться в глаза типичными этническими признаками внешности, и за этими
признаками уже не видны детали, отличающие одного человека от другого.
Черные волосы, густые брови, крупный нос, изогнутая верхняя губа - на
Кавказе так выглядит каждый десятый, а нашему славянскому глазу кажется,
что это один и тот же человек. Одним словом, Вавилов прекрасно все это
понимает, боится обознаться, не хочет понапрасну людей обижать и поэтому
просит своего приятеля Филипыча посмотреть в архивном деле фамилии за-
держанных. Филипыч сходил в архив и доложил Вавилову фамилии. И имени
Нурбагандова там не было. Какой Вавилов должен был сделать из этого вы-
вод?
- Что он обознался, - ответил Доценко.
- Миша, вы рассуждаете, как неработающий пенсионер, - укоризненно
сказала Настя. - Поставьте себя на место начальника службы безопасности
крупного банка.
- Тогда я бы заподозрил, что Гаджиев под другим именем пытается вте-
реться в банковскую структуру.
- И как бы вам это понравилось?
- Совсем не понравилось бы, - признался Михаил. - Я бы сначала поду-
мал, что Гаджиев совершил преступление, скрывается от правосудия и купил
себе за бешеные деньги новые документы. И мне как начальнику службы бе-
зопасности эти понравиться никак не может, потому что банк солидный и
приличный и уголовникам в нем не место.
- Хорошо, - согласилась Настя. - А потом что пришло бы вам в голову?
- Что если Гаджиев никакого преступления не совершал и в бегах не на-
ходится, то почему у него фамилия другая? Потому что он продолжает рабо-
тать на правоохранительные органы, может быть, теперь уже на налоговую
полицию или на ФСБ, и его заслали в наш банк намеренно. Безопасности
банка как таковой это, конечно, не угрожает, если иметь в виду легальную
сторону вопроса. А насчет нелегальной пусть у дирекции голова болит. Я
обязан проверить личность сотрудника и доложить руководству, а там уж
без меня пусть решают, что с ним делать. Кстати, Анастасия Павловна,
Нурбагандова принимали на работу, когда Вавилов был болен. И принимали
без усиленной проверки, просто посмотрели документы, которые он предста-
вил, провели профессиональное тестирование, убедились в том, что бухгал-
терский учет он знает прекрасно, компьютерными системами владеет, и наз-
начили на должность.
- Таким образом, перед Вавиловым стояли три варианта: либо Гаджи-
ев-Нурбагандов - скрывающийся от милиции преступник, либо он - засланный
казачок, либо Вавилов банально обознался и Нурбагандов - это именно Нур-
багандов, а никакой не Гаджиев. Вероятно, Вавилов предпринимает какие-то
усилия, чтобы это прояснить и хоть что-нибудь проверить. Он скорее всего
просил своего дружка Филипыча сделать запрос на Гаджиева, точно так же,
как это сделали вы, Миша. Надо спросить у Чупрова, не было ли такого,
ведь если Филиппов делал запрос, Чупрову должны были немедленно сообщить
об этом.
- А потом Вавилова убивают, - добавил Доценко. - Вероятно, кому-то
очень не понравились его попытки прояснить ситуацию. Анастасия Павловна,
мы, кажется, опять куда-то влезли.
- Да, влезли, - подтвердила Настя каким-то бесцветным голосом.
Она очень хорошо понимала, куда именно они влезли. Именно об этом
предупреждал ее покойный Денисов. Но сейчас ей все казалось ненужным и
неинтересным, потому что боль, поселившаяся в ее душе, вытесняла все ос-
тальные мысли.
- Идите, Мишенька, - негромко сказала она, - у вас много других дел,
занимайтесь ими. А я пока подумаю.
- Анастасия Павловна...
- Идите, Миша, - повторила она уже тверже. - Не обижайтесь на меня.
Мне нужно побыть одной.
Она видела, что Доценко действительно обижен. Что ж, на его месте она
тоже обижалась бы и недоумевала, потому что теперь должна была начаться
самая работа, а она проявляет к этой работе полное безразличие.
- Мы с вами должны раскрыть семь убийств, и то, что вам удалось уста-
новить, говорит только о том, что, по крайней мере, Нурбагандова совер-
шенно точно убил не маньяк. Вот об этом мы с вами и должны помнить. А
кто убил Вавилова - не наша забота, этим занимается РУОП, - добавила
она, чувствуя непреодолимое отвращение к себе самой.
