Oлег Платонов
Жизнь за царя (Правда о Григории Распутине)

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

- А нужна, Григорий Ефимович, народу специально для него
предназначенная газета?

- Народу всякое живое слово нужно. Живым словом он питается и о нем жив
бывает...

- А как, по-вашему, Григорий Ефимович, сокращается за последнее время
народное пьянство? Начинают ли уже складываться благие результаты,
предпринимаемые правительством, борьбы с пьянством?

- И очень даже начинают. Пьянство на убыль пошло, это так...

- Известно ли вам, Григорий Ефимович, что граф С.Ю.Витте в беседе с
одним из иностранных корреспондентов много, по-видимому, приятной для вашего
самолюбия правды говорил о ваших добрых стараниях и заступничестве против
тех, кто накликал войну?

- О приятности или неприятности там для самолюбия - говорить не
будем... Это особая статья... А вот относительно противничества войне, то
оно - конечно, кто же станет желать зла себе и своим?

Достоинство свое национальное соблюдать нам надо, конечно, но оружием
бряцать не пристало. Я всегда это высказывал. Ну, а что касаемо графа С.Ю.
Витте, то он говорил очень разумно, потому что сам он разумный.

А вот, кстати, - спохватился Григорий Ефимович, - спрашивал меня об
этой, бишь, о трезвости, как ее насаждать надо...

Так еще скажу вот что: много позаботиться об отрезвлении народном
надлежит пастырям нашим, многое от них тоже зависимо, и многое можно при
желании и умении им сделать...

- Григорий Ефимович, а слыхали ли вы, что бывший иеромонах Илиодор,
ныне Труфанов, собирается выпустить за границей специальную книгу о вас?

- Ну так что же? - с философским равнодушием отвечает Распутин, - пусть
себе пишет, коль охота есть. Да пусть не одну, а хоть десять книг испишет,
потому бумага все терпит. А что касаемо именно Илиодора, то ведь песня его
спета уж, так что, чтобы ни писал, аль ни хотел там писать, прошлого не
вернешь. Все хорошо во благовремении..."50

"Ну, здравствуй, здравствуй, дорогой, - тепло, с благодушной улыбкой
приветствовал в следующий раз журналиста С. Никитина Григорий Распутин. - Ну
что, опять писать надумал? Экий, братец, ты такой неугомонный, право! Все-то
тебе знать, а проповедовать надо, чтобы это в газете тискать... Ну что ж,
всяк на своем деле хорош, - весело-шутливо говорит Распутин своим "особым и
нервным, теплотонным, типично крестьянским говором".

- Ты вот что, дорогой, напиши, коль ты так уж писать хочешь, -
оживленно заговорил Григорий Ефимович, - вот что: всяка аристократия
мужичком питается... Да, да, питается мужичком, аристократия-то, слышь,
дорогой, - с особой настойчивостью говорил Распутин.

- Мужичок, - продолжал он, - есть сила и охрана ее, аристократии-то.
Мужичок - знамя, и знамя это всегда было и всегда будет высоко.

- Единство нам надо всеобщее, дорогой, - продолжал Распутин, - единство
и дружество! Остальное все само придет. Что всему делу глава?

А вот что: Любовь! Она все венчает, довершает, и она же все созидает.
Только вот любви у нас и мало, а будь ее поболее, -Григорий Ефимович
сокрушенно вздохнул, - не то бы, дорогой, было. Было бы тогда тепло и
радостно, так вот совсем, как когда солнце на заре светит, а то холодно,
да...

- А вот скоро поеду на родину... На отдых... Не забываю я родину-то.
Родина успокаивает...".51 А вот как описывает визит к Распутину сотрудник
"Ялтинского вестника".

"Принял он меня в высшей мере любезно. Несмотря на то, что Григорий
Распутин находился в пути довольно продолжительное время, совершив длинный
путь сначала из Тобольской губернии в Петербург, а оттуда затем в Ялту, он
выглядел довольно бодрым".

"Увидеться со старцем, - пишет журналист, - мне пришлось впервые, и
скажу откровенно, он произвел на меня глубокое впечатление лучистыми
взглядами своих необыкновенных глаз, проникающими, как казалось, в тайники
человеческой души.

- Правда ли, Григорий Ефимович, что вы намерены принять на себя сан
священства? - спросил я.

