Глава 5

   Утром, однако, ситуация предстала перед  Татьяной  в  несколько  ином
свете. Она уже позавтракала и стояла перед зеркалом, нанося на лицо  ма-
кияж, когда раздался телефонный звонок. Звонил ее  сосед  по  служебному
кабинету.
   - Таня, у нас беда. Роман Панкратов умер.
   - Как умер? Отчего?
   - Погиб. Под машину попал. Я с утра на работе не  буду,  надо  помочь
семье со всякими формальностями, жену туда отправить, организовать пере-
возку тела. Прикрой меня, ладно? Шеф в курсе, но у меня куча  народу  на
первую половину дня вызвана. Извинись перед ними и попроси  всех  прийти
завтра в это же время.
   Татьяна положила трубку и обессиленно присела на край  дивана.  Роман
Панкратов. Тот самый следователь, который начинал дело об убийстве  Бах-
метьевой, а потом уехал в отпуск. Должен был вернуться  дней  через  де-
сять. Уже не вернется. Попал под машину в том городе, в котором отдыхал.
   Ужасно. Чудовищно. Или... закономерно? Если все происходило  примерно
так, как она себе представляет, то это должно было случиться. Ромка вер-
нулся бы из отпуска, и Татьяна полезла бы к нему с расспросами о  первом
этапе расследования.
   И тогда все вылезло бы. Панкратов был обречен на смерть с того самого
момента, когда дело передали ей. Даже не с этого момента, а чуть  позже,
когда она стала задавать вопросы второму следователю. Вальке Чудаеву.
   Сколько стоит квартира Бахметьевой? Тысяч сорок-сорок пять. Долларов,
конечно, не рублей же. Выходит, человеческая жизнь стоит дешевле.
   Как бы там ни было, соваться  к  оперативникам  со  своими  заданиями
нельзя. Опасно. Группа большая, и как знать, кто именно  в  нее  входит.
Можно нарваться. Панкратов уже нарвался. Как же быть? Сделать  вид,  что
ничего не заметила? Да, наверное, так и надо сделать.  Спокойно  раскры-
вать убийство Бахметьевой. Если оно совершено не из-за квартиры, то мож-
но отделаться легким испугом. А если все-таки из-за нее?  Черт,  что  же
делать?
   Она вспомнила недавно проведенные в Москве две недели. Своими глазами
видела, как работают ребята из отдела по борьбе с тяжкими насильственны-
ми преступлениями. Смотрела на них - и  завидовала.  Они  доверяют  друг
другу, не ждут каждую минуту какого-нибудь подвоха, какой-нибудь гадости
от коллег. Это, конечно, заслуга их начальника, Гордеев сумел собрать  и
сколотить хорошую команду. А может ли она  так  же  безоглядно  доверять
своим коллегам-следователям? У них ситуация на службе другая, без  конца
плетутся какие-то интриги, кто-то кого-то подставляет. Каждый  день  как
по острию ножа ходишь, только и смотришь, как бы врагов не нажить и  од-
новременно не перейти ту грань дружеского сближения, за которой  начина-
ются панибратство и попытки сесть тебе на шею - так и  проходит  рабочий
день, наполовину в расследовании преступлений, наполовину в борьбе с ок-
ружающей действительностью.
   - Таня, ты не опоздаешь? - озабоченно спросила Ирочка,  заглядывая  в
комнату. - Чего ты сидишь?
   - Так, ничего, задумалась.
   Татьяна торопливо поднялась и снова пошла к зеркалу. Руки дрожали,  и
ей никак не удавалось провести тонкой кисточкой ровную черную  "стрелку"
на верхнем веке. Линия получалась бугристой и уходила  кудато  не  туда.
Татьяна с досадой склонилась над раковиной, смыла уже нанесенный  макияж
и начала все сначала.
   Генерал Заточный обещание выполнил, но результат Настю не  порадовал.
Следователи из Баку и Алма-Аты, которые когда-то вели дело Бахметьева  и
компании, были вне досягаемости, их даже разыскать не удалось.  Московс-
кий следователь семь лет назад умер от инсульта. Оставался  только  один
человек, который мог более или менее подробно рассказать  о  Бахметьеве.
Жил он в Петербурге, находился на пенсии и пребывал, к счастью, в полном
здравии.
   - Не расстраивайтесь, Анастасия, -  говорил  ей  Иван  Алексеевич,  -
пусть только один, но зато для вас он самый ценный. Я лично с ним незна-
ком, но те, кто его знал, в один голос  утверждают,  что  этот  Макушкин
славился страстью к ведению архивов. Он, как рассказывают,  имел  склон-
ность к писательству и собирался, выйдя на покой,  начать  работать  над
мемуарами, потому и вел всяческие записи.
