 |
|
 |
Глава 3
Все как-то привыкли, что в Москве погода обычно бывает чуть помягче и
потеплее, чем в Питере. Так действительно бывало почти всегда, и нынеш-
ний год не стал исключением. Если, конечно, не считать, что в этом году
в Петербурге было в декабре так же тепло, как в Москве. То есть в Москве
температура воздуха стабильно держалась на один-два градуса выше, чем в
северной столице, но и там и здесь она была плюсовая, что для середины
декабря совсем уж необычно.
В то время как следователь Татьяна Образцова, стиснув зубы, взялась
вытягивать давно запущенные и ставшие уже безнадежными уголовные дела,
чтобы вырвать себе желанную свободу, ее муж, бывший подполковник милиции
Владислав Стасов, носился по Москве окрыленный и всем друзьям радостно
сообщал, что уговорил-таки Танюшку переезжать к нему и это уже вопрос
недель, если не дней.
Настя Каменская была одной из первых, с кем Стасов поделился но-
востью. Ради такого случая он подъехал поздно вечером на Петровку, чтобы
отвезти Настю домой на машине. Настя приняла предложение с благодар-
ностью, ездить и особенно ходить пешком в позднее и темное время она па-
нически боялась. Машина у Стасова была хорошей, сиденья - удобными и
мягкими, салон - просторным и теплым, и Настя, забравшись внутрь, сла-
достно зажмурилась.
- Ой, Владик, как хорошо-то! Хоть раз в полгода поеду домой как белый
человек.
- Ты, между прочим, почему так поздно на работе сидишь, белый чело-
век? У вас опять сиятельные трупы?
- А, - Настя махнула рукой, достала сигарету, закурила, - у нас все
время трупы, половина - сиятельные, другая половина - еще какие-нибудь
непростые. Где рванули, где стрельнули. А иногда такие попадаются, что
хочется все бросить и только ими заниматься. А не дают.
- Гады, - утвердительно кивнул Стасов. - Не дают белому человеку за-
няться тем, что ему интересно.
- Конечно, гады, - засмеялась Настя. - Вот у меня уже месяц висит
убийство - одно удовольствие в нем копаться. Так нет ведь, оно не на
контроле, никаких выдающихся трупов там нет, так что приходится урывать
тайком время, чтобы им заняться.
- Что за убийство? Поделись, до твоего дома дорога длинная.
- Владик, ты с какого года в органах служил?
- С семьдесят пятого.
- Значит, ты тоже эту историю не застал. Был когда-то в Ленинграде
такой крупный валютчик и икорнорыбный король Сергей Бахметьев. Его взяли
в семьдесят третьем, судили и год спустя расстреляли. У Бахметьева оста-
лась жена и крошечный двухгодовалый сын. Жена довольно скоро, практичес-
ки сразу после расстрела мужа, снова вышла замуж, сменила фамилию себе и
сыну, уехала к новому мужу в Москву и двадцать лет с небольшим жила при-
певаючи. И вдруг ни с того ни с сего месяц назад ее и мужа находят в
собственной квартире убитыми.
- И что ты видишь в этом интересного? - недоумевающе хмыкнул Стасов.
- Убийство как убийство. Или ты не все мне рассказала?
- Про убийство - почти все. Там мало деталей. Супруги Шкарбуль жили
спокойной жизнью вместе с сыном Елены Шкарбуль от первого брака. Сын уже
взрослый, он семьдесят второго года рождения, стало быть, сейчас ему
двадцать четыре. Во время убийства дома не находился, отмечал вдвоем со
своей девушкой какую-то интимную дату, не то годовщину знакомства, не то
годовщину первого свидания, что-то в этом духе. Вернулся домой на другой
день утром и застал "радостную" картину: два трупа в лужах крови. При
этом соседи в один голос утверждают, что видели какого-то молодого чело-
века с напряженным и даже испуганным лицом, который входил в подъезд,
поднимался на этаж, где живут Шкарбули, и через очень непродолжительное
время спускался вниз и выходил из подъезда. И походка у него была нес-
колько неровная. Теперь потерпевшие. Сама Елена - дамочка довольно моло-
дая, ей всего сорок пять, в последние восемь лет нигде не работала, изо-
бражала из себя приветливую домохозяйку, до этого была секретарем, печа-
тала на машинке в госучреждении. Она, видишь ли, в свое время вышла за-
муж за миллионера Бахметьева, будучи совсем юной, лет девятнадцати, по-
сему и образование не получала. Зачем ей образование, когда у мужа
столько денег? Потом ребенок, тут уж не до учебы. Короче, тихая спокой-
ная женщина, ни в чем предосудительном не замечена. Ее муж, Юрий Шкар-
буль, тоже к бизнесу отношения не имел, он врач-стоматолог. Конечно,
частная практика имела место даже тогда, когда это было запрещено, но до
прокуратуры дело никогда не доходило. Доктор Шкарбуль умел зарабатывать
умеренно и никогда не наглел. Однако жили супруги все двадцать лет от-
нюдь не бедно. Не шиковали До такой степени, чтобы это бросалось в глаза
окружающим и вызывало злобу и непреодолимое желание шепнуть в ментовку,
но и не отказывали себе ни в чем. В разумных, естественно, пределах.
- Угу, - подхватил Стасов. - И ты хочешь спросить меня, на какие
деньги они так хорошо жили два десятка лет?
