Маринина А. Б.
Настя Каменская
Черный список

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава 10

На следующий день в половине восьмого утра я сидел во дворе дома на
Первомайской и делал вид, что старательно читаю местную газету. Хозяева
Юры уже вернулись от своих родственников, так что ночевал он в комнате у
Ирочки, а Таня провела ночь у меня. Все они еще спали, а я караулил
контрольный сигнал, нетерпеливо поглядывая на часы.
Наконец через открытое окно первого этажа до меня донесся телефонный
звонок. Трубку снял Григорий Филиппович.
- Але, - услышал я его глуховатый голос. - Нет, не туда попали. Нет,
это не почта, это частный дом.
Я облегченно перевел дыхание. Значит, первая записка, которую я оста-
вил возле ресторанной кухни, дошла до адресата. В записке было указание
позвонить от 7.30 до 8.00 по нашему телефону и "попасть не туда" в знак
подтверждения, что записка получена и человек, которому она была адресо-
вана, готов со мной встретиться.
Ровно в пятнадцать минут первого я был на морском вокзале, с тоской
глядя на причал, возле которого совсем еще недавно стоял белоснежный
"Илья Глазунов" с роскошными люксами, предназначенными для нас. И почему
мы не поехали? Потому что я - дурак.
Я зашел в здание вокзала и поднялся на второй этаж, где были располо-
жены кассы. Из пяти кассовых окошечек открыты были два, и к каждому из
них стояло человек по восемь. Я примостился в конец одной из очередей,
достал справочник по лекарственным растениям в яркой обложке и принялся
делать вид, что усиленно читаю. Краем глаза я наблюдал за лестницей и
вскоре увидел солидного дядьку с пузом и в очках, который, пыхтя и отду-
ваясь, поднимался на второй этаж. Дядька пристроился за мной и спросил:
- Вы крайний?
- Я всю жизнь крайний, - ответил я. - Как кого бить - так меня. Но в
этой очереди я, слава Богу, не крайний, а последний.
Толстяк шумно перевел дыхание, стараясь заглянуть на обложку моей
книги. Я понял, что надо ему помочь, поэтому закрыл книгу и положил ее
на барьер, вдоль которого выстроилась очередь, а сам полез в карман за
носовым платком.
Через несколько минут мы уже беседовали с ним в тихом укромном месте,
подальше от любопытных глаз и ушей.
- Я думал, сам Николай Дмитриевич приехал, - сказал толстяк, который
оказался шеф-поваром того самого ресторана, где мы вчера обедали. -
Смотрю - почерк-то в записке его.
- Почерк его, - согласился я. - А помощь нужна мне. Так я могу на вас
рассчитывать?
- Ну... - Он неопределенно повел пухлыми плечами. - Я посмотрю, что
можно сделать.
- Иван Александрович, так меня не устраивает. Если бы я мог выбирать
из десятка помощников, я еще мог бы согласиться с тем, что кто-то из них
не сумеет мне помочь. Один не сумеет, зато другой сумеет. Но я в вашем
городе чужой, и выбирать мне не из кого. Вы понимаете? У меня вся надеж-
да только на вас.
Конечно, я слегка лукавил, но Бог простит.
- И потом, - продолжал я, - мне не нужны от вас активные действия.
Мне только нужно, чтобы вы прислушивались и присматривались в поисках
тех, кто будет мной интересоваться. И потом рассказывали мне об этом.
Вот и все. А уж как это сделать - не мне вас учить, вы все не хуже меня
знаете.
Иван Александрович вздохнул громко и жалобно. Роль добровольного по-
мощника милиции была ему в тягость, но, видно, отказать в просьбе Коле
Щипанову он не мог.
Расставшись с шеф-поваром, я послонялся по центру города. Сегодня бы-
ло по-прежнему холодно, но облачность постепенно рассасывалась, небо бы-
ло уже не таким серым и даже изредка проглядывало робкое солнце. Похоже,
еще день-два - и погода снова наладится.
Я брел по зеленой обсаженной кипарисами аллее и пытался связать вое-
дино трех кинозвезд и одного кинорежиссера. Что между ними общего? Кому
они могли все дружно помешать? Кассета Вернигоры, затесавшаяся в этот
кинематографический клубок, вносила сумятицу в мои размышления.
Она не могла иметь к этим четырем убийствам никакого отношения. Пото-
му что если бы все дело было в кассете, то погибли бы только Оля Доренко
и Люся Довжук. А Олег Юшкевич и Витя Бабаян были бы живы. Значит, дело
не в кассете... При мысли о Юшкевиче и Бабаяне какое-то неясное воспоми-
нание пронеслось в моей голове, но я не успел его схватить.
