Маринина А. Б.
Настя Каменская
За все надо платить

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

ГЛАВА 4

Николай Саприн лежал в постели, мучимый высокой температурой, заста-
релой ненавистью и зарождавшейся влюбленностью. Причем одновременно. И
при этом понимал, что ни на первое, ни на второе, ни на третье права он
не имеет, потому что должен искать Тамару Коченову.
Выйдя после встречи с Шориновым из дома, где жила его любовница, и
обнаружив, что Тамара сбежала, он немедленно вернулся в квартиру Кати.
Михаил Владимирович уже собирался уходить и очень торопился. Сообщение
Николая его совсем не обрадовало.
- Ты считаешь, что она сбежала, потому что поняла, насколько стала
опасной для нас?
- Я вам говорил об этом четверть часа назад, - раздраженно ответил
Саприн, чувствуя внезапное головокружение и быстро нарастающий неприят-
ный металлический привкус во рту. Черт возьми, где он ухитрился просту-
диться?
- Тогда тем более ее нужно немедленно найти, - приказал Шоринов, на-
тягивая куртку.
Он не любил, когда ему указывали на его промахи, но ошибки свои умел
признавать.
- Катя, я ушел! - крикнул он.
Катя выбежала в прихожую, чмокнула Шоринова в щеку, улыбнулась Нико-
лаю, потом посмотрела на него более внимательно.
- Что с вами, Коля? Вы весь в испарине. Вам нехорошо?
- Все в порядке, - вымученно улыбнулся Саприн. - Кажется, простыл
немного.
Катя легко дотронулась ладонью до его лба.
- Да у вас же температура! И никакая это не простуда, а самая настоя-
щая вирусная инфекция. Чем вы лечитесь?
- Пока ничем. Полчаса назад был совершенно здоров. Сейчас приеду до-
мой и начну лечиться.
- Конечно, это инфекция, - убежденно повторила Катя. - Простуда не
дает такого быстрого развития.
- Катя, - недовольно перебил ее Шоринов, - сейчас не время играть в
доктора. Я тороплюсь. Пойдем, Николай.
- Нет, - внезапно заупрямилась девушка. - Я не могу отпустить Колю в
таком виде. Ты что, не понимаешь, Дусик? У него же температура высокая,
как он сядет за руль? Он же в аварию может попасть.
- И что ты предлагаешь? Устроить здесь лазарет? - Шоринов начинал
злиться, это было очевидно, но Катя, судя по всему, не считала нужным
обращать на это внимание.
- Я по крайней мере смогу сбить ему температуру, чтобы он мог без
происшествий доехать до дома, - заявила она. - Раздевайтесь, Коля.
- Спасибо, Катя, я вам очень признателен, но я поеду, - сказал Сап-
рин, хотя чувствовал себя совсем плохо.
Он знал за собой эту особенность: заболевать резко и очень быстро.
Ухудшение обычно происходило прямо на глазах, в течение максимум часа, а
то и еще быстрее. Он всегда завидовал людям, которым сначала два-три дня
немножко нездоровится и о начинающейся болезни заблаговременно предуп-
реждают легкое покашливание и ненавязчивая головная боль. Такие люди,
думал Николай, могут вовремя "перехватить" болезнь, принять радикальные
меры и отделаться легким испугом. Ему же это никогда не удавалось. Попав
в организм, вирусная инфекция весь латентный период вела себя тихо и ни-
чем его не беспокоила, а потом в одночасье обрушивалась дурнотой, сла-
бостью, головокружением, болями в ногах и высокой температурой. И сей-
час, стоя в прихожей Катиной квартиры, Саприн отчетливо понимал, что де-
вушка права: в таком состоянии он не может вести машину. И плевать, что
по этому поводу думает Шоринов. Жизнь, в конце концов, дороже.
- У меня нет времени.
Шоринов резко распахнул входную дверь и обернулся.
- Оставайся, Николай, пусть Катя приведет тебя в чувство, а то еще,
не дай Бог, врежешься во что-нибудь.
Оказалось, что лечить Катя действительно умеет, хотя смысла предпри-
нимаемых ею действий Саприн до конца не понимал. Она давала ему какие-то
лекарства, мазала определенные точки на теле пахучими мазями, которые
нестерпимо жгли кожу, заставляла вдыхать поднимающийся из термоса пар от
горячей воды, в которой развела вьетнамский бальзам и таблетку валидола.
Зачем это нужно, Николай не знал, но послушно выполнял все, что она ве-
лела. Он мог бы съесть даже живую жабу, если бы получил ее из Катиных
рук.
- Имейте в виду, Коля, - говорила она очень серьезно, забирая у него
градусник, - я не вылечила вашу болезнь, вам нужно лежать в постели как
минимум неделю. Но температуру я вам сбила, и голова ближайшие полто-
ра-два часа кружиться не будет, так что до дома вы доедете. Хотя это,
конечно, не дело. Вам бы нужно сейчас поспать часов десять-двенадцать, а
не ехать.
Ехать Саприн не хотел. Он хотел сидеть здесь, в этой квартире, рядом
с Катей, а еще лучше - лежать и болеть. Но непременно здесь, чтобы Катя
за ним ухаживала.
- Где вы научились так ловко бороться с болезнями? - спросил он.
Катя весело рассмеялась.
- В нашей семье было шестеро детей, я - старшая. Мама очень рано на-
чала болеть, ей пришлось уйти с работы, она с тридцати семи лет на инва-
лидности. Представляете, восемь ртов прокормить? Родители да нас шесте-
ро. Вот папа и начал ездить на заработки, на Север завербовался, большие
деньги присылал. Так что я привыкла быть нянькой, на мне мама и пятеро
младших с тринадцати лет. Поневоле научишься и лечить, и учить, и сопли
вытирать. Я среднюю школу, можно сказать, шесть раз прошла: сама училась
и с каждым из младших все уроки переделала да проверила. А сколько кос-
тюмов я к детским праздникам сшила! А сколько ушибов и порезов залечила!
