Маринина А. Б.
Настя Каменская
Украденный сон

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава тринадцатая

Леша Чистяков задумчиво переложил бубновую даму на бубнового валета
и, протянув руку, увеличил громкость стоящего на кухонном столе радиоп-
риемника, потому что как раз начали передавать новости. В кухню загляну-
ла Настя и раздраженно сказала:
- Убери звук, пожалуйста.
- Но я хочу послушать новости.
- Сделай потише.
- Потише мне не слышно, сковородки шипят. Между прочим, если ты обра-
тила внимание, я готовлю обед.
Он методично перекладывал карты из одной кучки в другую в соот-
ветствии с правилами пасьянса "Могила Наполеона".
- Но ты же знаешь, посторонние звуки мне мешают, я не могу думать,
когда рядом кто-то бубнит.
В раздражении Настя даже не замечала, как меняется лицо ее друга, она
не почувствовала, что атмосфера в квартире постепенно накаляется и сей-
час достигла той критической точки, при которой ее требования и капризы
не просто смешны и нелепы, но опасны.
- Ах, вы не можете думать? - язвительно спросил Леша, постепенно по-
вышая голос и собирая разложенную на столе колоду карт. - Вы, сударыня,
весьма удобно устроились. Выписали из деревни няньку, он же - кухарка,
он же - горничная, он же - сторожевой пес и по совместительству проце-
дурная медсестра. Денег за это вы не платите, рассчитываетесь натурой. Я
у вас работаю за стол и койку. Поэтому со мной, как с прислугой, можно
сутками не разговаривать, меня можно не замечать, мной можно помыкать,
меня можно даже подставить под дуло пистолета в руках у сумасшедшего,
который врывается в квартиру посреди ночи. Можно наплевать на мою рабо-
ту, на мои обязанности перед друзьями и коллегами, запереть здесь, ниче-
го не объясняя, и после этого требовать, чтобы я не включал радио. У мо-
его аспиранта через неделю защита диссертации, а я сижу здесь и стерегу
квартиру, вместо того, чтобы отрабатывать профессорскую зарплату и помо-
гать ему готовиться. Я не пошел на свадьбу, на которую был приглашен еще
два месяца назад, я не пошел на юбилей к своему научному руководителю и
смертельно обидел старика, я не встретился с другим моим аспирантом, ко-
торый живет на другом конце России и приехал специально ко мне, потому
что мы об этом договаривались заранее, а теперь он живет в институтской
гостинице, просаживает на московских ценах свою нищенскую инженерную
зарплату и терпеливо ждет, когда его величество профессор Чистяков соиз-
волит оторваться от своей любовницы и явится, наконец, на службу. Я при-
чиняю многим людям неудобства и обиды, мне придется потом объясняться с
ними и восстанавливать испорченные отношения. И я хотел бы все-таки
знать, во имя чего все эти жертвы.
Насте казалось, что она видит, как волны гнева, зарождаясь в голове,
под темно-рыжими волнистыми волосами, стекали по плечам и рукам и через
длинные гибкие пальцы уходили, как в песок, в нервно тасуемую колоду
карт. Она на секунду представила себе, что, не окажись под рукой карт,
этот долго копившийся гнев выплеснулся бы из рук прямо на нее. Картинка
получилась такая яркая и правдоподобная, что она поежилась.
- Лешенька, я же объясняла тебе... - начала было Настя, но он сердито
прервал ее.
- Это тебе только кажется, что ты мне что-то объясняла.
На самом деле твои объяснения сродни командам, которые подаются слу-
жебным собакам. И меня, сударыня, это никак не устраивает. Либо ты ува-
жаешь меня настолько, что рассказываешь мне все с самого начала, чтобы я
понимал, что, черт возьми, здесь происходит, либо купи себе собаку, а
меня отпусти на все четыре стороны.
- Ты обиделся?
Настя присела на корточки возле Леши, оперлась подбородком о его ко-
лени, обхватила руками мускулистые икры.
- Обиделся, да? - повторила она. - Прости меня, Лешик. Я очень вино-
вата, я не права, но исправлюсь, прямо сейчас. Только не сердись, я тебя
умоляю, у меня никого нет на свете ближе и дороже тебя, и если мы с то-
бой поссоримся, особенно теперь, когда все так сложно, мне будет очень
тяжело. Ну скажи, что ты меня простил.
Настя автоматически подбирала и говорила нужные слова, Лешина вспышка
ее ничуть не задела. Она знала, что рано или поздно это произойдет, Леша
не станет долго терпеть, когда его держат за "болвана", как бывает в
преферансе, и она надеялась, что ситуация разрешится еще до того, как
лопнет его терпение. Она просчиталась, а тут еще Ларцев со своей безум-
ной выходкой нагнал на Лешку страху. Конечно, он испугался, он не мог не
испугаться, и после этого вполне естественно возникло желание хотя бы
понимать, за что тебя могут пристрелить. "Дрянь, - говорила она про се-
бя, - ты глупая самоуверенная дрянь. Ты пытаешься воевать с призраком и
при этом забываешь о простых человеческих чувствах, из которых самые
сильные - любовь и страх. Ты посадила Лешку в свою квартиру, совсем не
подумав о том, что ему, должно быть, точно так же страшно, как было тебе
в ту первую ночь, когда ты обнаружила свою дверь открытой. От того, что
ты сменила замок, опасность меньше не стала: если они смогли достать
старый ключ, то и новый достанут. И Лешка сидел здесь целыми днями один
на один со своим страхом и делал спокойное лицо, как и подобает мужчине.
Более того, сама ситуация совершенно недвусмысленно показывает, что ты
впуталась во что-то серьезное, и он жил в постоянной тревоге за тебя,
успокаиваясь только когда ты возвращалась по вечерам домой, а ты, мер-
завка самовлюбленная, забывала днем снять трубку и лишний раз позвонить
ему, дать знать, что ты жива-здорова. Любовь и страх. Ларцев и его доч-
ка. Любовь и страх. Леночка Лучникова и ее подонокмуж. Партийный функци-
онер Александр Алексеевич Попов и его внебрачный сын Сережа Градов. И
снова партийный функционер Сергей Александрович Градов и непутевая кра-
савица, алкоголичка и проститутка Вика Еремина. Градов и призрак..."
Аналитическая машина в Настиной голове работала без остановки, и даже
думая о своих взаимоотношениях с Лешей, она все равно сбивалась на мысли
об убийстве Ереминой. Даже лучше, если рассказать сейчас все по порядку,
Лешка - внимательный и въедливый слушатель, он увидит в ее рассказе яв-
ные несостыковки.
- Жили-были в городе Москве двое лимитчиков - Лена и Виталий, - нача-
ла Настя, удобно устроившись за кухонным столом и обхватив замерзшими
пальцами чашку с горячим кофе.
На детальный рассказ о событиях семидесятого года ушло почти полчаса.
Прежде чем переходить к убийству Вики, Настя остановилась на изда-
тельстве "Космос".
- У них существует правило, согласно которому рукописи авторам не
возвращаются. То есть автор может забрать свой нетленный труд в любой
момент, но если он за ним сам не явится, никто не возьмет на себя заботу
отослать неподошедшую рукопись обратно. Экономят на почтовых расходах.