К четырем часам я подошел к фотоателье и первым делом проверил теле-
фонную будку. Сунув жетон в прорезь и сняв трубку, я набрал Риткин номер
в гостинице, а сам стал внимательно изучать нацарапанные на стене кабины
слова и цифры. В тот момент, когда она ответила, я увидел то, что искал,
- московский номер телефона Коли Щипанова. Вчера этого номера здесь не
было. Значит, и второй адресат получил мое послание.
- Это я, привет, - произнес я в трубку.
Похоже, Маргарита спала, и я своим звонком ее разбудил, потому что
она не заметила, что гудки были не междугородние.
- Владик? Что случилось?
- Ничего, все в порядке. Звоню, чтобы ты не волновалась.
- Как вы долетели?
- Отлично.
- Как Лиля?
- Хорошо. Рита, я могу тебя попросить об одной вещи?
- О какой?
- Мне нужны фильмографии Доренко, Довжук, Юшкевича и Виктора Бабаяна.
У вас ведь наверняка есть.
- Есть. А тебе зачем?
- Рита, мне нужно. Не задавай лишних вопросов. К тебе придет Сережа
Лисицын, такой симпатичный мальчик лет двадцати пяти, отдай ему, ладно?
- Но я не понимаю зачем, - упиралась Ритка с глупым упрямством.
- Сережа работает в уголовном розыске и занимается этими убийствами.
Ему нужно проверить одну версию, и для этого ему необходимо иметь
фильмографии всех четверых. Сделай, пожалуйста.
- Ладно, сделаю, - сдалась она. - Беда с тобой, Стасов.
- Почему же?
- Да потому, что ты сам бы мог заниматься этими убийствами, если бы
согласился работать у Бориса. А ты вместо этого валяешь дурака.
- Все, Рита, у меня жетоны кончились. Пока!
Я повесил трубку и направился в фотоателье. За стойкой на сей раз си-
дело юное создание лет семнадцати с немытыми волосами и небрежно подкра-
шенными глазами. Создание грызло орехи из пакетика и перебирало стопку
квитанций.
- Здравствуйте, прелестное дитя, - сказал я, подходя к ней поближе. -
А где ваш небритый компаньон?
- Это который?
Девушка лениво подняла глаза от своих квитанций и уставилась на меня
с таким тупым выражением на лице, что я начал было сомневаться, понимает
ли она, что перед ней живое существо, а не каменная глыба.
- А который вчера работал.
- А, Жорик... А его нету.
- Так. А когда будет?
Медленно, словно во сне, она подняла руку, поднесла к глазам часики и
задумалась.
- Через сорок восемь минут.
Я тоже бросил взгляд на часы. Было двенадцать минут пятого. Забавная
девчушка, могла бы просто сказать, что Жорик придет к пяти часам, так
нет, выпендривается. "Через сорок восемь минут!" Надо же!
- Он точно придет? Мне имеет смысл ждать, или он может и до завтра не
появиться?
- Кто, Жорик? Он может, он такой.
Она снова уткнулась в квитанции, а я вышел на улицу и уселся на ла-
вочке неподалеку. В конце концов найти Жорика труда не составит, но нуж-
но держать свое слово. Вчера я был здесь почти в половине шестого и обе-
щал зайти сегодня в это же время. Так что до половины шестого небритый
стукачок имеет право гулять, а уж потом я начну с ним разбираться, если
нужно будет.
Просидел я на этой лавочке битый час. В четверть шестого в конце ули-
цы показалась машина, темно-синие "Жигули", которая, взвизгнув, заверну-
ла из-за угла и пулей подкатила к ателье. Из машины выскочил Жорик и на-
чал торопливо запирать дверь. Похоже, боялся опоздать к визиту своего
новоявленного командира. Стало быть, здорово струхнул вчера.
Через десять минут я покинул гостеприимную лавочку, унося с собой
сведения о человеке, у которого есть аппаратура для ночной съемки, а
также информацию о том, что испуганный Жорик и не подумал скрывать, кто
это в городе завелся такой любопытный. Что ж, его болтливость оказалась
мне на руку. Чем больше я "засвечусь", тем лучше.
Счастливый обладатель фотоаппаратуры для ночной съемки жил на другом
конце города, и я с удовольствием совершил пешую прогулку быстрым шагом.
Я вообще люблю быструю ходьбу, но когда со мной рядом была Лиля, темп
приходилось снижать. Моя книжная толстушка никак не поспевала за папаши-
ными длинными ногами.
