Маринина А. Б.
Настя Каменская
Украденный сон

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава четырнадцатая

Настя сняла халат и надела джинсы и строгий черный свитер.
- Ты чего? - удивился Леша. - Ждешь кого-нибудь?
- С мыслями собираюсь, - коротко ответила она и ушла в ванную.
В ванной она долго и тщательно расчесывала волосы, потом собрала их в
тугой узел на затылке и закрепила шпильками. Внимательно всматриваясь в
свое отражение, достала из висящего на стене зеркального шкафчика нес-
колько коробочек с гримом.
"Я злая, жесткая, суровая, наглая, уверенная в себе, холодная, рас-
четливая стерва", - повторяла она, прикасаясь к лицу едва заметными дви-
жениями широких и тонких кисточек. Работа была кропотливая и сложная, и
к тому времени, когда лицо было "сделано", произносимые заклинания возы-
мели эффект. Теперь из зеркала на Настю глядела строгая, холодная женщи-
на, глаза которой не знали слез, сердце - жалости, а ум - сомнений.
Она еще немного постояла в ванной, потом осторожно прошла в комнату,
стараясь, чтобы Леша не увидел ее лица, и встала перед большим, в полный
рост, зеркалом. Плечи расправить, спина прямая, подбородок вздернут, все
тело - как натянутая струна. Она закрыла глаза, стараясь отключиться от
зрительного образа и привести себя в соответствующее душевное состояние.
"Люди - грязь, и во имя собственного благополучия ими можно пренебречь.
Я не хочу, чтобы обезумевший от горя Ларцев застрелил меня и Чистякова,
поэтому я готова предать всех и вся, лишь бы остаться в живых. Мне нап-
левать на его дочку, но я понимаю, что если с ней что-нибудь случится,
мне не жить. Я спасаю себя. И дело я имею только с самым главным, а все
эти ларцевы, гордеевы, ольшанские и прочие - такая же шушера, как и те
пацаны, которые стерегут меня на лестнице и в подъезде. Шавки, которыми
можно пренебречь во имя спасения собственной жизни..."
- Что с тобой? - ошарашенно спросил Леша, увидя свою подругу.
- А что?
- От тебя веет холодом, как из морозильной камеры. И лицо какое-то...
- Какое? - Она не могла позволить себе улыбнуться, чтобы не выва-
литься из с трудом созданного настроения.
- Чужое. Вроде твое, а в то же время вроде это и не ты. Снежная коро-
лева.
- Так надо. Ладно, я пошла. Сиди тихо, не вмешивайся.
Она уверенно открыла дверь и встала на пороге, не сделав ни одного
шага на лестничную площадку. Мгновенно снизу послышался тихий шум шагов,
в пролете показалась голова симпатичного блондина с ясными глазами и
пухлыми губами. Ангельское личико Настю не обмануло, она сразу заметила
и оценила мягкость и гибкость походки, налитую мускулатуру, настороженно
напряженную шею. "Десантник", - определила она и вполголоса сказала:
- Подойди ближе.
- Зачем? - так же тихо спросил блондин, но с места не двинулся.
- Я сказала - подойди.
Металла в голосе было достаточно, чтобы охранник послушался. Он под-
нялся на несколько ступеней, после чего вытащил пистолет и сделал еще
два шага.
- Скажи, чтобы мне позвонили, - так же холодно произнесла Настя.
- Кому сказать? - оторопел блондин.
- Не моя забота. Мне нужен Дьяков. Пусть его пришлют.
- Зачем?
- А это не твоя забота. Ты - "шестерка" дешевая, тебе только меня ох-
ранять и доверили. Пусть мне позвонят, объясню, зачем нужен Дьяков. Жду
десять минут.
Она отступила назад в прихожую и закрыла дверь. Не слишком резко,
чтобы движения не казались нервными. Но и не слишком медленно.
- Ася, что происходит? - требовательно спросил Чистяков, преграждая
ей дорогу.
- Помолчи, - процедила она сквозь зубы, отстраняя Лешу, и пройдя в
комнату, встала у окна.
- Ася!
- Я прошу тебя, не мешай мне. Мне очень трудно сосредоточиться, ты
меня сбиваешь, - холодно произнесла она.
Леша ушел в кухню, хлопнув дверью. "Стерва, - подумала Настя, - какая
же ты стерва. Но, может, это и к лучшему. Примадонна из провинциального
театра. Держись, подруга, извиняться будешь потом. Две минуты прошло,
осталось восемь. Мальчонка, который бегал в аптеку, побежал куда-то за
угол. Наверное, в автомат, звонить. А может, у него там машина стоит ра-
диофицированная. Проверим, угадала ли я. Наружники, которые отслеживали
того человека, который проверял меня в поликлинике, сказали, что он зво-
нил в строго условленное время, но ни с кем не разговаривал. Какая-то
хитрая система передачи информации, без личного контакта. Интересно, как
эта система сейчас сработает? Если я не права, в течение десяти минут
мне позвонят. А что будет, если я права? Забудь о девочке, забудь о Лар-
цеве, забудь обо всем, ты решаешь задачку, просто математическую задач-
ку, соберись, не волнуйся, ты спасаешь свою жизнь, люди - грязь, они не
стоят твоих волнений, думай только о себе. Нет таких слов, как "справед-
ливость", "правосудие", "возмездие", "преступление", ты забыла эти сло-
ва, ты их никогда не знала. Есть ты, есть Чистяков. И есть жизнь. Просто
жизнь. Форма существования белка. Четыре минуты. Ты будешь делать все,
чтобы угодить им, чего бы тебе это ни стоило. Ты трезво мыслящая женщина
и отчетливо понимаешь, что с ними тебе не справиться и поэтому не надо с
ними воевать. Их много, а ты одна. Никто тебя не осудит, никто не посме-
ет тебя осудить. Пять минут..."
Она не отрывала взгляда от окна. Мокрая хлюпающая грязь на тротуарах,
мокрая темная одежда на прохожих, грязные брызги из-под колес проезжаю-
щих машин. Неужели всего десять дней назад было яркое средиземноморское
солнце, белокаменные дворцы, вечнозеленые деревья, синяя вода фонтанов,
веселая мама и влюбленный в нее профессор Кюн, неужели всего десять дней
прошло с тех пор, как она впервые за много лет почувствовала себя сво-
бодной и счастливой?
Кажется, что этого не было вообще. Никогда. Ее жизнь всегда - в холо-
де, грязи, страхе и боли. Даже если это лето. Даже если не болит спина.