   Значит, надо ехать в Питер. Еще вопрос, разрешит ли Гордеев. Но  Гор-
деев, вопреки опасениям, разрешил, хотя и строго-настрого велел не  тра-
тить ни одного лишнего часа.
   - Один день, - отрезал он. - Мне люди здесь нужны.  Сядешь  в  поезд,
ночь в дороге, день - там, ночью - обратно. Только так.
   Можно было, конечно, успеть, но для этого  необходимо  предварительно
разыскать Федора Николаевича Макушкина и договориться с ним о встрече на
конкретный день, чтобы время зря не пропало. А то явится  Настя  в  град
Петров, а человека-то и нет, уехал куда-нибудь или болеет и  принять  ее
не может. Придется обращаться к Татьяне, других  подходящих  знакомых  у
Насти в Петербурге не было.
   Ей удалось застать жену Владислава Стасова на рабочем месте.  Татьяна
записала координаты бывшего следователя и пообещала вечером перезвонить.
   После звонка Насти Каменской в голове у Татьяны стал  прорисовываться
план. Конечно, он был более чем странным, но ничего лучше она  придумать
не смогла. Ей было очень страшно. Занимаясь  протоколами,  заключениями,
постановлениями, очными ставками и прочими  процессуальными  действиями,
она все время думала о том, как сделать дело и  при  этом  унести  ноги.
Постепенно в систему вводных  добавлялись  все  новые  детали.  Надо  не
только унести ноги, но и обезопасить Иру. Ведь Татьяна уедет,  а  Ирочка
останется. Надо внести окончательную ясность в вопрос о том, кто же убил
Софью Илларионовну Бахметьеву. Надо по возможности закончить расследова-
ние по тем делам, которые ей поручили доводить до ума. Надо собрать  ма-
териал на тех, кто причастен к фиктивной доверенности.  Надо...  надо...
надо... И все эти "надо" следовало увязать в какую-то стройную  последо-
вательность действий.
   Выполнить просьбу Насти оказалось совсем несложно.  Федор  Николаевич
Макушкин жил по своему прежнему адресу, никуда не уехал и не был болен и
с удовольствием откликнулся на просьбу побеседовать с  сотрудником  уго-
ловного розыска из Москвы.
   - Конечно, - басил он в трубку, - пусть приезжает, буду рад поделить-
ся старыми воспоминаниями. Приятно, когда кто-то интересуется  архивами,
это теперь редко случается.
   - Когда к вам можно приехать? - спросила Татьяна.
   - Да когда угодно. В любой день.
   В любой день. Еще одна вводная в постепенно  прорисовывающийся  план.
Только бы не ошибиться с Исаковым. На него вся надежда. Он мужик непрос-
той, в характере у него дерьма полно, вон как обставил ее визит к Велич-
ко. Но склочный характер не означает непорядочности. Придется  рискнуть.
Другого выхода Татьяна не видела. Она была  Женщиной  до  мозга  костей,
мыслила поженски, действовала по-женски. И боялась тоже чисто по-женски,
иррационально, не чего-то конкретного, а всего вообще. Но именно поэтому
и обладала способностью к необдуманному риску, полагаясь не на логику, а
на интуицию.
   Был уже седьмой час вечера, когда она пришла в кабинет к Исакову.
   - Слушаю вас, Татьяна Григорьевна, - буркнул он, не  поднимая  головы
от бумаг. - Надеюсь, вы пришли доложить, что закончили какието из  пору-
ченных вам дел?
   - Нет, Григорий Павлович, я пришла с более  серьезным  вопросом.  Мне
нужна ваша помощь. И ваша защита.
   Исаков соизволил оторваться от писанины и с недовольным  видом  уста-
вился на нее.
   - В чем дело? Почему защита? Вас кто-то обижает?
   - Хуже. У нас, Григорий Павлович, большая  неприятность.  Та  группа,
которая наживается на приватизации квартир, имеет в нашем  подразделении
своих людей.
   Исаков аж задохнулся от негодования.
   - Вы отдаете себе отчет? Насколько обоснованны ваши слова?
   - Ни насколько. Это пока только подозрения. Я знаю, как их  проверить
и что нужно сделать. Но я боюсь. Вы видите, Григорий Павлович, я  честна
с вами. Я боюсь. Я женщина, и мне страшно. Поймите меня  по-человечески,
я недавно вышла замуж, я хочу родить ребенка, я  собираюсь  переехать  к
мужу в Москву. И я не хочу, чтобы со мной случилось то, что произошло  с
Панкратовым. Я не смогу себя защитить.
   - При чем тут Панкратов? Татьяна Григорьевна, я отказываюсь вас пони-
мать.
   - Но вы готовы меня выслушать?