Первое разочарование не заставило себя ждать. Никита Гущин, имя кото-
рого мне назвал небритый Жорик, был в отъезде. Как выяснилось, он уехал
почти две недели назад к своей невесте в Магнитогорск. Мать Гущина, ху-
дая, как жердь, изможденная и сварливая, разговаривала со мной сквозь
зубы, не прерывая своего занятия - она закатывала в банки помидоры и
огурцы. Не добившись от нее никакого толку, я уже собрался было попро-
щаться, когда заметил среди вывешенного на просушку белья две белые фут-
болки, которые по размеру никак не могли принадлежать двадцативосьмилет-
нему молодому мужчине. Выходит, у Никиты есть брат или сестра. Это уже
лучше.
Выяснить, что у Никиты Гущина есть пятнадцатилетний брат Толик и что
сейчас он "шляется где-то на набережной", было делом пяти минут. В ком-
пании двух сестричек-близнецов из соседнего дома я прогулялся в центр
города, где они и показали мне младшего Гущина, который упоенно строил
из себя взрослого с сигаретой в углу рта и банкой пива в руках в окруже-
нии таких же малолеток, как он сам. Поблагодарив девочек и отправив их
обратно, я подошел к развеселой компании и пристроился рядом, потягивая
пиво и внимательно прислушиваясь к разговорам.
- А слабо Толянычу еще по одной? - ехидно подначивал здоровенный бу-
гай с совсем еще детским лицом, но внушительной мускулатурой.
- Не слабо, - лениво цедил Гущин, сплевывая себе под ноги, - но ха-
лявщиков не люблю. Не фиг меня раскручивать.
- Наш миллионер копеечку бережет, - заржал мускулистый.
Остальные робко захихикали. Было видно, что бугая они уважают и поба-
иваются, но в то же время и с Толиком ссориться не хотят.
- Да ладно тебе, Леха, - примирительно сказал один из мальчишек. -
Толяныч и так нас уж который день угощает. Совесть надо иметь.
- Вот именно, - одобрительно поддакнул Гущин.
Он допил пиво, небрежно швырнул банку мимо урны и не спеша поднялся
со своего места.
- Пойду еще парочку возьму, - сказал он тоном, в котором ясно слыша-
лось пренебрежение к своим нищим сотоварищам.
Толик Гущин оказался щуплым невысоким пареньком, и выражение затрав-
ленности пустило прочные корни на его прыщавом лице. Я понял, что он в
этой компании, руководимой мускулистым бугаем Лехой, был шестеркой и му-
чился своей незаметностью и неавторитетностью. Однако сейчас положение
изменилось. Толик угощал друзей пивом, и, как следовало из только что
услышанного, уже не в первый раз. Завоевывает внимание. А на какие, ин-
тересно, деньги? То, что я видел у него дома, никак не походило на высо-
кое благосостояние. Ворует, что ли? Очень любопытно. Если бы он действи-
тельно воровал, то его ставки в этой гнилой команде и так были бы высо-
кими, подростки на воровскую романтику покупаются легко. Откуда же тогда
это выражение забитости и затравленности? Первая кража, первый доход?
Я подошел к киоску, торгующему пивом, и встал у парня за спиной.
Расплачиваясь, он достал из кармана конверт и вытащил оттуда пятидесяти-
тысячную купюру. Конверт был совсем тоненьким, если в нем и оставались
еще деньги, то не больше трех-четырех купюр. Однако тот факт, что деньги
лежали в конверте, красноречиво свидетельствовал о том, что их там сна-
чала было много.
- Анатолий, - окликнул я его, когда Толик уже собрался отходить, дер-
жа в каждой руке по жестяной пивной банке. - Ну-ка отойдем, поговорить
надо.
Он испуганно обернулся:
- А чего?
Голос у него был деланно-нахальным, но все равно не смог скрыть впи-
тавшейся в кровь привычки к тому, что им все время помыкают.
- Отойдем - скажу чего. Не бойся, я не кусаюсь.
Прием был банальным и истертым в многочисленном употреблении, но от
этого не менее эффективным. Для пятнадцатилетнего пацана хуже нет, чем
дать заподозрить себя в трусости. Толик покорно поплелся рядом со мной в
сторонку, подальше от своих приятелей. Мы остановились у каменного пара-
пета, отделявшего пляж от набережной, и облокотились на него, встав ли-
цом к морю.
- Ты кому давал аппаратуру? - начал я прямо в лоб.
Толик побелел, отчего прыщи на его физиономии стали яркими и еще бо-
лее противными.
- Какую аппаратуру? - мужественно спросил он.