Эти невостребованные рукописи куда-то исчезают, а потом отдельные эпизо-
ды или идеи из них появляются в творениях известного западного беллет-
риста Жан-Поля Бризака, триллеры которого издаются огромными тиражами и
имеют довольно большую читательскую аудиторию. Следователь Смеляков, ре-
шив на старости лет взяться за перо, описал в своей повести эпопею с
убийством Виталия Лучникова и с сокрытием свидетелей преступления. Отнес
рукопись в "Космос", оттуда она прямым ходом отправилась к таинственному
Бризаку и материализовалась в виде книги "Соната смерти". Конечно, по-
весть Смелякова была корявая, как первая работа дилетанта, а из-под рук
мэтра Бризака вышла конфетка в яркой обертке, но факт плагиата совершен-
но неоспорим. Далее. По радио передают что-то типа литературных чтений,
читают на русском языке отрывки из нового бестселлера. И, как назло. Ви-
ка Еремина слышит эту передачу. То, что двадцать три года назад произош-
ло у нее дома, то, что видел своими глазами и описал в своей повести
следователь Смеляков, перекочевало в бессмертное творение загадочного
Бризака как один из наиболее эффектных и жутких эпизодов "Сонаты смер-
ти", который и был прочитан в рекламных целях в передаче радиостанции,
вещающей для русскоязычной аудитории. Но для Вики-то это выглядело сов-
сем поиному. Эта сцена запечатлелась в ее детском мозгу накрепко, и хотя
она не имеет представления, откуда все это взялось, кровавые полосы и
прочерченный цветным портняжным мелком скрипичный ключ снятся ей всю
жизнь. Поэтому когда она случайно слышит описание своего сна по радио,
ей становится не по себе. После этого все развивалось бы по типичному
сценарию, она, скорее всего, заработала бы себе психиатрический диагноз,
если бы в дело не вмешался Валентин Косарь. Человек открытый, общи-
тельный, а главное - неравнодушный и доброжелательный, он рассказывал о
странной болезни Вики всем кому ни попадя, в том числе и своему товарищу
Бондаренко, работающему в "Космосе". А Бондаренко возьми и вспомни, что
про этот злополучный скрипичный ключ зеленого цвета он уже где-то читал.
Другой бы пропустил мимо ушей, но только не Косарь. Он собирается позво-
нить Борису Карташову и сообщить ему о разговоре с Бондаренко.
Настя умолкла и налила себе еще кофе.
- Собирается? А дальше? - нетерпеливо спросил Леша.
- А дальше - одни догадки. Я могу предположить, что он все-таки поз-
вонил. Борис в это время был в отъезде, звонок записался на автосекре-
тарь. Вика, у которой были ключи от квартиры Бориса, пришла к нему,
прослушала записи на автоответчике, услышала сообщение Косаря и связа-
лась с Бондаренко. Бондаренко попытался найти рукопись, но безуспешно.
Но он хотел помочь красивой девушке, поэтому вызвался съездить вместе с
ней к автору пропавшей рукописи Смелякову. Они договорились ехать через
два дня, в понедельник, но в понедельник Вика не объявилась, и Бондарен-
ко о ней благополучно забыл. А через неделю Вику нашли задушенной и со
следами истязаний. Причем нашли ее неподалеку от поселка, где живет Сме-
ляков. Можно полагать, что она все-таки поехала к нему, хотя почему-то
не с Бондаренко.
- Погоди, - Леша поморщился, - я не понял, что именно здесь факты, а
что - догадки.
- Косарь собирался звонить Карташову, это факт, об этом говорит сам
Бондаренко. Ключи от квартиры Карташова у Вики были, это установлено.
Вика встречалась с Бондаренко, он искал по ее просьбе рукопись, не нашел
и договорился с ней о поездке к бывшему следователю, это следует из по-
казаний того же Бондаренко. А вот то, что Косарь позвонил Борису, оста-
вил координаты Бондаренко, а Вика приходила в квартиру Бориса и прослу-
шивала записи, - это домыслы.
- Ну, по сравнению с количеством фактов твоих домыслов не так уж мно-
го. И с фактами они вполне увязываются. Давай дальше.
- А дальше я не знаю. Только кто-то, кто очень заинтересован в том,
чтобы семидесятый год не выплыл наружу, узнает, что Вика была в изда-
тельстве и в понедельник собирается ехать к Смелякову. Вика не скрывает
своего интереса к пропавшей рукописи, и точно так же она не скрывает,
откуда узнала телефон Бондаренко. Следующий факт, который установлен
точно, говорит о том, что запись телефонного звонка Косаря была с авто-
ответчика стерта. В виде догадки могу предположить, что люди, которые
держали у себя Вику целую неделю, прежде чем ее убить, взяли у нее ключи
от квартиры Бориса, пришли туда и стерли запись. А потом убили Косаря.
- Как убили?!
- Наезд. Водитель с места происшествия скрылся и до сих пор не уста-
новлен. Косарь умер сразу же. Вика и Косарь погибли, запись уничтожена,
таким образом, все подходы к "Космосу" перекрыты.
- И во имя чего такие грандиозные усилия?
- Если бы знать! Но это еще не все. После того, как возбудили дело об
убийстве, предпринимаются еще более грандиозные усилия к тому, чтобы
преступление не было раскрыто. Сначала следствию навязывается версия о
том, что сошедшая с ума Вика ушла из дома в неизвестном направлении и
попала в руки к какому-то негодяю. Потом, когда выплыла фигура Бризака и
сомнения в психическом здоровье девушки отпали, началось прямое давление
сначала на меня, а потом на Ларцева. Результат ты видел сегодня ночью
своими глазами.
- Но при чем тут Ларцев?
- Они заставили Володю искажать свидетельские показания, чтобы ярче
обрисовывалась выгодная для них версия. Когда это не прошло, взялись за
меня, но ты мне помог какоето время продержаться. Понимаешь, Лешик, они
очень осторожны. С Ларцевым они уже имели дело и знают, что он от страха
за ребенка совершенно теряет рассудок. С ними он общается не как профес-
сионал, а как отец, который ради безопасности своей дочери сделает все,
что угодно. Они нашли у него слабое место, они хорошо его изучили. Что
делать со мной - им пока не очень ясно, я веду себя глупо и нестандарт-
но, и они еще не разобрались, то ли я дура, то ли очень хитрая. Поэтому
они решили на всякий случай таскать каштаны из огня чужими руками. Они
похитили дочку Ларцева и велели ему заставить меня делать то, что им
нужно. Ведь если Володя их до сих пор слушался, то будет слушаться и
дальше. А со мной никаких гарантий дать нельзя.
- Не знаю, - пожал плечами Леша. - Я бы на его месте...
- Вот именно, - жестко ответила Настя. - Ты бы. Но ты - Леша Чистя-
ков, со своими мозгами и со своим жизненным опытом. А он - Володя Лар-
цев, со своей прожитой жизнью, со своими утратами и со своими ценностя-
ми, со своим характером и со своим жизненным опытом. Все люди разные,
оттого и поступают все по-разному. Многие наши беды как раз от того, что
мы пытаемся мерить других людей собственной меркой.
- Когда Ларцеву вернут дочь? Можем мы с тобой сделать что-нибудь,
чтобы это произошло побыстрее?
Настя не ответила. Она молча разглядывала остатки кофе в чашке, как
будто пыталась увидеть там ответ на Лешин вопрос.
