Маринина А. Б.
Настя Каменская
Светлый лик смерти

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

Глава 2

Домой Люба Сергиенко вернулась только через три недели после приезда
из Турции. Все это время она прожила у Томчаков. Сердобольная Лариса
полностью вошла в ее положение и заявила, что в таком виде показываться
на глаза родителям действительно нельзя. Люба, конечно, смотрела на себя
в зеркало каждый день на протяжении всех месяцев, проведенных за грани-
цей, но именно поэтому и не заметила тех разительных перемен, которые
сразу бросались в глаза тем, кто не видел ее все это время. Глаза ввали-
лись и потускнели, и в них появилось выражение жалкое и просительное.
Щеки запали, цвет лица оставлял желать много лучшего. И если отсутствие
загара можно было объяснить ежедневным пребыванием в офисе и работой без
выходных, то изможденное недоеданием и недосыпанием лицо нельзя было
объяснить ничем. А уж этот затравленный взгляд...
Лариса велела Любе спать как можно больше, кормила ее на убой, зас-
тавляла пить витамины, а сама тем временем моталась по знакомым, выпра-
шивая у них привезенные из Турции шмотки и сувениры. С деньгами проблем
не было, у Ларисы их было немного, но вполне достаточно, чтобы замазать
глаза Любиным родителям.
- Отдашь, когда сможешь, - решительно заявила она, протягивая Любе
конверт с тремя тысячами долларов. - Это не к спеху. Деньги мои личные,
Томчак о них ничего не знает. Экономила на всякий случай, вот и пригоди-
лось.
- А как же вы? - виновато спросила Люба. - Ты сказала, Слава сидит
без работы. На что же вы жить будете?
- На то, что заработали за последние годы. Твой Стрельников тот еще
жук, и сам денег нагреб, и нам еще осталось. Ты пойми, трагедия Славкина
не в том, что он остался без работы и нам теперь жить не на что, а в
том, что Стрельников его кинул. Сорвал с хорошего места, потащил с со-
бой, потом, когда уходил в Фонд, снова его с собой позвал, а теперь
Славка ему не нужен. И с Геной Леонтьевым такая же история. Если бы они
оба в свое время за Стрельниковым не пошли, сейчас заведовали бы кафед-
рами или лабораториями, а то и проректорами бы уже стали. А теперь кому
они нужны? Наука, Любочка, страшная вещь, страшнее женщины, она измен не
прощает. К брошенной бабе можно вернуться, если поплакаться как следует
и разжалобить ее, а науке твои слезы и покаянное битье себя в грудь не
нужны. Она на месте не стоит, развивается, и если ты хотя бы год ею не
занимался, - все, ты безнадежно отстал. Новые открытия, новые направле-
ния, новые идеи. Не догнать. То есть догнать-то можно, если захотеть, но
пока не догонишь, ты никому не нужен, ни в одно приличное место тебя не
возьмут. А пока будешь догонять, про тебя и вовсе забудут. Кто такой
Томчак? Ах, тот, который пять лет назад монографию написал? Да, что-то
припоминаю. А что он в последние годы делал, о чем писал, какое направ-
ление разрабатывал? Никакое? Тогда вообще о чем разговор. И все, привет
горячий.
Ненависть Ларисы к Стрельникову была огромной. Бездонной. Безмерной.
Но говорить об этом она могла только с Аней Леонтьевой и с Любой. Ни ее
муж, ни муж Ани и слышать ничего не хотели. Для них Стрельников был фи-
гурой неприкосновенной, и говорить о нем дурно было запрещено категори-
чески.
- Почему Слава ему все прощает? - недоумевала Люба. - Неужели он не
понимает того, что понимаешь ты?
- Да не хочет он понимать. Он влюблен в своего Стрельникова, как де-
вица в жениха. Что бы этот изверг ни делал - все хорошо. Ума не приложу,
чем он их с Генкой так приворожил...
...Когда Владимир Алексеевич Стрельников стал ректором института, он
тут же начал собирать вокруг себя команду преданных единомышленников.
Перед ним было два пути: убеждать людей, заражать их своими идеями реор-
ганизации вуза и усовершенствования учебного процесса, добиваться пони-
мания и согласия со своей позицией, или просто пригласить верных друзей,
которые будут плясать под его дудку и воплощать его идеи в жизнь. Друзья
- они и есть друзья, они не подведут, на них можно переложить всю теку-
щую работу, от них можно требовать беспрекословного подчинения и выпол-
нения указаний и быть уверенным, что все будет сделано как надо. Потому
что друзья не подведут и не подставят. Второй путь был куда проще, и
Стрельников пошел именно по нему. Вячеслав Томчак был в то время заведу-
ющим лабораторией в одном из профильных НИИ и считался весьма перспек-
тивным ученым, Геннадий Леонтьев руководил в другом вузе кафедрой психо-
логии управления. Стрельников предложил Томчаку должность проректора по
научной работе, а Леонтьеву - должность заместителя по кадрам. Даже не
предложил, а попросил:
- Переходи ко мне. Ты мне нужен.
Эти слова были священными. Раз друг говорит, что нуждается в тебе,
нуждается в твоей помощи, нельзя отказать. Даже если переходить очень не
хочется. Томчак в тот период уже вплотную приступил к написанию докторс-
кой диссертации, но по первому же слову Стрельникова бросил науку и пе-
решел к нему в институт. Правда, Стрельников что-то такое говорил насчет
того, что, дескать, на этой должности будет возможность заняться док-
торской, и Томчак ему поверил, но уже через неделю понял, что к настоя-
щей науке его должность и близко не лежала. Это была хлопотная суматош-
ная административная работа, которая включала в себя не только контроль
за ходом выполнения плана научно-исследовательской работы на кафедрах,
но и организацию семинаров и конференций, обеспечение научного рецензи-
рования, руководство работой аспирантуры института и множество других
вещей, совершенно не интересных человеку, занимающемуся чистой наукой.
Нехватка бумаги или поломка техники на участке оперативной полиграфии,
где тиражируются подготовленные сотрудниками института научные и учебно-
методические работы, слишком большой конкурс в аспирантуру, необходи-
мость раздобыть машины и привезти на заседание ученого совета строптивых
старых профессоров, которые сказались немощными и поставили под угрозу
срыва защиту чьей-то диссертации, выбивание из финансистов денег на при-
обретение книг для институтской библиотеки - всем этим пришлось зани-
маться несостоявшемуся доктору наук Вячеславу Томчаку. И это при том,
что до прежней работы он успевал добираться за тридцать пять минут, а
теперь тратил на дорогу по полтора часа в один конец.
Самым неприятным было то, что Стрельников, судя по всему, не собирал-
ся быть ректором до конца своих дней. Все его друзья знали, что дольше
двух-трех лет он ни в одном кресле не высиживал. Ему становилось скучно,
он рвался к новым просторам и новым вершинам, менял сферу деятельности,
затевал новые дела. Томчак и Леонтьев, по прямому указанию ректора жест-
ко закрутившие все гайки и нажившие себе в институте множество врагов,
подспудно ждали того дня, когда их друг Володя уйдет из института. Они
твердо знали, что после его ухода они здесь не останутся. Придет новый
ректор и начнет избавляться от старой команды, как это сделал в свое
время сам Стрельников.