- Нет, Владик, спросить не хочу, я хочу услышать твой ответ и срав-
нить с тем ответом, который появился у меня в голове.
- Опять экспериментируешь? Я не понял, ты кого на дурость проверяешь,
меня или себя?
- Себя, конечно. Ты умный и ушлый, это всем известно.
- Ладно, не подлизывайся. Я думаю, жили они на денежки расстрелянного
муженька Бахметьева. Видно, во время следствия изъяли только небольшую
часть, а остальное где-то осело и досталось вдове.
- Вот и я так думаю. Выходит, я не глупее тебя, Владик, и меня это
искренне радует. Ты понимаешь теперь, почему мне интересно заниматься
убийством супругов Шкарбуль? Они бизнесом никогда не занимались, стало
быть, их убийство - это не разборка на почве отношений, возникших сегод-
ня или хотя бы вчера. Ревность я уже проверила, она там близко не лежа-
ла. На удивление прочный брак. И, кстати, внешне пара очень красивая,
что Елена, что ее муж. И остались у меня всего две версии: ограбление и
платежи по старым счетам.
- Какая же тебе кажется интереснее?
- Ой, Владик, они друг друга стоят эти версии. Мы-то с тобой понима-
ем, что те деньги, которые припрятал и спас от конфискации Сергей Бах-
метьев, наверняка принадлежали не лично ему. Или не целиком. Ты лучше
меня должен эту мафиозную кухню представлять. Там всегда есть какие-то
сложные взаиморасчеты, общие котлы и прочее. Короче, по-видимому, на те
деньги и ценности, которые с чистой совестью взяла себе Елена Бах-
метьева-Шкарбуль, нашлись и другие претенденты, которые с точно такой же
чистой совестью полагают, что имеют на них право. Другой вопрос, почему
они так долго ждали, чтобы заявить о своих правах.
- Ну, это-то понятно, - отозвался Стасов. - В то время, я имею в виду
в течение нескольких лет после расстрела Бахметьева, шевелиться было
нельзя. Взяли, по-видимому, только нескольких человек из огромной груп-
пировки, а остальные затихли, чтобы не привлекать к себе внимания. Буря
над головой пронеслась - и слава Богу, что не задело, только шляпу сор-
вало ветром. Тем более что и вдова Бахметьева могла ведь не сразу начать
тратить эти деньги, она, если была дамой разумной, тоже решила выждать
какое-то время. А то милиция сразу увидит: жена расстрелянного валютчика
швыряет купюры направо и налево - значит, не все изъяли, осталось еще.
Потом время прошло, вдовушка оклемалась, осмелела, ручонку к деньгам по-
тянула, но сперва робко, аккуратненько, так что претендентам ничего та-
кого в глаза не бросилось.
А потом-то их и посадить могли, верно? Так что момент вожделенной де-
лежки естественным образом отодвигался.
- Согласна, - кивнула Настя. - Правда, все, кого посадили в конце се-
мидесятых - начале восьмидесятых, давно уже на свободе. Так почему сей-
час, а не раньше, сразу после освобождения? Я думаю, тут есть одно прив-
ходящее обстоятельство. Понимаешь, Владик, есть чувства-долгожители, а
есть - однодневки. Когда у тебя отбирают кусок, честно или якобы честно
тобою заслуженный, тебе обидно до слез и хочется его вернуть. Немедлен-
но. Во что бы то ни стало. Но через год тебе уже не хочется за него
драться, а через пять лет ты о нем вообще забываешь. За пять лет ты за-
работал и получил множество других кусков и не станешь выедать сам себе
печень из-за одного какого-то куска, который тебе недодали когда-то дав-
но. Верно ведь?
- Ну, в общем, похоже на правду.
- Но если ты новых кусков не заработал и оказался в ситуации, когда
деньги нужны позарез, когда они жизненно необходимы, вот тут ты про этот
недоданный кусок будешь вспоминать двадцать пять часов в сутки. Если бы
у меня были эти деньги... Если бы меня тогда не обманули... Если бы мне
тогда заплатили... Я бы не оказался в таком дерьме, как сейчас... Ну и
так далее. И в зависимости от конкретной ситуации и характера конкретно-
го человека мы бы получили труп или трупы тех, кого он считает виноватым
в несправедливой дележке. Если у этих виноватых есть что взять, то путем
убийства и сопутствующего ему ограбления преступник решает свои финансо-
вые проблемы. Если брать у них нечего, то убийца по крайней мере потешит
свою ненависть и злобу, убивая тех, кого он считает виноватыми во всех
случившихся с ним несчастьях. Конечно, если соседи по дому видели именно
убийцу, а не случайно забредшего в дом нервного молодого человека, можно
говорить о найме неопытного киллера, поскольку люди, лично причастные к
богатствам Бахметьева, молодыми быть никак не могут. Мне было бы страшно
любопытно покопаться в биографиях всех тех, кто тем или иным боком был
причастен к делу Бахметьева, проследить их биографии и посмотреть, не
оказался ли кто из них в данный момент в сложной ситуации. А еще лучше -
найти таких, которые еще полтора месяца назад были в трудном финансовом
положении, а сегодня у них все благополучно. Но разве мне дадут зани-
маться археологией? И мечтать нечего.