- Ты меня слышишь? - настойчиво повторил он. - Что можно сделать,
чтобы помочь девочке?
- Боюсь, что ничего, - едва слышно сказала она.
- То есть как?..
- Заложников не возвращают, как показывает опыт.
- И ты так спокойно об этом говоришь?! Не может быть, чтобы ничего
нельзя было сделать. Я тебе не верю. Просто у тебя опустились руки, и ты
не можешь ничего придумать. Ну встряхнись же, Настя, надо же что-то сде-
лать!
- Помолчи, - резко оборвала она Лешу. - Ты, видно, плохо меня знаешь,
если думаешь, что у меня могут опуститься руки. Девочка слишком большая,
чтобы ее можно было вернуть домой. Если бы ей было года два-три - тогда
был бы шанс, потому что от нее как свидетеля никакого толку. А одиннад-
цатилетняя девочка их всех запомнит и детально опишет. И расскажет, чем
ее кормили, и о чем они между собой разговаривали, и какие любимые сло-
вечки употребляли в разговоре, и какой вид из окна, и какие звуки доно-
сились с улицы, и много чего другого. После этого их найти - дело терпе-
ния и техники. Именно поэтому заложников никогда не возвращают. Но есть
и еще один закон, и мы можем надеяться только на то, что он сработает.
- Какой закон?
- Через неделю после совместного пребывания преступнику становится
трудно убить заложника. Они привыкают друг к другу, между ними складыва-
ются какие-то отношения, они вынуждены общаться. И чем дольше держат за-
ложника, тем труднее его убить. Тогда у нас появляется пусть микроскопи-
ческий, но шанс. Они девочку, конечно, не отпустят так запросто, но и не
убьют, по крайней мере сразу. Ларцев ничего этого не хочет понимать, он
в отчаянье и вынужден верить им. Если это опытные преступники, то девоч-
ки, скорее всего, уже нет в живых.
- Ты - чудовище, - выдохнул Леша. - Как у тебя язык поворачивается
спокойно рассуждать о таких вещах.
- Ты еще скажи, что я моральный урод. Просто у меня хладнокровия и
рассудительности больше, чем у Ларцева. Может быть, потому, что у меня
нет детей, тут он прав. И от того, что я начну рвать на себе волосы, ры-
дать и причитать, ситуация, к сожалению, не изменится. Если девочка
мертва, мы можем делать все, что считаем нужным, но с риском, что Ларцев
явится нас с тобой убивать. Если же она еще жива, то нужно сидеть тише
воды, ниже травы, чтобы, не дай Бог, не спровоцировать преступников, и
молиться о том, чтобы затянуть игру на как можно больший срок. Каждый
день, каждый лишний час, который Надя проводит с ними - это, конечно,
травма для нее, это дни и часы переживаемого страха, но это и надежда на
то, что она останется в живых. Вот я и пытаюсь придумать, как потянуть
время, не вызывая у них подозрений. А ты со своими новостями по радио
мне закатываешь скандалы.
- Ну извини, старушка. Сойдемся на том, что мы оба не правы. Но сог-
ласись...
Леша не успел договорить, как его прервал телефонный звонок.
- Как чувствуешь себя, Стасенька? - заботливо осведомился Колобок.
- Плохо, Виктор Алексеевич. Был врач, дал мне больничный на десять
дней, ведено лежать, спать и не дергаться.
- Хорошо тебе, - с завистью вздохнул Гордеев. - А на меня тут ушат
помоев выливают.
- Кто?
- Сначала Ольшанский. Его, видите ли, вызвал начальник следственной
части и устроил разнос за дело Ереминой. Кричал, что если не знают, как
раскрыть преступление, так пусть честно признаются в своей несостоя-
тельности и приостанавливают дело, а не изображают видимость активности.
Попросил принести дело, сам лично его прочитал, ткнул носом в то, что в
деле после шестого декабря не появилось ни одного нового документа,
обозвал Костю бездельником и велел немедленно готовить постановление.
Костя, конечно, на меня собак спустил, ну а я, как водится, на него. У
меня сыщики по горло загружены, света белого не видят, а такие следова-
тели, как он, тянут резину, ничего сами не делают, все только и дожида-
ются, пока им оперативники дело раскроют. На том и расстались. Потом
Гончаров, который наружниками командует, прилетел весь в мыле отношения
выяснять. Орал, что у него людей не хватает и если я у самого генерала
рапорт не подпишу, он своих ребят с наших объектов снимает. Так что все,
кто у нас фигурировал по делу Ереминой, остаются без прикрытия.
- Ну так подпишите бумагу у генерала, в чем проблема-то?
- Ходил.
- Ну и?
- Как пришел, так и ушел. Еще и наслушался и про себя, и про тебя, и
про Божью матерь. Ты, может, еще не слышала, убит председатель правления
банка "Юник", так что теперь это у нас будет преступление номер один,
все силы бросаем на него, а убийство каждой проститутки расследовать -
без штанов останешься, зато с кучей выговоров. Вот так примерно.
- Лихо, - посочувствовала Настя. - Достается вам.
- Это точно. Только сдается мне, деточка, что кто-то где-то давит на
все клавиши, чтобы мы дело Ереминой прикрыли.
"Все пропало, - вмиг похолодев, подумала Настя. - Черт его дернул го-
ворить об этом. Он ничего не понял. Или врач ему ничего не передала. Все
пропало".
- И... что же теперь? - осторожно спросила она.
- А ничего. Дело-то мы и так собирались прикрывать, ты же мне сама
сегодня утром сказала, что все возможности исчерпаны, да и Костя
Ольшанский с этим в принципе согласен. Просто мы оба не любим, когда на
нас пытаются давить. Строптивый я стал к старости. Одно дело, когда ты
сам решение принимаешь, и совсем другое - когда тебе его навязывают.
Времена-то уже не те, чтобы с прежним аппетитом жрать такое дерьмо. Ког-
да на меня начальство давит, меня так и тянет назло ему сделать напере-
кор.
- Да ладно вам, Виктор Алексеевич, нынешние начальники те же, что и
раньше были, откуда им новых привычек набраться. Вот и работают по-преж-
нему. Не обращайте внимания, здоровье дороже, - посоветовала Настя.
- И то сказать. Ну вот, поплакался тебе в жилетку, вроде легче стало.
Тебе нужно что-нибудь? Может, продукты, лекарства?
- Спасибо, у меня здесь Леша, так что я всем обеспечена.
- Слушай, а может, тебя к тестю в клинику отвезти на консультацию?
Все-таки сердце, с этим не шутят.
Тесть Гордеева профессор Воронцов был руководителем крупнейшего кар-
диологического центра и как врач пользовался мировой известностью.
- Не надо, я еще не при смерти, - отшутилась Настя. - Полежу нес-
колько дней, и все пройдет.
- Ну смотри. Если что надо - звони.
Положив трубку, Настя присела на диван, чтобы унять бешено колотящее-
ся сердце. Колобок вступил в игру. Пора и ей, Насте, делать свой ход.
Евгений Морозов, распрощавшись с Настей, с удовольствием занялся ра-
ботой самостоятельно. Перво-наперво он решил все-таки разыскать неиз-
вестно куда запропастившегося Александра Дьякова и для этого отправился
в Северный округ, где был прописан Дьяков и где у самого Морозова жил
надежный источник информации. Имя у "источника" было замысловатое - На-
фанаил Анфилохиевич, но окружающие называли его проще - Нафаня. С воз-
растом к смешному сокращенному имени прибавилось слово "дед".