Их прогноз сбылся. Не прошло и трех лет, как Стрельников задумал ор-
ганизовать Фонд поддержки и развития гуманитарного образования. К нема-
лому облегчению своих друзей-заместителей, он позвал их с собой. Однако
предусмотрительная Лариса Томчак уже тогда предупреждала мужа:
- Не делай этого, Слава, лучше вернись в науку, пока не стало слишком
поздно. Трехлетний перерыв пока еще можно как-то наверстать, тем более
что ты сейчас на должности проректора по науке, а с этой должности впол-
не можно уйти заместителем директора какого-нибудь НИИ. Если ты пота-
щишься за Стрельниковым в Фонд, это будет уже необратимо. Людей, уходя-
щих с государственной службы в бизнес, обратно не берут, их там не лю-
бят. Максимум, на что ты сможешь рассчитывать после работы в Фонде, это
старший научный сотрудник. Не высоко падать-то будет?
- Я нужен ему, - упрямо твердил Томчак. - Он меня попросил уйти вмес-
те с ним.
С этим Лариса ничего не смогла поделать. И точно в таком же положении
оказались супруги Леонтьевы. Анна умоляла мужа одуматься, пока не стало
поздно, а тот, в свою очередь, произносил выспренние слова о мужской
дружбе. Томчак и Леонтьев ушли из института вместе со Стрельниковым в
придуманный и созданный им самим Фонд. И вот теперь, как выяснилось,
Владимир Стрельников занял высокую должность в аппарате Госкомвуза, бро-
сив своих верных товарищей на произвол судьбы. Оба они были совершенно
не приспособлены к коммерческой деятельности, не любили ее и плохо пони-
мали. Руководить Фондом без оборотистого, энергичного, предприимчивого
Стрельникова они не могли. Более того, налаживая работу Фонда, они, как
и несколько раньше в институте, проявляли по приказу своего шефа жест-
кость и требовательность к остальным сотрудникам. Даже в тех случаях,
когда Владимир Алексеевич был совершенно очевидно не прав или несправед-
лив, они демонстрировали солидарность с ним перед сотрудниками, которые
приходили искать у них защиты и понимания. Этого требовали законы корпо-
ративности и мужской дружбы. После всего этого трудно было ожидать, что
с уходом Стрельникова все в Фонде останется по-прежнему. Недоброжелате-
лей и врагов у Томчака и Леонтьева и здесь оказалось предостаточно, и
все они взбодрились и подняли головы, с энтузиазмом выискивая возмож-
ность поквитаться с обидчиками.
Но все это было, так сказать, глобально. Это было тем фундаментом, на
котором возвела свое здание злость и ненависть. Однако, кроме фундамен-
та, необходимы и кирпичи. Их Стрельников поставлял Ларисе Томчак и Анне
Леонтьевой бесперебойно.
У него была очаровательная привычка звонить часов около шести из ма-
шины и говорить своей секретарше:
- Наталья Семеновна, скажите Томчаку, чтобы не уходил. Он мне нужен.
Я буду через двадцать минут.
И Томчак сидел в своем кабинете как привязанный. Через полчаса он
звонил в приемную, недоумевая, почему Стрельников до сих пор его не выз-
вал, раз уж он ему так нужен. Наталья Семеновна отвечала:
- Владимир Алексеевич занят, у него посетители.
Томчак ждал. Каждые десять минут звонила Лариса, потому что они соби-
рались куда-то идти: в гости, в театр, на банкет, и вообще у них были
вполне определенные планы на этот вечер. В конце концов, она ждала мужа
к ужину, без него за стол не садилась и хотела хоть какой-то определен-
ности.
- Иди домой, - говорила Лариса. - Ничего не случится.
- Он просил, чтобы я не уходил. Я ему нужен.
Наконец в девятом часу распахивалась дверь и на пороге кабинета Том-
чака возникал Стрельников собственной персоной, невозможно красивый, в
распахнутой дорогой куртке и с сотовым телефоном в руках.
- Собирайся, пошли по домам, - говорил он как ни в чем не бывало.
- Ты хотел о чем-то поговорить со мной? - робко напоминал Томчак.
- Завтра поговорим. Мне пришла в голову одна идея, завтра расскажу.
Ему ни разу не пришло в голову предложить Томчаку, добросовестно от-
пускавшему водителя служебной машины ровно в шесть часов, подвезти его
на своей машине, коль уж тот так сильно задержался в институте по его же
просьбе. А о том, чтобы извиниться, даже и речи быть не могло. Но так
происходило далеко не всегда. Случалось, что взбесившийся от бесцельного
ожидания Томчак сам шел в кабинет к ректору и с удивлением обнаруживал
запертую дверь. Стрельников уже ушел, даже и не вспомнив о том, что
"привязал" своего заместителя к месту просьбой дождаться его.
Он распоряжался своими заместителями как собственными рабами, совер-
шенно не думая о том, что у них есть какието планы, нужды и вообще
жизнь. И при этом мастерски избегал возможных объяснений по этому пово-
ду. Мог, например, в четверть десятого утра позвонить неизвестно откуда
(в том числе, из теплой постели) секретарю Наталье Семеновне со словами:
- Скажите Леонтьеву, что он должен быть в десять часов в министерстве
на совещании. Если его нет на месте, пошлите Томчака. Я буду после часа.
О необходимости присутствовать на совещании в министерстве было из-
вестно за три дня, но, проснувшись поутру, Стрельников вдруг понимал,
что ехать туда ему смертельно неохота. Хорошо, что на свете существуют
заместители, которых можно послать на совещание вместо себя. И хорошо,
что существуют секретари, которым можно поручить передать указание на-
чальника. Ведь если он сам будет звонить своим замам, то велика вероят-
ность услышать, что они не могут ждать его или ехать на совещание по ка-
ким-то очень уважительным причинам, с которыми Стрельников как человек
нормальный просто не сможет не считаться. А секретарю они эти причины
объяснять не будут, потому что не может же секретарь отменить приказ
ректора. И его совершенно не интересовало, сколько заранее назначенных
деловых встреч и телефонных переговоров было сорвано при этом. Ибо зна-
чение имели только ЕГО встречи и ЕГО переговоры.