У меня иногда такое чувство бывает, что я пятерых собственных детей вы-
растила. Может, поэтому и замуж не выхожу. Знаете, кажется, что я мате-
ринский долг перед природой полностью выполнила. Хочется немножко пере-
дохнуть.
Николай уехал от нее в два часа ночи, дома лег в постель и не вставал
вот уже третий день. Ухаживать за ним было некому, Катиными методами ле-
чения он не владел, поэтому страдал от температуры и ломоты во всем те-
ле, принимал традиционный набор лекарств и нетерпеливо ждал, когда бо-
лезнь отступит настолько, что он сможет ездить во всему городу, разыски-
вая Тамару. Жил он один; где-то в Подмосковье, на теплой зимней даче жи-
ла его мать со своим третьим мужем, но Николаю и в голову не могло прий-
ти позвать ее. Мать он ненавидел.
Вера Григорьевна никогда не утруждала себя заботой о детях. Отправив
шестимесячного Колю к своей матери в далекую украинскую деревню, она за
двенадцать лет ни разу не навестила его, ограничиваясь денежными перево-
дами и посылками. Ее мать, Колина бабушка, была женщиной мудрой и доброй
и, хотя поведения дочери не одобряла, ни разу не говорила об этом вслух
при мальчике. Напротив, внушала ему мысль о том, что его мамочка - самая
чудесная, самая красивая, вон как она заботится о нем, и деньги шлет, и
подарки к праздникам. Когда Коле исполнилось двенадцать, от матери приш-
ло письмо, в котором она позволяла наконец прислать мальчика обратно в
Москву. Коля, выросший рядом с бабушкой-сказочницей, чувствовал себя
принцем в изгнании, а маму, которую до той поры ни разу не видел, считал
не меньше чем доброй королевой, которую злые враги заставили расстаться
с единственным сыном. Теперь с происками врагов покончено, и она зовет
его, своего любимого сына, обратно.
Реальность, однако, оказалась грубее, жестче и пошлее. С Колиным от-
цом мама, как выяснилось, давно развелась, от второго брака у нее была
трехлетняя дочка Ирочка. Мамин новый муж с самого начала не одобрял, что
Коля живет не с ними, и требовал, чтобы Вера Григорьевна вернула сына
домой, но та отговаривалась, ссылаясь на стесненные жилищные условия:
они жили в однокомнатной квартирке. Когда муж получил от своего ве-
домства огромную трехкомнатную квартиру, оттягивать Колино возвращение
причин не нашлось, и Вера Григорьевна сдалась.
Та семейная идиллия, о которой мечтал мальчик, трясясь в вагоне поез-
да Киев - Москва, продолжалась ровно неделю. В течение этой недели Вера
Григорьевна облизывала сына, подкладывала ему в тарелку самые лучшие
куски и сокрушалась, что он такой худенький, озабоченно обсуждала, не
различаются ли школьные программы на Украине и в. Москве и не окажется
ли Коля отстающим. Одним словом, всячески изображала заботливую и любя-
щую мать. Через неделю все кончилось, и Коля даже в свои двенадцать лет
понял, что самое главное для матери - это она сама, ее удобства и ее
собственные желания. Была бы ее воля, она бы развелась и со вторым му-
жем, а с Ирочкой поступила бы так же, как поступила в свое время с Ко-
лей. Но при разводе пришлось бы разменивать квартиру, а этого ей не хо-
телось - уж больно она была большая, да еще в самом центре Москвы. Все
знакомые от зависти с ума посходили.
Зато с Олегом Петровичем, мужем матери, отношения у Коли сложились
очень хорошие. Олегу было совестно за поведение жены, и он изо всех сил
старался искупить ее вину: проводил с детьми много времени, водил их в
цирк и в зоопарк, Ирочке покупал куклы, с Колей занимался спортом. А че-
рез три года погиб. Только тогда Коля и узнал, что Олег Петрович работал
в Комитете государственной безопасности.
Вера Григорьевна горевала недолго, в конце концов все получилось так,
как она хотела: квартира осталась ей, пенсию на Ирочку она получала со-
лидную, а главное - теперь никто больше не упрекает ее в том, что она
плохая мать и не заботится о своих детях. Коле шел шестнадцатый год, и
он остро ощущал, что мешает матери, путается под ногами, занимает целую
комнату, да вдобавок быстро растет и потому много ест и ему постоянно
требуется новая одежда и обувь. Ирочку Вера Григорьевна отдала в шко-
лу-интернат для детей сотрудников МИДа. К МИДу она никакого отношения не
имела, но на работе покойного мужа похлопотали, и отныне Ира постоянно
находилась в этом интернате среди детей, родители которых уехали в дли-
тельную загранкомандировку, и домой являлась только на выходные.
Николай старался как можно меньше бывать дома, радостно принимал
приглашения школьных приятелей пойти к ним в гости или поехать на дачу,
записался во все мыслимые и немыслимые кружки и секции, чтобы было чем
себя занять вне дома, а не болтаться по улице: страх перед бездельем был
накрепко привит все той же мудрой бабушкой, вырастившей его. Закончив
десять классов, Коля Саприн, кроме серебряной медали, имел первый разряд
по легкой атлетике, знал очень прилично английский язык и чуть хуже -
немецкий, играл на электрогитаре и ударных и умел массу других нужных и
полезных вещей. А на вопрос, кем он хочет быть, отвечал не задумываясь:
"Хочу работать в КГБ, как Олег". И дело здесь было не в романтике, а в
том, что покойного мужа матери он понастоящему полюбил, очень к нему
привязался и хотел стать похожим на него.