Все равно ее жизнь - холод, грязь, страх и боль. Семь минут. Мальчонка
бежит обратно. Быстро бегает, сучонок...
Звонок в дверь раздался, когда до истечения назначенного Настей срока
оставалась минута. Она щелкнула замком и царственно возникла на пороге.
Блондин-десантник вполне грамотно стоял в нескольких шагах от двери:
будь у обитателей квартиры нехорошее намерение схватить охранника и рыв-
ком втащить внутрь, им это никак не удалось бы.
Настя стояла молча, источая волны надменности и холодного презрения.
В глазах не должно быть вопроса, она уверена в себе и прекрасно владеет
ситуацией.
- Меня просили перед вами извиниться, - ровным негромким голосом ска-
зал блондин. - Ваша просьба будет выполнена через двадцать минут.
- Ты что-то напутал, малыш, - ответила она с ледяным высокомерием. -
Это была не просьба, а требование.
Она демонстративно взглянула на часы.
- Но ты хорошо несешь службу, в десять минут уложился. Пойди возьми
на полке пирожок, заслужил.
Шаг назад, мягкий щелчок дверного замка.
Она прислонилась лбом к косяку, не в силах двигаться. Сволочи, они
будут держать ее в тонусе еще двадцать минут. Она не выдержит. Двадцать
минут ожидания, а потом надо будет провести разговор. Разговор этот бу-
дет коротким, подолгу они не рискуют беседовать, и она должна успеть вы-
ложиться за эти минуты так, чтобы они поняли: она на все согласна, она
хочет сделать так, как лучше для них. Они должны ей поверить. Другого
шанса не будет. А они не поверят ей, если она будет оставаться милой ин-
теллигентной девочкой, потому что милая интеллигентная девочка с хорошим
гуманитарным образованием никогда не пойдет на сделку с преступниками.
Сделать это может хладнокровная, расчетливая и совершенно бессовестная
дрянь, каковой она, Настя, и должна стать.
Она медленно, будто неся хрустальный сосуд с драгоценным содержимым,
пересекла прихожую и усадила себя в кресло перед телевизором, стараясь
не расплескать с таким трудом созданное состояние духа. Взяла сигарету,
задумчиво покрутила ее пальцами, закурила. Почему ее просьба будет вы-
полнена через двадцать минут? Выходит, мальчонка-спринтер бегал не зво-
нить. Видно, время для сеанса связи еще не подошло. А куда же он бегал?
За углом его кто-то ждал, и этот кто-то и позвонит кому надо, когда при-
дет время. Надо же, елки-палки, дисциплинка у них! Значит, она все-таки
права, это какая-то сложная система бесконтактной связи. Ладно, займем
мозги этим, чего зря время терять. Если бы ей, Насте Каменской, предло-
жили организовать такую систему, как бы она это сделала?
Ей было трудно думать, сидя в кресле, не имея под руками стола и бу-
маги. Настя привыкла обдумывать сложные вопросы, сидя с чашкой кофе и
чертя на бумаге замысловатые схемы. Но за кофе надо идти на кухню, а там
сидит незаслуженно обиженный Лешка и дуется на нее. Выяснять с ним отно-
шения сейчас не ко времени, ей надо суметь сохранить в себе надменную
оледенелость. Итак, что нужно, чтобы получать информацию и чтобы в то же
время никто никогда не смог тебя найти, если, конечно, ты сам этого не
захочешь?
Ответ оказался на удивление несложным. Правда, организовать такую
систему очень трудно, но сама идея невероятно проста. Как дважды два. И
если все так, как она придумала, то становится понятным, почему послан-
ные Колобком-Гордеевым люди так и не смогли обнаружить машину, с которой
велось прослушивание ее домашнего телефона. Такой машины просто не су-
ществовало. Сегодня все кругом помешаны на новейшей изощренной технике,
совершенно забыв, что всегда и во всем самым главным остаются люди.
Деньги и люди. Деньги и люди смогут то, чего не сможет даже самая совер-
шенная техника.
Если верить часам, прошло двадцать три минуты. Нехорошо, некрасиво
заставлять даму ждать...
Когда зазвонил телефон, Настя с удовлетворением обнаружила, что даже
не вздрогнула. Она вполне владела собой.
- Я вас внимательно слушаю, Анастасия Павловна.
Голос все тот же бархатный, но заметно напряженный. Еще бы, с чего
это вдруг строптивая и неуступчивая Каменская сама попросила их позво-
нить.
- Я буду предельно краткой, - сухо ответила она. - Я еще достаточно
молода, чтобы не бояться смерти. Ваш друг Ларцев в плохом состоянии и
являет собой вполне ощутимую угрозу моей жизни. Поэтому я самым кровным
образом заинтересована в том, чтобы с его дочерью ничего не случилось.
Мне нужно, чтобы вы прислали ко мне Дьякова.
- Зачем вам Дьяков?
- Он глупо попался в квартире Карташова. Следователь может попытаться
в оставшиеся дни предпринять какие-нибудь шаги, в том числе он может
попробовать расколоть Дьякова. Поскольку я точно знаю, какие следы он
оставил в квартире Карташова, я проинструктирую его, как и что он должен
говорить, если до него доберутся. Вы поставили меня в положение, когда я
заинтересована в том, чтобы никаких осечек не случилось. Вы меня поняли?
- Я вас понял, Анастасия Павловна. Дьяков будет вам доставлен в тече-
ние часа. Я рад, что мы с вами стали союзниками.
- Всего доброго, - сдержанно ответила Настя.
Какая насмешка судьбы! Только недавно те же самые слова сказал ей Бо-
рис Карташов. Тоже радовался, что они стали союзниками.
Ну и сколько времени они будут искать Сашу Дьякова? За час его не
найдут, это уж точно. Через час приятный баритон с огорчением сообщит
ей, что искомого мальчика придется подождать еще какое-то время. Этот
разговор будет еще короче, и усилия от Насти потребуются минимальные.
Только легкое недовольство. Ну, может быть, еще недоумение по поводу то-
го, что в такой серьезной организации не могут, когда нужно, быстренько
найти человека. Можно расслабиться.
На кухне Леша демонстративно гремел посудой. Он, наверное, голоден,
но, несмотря на обиду, в одиночестве обедать не будет. Станет ждать,
когда она соизволит к нему присоединиться. Не стоило его обижать...
Настя сделала несколько глубоких вдохов, ослабила напряженные мышцы
спины и шеи, привычно ссутулилась и открыла дверь в кухню. Леша сидел за
накрытым к обеду столом и читал, пристроив книгу между хлебницей и бу-
тылкой с кетчупом.