- Нет, это неверно, - последовал ответ, - и я, право, не знаю, кем и с
какой целью был пущен этот слух". Коснувшись затем тех статей, которые
появлялись в столичной печати, корреспондент "Ялтинского вестника" также
спросил:

- В петербургских газетах на днях были нaпeчатaны заметки о том, что
вы, Григорий Ефимович, намерены в скором времени выступить в печати с
какими-то сенсационными разоблачениями. Правда ли это?

- Нет, неправда... Я далек от всяких выступов... Да и на что мне это.52

Незадолго до покушения почитатели Распутина, встревоженные слухами о
готовящемся покушении, уговаривают его принять меры или по крайней мере
приобрести пистолет.

- Я не городовой, - ответил Распутин, - и носить оружие смерти дело не
мое. Оружие мира, а не смерти должен носить я. Смерти не боюсь. Напротив,
буду рад, что Господь Бог прекратит мои земные страдания. Конечно, приятнее
умереть не от руки злодея, да и вряд ли, чтобы кто-нибудь мог поднять на
меня свою руку.

Вместе с тем готовящееся злодейство он по-своему предчувствовал и
говорил своим почитателям:

- Чувствую, что вскоре придется пережить опасную болезнь, но я не
боюсь. Господь страдал больше за наши грехи, так почему же и мне не
пострадать за свои.53



ПОКУШЕНИЕ НА УБИЙСТВО

Распутин, конечно, заблуждался, когда говорил, что не найдется
человека, способного поднять на него руку. Он рассуждал по себе - "Если
любишь, не убьешь". Но в России того времени была масса людей, живших не
любовью, а ненавистью, и прежде всего ненавистью к исторической России и ко
всем, кто ее поддерживал. Больше всего их было в образованном обществе,
которое в значительной своей части одобрило кровавый бандитский террор
революционеров. Акции убийства, как правило, не осуждались, а считались
вполне приемлемыми способами борьбы с представителями "реакции и
мракобесия". Как это ни странно, значительное число убийц-террористов вышло
из среды священнослужителей и людей, считавших себя близкими к Церкви. Дух
ненависти проникал в самые глубины национальной жизни, парализуя духовные
идеалы Святой Руси.

В те тревожные предвоенные месяцы в России было немало групп людей,
мечтающих о физической ликвидации Распутина. Своей неуемной деятельностью и
близостью к царю Распутин ущемил интересы определенной части высших слоев
госаппарата, духовенства и даже некоторых представителей Дома Романовых.

Не в меньшей степени в ликвидации Распутина были заинтересованы силы,
втягивающие Россию в мировую войну, - от "военной партии" при царском дворе
(прежде всего Великого князя Николая Николаевича и Кь) до зарубежных
поджигателей будущей бойни, от революционных кругов, мечтающих о разрушении
России (Ленина и Кь), до масонских членов Государственной думы (Гучкова,
Керенского и Кь). Каждый из этих сторонников войны помнил роль Распутина в
балканских событиях, убедившего царя не участвовать в военных действиях.


Поэтому нити заговора на жизнь Распутина неизбежно тянутся к одной из
этих сил.

Первая попытка физического устранения Распутина предпринимается еще в
1912 году. "В последние месяцы моего директорства при Н.А. Маклакове, -
пишет Белецкий, - когда августейшая семья находилась в Ливадии и Распутин
был вызван в Ялту, от Ялтинского градоначальника, покойного генерала
Думбадзе, пользовавшегося особым расположением Государя и бывшего под
большим воздействием генерала Богдановича (входившего в ближайшее окружение
В.к. Николая Николаевича. - О.П.), который протежировал Думбадзе, мною была
получена шифрованная телеграмма с надписью "лично" приблизительно следующего
содержания: "Разрешите мне избавиться от Распутина во время его переезда на
катере из Севастополя в Ялту". Расшифровал эту телеграмму работавший в
секретарской части департамента полиции А.Н. Митрофанов, посылая мне на
квартиру шифровку, предупредил меня по телефону, что телеграмма интересна.
Я, подписав препроводительный бланк, послал ее срочно с надписью: "В
собственные руки Н.А. Маклакову" - и затем по особому - для разговоров
только с министром - телефону спросил его: не последует ли каких-либо
распоряжений, но он мне ответил, что "нет, я сам". Какие были посланы
указания Думбадзе и были ли посланы, я не знаю, но приезд в сопровождении
филеров состоялся без всяких осложнений. Этой телеграммы в деле нет, так как
Н.А. Маклаков мне ее не возвратил, а Митрофанов по расшифровке порвал
подлинник..."