- Для ночной съемки. Так кому?
- Не знаю я, о чем вы говорите.
- Да ну? А деньги у тебя откуда? Украл?
- Не крал я. Чего вы привязались?
- Сейчас объясню. У твоего брата Никиты есть фотоаппаратура для съем-
ки в ночное время. Никита уехал к своей невесте, а тебя кто-то попросил
дать эту аппаратуру на несколько часов. Верно? И кучку денег тебе за это
отсыпали. На эти деньги ты и гуляешь вот уж который день. Не так, что
ли?
- А хоть бы и так? Чего такого-то? Имею право. Я ничего не воровал.
- Ну да, конечно. А знаешь, что Никита с тобой сделает, когда прие-
дет?
- Чего?
- Удавит, вот чего. Ты мозгами-то пораскинь, если они у тебя есть.
Почему они к брату твоему со своей просьбой не пришли? Почему стали до-
жидаться, пока он не уедет в Магнитогорск? Да потому, что он им эту ап-
паратуру ни за какие деньги не дал бы. Потому что он точно знает, что
они задумали пакостное и подсудное дело, и выставил бы их из своего дома
взашей. Вот они к тебе и подкатились, к маленькому дурачку, а ты и ку-
пился.
- Да ладно вам пугать-то, - недоверчиво протянул Гущин-младший. - Что
они, шпионы, что ли? Нормальные мужики.
- Ага, а то ты много шпионов видел. Они точно такие же, как мы, с ви-
ду вполне нормальные. Две руки, две ноги, одна голова. Впрочем, ты прав,
они действительно не шпионы. Они гораздо хуже. Знаешь, что эти нор-
мальные мужики сделали? Они сфотографировали моего хозяина во время од-
ной секретной встречи. И теперь мой хозяин хочет узнать, кто это сделал.
А у твоего брата Никиты из-за этого будут большие неприятности.
- Это почему? - повернулся ко мне Толик. - Не он же снимал. Его вооб-
ще сейчас в городе нет.
- Это ты моему хозяину объясняй, а не мне. Аппаратура чья? Никиты.
Вот и весь сказ. И если ты мне сейчас не скажешь, кому ты ее давал, то
будет считаться, что фотографировал твой брат. С ним мой хозяин и будет
разбираться. Видишь, как все просто.
- Да откуда ж я знаю, кто они! - в отчаянии воскликнул Толик. - Я у
них документы не спрашивал. Пришли, денег предложили... Ну я и дал. Чего
такого-то?
- Вот так прямо с улицы пришли? - усомнился я. - Они же должны были
откуда-то знать, что у Никиты есть аппаратура. Может, это его знакомые?
- Может. - Он пожал плечами. - Я их в первый раз видел.
- Они к вам домой приходили?
- Не, на улице подошли, когда мы с ребятами тусовались.
- И ребята их видели?
- Не. - Он отрицательно мотнул головой. - Поймали меня одного, когда
я за сигаретами бегал.
- Ну и какие они из себя? Сколько их было?
- Двое. Один вроде как постарше, пожилой уже. А другой примерно как
Никита. А деньги теперь отдавать придется? А то я уже почти все истра-
тил.
- Много денег-то дали? - поинтересовался я.
- Двести долларов рублями.
- И все уже истратил? Ну и темпы у тебя, Анатолий. Даже я живу скром-
нее.
Парнишка из бледного стал пунцовым. Видно, привык, что дома мать веч-
но ворчит по поводу отсутствия денег, и понимал, что тратит неожиданно
свалившееся богатство непростительно глупо, но ничего не мог с собой по-
делать. Мнение компании для него дороже. В науке это называется "рефе-
рентная группа". Да и как он объяснял бы матери, откуда у него такие
деньги? Будь он поумнее да посильнее, он оставил бы этот без малого мил-
лион на карманные расходы и перестал бы тянуть каждый день деньги у ма-
тери. Но Толик Гущин не был ни умным, ни сильным.
- И ты этих мужиков больше ни разу с тех пор не видел?
- Почему, видел.
- Где?
- Да здесь, на набережной. Здесь кого хочешь можно встретить. Прямо
Бродвей.
- Когда ты их видел?
- Позавчера, что ли. Или вчера. Не помню точно.
- Они тебя узнали?
- Не-а. Они между собой разговаривали, а я их со спины видел.
- И что, ты их со спины узнал? Никогда не поверю, - убежденно сказал
я, сам внутренне сжимаясь.
Если Толик не врет и он действительно узнал одного из них со спины,
значит, есть четкая примета. Господи, хоть бы не промахнуться!