И снова помогли бывшие сослуживцы Олега Петровича. Николай поступил в
Высшую школу КГБ и через четыре года надел лейтенантские погоны с но-
венькими сверкающими звездочками. Карьера его продвигалась вполне успеш-
но, пока не грянул путч 1991 года. Под сокращение он не попал, считался
молодым и перспективным, имел за плечами несколько удачно проведенных
операций за рубежом, но с новым руководством Николай сработаться не су-
мел, и его "вежливо попросили". Приобретенные профессиональные навыки
позволили ему найти собственную "экологическую нишу", в которую регуляр-
но капали солидные деньги. Он стал специалистом по деликатным поручени-
ям.
Как только появились первые доходы, Саприн первым же делом купил
квартиру и съехал от матери, чему та была несказанно и нескрываемо рада:
у нее появился очередной кандидат в мужья, намного моложе ее самой, и
постоянное присутствие взрослого сына ее нервировало. Николаю было жалко
Ирочку, которой уже исполнилось к тому времени двадцать три года. Она
тоже собиралась замуж, но прособираться могла бы еще лет сто: о том,
чтобы привести мужа в квартиру к матери, и речи быть не могло, никакого
зятя в заботливо свитом гнезде Вера Григорьевна не потерпела бы. К
счастью, вопрос с замужеством сестры решился благополучно: родители же-
ниха согласились разменять свою квартиру, чтобы отселить молодых. Спустя
год Ира со своим Леонидом отбыли в Израиль, а оттуда - в США. И вот тут
произошло нечто такое, после чего Николай Саприн, до тех пор относивший-
ся к матери просто холодно, стал ее ненавидеть.
Узнав о планируемом отъезде дочери. Вера Григорьевна выразила желание
ехать следом за ней. Договорились, что первыми поедут молодые, у семьи
Леонида в США были родственники и знакомые. Когда они хотя бы немного
обоснуются, к ним приедет Вера Григорьевна с мужем. Родители Леонида то-
же собирались уезжать, но жить в США им не хотелось, они предпочитали
остаться в Израиле, где тоже были родственники.
- Давай мы с мужем пропишемся в вашей квартире, - предложила дочери
Вера Григорьевна, - а нашу большую трехкомнатную в центре пока будем
сдавать, это будет выгоднее. Если вы сейчас продадите свою квартиру, то
получите за нее тысяч семьдесят-восемьдесят, а если мы с Сашенькой пока
в ней поживем, то нашу трехкомнатную можно будет сдавать за две-три ты-
сячи в месяц, я узнавала, большие квартиры в черте Садового кольца стоят
очень дорого. Таким образом, за год мы получим дополнительно тридцать
тысяч долларов. Поди плохо? Через годикдругой вы встанете на ноги, вызо-
вете нас, мы продадим обе квартиры и привезем вам деньги за вашу кварти-
ру, за нашу и еще эти тридцать тысяч.
Предложение показалось разумным, Ирочка и ее муж с ним согласились,
прописали Веру Григорьевну в своей квартире и отбыли в дальние страны.
Спустя почти год Ира позвонила матери и сказала, что ей срочно нужны
деньги.
- Мамуля, продавай быстрей нашу квартиру и приезжай. Мы покупаем дом,
нужно вносить за него деньги.
- Но, видишь ли, это так скоро не делается, - возразила Вера Гри-
горьевна.
- Что не делается? - не поняла Ира. - Квартиру продать - три дня, я
же знаю.
- А анкеты, паспорта, визы? Это не так просто.
- Но, мама, деньги нужны как можно скорее.
Я пришлю тебе приглашение, оформи туристическую визу и приезжай на
недельку. Потом вернешься, закончишь все формальности, и вы приедете уже
окончательно.
- Не знаю, не знаю, - задумчиво проговорила Вера Григорьевна. - Все
это так неожиданно... Через несколько дней Вере Григорьевне позвонил
мужчина с приятным голосом, представился знакомым Ирочки и Леонида и
сказал, что привез приглашение.
- Я знаю, что с билетами на самолет большие проблемы, их нужно поку-
пать чуть ли не за полгода, но у меня очень хорошие возможности в этом
плане, так что я вам помогу с билетом на любой день. Ира очень просила,
чтобы вы привезли деньги как можно скорее, им нужно оплатить хотя бы
первый взнос за дом. Если у вас проблемы с посольством, я все улажу.
Вера Григорьевна приглашение взяла, но от помощи вежливо отказалась.
Через две недели Ира позвонила брату.
- Послушай, что происходит? - зло спросила она. - Мать, вообще, соби-
рается везти наши деньги или как? Я не могу добиться от нее членораз-
дельного ответа.
- Я разберусь, - коротко ответил Николай, повесил трубку и помчался к
матери, с которой не виделся с того самого дня, как они все вместе про-
вожали Иру и ее мужа в Шереметьеве.
Разговор с Верой Григорьевной его ошеломил.
- Я не собираюсь никуда ехать, - заявила она. - Мне не нужна никакая
Америка, я прекрасно проживу и здесь.
- Живи, - согласился Николай, пока еще не понимая, к чему ведет мать.
- В чем проблема? Продай Иркину квартиру, отдай ей деньги, а тебя туда
никто силком не тянет.
- Продай! - передразнила мать. - А где я буду жить?
- Как это где? - опешил он. - У тебя же роскошная трехкомнатная хата
в самом центре.
- Но прописана-то я у Иры, а не в трехкомнатной.
- Ну так пропишись обратно.
- Не указывай мне! - внезапно рассердилась мать. - Это не твое дело.
Она уехала, у нее своя жизнь, у меня - своя. Я не обязана оплачивать ее
дом. Пусть его родители деньги дают.
- Мать, как ты можешь? - возмутился Николай. - Вы же договорились...
Она рассчитывала на эти деньги. В конце концов, эту квартиру они получи-
ли благодаря родителям Леонида, у него все права на нее, а не у тебя.