Он даже не подозревал, сколько домашних скандалов разгоралось по его
вине и сколько нервов было истрепано женам и детям своих друзей-замести-
телей. Два таких скандала были особенно показательными, так как испорти-
ли настроение надолго и, соответственно, надолго запомнились. Первый из
них случился в семье Леонтьевых. Двенадцатилетняя дочка Леонтьевых Алиса
лежала в больнице, ей сделали полостную операцию и через три дня должны
были выписывать. Вообще-то полагалось бы продержать ее как минимум неде-
лю, до снятия швов, но очередь на госпитализацию была огромная, и дети-
шек старались выпихнуть домой как можно раньше, если родители не возра-
жали. Геннадий Леонтьев предупредил секретаря, что утром должен забирать
дочку из больницы и до обеда его в институте не будет, и договорился с
водителем своей служебной машины, что тот заедет в половине десятого за
ним и Анной. В половине десятого машина к дому не приехала. Сначала ро-
дители не особенно волновались, полагая, что машина, вероятно, застряла
где-то в пробке и с минуты на минуту подъедет. Однако в десять ее все
еще не было. Геннадий поднялся в квартиру и позвонил в институт. То, что
он услышал, его ошарашило. Оказалось, что Владимир Алексеевич утром пот-
ребовал его машину для себя, потому что его личная машина сломалась, а
на служебной он отправил Любу встречать в аэропорту какую-то не то
родственницу, не то подружку. Стрельникову даже в голову не пришло сна-
чала позвонить самому Леонтьеву и спросить, не нужна ли ему машина.
Главным было то, что машина была нужна самому Стрельникову, а остальное
не имело ровно никакого значения.
Геннадий запаниковал. Его предупредили, что к десяти часам Алиса бу-
дет выписана, и просили не опаздывать, чтобы девочка не ждала в холле
больницы. Дожидаться, пока за ней приедут родители, в отделении не соби-
рались, ровно в десять из приемного покоя поступят новые больные, такой
заведен порядок, и Алисина койка понадобится для другого ребенка. Генна-
дий поймал частника, который за безумные деньги согласился поехать на
другой конец Москвы в больницу и привезти их обратно вместе с Алисой.
Всю дорогу до больницы Анна напряженно молчала, но Геннадий понимал, что
думают они об одном и том же: маленькая девочка с разрезанным животом и
нестерпимо болящим швом одиноко сидит в холле и не понимает, почему мама
и папа за ней не приезжают. Водитель выбрал не самый удачный путь, ухит-
рившись попасть во все заторы, которые только можно было отыскать в этот
час в столице, кроме того, выяснилось, что он не рассчитывал на такой
длинный маршрут, и ему нужно подъехать на заправку. В больнице Леонтьевы
оказались только в первом часу дня. Алиса, бледная и дрожащая, сидела на
стульчике, судорожно прижимая к груди пакет со своими вещами, и по ее
щекам градом катились слезы. Увидев бегущих к ней родителей, она разры-
далась, трясясь всем телом, и громко плакала всю обратную дорогу, успо-
коившись только тогда, когда оказалась в своей комнате и поняла, что
кошмар действительно кончился. Ей было очень больно сидеть на этом прок-
лятом неудобном стуле, потому что шов был еще совсем свежий. И очень
страшно, что родители забыли за ней приехать и ей придется тут сидеть до
завтрашнего дня. После операции девочка была слабенькой, и пережитое
волнение вылилось в самый настоящий нервный стресс. Она отказывалась от
еды и все время принималась плакать. Анна не выдержала и впервые за дол-
гое время решила высказать мужу все, что думает о его любви к своему
другу-начальнику.
- Он же в грош тебя не ставит, он плевать на тебя хотел, он тебя с
дерьмом смешивает, а ты только благодарно улыбаешься и задницу ему ли-
жешь! Неужели тебе самому не противно? Ну есть у тебя хоть капля гордос-
ти или нет? Где твое самолюбие? Почему ты позволяешь ему так с собой об-
ращаться?
Геннадий пытался объяснить жене, что нельзя сердиться на Стрельникова
за то, что тот думает только об интересах дела и забывает о личном.
- Володя - мой друг, и я уверен, что он уважает меня так же, как и я
его. Если он взял мою машину, значит, ему действительно было очень нуж-
но, иначе он не сделал бы этого.
- А тебе, выходит, не нужно? - взвилась Анна. - Больной ребенок после
операции сидит в холодном холле и умирает от страха и боли - на это мож-
но наплевать? Да если бы это был его ребенок, он бы две институтские ма-
шины взял, чтобы поехать в больницу. На одной бы сам ехал, вторая бы
следом шла на всякий случай, вдруг первая сломается, так чтобы сразу пе-
ресесть и ехать дальше, не дай Бог его ребенок лишнюю минуту прождет.
Ссора зашла слишком далеко, посыпались взаимные оскорбления, и в этом
конфликте Леонтьевы увязли надолго.
Другой памятный скандал случился у Томчаков. К Ларисе обратилась ее
давняя добрая приятельница, сын которой учился как раз в институте у
Стрельникова. С сыном произошла неприятность, он попал в милицию вместе
с двумя товарищами "за хулиганку". Собственно, хулиганил только один из
них, сцепился с продавцом палатки, у которого не оказалось сдачи с круп-
ной купюры, начал громко качать права, продавец не менее громко отвечал,
оба схватили друг друга за грудки, а тут и милиция подоспела. Забрали
всех троих, и уже в отделении оказалось, что все трое находятся в нет-
резвом состоянии. В общем-то это было простительно, у дебошира был день
рождения, и ребята, естественно, его отмечали, причем были даже не
сильно пьяны, а так, слегка выпивши. Но тест показал алкоголь, и факт
нарушения общественного порядка в нетрезвом виде был налицо. В институт,
где учился сын Ларисиной приятельницы и которым руководил ее муж, пришла
бумага, и Стрельников, рьяно взявшийся за укрепление дисциплины среди
студентов, велел подготовить приказ об отчислении парня. Ладно бы еще,
если б это случилось в мае, тогда юноша успел бы, может быть, поступить
в другой институт. Но случилось это в марте, и после отчисления его в
весенний призыв заберут в армию. А вдруг в Чечню пошлют? Мать этого не
переживет. Что угодно, только не отчисление. Мера была излишне суровой,
проступок был административным, а не уголовно наказуемым, таким же, по
сути, как безбилетный проезд в транспорте или превышение скорости води-
телем автомашины. Месяца не проходило, чтобы на кого-нибудь из студентов
не присылали подобную бумагу. Однако политика "закручивания гаек" требо-
вала жестких мер, и сын Ларисиной подруги попал под пресс.
Лариса пообещала поговорить с мужем. Томчак отнесся с пониманием к
беде женщины, которую тоже давно знал, и пошел к Стрельникову. Тот, как
обычно, был очень занят, поэтому даже не дослушал своего заместителя по
науке до конца.
- Хорошо, - кивнул он, набирая очередной номер телефона и готовясь к
следующему разговору, - я дам указание, чтобы приказ переделали. Ограни-
чимся строгим выговором.
Томчак вернулся в свой кабинет и тут же позвонил жене.
- Передай Галочке, что все в порядке. Парня не отчислят. Выговор, ко-
нечно, влепят, но это ерунда. Главное, в армию не загремит.
Тем же вечером счастливая мать явилась домой к Томчакам с шампанским
и огромной коробкой конфет и долго благодарила Славу, глотая слезы и
преданно глядя ему в глаза.
А на следующий день Томчаку принесли на визирование приказ об отчис-
лении студента. У него в глазах потемнело.