- Ну и не верьте. А я его точно узнал. Он ходит как аршин проглотил и
поворачивается всем корпусом, будто деревянный.
- Инвалид, что ли?
- Ну... Вроде того. Не инвалид, а как будто покалеченный.
- Ты про которого говоришь? Про молодого или того, который постарше?
- Про пожилого.
- Сегодня их не видел здесь?
- Нет, сегодня не видел.
- Ладно, Анатолий. Поверю тебе на слово. А ты, если хочешь жить спо-
койно, прими совет: увидишь их еще раз - виду не подавай, что узнал.
Сразу глаза в сторону и спиной поворачивайся. Понял? Твое счастье, если
я их быстро найду. А уж если нет, придется братца твоего Никиту за жабры
брать, пусть доложит, кому он про свою аппаратуру рассказывал.
Удар попал в цель. Мальчишка брата боялся, это было очевидно. И ему
очень хотелось, чтобы я нашел этих деятелей как можно скорее, пока Ники-
та не вернулся из Магнитогорска. Но я решил на него не давить. Пусть ду-
мает, что он сам такой сообразительный.
- А если я их увижу, вам сказать?
- Да где ж ты меня найдешь? - усмехнулся я.
- Ну... - Он растерялся. - Хотите, я к вам домой прибегу, если что.
Вы где живете?
- На Первомайской, дом восемь. Знаешь, где это?
Он кивнул. Лицо его приобрело нормальный оттенок, глаза горели охот-
ничьим азартом. Вот оно то, что позволит ему чувствовать себя не послед-
ним человеком в своей компании. Конечно, сейчас он прибежит к ним и с
пеной у рта будет взахлеб рассказывать, какое важное и ответственное по-
ручение ему дали. Дядька с Первомайской, 8 выслеживает двоих преступни-
ков. И он ему помогает.
- И еще одно, Анатолий. Ты в своих друзьях полностью уверен?
- Да, а что?
- Не может так случиться, что среди них есть тот, кто навел этих дво-
их на тебя? Ты сейчас ребятам все расскажешь про наши с тобой дела, а
кто-то из них побежит к тем двоим и доложит, что ты их выдал. Не бо-
ишься, что так выйдет?
- Я что, больной - всем рассказывать? - презрительно скривился Толик.
- Они же не знают, откуда у меня деньги.
- А в самом деле, откуда? Что ты им сказал?
Толик смутился:
- Ну... Это не важно. Но я не говорил, что это за аппаратуру. Те му-
жики меня предупреждали, чтобы я не трепался. В смысле, чтобы Никитке
потом никто не стукнул. Он мне строго-настрого запрещает его вещи тро-
гать.
- Балда ты, Толя, - в сердцах произнес я. - Можно подумать, этим му-
жикам так уж важно, чтобы тебе от брата не влетело. Да плевать они на
это хотели. Они за себя опасаются. Поэтому ты язык придержи, понял? А
ребятам своим скажи, что я к тебе насчет одной девушки подходил, которая
с Никитой встречалась. Вроде как я ее жених и хочу понять, серьезно у
нее с Никитой или нет. А ты мне и объяснил, что опасаться мне нечего,
потому как у Никиты есть невеста, к которой он в данный момент и уехал.
Все понял?
Глядя вслед удаляющемуся Толику Гущину, я думал о том, что такие сла-
бые забитые пацаны становятся легкой добычей для тех, кто хочет их ис-
пользовать. Я имел в виду не только себя.
Было уже совсем темно, когда я встретился с человеком, которому ос-
тавлял послание в телефонной будке. Он оказался прямой противополож-
ностью шеф-повару: худой, поджарый, подвижный и легкий. В темноте я не
смог сразу точно определить его возраст, но, судя по голосу, он был да-
леко не первой молодости. К Коле Щипанову он относился чуть ли не благо-
говейно, поэтому сразу выразил готовность сделать для меня все, что нуж-
но.
- Я в этом городе всю жизнь прожил, кроме тех лет, что сидел, конеч-
но, - сказал он. - Меня каждая собака знает. Это, с одной стороны, не
очень хорошо, но зато ведь и я каждую собаку знаю.