Так нельзя.
- Убирайся! - взвизгнула Вера Григорьевна. - О ней ты думаешь, а обо
мне хоть раз в жизни подумал?
Николай хлопнул дверью и отправился разыскивать Александра, третьего
мужа своей матери. К вечеру он уже все понял. Вера Григорьевна старалась
для своего Сашеньки, который хотел иметь собственный дом в ближнем Под-
московье, большой, кирпичный, со всеми удобствами. Одним словом, такой,
в каких принято жить на Западе. На строительство этого дома и идут
деньги за сданную огромную квартиру. Впоследствии планировалось продать
квартиру Ирины, большую трехкомнатную обменять на маленькую с солидной
доплатой, тысяч эдак в пятьдесят, и таким образом полностью расплатиться
за дом и обстановку. А уезжать Вера Григорьевна и не собиралась с самого
начала, все это и было задумано для того, чтобы обеспечить строительство
и оборудование роскошного дома в пригороде.
Вернувшись домой, Саприн тут же позвонил сестре и все ей рассказал.
Ира разрыдалась.
- Я беременна... Мы не хотели заводить ребенка, пока у нас не будет
своего дома, пока у Лени не уладится с работой. И вот с работой все в
порядке, мы подыскали дом, а она... Что же" мне делать, Коля?
- Подожди, Иришенька, подожди, не плачь.
Какой у тебя срок? Может быть, еще не поздно? Я ее дожму, я вытрясу
из нее эти деньги, но на это нужно время.
- Ох, Коля... Аборт делать поздно, уже четыре месяца.
Саприн понимал, что силой действовать нельзя, а через суд ничего не
добьешься, мать прописана в квартире и никто не может заставить ее сде-
лать то, что она обещала. Для того чтобы вынудить Веру Григорьевну про-
дать квартиру и вернуть деньги дочери, нужно проводить длительную и тща-
тельно разработанную комбинацию, вплетая в нее и шантаж, и ревность к
молодому мужу, и страх разорвать отношения с дочерью, и многое другое.
На такие комбинации действительно нужно время, а его-то как раз и нет.
Он еще несколько раз пытался поговорить с матерью, но результат был
один и тот же. И Саприн понял, что старается напрасно. Ничего у него не
выйдет.
Он очень хотел помочь сестре, но не знал, как это сделать. Выход был
только один: как можно скорее заработать как можно больше денег и отдать
ей. Он знал, что Ира и ее муж живут в квартире, которую снимают на
деньги добрых родственников. Деньги, конечно, нужно будет отдать, но это
терпит. Беда в том, что работа, которую нашел Леонид, требует, чтобы они
жили совсем в другом месте, в другом городе, где нет дешевых меблирашек.
А на то, чтобы арендовать приличный дом, денег им никто не даст. Если же
отказаться от этой работы, то придется согласиться с тем, что ребенок
родится у безработных родителей, чего позволять тоже никак нельзя. До
родов оставалось всего два месяца, Ира была на грани отчаяния, и Николай
взялся за это сомнительное дело с убийством Вероники Штайнек-Лебедевой
только потому, что Шоринов хорошо за него заплатил. А теперь вот еще Та-
мара... Если он сможет ее найти и устранить, то получит еще деньги. Это-
го будет вполне достаточно, чтобы ребенок его сестренки родился в нор-
мальных условиях, в хорошей клинике, откуда его привезут в маленький
уютный домик счастливые родители. Если бы не это, если бы не его подлая
и жадная мать, он бы никогда не взялся за такое дело. Послал бы подальше
Шоринова, и дело с концом. Пусть ищет других исполнителей...
Нынешняя болезнь свалила Николая как нельзя более некстати. Дорог
каждый день, ему нужно искать Тамару, чтобы покончить с ней, получить от
Шоринова обещанные деньги и отправить их сестре. Часть денег - гонорар
за Веронику и кое-какие собственные сбережения - он все-таки успел пере-
вести Ире через российское отделение Дойчбанка, на первый взнос за дом
ей должно хватить. Но хорошо бы успеть получить и второй гонорар, чтобы
рожала его единственная сестра не абы где и чтобы на приданое маленькому
хватило.
Мысль о Тамаре заставляла Николая Саприна болезненно морщиться. Во
время двух последних поездок в Австрию он регулярно спал с ней, но не
потому, что она ему безумно нравилась, вовсе нет, просто так нужно было
для дела. Николай знал, что обладает броской красотой и, если будет всю-
ду появляться один, на него станут обращать внимание как женщины, что
естественно, так и мужчины этих женщин. Будут обращать внимание, а зна-
чит - запоминать. А этого ему совсем не хотелось. За одиноким красавцем
наблюдают десятки глаз. За красивым мужиком, рядом с которым красивая
женщина, не наблюдает никто: женщинам не обломится, а мужчинам он не
опасен. Но еще существуют горничные, которые всегда могут точно опреде-
лить, что парочка делала на этих белоснежных простынях - мирно спала или
с упоением занималась любовью. И еще есть нечто неуловимое, что сразу
позволит опытному взгляду отличить пару просто знакомых от пары любовни-
ков или супругов. И никакое актерское мастерство здесь не Поможет. Если
ты не спал с женщиной, ты не сможешь вести себя с ней так, чтобы все ок-
ружающие считали вас любовниками. Черт его знает, почему. Может, кому-то
это и удается, но Саприн точно знал, что у него это не получится.