- Если ты считаешь, что я тебя обидела и должна быть наказана, - я
согласна. Но, пожалуйста, давай отложим воспитательные мероприятия на
потом. Сейчас мне нужны твои мозги.
Леша оторвался от книги и поднял на нее злые глаза.
- Ты по-прежнему держишь меня на подсобных работах?
- Леша, мне нужна твоя помощь. Давай не будем выяснять отношения сей-
час. У нас для этого вся жизнь впереди.
- Ты уверена? Если исходить из твоих объяснений, у нас впереди может
оказаться совсем немного времени. Твой сумасшедший дружок Ларцев может в
любую минуту явиться сюда и пристрелить нас. Но даже в этой ситуации ты
продолжаешь относиться ко мне как к кухонной утвари. Что за переговоры
ты вела с этим бультерьером? Кто тебе звонил?
- Я тебе все объясню, но сначала помоги мне решить задачку.
- Ну давай... - тяжело вздохнул Чистяков.
Первое, что бросилось в глаза Колобку-Гордееву, когда он поднялся по
лестнице и свернул в длинный казенный коридор, было белое как мел лицо
Павла Васильевича Жерехова. Потом он увидел и толпившихся возле него
сотрудников, за головами которых посверкивали вспышки фотоаппарата. Не
сказав ни слова, Гордеев протиснулся сквозь небольшую толпу и увидел ле-
жащего на полу в кабинете своего заместителя человека с огнестрельным
ранением в голову. Пуля вошла точно в середину лба, и капитан Морозов
был мертв.
- Как это случилось? - сквозь зубы спросил Гордеев.
- Он сидел у меня в кабинете и ждал тебя. Позвонили, сказали, чтобы я
зашел к девочкам в секретариат за срочным документом. Не выгонять же бы-
ло парня в коридор ради пяти минут. Я запер все бумаги в сейф и вышел. В
секретариате ни о каком документе не слышали и мне не звонили. Я понял,
что дело неладно, и обратно уже бегом бежал. Ну и вот... Выстрела никто
не слышал, наверное, убийца пользовался глушителем.
- Ясно. Морозов тебе что-нибудь говорил? Зачем он меня ждал?
- Ничего не говорил, но сильно нервничал. Прямо сам не свой был.
- Что при нем было?
- Сумка. Спортивная, - уточнил Жерехов.
- Сумку спрячь подальше, пока до нее никто не добрался. Дым рассеется
- посмотрим, может, там какие-нибудь записи остались. Ты Ларцева нашел?
- Он уже едет сюда.
- Беги к воротам, лови его и по запасной лестнице тащи прямо ко мне.
Мимо своего кабинета его не веди и о Морозове ни слова.
Николай Фистин, он же дядя Коля, он же, по образному выражению Арсе-
на, Черномор хренов, пребывал в растерянности. Арсен велел срочно найти
Саню Дьякова и доставить его на квартиру к Каменской. Требование это ка-
залось дяде Коле дурацким и нелепым. Хуже того, оно, судя по всему, было
невыполнимым.
Коля Фистин впервые прогулялся на зону в 17 лет за особо злостное ху-
лиганство, через три года вышел, но, поскольку ума на нарах не набрался
и единственным способом выражения неудовольствия по-прежнему считал мор-
добой, то тут же снова сел, на этот раз уже на восемь лет, за причинение
тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего.
Результатом такой боевой юности стало лишение московской прописки и
высылка за 101-й километр. Николай жил в общежитии, работал на кирпичном
заводе, много пил, наворотисто матерился, и жизнь его была, казалось,
предопределена на долгие годы вперед. Но ему повезло, и он сумел свое
везение использовать на все двести процентов.
Как-то в Загорске он познакомился с женщиной, приехавшей на экскур-
сию. Тоня работала в ЖЭКе, на территории обслуживания которого находи-
лись престижные дома улучшенной планировки. Слава Богу, в застойные вре-
мена появилась практика отдавать работникам ЖЭКа квартиры на вторых эта-
жах таких домов, благодаря чему незаметная, несчастная, одинокая старая
дева была обладательницей более чем приличного жилья. Брак с москвичкой
позволял восстановить утраченную прописку, но корыстные мотивы были
очень скоро вытеснены тем, что Николай считал любовью. Если он сошелся с
Тоней, принуждая себя к этому, то через месяц понял, что она -
единственное светлое пятно в его жизни. В детстве - пьяная ругань роди-
телей вперемежку с рукоприкладством, одиннадцать лет - в колониях;
братья - кто сидит, кто спился, кто умер. А Тоня - теплая ласковая баба,
которая любит его, жалеет и ничего не требует, принимает таким, какой он
есть. Первый робкий восторг перед неизведанным ранее чувством близости и
нежности сменился отчаянной любовью, и Николай готов был немедленно
убить любого, кто хотя бы косо посмотрит на его жену.
Переехав в Тонину квартиру, Фистин устроился слесарем в тот же ЖЭК.
Семейная идиллия, увы, не сделала его законопослушным, и с 1987 года он
начал потихоньку включаться в криминальный бизнес, благо приятелей в
этой сфере у него было много: сам в Москве вырос, да и по малолетке си-
дел с москвичами. Жизнь теперь казалась ему вполне удовлетворительной,
понемногу стали появляться деньги, и он испытывал удивительное наслажде-
ние, принося своей Антонине очередной подарок в виде браслета, костюма
или дорогой косметики и каждый раз видя ее смущение и плохо скрываемую
радость. Откуда деньги, она, конечно, не знала, Николай морочил ей голо-
ву сказками о том, что подрабатывает на стороне, в автомастерской.
- Ну что ты, Колюша, мне ничего не надо, лишь бы ты был здоров и
счастлив. Не надо мне этих подарков, ты столько сил тратишь в своей мас-
терской, совсем не отдыхаешь. У нас же все есть, зачем тебе дополни-
тельные заработки, - говорила Тоня, и от этих слов у дважды судимого
Фистина таяло сердце.
Однажды поздним вечером Антонине стало нехорошо. Она долго крепилась,
стараясь выглядеть бодрой и веселой, списывая недомогание на естествен-
ные причины, вызванные беременностью. Когда началось кровотечение, она
не на шутку перепугалась, а муж впал в панику. Через 30 минут "скорой"
все еще не было, и Николай решил везти жену в больницу сам. На собствен-
ную машину он к тому времени денег не скопил, собирался ловить частника
и со страхом думал о том, как Тоня зальет кровью сиденья и как потом
придется объясняться с владельцем машины. Больше всего на свете в этот
момент он боялся, что не удастся сохранить ребенка. Вторым по степени
интенсивности был страх не удержаться и накатить в рыло водителю, если
тот начнет скандалить. Это грозило третьей судимостью, и весь налаженный
семейный быт пойдет прахом...