Интересно, подумал я, сколько раз он сидел благодаря Коле Щипанову? У
меня в Москве был такой человек: я ухитрился упрятать его за решетку
пять раз подряд. Когда на шестой раз его поймал другой сыщик, так чуть
ли не смертельная обида была. "У вас, Владислав Николаевич, рука легкая,
я после вас всегда срок хорошо мотаю. А после этого опера со мной в ко-
лонии обязательно что-нибудь случится. Давайте я вам явку с повинной
сделаю, расскажу пару эпизодов, про которые никто не знает, чтобы счита-
лось, что это снова вы меня упекли. А я вам за это отслужу верой и прав-
дой", - заявил он, находясь под следствием в шестой раз. Сколько прес-
туплений я раскрыл благодаря этому рецидивисту - не перечесть. Конечно,
и у него были свои принципы, воров и мошенников он не сдавал никогда, но
насилия и душегубства не признавал, поэтому по тяжким преступлениям ин-
формацию поставлял добросовестно. Похоже, мой нынешний знакомец был как
раз из таких. Но спрашивать об этом у чужого агента было неприличным.
К себе на Первомайскую я возвращался голодным, как волк, потому что
целый день мотался по городу и ничего не ел. В желудке грустно плеска-
лась одинокая банка пива, которую я выпил на набережной, ожидая момента,
когда можно будет заговорить с Толиком Гущиным. Было уже поздно, но я
был уверен, что заботливая Ирочка оставила мне какой-нибудь еды. И еще
меня грела мысль о том, что в доме на Первомайской меня ждет Татьяна.
Чудеса все-таки иногда творятся с человеческой психикой! Сейчас, когда
я, едва не потеряв ребенка, встал на тропу войны, моя влюбленность в Та-
ню делалась сильнее с каждым часом, хотя по всем законам жанра мне долж-
но быть совершенно не до нее. И что я в ней нашел, не понимаю. Вернее, я
прекрасно понимал, что именно нашел в ней, но до сих пор мне и в голову
не приходило, что эти качества могут быть для меня важными. Да что там
важными - жизненно необходимыми. Поистине, чудны дела твои, Господи!
Метров за двести до дома номер 8 я почувствовал, что в один из расс-
тавленных мной капканов кто-то попался. Звук шагов за спиной преследовал
меня по меньшей мере минут десять. Я то убыстрял ход, то замедлял, но
звук оставался все время одинаковым, не делался ни тише, ни громче, а
это означало, что идущий за мной человек четко соблюдал дистанцию. Что
ж, значит, день прошел не зря.
Во дворе я увидел картинку из серии "ждут солдата с фронта". За нак-
рытым столом сидели Татьяна, Ирочка и Юра Мазаев и напряженно молчали.
Перед ними стояли чистые тарелки и нетронутые блюда с едой. И несмотря
на повисший сзади "хвост", я на мгновение расслабился, чувствуя, как на
лице расплывается идиотская улыбка. Они меня ждали. Они за меня волнова-
лись.
- Владик!
- Дима!
- Слава! - сказали они в один голос, а Ирочка почему-то расплакалась.
- Мы так волновались, - всхлипывала она. - Ты сказал, что придешь не
поздно... Мы с восьми часов сидим как на иголках, а сейчас уже почти
одиннадцать.
- Ерунда, - громогласно заявил я. - Что такое одиннадцать часов для
отпускного периода! Детское время. Сейчас поедим и пойдем гулять.
- Ты еще не нагулялся? - насмешливо спросила Таня. - Чем же ты весь
день занимался?
Ноги у меня гудели, я сидел на скамье за столом, и мысль о том, чтобы
встать и кудато идти, казалась мне непереносимой. Но мне нужно было обя-
зательно вытащить на свет Божий своего соглядатая, поэтому я продолжал
громко нести всякую чушь о том, как полезно гулять перед сном, а особен-
но полезно дышать морским воздухом.
- В конце концов, я вас силком не тащу, - сказал я, скорчив обиженную
мину. - Вы как хотите, а мы с Таней пойдем к морю. Пойдем, Танюша?
При этих словах я изо всех сил наступил на ногу сидящему рядом Мазае-
ву. От неожиданности Юра сморщился и крякнул.
- Да уж, пожалуйста, идите вдвоем, поворкуйте, голубки, - ехидно от-
ветил он. - А мы с Ирочкой уже достаточно взрослые, чтобы гулять, взяв-
шись за руки. Мы и здесь найдем, чем заняться.
Я собрался было расхохотаться, как полагалось по сценарию, но натк-
нулся на холодный взгляд Татьяны и осекся. Она не понимала моего замыс-
ла, и мое поведение казалось ей дурацким и пошлым. Протянув руку через
стол, я взял Танины пальцы и поднес к губам, преданно глядя ей в глаза.
Ее лицо смягчилось, губы дрогнули в чуть заметной улыбке. Я точно знал,
что в густой бархатной темноте южной ночи, всего в нескольких метрах от
нас кто-то стоит и внимательно слушает каждое произнесенное нами слово,
поэтому не сказал больше ничего, только поцеловал нежные прохладные
пальцы женщины, на которой собирался жениться.