Отсидок у деда Нафани было не счесть, но к воровской элите он не при-
надлежал, сидел в основном по хулиганскому пьяному делу, в кратких пере-
рывах между ходками исправно работал, пил, правда, не менее исправно.
Природа наградила Нафаню завидным здоровьем, и несмотря на систематичес-
кое пьянство, алкоголиком он не стал. К старости решил осесть поближе к
детям и внукам, и хотя понимал, что никакой любви родня к нему не испы-
тывает, но все же надеялся, что в старческой немощи его не бросят поды-
хать под забором.
Пенсию дед Нафаня себе своими приключениями в зоне не высидел, поэто-
му, несмотря на возраст, продолжал по мере сил работать вахтером в трех
разных местах по режиму "сутки через трое". Ну и еще кое-чего по мелочи.
Надо же расплачиваться за предоставление московской прописки с таким-то
ворохом судимостей.
Морозов познакомился с Нафаней, когда был еще старшим лейтенантом,
отчего и называл его дед не иначе как "старшой". Отношения их были ров-
ными, скорее теплыми, чем прохладными. Нафаня Морозову ничем обязан не
был, но из всех милиционеров, которые пользовались услугами деда, "стар-
шой" был единственным, кто платил, во-первых, всегда, во-вторых, налич-
ными, а главное - сразу, а не откладывал на потом.
- Здоров, старшой, - приветствовал капитана дед Нафаня, увидев знако-
мую фигуру в вестибюле учреждения, где в этот день старик нес вахту.
- Здравствуй, дед, - приветливо кивнул Морозов. - Как живешь-можешь?
- Живем-то хорошо, а вот можем плохо, - выдал традиционное при-
ветствие Нафаня. - С чем пожаловал?
- Покалякать, чайку попить. Примешь?
- А чего ж, дело хорошее. Сегодня короткий день, в час дня все уж по
домам разбегутся, так что мы с тобой и чаю напьемся в тишине, и накаля-
каемся. Или тебе горит?
Морозов посмотрел на часы. Без четверти двенадцать. С одной стороны,
полтора часа погоды не сделают, тем более что бег наперегонки с пигали-
цей окончен, но с другой... Чем черт не шутит.
- Не то чтобы горит, но припекает маленько, - признался капитан.
- Во как, - удовлетворенно хмыкнул дед. - Как припекает, так все к
Нафане бежите, куды вам без меня-то. Садись-ка вот сюда, в креслице, да
ты подвинь ко мне поближе, подвинь, чтобы нам и разговаривать удобно бы-
ло и чтоб мне до телефона можно было дотянуться. Во дожил! - Старик тор-
жествующе улыбнулся. - Милиция ко мне приходит вроде как на прием, а я
ей предлагаю в креслице присесть. Прямо предрайисполкома из лучших вре-
мен. Ну, выкладывай, старшой, в каком таком месте у тебя припекает.
Старческая болтовня не могла обмануть Морозова. Он слишком давно знал
Нафаню, чтобы придавать значение его демонстративной радости по поводу
усаживаемой "в креслице" милиции. Капитан знал, что за дружелюбной бол-
товней скрывается напряженная работа мысли: за чем пожаловал старшой, и
что ему можно сказать, а что - нельзя, дабы не разгневать другую сторо-
ну.
- Паренька я ищу, Сашу Дьякова. Пропал куда-то, найти не можем.
- А чего ищешь-то? Провинился чем этот Дьяков или так, из любо-
пытства?
- Ну, ты, дед, даешь! Ты же знаешь, я розыском пропавших занимаюсь.
Кто пропал, того и ищу, и не спрашиваю, в чем и перед кем он провинился.
Мое дело - найти.
- А чего ж ты его здесь ищешь?
- А он здесь прописан, в Северном округе. Это ж азбука милицейская:
начинать надо с места жительства, с родителей и друзей.
- Это ты меня, что ли, к нему в родители записал? Или в друзья?
- Ладно, дед, пошутили - и будет. Можешь чем помочь?
Дед Нафаня вмиг стер с лица дурашливую ухмылку. Имя Саши Дьякова было
ему незнакомо, поэтому он успокоился и стал всерьез старательно сообра-
жать, как помочь старшому.
- Адрес говори.
Выслушав адрес, по которому был прописан Дьяков, дед тут же назвал
капитану несколько "точек", где ту суются живущие в микрорайоне молодые
парни, а также дал имя человека, который "держит" эту часть территории и
все про всех знает. Этот человек, по сведениям деда Нафани, много лет
работал на КГБ, потом его за ненадобностью "забыли", а он от обиды пошел
и продался одновременно милиции и местной торговой мафии, контролировав-
шей черный рынок автомобильных запчастей.
- Если уж он не знает, то не знает никто, - заверил капитана дед. -
Только ты не вздумай сказать, что ты из милиции или от меня. Ты сперва
пойди к Сайду, он на рынке главный, можешь на меня сослаться, а уж он
тебя, если захочет, к этому мужику сведет. Но с Саидом трудно догово-
риться, недоверчивый он, уж и не знаю прямо, что придумать, чтобы он те-
бя принял.
- Не боись, дед. Сайда твоего я уговорю. Не первый день на свете жи-
ву. Или ты забыл, сколько раз ты мне такие наводки давал? И ведь ни разу
у меня осечек не было. И тебя ни разу не подвел. Я же не с пустыми рука-
ми к ним хожу, не новичок.
- И то верно, - кивнул дед Нафаня, насыпая в заварочный чайничек ин-
дийский чай и заливая его кипятком. - С тобой, старшой, мне всегда спо-
койно было, твое слово - кремень. Ты старой закваски мент, теперь таких
уж и не осталось почти, повывелись все. А эти-то, молодые, они разве
знают, как работать надо? Они и разговаривать с нами, стариками, не уме-
ют. Тебе покрепче?
Дед разлил в стаканы заварку, долил кипятком, открыл коробку с саха-
ром, достал откуда-то из-под конторки полиэтиленовый пакет с сушками.
- Обижаешь, старик, - укоризненно сказал Морозов, доставая из спор-
тивной сумки большую круглую коробку, на которой были нарисованы веселые
конькобежцы на катке. - Нахлебником никогда не был. Угощайся, печенье
голландское.
- Это дело, - оживился Нафаня. - Вот народ скоро разойдется, мы с то-
бой по пять капель в чай примем в честь наступающего Нового года. Вкус-
ное! - похвалил он, открыв коробку и сунув в рот пару печений разом.
- Ешь на здоровье, - улыбнулся Морозов. - А насчет молодых - тут ты,
дед, прав на все сто. Нет больше старой школы, не умеют они ничего. Черт
его знает, то ли не учат их этому больше, то ли сами не хотят. Раньше,
когда раскрываемость надо было держать на уровне, так мы из-под себя
выпрыгивали, чтоб преступление раскрыть. Не дашь процент - выговор полу-
чишь, а то и в должности понизят. Получишь выговор - премии не будет.
Пять выговоров - с очереди на жилье снимут, и так далее. Нас в ежовых
рукавицах держали, вот мы и старались. А теперь на раскрываемостъ всем
наплевать, бесплатные квартиры кончились, партию отменили, кого бояться?