   - Да, пожалуйста. Я внимательно вас слушаю. Только имейте в виду, ес-
ли вы затеяли какой-то обман с целью выцарапать свое личное дело и быст-
ренько улизнуть в Москву, это вам не удастся.
   Татьяна говорила долго. Она готовилась к этому разговору полдня, мыс-
ленно составляя фразы четкие, лаконичные и убедительные.
   - Когда дело об убийстве Бахметьевой вел Панкратов, в нем были сведе-
ния о том, что генеральная доверенность выдана Сурикову. Когда дело  по-
пало к следующему следователю, к Чудаеву, эти материалы из дела исчезли.
Протоколы оказались переписанными, подписи подделанными, а  доверенность
изъята. И появилась совсем другая доверенность на имя совсем другого че-
ловека. Этот факт определенным образом оправдывает Сурикова, ибо  снима-
ется мотив корыстной заинтересованности в смерти Бахметьевой. Кто совер-
шил этот подлог? С какой целью? С целью вытащить Сурикова? Или  с  целью
быстро провернуть обмен и продажу квартиры? Сам факт говорит о двух  ве-
щах. Во-первых, что в этом замешаны наши сотрудники, и скорее  всего  не
только наши. И во-вторых, о том, что система  отработана  до  мелочей  и
срабатывает мгновенно. Они очень быстро смогли доверенность  изготовить,
значит, есть свои нотариусы. Эти нотариусы ставят подпись  и  печать  на
документ, который не подписан лично доверителем в их присутствии. Есть и
свои люди, которые моментально оформляют договоры мены или  купли-прода-
жи. Даже по явно  фальшивым  документам.  Короче,  группа  действительно
большая. И к ней имеет непосредственное отношение сам следователь  Чуда-
ев. И еще кто-то из наших.
   - Почему? Почему вы решили, что есть кто-то еще?
   - Здравый смысл подсказывает. Вся эта афера не могла  быть  проделана
без ведома и согласия Сурикова, верно ведь? Но кто-то должен был  с  ним
поговорить и все объяснить. Предупредить про другую доверенность, приду-
мать историю с обменом квартиры. Это не мог быть Чудаев. Поймите, Григо-
рий Павлович, следователь не может вести такие разговоры с подследствен-
ным, это опасно. Суриков знает его имя и знает, что он следователь. А ну
как что случится или сорвется? С Суриковым должны были разговаривать лю-
ди, которых он не знает, но которым он бы поверил. Люди в форме. И не  в
присутствии следователя. Например, сотрудники  следственного  изолятора.
Или разыскники. А следователь, произведя все необходимые  манипуляции  с
материалами дела, потихоньку довел бы расследование до конца, и на  этом
точка.
   - Выходит, я сам ему помешал, когда передал дело  вам?  -  неожиданно
спросил Исаков.
   "Выходит, - мысленно ответила Татьяна. - Я все время об этом  думала.
Если бы вы, Григорий Павлович, были в этом замешаны, вы бы ни за что  не
передали мне дело Бахметьевой. Вы бы оставили его у Чудаева и  терпеливо
ждали, когда он докажет виновность Сурикова. Или его невиновность.  Дру-
гих-то подозреваемых все равно нет. А вы отдали дело мне, потому что Чу-
даев не справлялся и вообще он загружен другими делами, более  сложными,
неотложными и важными. Вы поступили как нормальный  руководитель,  а  не
как участник преступной группы, заинтересованный в сокрытии  подлогов  и
фальсификации материалов дела. Иначе вы бы никогда  дело  у  Чудаева  не
забрали".
   - Да, Татьяна Григорьевна, подставил я вас, - грустно усмехнулся Иса-
ков. - Если все окажется так, как вы мне тут рассказали, то  получается,
я беззащитную женщину в такое нехорошее дело втянул. Вы правы, ни к чему
вам с этим возиться.
   Сердце у Татьяны гулко заколотилось. Неужели она ошиблась? Что  озна-
чают эти слова? Ни к чему копаться глубоко, совать свой нос куда не сле-
дует?
   - Надо вас вытаскивать, - продолжал между тем Исаков. - Но к обоюдной
пользе. Вы, Татьяна Григорьевна, хороший следователь. Я могу  пойти  вам
навстречу и протянуть руку помощи. А вы со мной за это расплатитесь.
   - Как? - спросила она, еле шевеля пересохшими губами.
   "Взятку вымогает, сволочь. Или в койку тянуть собрался? Господи, ну и
в гадюшнике я работаю! И чего я, дура,  упиралась,  давно  надо  было  в
Москву переезжать, Стасов целый год меня уговаривал".
   - Вы закончите дело об убийстве Бахметьевой.  И  вытрясете  из  этого
мальчишки Сурикова все, что касается подложных документов. Кто, когда  и
о чем с ним разговаривал и что ему пообещали? Что произошло с  квартирой
Бахметьевой? Одним словом, вы должны узнать все, что можно.