Тамара приглашение в постель приняла как нечто естественное и не нуж-
дающееся в объяснениях, особо не старалась, было видно, что "отрабатыва-
ет" по привычке. Но Саприну понравилось. Понравилось по одной-единствен-
ной причине. В самый острый момент она переставала стонать и хрипло вык-
рикивала: "Я тебя люблю!" Николай понимал, что за этими словами на самом
деле ничего не стоит, просто у Тамары такая особенность. Некоторые куса-
ются, некоторые плачут. Есть такие, которые начинают говорить нецензур-
ные слова. Одни молчат, другие царапаются. А Тамара говорит: "Я тебя
люблю". Но слова эти звучали неземной музыкой. Беда Николая Саприна в
том, что он ни разу в жизни не слышал от женщины этих волшебных слов,
хотя женщин в его жизни было более чем достаточно. Вот как-то не везло
ему на искренние признания, а может, он сам к таким признаниям не распо-
лагал - сдержанный, холодный, ироничный, всегда готовый поддеть, скрыт-
ный, порой надменный. И даже те женщины, которые его действительно люби-
ли, никогда не говорили ему об этом. И пока он не услышал заветную фразу
от совершенно чужой ему переводчицы, он и не предполагал, как сильно хо-
чется ему слышать такие слова. Всегда хотелось.
Тамара была спокойной и деловитой партнершей по работе, свободно го-
ворила по-немецки, непринужденно употребляя идиомы и обнаруживая знание
местного фольклора. Но акцент все-таки был, от него невозможно изба-
виться, если не живешь в стране долгое время, и Саприн с Тамарой выдава-
ли себя за чехов, а в паспортах, которые они предъявляли в мотелях и
гостиницах, стояли чешские имена и фамилии. Она не была ни болтливой, ни
капризной, но беседу могла поддерживать ровно столько, сколько нужно, не
выказывая ни малейшего раздражения, скуки или усталости. Одним словом,
Тамара Коченова обладала настоящим профессионализмом секретаря-перевод-
чика, которого нанимают для сопровождения в поездках по стране. Она лег-
ко переносила отсутствие комфорта, многочасовое сидение в грязных аэро-
портах без всяких перспектив улететь в ближайшее время, умела быть неза-
метной и необременительной, безошибочно улавливая момент, когда нужно
"появиться", напомнить о себе, вмешаться, помочь. Если клиент прозрачно
намекал, не делала вид, что не понимает, мило улыбалась и спокойно сооб-
щала, что постель в комплекс переводческих услуг не входит и потому
должна оплачиваться отдельно. Клиенты не возражали, такой расклад всех
устраивал.
Саприну было искренне жаль, что Тамара испугалась и сбежала. Как про-
фессионал, он понимал, что ее нужно найти и устранить. Но если бы Шори-
нов не менял свои решения по сто раз на дню, можно было бы сделать все
по-другому - умнее и безопаснее. Они с Тамарой вылетели в Австрию, имея
указания обратиться к конкретным лицам, получить у них платежные доку-
менты и закончить операцию с Вероникой Штайнек к обоюдному удовольствию
сторон. По дороге Николай проинструктировал Тамару, объяснил ей, что и
как они будут делать, как будут подстраховываться от возможного обмана
со стороны Вероники, как следует проверять папку с отобранными из архива
листами. Приехав в Австрию и выполнив первую часть задания, он, как и
было договорено, связался с Шориновым, а тот велел закончить операцию
совсем по-другому. Назначил цену, дал на разгон дополнительно два дня -
Николаю нужно было достать оружие, изучить местность, продумать план. И
совершенно непонятно, что теперь делать с Тамарой. Ехать на встречу с
Вероникой без нее - вызвать массу вопросов, на которые нет ответов. Ведь
он только что дотошно объяснял Тамаре ее роль в комбинации: она должна
будет проверять папку, а потом, по приезде в Вену, заходить вместе с ни-
ми в банк и вести себя так, чтобы окружающие принимали ее за подругу Ве-
роники. Чтобы ни у кого в памяти не отложилось, как мужчина и женщина
снимали крупные суммы денег, а другая женщина тут же открывала счет на
эту сумму. Пусть все запомнят, что мужчина снимал деньги и отдавал двум
молодым женщинам. И как после всех этих объяснений он скажет ей, что по-
едет на встречу с Вероникой без нее? Как он объяснит ей изменение своих
планов? Тамара достаточно умна, чтобы сообразить: от нее пытаются что-то
скрыть. А дальше начнется праздник разгулявшегося воображения, и один
Бог знает, чего она может напридумывать. Нет уж, лучше пусть увидит сво-
ими глазами и не выдумывает лишнего. Как знать, может быть, она сочтет
себя соучастницей и будет бояться разоблачения. А может быть, и вообще
подумает, что миллион долларов - это такие деньги, за обладание которыми
просто грех не убить. Ну ведь большие же деньги-то, пьяному ежику и то
понятно. Саприн знал Тамару Коченову не очень хорошо, но вполне доста-
точно, чтобы понимать, что она не является образцом девственной чистоты
и невинности. Собственно говоря, именно по этому признаку ее и подбирали
люди Шоринова. Он поехал на встречу с Вероникой вместе с Тамарой, ни о
чем ее не предупредив, но и не ожидая никаких катастрофических пос-
ледствий. И вдруг Вероника приехала не одна, и пришлось убивать еще одну
женщину и ребенка. Это было самое плохое - ребенок, мальчик лет пя-
ти-шести. На этом и мужики порой ломаются, а уж женщины-то...
Самообладание и спокойствие Тамары его неприятно удивило. То ли она
еще более равнодушна, цинична и безнравственна, чем он думал, и смерть
ребенка не выбила ее из привычной колеи, то ли она испугалась за себя,
став свидетелем и понимая, что от нее постараются избавиться. Ее бегство
из машины возле Катиного дома недвусмысленно свидетельствовало о втором,
а вовсе не о первом. Это означало, что она собирается спрятаться и будет
искать возможность улизнуть из Москвы. Поэтому действовать следовало
быстро, а тут эта болезнь дурацкая! Целых два дня он не может встать. Ну
ничего, решил Николаи, надо принять ударную дозу всяких там эффералга-
нов-упса, колдрексов и панадолов, а завтра утром начать наконец рабо-
тать, невзирая ни на температуру, ни на ломоту, ни на слабость.