Вот они и работают кое-как, и учиться ничему не хотят. А на нас, которые
постарше, смотрят свысока.
- Вот-вот, - подхватил старик, - это ты верно заметил, ничего они не
умеют, но главное - учиться не хотят. Ко мне тут подвалил один, мол,
парнишка в местное отделение придет, на месячишко всего, навроде практи-
кант, так ты уж помоги ему, Нафанаил Анфилохиевич, показатель сделать,
чтоб, значит, с блестящими характеристиками с практики вернулся.
Это ж ты только представь себе, старшой, как мир должен был переме-
ниться, если ко мне, многократно судимому, милиция обращается, чтобы я
кому-то помог за просто так высокую раскрываемость сделать, чтоб потом
этот "раскрыватель" одним махом хорошее место получил за блестящие успе-
хи в работе. Ладно бы меня попросили его уму-разуму научить, территорию
показать, обсказать, что у нас тут к чему, у кого какие расклады, подс-
казать, если надо. Одним словом, если б тот парнишка к нам работать при-
шел и его надо было в курс дела ввести - это я бы понял. Но помочь чис-
тую липу выдать? Совесть совсем потеряли.
- А что же парнишка? - полюбопытствовал Морозов. - Помог ты ему?
- Не довелось, слава Богу.
- Что так?
- Так не появился он. Упреждали, с первого декабря появится, и вот до
сих пор нету. Может, передумали или в другое какое место практиковаться
направили. Вот тебе еще пример, - разволновался старик. - Необязательные
они какие-то. Пришел, договорился со мной и пропал. Ну, не нужен я, не
придет парнишка на практику, так подними задницу-то, дойди до меня и
предупреди: мол, извиняйте, накладочка вышла, услуга ваша не потребует-
ся. Мне-то, конечно, никакого беспокойства, не пришел - ну и не надо, но
порядок должен быть. Ты как считаешь, старшой?
Слова деда Нафани доходили до капитана как сквозь вату. Он вспомнил,
как стажер Мещеринов говорил: "Я на Петровку в последний момент попал.
Вообще-то я должен был проходить стажировку в Северном округе, отделение
"Тимирязевское".
Кем же должен быть обыкновенный слушатель школы милиции, чтобы о нем
так заботились? По меньшей мере, сыном министра внутренних дел. Или...
Он-то, дурень, удивлялся, что пигалица от дела отказалась, руки опусти-
ла. А вдруг это стажер ее запутал? Вдруг он так же, как и сам Морозов,
скрывал от нее информацию, только с другой целью? Зачем? Ответ на этот
вопрос был не просто неприятным. Он был пугающим.
Но еще более страшным казался капитану завтрашний день. Если в не-
раскрытии убийства Ереминой оказались заинтересованы такие силы, то
завтрашнего дня он, Евгений, может уже не увидеть. Он шел напролом, хва-
ля себя за профессиональную хватку, настойчивость, розыскной опыт, за
то, что сумел на кривой обойти пигалицу Каменскую. А оказывается, он хо-
дил по краю пропасти, и просто чудо, что он до сих пор жив.
Не сегодня, так завтра вдруг дед Нафаня скажет, кому надо, что инте-
ресовались Сашей Дьяковым, после чего Морозов пробудет на этом свете от
силы сутки. Просить старика, чтобы не говорил? Тогда он тем более проин-
формирует своего покровителя из местной милиции, а может, и не только
его.
- Ты чего, старшой? - окликнул его старик. - О чем задумался?
- Да так, - вяло ответил капитан, - о жизни. На пенсию мне пора, ус-
тал я. Выслуга есть, чего лямку тянуть понапрасну, все равно с новыми, с
молодыми-то, мне не договориться. Сживут они меня. Я вот к тебе пришел
парня искать, а у самого мысли про садовый участок, парник надо ставить,
сам-то не умею, а денег нет, чтобы рабочих нанять. Да и вообще...
Выйдя на улицу и вдохнув холодный воздух, Евгений немного взбодрился.
Он попытался припомнить все, что знал об Олеге Мещеринове, как тот хо-
дит, как говорит, как работает.
Но сколько ни напрягал капитан свою память, не смог он увидеть ни од-
ного признака того, что стажер так или иначе противодействовал их рабо-
те. Зато он ясно, как в кино, увидел, что пигалица никому не доверяла, в
том числе и стажеру.
Выходит, она уже тогда знала, что он-с "той стороны"? Мысли капитана
очень быстро сбились с направления и запутались, осмысливать сложные
комбинации он не умел, ему не хватало четкости и умения анализировать.
Выругав себя за бестолковость, он попытался начать все сначала и вдруг
понял, что это бесполезно. Преступники нынче уже не те, что прежде. И
работать против них старыми методами нельзя. То есть можно, конечно, но
теперь этого недостаточно. Теперь нужны такие, как Каменская, которая
сутками вчитывалась в иностранные книжки и по три раза читала одно и то
же архивное дело двадцатитрехлетней давности. А он, старый пень, хотел
голыми руками, в одиночку раскрыть убийство и справиться с такой махи-
ной, которая даже слушателей-стажеров своих имеет. Нет, это действи-
тельно чудо, что он еще жив.
Капитан Евгений Морозов сел в поезд метро, вышел на станции "Чеховс-
кая" и направился на Петровку, 38.
Но еще до того, как он успел ступить на эскалатор, информация о том,
что капитан Морозов ищет Сашу Дьякова, достигла нужных ушей, и из этой
информации были сделаны соответствующие выводы. Дед Нафаня добросовестно
оплачивал свою спокойную старость. И в отличие от Морозова, к новому
криминальному поколению приспособился уже давно.
Пронзительные светлые глазки Арсена метали молнии. Он с самого начала
чувствовал, что добром это дело не кончится. Все, все было не так, все
пошло не по разработанной схеме, и вот результат. Не надо было браться
за него, ох, не надо было!
Первой ошибкой было то, что он подключился к работе слишком поздно.
Те, кто пользовался услугами конторы не в первый раз, знали, что лучше
всего идти к Арсену не после совершения преступления, а до того. Опытные
консультанты подскажут, что и как надо сделать, чтобы потом можно было
обойтись минимальным давлением на минимальное число людей. Чем меньше
работы, тем меньше доход, но и риск меньше, это Арсен усвоил твердо. По-
этому за такие консультации брал огромные гонорары. Идеальные клиенты
спрашивали у него совета не только о том, "как" сделать, но и о том,
"когда" и "где", и Арсен назначал время и место в соответствии с графи-
ком дежурств "своих" людей, которые будут выезжать на место происшест-
вия. Девиз Арсена - "работай на упреждение" - оправдывал себя всегда и
во всем. А с этим Градовым он вступил в дело спустя несколько дней после
двух убийств, да еще потом оказалось, что до убийства девчонку целую не-
делю держали в деревенском доме. Одним словом, люди Градова сработали
непрофессионально и оставили много следов, которых только слепой не за-
метит. Основные усилия пришлось направить на замывание и затирание этих
следов.
Второй промах Арсен допустил, когда согласился использовать людей
Градова. Не надо было этого делать, надо было настоять на том, что всю
работу сделает его собственная бригада, а не Черноморовы пацаны. Градов
скуп, да что там скуп, откровенно жаден, те деньги, которые он платит
дяде Коле, ни в какое сравнение не идут с колоссальными тарифами, уста-
новленными Арсеном. Решил сэкономить, уговорил, что работать будут его
ребята, а Арсен согласился. И оказался не прав.