- Хорошо, - ровным голосом ответил Михаил и вышел из кабинета. "Оби-
делся, - как-то отстранение подумала Настя. - И правильно сделал. Я вы-
полняю последнюю просьбу Денисова... Можно подумать, Денисов для меня
самый главный человек на свете. Чего я так упираюсь? Надо бы рассказать
Мише все, что знаю про эту государственную программу.
Ведь очевидно же, что Нурбагандов действовал в рамках этой программы,
поэтому и получил новые документы и новую биографию. Совершенно случайно
он попал в ту структуру, где его узнали. Невероятное попадание, но это
случается. Поэтому он был обречен. Его аккуратно, под благовидным пред-
логом убрали из "Тройки" и почти сразу же убили, чтобы не мелькал перед
глазами. А потом убрали Вавилова, который его узнал и начал проверять.
Эдуард Петрович был прав, между двумя убийствами есть связь. А те, кто
убирал Нурбагандова-Гаджиева, далеко не дураки, они убили его таким спо-
собом, при котором вероятность того, что что-то выплывет наружу, была
минимальной. Когда речь идет о жертве маньяка, никому не придет в голову
глубоко копаться в прошлом убитого, потому что это прошлое никакого зна-
чения не имеет. Жертвы маньяков всегда случайны, они не связаны с прес-
тупником личными отношениями... Папа. Господи, как больно! Папа. Ну по-
чему? Почему? Почему это должно было случиться именно со мной? Я не могу
думать ни о чем, кроме этого. И не могу никому об этом рассказать. Даже
Лешке, которому обычно можно рассказывать все".
Она представила себе, как вернется вечером в пустую квартиру и оста-
нется один на один со своей болью. Сколько дней она уже живет так? Один,
два, неделю? Ей кажется, что другая жизнь, та, прошлая, была когда-то
очень давно, и в той прошлой жизни у нее было все, что нужно, чтобы быть
счастливой, а она все чем-то была недовольна, находила какие-то глупые
поводы для переживаний и расстройств.
Разве она могла представить себе, что может быть ТАКАЯ боль и ТАКАЯ
жизнь? Если бы могла, то, наверное, чувствовала бы себя абсолютно счаст-
ливой и благодарила судьбу за каждый день, прожитый без этой чудовищной
боли, которая пронзает все тело и от которой темнеет в глазах.
Вот теперь надо как-то собираться с силами и куда-то идти... Куда ид-
ти? Ах да, домой, конечно, уже половина девятого. Сколько же она так
просидела, уставясь неподвижными глазами в трещину на штукатурке. Час,
два, три? Кажется, недавно здесь был Миша, она разговаривала с ним...
Потом она ходила к Мельнику и отчитывалась о работе, проделанной за
день. Что она ему говорила? Даже припомнить не может. Хорошо, что, кроме
дела о семи задушенных, у нее есть и другие дела, которыми надо зани-
маться, по ним и отчитывалась. А про душителя Мельник пока не спрашива-
ет, потому что Лазареву объявили в розыск, и, пока ее не найдут, Барин
ничего спрашивать не будет.
Настя с трудом заставила себя подняться из-за стола и убрать в сейф
бумаги. Она уже застегнула куртку и потянулась к выключателю, чтобы по-
гасить свет, но внезапно вернулась к столу, сняла телефонную трубку,
набрала номер.
- Иван Алексеевич, пригласите меня сегодня поужинать с вами, - сказа-
ла она, не испытывая ни смущения, ни неловкости, хотя в другое время да-
же под страхом смерти не смогла бы напроситься в гости к генералу Заточ-
ному.
- Приезжайте, - коротко ответил генерал. - Адрес помните, или вас у
метро встретить?
- Помню, сама дойду.
Она положила трубку, погасила свет, заперла дверь и медленно пошла по
длинному коридору здания на Петровке, 38, плохо понимая, зачем только
что звонила генералу и чего ждет от встречи с ним.
Генерал открыл ей дверь в спортивном костюме. Он был сухощавым и под-
тянутым и всегда выглядел намного моложе, чем был на самом деле. Возраст
выдавали только поредевшие волосы и морщины, зато желтые тигриные глаза
умели превращаться в расплавленное золото, когда Ивану Алексеевичу хоте-
лось быть обаятельным и расположить собеседника к себе. Генерал помог
Насте раздеться и указал жестом на кухню.