- Оставьте мне приказ, - сказал он кадровику, с трудом сдерживаясь,
что не заорать на него, - и принесите все материалы. Я должен быть уве-
рен в том, что подписываю.
Он был уверен, что в отделе кадров, как всегда, все перепутали и при-
несли на визирование старый вариант приказа, подготовленный еще вчера
утром, до его разговора со Стрельниковым. Через десять минут у него на
столе лежали материалы - копия протокола об административном правонару-
шении и официальное сообщение из милиции, на котором сверху стояла виза
Стрельникова: "В приказ об отчислении". И дата. Не вчерашняя, а сегод-
няшняя.
Томчак рванулся в кабинет к ректору.
- Володя, ты что, забыл о нашем вчерашнем разговоре? Ты же мне обещал
не отчислять мальчишку. Дай указание кадровикам переделать приказ.
- Он будет отчислен, - жестко сказал Стрельников. - Иначе мы никогда
не наведем порядок в этом болоте. Ты же мой зам, ты должен это понимать
так же отчетливо, как и я. Студенты распустились вконец, они пропускают
занятия, некоторые вообще являются только на сессию, и управы на них ни-
какой нет. Учатся кое-как, спустя рукава, стало быть, и знания выносят
отсюда слабые. Институт потерял лицо, наши выпускники давно уже переста-
ли считаться хорошими специалистами. Престиж вуза упал ниже некуда. А мы
с тобой, Славка, должны этот престиж поднять на прежнюю высоту, и даже
еще выше. Это наш с тобой институт, это наше с тобой лицо.
- Но я пообещал его матери, что все будет в порядке.
- Извинись перед ней и вали все на меня. Скажи, мол, это Стрельников
такая сволочь, а ты сделал все, что мог. Давай лучше обсудим вот что...
Его ни капли не интересовала судьба несправедливо наказанного студен-
та, сейчас его мысли были поглощены тем, чтобы провести на базе институ-
та межвузовскую конференцию, посвященную обмену опытом использования
внебюджетных средств.
Идти домой в тот день Томчаку не хотелось. Он живо представлял себе,
что скажет Лариса, и понимал, что она будет права. Но действительность
превзошла все ожидания, даже самые худшие. С женой просто сделалась ис-
терика. Она кричала почти час, вытирая слезы и то и дело принимаясь ка-
пать себе валокордин. В целом это были вариации на тему двух основных
тезисов: как мы теперь будем смотреть в глаза несчастной матери и почему
ты позволяешь Стрельникову так с собой обращаться, почему его просьбы
для тебя закон, а твои просьбы ничего для него не значат, ты же человек,
личность, ты его друг, а не дерьмо собачье.
Конфликты более мелкие случались довольно часто, благо поводы для них
Владимир Алексеевич Стрельников давал постоянно. И Лариса Томчак, и Анна
Леонтьева ненавидели его с каждым днем все сильнее, хотя так и не смогли
понять, почему их мужья все это терпят и все прощают.
За три недели, проведенные Любой Сергиенко в доме у Томчаков, в ее
уши были выплеснуты все годами накопившиеся обиды на ее бывшего любовни-
ка. Она слушала, холодея он ужаса. Неужели этот деспот, этот бесцеремон-
ный хам - тот Володя Стрельников, которого она обожала и за которого хо-
тела выйти замуж? С ней он был чудесным, веселым, заботливым, делал ши-
рокие жесты, дарил подарки и Возил в интересные места, постоянно препод-
носил неожиданные сюрпризы. Она хорошо помнила ту поездку в аэропорт,
когда Володя шикарным жестом дал ей служебную машину. И поездка-то была
совсем необязательная, она никого не встречала, наоборот, ее подруга
улетала в США, уезжала на три года работать по контракту. Накануне, как
водится, друзья и родственники собрались у нее, чтобы коллективно выпить
и попрощаться, но ведь не на всю жизнь, она же не на постоянное жи-
тельство уезжает, да и в отпуск будет приезжать. О том, чтобы ехать на
следующее утро в Шереметьево провожать ее, и речи не было, Люба была
уверена, что провожать будет только муж. Однако за разговорами выясни-
лось, что приезд близких друзей в аэропорт в таких случаях считается хо-
рошим тоном. Вроде так положено в приличном обществе. Люба, конечно же,
считала себя принадлежащей к Приличному обществу и решила, что тоже
должна обязательно явиться завтра в Шереметьево. Вот и явилась. Разве
она знала, какой ценой досталась Леонтьевым эта ее поездка на Служебной
машине?
Долгие месяцы, проведенные в Турции, Люба Сергиенко мечтала о том,
как вернется в Москву, к Стрельникову, как будет любить его, как станет
его женой. Ее поддерживала и согревала мысль о том, что после всех муче-
ний она вернется царство любви. Но оказалось, что вернулась она в
царство ненависти. Лютой, жгучей, от которой судорогой сводит пальцы рук
и перехватывает горло, слепой яростной ненависти.
Тяжелые сумки оттягивали руки, но Татьяна не злилась, напротив, ее
даже радовала эта тяжесть. Обычно хозяйством занималась ее родственница,
живущая вместе с ней сестра ее первого мужа, освобождая Татьяне время
для основной работы и для хобби. Хобби у нее было занятным: Татьяна Об-
разцова, старший следователь Санкт-Петербургского УВД, в свободное от
работы время писала детективы под псевдонимом Татьяна Томилина. И хотя
занималась она этим уже несколько лет, все равно никак не могла привык-
нуть к тому, что газеты называют ее "русской Агатой Кристи", книги на
прилавках не залеживаются, а сама она входит в пятерку лучших детекти-
вистов страны. Ей казалось, что все это к ней не относится, а если и от-
носится, то все равно это не более чем милая шутка. Она была хорошим
следователем и искренне считала свою работу главным в собственной жизни.
Татьяна несколько дней назад вернулась из отпуска, который проводила
на юге со своим третьим мужем и его девятилетней дочкой Лилей. Муж жил в
Москве, и оставшиеся до окончания отпуска две недели Татьяна решила про-
вести вместе с ним в столице, варя ему борщи и жаря котлеты. Занятие это
ей нравилось, тем более что Владислав, которого Татьяна называла Димой,
был благодарным потребителем ее кулинарных шедевров, ел с завидным аппе-
титом и не уставал нахваливать приготовленные блюда. Конечно, в Питере
она этим ни за что не станет заниматься, потому что, во-первых, некогда,
а во-вторых, у нее есть замечательная родственница Ирочка Милованова,
добровольно взявшая на себя все заботы по домашнему хозяйству во имя
процветания отечественной детективной литературы. Но здесь, в Москве,
ухаживать за мужем и стоять у плиты было приятно, тем паче голова ничем
особенным не занята, и можно, разделывая мясо и нарезая овощи для сала-
та, обдумывать сюжетные повороты новой повести.