   - Но я же сказала вам, Григорий Павлович,  -  в  отчаянии  произнесла
Татьяна, - я боюсь. Мне страшно. Вы хотите, чтобы со мной  произошло  то
же, что с Романом? Я уже пыталась поговорить с Чудаевым, выяснить у него
насчет таинственной и неуловимой Гольдич. Правда, больше я к этому  раз-
говору не возвращалась, но он может забеспокоиться. Я  уже  прокололась,
выдала свои подозрения, понимаете? Я просто могу не дожить до завтра.
   - Доживете. Так быстро это не делается, поверьте моему опыту.  И,  со
своей стороны, поторопитесь. Не тяните. Чем быстрей сделаете - тем быст-
рей уедете.
   - Хорошо, - решительно сказала она. - Тогда вы должны  согласиться  с
моим предложением. Запрос на мое личное дело привезут нарочным в ближай-
шие же дни. Я отдам запрос вам и взамен получу на руки свое личное дело.
Пусть его запечатают, как положено. Как только я получу от Сурикова  все
необходимые показания, я в этот же день уеду. И больше  здесь  не  появ-
люсь. Когда придет запрос о моем откомандировании, вы подпишете  приказ.
И без всяких обходных листков и прочих глупостей. А вещевой  и  денежный
аттестаты отправите в Москву почтой. Идет?
   Исаков с интересом поглядел на нее.
   - А вы не такая уж беззащитная, какой хотите показаться. И  жесткости
в голосе более чем достаточно. Хорошо, сделаем так, как вы  предлагаете.
Приносите запрос, получите  дело  на  руки.  Но  не  вздумайте  хитрить,
Татьяна Григорьевна.
   - Что вы имеете в виду?
   - А то, что вы могли всю эту историю выдумать, чтобы разжалобить меня
и разрешить вам уехать как можно раньше. Вам поручено следствие по  ряду
дел, и я вполне допускаю, что вы можете просто не хотеть ими заниматься,
поэтому пытаетесь меня обмануть. Прежде чем вы сядете в поезд или в  са-
молет, я хочу сам посмотреть, какие сведения вам удастся получить от Су-
рикова или собрать иным способом. Только после этого вы сможете  уехать.
Поэтому я вношу коррективы в ваш блестящий план. Личное дело я сам забе-
ру из отдела кадров, и оно будет лежать у меня. И если вы  не  принесете
мне доказательства, вы его не получите. Ну как? Устраивает?
   - Вероятно, у меня нет иного выхода, кроме как согласиться.
   - Конечно, нет. Все, Татьяна Григорьевна, будем считать, что мы дого-
ворились. Я вас больше не задерживаю.
   Татьяна вышла из кабинета Исакова с пылающими щеками. Дорого ей дался
этот разговор. Ничего, сейчас наденет свое продуваемое насквозь  пальто,
выйдет на улицу и немного остынет. Вредный мужик этот Исаков, но, в сущ-
ности, не такой уж плохой.
   Сложив бумаги в сейф и обмотав  вокруг  шеи  яркий  шелковый  платок,
Татьяна вдруг вспомнила, что не позвонила своему врачу. А ведь еще вчера
должна была. Вот растяпа!
   Она торопливо набрала телефонный номер. Конечно, на работе врача  уже
не было, почти половина восьмого. Татьяна позвонила ей домой.
   - Анна Степановна, это Образцова. Простите, что дома беспокою,  замо-
талась, не успела застать вас на работе.
   - Ничего, Танечка, - добродушно откликнулась Анна Степановна, которая
знала Татьяну много лет, еще со времен ее первого замужества. -  Срок  у
тебя небольшой, шесть недель, так что никакой спешки, если надумаешь.
   - Значит, все-таки срок? - пробормотав Татьяна.
   - Ну я ж тебе сразу сказала, а ты не верила, настаивала, чтобы анали-
зы сделать. У меня глаз - алмаз.
   - Ладно, Анна Степановна, я подумаю.
   - Подумай, подумай, - согласилась врач. - Время есть пока.
   Татьяна снова села за стол и принялась набирать длинный междугородний
номер. Она звонила мужу.
   - Стасов, ты можешь срочно получить запрос на мое личное дело?
   - Могу попробовать. А как срочно?
   - Вчера.
   - Не понял...
   - Шучу. Дима, - Татьяна была единственной из всех знакомых Владислава
Стасова, кто называл его Димой, а не Владиком и не Славиком, - это нужно
сделать очень быстро. Желательно завтра.
   - Танька, я не верю своим ушам! Неужели твой изверг-начальник  согла-
сился отдать дело прямо сейчас? Ты же мне говорила, что он тебя привязал
как минимум на месяц.