- Прошу извинить, заранее не готовился к вашему визиту, поэтому ужин
совсем скромный.
- Ничего, я не голодна. Мне бы только сесть где-нибудь в уголке, -
пробормотала Настя.
Заточный уселся напротив гостьи за стол и внимательно посмотрел на
нее.
- Вы плохо выглядите, - заметил он. - Не болеете?
- Нет.
- Вам надо снова начать гулять со мной по выходным.
Вы совсем разленились, Анастасия, это не дело.
- Иван Алексеевич, ну почему все так заботятся о моем физическом здо-
ровье! Мама мне каждый день на мозги капает, чтобы я правильно питалась,
вы требуете, чтобы я гуляла и дышала воздухом.
Она не сумела сдержаться, и слова прозвучали раздраженно и нервно, но
генерал, судя по всему, не обиделся.
- А что вы видите в этом неправильного? - насмешливо спросил он.
- Да нет, все правильно, только почему-то никто не проявляет заботы о
том, чтобы у человека на душе было спокойно, все больше о желудке беспо-
коятся. Не обращайте внимания, Иван Алексеевич, это я просто так ворчу,
от плохого настроения. А где Максим?
- Уехал с друзьями в дом отдыха, на лыжах кататься.
- А учеба? - удивилась она.
- Какая учеба, Настенька? Он уже студент, у них каникулы до десятого
февраля.
- Ох, простите, - она виновато улыбнулась, - я забыла, все никак не
привыкну к тому, что он уже не школьник.
Заточный поставил на стол хлеб, бутылку с кетчупом, тарелку с кваше-
ной капустой.
- Сейчас картофель сварится, потерпите еще чуть-чуть.
Кстати, почему вы не идете домой? Где ваш муж?
- В Америке. В прекрасной далекой Америке, вожделенной для девяноста
процентов наших соотечественников.
- Что за сарказм? - удивился генерал. - Вы что-то имеете против Аме-
рики?
- Ничего. Ровным счетом ничего. Но и "за" тоже ничего нет. Поэтому я
просто не понимаю, что там хорошего и почему все так туда стремятся. Ме-
ня, например, туда калачом не заманишь. Тоска зеленая. И все чужие вок-
руг.
- Анастасия, я вас не узнаю сегодня. Вы сами на себя не похожи. Что с
вами? Я, в общем-то, догадываюсь, что вы пришли ко мне не потому, что
голодны, а дома у вас нет еды. Вас что-то гнетет, вы хотите что-то обсу-
дить со мной, так что же вас удерживает? Говорите. Вы ведь для этого
пришли, а не для того, чтобы съесть в моем скучном обществе отварную
картошку с квашеной капустой, правда?
- Правда. Я действительно хочу поговорить с вами, но у меня язык не
поворачивается.
- А вы не бойтесь. Тем более и картошка уже сварилась, сейчас начнем
есть, и дело легче пойдет.
Он ловко слил воду в раковину, подсушил картофель и выложил его на
большое плоское блюдо.
- Накладывайте себе сами, капустку берите, это мы с Максимом закваши-
вали, она в этот раз замечательно получилась. Может, вы выпить хотите?
- Нет, спасибо.
Настя положила себе на тарелку две дымящиеся картофелины и начала ма-
шинально разминать их вилкой, уставившись на едва заметное пятнышко на
зеленовато-голубой клеенке, которой был покрыт кухонный стол. Есть ей не
хотелось, но приличия требовали, чтобы она хотя бы сделала вид, что ужи-
нает вместе с хозяином.
- Иван Алексеевич, помнится мне, вы как-то говорили, что если я наду-
маю сменить место работы, то могу рассчитывать на вашу службу, - наконец
начала она, собравшись с духом.
- Говорил. Могу и сейчас повторить. А что, у нас с вами есть повод
вернуться к этому разговору?
- Есть. Возьмите меня к себе. Пожалуйста, - добавила она вдруг жалоб-
но и тихо заплакала.
Заточный молча встал и вышел из кухни. Настя поняла, что он не терпит
женских слез, и постаралась успокоиться, кляня себя в душе за слабость и
несдержанность. Но попытки перестать плакать привели лишь к тому, что
слезы потекли еще сильнее, а горло свело судорогой. Она подошла к рако-
вине, включила холодную воду и выпила залпом целый стакан, потом плесну-
ла из пригоршни себе в лицо. Постепенно горло разжалось, слезы перестали
катиться по лицу. Она вытерлась кухонным полотенцем, снова села за стол
и закурила. И почти сразу же появился Заточный. Вероятно, уловив запах
дыма, он понял, что гостья уже не рыдает.