Третью ошибку Арсен допустил, когда пропустил мимо ушей причитания
Градова о том, что он зря связался с его конторой. Ведь не один раз, а
два, целых два проговаривался Сергей Александрович, что был у него выход
на группу, курирующую следственную часть прокуратуры, и надо было бы,
наверное, обратиться к ним, а не к Арсену. В первый же раз, когда только
Градов заикнулся об этом, следовало бы немедленно и жестко поставить его
на место, а еще лучше - преподать наглядный урок. Столько сил было пот-
рачено Арсеном на то, чтобы создать маленькие независимые агентства с
абсолютно непересекающимися полями воздействия. Стоит только кому-то за-
подозрить, что сетью охвачена вся система правоохранительных органов, а
не только то подразделение, в котором он работает, - и под угрозу будет
поставлено все.
Только что Арсену сообщили, что Каменской звонил ее начальник, и по
содержанию разговора стало понятно, что Градов задействовал какие-то до-
полнительные рычаги, поставив под сомнение его, Арсена, способности до-
вести дело до конца. Каков наглец, вы только подумайте! Задетыми оказа-
лись не только интересы безопасности, но и самолюбие Арсена. Он знал,
что в этом случае следует немедленно расторгать контракт с клиентом,
можно даже заплатить ему неустойку, а можно и не платить, а примерно на-
казать за нарушение правил безопасности, дабы другим неповадно было. С
Градовым надо кончать немедленно, но, к сожалению, Арсен был вынужден
признать, что это не так-то просто сделать. Выходка Сергея Александрови-
ча привела к определенным последствиям, волна этих последствий докати-
лась до Каменской, и теперь надо постараться выйти из ситуации с наи-
меньшими потерями.
Она считает, что на нее давит тот, кто убил Еремину. Если вдруг это
давление прекратится, не принеся желаемого результата, она может сообра-
зить, что у того, кто организовал все это, нет собственного интереса. А
тут уж недалеко и до мысли о посредниках. Каменская девочка умненькая,
хоть и неопытная, но из нее может выйти крепкий профессионал, если ее
поднатаскать. Делать она, конечно, ничего не умеет, несколько дней за
ней по пятам ходили люди Арсена и дяди Коли, а она ни одного из них не
засекла. Но головка у нее светлая и устроена правильно, поэтому надо с
девочкой дружить, у Арсена на ее счет появились далеко идущие планы. Де-
вочке четкости мышления и хватки досталось от Господа полной мерой.
Арсен вообще определял людей по тому, сколько каких качеств им доста-
лось от Бога: одному - большим ковшом, другой опоздал и урвал лишь
горстку, а третий поленился стоять в очереди и остался ни с чем...
Встречаться с Градовым Арсен не боялся. Если бы на Петровке докопа-
лись до Сергея Александровича, давно бы уже с ним побеседовали или на
худой конец пустили за ним "наружку". Но к Градову никто не приходил, а
наблюдателей люди Арсена не обнаружили. Каменская, конечно, что-то про-
нюхала про семидесятый год, но явно недостаточно, чтобы выйти на Градо-
ва. Другое дело дядя Коля - его мальчишка. Дьяков этот, почти наверняка
прокололся, но это пока не особенно опасно, он про Градова ничего не
знает.
К месту встречи Арсен пришел с опозданием на восемь минут. На самом
деле он явился в условленное место загодя, внимательно осмотрелся, про-
верился, потом понаблюдал за улицей после прихода Градова и только после
этого, убедившись в отсутствии подозрительных личностей, зашел в бар.
- Вы, Сергей Александрович, ведете себя неправильно, - спокойно начал
он, переливая ликер из крохотной рюмочки в чашку с кофе.
- Что вы имеете в виду? - вздернул красивые брови Градов.
- Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Ругаться и скандалить с ва-
ми я не собираюсь, давайте разойдемся по-хорошему.
- Но почему? Что произошло?
- Дорогой мой, вам уже достаточно лет, чтобы забыть детсадовские за-
машки. Только маленькие дети, зная за собой вину, упорно отрицают ее,
надеясь на то, что взрослые ничего не знают. Я не блефую, или выражаясь
уголовным языком, не беру вас "на понт".
- Хоть убейте, не понимаю, о чем вы.
- А что, это неплохая мысль! - усмехнулся Арсен. - Это решило бы ра-
зом множество проблем. Может быть, убийство - это единственный способ
заставить вас прекратить вашу дурацкую самодеятельность. Более того, вы
упорно продолжаете мне врать. Почему вы скрыли от меня историю с Ники-
форчуком? Вы мне не доверяете? Прекрасно, крутитесь сами, как умеете,
вместе со своим придурковатым Черномором и его бандой недоносков. Я свою
задницу подставлять не собираюсь.
- Я ничего не понимаю, - растерянно пробормотал Градов. - Я вам кля-
нусь... Я ничего не сделал такого, что могло бы повредить нам...
- Сергей Александрович, дискуссия окончена. Сейчас мы с вами попроща-
емся и расстанемся, я надеюсь, навсегда. Вы с самого начала мешали мне
работать, вы утаивали от меня важную информацию, из-за чего мне и моим
людям приходилось по нескольку раз на ходу перестраивать продуманные
комбинации. Вы подсунули мне своих мускулистых ублюдков, заверив меня,
что они опытные и квалифицированные исполнители, а они оказались без-
мозглыми идиотами, провалившими все дело. А все потому, что вам жалко
денег. И я подозреваю, что вы и сейчас не все рассказываете мне, а это
для меня опасно, потому что из-за вашего, простите, жлобства я могу по-
пасть в сложную ситуацию. Вы не доверяете мне, я не доверяю вам, поэтому
нам лучше всего расстаться, и немедленно. Считайте наш договор утратив-
шим силу.
- Но как же... Как же мое дело?
- Оно меня больше не интересует.
- Но ведь я заплатил вам! Арсен, вы же не можете меня бросить на про-
извол судьбы! - взмолился Градов. - Вы сами говорили, что осталось потя-
нуть всего несколько дней, до третьего января, почему же вы меня бросае-
те? Если я где-то был не прав - ну простите меня, если я что-то сделал
неправильно - так ведь не со зла, Арсен, я умоляю вас, вы не можете
так...
- Я? - холодно удивился Арсен. - Я могу все. И так, и не так, и как
угодно. Вы мне неинтересны, вы мне не нужны, поймите это наконец. У меня
своя работа, свое дело, я его делаю с удовольствием и, смею надеяться,
неплохо. Потом появляетесь вы и пытаетесь заставить меня работать не
так, как я привык, и не с теми людьми, как обычно. В этих условиях рабо-
та у меня не клеится, вы мне мешаете, ну и ради чего я буду корячиться и
лезть из кожи вон? Ради ваших прекрасных глаз? Вы, господин Градов, в
Думе имеете большую силу, а для меня вы никто, ничто и звать вас никак.