Слетев по лестнице и метнувшись с поднятой рукой к перекрестку, Фис-
тин чуть не угодил под резко затормозившую "волгу", за рулем которой си-
дел Градов, жилец с шестого этажа, сразу же признавший слесаря, неоднок-
ратно чинившего в его квартире импортную сантехнику.
- Ты чего, Николай? - спросил Градов.
- Жену надо срочно в больницу, вот вызвал "скорую", а они что-то не
едут. Боюсь, Антонина кровью изойдет, хочу частника поймать.
- Я отвезу, - не раздумывая отозвался Градов. - Она сама выйти может,
или понесем?
- Да вы что, Сергей Александрович! - растерянно произнес Николай. -
Она вам все чехлы перепачкает...
Чехлы в машине у Градова были и впрямь знатные, из белого меха.
- Ерунда, поехали, - скомандовал Градов. - А о чехлах не беспокойся,
испортишь - натурой отслужишь, будешь до самой смерти мне сортир бесп-
латно чинить.
Сергей Александрович отвез Тоню не абы куда, а в хорошую клинику,
представил ее своей родственницей. Фистин как увидел все это благолепие
с отдельной палатой, немыслимой аппаратурой, услужливыми и сноровистыми
медсестрами, с черной икрой на завтрак, так и поплыл. Беременность уда-
лось сохранить, и после рождения сына Николай считал себя вечным должни-
ком жильца с шестого этажа Сергея Александровича Градова.
В 1991 году Градов, будучи с друзьями в ресторане, стал свидетелем
довольно крутой разборки с кастетами и даже стрельбой. Несколько участ-
ников показались ему знакомыми.
Поднявшись в кабинет директора, которую он знал много лет. Градов
спросил, почему не вызвана милиция.
- А зачем? - пожала плечами директор. - Это мальчики, которые здесь
порядок держат. Вот они и разбираются с разными нахалами. Милиция тут ни
при чем.
- Вроде бы я видел несколько раз этих мальчиков возле своего дома,
они с нашим слесарем разговаривали, с Колей Фистиным, - задумчиво произ-
нес Градов.
- А вы разве не знаете? - искренне удивилась директор. - Он же у них
главный. Они и зовут его дядя Коля.
Когда через некоторое время Градов пригласил Николая к себе и акку-
ратно предложил ему сменить профиль деятельности, тот с радостью согла-
сился. Фистин чувствовал, что контролировать территорию становится с
каждым днем все труднее. Ему удалось нахрапом урвать себе кусок и ка-
кое-то время удерживать его, но постепенно стали появляться более зубас-
тые молодые крокодилы, не признающие правил игры, тягаться с которыми
Николаю оказалось не по силам. В новых условиях требовалась не только
мускульная сила, но и мозги, с которыми у дяди Коли было туговато. Сна-
чала от подконтрольной ему территории отхватили бензозаправку, потом
квартал с гостиницей, теперь подбирались к станции метро с окружившими
ее коммерческими палатками. Попытки навести порядок зачастую упирались в
то, что дяде Коле показывали какие-то хитрые документы на муниципальную
собственность, которую облагать данью бессмысленно, так как все доходы
строго контролируются городскими властями. Предложение Сергея Александ-
ровича пришлось кстати, оно позволяло, не теряя лица перед мальчиками,
отойти от рэкета и заняться другой, хорошо оплачиваемой и более спокой-
ной работой. Да и сам Градов настаивал на прекращении уголовного бизне-
са: он делает политическую карьеру, ему нужны люди для охраны, поддержа-
ния порядка во время проводимых его партией массовых мероприятий, а так-
же для выполнения различных конфиденциальных поручений. Мальчиков будут
видеть рядом с ним, поэтому не нужно, чтобы они оказывались втянутыми в
криминальные разборки. Дядя Коля смутно представлял себе характер буду-
щей работы, но готов был служить Градову верой и правдой, как преданный
пес.
С тех пор прошло два года, и сейчас дядя Коля впервые почувствовал
опасность. Опасность эта исходила не от милиции, которая, надо признать,
могла бы выставить ему солидный счет, а от Арсена. Его дядя Коля невзлю-
бил с первой же встречи. Зачем хозяин пригласил этого плешивого сморчка?
Дядя Коля сделал все, как велел Градов: снял дом, которым и раньше
пользовался, нашел девчонку, мальчики сказали ей, что, мол, они друзья
Бондаренко, у него не получается отвезти ее к Смелякову в понедельник,
поэтому он попросил их съездить с ней в поселок в воскресенье. Увезли ее
в тихое место, вытрясли из нее все, что она знала, правда, знала она ма-
ло, только дала наводку на какого-то Косаря. Мальчики убили обоих, схо-
дили на квартиру к художнику, стерли запись телефонного звонка этого Ко-
саря с координатами Бондаренко, и концы в воду. Так для чего нужен Ар-
сен? Кроме того, Арсен все время его критиковал. С самого начала он вы-
разил недоверие Колиной команде и пытался заставить хозяина платить его
собственным людям. Хозяин, правда, не подвел, уверял, что его люди впол-
не квалифицированные и сделают все, что нужно, в лучшем виде. От этих
слов на душе у Фистина потеплело, и чувство благодарности и преданности
Градову стало еще крепче. Но Арсен все равно при каждом удобном случае
тыкал его мордой в дерьмо, унижал и говорил все время непонятное.
Дядя Коля мучительно переживал оттого, что хозяин беседует с Арсеном
на каком-то им одним понятном языке, соглашается с приказами и требова-
ниями этого маленького старикашки, а он, Николай, как ни тужится, не мо-
жет уловить чего-то главного. А вдруг хозяин поймет, что дядя Коля, что
называется, не тянет, и прогонит его, а вместо него наймет старую гниду
Арсена? Конечно, утешал себя Фистин, хозяин не может его прогнать, уж
слишком много некрасивых и даже кровавых дел их связывает. Но утешение
это было слабым, дядя Коля не хотел, чтобы Градов, видя его несостоя-
тельность, держал его при себе из страха. Самолюбие у Фистина было недю-
жинным и мириться с таким положением не могло. Во время переговоров дядя
Коля изо всех сил пытался вникнуть в суть беседы хозяина с Арсеном, ста-
раясь не показать нараставшего страха и отчаяния и улыбаясь своей стран-
ной улыбкой. Это был оскал загнанного в угол шакала, который знает, что
противник сильнее и вот-вот настанет конец, но все-таки надеется его за-
пугать...