- Вы успокоились? - сухо спросил он. - Мы можем продолжать разговор?
- Извините, Иван Алексеевич, я постараюсь держать себя в руках.
- Буду очень признателен. Так что у вас произошло? Гордеев ушел, при-
шел новый начальник, и вы с ним успели поссориться?
- Мы не ссорились... Хотя можно и так сказать. Во всяком случае,
увольнением он мне уже пригрозил. Но в одном вы правы, я действительно
не могу и не хочу с ним работать. И я очень хорошо помню, как вы сказали
мне: если вы, Анастасия, надумаете менять место работы, дайте мне слово,
что о моей службе вы подумаете в первую очередь. Я тогда дала вам слово
и вот хочу его сдержать.
- Значит, дело только в этом? - усмехнулся генерал. - Вы вовсе не хо-
тите у меня работать, вы просто пытаетесь быть честной и сдержать данное
когда-то слово? Похвально. Я ценю вашу обязательность. Только почему все
это надо было сопровождать слезами?
- Простите. Наверное, я устала, да и грипп перенесла на ногах, нервы
не выдерживают напряжения. Кажется, я напрасно пришла к вам. Извините за
беспокойство.
Она сделала попытку встать, но Заточный быстрым движением усадил ее
обратно.
- Не играйте со мной в игры пятнадцатилетних подростков, Анастасия.
Ах, мне так плохо, я пришла, ты меня не понял, я хочу побыть одна, мне
лучше уйти, не удерживай меня, я хочу умереть. Это только в юности выг-
лядит многозначительно и очень якобы по-взрослому, все подростки прохо-
дят через синдром Чайльд-Гарольда, а в вашем возрасте это уже больше
смахивает на бабскую истеричность. И поскольку я знаю вас достаточно хо-
рошо, чтобы поверить в то, что вы можете превратиться в истеричку, мне
приходится делать вывод о том, что вы пытаетесь что-то скрыть от меня. Я
вовсе не претендую на то, чтобы стать поверенным ваших сердечных тайн,
они мне не нужны и неинтересны. Но если вы пришли ко мне, стало быть, вы
хотели о чем-то поговорить, а теперь вдруг передумали. Согласитесь, я не
был бы старым сыщиком, если бы пропустил такую более чем странную ситуа-
цию мимо себя. Мы с вами, если вы не забыли, уже проходили через тяжелую
эпопею взаимного недоверия и подозрительности, но зато потом, когда все
осталось позади, у нас с вами больше нет поводов не доверять друг другу.
Так что вас удерживает от разговора?
Настя подавленно молчала. Она полностью признавала правоту генерала,
но в то же время никак не ожидала, что он станет разговаривать с ней в
таком тоне. Они были знакомы почти два года, и ни разу за все это время
Иван Алексеевич не был с ней так сух, холоден и резок. Чем она провини-
лась перед ним? Неужели только тем, что расплакалась? Дура, зачем она
пришла к нему! Надеялась на доверительный душевный разговор, на мо-
ральную поддержку, а что вышло? Только хуже. Ну почему она такая неск-
ладная, ну почему у нее все идет наперекосяк!
- Не надо смотреть на меня глазами больной собаки, не надейтесь выз-
вать у меня жалость, - продолжал Заточный. - И прошу не обижаться на ме-
ня за резкость, я - мужчина, и могу быть вам только другом. Не пытайтесь
сделать из меня подружку. Я не гожусь на роль наперсницы и не стану вы-
пытывать у вас причину ваших страданий, чтобы потом вместе с вами ее
долго и нудно жевать, поливая соплями и слезами. Или вы честно рассказы-
ваете мне, что довело вас до состояния, близкого к нервному срыву, или
вы уходите, а я остаюсь с убеждением, что вы мне не доверяете, стало
быть, на нашей дружбе можно ставить крест. Выбирайте.
Ей показалось, что она участвует в какой-то чудовищной пьесе, сюжет
которой не имеет ничего общего с ее, Насти Каменской, настоящей жизнью.