   - Обстоятельства изменились. Димочка, позвони Насте, скажи ей, что  я
обо всем договорилась и она может приезжать в любой  день.  Макушкин  ее
примет. Это что касается ее просьбы. Теперь что касается  моей  просьбы.
Возьми запрос и отдай Насте, она мне его привезет.  Дальше.  Желательно,
чтобы она приехала как можно быстрее, оптимально -  дня  через  два.  Не
позднее. На двое суток. Ты понял? Надвое суток. Мне нужна ее помощь,  но
мне неловко ее просить. Все-таки мы с ней не так близко знакомы. Я очень
рассчитываю на то, что к твоей просьбе она прислушается.
   - Таня, я не понимаю, что происходит. Какие дела у тебя с  Аськой  за
моей спиной? Что у тебя случилось? Почему такая срочность?
   - Я все потом объясню. Никакой катастрофы, честное слово, просто поя-
вилась возможность сорваться отсюда побыстрее, жаль будет, если не полу-
чится.
   - И все?
   - И все.
   - Не врешь? Голос у тебя какойто...
   - Голос - это по другой части. Дима, я беременна. Только что с врачом
разговаривала.
   - Танюха... - охнул Стасов. - Миленькая... Как хорошо-то!
   - Не знаю, может быть, - быстро перебила его Татьяна. - Я пока не ре-
шила. Ты тоже подумай; Позвони мне вечером, скажи, до чего договорился с
Настей. Заодно и обсудим твои соображения по поводу аборта.
   - Не по поводу аборта, а по поводу ребенка. Тут и обсуждать нечего.
   - Хорошо, вечером поговорим. Все, Дима, целую тебя.
   - Таня, подожди...
   - Вечером, Димуля, вечером. Мне нужно бежать.
   На самом деле никуда бежать ей не нужно. Просто стало  трудно  справ-
ляться с нервами, а ей так не хотелось, чтобы муж почувствовал ее трево-
гу. Да что там тревогу - откровенный страх. Растерянность.
   Она еще какое-то время посидела в кабинете, бессмысленно перекладывая
ручки и карандаши" потом всетаки заставила себя надеть  пальто  и  пойти
домой.
   Ирочка встретила ее радостным щебетанием.
   - Тань, я прямо дождаться не могла, когда ты придешь! Раздевайся ско-
рее, будем ужинать, и я тебе все расскажу.
   Она сгорала от нетерпения, и Татьяна изо всех сил старалась не  пока-
зать, насколько тяжко у нее на сердце и как ей не хочется сейчас  выслу-
шивать Ирочкины истории. Она пыталась оттянуть момент, когда нужно будет
сесть за стол и начать разговаривать со свояченицей. Сняв  костюм,  она,
вместо того чтобы небрежно бросить его на кресло, как обычно, стала ста-
рательно развешивать в шкафу на плечиках пиджак, блузку  и  юбку.  Потом
подошла к туалетному столику и принялась, глядя в зеркало, снимать  там-
поном, смоченным в косметическом молочке, макияж.
   - Ну Таня! - раздался из кухни звонкий Ирочкин голосок. - Все же  ос-
тывает! Ты что там, уснула?
   - Иду!"
   Кулинаркой Ирочка Милованова была знатной, в этом ей не откажешь. Она
обожала готовить всякую экзотику, вычитывая рецепты в кулинарных книгах.
Правда, рецепты служили ей только как бы канвой, общей идеей,  а  делала
она все равно по-своему. Иногда получалось просто ужасно, потому что су-
ществуют блюда, способ приготовления которых оттачивался десятилетиями и
которые не терпели никакой самодеятельности, но Ирочка никогда не уныва-
ла. Она весело съедала неудобоваримый результат  своих  экспериментов  и
даже не морщилась, после чего начинала все по  новой.  Сегодня  на  ужин
Татьяну ожидала севрюга с  каким-то  необыкновенно  красочным  гарниром.
Кроме того, по кухне витал подозрительный запах знаменитых Ирочкиных пи-
рожков с капустой.
   - Опять пироги? -  неодобрительно  спросила  Татьяна,  усаживаясь  за
стол. - Я же тебя просила.
   - Да ладно, - весело улыбнулась Ира. - Не каждый же день.
   - Я скоро в дверь не пролезу из-за твоих пирожков. Ты  же  знаешь,  у
меня силы воли не хватает их не есть.
   - Не сердись, Танюшечка, ты все равно скоро уедешь и больше не будешь
есть мои пирожки.
   - Не надейся, не отделаешься от меня так просто.
   Ира медленно повернулась к ней, оставив  в  покое  что-то  шипящее  и
вкусно пахнущее на сковородке, над чем она колдовала, прежде  чем  пода-
вать на стол.
   - Что ты сказала?
   - Сядь, Ира. Надо поговорить.