В этот день, 30 декабря, Николай Фистин понял, что решающий момент
настал. Арсен заявил, что разорвал контракт с хозяином и больше работать
на него не будет, хотя дело и не завершено. Только дядя Коля вздохнул с
облегчением, как Арсен огорошил его требованием немедленно найти Саньку
Дьякова. Зачем? Зачем нужен Дьяков, если контракт разорван? И потом, Ар-
сен же сам велел с ним разобраться. Дядя Коля и разобрался, велел Саньке
ехать в другой город и затаиться месяца на тричетыре, а дома пусть так и
скажет: мол, уезжаю по делам, вернусь к весне. Тут же отдал команду в
другой город, чтобы Дьякова "встретили". До апреля его искать не будут,
а в апреле снег сойдет, да пока его обнаружат, пока опознают... Чего же
хочет этот старый хрыч? Правда, Арсен вежливо объяснил Фистину:
- Каменская требует, чтобы к ней пришел Дьяков. Она его проинструкти-
рует на всякий пожарный случай.
- Мало ли чего она требует! - окрысился дядя Коля. - А завтра она у
вас миллион зеленых потребует, так что, тоже побежите искать?
Сегодня Арсен был на удивление терпелив и словно бы не заметил злоб-
ного выпада.
- Ее требования вполне разумны и должны быть выполнены, - спокойно
ответил он. - Я никогда не ссорюсь с правоохранительной системой, я с
ней сосуществую. Со-су-ществую, - повторил он по слогам. - Это понятно?
Если бы я с ней ссорился, я бы не смог делать то, что делаю. Каменская
должна понимать, что со мной можно иметь дело и мне можно верить. Только
так я могу добиться желаемого результата. Чтобы через час Дьяков был у
нее.
Тон у Арсена был таким безапелляционным, что дядя Коля не посмел ни-
чего сказать. Он судорожно принялся названивать в город, куда уехал Са-
нек, в надежде на то, что приказ еще не выполнен. Как назло, никого из
своих людей он застать не смог, видно, все разъехались готовиться к
встрече Нового года. Каждые полчаса дяде Коле звонил Арсен и все более
тихим и зловеще спокойным голосом спрашивал о Дьякове.
Наконец Фистин решился.
- У меня возникли небольшие осложнения, надо бы встретиться, - попро-
сил он.
Встреча с Арсеном прошла гораздо тяжелее, чем ожидал Николай.
- Козел ты винторылый, - шипел на него старик, - видно, когда Бог
раздавал мозги, ты отошел пописать. Ты что, русского языка не понимаешь?
Я тебе велел убивать Дьякова? Я сказал, что с ним надо разобраться.
- Я и разобрался.
- Ни хрена ты не разобрался, мудак ублюдочный! Ты и такие, как ты,
нувориши от преступности, закона не понимаете. Разобраться - это значит
именно разобраться, вникнуть в дело, выяснить, кто прав, кто виноват, и
вынести решение. Ты с настоящими ворами общался когда-нибудь? Вот они
законы знали и никого никогда за просто так жизни не лишали. Тебе гово-
рят "разберись", а ты понимаешь это как команду свернуть шею или на перо
поставить. Ума-то у тебя на большее не хватает. Чтобы разобраться, надо
мозги напрягать, вдумываться, а тебе напрягать нечего. Дерьмо ты полное,
а не Черномор. Ты же не только думать, ты, поди, и убить-то сам не мо-
жешь, только команды раздаешь. А как до дела дойдет, будешь стоять, за-
жав пушку в потной ручонке, и ссать в штаны от страха. Что я теперь дол-
жен Каменской говорить? Мол, Дьякова убили, а я и не знал? Так что же
это за организация у меня такая, если моих людей убивают, а я этого не
знаю? С такой несерьезной организацией она дела иметь не захочет.
- Ну и пусть, - брякнул дядя Коля. - Вы же все равно на хозяина
больше не работаете. Чего вы так волнуетесь? Не захочет она иметь с вами
дела - ну и не надо.
- Нет, ты все-таки полный кретин. Ты хоть понимаешь, что тебе нужно
спасать свой эпидермис?
- Чего спасать?
- Шкуру свою, придурок. Если Петровка вцепится в труп Дьякова, то до
тебя останется один шаг. Ты что же, думаешь, что ты один - плод страст-
ной любви, а все остальные - пальцем деланные? А ну как сейчас сыскари
захотят допросить Дьякова по факту проникновения в квартиру художника?
Они ведь до весны ждать не будут, не надейся. Они его уже сегодня с утра
разыскивали. Будь он жив, девчонка научила бы его, как себя вести и что
говорить, и торпеда бы прошла мимо. А теперь они начнут его искать, и
даже если найдут только весной, все равно к сегодняшнему дню привяжут. А
если привяжут - дело опять Каменской поручат. Поэтому мне и надо с ней
дружить. А ты, как всегда, все испортил. Думаешь, я не вижу, как ты меня
ненавидишь? Ты же ни одному моему слову не веришь, хотя я дело говорю и
тебе было бы полезно у меня поучиться. Сколько раз я тебе указывал на
твои ошибки? Сколько раз объяснял, как и что нужно делать? Ты хоть раз
меня послушался? У тебя один свет в окошке - Градов твой ненаглядный,
только его слово для тебя что-то значит. Ты, как поганый пес, понимаешь
команду только тогда, когда получаешь тапком по морде. А Градов твой та-
кой же недоумок, как и ты, и никогда он ничего умного тебе не скажет.
Так и сдохнешь, ума не набравшись, потому что у знающих людей учиться не
хочешь.
Дядя Коля терпеливо все сносил, потому что теперь у него была цель.
Теперь он понял, что должен помочь хозяину. Для этого нужно заставить
Арсена вернуться к выполнению контракта. Видно, Сергей Александрович не
смог его уговорить. Ну что ж, он, Фистин, уговаривать не будет. Он его
заставит. Но прежде нужно хоть что-то о нем узнать. Поэтому он и вызвал
Арсена на встречу, готовясь принять на себя ушат грязи.