Ради гонорара? Вы со своей местечковой жадностью добились только одного:
я готов вернуть вам все выплаченные вами деньги, потому что личная безо-
пасность мне дороже. Может быть, вы думаете, что, расторгнув с вами до-
говор, я испорчу себе репутацию в том мире, который пользуется моими ус-
лугами? Уверяю вас, эта история только пойдет мне на пользу. Завтра же
все заинтересованные лица будут знать, что, во-первых, я ставлю интересы
безопасности выше денежных расчетов, а во-вторых, что меня надо слу-
шаться и мне нельзя мешать, иначе я брошу своего клиента на произвол
судьбы без малейших сожалений. Запомните, Сергей Александрович, еще не
родился на свет такой клиент, ради которого я пошел бы на уступки. Вы
хотите что-то сказать?
- Я хочу... Что я должен сделать, чтобы вы продолжали работать? Назы-
вайте свои условия, я согласен на все.
Арсен с интересом разглядывал породистое красивое лицо Градова. Даже
в растерянности и страхе оно не потеряло своей привлекательности, лишь
приобрело какое-то трагическое выражение. Поторговаться с ним, что ли?
Конечно, ни о какой дальнейшей работе не может быть и речи, с такими ти-
пами надо рвать сразу и бесповоротно, но просто любопытно, на что он го-
тов пойти ради спасения собственной шкуры. Если отозвать людей с дела
Ереминой, оно может быть раскрыто за сутки, максимум - за двое. Интерес-
но, Градов это понимает или нет?
Молчание затянулось и стало для Градова невыносимым.
Он сорвался и уже не контролировал себя.
- Почему вы не отвечаете? Вам нравится мое унижение?
Вам нравится видеть мой страх? Вы меня ненавидите, вы всех нас нена-
видите, потому что мы разрушили вашу старую систему, при которой у вас
был кусок хлеба с маслом и черной икрой, у вас была власть, а теперь вы
никому не нужны, вас никто не боится, вот вы и ненавидите весь мир и
отыгрываетесь на таких, как я! Вы думаете, вы очень могущественный, да?
Да вы просто маленькая злобная крыса, да-да, именно маленькая вонючая
злобная крыса, которая жрет отходы на помойке общества и первая бежит с
корабля, как только запахнет опасностью. Крыса! Крыса! О, Господи...
Градов закрыл лицо руками. Арсен молча поднялся, подошел к бармену,
расплатился за выпитый кофе и ликер, потом, подумав, достал из бумажника
еще несколько банкнот.
- Этот человек очень расстроен, - сказал он, кивнув на сидящего в уг-
лу Градова. - К сожалению, мне пришлось сообщить ему неприятное извес-
тие, и он тяжело переживает. Если минут через пять он еще не уйдет, при-
неси ему двести граммов коньяку. Только хорошего.
- Сделаем, - кивнул бармен. - А если коньяк не понадобится?
- Тогда деньги оставьте себе.
Арсен не торопясь вышел на улицу и с удивлением обнаружил, что разго-
вор с Градовым оставил в его душе неприятный осадок. За его долгую жизнь
у Арсена было много неприятных разговоров, и он научился выходить из них
без эмоциональных потрясений. Но Градов чем-то задел его, то ли подозре-
ниями в ненависти ко всему белому свету, то ли тем, что обозвал вонючей
крысой... Но теперь Арсен был абсолютно уверен: он правильно сделал,
прервав работу на Градова. Человек, который так легко выходит из себя и
теряет над собой контроль, опасен. С ним нельзя иметь дело. А маленькая
вонючая злобная крыса - что ж, крысу он ему еще припомнит.
В кабинете у следователя Ольшанского полковник Гордеев осторожно по-
ложил телефонную трубку на рычаг, перевел дыхание и вытер сверкающую лы-
сину огромным голубым носовым платком.
- Ну как? - спросил он, вставая и отправляясь в поход по периметру
захламленного сумрачного кабинета.
- Никогда не слышал, чтобы вы за один раз выдали столько вранья, -
заметил Константин Михайлович. - Я даже пальцы загибал, чтобы не обсчи-
таться.
- И сколько насчитали?
- То, что я на вас кричал, - раз. То, что вы на меня собак спустили,
- два. Если память мне не изменяет, мы с вами знакомы больше десяти лет,
и прожили мы этот срок без явных конфликтов. Во всяком случае, друг на
друга мы голос никогда не повышали. Или я ошибаюсь?
- Нет, не ошибаетесь.
- Хорошо, пойдем дальше. Гончаров к вам не приходил, а вы, в свою
очередь, не ходили к генералу - это три и четыре. То, что последний до-
кумент из уголовного дела об убийстве Ереминой датирован шестым декабря,
- пять. Достаточно?
- Вполне. Вам не кажется странным, что приходится все это делать во
имя интересов правосудия? Я спрошу по-другому: вам не кажется странным,
что профессия, требующая от людей самого большого количества лжи, имеет
своей целью защиту интересов правосудия? Парадокс какой-то!
- Что ж поделать, Виктор Алексеевич, война есть война. Мы же не в иг-
рушки с ними играем.
- Да не война это, в том-то все и дело! - взорвался Колобок, вцепив-
шись крепкими пухлыми пальцами в спинку стула, который в этот момент по-
пался ему на пути. Стул под тяжестью полковника угрожающе скрипнул. - У
войны есть свои правила, которые обязательны для всех воюющих сторон.
Все участники находятся в равных правовых условиях. И потом, они хотя бы
пленными обмениваются. А мы? В нас стреляют, когда и как сочтут нужным,
а мы за каждый выстрел отчитываемся, тонны бумаги на рапорты изводим. У
них деньги, люди, оружие, автомобили с мощными движками, техника новей-
шая, а у нас - следственный чемодан послевоенного образца, эксперты-са-
моучки, денег на бензин нет. Да что я вам рассказываю, будто сами не
знаете! В войне всегда есть надежда на силы ООН, которые помогут, если
уж совсем невмоготу станет. А нам кто поможет? Миротворческий батальон
авторитетнейших паханов? Нет, Константин Михайлович, мы с вами, к сожа-
лению, не воюем. Мы из последних сил обороняемся, пытаясь сохранить жал-
кие остатки того, что раньше называлось профессиональной гордостью и
честью.
Ольшанский задумчиво глядел на Гордеева, в глубине души соглашаясь с
ним, но не желая развивать опасную тему. Еще немного, и придется, может
быть, говорить о Ларцеве. Знает полковник правду или нет? Лучше не рис-
ковать.
- Как вы думаете, ваш спектакль сработает? - постарался он уйти в
сторону.
- Хотел бы надеяться.
Гордеев грузно опустился на стул, щелкнул замками "дипломата", выта-
щил тюбик валидола и сунул таблетку под язык.
- Расклеился я что-то в последнее время, - устало пожаловался он. -
Дня не проходит, чтобы сердце не прихватывало. Что касается Анастасии,
то я рассчитываю только на то, что она тоже пальцы загибала, как и вы.
Больше мы ничего сделать не можем, ни помочь ей, ни подсказать. Сообра-
зит - честь ей и хвала, а нет - так нет.
- Допустим, она сообразит. Каких действий вы от нее ожидаете?
Колобок недоуменно воззрился на следователя, продолжая машинально по-
тирать левую сторону груди.
- Константин Михайлович, может, вы не поняли, что такое моя Анаста-
сия? Она тем и отличается от всех остальных, что ее поступки непредска-
зуемы. Ожидать от нее чего-либо, кроме конечного результата, - пустое
дело. Результат она даст, если это в принципе возможно, но как она будет
это делать - одному Богу известно. Мой Коротков говорит, что у нее голо-
ва непонятно как устроена.