В это время дня народу на Калужско-Рижской линии метро было немного,
и в вагоне Татьяне удалось сесть в уголке, пристроив на полу объемистые
сумки с покупками. Рядом с ней села молодая женщина, которая сразу же
уткнулась в книжку. Татьяна привычно скосила глаза на раскрытые страницы
- ей всегда было интересно, какие книги люди читают в транспорте - и
улыбнулась. Сидящая рядом пассажирка читала ее последнюю книгу, "Повер-
нись и уйди". Такое иногда случалось, в городском транспорте Татьяне по-
падались люди, читающие ее книги, и каждый раз это почему-то невероятно
волновало ее. Она начинала всматриваться в лица этих людей, стараясь
угадать, сколько им лет, какой у них характер, - чем они занимаются,
нравится ли им то, что они читают, и вообще, почему они покупают ее кни-
ги. Татьяна даже заговаривала с продавцами книг, выясняя, кто по большей
части покупает ее повести и романы. В целом категория ее читателей была
примерно такой: все женщины, а мужчины - после сорока. Приверженцы клас-
сического психологического детектива с интеллектуальной загадкой и без
чернухи. Люди, чей вкус сформировался под влиянием Агаты Кристи, Жоржа
Сименона и братьев Вайнеров. Однажды Татьяне позвонил очень известный
писатель, один из мэтров отечественного детектива, чтобы выразить ей
свое восхищение. Представившись, он осторожно добавил:
- ...если это имя вам что-нибудь говорит.
- Господи! - изумленно воскликнула она. - Да я же выросла на ваших
книгах!
- Что ж, вы хорошо росли и выросли в хорошего писателя, - с улыбкой
ответил ей классик.
Комплимент был для нее особенно ценен, потому что именно на этого пи-
сателя она равнялась, считая его книги эталоном жанра.
Татьяна исподтишка разглядывала сидящую справа женщину. Молодая,
очень красивая, кожа покрыта ровным светло-кофейным загаром. Самой
Татьяне никогда не удавалось так загореть, кожа у нее была молочно-белой
и моментально сгорала, так что на юге приходилось большей частью сидеть
в тени, выползая под солнечные лучи только рано утром и ближе к закату.
На читательнице был шелковый светло-зеленый костюм, красиво сочетавшийся
с загорелой кожей и многочисленными золотыми украшениями. Длинные ногти,
покрытые ярким лаком, выглядели несколько вульгарно, но в целом красави-
ца была очень эффектна. "Интересно, - подумала Татьяна, - что может
привлекать такую девицу в моих книжках?"
Девушка читала увлеченно, а Татьяна заглядывала в текст, пытаясь
представить, какое впечатление производит на нее тот или иной абзац. Ну
надо же, читает ее книгу и даже не подозревает, что автор сидит рядом с
ней, даже их локти соприкасаются. Такие мгновения всегда будоражили
Татьяну Образцову.
Наконец читательница собралась выходить. Она закрыла книгу и еще не-
которое время сидела, держа ее на коленях и задумчиво глядя куда-то в
пространство. Теперь прямо на Татьяну смотрела ее собственная фотогра-
фия, помещенная на обложке. Фотография была удачной и даже нравилась са-
мой Татьяне, хотя вообще такое случалось крайне редко. Несмотря на прив-
лекательную внешность, она была на удивление нефотогенична и на снимках
обычно получалась плохо. Милое округлое лицо выглядело оплывшим и опух-
шим, словно с перепоя, а глаза почему-то делались маленькими, поро-
сячьими. Что поделать, камера любит не всех. "Любопытно, что будет, если
девушка сейчас повернет голову и увидит меня? А потом бросит взгляд на
обложку. Может получиться ужасно смешно".
Но девушка к Татьяне не повернулась. Она спокойно убрала книгу в су-
мочку и, когда поезд остановился у платформы, вышла из вагона. Сначала
она показалась Татьяне высокой, но потом стало понятно, что у нее просто
очень высокие каблуки.
Проводив ее глазами, Татьяна снова вернулась мыслями к своей новой
повести. Примерно первая треть была уже придумана и выстроена по эпизо-
дам, но это всегда было самой легкой частью работы. Начало писать нет-
рудно, придумывай в полное свое удовольствие, а вот после двух третей
начинается самая морока. Все должно быть увязано, ни одна сюжетная линия
не должна обрываться без каких-либо объяснений, судьба каждого персонажа
должна быть так или иначе обозначена. И конечно же, в последней трети
текста предстояло решать самый главный вопрос: хороший будет конец или
плохой? Всех преступников разоблачат и накажут или не всех? Или вообще
ни одного, а милиция останется с носом? Может, для трагизма убить ко-
го-нибудь из "хороших", например, при задержании? А для равновесия и об-
щей справедливости можно и кого-нибудь из "плохих" уложить рядышком. Но
если сделать так, то не будет ли перебора по части трупов? Все-таки оби-
лие убитых - признак дурного вкуса, но и когда их мало, тоже не годится.
Очень трудно найти и точно соблюсти ту грань, которая разделяет психоло-
гический триллер и боевик. Так чем же закончить книгу? Какой нарисовать
конец? Татьяна никогда не знала этого с самого начала. Большой опыт
следственной работы говорил о том, что абсолютной победы почти никогда
не бывает. Но есть ведь и законы жанра... Одним словом, вопрос о концов-
ке произведения был для нее самым мучительным.
Погруженная в размышления, она не заметила, как добралась до квартиры
в Черемушках. Мужа, естественно, дома еще не было, он явится не раньше
восьми. Не успела Татьяна снять куртку и туфли, как зазвонил телефон.
- Татьяна Григорьевна? - раздался в трубке ледяной голос, принадлежа-
щий первой жене Владислава Стасова Маргарите.
- Да, - вздохнула Таня, - я вас слушаю, Маргарита Владамировна.
- Я договаривалась со Стасовым, что он сегодня возьмет Лилю дней на
пять, мне нужно ехать на кинофестиваль в Прагу.
- Раз вы договаривались, значит, возьмет. Не беспокойтесь, Маргарита
Владимировна.
- Но мне через полчаса нужно выезжать в аэропорт, - возмутилась Мар-
гарита, - а Лиля до сих пор дома. Что ваш муж себе думает?
- Маргарита Владимировна, Лиля - большая девочка и вполне может по-
быть дома одна часов до восьми. Вечером Стасов ее заберет.
- Ну уж нет! - внезапно взорвалась бывшая жена. - Я должна быть уве-
рена, что с моим ребенком все в порядке. Я хочу передать ее отцу с рук
на руки и улететь со спокойным сердцем.
- Ничем не могу вам помочь, - хладнокровно отозвалась Татьяна. - Если
через полчаса вы должны уезжать, то вам придется оставить Лилю одну. За
полчаса я не смогу найти для вас Стасова и доставить к вам в Сокольники.
Это нереально.
- Ну ладно, - сдалась Маргарита, обожавшая поскандалить и повыяснять
отношения, но быстро теряющая запал и все-таки рано или поздно прислуши-
вающаяся к голосу разума. - Я поеду пораньше и по дороге в аэропорт сама
завезу к вам Лилю. Надеюсь, вас-то я дома застану?