После встречи за стариком пойдут мальчики, чтобы для начала выяснить
его адрес. А там видно будет. Ушат, правда, оказался, побольше, чем дядя
Коля ожидал, и грязь была в этот раз уж очень грязной. "Ничего, - твер-
дил себе Фистин, возвращаясь со встречи, - сам ты тапком получишь по
своей поганой сморщенной морде".
Дядя Коля скудным своим умишком даже представить себе не мог, что та-
кое Арсен и его контора.
Полковник Гордеев смотрел в окно. Почему-то в грязную зимнюю непогоду
все улицы становятся одинаковыми, и в самом центре Москвы взгляду предс-
тавала такая же картина, как и на окраине, на Щелковском шоссе, где жила
Настя.
Виктор Алексеевич видел те же слякотные тротуары, коричневую грязь,
выплевываемую колесами машин, те же потемневшие от мокрого снега с дож-
дем пальто и куртки. Или это происходило не всегда, а только в этот
день? В день, когда и он, и Настя вынуждены были невероятным усилием во-
ли перестать быть самими собой и превратиться в отвратительных, циничных
и злобных существ...
Гордеев смотрел на улицу через давно не мытое мутное стекло окна и
думал о том, что сейчас он будет загонять в угол одного из тех, кого
долгие годы любил, уважал, считал "своим", к кому относился как к сыну.
Сейчас он должен будет смертельно испугать человека, перенесшего тяжелую
драму и без того ведущего далеко не сладкую жизнь. Он должен будет сде-
лать ему больно, очень больно, он будет испытывать его честность и стой-
кость, его ум и выдержку, и все для того, чтобы вынудить его сделать то,
чего нельзя добиться ни логическими доводами, ни уговорами. Он, Гордеев,
опять будет врать. В который уже раз за сегодняшний день? Он почувство-
вал, что увязает во лжи, как в болоте, с каждым следующим шагом все
глубже и необратимее, и кажется, что пути назад уже не будет, ему так и
придется всю оставшуюся жизнь лгать, лгать, лгать, жене, коллегам, на-
чальникам, друзьям. Он никогда уже не вернется к себе самому, он станет
другим, придуманным, искусственным, фальшивым...
Гордеев услышал, как тихо открылась дверь, но не обернулся.
- Вызывали, Виктор Алексеевич?
- Вызывал.
Он медленно отвернулся от окна, тяжело опустился в кресло и вяло мах-
нул рукой, приглашая Ларцева сесть.
- Извини, что пришлось сорвать тебя с допроса.
- Да ничего, я в принципе успел все закончить.
- Ну да, ну да, - покивал Гордеев. - Я вот хотел с тобой посовето-
ваться, ты же у нас лучший психолог в отделе. Беда у нас, сынок.
- Что такое? - напряженно спросил Ларцев. На лице его не дрогнул ни
один мускул, оно было окаменело-спокойным. И за этой окаменелостью пол-
ковник видел огромное внутреннее напряжение человека, у которого все
складывается так плохо, что уже нет сил на проявление эмоций.
- Боюсь, что наша Анастасия сломалась.
"Господи, прости меня, как у меня язык поворачивается такое говорить?
Стасенька, деточка моя, как же я, дурак старый, смог допустить, чтобы
дело зашло так далеко? Все высчитывал, выгадывал, сомневался, тянул, на-
деялся, что обойдется. АН нет, не обошлось. Это ведь ты мне всегда пов-
торяла, что в нашей жизни ничего не обходится и не рассасывается само по
себе".
Ларцев молчал, и в глазах его полковник ясно увидел застывший ужас.
- Еще вчера у нее были интересные идеи по делу Ереминой, а сегодня
утром она мне заявила, что перспектив раскрытия не видит, все ее версии
лопнули и ничего нового она придумать не может. И вообще она плохо себя
чувствует и взяла больничный. Что из этого следует?
Ларцев по-прежнему молчал, только ужас в его глазах стал постепенно
сменяться безысходностью.
- Из этого следует, - монотонно продолжал Виктор Алексеевич, глядя
куда-то мимо Ларцева, - что либо она взяла деньги у преступников, либо
ее запугали и она струсила, сдалась сразу же и без борьбы. И то, и дру-
гое одинаково мерзко.
- Да что вы, Виктор Алексеевич, быть этого не может, - наконец произ-
нес Ларцев каким-то не своим, чересчур звонким голосом и полез в карман
за сигаретами.
"Конечно, не может, - подумал полковник. - Это ты правильно сказал.
Только фокус-то весь в том, что ты так не думаешь. Ты прекрасно знаешь,
что ее запугали. Ты говоришь про Анастасию чистую правду, и в то же вре-
мя врешь. Вот ведь какие штуки жизнь выкидывает! Ладно, стало быть,
признаваться ты не хочешь. Я дал тебе шанс, но ты им пренебрег. Твой
страх перед ними сильнее, чем доверие ко мне. Давай, доставай свою сига-
рету, сейчас будешь зажигалку полчаса искать, потом она у тебя сработает
на двадцать пятый раз. Тяни время, думай, как меня убедить, что Настя
честная, но слабая. Валяй, сынок, убеждай, я сопротивляться не буду. По-
ломаюсь для виду и, может быть, соглашусь. Я уже так сам себе противен,
что готов согласиться с чем угодно".
Ларцев наконец прикурил, глубоко затянулся, еще несколько секунд ис-
кал пепельницу.
- Мне кажется, вы преувеличиваете, Виктор Алексеевич.
Это ее первое живое дело, она с ним ковыряется полтора месяца, ре-
зультата нет, ну и естественно, что она устала. Ведь до сих пор она чем
занималась? Сидела в кабинете и анализировала информацию, цифирки скла-
дывала, проценты считала. Да она преступника-то живьем никогда толком и
не видела. А как стала работать наравне со всеми, сразу поняла, что ее
теоретические изыски никуда не годятся, с ними убийство не больно-то
раскроешь. Вот и распсиховалась. Да и кто бы стал на нее давить? Чего
такого особенного она могла нарыть в этом убийстве? Дело примитивное,
потерпевшая - пьянчужка, кому она нужна-то? Какой такой мафии это может
быть интересно? Нет, это совершенно неправдоподобно. А Настасья у нас
девушка нервная, впечатлительная, здоровьем не блещет, так что итог,
по-моему, вполне закономерный. Не надо думать о ней плохо.