Почему она сидит в этой чужой квартире, в квартире совершенно чужого ей
человека, крупного руководителя из министерства? Зачем она пришла сюда?
Чего хотела, чего ждала? На что надеялась? На то, что генерал Заточный
начнет вытирать ей слезы, утешать и успокаивать? Он только что ясно дал
ей понять, что этого не будет. Но ведь она на это и не рассчитывала. Она
очень надеялась на то, что разговор с отчимом позволит ей обрести трез-
вый взгляд на ситуацию, и так и получилось, по крайней мере полтора ча-
са, проведенных в пути от дома родителей до своей квартиры, она была
почти спокойной, и принятое решение уйти из отдела уже не казалось ей
ужасным, трусливым и постыдным. Но потом случилось то, что случилось, и
все сказанное Леонидом Петровичем мгновенно потеряло всю ценность, вес-
кость и убедительность. Грош цена советам и суждениям, если они исходят
от человека, замешанного... У нее не хватило душевных сил даже мысленно
закончить фразу. И без того все понятно. Она шла к Заточному, чтобы сно-
ва посоветоваться: уходить или не уходить. А он встретил ее в штыки,
словно ушат ледяной воды на нее вылил. Почему? Что она такого сделала?
Внезапно ее охватила яростная решимость. Ну и пусть, пусть она сейчас
поссорится с генералом. Да, она дорожила этой дружбой, более того, был
момент, месяца за два до свадьбы с Лешкой, когда она почти влюбилась в
Ивана Алексеевича, да, этот человек ей небезразличен, он много раз помо-
гал ей, но сейчас ей так больно и плохо, что все остальное по сравнению
с этой болью кажется мелким и не серьезным.
И даже разрушить дружбу с Заточным ей сейчас не страшно. Что он ей
сказал? Что у нее есть только два пути, и предложил ей выбирать? Ладно,
пусть так.
- А если я предложу вам самому выбрать? - сказала она, вскидывая го-
лову. - Не хочу навязывать вам свое решение. Вы сами что предпочитаете,
чтобы я рассказывала или чтобы ушла? Выбор за вами, товарищ генерал.
Заточный рассмеялся, и его желтые тигриные глаза вмиг осветили все
вокруг, растопив лед и согрев Настю своим теплом, как два маленьких сол-
нышка.
- Ну наконец-то! Наконец-то я вижу ту Анастасию, которую я знаю и
люблю. А я уж было решил, что больше никогда вас не увижу, что вы пере-
родились и стали скучной, плаксивой неуверенной в себе девицей. Но нет,
вы снова вместо жалкой улыбки показываете хищный оскал. Это радует.
Итак, я жду ваш рассказ. Настя тоже улыбнулась в ответ, ей стало на
мгновение легко и радостно, даже оглушающая боль, казалось, притупилась.
- Да нечего особенно рассказывать, Иван Алексеевич.
Я хочу уйти из отдела, мне действительно не сработаться с новым на-
чальником. Но меня грызет чувство стыда. Надеюсь, вам не надо объяснять,
в связи с чем. Вот, собственно, и все.
- Ну, вы меня удивляете, Анастасия, - развел руками Заточный. - Я ни-
чуть не склонен преувеличивать степень собственного влияния на вас. Про-
ще говоря, я отдаю себе отчет, что я - далеко не главный и не первый со-
ветчик и друг в вашей жизни. С мужем понятно, вы сами сказали, что он в
отъезде, но у вас же есть муж матери. Вы всегда так отзывались о нем!
Почему же вы не пришли со своими сомнениями к нему? Тоже стыдитесь?
- Да, - соврала она и почувствовала, что краснеет. - То есть нет. Тут
другое. Я говорила с ним.
- Да? И что он вам посоветовал?
- Сказал, что я вполне могу уходить, ничего постыдного в этом нет.
Даже прикидывал, куда бы мне перейти.
- И что вас не устроило в его советах? Почему вы пришли ко мне?
- Боюсь, что Леня не вполне объективен. Как любой отец. Он хочет,
чтобы мне было лучше.
- Понятно. Сколько времени вы работаете с новым начальником?
- Месяц. Второй пошел.
- И уже готовы поднять лапки кверху? Не похоже на вас.
- Сама знаю. Потому и стыдно.
- Хорошо, хорошо, не буду, раз сами все понимаете.
Я бы хотел, чтобы вы работали у меня, это само собой. Но у меня сей-
час нет ни одной вакансии.