   - Что-нибудь случилось? - переполошилась Ирочка.
   - Да. Да не бледней ты, не смертельно. Просто немного неожиданно.
   Татьяна чувствовала себя омерзительно. Мало того, что в последние дни
она терзается чувством вины за то, как ей предстояло поступить с предан-
ной и любящей родственницей. Мало того, что Ирка, пойдя ей  навстречу  и
занимаясь устройством Татьяниной жизни и быта, осталась  без  профессии,
без собственной семьи и практически без друзей. Так теперь еще и это...
   - Ира, как ты смотришь на то, чтобы уехать вместе со мной?
   - Куда? В Москву?
   - Нет, в Зажопинские Выселки.
   Конечно, в Москву, куда же еще.
   - Но почему... Таня, что случилось? Немедленно объясни мне, что  про-
исходит.
   Татьяна удрученно молчала. Как сказать ей, что  оставаться  в  Питере
опасно? Может, и не опасно, но рисковать  нельзя.  И  еще  одно  обстоя-
тельство появилось, тоже, между прочим, немаловажное.
   - Ирочка, я очень виновата перед тобой, я испортила  тебе  жизнь,  ты
потратила на меня свои лучшие годы, и теперь...
   - Прекрати! Ты это сто раз говорила. И столько же раз я тебе объясня-
ла, что это полная чушь. Не смей так думать.
   - Я хочу, чтобы ты уехала вместе со мной. У меня будет ребенок, и мне
одной не справиться. Но я не имею права просить тебя об этом, потому что
сейчас ты еще можешь найти и работу, и мужа, а через несколько лет будет
совсем поздно.
   - Тань... Ой, Тань...
   Глаза у  Ирочки  стали  такими  огромными,  что,  казалось,  занимали
пол-лица.
   - Ты что, беременна?
   - Угу.
   - И сколько уже?
   - Шесть недель. Сегодня с Анной разговаривала. Ира, если ты  со  мной
не поедешь, я сделаю аборт, мне одной не справиться. Я уже не в том воз-
расте, чтобы выдерживать такие нагрузки. Первые роды  в  тридцать  шесть
лет - не шуточки. Стасов мне не помощник, он целыми днями работает, кру-
тится, как белка в колесе, деньги зарабатывает.
   - Ты что, обалдела? Какой аборт?
   Рожать надо, и нечего тут думать.
   Конечно, я поеду с тобой, какой может быть разговор.
   - Подумай, Ира, это все очень непросто с точки зрения последствий. Ты
опять впряжешься в домашнее хозяйство. Подумай о себе.
   - Да ладно тебе!
   Ирочка звонко расхохоталась.
   - Я уже со всеми питерскими женихами  перезнакомилась,  никого  среди
них подходящего нет. Может, в столице найдется. В  крайнем  случае  рожу
без мужа, буду двоих растить, твоего и своего. А что? В  организационном
плане идея богатая.
   "Господи, как у нее все просто, - с грустью думала Татьяна. -  Мне  в
ее возрасте, наверное, тоже казалось,  что  впереди  еще  такая  длинная
жизнь и можно все успеть. А сегодня утром, когда узнала о  гибели  Ромки
Панкратова, я поняла, что моя  жизнь  может  оказаться  очень  короткой.
Очень. Даже страшно, насколько короткой может  оказаться  моя  жизнь.  И
Ирочкина тоже".
   - На днях сюда приедет одна моя знакомая из Москвы,  она  работает  в
уголовном розыске. И если ничего не сорвется, мы отсюда уедем все  вмес-
те. Хорошо?
   - Как это? - растерялась Ира. - Ты что, Таня? А собраться?
   - Можно подумать, у нас тут Бог знает сколько  вещей.  Собери  только
одежду на зимний сезон и все самое необходимое. Потом приедет  Стасов  и
отправит контейнер с остальным барахлом.
   - Ну ничего себе! Нет, так не годится. Ты поезжай, а я все как следу-
ет соберу, уложу, отправлю контейнер, а потом приеду.
   - Ира!
   Татьяна почти никогда не повышала голос на  родственницу,  они  много
лет жили душа в душу. Ирочка сразу поняла, что дело серьезное.
   - Ты сделаешь так, как я прошу, - жестко сказала Татьяна. - Моя  зна-
комая остановится у нас и поможет тебе сложить вещи. Мы уедем все  вмес-
те. Это не обсуждается.
   Ира отвернулась и тихо заплакала. Татьяна почувствовала  себя  совсем
скверно. Зачем она обижает ее? Разве Ирка в чем-то виновата?  Никуда  не
годится, совсем самообладание потеряла, кричит. Черт знает что.
   - Ирочка, ну что ты, миленькая, - ласково заговорила она, - не плачь,
пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. Просто устала, день  был  тяжелый,
вот и не сдержалась.