"Нехорошо, сынок, нехорошо. Или ты забыл, как она целую ночь провела
один на один с наемным убийцей Галлом, который пришел, чтобы ее убить? А
может быть, ты не знаешь, как два месяца назад она раскрыла опаснейшую
группу преступников, с которыми общалась ежедневно и за которыми числи-
лось полтора десятка трупов? Ничего ты не забыл, сукин сын, но ты гнешь
свою линию, и я тебя понимаю. Иначе ты и не можешь. Ты должен меня убе-
дить в том, что Настасью никто не запугивал, что ее отказ от работы по
делу - решение совершенно добровольное. Ну что ж, валяй, старайся. Свой
интерес ты всетаки блюдешь и пытаешься заодно из меня информацию выта-
щить. Ждешь, что я кинусь рассказывать тебе, чего такого особенного она
нарыла в убийстве Ереминой? Жди, жди".
- Дело-то, Виктор Алексеевич, тухлое, это же было ясно с самого нача-
ла. Пьющая неуравновешенная девица, у которой крыша поехала, могла уйти
из дома с кем угодно и куда угодно, и концов тут не найдешь. А Настя се-
бя переоценила, вцепилась в свои заумные версии, потратила столько сил,
а в результате получила нервный срыв и дырку от бублика. Я ее понимаю,
первое самостоятельное дело, конечно, хочется, чтобы оно оказалось ка-
ким-нибудь заковыристым, с мафиозной подоплекой. Но давайте не забывать,
что, несмотря на рост организованной преступности, половина убийств, ес-
ли не больше, все равно остается "бытовухой". Ревность, месть, деньги,
зависть, семейные скандалы - одним словом, простые человеческие чувства.
И никакой мафии там даже близко не лежит. Настя не хотела с этим сми-
риться, ей нужно было громкое убийство, она принялась придумывать версии
одна заумнее другой и на их проверку израсходовала все силы и время.
- Нет, Володя, не верю, что все так просто, - покачал головой Горде-
ев. - Мы с тобой знаем ее не один год, хватка у нее мертвая, Настасья
никогда рук не опускает. Да, она может разнервничаться и заболеть, но
она не отступит. Умирать будет - сцепит зубы, но дело сделает. Нет, не
верю. Нечисто здесь, сынок, я чувствую. Надо с ней что-то делать. Вот
выздоровеет она, выйдет на работу, и я доложу по команде, пусть назнача-
ют служебное расследование. Буду настаивать, чтобы ее уволили из орга-
нов. Хоть я ее люблю, как и каждого из вас, но предательства и трусости
терпеть не стану.
"Все, Стасенька, сдал я тебя с потрохами. Поглядим теперь, какой у
нас Ларцев, кровожадный или добрый. Увольнять тебя он, конечно, не поз-
волит, ему это служебное расследование ни к чему. Сейчас он должен из
себя корчить благородного и будет мне советовать перевести тебя с опера-
тивной работы куда-нибудь в тихое место. Интересно, какую должность он
для тебя присмотрел? Вроде ему полегче стало, он понял, какой линии ему
надо придерживаться. Сейчас я его совсем успокою, пусть дух переведет
перед последним ударом, а уж потом... Или пан, или пропал. Ох, Ста-
сенька, деточка, знала бы ты, как мне сейчас больно, сердце разрывается.
Жалко Володьку, дороже дочери у него никого нет на свете. Ведь по свято-
му бью, будь я проклят!"
- Ну зачем вы так, Виктор Алексеевич, сразу уж и увольнять. Не надо
девчонке жизнь ломать. Вы правы, для оперативной работы она не годится,
слабовата в коленках. Но она не может быть нечестной, я вам ручаюсь, го-
лову готов прозакладывать. Самое милое дело - перевести ее в Штаб, в ин-
формационно-аналитическое управление, пусть там свои любимые цифры скла-
дывает. Там от нее пользы больше будет, да и работа спокойная, без нерв-
ных перегрузок.
- Не знаю, не знаю.
Гордеев поднялся с кресла и принялся медленно ходить по кабинету. Для
его подчиненных это было верным признаком, что начальник находится в
процессе принятия сложного решения. Он остановится только тогда, когда
решение будет принято.
- С этим надо как следует разобраться. До истечения двухмесячного
срока еще есть время, так что закрывать вопрос рано. Я сам этим займусь.
Или поручу кому-нибудь. Да вот хоть тебе, ты это дело начинал, тебе и
карты в руки.
- Конечно, Виктор Алексеевич. Если в деле Ереминой чтото есть, я до-
копаюсь, а нет - так нет. Хотя я уверен, что убийство банальное.
Гордеев посмотрел на часы. С момента появления Ларцева прошло полча-
са. Полковнику удалось уложиться в срок, 6 котором он договорился с Же-
реховым. Он начал произносить какие-то общие необязательные фразы, когда
резко распахнулась дверь.
- Виктор Алексеевич, у нас ЧП. В кабинете Павла Васильевича убит ка-
питан Морозов!
Когда от толпы людей, сгрудившихся возле кабинета Жерехова, отделился
майор Ларцев и направился к выходу, два человека, сидящих в машине во
внутреннем дворе здания ГУВД, получили сигнал "приготовиться". Держась
на почтительном расстоянии, они проследовали за объектом до станции мет-
ро, сократили дистанцию на эскалаторе, сели вместе с ним в поезд. Ларцев
вышел из метро неподалеку от своего дома, купил в киоске пачку сигарет,
прошел немного вперед до сквера, сел на лавку и закурил.
Наблюдающие получили задание проследить, не попытается ли Ларцев с
кем-нибудь связаться. В пути следования он несколько раз задевал прохо-
жих и пассажиров и коротко извинялся, и было нелегко понять, не являлось
ли это условным контактом. По телефону он не звонил, никуда не заходил и
ни с кем не разговаривал. Просто сидел на лавочке и курил.
Наблюдающие купили по паре горячих чебуреков и задумчиво жевали их,
не сводя глаз с неподвижной фигуры в сквере.
Майор Ларцев купил в четвертом по счету от метро киоске пачку сигарет
"Давыдофф", подав тем самым условный сигнал о необходимости срочной свя-
зи, и стал наблюдать за киоском.
Он вовсе не имел намерения вступать в контакт с теми, кто его шанта-
жировал. Убийство Морозова ошеломило его. Ведь Анастасия сделала все,
как они хотели, почему же они нарушили обещание? Почему убили Морозова?
Выходит, верить им нельзя и все их слова о том, что Надя будет возвраще-
на немедленно, как только уляжется волна и опасность минует, могут ока-
заться ложью. Может быть, девочки уже нет в живых? Он не имеет права
ждать, он должен найти их и сам спасти своего ребенка. Больше никаких
переговоров и обещаний, на них полагаться, как выяснилось, нельзя. Надо
проследить, кто снимет сигнал, и взять его за горло. Так, по цепочке,
можно дойти до Главного, а уж у него он вырвет свою дочь, даже если при-
дется его убить.