- Значит, не судьба, - вздохнула она.
Радостное ощущение, вспыхнувшее в ней вместе с солнечной улыбкой ге-
нерала, потухло, и боль снова заполнила все ее существо.
- Буду уходить к кому-нибудь другому. А хотелось к вам. Жаль.
- Не торопитесь, - остановил ее Заточный. - Вы же не ребенок, Анаста-
сия, неужели вы не потерпите два-три месяца? Где-то в апреле - мае у ме-
ня появится вакансия, один сотрудник уйдет на пенсию, и я вас с удо-
вольствием возьму. Ну как?
- Нет, - она отрицательно покачала головой, - мне столько не вытер-
петь. Я с ума сойду. Для меня каждое утро - эта пытка, потому что нужно
заставить себя идти на работу, к Мельнику. Я измучилась, Иван Алексее-
вич, я больше не могу. Сейчас я готова уйти куда угодно, хоть в посудо-
мойки, только чтобы никогда не встречаться с Мельником.
- Если вам хоть сколько-нибудь интересно мое мнение, - жестко произ-
нес генерал, - то имейте в виду: я вас не одобряю. Вы занимаетесь
серьезной тяжелой работой, для которой нужно иметь крутой характер. Если
вы сейчас проявите слабость и быстро сдадитесь, ваши акции сильно упадут
в моих глазах. И я еще очень подумаю, брать ли вас к себе. И могу вас
заверить, точно так же будут думать и другие начальники, к которым вы
станете проситься на работу. Если они, конечно, хорошие и толковые руко-
водители. А если они так не подумают, это будет означать, что они плохие
начальники и работу своего подразделения организуют плохо, набирают лишь
бы кого, только бы дырки заткнуть. Вы сами-то захотите у такого рабо-
тать?
- Иван Алексеевич, я умом признаю вашу правоту, но ничего не могу с
собой поделать. Классический случай, когда ум с сердцем не в ладу.
- Плохо. Вы - оперативный работник, вы не имеете права на эмоцио-
нальный раздрызг. Я уж не говорю о том, что вы не имеете права ни на
слабость, ни на трусость. И не смейте мне говорить о том, что вы женщи-
на. Вас никто на аркане в уголовный розыск не тянул, вы пришли сами и
должны были понимать, во что ввязываетесь. Короче, Анастасия, если вам
нужен мой совет по поводу "уходить - не уходить", то я считаю, что вы
должны остаться. Если же совет вам не нужен и ваше решение твердо, то
единственное, что я могу вам предложить, это подождать, пока у меня ос-
вободится вакансия. Это около трех месяцев. И если позволите, совет я
вам все-таки дам: потерпите, убедитесь в том, что ваше решение пра-
вильно, и не уходите никуда, кроме моей службы, дождитесь, пока у меня
появится место для вас.
- Спасибо, - пробормотала Настя и потянулась за стоящей на полу сум-
кой.
Все ясно, все сказано. Пора уходить. Ноги и руки плохо слушались ее,
как и все последние дни, она с трудом двигалась, плохо видела пол у себя
под ногами и все время боялась споткнуться. Генерал не стал больше удер-
живать ее, вышел следом за ней в прихожую и подал куртку. Но прежде чем
открыть дверь, остановился.
- Вы прислушаетесь к моему совету? Подождете, пока я смогу взять вас
к себе?
Она молча пожала плечами. Как она могла что-нибудь обещать ему, когда
не знала, что принесет ей завтрашний день?
- Меня такой ответ не устраивает, - настойчиво сказал
Заточный. - Я хочу услышать более вразумительный ответ. Три месяца,
Анастасия, только три месяца, но зато вы будете работать у начальника, с
которым у вас не будет проблем. Если вы поторопитесь, вы рискуете по-
пасть к такому же Мельнику, от которого столь поспешно сбегаете.
- Я не хочу вас обманывать, Иван Алексеевич, я ничего не могу вам
обещать. Я просто не знаю.
- Чего вы не знаете?
- Ничего. Ничего я не знаю! Ничего!
Она пулей выскочила из квартиры генерала, с трудом сдерживая вновь
подступившие слезы. Заточный жил на одиннадцатом этаже, но Настя не ста-
ла ждать лифта, а побрела вниз по темной лестнице, держась за перила,
всхлипывая и свободной рукой отирая слезы с лица. Ей было очень больно и
очень плохо.