Думбадзе хотел привезти Распутина в железный замок, стоявший за Ялтой
над морем, и сбросить его оттуда.

По каким-то причинам это покушение сорвалось.

Новое покушение на убийство Григория Ефимовича Распутина произошло в
селе Покровском в три часа дня 29 июня 1914 года. До начала второй мировой
войны оставался месяц и два дня.

Через несколько часов исправник Скатов направляет прямо в Петербург в
департамент полиции телеграмму. (Хранится в ГАРФ.)

"Петербург, департамент полиции.

Три часа дня 29 июня Покровском Григорию Ефимовичу Распутину Новому,
вернувшемуся Петербурга вечером накануне, улице, около его дома, куда он
вышел послать телеграмму, нанесена рана живот кинжалом сызранской мещанкой
Хионией Кузьминой Гусевой, 33 лет, проживающей Царицыне... Гусева задержана,
преступлении созналась, заявив, приехала Покровское убить Распутина Нового
религиозным побуждениям, участников не было, Гусева их тоже отрицает,
проверка подозрительных Покровском более нет, здесь оказался петербургский
корреспондент газеты Курьер крещеный еврей мещанин Липовцев Киевской
(губернии) Вениамин Борисович ДУВИДЗОН... без паспорта удостоверения
метрикой причта церкви Вилинского Воспитательного дома крещение телеграммы
курьера запросил Петербургское сыскное отделение личности Дувидзона.
Пострадавшему сделана операция. Наблюдает врач, рана порядочная, положение
пока неопределенное. Исправник СКАТОВ".

Архивные материалы - сотни страниц, написанных от руки и только изредка
отпечатанных на машинке. Через почерки людей другой эпохи порою пробираешься
как через дремучий лес. Попробуем сначала дать общую картину преступления,
как она излагается в многочисленных документах, а затем приведем некоторые,
наиболее важные, протоколы допросов и освещение этого дела в печати того
времени.

Распутин вернулся в Покровское из Петербурга вечером 28 июня. По дороге
заезжал в Ялуторовск к своим друзьям Патушинским.

29 июня около 3 часов пополудни разносчик телеграмм Михаил Распутин
(родственник Григория Ефимовича) принес телеграмму и ушел. Григорий
Ефимович, по-видимому, решил дать ответ и побежал догнать Михаила. Выйдя за
ворота, он кликнул его. В этот момент к нему подошла мещанка Хиония
Кузьминична Гусева и низко поклонилась. Григорий Ефимович со словами "не
надо кланяться" хотел было подать ей милостыню. Гусева, воспользовавшись
этим моментом, выхватила из-под платка остро отточенный обоюдоострый кинжал
и ударила Григория Ефимовича в живот. Распутин вскрикнул: "Ох, тошно мне",
побежал по улице от дома примерно на 108 шагов. Гусева преследовала его с
кинжалом в руках. Григорий Ефимович на бегу схватил с земли палку и ударил
Гусеву по голове. На помощь подбежал народ и задержал преступницу. Один из
крестьян, Степан Подигивалов, сильно толкнул Гусеву так, что она упала левой
рукой прямо на кинжал, ранив себя ниже кисти. Гусеву сразу же арестовали и
отправили в каталажку Покровского волостного правления.

Распутину оказали срочную помощь врачи Иевлева, Высоцкий и хирург
Владимиров. Операцию провели прямо в доме Распутина, хотя она прошла
успешно, у врачей не было полной уверенности, что Распутин выживет. Они не
могли определить, ранены или нет тонкие кишки.

Хиония Кузьминична Гусева, в возрасте 33 лет, место рождения - г.
Сызрань Симбирской губернии, место прописки - Сызранская мещанская управа,
место постоянного жительства - г. Царицин, в 3-й части по Балтийской улице,
д. э 3 Пелагеи Заворотковой; мещанка, знаков отличия не имеет, русская,
православная, малограмотная - девица, швейка, других определенных занятий не
имеет, имущественного обеспечения нет, особые приметы - отсутствие носа, а
на его месте неправильной формы дыра, как последствие болезни. Пелагея
Завороткова приходилась Гусевой сестрой, в доме с ними жила еще дочь сестры
- Мария.