- Это точно, - подтвердил Стасов, - и не мечтай. Но версия у тебя лю-
бопытная, я бы над такой и сам с удовольствием поработал. Все, подруга,
приехали. Тебя до лифта проводить?
Настя открыла дверцу машины и с опаской выглянула наружу. Возле со-
седнего подъезда кучковались акселераты, судя по голосам, сильно нетрез-
вые и весьма агрессивные. Точно таких же пьяных обормотов можно! было
увидеть не только на улице, но и на лестницах, где они обычно оккупиро-
вали площадки между этажами.
- Лучше до квартиры, - попросила она. - Если не трудно.
Они вошли в подъезд и сели в лифт. Не успела Настя вставить ключ в
замок, как дверь квартиры распахнулась. На пороге стоял ее муж Алексей
Чистяков в смокинге, на белоснежной сорочке игриво порхал крыльями галс-
тук-бабочка.
- Уй, елки... - ошалело выдохнул Стасов. - Это что, профессор? Ты ку-
да собрался?
- Я только что пришел.
Чистяков отступил назад, пропуская Настю и Стасова.
- Заходите. Я всегда страшно злился на Аську за то, что она не ходит
со мной на банкеты и прочие общественные мероприятия. Но сегодня я ее
понял.
- Что, тяжко было? - посочувствовала ему Настя.
- Не то словечко. Знаешь, никогда я так не маялся, как сегодня. В
костюмах всегда совершенно нормально себя чувствовал, пил-ел свое удо-
вольствие, танцевал, за девушками ухаживал. А смокинг оказался для меня
смертельным номером. И деваться некуда было, в пригласительном билете
написано "black tie", тут уж не вывернешься, без смокинга неприлично ид-
ти.
- Не ходил бы, - фыркнула Настя. - Бери с меня пример. Я вот никуда
не хожу и отлично себя чувствую. Лешенька, поставь чайник, а?
- Правда, Леш, не ходил бы, - поддержал ее Стасов. - Зачем же так се-
бя истязать?
- Не ходить? Вам легко говорить вы ребята независимые.
Чистяков пошел на кухню ставить чай и заговорил громче, чтобы не пре-
рывать тираду:
- Отечественная наука сегодня развивается в значительной степени бла-
годаря разным грантам и спонсорским программам. Поэтому на сходняки вро-
де сегодняшнего ходить надо обязательно, чтобы знакомиться с богатыми
или влиятельными людьми, очаровывать их и внушать им, что российская
технократия находится в бедственном положении, выползти из которого мо-
жет только благодаря щедрым пожертвованиям. Я, ребята, у нашей российс-
кой математики стал кем-то вроде свадебного генерала. Под меня деньги
дадут, поэтому меня и просят посещать всякие приемы и политические ту-
совки.
Да, под профессора Чистякова, академика нескольких иностранных акаде-
мий, возглавляющего собственную научную школу и широко известного за ру-
бежом, деньги дадут. Настя это понимала. Поэтому просила только об од-
ном: чтобы Леша не заставлял ее ходить на эти мероприятия вместе с ним.
Шум, толпа, духота в сочетании с узкими туфлями и нарядным платьем дела-
ли для нее такое времяпрепровождение невыносимым. И потом, ей было отк-
ровенно скучно.
- Все, профессор, принимай свою супругу по описи, две руки, две ноги,
три головы и одна большая сумка. Я побежал, - заявил Стасов, пожал руку
Алексею, чмокнул Настю в нос и умчался.
Настя уселась на кухне и стала терпеливо ждать, пока закипит чайник.
Алексей в комнате снимал свой парадный наряд. Она подумала, что раз он
был на приеме, то, наверное, ужина нет, напрасно она мечтала о горячей
вкусной еде. Придется перебиться чем-нибудь быстрым и холодным. Она ста-
ла прикидывать, с чем бы сделать бутерброд, и не смогла вспомнить, ос-
тался ли у них сыр или ветчина или они вчера еще все съели. О том, чтобы
встать со стула, подойти к холодильнику и заглянуть в него, речь, разу-
меется, просто не шла.
- Леш, - крикнула она, - а у нас чего есть на хлебушек положить?
- Зачем тебе?
- Кушать очень хочется. Бутерброд к чаю сделаю.
Леша заглянул на кухню и озабоченно посмотрел на жену.
- А что, отбивные с цветной капустой не будешь? Ты же их всегда люби-
ла.
- Разве у нас есть?
Чистяков молча прошел к холодильнику, достал кастрюлю и сковороду и с
грохотом поставил их на плиту.
- Твоя лень переходит всякие разумные пределы, - сердито сказал он. -
Ладно, ты ленишься готовить и разогревать, но хотя бы посмотреть в холо-
дильник ты можешь?
- Извини, солнышко, - пробормотала Настя пристыженно, - я была увере-
на, что ты из-за анкета ничего не готовил, у тебя времени, наверное, не
было.
- А ты, наверное, если бы пришла домой раньше меня, так и сидела бы
на стуле и мечтала о кренделях небесных, пытаясь вспомнить, что у нас
есть такого, из чего можно приготовить банальный бутерброд. Аська, я не
понимаю, как я это терплю столько лет.
- Ну я же сказала: извини. Между прочим, у Стасова большая жизненная
радость. - Она попыталась увести разговор в сторону от собственных не-
достатков.