- Застанете, - пообещала Татьяна, - я никуда не уйду.
Разговоры с первой женой своего третьего мужа невероятно развлекали
ее. Красавица Маргарита с роскошным стройным телом и потрясающими нога-
ми, знаменитыми на всю киношную общественность, никак не могла взять в
толк, что нашел ее супруг в рано располневшей грузной Татьяне, в разго-
ворах со Стасовым презрительно называла ее "коровой с поросячьими глаз-
ками" и всячески демонстрировала недоумение по поводу странного выбора
Владислава, у которого, по ее представлениям, должен быть совсем другой
вкус. К тому моменту, когда Стасов познакомился с Татьяной, он был в
разводе с Маргаритой уже три года, но это вовсе не означало, что бывшая
жена перестала лезть в жизнь бывшего мужа.
Разумеется, бывшая жена новую жену люто ненавидела, хотя поводов для
этого не было никаких. У Риты был любовник, с которым она разъезжала по
международным кинофестивалям, сходиться со Стасовым снова она и не дума-
ла, так что Татьяна вроде бы ничего у нее не отняла и не украла. Но сам
факт, что после нее, признанной красавицы, вращающейся в самых элитных
кругах киношной богемы, Стасов посмел выбрать себе "вот это", возмущал
Маргариту Мезенцеву, в замужестве Стасову, до глубины души. И даже тот
факт, что жениться на самой Маргарите после развода охотников не наш-
лось, а Таня, которая была на три года моложе ее, выходила замуж уже в
третий раз, иными словами, пользовалась, что называется, повышенным
спросом, так вот, даже этот факт Риту не вразумил и не заставил заду-
маться.
Если им приходилось общаться, дамы соблюдали парламентскую вежли-
вость, называя друг друга не иначе как по имени-отчеству, при этом одна
источала яд и презрение, а другая откровенно забавлялась. Сейчас Татьяне
Образцовой было тридцать пять, и тринадцать лет следственной работы дав-
но уже приучили ее не реагировать на эмоции собеседника. Иные подс-
ледственные обливали ее таким ядом и презрением, что рядом с ними выпады
Маргариты выглядели не более чем выступлением пятилетнего ребенка на
детсадовском утреннике по сравнению, например, с игрой Михаила Ульянова
в шекспировском "Ричарде III".
Минут через сорок раздался звонок в дверь. Рита, не переступая порог
квартиры, впихнула в прихожую девятилетнюю Лилю и буквально зашвырнула
следом сумку с ее вещами. Чмокнув девочку в лобик и велев ей слушаться
папу, она шагнула в лифт и исчезла.
- Как дела в школе? - поинтересовалась Татьяна, с улыбкой наблюдая,
как девчушка старательно расшнуровывает высокие ботинки.
- Как обычно. Две пятерки, по арифметике и по русскому. Тетя Таня, а
что у нас сегодня на ужин?
- Еще не знаю. Продуктов много, надо решить, что из них готовить. А у
тебя есть предложения?
- Сделайте, пожалуйста, картофельные пирожки с мясом, - попросила Ли-
ля. - Я их ужасно люблю, а мама не умеет их делать.
- Можно, - согласилась Татьяна. - Папа тоже их любит. Хотя нам с то-
бой, Лилечка, не надо было бы этим увлекаться. При наших фигурах мясо с
картошкой - далеко не самое лучшее.
Лиля была крупной девочкой, ростом пошла в двухметрового Стасова, а
лишний вес появился у нее в раннем детстве Как следствие неумеренного
потребления бутербродов с белым хлебом и сырокопченой колбасой, а также
конфет и пирожных. Как ни смешно, но внешне Лиля была куда большие похо-
жа на Татьяну, чем на родных маму и папу.
- Да ладно, тетя Таня, один разочек-то можно.
- Ну если только разочек, - сдалась Татьяна.
Она отправилась на кухню, оставив Лилю в комнате с Книжкой в руках.
Если под рукой была библиотека, девочку можно было оставлять одну на
сколь угодно долгое время, она не скучала и не требовала к себе внима-
ния, лишь бы было что почитать. Места в однокомнатной квартире Стасова
было маловато, зато библиотека огромная.
...Когда мясо было уже приготовлено и Татьяна начала промучивать че-
рез мясорубку сырой картофель, в кухне возникла Лиля.
- Тетя Таня, а может, вам лучше отправить меня к тете Ире в Петер-
бург?
- С чего это?
- Чтобы я вам тут не мешала.
- Ты нам не мешаешь, - улыбнулась Татьяна. - Откуда эти странные мыс-
ли? Нам втроем всегда было хорошо, разве нет? Или тебя что-то не устраи-
вает? Тебе, наверное, больше нравится, как Ира готовит. Ну-ка признавай-
ся! Ты надеешься на то, что она будет каждый день печь для тебя пирожки
с капустой, да?
- Дети не должны спать в одной комнате со взрослыми, - очень серьезно
изрекла Лиля.
- Интересная мысль, - так же серьезно кивнула Татьяна, которая давно
уже привыкла к неожиданным высказываниям падчерицы. - И откуда же ты ее
выкопала?
- Не смейтесь, тетя Таня, вы сами знаете, что это правда.
Вы с папой - муж и жена и должны спать отдельно, а не в одной комнате
со мной.
- Но на юге мы же прекрасно спали в одной комнате.
- Это было неправильно, - упрямо возразила девочка.
У Татьяны запылали щеки, но она тут же одернула себя.
Нет, им со Стасовым не в чем себя упрекнуть. За год, что они женаты,
им неоднократно приходилось спать в одной комнате с Лилей, но они никог-
да ничего себе в этой ситуации не позволяли, находили другие возможнос-
ти. Да и потом, им ведь не по двадцать лет, ей самой - тридцать пять,
Владиславу - тридцать девять, так что шило в одном месте не свербит и
вынужденное воздержание дается без труда. Откуда же такие мысли в голове
у ребенка?
- Так, Лиля, - строго сказала она, - признавайся, что ты сейчас чита-
ешь?
- "Замок Броуди" Кронина. Вы не думайте, тетя Таня, я там все пони-
маю. Папа сказал, что мне можно.
- Ну, раз папа сказал, тогда конечно. Только имей в виду, что нельзя
равнять книжки и настоящую жизнь, понимаешь? Мы с папой тебя очень любим
и всегда радуемся, когда нам удается побыть всем вместе. А все остальное
просто выкинь из головы. И не смей никогда думать, что ты можешь нам по-
мешать. Когда люди любят друг друга, они не могут мешать. Усвоила? А ес-
ли ты скучаешь по Ирочке и хочешь побывать в Питере, то мы это и так
устроим. Ты можешь приехать к нам во время каникул, например, в ноябре.
Кстати, как тебе нравится Кронин?
- Нравится, - уклончиво ответила Лиля. - Но вы пишете лучше. Я вас
больше всех писателей люблю.
Татьяна не выдержала и расхохоталась.