Гусева себя признала виновной сразу же. Она заявила, что узнала
Григория Распутина, так как видела его, когда он в 1910 году приезжал в
Царицын. В течение недели он посещал дом Натальи Емельяновны Толмачевой, в
котором Гусева жила келейницей и читала вместе со своими подругами псалтырь
и сорокоуст. Здесь они встречали старца Григория "со славой" и
благоговением, так как он был принят архиереем Гермогеном, который приказал
Илиодору водить Распутина по частным домам. Дома, - рассказывает Гусева, -
Распутин поссорился с Гермогеном и Илиодором. Уезжая, Григорий обещал
приехать, но долго не приезжал. На вопрос Гусевой: "Почему старец не едет?"
- Илиодор ответил, что Распутин - распутник и развратник. Что он оклеветал
Гермогена и Илиодора, мол, они хотят его, Распутина, убить будто бы за то,
что оба пострадали за напечатание в газетах о его, Распутине, жизни. Все
это, а также статья в газете "Свет" под заглавием "Илиодор и Гриша", в
которой была "подробно изложена жизнь Григория Распутина-Нового" и его
развратного поведения, убедили ее, что Григорий Ефимович Распутин -
лжепророк, и она, ревнуя о правде Христовой, решила его убить, подобно тому,
как св. Илья-Пророк ножом убил 400 лжепророков. Чтобы привести в исполнение
задуманное, она в Царицыне на базаре купила у неизвестного лица за три рубля
кинжал и уехала в Покровское, куда прибыла 21-22 июня. Так как Распутин в то
время жил в Петербурге, она устраивалась на квартире разных крестьян в виде
странствующей нищенки, которым говорила, что приехала в Покровское повидать
старца Распутина, о котором идет слава, как о прозорливом старце. От дочери
своей хозяйки 29 июня она узнала, что Распутин дома и был в церкви. Взяв
кинжал, она пошла с целью привести в исполнение задуманное и ожидала его
появления на завалинке у волостного правления, расположенного рядом с домом
Распутина. Ожидания ее были не напрасны. После полудня старец вышел на
улицу, а она двинулась ему навстречу и, поравнявшись с ним, один раз ударила
его в живот. Потом, теперь уже по ее словам, она погналась за ним, чтобы
нанести еще один смертельный удар, но в этот момент Распутин схватил оглоблю
и ударил ее по голове, так что она упала, ранив левую руку. Соучастников у
нее, - утверждала на первом допросе Гусева, - не было, убийство задумала она
одна.

Вечером допросили и самого Распутина. Распутин подтвердил все
установленные факты. По поводу Гусевой сказал, что ее не знает и никогда не
видел, но предполагает, что ее подослал Илиодор, который в последнее время
злился на него и писал про него всякие пакости.

Приступая к дознанию, исправник немедленно проверил население с.
Покровского с целью установления, не имеется ли еще лиц без документов или
подозрительных. Из подозрительных здесь оказался только сотрудник редакции
"Петербургского курьера", мещанин г. Липовца Киевской губернии Вениамин
Борисов Дувидзон, у "коего установленного вида на жительство не
оказалось".54

Присутствие Дувидзона в селе на момент покушения первоначально вызвало
у полиции подозрение в причастности его к этим событиям. Дувидзон как будто
специально ждал здесь чего-то... Одновременно в Тюмени находилось его
доверенное лицо, по-видимому, для связи.

Дувидзон, оказывается, был первым журналистом, сообщившим в Петербург
сенсационную новость. И тут выясняется, что цель его присутствия здесь -
дать искаженное освещение фактам этого дела.

Дувидзон в своем первом "интервью" с Гусевой фальсифицирует картину
преступления. Он пишет: "Прерывая свою речь истерическими рыданиями, Гусева
сообщила, что "уже давно задумала убить его и положить конец тому странному
злу и обману, который навел его на Россию... под личиною пророка. Он
колеблет христианство, сеет соблазн и совращает народ, кощунственно
издеваясь над самыми священными чувствами истинно верующих христиан.
Пользуясь полной безнаказанностью, он открыто живет с девушками, пороча
честь без зазрения совести, без стыда.