- Какая? - живо заинтересовался Леша.
Он стоял возле плиты в майке и плавках и укладывал на сковороду отва-
ренную цветную капусту и отбивные. Вид у него был забавный - высоченный,
худой, сутулый, со всклокоченными рыжими волосами, Чистяков был в эту
минуту страшно похож на персонажа из какого-то мультсериала, только Нас-
тя не могла вспомнить, какого.
- Татьяна согласилась переехать в Москву.
- Да?
Леша оторвался от сковородки и бросил на жену непонимающий взгляд.
- И в чем радость?
- Да ты что, Лешик, - возмутилась Настя, - Танюшка же его любимая же-
на. Как это "в чем радость"? В том, что она переедет в Москву и будет
жить с ним вместе.
- А что же она раньше не переезжала? Они ведь, если память мне не из-
меняет, женаты уже больше года.
- Не хотела. А Стасов ее все время уговаривал и наконец уговорил. Ты
что, Леш? Ты чем недоволен? Что тебе не нравится?
- Мне не нравится твой энтузиазм. Татьяна всю жизнь жила и работала в
Питере, там ее отец, родственники, друзья, коллеги. И совершенно понят-
но, почему она не хотела переезжать. С какой стати она должна все это
бросать ради Стасова? Она что, решила принципиально сменить стиль жизни
и род занятий?
- Кажется, нет. Стасов сказал, что она переводится в следственный ко-
митет на такую же должность.
- Значит, она добровольно решила поставить крест на своей карьере.
Она не сможет сразу стать в Москве хорошим следователем, здесь для нее
все чужое, чужие люди вокруг, чужие интриги, в которые она начнет все
время вляпываться и тратить время и нервы на то, чтобы из них вылезти.
Профессионально она сразу спустится на несколько ступенек вниз, и еще
неизвестно, через сколько лет ей удастся все это наверстать. И ради че-
го? Ради Стасова? Асенька, я прекрасно отношусь к нему, но я не поощряю
мужчин, которые пытаются навязать своим жекам собственное представление
о том, как нужно жить и организовывать быт. Поэтому при всей моей любви
к нашему другу Стасову я считаю, что он поступает неправильно, заставляя
Таню переезжать. Разве ей плохо в Питере? И разве ей будет лучше здесь,
где она никого не знает? Если уж он так страдает без нее и хочет видеть
ее каждый день, пусть собирает вещички и уматывает на берега Невы. Если
он не может без нее жить, то пусть он и испытывает неудобства, связанные
с отрывом от дочери, матери, друзей, привычного жилья и интересной рабо-
ты. Он, а не она, понимаешь? Нельзя решать собственные проблемы за счет
других людей.
Настя удрученно молчала. Леша прав и не прав одновременно. Интересно,
как бы ей понравилось, если бы он попытался заставить ее переехать к не-
му в Жуковский и оттуда мотаться на Петровку каждый день. Если бы он на-
чал устраивать ей сцены из-за отсутствия детей или изза того, что она не
занимается домашним хозяйством. Нет, ей бы это категорически не понрави-
лось, но Леша и не стал бы этого делать. Он, как и она сама, приверженец
четко сформулированного принципа: не пытайся менять людей и делать их
такими, какими они тебе понравятся; либо принимай их такими, какие они
есть, и люби такими, либо не люби их совсем, тебя никто не заставляет.
Любить человека или не любить - это твоя проблема и твой выбор, и не пы-
тайся облегчить его за счет другого.
Настя с такой постановкой вопроса была полностью согласна. Но в то же
время это правило, существовавшее для нее самой и ее мужа, вовсе не было
обязательным для Стасова и Татьяны. Они - другие, у них другие внутрен-
ние правила и принципы. Стасов считает возможным настаивать на том, что-
бы Татьяна переехала. Лешка никогда бы этого не сделал, но он - Чистя-
ков. А Стасов - это Стасов. И нельзя требовать от него, чтобы все его
поступки отвечали твоим личным стандартам.
- Не злись, Леша, - примирительно сказала Настя. - Может быть, ты и
осуждаешь Владика, но он так искренне радуется, что просто нельзя не ра-
доваться вместе с ним. И надень на себя что-нибудь, пожалуйста, ты за-
мерзнешь.
Алексей, однако, ничуть не злился.
Убийство Елены Шкарбуль и ее мужа по всем статьям тянуло на корыст-
ное, совершенное с целью ограбления. Приехавшая на место преступления
бригада обнаружила в квартире полный беспорядок. Вещи разбросаны, валя-
ются на полу, дверцы шкафов открыты, встроенный в стену сейф тоже отк-
рыт. Беда была, однако, в том, что никто не мог сказать, какие ценности
похищены.
Главным источником информации был, конечно же, сын Елены Шкарбуль Ви-
талий.
- Я не знаю, что хранилось в сейфе, - говорил он. - Отец не разрешал
мне туда заглядывать. И вообще, сейф был в родительской спальне.
- Ну хорошо, вы не знали точно,
что именно там лежит, но может быть,
у вас есть предположения? Что там
хранилось? Деньги? Ценности? Юве-
лирные изделия?
Следователь Гмыря был терпелив и никуда не торопился. Он, в отличие
от многих своих коллег, не любил, когда у него подследственные сидели
под арестом месяцами, и в этих случаях обычно спешил закончить дело. Но
коль никто не арестован и даже реальных подозреваемых нет, то можно ко-
лесницу не гнать.