   Ира разрыдалась в голос. Глядя на ее трясущиеся плечи, Татьяна думала
о том, что пусть лучше она плачет от обиды на нее, чем от страха за свою
жизнь.
   Поздно вечером позвонил Стасов. Ему удалось договориться в следствен-
ном комитете, что завтра подготовят запрос на личное дело старшего  сле-
дователя Образцовой.
   - А что Настя? Ты с ней говорил?
   - Она передает тебе большое спасибо и выезжает  завтра  вечерней  ло-
шадью.
   - Билет уже есть?
   - Нет пока, она ждала твоего звонка. Завтра с утра поедет на  вокзал.
После обеда я с ней встречусь, передам запрос. Кстати, она  просила  уз-
нать, не можешь ли ты помочь ей с ведомственной гостиницей.
   - Не нужно, она остановится у меня. Дима, попроси ее  позвонить  мне,
когда она возьмет билет. Пусть скажет номер  поезда  и  вагона.  Ира  ее
встретит на машине и отвезет, куда нужно.
   - Ладно, скажу. По-моему, ты увиливаешь от обсуждения главного вопро-
са.
   - Я не увиливаю. Ты же сам сказал, что обсуждать нечего.
   - И ты с этим согласна?
   - Вполне. И даже попросила Ирочку уехать вместе со мной в Москву.
   - Не можешь без няньки? - насмешливо поддел ее Стасов.
   - Не могу. Привыкла. И она ко мне привыкла, никак не хочет  смириться
с моим отъездом. Вот я и подумала... Нашу питерскую квартиру можно  про-
дать и купить на эти деньги что-то очень пристойное в Москве. Ты не бой-
ся, мы в твою однокомнатную всем колхозом не свалимся. Дима...
   - Да?
   - Я тебя очень люблю.
   - Этого мало, - серьезно ответил Стасов. - Ты должна любить меня  так
же сильно, как я тебя, а не просто "очень". Я,  например,  тебя  обожаю,
мама Таня. И передай привет тете Ире.
   После разговора с мужем Татьяне стало немного легче.  Хватит  пережи-
вать и нервничать, надо собраться и продумать завтрашний день  по  мину-
там, по метрам и по словам. Собрать как можно больше сведений, при  этом
постараться никому не мозолить глаза и не вызывать подозрений.  Конечно,
лучше было бы это делать оперативникам, у них и опыта побольше,  и  воз-
можностей. Но оперативников привлекать нельзя, можно попасть как раз  на
того, кто заинтересован. А если и не заинтересован, то может  рассказать
кому-то,  информация  уйдет,  и  пиши  пропало.  Главное  -  Чудаев.  Он
единственный, с кем Татьяна делилась сомнениями по  поводу  Гольдич,  и,
значит, он единственный, кто может что-то заподозрить.  Пока  единствен-
ный. И надо сделать все возможное, чтобы болото не всколыхнулось. Именно
поэтому она и не допрашивала сегодня Сурикова. Кому  интересно  -  пусть
знают, что у нее и других забот по горло. А Суриков ей вовсе не нужен.
   Сегодня его на допрос не вызывали. Почему? Странная какая-то эта тет-
ка-следователь. Спросила вчера про доверенность, в протокол  записала  и
отпустила его, как будто ничего особенного и не произошло.  А  может,  и
правда ничего особенного? Может, зря он боится?
   Нет, все-таки что-то тут не так. Ведь смысл был в том, чтобы про  эту
доверенность никто не узнал, тогда получится, что он  не  убивал  Софью.
Зачем убивать, если он все равно квартиру не получит?
   А как же... Ведь если следовательша узнала про доверенность,  значит,
теперь ему убийство Софьи точно припаяют. Как же так? Ничего не понятно.
   Ах, была бы рядом бабка Софья! Не хватает у него мозгов  разобраться,
а она бы быстро все просекла. У нее не только ум, у нее и чутье  было  -
будь здоров!
   ...Несмотря на слабое сердце, во всем остальном  Сергей  Суриков  был
нормальным здоровым молодым мужчиной.  И  природа,  как  водится,  стала
брать свое. Но заводить романы ему было  не  с  кем,  на  девушек  нужны
деньги, да и одеваться  надо  поприличнее,  а  откуда  приличные  шмотки
взять, если живет он на зарплату грузчика? Спасибо Софье,  она  давно  к
экономии приучена, четверть века на пенсию живет, так что из тех продук-
тов, которые он покупает, кормит его от пуза. А насчет шмоток и разгово-
ра быть не может.
   Конечно, можно найти  какую-нибудь  шалаву,  вроде  тех,  с  которыми
раньше имел дело, но они Сурикову уже  поперек  горла  стояли.  Грязные,
пьяные, глупо хихикающие девки, готовые отдаться кому угодно  за  горсть
таблеток или ампулу. Сейчас он уже не понимал, как ему  это  могло  нра-
виться.