Ларцев внимательно смотрел в сторону киосков, но ничего интересного
пока не происходило. Сам продавец никуда не выходил, продавцы из сосед-
них киосков - тоже. Надежда была на то, что сигнал должен снять кто-то
из постоянно находящихся в торговой зоне, то есть продавец, который и
должен выйти, чтобы позвонить и сообщить о подаче сигнала. В случае, ес-
ли этим человеком оказывался не продавец, а покупатель, которому прода-
вец просто сообщает, что Ларцев купил пачку сигарет "Давыдофф", вся за-
тея теряет смысл. Отследить покупателей он не сможет. Но все-таки надеж-
да была... Он мерз на мокрой холодной лавке, наблюдал за киосками и ду-
мал о Наде. Как она там? Кормят ли ее? Не заболела ли?
Мысли его плавно перетекли на то, что шантажировавшие его люди обла-
дали практически всей мыслимой информацией о девочке: куда и когда она
ходит, когда и чем болеет, какие отметки получает, с кем дружит. За На-
дей следили постоянно, но информация была такая, которую не всегда можно
получить обыкновенным наружным наблюдением. Казалось, этих людей инфор-
мируют и учителя, и врачи из поликлиники, и родители ее подружек. Хотя
Ларцев понимал, что этого просто не может быть. Как же это у них получа-
ется?
Внезапно он напрягся. Эта женщина. Лет за 40, крепкая, полноватая, с
простым лицом, незамысловатая и слегка небрежная одежда, гладкие русые
волосы, в которых заметна седина, стянуты на затылке простой резинкой.
Он в последние полтора года видел ее на каждом родительском собрании.
Когда умерла жена, Ларцев перевел дочь в самую ближнюю к дому школу,
чтобы ей не приходилось много раз переходить дорогу. Раньше ее отводила
и приводила Наташа, поэтому они могли позволить себе роскошь учить ре-
бенка во французской спецшколе. Теперь для Ларцева главным стало другое
- близость дома к школе, и девочка уже полтора года училась в обыкновен-
ной школе, от которой до дома было десять минут ходьбы и только один пе-
рекресток.
На родительские собрания он ходил исправно, но ни с кем не знакомил-
ся, кроме родителей Надиных подружек.
Запоминать лица на таких собраниях ему казалось бессмысленным, потому
что, во-первых, не все родители считают нужным посещать школу, во-вто-
рых, ходят то мамы, то папы, то бабушки. Собрания проводились каждую
четверть, и каждый раз Володя видел новые лица. Только эта женщина...
Она была на собраниях всегда. И всегда - что-то записывала. Это было со-
вершенно непохоже на остальных, которые откровенно умирали от скуки, по-
тому что про своего ребенка и так все знают, перешептывались, комменти-
руя слова классного руководителя, некоторые женщины вязали, засунув
клубки шерсти поглубже в парту, отцы, как правило, читали спрятанную на
коленях газету или детектив. И только эта женщина внимательно слушала.
Ларцев наконец поймал и сформулировал смутное впечатление: все родители
отбывали повинность, а она - работала.
Чем больше он думал о ней, тем больше странных деталей выплывало из
памяти.
...Он опоздал на собрание и, войдя в класс, не стал пробираться к
задней свободной парте, а сел сразу же у двери, рядом с ней. Она, как
всегда, что-то писала, но с появлением Ларцева мгновенно убрала блокнот.
Он тогда еще в душе улыбнулся, подумав, что ей, должно быть, точно так
же скучно, как и всем остальным, но она придумала себе занятие и сочиня-
ет что-то, письмо или, может быть, стихи. Потому и спрятала написан-
ное...
...Классный руководитель объявляет родителям результаты городской
контрольной по русскому языку.
- Хотите посмотреть, насколько грамотно пишут ваши дети? - спрашивает
она, собираясь раздавать тетради родителям.
Женщина закашлялась, прижала к губам платок и вышла из класса.
...После собрания все родители толпой подходят к столу "классной"
сдавать деньги на завтраки. Все, кроме этой женщины, которая сразу же
направляется к двери...
...Он выходит из школы после собрания и на соседней улице, за углом,
видит, как эта женщина садится в машину, на водительское место. ВАЗ-99,
цвета "мокрый асфальт", с мощными противотуманными галогеновыми фарами,
мишленовской резиной на колесах, дорогие чехлы из натуральной цигейки.
"Надо же, - отметил про себя Ларцев еще тогда, - такая невзрачная с виду
женщина, а ездит на такой машине".
Присмотревшись, он заметил на заднем сиденье большой рюкзак, болотные
сапоги и охотничью куртку с патронташем...
Ларцев выругал себя за то, что не обратил на нее внимания раньше. Ко-
нечно, почти вся информация о Наде, пришла с этих чертовых собраний. На-
дю, которой стало плохо на втором уроке, приводили в пример, когда напо-
минали родителям, что детей надо обязательно плотно кормить по утрам.
Про Надю говорили, когда просили родителей не давать детям в школу иг-
рушки, потому что игрушки эти порой бывают очень дорогими, они доступны
далеко не всем, и из-за этого случаются конфликты. "Вот недавно Надя
Ларцева чуть не подралась на уроке с Ритой Бирюковой, потому что Рита
принесла в школу куклу Барби, дала Наде поиграть, а когда хотела взять
ее обратно, Надя не смогла расстаться с красивой игрушкой". Надю упоми-
нали, когда строго внушали родителям, что нельзя отправлять в школу де-
тей, которым нездоровится, потому что они могут быть носителями инфек-
ции. Ах, если бы он раньше обратил внимание на все это!
Он сорвался со скамейки и быстро пошел к метро. Проехав две останов-
ки, пересел на другую линию и доехал до станции "Университет", где нахо-
дилось Московское общество охотников и рыболовов.
Когда по его просьбе перед ним выложили около тридцати учетных карто-
чек на женщин-охотниц, с фотографиями и адресами, он сразу увидел знако-
мое лицо, мгновенно запомнил адрес и имя и, собрав карточки в стопку,
вернул их сотруднице МООиРа, не делая никаких записей.
- Нашли, что искали? - спросила она, запирая карточки в сейф.
- Нашел, спасибо.
Итак, Дахно Наталья Евгеньевна, Ленинский проспект, 19, квартира 84.