Все эти два дня он боролся с желанием позвонить Кате, но каждый раз
отдергивал потянувшуюся было к телефону руку: а вдруг у нее Дусик, и он,
Николай, своим звонком поставит ее в неловкое положение, вынудит оправ-
дываться перед Дусиком. Перекладывая голову с одной подушки, прогретой
его горячим лицом, на другую, прохладную, он ругал себя за то, что не
оставил Кате свой телефон, и тут же спохватывался, начинал хвалить себя
за то, что не поддался минутной слабости. Оставлять ей свой телефон он
не мог, она и фамилию-то его не знает, только имя. Человек, выполняющий
деликатные поручения, не должен оставлять свои координаты кому попало.
Николай понимал, почему его так тянет к Кате, хотя признаваться в
этом не хотел. Катя, которая была лет на десять моложе его самого, сде-
лала то, чего ни разу в жизни не сделала его мать: заставила его по-
чувствовать себя заботливо опекаемым, слабым, надежно защищенным. Катя
занималась его лечением так, словно в очередной раз лечила кого-то из
младших братьев или сестер: ласково, тепло, по-матерински. А именно лас-
ки и материнского тепла Николай никогда и не видел. Точнее, видел, но от
бабушки, а это совсем не одно и то же, особенно если понимаешь, что ба-
бушка-то тебя, конечно, любит, а вот родной матери ты сто лет не нужен,
мешаешь только.
В конце концов, каковы бы ни были причины, лежавшие на уровне подсоз-
нания, на уровне сознания Николай Саприн знал: он хочет увидеть Катю.
Ему пришлось долго искать агентство, через которое нанимали Тамару.
На самом деле ее кандидатуру подсказал кто-то из знакомых Дусика, но,
чтобы не светиться, Михаил Владимирович действовал через агентство. Он
позвонил туда по телефону и попросил связать его с Тамарой Коченовой, и
ему дали ее домашний телефон. Случись что, в агентстве подтвердили бы,
что телефон дали именно они.
Агентство "Лира" находилось на каких-то задворках в районе Русаковс-
кой улицы. Над обшарпанной входной дверью, которая выглядела так, словно
ее не открывали лет по меньшей мере пятьдесят, висела покосившаяся таб-
личка, возвещавщая, что за этой волшебной дверью находится городская
библиотека номер 78. Для того чтобы догадаться, что на самом деле там
находится агентство "Лира", нужно было обладать недюжинным воображением
и верой в чудеса. С верой в чудеса у Саприна было напряженно, зато с во-
ображением - более или менее прилично. Во всяком случае он не без труда
толкнул невзрачную дверь и поднялся по вонючей темной лестнице на второй
этаж: Там было уже поприличнее: и вывеска соответствующая, и дверь
стальная с кодовым замком.
Николаю довольно легко удалось расположить к себе симпатичную кругло-
лицую девушку с короткой стрижкой и забавно вздернутым носиком, которая
считалась в "Лире" диспетчером: в ее обязанности входило принимать зака-
зы и подбирать по картотеке подходящие кандидатуры с учетом пожеланий
заказчика - язык, возраст, пол, знание стенографии, работа на компьютере
и множество других особых требований. Например, однажды, рассказывала
диспетчер, их попросили подыскать переводчика-мужчину, у которого не
меньше двух детей. Оказалось, что греческий коммерсант, желающий посе-
тить с деловыми целями несколько российских городов, очень любит погово-
рить о детях, причем непременно с мужчинойотцом. Если за целый день ему
не удалось хотя бы час уделить такой беседе, рассказать о своих детках и
с удовольствием послушать о чужих, то он считал, что день прожит зря.
Короче, круглолицая курносая Танечка выбирала из картотеки подходящих
кандидатов и передавала их менеджеру Ларисе, а уж Лариса сама решала,
кому из них предложить работу, сама созванивалась с переводчиками и с
заказчиками, уточняя условия договора.
- Подскажите мне, пожалуйста, как найти Тамару Коченову. Мне ее реко-
мендовали как очень квалифицированного переводчика, - начал Саприн, улы-
баясь как можно более обаятельно и просительно.
- Какие у вас требования? - деловито спросила Танечка, приготовив ка-
рандаш и блокнот.
- Немецкий язык, возможность выезда в Швейцарию, стенография.
- Компьютер?
- Нет, это не нужно.
- Наша фирма может порекомендовать вам...
- Спасибо, - перебил ее Николай. - Но я бы хотел работать с Кочено-
вой. Дело в том, что мне в Швейцарии предстоят контакты с теми людьми,
которые знают Тамару, они приезжали в Москву. Эти люди очень высоко оце-
нили ее деловые качества, и мне будет легче найти с ними общий язык, ес-
ли рядом будет именно Коченова.
- Тогда вам нужно обратиться к менеджеру, - пожала плечами Таня. -
Пройдите в соседнюю комнату. Ее зовут Лариса.
- А почему я должен обращаться к ней? - Саприн улыбнулся еще более
обаятельно и тепло. - Разве мы с вами не можем разрешить мою проблему
без нее?
- Так не полагается, - нахмурилась девушка. - Моя обязанность - при-
нимать заказы и делать первую прикидку, кто мог бы подойти. А связывает
заказчиков с переводчиками менеджер, мне не разрешается это делать.
- Танечка, я же не вчера родился, я прекрасно понимаю, что смысл ра-
боты агентства в том, что оно связывает заказчика с исполнителем и берет
себе за это комиссионные. Не смотрите на меня с таким ужасом, это суть
работы любого агентства. На эти комиссионные содержится помещение "Лиры"
и платится зарплата персоналу. Вам, естественно, меньше, чем менеджеру.
Так что будет только справедливо, если за размещение одного, всего одно-
го заказа комиссионные полностью получите вы сами. Никто ведь не узнает.