- Честное слово, я не знаю. Но я не думаю, что там были деньги. Мама
с папой всегда очень боялись пожара или кражи и, сколько я себя помню,
деньги держали в Сбербанке.
Это было похоже на правду. При обыске обнаружили сберкнижки на разные
виды вкладов, общая сумма получалась солидной.
- А украшения из драгоценных металлов? Могли они лежать в сейфе?
- Не знаю. Какие украшения? Все, что у мамы было, она носила. Она
очень любила надевать золотые вещи.
Никаких других украшений я у нее не видел.
То, что "мама носила", лежало, по словам Виталия, на туалетном столи-
ке в спальне, в специальной красивой шкатулочке. Все это исчезло и было
со слов того же Виталия тщательно перечислено в протоколе. Кроме того,
были опрошены знакомые семьи, бывавшие в доме у Шкарбулей, и в опись по-
хищенных украшений Елены были внесены уточнения и дополнения. Разумеет-
ся, трудно ожидать от двадцатичетырехлетнего молодого человека, что он
точно вспомнит, сколько лепестков было на цветке-кулоне или сколько кам-
ней в перстне, и какой модели была толстая цепь, которую Елена носила на
шее, Картье или Шанель.
Самым "легким" подозреваемым, конечно, с самого начала был Виталий
Шкарбуль. Надоело жить под родительским надзором, надо их убить и жить
одному (или с кем захочется) в просторной четырехкомнатной квартире и
тратить мамины-папины денежки. Такие случаи в практике попадались, но
нечасто. Однако почти сразу эту версию пришлось подвергнуть сомнению.
Во-первых, Виталию и без того ни в чем отказа не было, Елена и Юрий да-
вали ему столько денег, сколько он попросит. Во-вторых, опрос друзей са-
мого Виталия подтвердил, что если он и просил у родителей деньги, то
немного и далеко не каждую неделю. Он был вполне благополучным молодым
человеком, закончил академию экономики и финансов и работал в одном из
московских банков. Звезд с неба не хватает, но дисциплинированный, спо-
койный, с хорошими перспективами в плане карьеры, если будет постоянно
повышать квалификацию. У него не было замашек, свойственных некоторым
"новым русским", и он вовсе не стремился к тому, чтобы рубашки, которые
он носит, были непременно за 100 долларов и от Диора. Он, конечно, как и
все молодые люди его возраста, хотел ездить на "Феррари", но пока что
катался на "Жигулях" седьмой модели и был вполне доволен, оставив "Фер-
рари" на будущее, как некую мечту, к которой надо стремиться. Если ему
нужно было куда-то позвонить, когда он ехал в машине, он выходил и зво-
нил из автомата, даже не заикаясь отцу, что хочет иметь сотовую связь.
Никто не усомнился в том, что Виталий любит своих родителей, и никто
не посмел утверждать, что жизнь с ними была для него в тягость. Они были
хорошей дружной семьей, а места в квартире было более чем достаточно,
чтобы никто никому не мешал. Кроме того, как утверждали друзья семьи,
супруги Шкарбуль неоднократно предлагали сыну разменять квартиру и отсе-
лить его, на что юноша отвечал твердым отказом, говоря, что ему и с ро-
дителями очень даже хорошо и в отделении нет никакой необходимости. Вот
когда дело дойдет до женитьбы, тогда, может быть... Однако и в вопросах
женитьбы Виталий Шкарбуль проявлял завидное здравомыслие, вовсе не стре-
мясь повесить проблемы неработающей жены и маленького ребенка на шею ма-
ме и папе. Он полагал, что должен встать на ноги и иметь возможность са-
мостоятельно содержать семью, поэтому жениться собирался не раньше чем
годам к тридцати. О чем и ставил в известность всех своих знакомых деву-
шек, чтобы не обольщались понапрасну, если не готовы так долго ждать.
Кроме того (и это было для следователя Гмыри одним из решающих аргу-
ментов в пользу снятия подозрений с сына погибших), у Виталия Шкарбуля
не было ни долгов, ни порочных пристрастий к азартным играм, то есть не
было острой необходимости в срочном добывании денег, да еще таким ужас-
ным, отвратительным способом. А для того чтобы убить собственных родите-
лей не под влиянием каких-то особо давящих обстоятельств, а просто так,
без причины, "на голубом глазу", надо быть уж совсем не человеком. Нет,
на такое Виталий явно не тянул.
Разбираясь с убийством супругов Шкарбуль, Настя Каменская вспомнила
одно странное на первый взгляд убийство, совершенное меньше года назад.
Девица-наркоманка застрелила отца и мать и спокойно объяснила свои
действия тем, что они ей свободы не давали и вообще надоели своим при-
сутствием. Но она была настоящей наркоманкой, практически не выходящей
из состояния транса. А Виталий... Абсолютно нормальный парень. Кстати,
не только наркотики не употребляет, но и не пьет и даже не курит.
И, наконец, были следы. Следы кого-то постороннего в квартире. Вполне
вероятно, того самого молодого человека, которого видели соседи как раз
в то время, когда, по заключению медицинского эксперта, наступила смерть
Елены Шкарбуль и ее мужа. Иными словами - вечером, около 22 часов, 6 но-
ября.