Без нескольких минут двенадцать Татьяна спустилась из своей комнаты в
широкой свободной юбке и тонком нежно-сиреневом свитере, и мы отправи-
лись гулять, помахав рукой Ирочке и Юре Мазаеву.
- Ты обиделась? - робко спросил я Таню, крепче прижимая к себе ее
теплый округлый локоть.
- Нет. Но я не люблю, когда меня держат за "болвана", особенно если
мои карты вполне позволяют вистовать.
- Ты играешь в преферанс? - удивился я. - Откуда такая терминология?
- Дима, но я же следователь, - усмехнулась она, - а не базарная тор-
говка. Я не гоню самогон, но знаю, как это делается. Точно так же, как
знаю технологию хищений в химической промышленности, хотя по профессии я
не химик и не вор.
- Сейчас проверим, - весело сказал я. - Я пришел к уголовнику Жорику
и велел ему узнать, у кого есть аппаратура для ночной съемки. Шесть пик.
- Ты хотел найти человека, который нас с тобой щелкнул во время неп-
ристойного прелюбодеяния в саду. Шесть треф.
- Я пришел к уголовнику Жорику. Шесть треф здесь.
- Ты хотел поставить в известность о своих намерениях местную уголов-
ную среду. Шесть бубен.
- Я нашел человека, у которого такая аппаратура есть, и выяснил, что
его младший братишка-балбес кому-то ее одалживал за приличные деньги.
Шесть червей.
- Ты проинформировал о своих намерениях среду полукриминальных мало-
леток. Шесть без козыря.
- По дороге домой я понял, что за мной кто-то тащится. Семь пик.
- И ты предложил нам пойти погулять, чтобы выманить его за собой.
Семь треф.
- Я не просто предложил вам пойти погулять. Семь треф здесь.
- Ты предложил мне пойти с тобой. Ты хочешь, чтобы Юра Мазаев тебя
прикрыл. Семь бубен. Сдавайся, Стасов. У тебя красные масти слабые, а на
восемь треф ты не потянешь.
Я рассмеялся и крепко прижал Татьяну к себе.
- Таня, а если я сделаю тебе предложение, ты его примешь?
- Какое предложение?
- Брачное.
От неожиданности она споткнулась.
- Ты с ума сошел, Дима. Мы знакомы всего неделю. Откуда такие бредо-
вые мысли?
- Так что, ты мне отказываешь, что ли?
- А ты согласишься переехать в Питер?
- Запросто.
- А как же Лиля? Ведь если ты уедешь из Москвы, ты будешь видеть ее
совсем редко.
- Тогда я заберу тебя в Москву.
- Да ну? В коробку упакуешь и отправишь в грузовом вагоне?
- Опять не годится? Тогда я заберу Лилю в Питер. Так пойдет?
- А как твоя Маргарита к этому отнесется?
- Плохо, конечно, - вздохнул я. - Но в конце концов, нет неразрешимых
проблем, есть неприятные решения. Я что-нибудь придумаю.
- Ну думай, думай. Когда придумаешь, тогда и вернемся к этому разго-
вору.
Перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы дошли до моря. Здесь
был не городской пляж, а просто прибрежная полоса рядом с железной доро-
гой. Сегодня я уже был в этом месте, осматривался и прикидывал, к какому
месту лучше всего "подтащить" "хвост", буде он появится, чтобы на него
удобно было напасть сзади. Такое место я присмотрел и теперь целенаправ-
ленно вел туда Татьяну.
Достигнув заранее намеченной точки, я остановился, обнял Таню и ти-
хонько сказал ей на ухо:
- А теперь давай разговаривать какие-нибудь глупые разговоры. С виду
должно быть похоже, что мы обсуждаем что-то очень серьезное, но ни одно-
го слова не разобрать. Если здесь есть кто-то третий, он должен все вни-
мание переключить на нас с тобой.
- И о чем будем говорить?
- Да без разницы. Хочешь - читай стихи наизусть. Или прозу.
- Ладно. Домовой, страдающий зубной болью, - начала Татьяна. - Не ка-
жется ли это клеветой на существо, к услугам которого столько ведьм и
колдунов, что можно безнаказанно поедать сахар целыми бочками?
- Что это? - удивился я.
- Александр Грин, "Словоохотливый домовой". Мне продолжать или ты хо-
чешь чтонибудь другое?