А телефон Тамары Коченовой у вас наверняка есть.
- И все-таки я не понимаю, - упрямо возразила Танечка, - почему вы не
хотите обратиться к Ларисе? Конечно, деньги мне нужны, врать не стану,
но ведь они и Ларисе нужны. Почему же из нас двоих вы выбрали меня? Тем
более что вы Ларису еще и в глаза не видели.
- Объясняю. - Теперь улыбка Николая стала широкой и веселой. Он лас-
ково взял Танечку за руку и доверительно наклонился к ней. - Я хочу
предложить Тамаре очень высокую оплату, потому что заинтересован в ней
больше, чем она во мне. Я вам уже рассказал почему. Комиссионные у вас
не фиксированные, а составляют некоторый процент от размера гонорара.
Если ваша Лариса узнает, какие деньги я плачу Тамаре, а она неизбежно об
этом узнает, если я сейчас обращусь к ней, она направит в налоговую
службу соответствующий документ. Тамара в конце года заплатит большой
налог. На таких условиях она не согласится работать со мной, налоги-то у
нас прогрессивные, много зарабатывать невыгодно. Поэтому я хочу обойтись
без договора и без этой вашей Ларисы. Я заплачу комиссионные лично вам,
а гонорар - лично Тамаре, и на этом мы разойдемся, исполненные любви и
согласия. Ну как? Договорились?
Танечка оказалась девушкой без комплексов, угостила Николая кофе с
печеньем и каплей коньяка, деньги взяла, а в обмен выдала ему адрес и
телефон не только Тамары Коченовой, но и ее матери. Собственно, ради те-
лефона и адреса матери все и было затеяно, потому что телефон самой Та-
мары у Саприна и без того был. Все переводчики, пользующиеся услугами
"Лиры", должны были оставлять в агентстве сведения обо всех местах, где
их в случае нужды можно быстро разыскать.
Саприн не сомневался, что дома Тамары нет. Конечно, он позвонил ей,
приехал по указанному Танечкой адресу, убедился, что дверь квартиры ему
никто не открыл, но все это не было для него неожиданным. Существовал
стандартный набор действий для подобных случаев: соседи, старушки-пенси-
онерки около подъезда, мамаши возле детской площадки. Уже через час Ни-
колай знал, что Тамара уехала в Австрию две недели назад и до сих пор не
возвращалась. Соседка с верхнего этажа была в этом совершенно уверена,
потому что Тамара оставляла ей ключи от своей квартиры и просила через
день поливать цветы. Раз за ключами не пришла, значит, не вернулась еще,
это же ясно. Да и машина стоит, как она ее поставила две недели назад.
Саприн быстро оглядел светло-зеленые "Жигули", на которые указала со-
седка Тамары, а выйдя из дома, прошел мимо них и чуть замедлил шаг. По-
хоже, женщина права, на машине действительно никто не ездил в течение
нескольких ближайших дней - пыль на капоте и на лобовом стекле лежала
ровно.
Он отправился в район Филевского парка, где жила мать Тамары. Та, к
счастью, оказалась дома, но провела его в кухню и попросила подождать: у
нее шел урок, и прерывать его не полагалось. Алла Валентиновна была да-
мой лет около пятидесяти, но об этом мог догадаться только тот, кто
знал, что у нее есть двадцативосьмилетняя дочь. А те, кто этого не знал,
наивно полагали, что Алле Валентиновне нет еще и сорока, настолько она
была жизнерадостна, постоянно готова к улыбке, стройна и моложава. Коче-
нова-старшая, как понял Николай из обрывков фраз, доносящихся до него из
комнаты, преподавала немецкий язык. Его удивила та легкость, с которой
хозяйка впустила в квартиру незнакомого человека и оставила одного,
пусть и на кухне, где, как принято считать, никаких ценностей не держат,
но все-таки... Конечно, у нее там полная комната учеников, судя по голо-
сам, далеко не мальчишеского возраста, так что бояться, что незнакомец
ее убьет или ограбит, не приходится, но ведь урок закончится и они уй-
дут, а он останется с Аллой Валентиновной вдвоем.
Николай чувствовал себя не очень хорошо, к вечеру слабость усилилась
и, кажется, снова поднялась температура. Он вытащил из кармана маленькую
плоскую коробочку из голубой пластмассы и достал из нее три разные таб-
летки. Оглядевшись, увидел посудную полку, взял стакан, налил воды из
чайника и запил лекарства. В какой-то момент ему подумалось, что вот так
он сидел бы и сидел, никуда не торопясь. Как было бы хорошо, если бы
вдруг оказалось, что ему не нужно искать и убивать Тамару, никакой опас-
ности она не представляет, а деньги для сестры дала мать. Тогда он лег
бы в постель, закрыл бы глаза и проспал бы, наверное, целую неделю:
из-за болезненного состояния усталость казалась ему раз в двадцать силь-
нее, чем была на самом деле. Как было бы хорошо, если бы Алла Валенти-
новна сейчас вошла в кухню и сказала: "Вы напрасно ищете Тамару. Нес-
колько дней назад она попала под машину и умерла". И все. И все проблемы
решились бы сами собой. Но она так не скажет, уж очень у нее спокойное и
улыбчивое лицо, таких лиц не бывает у женщин, только что похоронивших
своего ребенка.
Наконец из прихожей послышались голоса уходящих учеников. Хлопнула
дверь, хозяйка появилась в кухне.
- Перерыв между группами полчаса, надо быстренько съесть что-нибудь,
а то свалюсь в голодный обморок, - заявила она, с молниеносной быстротой
вытаскивая из духовки сковороду, а из холодильника продукты. - Вы соста-
вите мне компанию?
- Благодарю вас, я не голоден. А вот чаю выпью с удовольствием, если
дадите.