Кто этот молодой человек? Где его искать? Какое отношение он имеет к
семье Шкарбуль? А если никакого, то кто его нанял?
Вопросы, вопросы... Настя Каменская с удовольствием посвятила бы все
свое время поискам ответов на них, но времени этого у нее не было. Были
другие убийства, другие потерпевшие и другие преступники, которые требо-
вали внимания более настоятельно, чем убийство врача-стоматолога и его
неработающей жены.
Ему снова снился этот сон. Он приходил к нему почти каждую ночь и
заставлял просыпаться в холодном поту и с застрявшим в горле криком. Ог-
ромные лужи крови, даже не лужи, а моря, только неглубокие, и он за-
чем-то ходит по этим морям, не то ищет что-то, не то задание какое-то
выполняет. Ему не хочется ходить по щиколотку в крови, ему хочется выйти
на берег и идти по траве, но он все ходит и ходит, потому что должен.
Только он никак не может вспомнить, что же он должен сделать, зачем хо-
дит по этим морям крови.
Самое страшное, что потом сон поворачивается каждый раз по-разному.
Кровь в одной из луж начинает пениться и вздыбливаться, потом принимает
очертания головы. Одной только головы, без тела и шеи. Кровь медленно
стекает с нее, и появляется жуткое мертвое лицо. Он никогда не знает за-
ранее, чье это будет лицо. Иногда это бывают лица знакомых девушек,
иногда - ребят, с которыми когда-то вместе в школе учился, иногда даже
школьных учителей, которых он ненавидел в детстве, или даже соседей по
дому. Иногда это было лицо матери или отца. Иногда - сморщенное старчес-
кое лицо с запавшими губами над беззубым ртом и со смешными круглыми оч-
ками на носу. Этого старческого лица он боялся больше всего. И каждый
раз, когда во сне кровавая лужа начинала пениться и бурлить, принимая
форму человеческой головы, он в ужасе твердил про себя:
- Пусть это будет не она! Пусть это будет не она! Кто угодно, только
не она!
Эти мгновения ожидания и были в том кошмаре самыми страшными.
Попытки разыскать таинственную Зою Николаевну Гольдич пока результата
не давали, но Татьяна Образцова чувствовала, что дело тут не в ее лич-
ности, а в самом факте ее существования, появления и исчезновения. Если
бы Татьяне предложили объяснить этот феномен, но взамен лишить ее воз-
можности выяснить, кто такая Гольдич и почему у нее на руках фальшивый
паспорт, следователь Образцова немедленно согласилась бы.
Второй допрос подследственного Сурикова она решила провести на следу-
ющий день после первого. Это тоже было частью старой отработанной такти-
ки: вызывать человека из камеры на протяжении полутора-двух недель ежед-
невно в одно и то же время, а потом "забыть" про него. Очень хороший эф-
фект иногда дает.
Суриков уселся напротив нее все с той же нагловатой ухмылкой.
- Ну, здрасъте, Татьяна Григорьевна, а я уж было приготовился с новым
следователем знакомиться. Даже пожалел в глубине души.
- Отчего же? - сухо спросила Татьяна, быстро заполняя бланк протокола
допроса.
- А вы добрая. Покурить мне дали.
И потом, вы красивая, на вас смотреть приятно.
- Подследственный Суриков, если вы плохо чувствуете дистанцию, я буду
вынуждена постоянно указывать вам на ваше место, чтобы вы его не забыва-
ли. Тогда наша беседа вряд ли покажется вам приятной. Так как, можно мне
называть вас Сергеем Леонидовичем, или вы собираетесь вынудить меня на-
зывать вас подследственным?
Ей показалось, или ухмылка на его лице словно бы чуть-чуть померкла?
Самую капельку. И снова засияла во всей красе.
- Ладно, извините, погорячился.
Так о чем сегодня будем говорить?
- О Зое Николаевне.
- А это кто ж такая будет?
- А это я у вас, Сергей Леонидович, хочу спросить. Кто такая Зоя Ни-
колаевна Гольдич?
- Ах эта... Да какая-то знакомая моей хозяйки. Я с ней и незнаком со-
всем.
- Как она выглядит?
- Зоя-то? Ну, видная такая, дородная, лет сорок пять, наверное, фигу-
ристая. В теле, в общем.
- Цвет волос какой?
- Цвет? Этот, как его... Коричневый.
- А прическа?
- Что - прическа?
- Ну, прическа у нее какая?
- Да какая... Обыкновенная.
- Сергей Леонидович, обыкновенной прическа может быть только у муж-
чин, и то очень условно. У женских причесок слишком много всяких разно-
видностей и вариантов, чтобы можно было называть их обыкновенными. Так
какая прическа у Гольдич?
- Короткая. Стриженая она. Вот как вы, в точности как вы.
- Я не стриженая, у меня волосы длинные и забраны на затылке в узел.
Внешне выглядит как гладкая прическа. Подумайте, Сергей Леонидович, у
Гольдич была именно короткая стрижка или волосы забраны в гладкую при-
ческу?
- Ну я же говорю: как у вас.
- Понятно. А голос какой?
- Звучный такой.
- Высокий, низкий?
- Низкий. Нет, пожалуй, средний.