- Мою близкую подругу, Ксению, он растлил на моих глазах. Он порочит,
поносит и губит людей, пользуясь своим влиянием. Он сгубил кроткого
Илиодора!.. Я - простая христианка, но больше не могла выносить поругания
Церкви! Я неизлечимо больна. Жизнь моя мне недорога. Я еще в прошлом году
пыталась убить его, но это мне не удалось. В Ялте я не могла добраться до
него, его скрывали светские поклонницы. Жалею, что рука и на сей раз
дрогнула. Хотела второй раз ударить, но сын его палкой сшиб меня с ног.55

На следующий день полиция официально опровергает это сообщение
Дувидзона как фальшивое, ибо с момента ареста ни один из журналистов к
Гусевой не допускался, и, следовательно, получить интервью не мог. Значит,
это интервью либо было просто придумано, либо получено от убийцы еще до
покушения, а значит, Дувидзон знал о покушении заранее. Но, судя по тому,
что Дувидзон знал некоторые детали будущих показаний Гусевой, а также еще
неопубликованную телеграмму С.Труфанова (Илиодора), есть основание говорить
о нем как о соучастнике покушения. Тем не менее полиция, по указанию из
Петербурга, отпускает Дувидзона, даже не допросив его, и в дальнейшем не
расследует его возможную причастность к этим событиям.

2 июля 1914 года санкт-петербургская газета "Земщина" задает вопрос
газете "Петербургский курьер": "Почему она оказалась единственным органом
печати, командировавшим своего собственного корреспондента в село
Покровское, куда поехал на покой Григорий Распутин... Предусмотрительность
"Курьера" выходит из обычных рамок. Она наводит на разные размышления..."

Впрочем, вернемся к первым часам покушения. Распутина с большой
осторожностью перенесли домой. Когда очевидец вошел в полутемную комнату, в
которой находился уже перевязанный фельдшером Распутин, "здесь творилось
нечто невообразимое".

Дети и близкие Распутина плакали, суетились и все добивались, кого бы
из врачей вытребовать из Тюмени.

Тут же присутствовал бледный, растерянный урядник. Распутин лежал в
беспамятстве.

"Часа через 2 с половиной он очнулся и узнал очевидца.

- Как вы себя чувствуете? - спросил я.

- Плохо... - отвечал Распутин. - Какая-то баба меня пырнула. Это... по
проискам проклятого Илиодора... Удивительно... И за что такая напасть? Но,
Бог даст, я выживу... Буду здоров..."

Очевидец стал успокаивать раненого. Сказал, что послана телеграмма
врачей в Тобольск и Тюмень.

Вскоре Распутин снова впал в беспамятство. Так продолжалось два дня.
Когда раненый приходил в себя, с ним беседовали врачи, исправник и работники
прокуратуры.56 В этом состоянии он дает свои первые показания.



ПОКАЗАНИЯ ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА

"Зовут меня Григорий Ефимович Распутин-Новый, 50 лет, православный,
крестьянин с. Покровского, где и живу, малограмотный, под судом не был,
показываю:

Вчерась после обеда, часа в 4 дня, я побежал дать телеграмму и вышел за
ворота своего дома на улицу; вижу, ко мне от правой калитки наших ворот
подошла незнакомая мне женщина с завязанным ртом и лицом так, что видны были
одни лишь глаза (как ее зовут, не знаю), с поклоном. Я приготовился ей дать
милостыню и вынул из кармана портмоне. В этот момент у нее блеснул в руках
предъявляемый мне кинжал (был предъявлен по просьбе потерпевшего Григория
Распутина-Нового кинжал и бывшая на нем одежда 29 сего июня), и она им меня
один раз ткнула в живот около пупка, и я почувствовал, что из меня полилась
кровь; сделала она это молча, а раньше как бы спросила у меня милостыню, и я
ее принял за прошательницу. Я бросился от нее бежать по улице к нашей
церкви, поддерживая обеими руками рану на животе.

За мной побежала и эта женщина с кинжалом, и мы добежали до моста
Дорофеевых. Собрался народ, и меня не стала резать эта женщина. Ее я не
видел в жизни ни разу и каких-либо столкновений и дел с ней у меня не было.
Она меня хотела убить, а не ранить и не побежала бы за мною, когда бы меня
хотела только ранить. Я думаю, что она была подослана убить меня Илиодором
Труфановым, так как он на меня имеет все подлости; других доказательств
моего подозрения на Илиодора в участии и покушении на убийство я не имею.
Его я только подозреваю, сумлеваюсь. Я считаю ненормальным, когда он отрекся
от Бога, от Церкви Святой.