- Лилька, ты меня уморишь когда-нибудь своими оценками! Где Кронин, и
где - я? Разные эпохи, разные страны, разная тематика, да разные жанры,
наконец. Разве можно нас сравнивать? Уверяю тебя, если бы я взялась на-
писать роман о семье, где деспотичный отец калечит жизни своим дочерям в
угоду собственному честолюбию, у меня получилось бы намного хуже, чем у
Кронина. Можешь мне поверить.
Разговаривая, Татьяна продолжала прокручивать сырой картофель, попут-
но помешивая фарш на сковородке. Почти все сделано, осталось совсем нем-
ного. Когда придет Стасов, нужно будет только быстренько слепить пирожки
и бросить их в кипящую воду. Пока он будет мыть руки и есть грибной суп,
как раз все и поспеет.
Стасов явился почти в девять, огромный, зеленоглазый и веселый. Он
уже знал, что дома его ждет дочь, поэтому по дороге с работы купил спе-
циально для нее сырокопченую колбасу, которую Лиля обожала больше всех
лакомств на свете.
Он горячо нахваливал грибной суп, шумно радовался картофельным пирож-
кам и со смехом рассказывал о том, как разговорился с продавщицей книж-
ного лотка, расположенного в том магазине, куда он заскочил за колбасой
для дочери.
- У нее на прилавке четыре твоих книжки лежат. Я делаю умное лицо и
спрашиваю, дескать, как Томилина расходится. Она мне отвечает, что рас-
купается очень хорошо, и она сама твоя поклонница, и все ее знакомые, но
у них есть к тебе претензии. Я, конечно, поинтересовался, какие именно.
Продавщица в ответ спрашивает, а с чего это я так интересуюсь? Пришлось
сказать, что я твой литературный агент.
- А почему не муж? - удивилась Татьяна. - Продавщица была молодая и
красивая и ты решил построить ей глазки и скрыть свое женатое положение?
- Глупая ты. Мужу про жену воспитанные люди никогда ничего плохого не
скажут. А литературный агент - это как раз та фигура, которой можно выс-
казать критические замечания, если таковые имеются. Между прочим, про-
давщица была средних лет, хорошо за полтинник. Очень образованная Свет-
ка, кандидат филологических наук. И вместо того, чтобы преподавать русс-
кий язык и литературу в каком-нибудь институте, стоит целый день за при-
лавком, книгами торгует.
- Не отвлекайся, Стасов. Так какие ко мне претензии у читателей? Мало
секса и насилия?
- Никогда не догадаешься. Даю тебе три попытки. За каждую неудачную
попытку будешь класть на мою тарелку новый пирожок. Идет?
- Начали, - кивнула Татьяна. - Мало динамизма и много логических рас-
суждении.
- Давай одну штуку. Пока ты будешь думать над второй попыткой, я как
раз его съем.
Татьяна задумалась. Сцен секса, мордобоя, погонь и головокружительных
драк на крышах высотных домов в ее книгах почти не было, это и отличало
их от боевиков, которые предназначались совсем другой читательской ауди-
тории.
Именно эти претензии она обычно и слышала от молодых мужчин. Что же
могло не понравиться в ее произведениях тем, кто считает себя ее поклон-
никами?
- Грустный финал, - неуверенно предположила она.
- Давай второй пирожок. Осталась последняя попытка.
- А если я не угадаю?
- Если не угадаешь, поедешь завтра со мной по магазинам покупать ку-
хонную технику. Всякие там кофемолки, кофеварки, мясорубки и прочие бы-
товые комбайны. Я знаю, ты считаешь кухонную технику барством и полага-
ешь, что все можно прекрасно приготовить при помощи рук и ножа. Это тебя
Ирка избаловала, она же целый день дома сидит, времени у нее вагон, а
чтобы приготовить еду на вас двоих, особо напрягаться не нужно. Так что
в наказание за неотгаданную претензию поедешь со мной все это покупать,
а потом будешь этим пользоваться. Ну так что, Татьяна Григорьевна? При-
думала?
- Не все сюжетные линии доведены до логического конца.
- Ну, не знаю, - пожал могучими плечами Стасов. - Тебе виднее, конеч-
но, но суть высказанных замечаний не в этом. Сдаешься?
- Сдаюсь.
- Только сиди на стуле крепко, а то упадешь. У тебя по ходу повество-
вания есть сцены, когда кто-то готовит какуюто еду. Так вот, некоторые
твои почитательницы попытались приготовить блюда по этим рецептам, и у
них получилось невкусно. Ну не то чтобы совсем невкусно, но в целом не-
выразительно. А они были уверены, что получится шедевр кулинарии.
- Господи, Дима, да там нет никаких рецептов, там просто упоминание о
том, что, например, некий персонаж готовит тушеные баклажаны с помидора-
ми. И никакой технологии, никаких компонентов. Конечно, по такой скудной
информации нельзя приготовить ничего путного. Это же детектив, а не ку-
линарная книга.
- Ну, дорогая, за что купил, за то и продаю. Книжная тетенька велела,
чтобы я тебе это передал. Я и передаю. Так что сделай уважение своим чи-
тателям, когда будешь описывать очередную сцену на кухне, укажи попод-
робнее, что из чего делается, в какой последовательности, на каком огне
и в какой посуде. Спасибо, Танюша, все было очень вкусно. Лиля, ты уроки
сделала?
- Да, папа, давно уже.
- Тогда катись в комнату, стели себе на диване постель и ложись в об-
нимку с книжкой. До десяти часов можешь почитать.
Когда девочка вышла из кухни, Татьяна внимательно посмотрела на мужа.
- Стасов, что ты затеял?
- Ты о чем?
- О кухонной технике. Зачем тебе все это? Я живу в Питере, Лиля - со
своей матерью, ты прекрасно сам себя обслуживаешь при помощи, как ты вы-
разился, рук и ножа. Чтобы приготовить еду на одного человека, вовсе не-
зачем покупать всю эту дорогую технику.
- Таня, давай все-таки вернемся к нашим проблемам. Я хочу, чтобы ты
жила здесь. Я очень этого хочу. Если ты не Можешь бросить свою работу,
то следователи и в Москве нужны позарез. Я знаю, ты мне сто раз говори-
ла, что хочешь выслужить пенсию, чтобы не зависеть от превратностей
судьбы. Пожалуйста, продолжай службу здесь. Хотя я лично считаю, что те-
бе нужно наконец снять погоны и спокойно сидеть дома и сочинять свои де-
тективы.
- Легко тебе говорить. А вдруг у меня завтра вдохновение иссякнет и я
не смогу больше написать ни одной новой книжки? На что я буду жить?