- Дам, отчего ж не дать хорошему человеку, - весело ответила она и
тут же расхохоталась над невольно сказанной двусмысленностью.
- Какие у вас сроки? - спросила она, когда на сковороде многообещающе
зашипело что-то ароматное.
- Какие сроки? - удивился Саприн.
- Когда вам ехать?
- Куда ехать?
- Ну, за границу, куда же еще. Вы же для этого хотите язык учить, а
не для того, чтобы читать Гейне в оригинале, верно?
Саприн сообразил, что Алла Валентиновна принимает его за очередного
ученика, который перед отъездом за рубеж хочет быстренько "наблаты-
каться" в разговорном немецком.
- Алла Валентиновна, я ищу Тамару. Вы не знаете, где она?
- В командировке, - удивленно ответила Коченова. - А вы кто?
- Как вам сказать... - Саприн сделал вид, что смутился. - Ну, если
называть вещи своими именами, то любовник и, по-видимому, неудачливый.
Но я надеюсь, что все еще можно поправить.
- Как вас зовут?
- Николай.
- Тамара, кажется, ничего о вас не рассказывала, - задумчиво произ-
несла Алла Валентиновна, выкладывая кусочки тушеных овощей из сковороды
в тарелку. - Еще раз предлагаю: поедите со мной? Это очень вкусно, чест-
ное слово.
- Спасибо большое, не обращайте на меня внимания, я лучше чаю.
- Ну как хотите. И давно вы знакомы с моей дочерью?
- Нет, всего пару месяцев. Видите ли, я знаю, что она уехала в
Австрию на несколько дней, но она должна была вернуться в субботу вече-
ром, так она сама мне сказала. Начиная с вечера субботы я каждые полчаса
звоню ей домой, но никто не отвечает. Вот я и подумал, что она меня бро-
сила, решила больше со мной не встречаться. Прячется от меня, ждет, ког-
да я перестану названивать ей. Может быть, у нее роман с тем человеком,
с которым она уехала, они вернулись и находятся сейчас у нес в квартире.
Поймите, Алла Валентиновна, я далек от мысли изображать из себя Отелло,
хватать в руки нож и нестись сломя голову разбираться с Тамарой и ее но-
вым увлечением. Ни в коем случае. Но я хочу ясности, я хочу определен-
ности. Если Тамара не хочет больше меня видеть, пусть так и скажет. Я ни
словом ее не упрекну, исчезну и больше не появлюсь в ее жизни, я же нор-
мальный человек, поверьте мне. А так я как дурак названиваю ей, пережи-
ваю, страдаю, себя мучаю, да и ей неприятно. Кому это нужно?
- Вы напрасно изводите себя, Коленька, - ласково сказала Коченова. -
Тамара вовсе не прячется от вас, она действительно еще не вернулась из
поездки.
- Но она обещала вернуться в субботу, а сегодня уже четверг.
- Тамара звонила мне в воскресенье и предупредила, что остается в
Австрии на несколько месяцев, ей там предложили очень выгодный контракт,
что-то связанное с туризмом. Другое дело, что, конечно, ей следовало бы
самой вам позвонить, а не ждать, пока вы вконец издергаетесь и придете
ко мне. Кстати, как вы меня нашли?
- Тамара дала мне ваш адрес и телефон, когда мы только познакомились.
Она собиралась вас навестить и предупредила меня, что, если я не найду
ее в тот день дома, значит, она у вас и я могу за ней подъехать к вам, в
Фили.
- Понятно. Моя дочь всегда была немного легкомысленной. Это вполне в
ее духе - принимать внезапные решения, совершенно не думая о том, какие
последствия такое решение повлечет. Хорошо еще, что при этом она хотя бы
мне звонит, так что мне не приходится обзванивать больницы, морги и от-
деления милиции. Совершенно не умеет думать на полшага вперед! Вот вам
пример: приняла предложение остаться в Австрии на несколько месяцев -
что ж, прекрасно. А о том, что у ее машины неисправна сигнализация и она
стоит не в гараже, а на улице возле дома, она вспомнила? Нет, конечно.
Зато, уверяю вас, через неделю она вспомнит об этом, позвонит мне и нач-
нет канючить и просить, чтобы я что-нибудь придумала. А что я могу при-
думать? Ключей от машины у меня нет, значит, единственное, что можно
сделать, это найти человека, который поставит на машину эту жуткую же-
лезную "улитку" с замком. Но всем этим должна буду заниматься я, а вовсе
не владелица машины. Налить вам еще чаю?
Выйдя из квартиры Аллы Валентиновны Коченовой, Саприн подумал, что
наконец-то получил хоть какую-то информацию. Домой Тамара не пришла,
спряталась у кого-то из знакомых, позвонила матери, соврала, что нахо-
дится в Австрии и остается там на несколько месяцев. Значит, она увере-
на, что по крайней мере в течение нескольких месяцев ей удастся отси-
деться в тиши. Но не в Москве же! Это возможно только при условии, что
она не будет выходить из квартиры. Нелепо. Значит, она нашла куда уе-
хать. И скорее всего уже туда уехала. С этим понятно.
Теперь машина. Мамочка, судя по всему, знает своего ребеночка не
очень хорошо. Тамара вовсе не производит впечатления легкомысленной и
непредусмотрительной, хотя склонность к авантюрам, конечно, есть, и
очень сильная. Но не настолько сильная, чтобы забыть об оставленной без
сигнализации машине. Тамара должна была кого-нибудь попросить заняться
машиной и оставить ключи. Во всяком случае именно так поступили бы 99,9
процента людей, а Тамара Коченова не походила на безумную оригиналку,
которая могла бы попасть в оставшуюся одну десятую процента. Значит,
нужно день и ночь наблюдать за светло-зелеными "Жигулями" и ждать, пока
к ним подойдет человек, с которым Тамара общалась после возвращения из
Австрии.