Я четыре года назад был у Илиодора в Царицыне. Он меня встречал с
толпами народа и говорил про меня проповеди о моей жизни. Я жил с ним дружно
и делился с ним своими впечатлениями. Его я выручал, а когда перестал
выручать, он провалился. Он на меня писал жалобы в Святейший Синод и посылал
обо мне телеграммы Сазонову, министру иностранных дел, где писал, что он
погибает; телеграммы эти были адресованы ко мне, а читали их сазоновские,
так как я человек безграмотный. Наша распря пошла из-за того, что я не
пускал его по Волге с богомольцами и был против выдачи ему денег на газету
"Гром и молния". Был Илиодор у меня года четыре назад в Покровском, где
похитил важное письмо, которое и передал высшим властям. Больше показать
ничего не имею. Прошу протокол мне не читать, потому что я не люблю слушать
мной продиктованное".57

Во время дачи показаний Распутин неоднократно впадал в беспамятство.

Рана была очень опасной, и врачи считали, что Распутин, возможно, не
выживет, в газетах уже стали появляться сообщения о его смерти. Григорий
Ефимович готовился к смерти и сам вызвал священника, который причастил его.

Основания для опасения были серьезные. При судебно-медицинском
освидетельствовании Григория Ефимовича Распутина, произведенном 4 июля, у
него в области живота на середине между пупком и лобком обнаружена косвенно
продолговатая рана длиной в два сантиметра и шириною по середине в один
сантиметр; края раны ровные, концы острые, в глубине раны свертки крови,
рана проникает в брюшную полость; в глубине раны на брюшине после сделанной
ночью, 29 июня, операции наложены швы. По объяснению проводившего операцию
врача Владимирова ранения кишок не оказалось, а на брыжейке был найден
небольшой порез; по своему характеру рана отнесена к разряду тяжелых,
опасных для жизни.58

3 июля Распутина перевозят на пароходе "Ласточка" в Тюмень. На пароход
несли очень осторожно. Но и здесь не обошлось без неожиданности. Предлагали
нести на носилках. Но кому-то из домашних пришло в голову испытать их
прочность. На приготовленные носилки лег сын Григория Ефимовича. К ужасу
всех, носилки сломались. В квартире поднялся неистовый плач и крик. Начали
делать новые, которые оказались уже более подходящими. На них отнесли старца
на пароход. Рядом с носилками шли жена и дети. На улицу вышло все население
Покровского. Перед отходом парохода был отслужен молебен о благополучном
путешествии. Пароход отвалил от берега под звон колоколов. Берега были
запружены крестьянами не только из Покровского, но и из других близлежащих
селений.

Тем временем в Тюмени тоже ожидали приезда Распутина. Возле пристани
собралась масса народа. Так как пароход запаздывал, в толпе начали
распространяться тревожные слухи о смерти старца. Была отправлена срочная
телеграмма с запросом. Немного времени спустя пришла телеграмма, подписанная
сопровождавшим Распутина врачом Владимировым: "Ждите, сегодня будет в
Тюмени, самочувствие хорошее".

В Тюмени Распутина привезли в городскую больницу, где врач Владимиров
произвел вскрытие брюшной полости. Операция была произведена удачно. Но
вместе с тем было установлено, что задета и поцарапана брыжейка, а значит
сохранялась опасность рокового исхода.

В тюменской больнице Распутин пролежал до 17 августа. Здесь его
окружили вниманием и заботой. Кроме жены и детей, за ним постоянно ухаживали
его друзья Патушинские и Стряпчевы. Приезжали епископ Варнава и Мартиниан.
Во многих местах совершались молебны. В Москве молебны о здравии Распутина
были у Иверской Иконы Божьей Матери, в Чудовом и Новодевичьем монастырях и
др. Со всей России Распутину идут сочувственные письма и телеграммы. Русский
богатырь борец И.М. Заикин прислал Распутину телеграмму: "Молю Бога об
укреплении вашего душевного и физического здоровья".59

Слухи о смерти Распутина породили массу новых фальшивок. Газеты
"Петербургский курьер", "Утро России" объявляют о том, что Распутин вел род
дневника. Эти записки, под заглавием "По Божьему пути", составлялись
специально приглашенным лицом, не безучастным к занятию журналистикой, из
духовного звания, давнишнего знакомства и репетитора сыновей одной сановной
дамы.