- Нет-нет, другое не надо. Продолжай, пожалуйста, - попросил я заинт-
ригованно. Затеять оперативную комбинацию, стоять в первом часу ночи на
пустынном морском берегу, знать, что тебе в затылок дышит невидимый
враг, и при этом слушать сказку про домового - в этом что-то было.
- Но это так, это быль, - снова заговорила Татьяна мягким ласковым
голосом. - Маленький грустный домовой сидел у холодной плиты, давно за-
бывшей огонь. Мерно покачивая нечесаной головой, держался он за обвязан-
ную щеку, стонал жалобно, как ребенок, и в его мутных красных глазах би-
лось страдание. Шел дождь. Я зашел в этот заброшенный дом, чтобы переж-
дать непогоду, и увидел его, забывшего, что надо исчезнуть...
В кустах за моей спиной раздался треск, послышалось тяжелое дыхание и
шум борьбы. Через несколько секунд перед нами стоял Юра Мазаев, а рядом
с ним - тот самый мускулистый бугай Леха, предводитель пацанов, которых
я видел сегодня на набережной. Чего-то в этом роде я и ожидал. Юра креп-
ко держал Леху за волосы.
- Подсматриваешь, значит? - угрожающе спросил я.
Мускулистый юнец сопел, но хранил гордое молчание.
- Или подслушиваешь? - уточнил Мазаев.
Леха по-прежнему молчал, набычившись и глядя куда-то в сторону.
- Какого рожна ты за мной таскаешься? Кто тебя послал?
- Никто, - буркнул он. - Я здесь гуляю. Не запрещено.
Руки у меня чесались вмазать ему как следует и вытрясти из его гнилой
башки мозги вместе с интересующими меня сведениями. Но я понимал, что
делать этого нельзя. Может, этому Лехе и не пятнадцать лет, как Толику
Гущину, но уж точно меньше восемнадцати. И если я сейчас дам себе волю,
то завтра на Первомайскую улицу приедет белая машина с голубой полосой,
и меня обвинят в нанесении телесных повреждений несовершеннолетнему
Алексею Тютькину, или Пупкину, или как там его фамилия. Тото радости бу-
дет: подполковник милиции избил малолетку! Ай, как некрасиво. Уголовное
дело возбудят сей же момент, а меня - в камеру. Конечно, злой
дядька-подполковник может сказать, мол, не знал он, что Леха несовершен-
нолетний, на нем же не написано, а мускулы-то вон какие, прямо Шварце-
неггер в молодые годы, да и росточком его природа не обделила, а в тем-
ноте лица не видно. Но умный Леха тут же в ответ заявит следователю, что
нехороший драчун-милиционер видел его при дневном свете на набережной, и
тому есть не меньше десятка свидетелей, так что обманываться насчет воз-
раста потерпевшего обвиняемый никак не мог. Интересно, мальчишку про-
инструктировали на этот счет или нет?
- Будешь молчать - буду бить, - лаконично предупредил я. - А бью я
больно.
- Малолетку избить - много ума не надо, - пробурчал Леха уже более
уверенно.
Так и есть, его проинструктировали. Теперь в случае чего он заявит,
что предупредил меня о своем возрасте. Вот сукин сын! И кто же это им
так лихо управляет?
- Ну да, а на побегушках быть у твоего инвалида - нужен гигантский
интеллект, - брякнул я наугад. - Кто нас фотографировал? Ты?
- Не знаю я ничего. Отпустите, - заныл Леха.
Можно было бы потратить время на то, чтобы попробовать его расколоть,
но я понимал, что в нынешних условиях дело это скорее всего дохлое. Что-
бы "колоть", надо или знать о человеке и его окружении достаточно много,
или иметь возможность применять некорректные методы. Был бы я в Моск-
ве... Но я был здесь, в этом южном городе, где у меня не было ни зна-
комств, ни связей, ни источников информации. Зато здесь были люди, кото-
рым я почему-то очень не нравился. И почему бы это? Ведь я практически
совсем не вмешивался в раскрытие убийств на кинофестивале, а если и пы-
тался что-то сделать, помогая Сереже Лисицыну, то ничего стоящего не
раскопал и ничего умного не подсказал. Чем же я им так мешаю? И не прос-
то мешаю, я стою у них, как кость в горле, иначе разве они стали бы по-
кушаться на восьмилетнюю девочку...
- Отпусти его, Юра, - сказал я дрожащим от возбуждения голосом. -
Пусть катится к чертовой матери. Будет нужен - я его из-под земли доста-
ну.
Интерес к мускулистому Лехе у меня пропал, потому что я наконец по-
нял, что так беспокоило меня, когда я думал о Лиле. И почему же я раньше
этого не вспомнил?