Татьяна задавала Сурикову еще множество других вопросов, и важных для
следствия, и отвлекающих, позволяющих поймать его в ловушку. Потом про-
тянула ему протокол.
- Прочтите внимательно и распишитесь на каждой странице. Если что-то
неправильно, скажите, вместе исправим, - машинально произнесла она, ду-
мая совсем о другом.
Судя по занесенным в протокол паспортным данным, Зое Николаевне
Гольдич было тридцать два года. Понятно, что паспорт фальшивый, но жен-
щина, которой на вид лет сорок пять, не посмеет предъявлять липовый пас-
порт, согласно которому она на полтора десятка лет моложе. Нет, не пос-
меет. Значит, женщина, приходившая сюда к следователю и имевшая на ру-
ках, кроме паспорта, еще и генеральную доверенность от Бахметьевой, выг-
лядела совсем не так, как только что описал Суриков.
И что же все это означает?
Через два года он уже был другим. Но именно через два года, а не сра-
зу. И конечно, условия, поставленные Софьей Илларионовной, не рассматри-
вал с самого начала как закон, который следует исполнять во что бы то ни
стало.
Он скучал по вольной жизни без режима, обязательств, утреннего
подъема в семь часов. И хотя понимал, что эта вольная жизнь не может
длиться долго, что его либо посадят, либо убьют, либо заберут в больни-
цу, все равно скучал по ней. Сергею тяжело было вести со старухой Бах-
метьевой разговоры, которые были для него слишком сложными и заумными.
Открыто признаваться в непонимании не хотелось, юношеский гонор играл,
поэтому приходилось слушать и с важным видом кивать, будто соглашаясь.
Ему казалось, что Софья попадается на эту удочку и видит в нем достойно-
го и интересного собеседника. С одной стороны, конечно, лестно, но с
другой... Сесть бы сейчас с корешами, ударить по пиву, потрепаться о
всякой ерунде, не особо выбирая слова и обильно пересыпая свою речь жар-
гонными словечками. С Бахметьевой он почему-то стеснялся разговаривать
так, как привык, а говорить по-другому ему еще было трудно. Практики
нет.
В какой-то момент, примерно через месяц после выздоровления, Суриков
сорвался. Он страшно устал от напряжения, в котором постоянно находился
в присутствии своей хозяйки, ему стало невыносимо скучно, и он махнул
рукой на все запреты и мечты о квартире, прогулял рабочий день и рванул
в тот район, где раньше кучковался с корешами. Найти приятелей оказалось
несложным, и встречен он был радостно. Посыпались вопросы: куда пропал,
где был. Не виделись они давно, с тех пор еще, как дядя Петя исчез окон-
чательно с горизонта и стало ясно, что в ближайшее время поступлений не
предвидится и долг Сереже отдать не удастся. С приятелями тут же закати-
лись на чью-то хату, глотнули какойто смеси (по случаю возвращения блуд-
ного друга "колес" отсыпали бесплатно) и оттянулись по полной программе.
С девками и с забойной музыкой. Давно уже Сурикову не было так легко и
хорошо. Не надо ни во что вникать, мозги напрягать, сдерживать себя.
Полная свобода! Вечный кайф!
Через два дня хату пришлось освобождать, вернулись хозяева. Сергею
даже в голову не пришло позвонить старухе, предупредить, что ночевать не
будет. Он в тот момент был уверен, что никогда не вернется к ней. Да
пошла она со своей квартирой! Будет он ради какой-то задрипанной кварти-
ры жизнь свою губить. Очень надо. Правила у нее, требования, и вообще
мудреная она какая-то. Нет, не по нему такая жизнь. Лучше с корешами.
Они простые и свои в доску.
Еще четыре дня он провел в привычных скитаниях, ночевал где придется,
когда с компанией, а когда и один. Через неделю после ухода из дома Бах-
метьевой он впервые подумал о том, как же старуха там без него. Он-то
без нее нормально, можно даже сказать - отлично, а вот она... Старая же
совсем, даже в магазин с трудом ходит. Почему-то вспомнилось, что Софья
Илларионовна просила его оконные щели утеплителем проложить, зима на но-
су, в комнате холодно. Он обещал, но не сделал. В выходной собирался.
Ему было страшно признаться себе, что он скучает по своей хозяйке. Он
никогда в жизни ни по кому не скучал, даже по матери-алкоголичке. Реше-
ние вернуться зрело трудно, он боялся гнева старухи, выговоров и нравоу-
чений. Последней каплей стало появление того типа, которому Сергей за-
должал деньги.
К Софье он приполз избитый, с кровоточащей губой, в разорванной курт-
ке. Старуха ни слова не сказала, отправила его в ванную, потом снова,
как раньше, уложила в постель и поила своими чудодейственными отварами.
Наутро только спросила:
- На работу пойдешь или как?
- Не знаю, - осторожно ответил
Сергей. - Если не выгоните - пойду.
- А если выгоню?
- Тогда не пойду. Какая ж тут работа, когда ночевать негде.
- Иди, работай, - сухо сказала Бахметьева. - Если тебя, конечно, за
прогул не уволили. Вечером поговорим.
Его не уволили. Какой смысл увольнять грузчика? Можно подумать, на
эту работу кандидаты в очереди давятся. Из зарплаты вычли, это само со-
бой, но рады были до смерти, что вообще вернулся. Чувствовал себя Сури-
ков не очень хорошо, все-таки неделя вольной жизни сказалась, но дорабо-
тал до закрытия магазина и поплелся домой, ожидая взбучки.