Газеты публикуют массу выдуманных подробностей. "В этот дневник,
который велся нерегулярно, а время от времени, заносились самые
разнообразные данные: как о состоянии здоровья автора и членов его семьи,
так и о встречах, впечатлениях, приемах, подношениях, путешествиях Распутина
и его близких".

Газетчики выдумывают несуществующую беседу с Распутиным, во время
которой он якобы отвечал на вопрос: "Опубликует ли он свои записки?"

"Нет, как можно, нельзя, - возразил он. - Пусть дети мои, если найдут
нужным, сделают это".60

А "дневник" был уже сфабрикован. Определенные силы готовились его
пустить в ход сразу же после смерти Распутина.

Газеты продолжали распространять нелепые слухи. "Петербургский курьер",
например, со ссылкой на секретаря Распутина Латинскую, сообщает о
существовании некоего завещания Распутина.

Сам Распутин, утверждает корреспондент этой газеты, частенько упоминал
о своем завещании, но это касалось не материальных сторон, а его
нравственных требований от наследников, и даже нечто вроде поучения детям.
Кроме того, у Распутина хранится нечто вроде его политического завещания,
составленного им при помощи одного литератора из правого лагеря. В этом
завещании, по утверждению газеты, Распутин много говорит о своей роли, о
борьбе с представителями светской власти при церкви, о С.М. Лукьянове, о
своей дружбе с епископом Феофаном и с другими отдельными иерархами Церкви.

Газета ссылается на неких лиц, от которых Распутин не скрывал своего
завещания, которые якобы свидетельствовали, что оно написано грубым языком
фактов и производит громадное впечатление. Те же лица, по утверждению
газеты, свидетельствовали, что все от первого до последнего слова -правда.
"Судьба этого документа, - пишет "Петербургский курьер", - в настоящее время
неизвестна, хотя к делу о покушении на него он никакого отношения не имеет".

Но Распутин уже не собирается умирать. Как только он приходит в себя,
еще лежа в постели, он начинает рассылать телеграммы близким и знакомым по
неотложным делам. Особенно волнует его надвигающаяся война. Всеми силами он
стремится повлиять на царя. Одну телеграмму к царю по поводу войны мы
приводили, а есть еще одна: "Верю, надеюсь на мирный покой, большое
злодеяние затевают, не мы участники, знаю все ваши страдания, очень трудно
друг друга не видеть, окружающие в сердце тайно воспользовались, могли ли
помочь" (19 июля 1914г.).

А тем временем полиция продолжает расследование этого дела. В качестве
свидетелей допрашиваются домашние Распутина, живущие в его доме работники, а
также одна из его последовательниц Лаптинская.

Из показаний Е.И. Печеркиной, работницы в доме Распутина.

"Зовут меня Евдокия Ивановна Печеркина, 40 лет, православная,
крестьянка деревни Ламбино Кураловской волости Тобольского уезда, живу в с.
Покровском, малограмотная, под судом не была, в деле чужая, показываю:

Во вторник на прошлой неделе 24 июня на Ивана Купалу я была одна в доме
Григория Ефимовича Распутина. Его не было дома, а семья была в лесу за
груздями. Часов в 10 утра в тот день незнакомая мне женщина, одетая в черную
шаль, как ее звать - не знаю, три раза стукнула в наше окно и все пряталась.
Я вышла узнать, кто стучит, думая, что это кто-либо из прошателей Григория
Ефимовича. Вижу эту женщину. Она рукой закрыла нос. Я ее спросила: "Что тебе
надо?" Она мне гнусаво ответила: "Я приехала из Астрахани за милостыней к
Григорию Ефимовичу. Я больна, не поможет ли он мне? Как человек славутный,
славится и всем помогает. Когда он будет дома, то есть в селе Покровском?" Я
ей ответила на последний вопрос:

- Мне неизвестно. Вы уходите! - И она ушла со двора.

Все время до возвращения Распутина домой в село Покровское в субботу
вечером 28 июня - эта женщина во дворе Распутина не бывала. Я про нее совсем
забыла, а потому и не предупредила последнего про расспросы о нем этой
гнусавой женщины.