- У тебя есть муж, который будет тебя содержать. Надеюсь, ты не забы-
ла о моем существовании? Я зарабатываю вполне достаточно, чтобы содер-
жать и тебя, и себя, и Лилю. Я прошу тебя, Танюша, брось ты эти глупос-
ти, переезжай сюда, а? Ты даже представить себе не можешь, как я без те-
бя скучаю. В конце концов, если ты боишься, ты можешь работать вместе со
мной. Тут уж от творческого вдохновения ничего не зависит, а заказы бу-
дут всегда. Получишь лицензию на право заниматься частной детективной
деятельностью и будешь применять свои профессиональные знания. Представ-
ляешь, как нам хорошо будет здесь вдвоем? И Ирочку наконец отпустишь на
свободу, оставишь ей квартиру, пусть устраивает свою жизнь. А хозяйство
у тебя много времени не займет, мы же завтра поедем и купим все необхо-
димое. И стиральную машину - полный автомат. Только кнопки нажимай. Если
захочешь, я даже посудомоечную машину тебе куплю.
Эти разговоры велись на протяжении года систематически. Стасов очень
хотел, чтобы его жена жила с ним, а Татьяну мысль о переезде в Москву
как-то не вдохновляла. Но не зря же говорят, что капля камень точит. В
последнее время она начала поддаваться на уговоры мужа. И сейчас, сидя в
маленькой тесной кухне, накормив любимого мужа сытным вкусным ужином и
слушая, как возится в комнате Лиля, старший следователь Татьяна Образцо-
ва внезапно приняла решение.
- Хорошо, Дима, - тихо сказала она. - Я перееду. Ты прав, семья важ-
нее.
Верхний свет в комнате был погашен, горели два настенных бра и торшер
на высокой ножке, но полумрак был приятным и позволял видеть большую фо-
тографию на стене: двое мужчин в костюмах для верховой езды стояли ря-
дом, держа под уздцы огромных мускулистых жеребцов с лоснящимися ухожен-
ными шкурами. Лицо одного из мужчин было хорошо знакомо Миле, да и вряд
ли нашелся бы в современной России человек, который не узнал бы извест-
ного политика, одного из кандидатов на недавно прошедших президентских
выборах. Второй мужчина на фотографии был настоящим красавцем с мужест-
венным, хорошей лепки лицом, и именно с ним Людмиле Широковой предстояло
встретиться через каких-нибудь полчаса. "Какой самец, - в нетерпении ду-
мала она, разглядывая снимок, - просто роскошный. Хорошо бы еще характер
оказался не склочным и без претензий. С таким потрахаться "в легкую" -
одно удовольствие".
Она уселась на диван с удобными мягкими подушками, скинула туфли на
высоких каблуках, поджала под себя ноги, устраиваясь поудобнее и стара-
ясь при этом, чтобы задравшаяся юбка создавала впечатление в меру соб-
лазнительное, но не слишком вызывающее. Черт его знает, какой характер у
этого Дербышева, а вдруг он окажется скромником, каких свет не видывал.
Не случайно же у него проблемы с женщинами, хотя, если судить по внешним
данным, проблем этих быть не должно совсем. Даже в первом приближении.
Значит, наличествует некий дефектен, червоточинка какая-то. Не все в по-
рядке у этого выставочного экземпляра. Но Милу это не отпугивало, она
была уверена в себе, в своей привлекательности и сексуальной технике. С
ней проблем не возникало пока что ни у одного мужчины, а было их в жизни
Людмилы Широковой не один десяток. Да что там десяток, количество ее
партнеров, в том числе и случайных, разовых, давно перевалило за сотню.
Ей было слышно, как Алик возится то на кухне, то в ванной. Тоже любо-
пытный экземпляр, очень своеобразный, но, к сожалению, к традиционному
сексу не приспособленный. Если бы он не был гомиком. Мила с удовольстви-
ем скоротала бы с ним время до прихода Дербышева. Сексуальный аппетит у
нее был непомерным и уже давно перешел границы обыкновенной неразборчи-
вости. Даже втрескавшийся в нее по самые уши Стрельников не смог удов-
летворить ее необузданное стремление к плотским утехам. Конечно, в пер-
вые недели, когда они только сошлись, Стрельников ее буквально из посте-
ли не выпускал, но так не могло продолжаться вечно. И дело тут вовсе не
в его физической слабости, хотя, положа руку на сердце, не родился еще
тот мужчина, который смог бы единолично удовлетворять Милу Широкову бо-
лее или менее длительное время. Просто есть работа, есть дела, бизнес,
необходимые встречи и переговоры. Стрельников не может проводить со сво-
ей венчанной женой целые сутки напролет. Но она от него этого и не тре-
бует. Ей вполне достаточно его фактурной внешности, его денег и того об-
раза жизни, который он ей предложил. А с сексуальными вопросами она
как-нибудь сама разберется, опыт есть.
- Алик, чем вы там занимаетесь? - крикнула Мила.
- Так, кое-что по хозяйству. Вы отдыхайте. Мила, Виктор подъедет уже
минут через двадцать. Сделать вам коктейль?
- Не надо, - откликнулась она, - я лучше потом выпью вместе с Викто-
ром.
"Лучше". Ничего не лучше. Выпить хотелось смертельно, как всегда бы-
вало перед первой встречей с новым партнером, но Мила держала себя в ру-
ках. Черт его знает, Дербышева этого, а вдруг ему не понравится, что от
гостьи пахнет алкоголем. И ничего не получится. Жаль будет потраченного
времени, да и обидно, мужик-то вон какой классный. Рост, фигура, лицо,
верховой ездой занимается, с известными людьми дружит. Так что с выпив-
кой придется потерпеть.
Но Алик-то до чего забавный, просто сил нет! Плечищи - в дверь не
пролезают, руки-ноги - сплошные мускулы, а разговаривает, как девица на
выданье. Голосочек тоненький, интонации манерные, слащавые, гласные тя-
нет. Умора, да и только! Конечно, Виктор Дербышев, по всему видать, не
дурак, развлекать гостью до своего прихода поручил существу во всех от-
ношениях безопасному, такому, который даму из стойла не уведет.
Внезапно Мила спохватилась. А кулон-то! Черт, надо же так, чуть не
забыла. Она потянулась к сумочке, щелкнула замком, достала серебряную
подвеску - маленького крылатого Купидона с луком и стрелой - и засунула
поглубже между диванными подушками. Этим нехитрым приемом Мила пользова-
лась уже давно, и, несмотря на простоту, он всегда оказывался достаточно
эффективным. Случалось, что партнер Миле очень нравился, но иногда она
чутьем многоопытной женщины понимала, что он может сорваться с крючка, и
это свидание будет первым и последним. Тогда, если через два-три дня
звонка от кавалера не было, она звонила сама и извиняющимся голосом го-
ворила, что потеряла в его квартире кулон. Дальнейшее было делом техники
и практически всегда Миле удавалось. Если же партнер ей не нравился или
необходимости в предварительном обеспечении следующего свидания не воз-
никало, она перед уходом незаметно забирала подвеску.
- Мила, у вас все в порядке? Вам удобно? - послышался голос гомосек-
суалиста Алика. - Виктор приедет через пять минут.
Погруженная в свои мысли, Людмила не обратила внимания на то, что го-
лос вдруг утратил забавную дурацкую манерность и писклявость, стал звуч-
ным, красивым и совершенно нормальным. Но каким-то не таким.