Взбучки как таковой, однако, не последовало. Но это было еще хуже.
Софья молча подала ему ужин и села напротив за стол, подперев рукой под-
бородок.
- Значит так, Сереженька, - сказала она почти ласково. - Есть вещи,
которые можно делать только один раз в жизни. Можно, конечно, их совсем
не делать, но это трудно. Мало кому удается. Все их делают. Вопрос в
том, сколько раз. Так вот, те вещи, о которых я говорю, стыдно и глупо
делать дважды, а то и трижды. Один раз - это нормально и простительно.
Но не больше. Ты понимаешь, к чему я клоню?
- Нет пока, - пробормотал он с набитым ртом. Обыкновенные макароны с
сосисками казались ему самой чудесной едой на свете.
- Если ты ошибся в первый раз - ты просто слишком доверчивый или лег-
комысленный. Если во второй раз - ты дурак и подлец. Я тебе поверила - и
ошиблась. Ты меня обманул. Но я тебя прощаю. Второй раз этого не будет.
Ты, конечно, можешь обмануть меня во второй раз, да только я тебя больше
прощать не буду. И помни, Сереженька: я до тебя как-то жила и не пропа-
ла. Да, мне трудно одной, я старая и слабая, но я жила и справлялась. Я
без тебя не пропаду. Лучше одной жить, чем иметь под боком существо лег-
комысленное и ненадежное. А вот ты что без меня делать будешь? Опять по
подвалам таскаться и на лавках валяться, когда сердце прихватит? Подумай
об этом. И не заставляй меня больше к этому возвращаться.
Сергей молча жевал, не зная, что ответить. Дурак он, дурак, пожалел
старуху, думал, как она там одна, беспомощная, без него? А она вон ви-
дишь какая, мол, и без тебя проживу, не очень-то ты мне нужен. Ну и по-
жалуйста, ну и не хотелось вовсе у нее жить, подумаешь, очень надо. Сей-
час вот доест и уйдет. Совсем. Тоже мне, нашлась тут... Старая карга.
Он пытался разозлить себя, но ничего не получалось. А Бахметьева, по-
молчав, добавила:
- Это хорошо, что ты мне сразу не отвечаешь. Сразу-то никогда нельзя
отвечать, не подумавши. Ты подумай над моими словами, взвесь все как
следует. Может, тебе и вправду вольная жизнь слаще, так я тебе не навя-
зываюсь, ты человек взрослый, сам решаешь, как тебе жить. У меня ты по-
жил, почитай, месяц, на воле тоже погулял, так что подумай, прикинь,
сравни, где тебе лучше. Как решишь - так и будет. А мое слово твердое, я
его не изменю: если проживем мы с тобой до моей смерти душа в душу,
квартира твоя будет.
Сказала - и ушла в свою комнату.
Суриков торопливо доел ужин, вымыл за собой посуду и тоже юркнул к
себе. Быстро разделся и лег в постель, хотя было-то всего часов восемь
вечера. Через стенку доносились приглушенные голоса - Бахметьева включи-
ла телевизор, она всегда смотрела информационные программы, да не одну,
а несколько, на разных каналах. Этого Сергей тоже не понимал. Зачем?
Дурь какая-то. Еще старуха питала пристрастие к криминальным новостям и
исправно смотрела "УВД Санкт-Петербурга сообщает", "Дорожный патруль" и
"Человек и закон". Тут Сережа был с ней солидарен и с удовольствием при-
соединялся. Про трупы и разборки ему и самому было интересно. Но новос-
ти... Еще чего.
Он закутался в одеяло и отвернулся к стенке. Сегодня он еще здесь пе-
реночует, а завтра... Что - завтра? Где он будет ночевать?
Ответ пришел легко и естественно. Как это где? Здесь, конечно. Чего
думать-то? Бабка - золото, не орет, ничего не навязывает, денег за жилье
не берет, да еще и готовит. Вольная жизнь, конечно, дело хорошее, да
только накушался он ею досыта, с самого детства. Родителям вообще до не-
го дела не было, он, считай, с самого рождения был предоставлен сам се-
бе. В ясли и садик, конечно, еще водили, да и то не каждый день, на пя-
тидневку спихнули, а как в первый класс пошел, так сразу стал сам себе
хозяин. Мать с отцом ни разу про уроки не спросили, дневник не посмотре-
ли, им по фигу было, как он учится, какие отметки получает. Даже на ро-
дительские собрания не ходили, так что и не слышали, как учителя его ру-
гают. Всю жизнь делал только то, что хотел. Хватит, надоело. Права была
старуха: хорошо, когда ты кому-то нужен и кому-то до тебя есть дело.
Он и не заметил, как заснул. А утром встал в семь часов, умылся, по-
завтракал, постучался в комнату к Софье.
- Софь-Ларионна, я пошел на работу. На обратном пути покупать чего
надо?
- Мне ничего не надо, - раздался из-за двери ее голос. - А себе купи
масла сливочного, оно у тебя уж кончилось. Там на один раз осталось, я
тебе на ужин окорочок поджарю.
На работу Суриков отправился с легким сердцем. Простила его бабка
Софья и мораль читать не будет. Ну и слава Богу.