- Вы просто рабовладелец какой-то! - расхохотался Ольшанский, снимая
очки. - Моя Анастасия, мой Коротков. А все другие сотрудники тоже ваши
или только эти двое?
- Вы напрасно смеетесь, - очень серьезно возразил Гордеев. - Они все
мои, они - мои дети, которых я обязан воспитывать и защищать, что бы ни
случилось. Ни один из них, вы слышите, ни один ни разу не был на "ковре"
у начальства, потому что за все их промахи и ошибки отдувался я. Сам хо-
дил, скандалил, уговаривал, доказывал, просил. Я для моих ребят - камен-
ная стена, за которой они могут спокойно работать, не тратя время и
нервную энергию на начальственные выволочки. Я всех их люблю и всем им
верю. Поэтому они - мои.
"И Ларцев?" - мысленно спросил Константин Михайлович. Вопроса Горде-
ев, конечно, не услышал. Но он увидел его в больших красивых глазах сле-
дователя, не скрытых и не искаженных толстыми линзами очков.
"Почему ты спрашиваешь? Ты догадался? Да, и Володя Ларцев тоже мой, и
то, что он совершил огромную, непоправимую ошибку, - отчасти и моя вина.
Я не смог заставить его поверить в то, что ко мне можно прийти с этим, и
он предпочел справляться со своей бедой сам, в одиночку, не заглянув
вперед и не подумав о последствиях. В этом виноваты мы оба, оба и будем
расплачиваться. Оттого, что он совершил ошибку, он не перестал быть од-
ним из моих детей, которого я обязан защитить по мере сил и возможнос-
тей", - ответил про себя полковник, а вслух продолжил:
- Так вот, Анастасия сидит в своей квартире и мало что может сделать.
Ей чем-то угрожают, и весьма серьезно, поэтому она боится делать неосто-
рожные движения. Телефон ее прослушивается, на лестнице сидит какой-то
парень и следит, чтобы она никуда не выходила и чтобы к ней никто не
пришел. Я так понял, что стоит ей сделать хоть какой-нибудь подозри-
тельный шаг, и угроза немедленно будет приведена в исполнение. Поэтому
лезть напролом мы с вами не можем.
- Вы сказали, что у нее утром был врач. Как же врача к ней пустили?
- Вероятно, это было одним из условий: она должна вызвать врача и
взять больничный, чтобы иметь законные основания сидеть дома и не ходить
на работу.
- А как они узнали, что тот, кто приходил, был врачом, а не вашим
сотрудником? Они что, документы спрашивали?
Гордеев замер. А в самом деле, почему к Насте пропустили Рачкову, не
удостоверившись, что она действительно врач? Тамара Сергеевна сказала,
что наблюдатель, не скрываясь, поднялся по лестнице и посмотрел, кто
звонит в квартиру Каменской. Но этого явно недостаточно, чтобы быть уве-
ренным, что у дверей стоит не сотрудник уголовного розыска, а настоящий
врач из поликлиники. Или Рачкова чего-то недоговаривает? Черт, как же он
об этом не подумал? Стареть начал, что ли, хватку потерял, реакция уже
не та, что раньше, очевидные вещи мимо глаз пропускает...
Виктор Алексеевич схватился за телефон.
- Паша? Что там у нас? Морозов? Хорошо, пусть подождет меня, я сейчас
приеду. Паша, мне нужны данные на Тамару Сергеевну Рачкову, это терапевт
из нашей поликлиники. Срочно. Только ювелирно, чтобы тише комариного
писка. Я буду через полчаса.
Но что-то мешало Виктору Алексеевичу уйти из кабинета следователя
Ольшанского. То ли это была боль в глазах Константина Михайловича, то ли
боль в сердце самого Гордеева, но он знал, что не может, не должен уйти
сейчас, ничего не сказав и не спросив. Если бы существовали волны, пере-
дающие информацию от человека к человеку без специальных приборов, то
полковник уже несся бы сломя голову к себе на Петровку, моля судьбу,
чтобы не опоздать. Но если такие волны существуют, то Виктор Алексеевич
был не из тех людей, которые умеют их улавливать и расшифровывать, и по-
тому он, превозмогая чувство неловкости и привычную осторожность,
все-таки заговорил о Ларцеве.
Разговор занял добрых четверть часа, но многое прояснил для Гордеева.
- Если вы не ошиблись и Ларцев действительно обрадовался, когда вы
его ткнули носом в подделку протоколов, то это может означать только од-
но: он тяготится той ролью, которую играет под диктовку преступников, и
полагает, что теперь, когда его фокусы раскрылись, его оставят в покое,
потому что использовать его и дальше уже рискованно. У него появились
свободные деньги?
- Откуда?
- Оттуда. Не бесплатно же он на них работает? Константин Михайлович,
вы знаете Володю давно, скажите мне, что-нибудь изменилось в его жизни в
последние месяцы? Крупные покупки, траты какие-нибудь, ну, я не знаю...
- И я не знаю. Хочу надеяться, что знал бы, если бы чтолибо подобное
случилось. Еще вчера я вам с уверенностью сказал бы, но сегодня я уже ни
за что ручаться не могу, - глухо произнес Ольшанский.
- Вы простите меня, я знаю, что вы очень дружны с Ларцевым, - винова-
то сказал Гордеев. - Мне не нужно было затевать этот разговор, все это
одинаково тяжело и вам, и мне. Но ведь есть еще Анастасия, которой
чем-то угрожают, я не хочу причинить ей вред, поэтому я должен знать как
можно больше, чтобы понимать, что я могу сделать, а чего не могу. Прос-
тите меня, - повторил он, с трудом поднимаясь из-за стола.
"Как же сильно я сдал, - подумал полковник, негнущимися пальцами зас-
тегивая пуговицы на тяжелом, не просохшем от мокрого снега пальто. - Вя-
лость какая-то, рука немеет, встал со стула - и голова кружится. Мне же
всего пятьдесят четыре, а я за два месяца превратился в развалину. Ах,
Ларцев, Ларцев, ну зачем ты это сделал? Почему сразу не пришел ко мне?
Чем же они тебя так скрутили?"
Борясь с головокружением, он спускался по лестнице, крепко ухватив-
шись за перила и внимательно глядя под ноги. И в этот момент понял, чем
же "они" держат Володю Ларцева. И понял, что тем же самым они связали
руки и Насте. Так быстро, как позволяло здоровье, он добрался до сержан-
та, несшего вахту у входа в городскую прокуратуру, и, не спрашивая раз-
решения, пододвинул к себе телефонный аппарат.
- Паша? Где Ларцев?
- В тюрьме, у него сегодня два допроса.
- Найди его, Паша, кровь из носу, найди немедленно.
- Ты где ходишь, между прочим? - язвительно спросил Жерехов. - Обещал
быть через полчаса. Не забыл, что тебя Морозов дожидается?
- Забыл. Я уже выхожу, на крыльце стою. Он у тебя в кабинете?
- Пошел сигарет купить.
- Ты извинись за меня, Пашенька, пусть еще немного подождет. Я, чест-
ное слово, уже иду.
Путь от прокуратуры до Петровки был недолгим, а полковник Гордеев
очень старался идти побыстрее. Но он все равно опоздал.