   Но если шалавы отпадали, то оставались только женщины,  работающие  в
универсаме. Их было много, всех возрастов и типов внешности.  И  с  ними
можно было поладить, не прилагая особых усилий и не тратя денег на  уха-
живания. Почти у всех были мужья или любовники,  и  почти  все  были  не
прочь быстренько заняться любовью, не выходя за пределы универсама и  не
пробуждая ревность своих мужчин поздними возвращениями  или  немотивиро-
ванными отлучками. Короче, все складывалось  к  обоюдному  удовольствию.
Сережа наладил отношения с кассиршей Галочкой, которая два раза в неделю
закрывала кассу на глазах у негодующих покупателей и бегала на  двадцать
минут к нему в подсобку.
   Софья Илларионовна тоже, видно, понимала, что секс - не последнее де-
ло в жизни мужчины, и несколько раз высказывала беспокойство  по  поводу
того, что у Сергея нет девушки.
   - Да что вы так печетесь об этом? - удивлялся  Суриков.  -  Вы  радо-
ваться должны, что я не шляюсь, а дома сижу.
   - Много мне радости-то с твоего сиденья, - фыркнула Бахметьева. - Са-
мое опасное и есть в том, что ты при мне сидишь, вместо того чтобы с де-
вушками гулять. Человек должен вести нормальную жизнь, а если он себя  в
чем-то насильно ограничивает и терпит, добром это не кончается. Или тебе
не хочется?
   Вопрос был, прямо скажем, бестактным и задан в лоб.  Сергей  оторопел
от неожиданности и с перепугу ответил также в лоб:
   - Хочется.
   - Ну вот, видишь, а если терпишь, то и  сорваться  можешь,  глупостей
наделать. Знаешь, от чего в войну иногда умирали? Не от голода, а от то-
го, что разум теряли, когда еду видели. Так  наголодаются,  бывало,  что
остановиться не могут, едят и едят, было бы что. И умирали  от  заворота
кишок. Так и ты, терпишь, терпишь, держишь себя на голодном пайке, а по-
том подвернется случай - и забудешь про все, закрутит тебя баба,  подом-
нет под себя, опять в дурную компанию попадешь. А я тебя обратно не при-
му, я же предупреждала, что второго раза не будет. Или, что еще хуже, за
изнасилование сядешь. Бабы - они знаешь какие бывают?  Не  приведи  Гос-
подь. Не понравится ей, как ты себя ведешь, она и пойдет  в  милицию  на
тебя жалобу катать, дескать, ты ее силой заставил. А в милиции-то ей по-
верят, а не тебе. И пропадешь ни за что.  Ты  послушайся  моего  совета,
найди себе зазнобу. Тебе же самому легче жить станет. Только сюда ее  не
приводи, мы уговаривались, чтобы здесь посторонних не было.
   Когда дело с кассиршей Галочкой сладилось, старуха Бахметьева  узнала
об этом раньше, чем Сергей переступил порог квартиры. То ли чутье у  нее
было, то ли сытость кошачья у него на лице была написана, но Софья Илла-
рионовна улыбнулась ободряюще.
   - Вижу, послушался моего совета. Молодец, Сереженька, правильно жизнь
свою организуешь. Чужая или из своих?
   И опять он настолько растерялся от ее проницательности и прямоты, что
ответил сразу и не задумываясь:
   - Наша, из магазина. Кассирша.
   - Вот и славно, - обрадовалась Софья. - Очень я за тебя  рада.  Моло-
дая?
   - Тридцать два.
   - Замужем?
   - Да.
   - И дети есть?
   - Есть, мальчик, в первый класс ходит.
   - Ну и слава Богу, - закивала старуха, словно для нее было  принципи-
ально важно, какую именно женщину выбрал Сергей для решения своих  проб-
лем, и ответы его были такими, как ей нравится.
   И в этот момент произошло нечто такое, что привело  самого  Сергея  в
состояние полной растерянности. Он шагнул навстречу  Софье,  наклонился,
крепко обнял ее и расцеловал в теплые морщинистые щеки. В горле  у  него
стоял ком, который он никак не мог сглотнуть, на глаза навернулись  пре-
дательские слезы.
   - Спасибо вам, Софь-Ларионна. Спасибо, - бормотал он, уткнувшись  ли-
цом в ее реденькие волосы.
   - За что же, сынок? - тихо спросила она,  и  голос  ее  был  строг  и
серьезен.
   - За все. За то, что вы есть. Вы мне как мать, даже больше, чем мать.
Мать никогда меня ни о чем не спрашивала, ей неинтересно было. Я никогда
от вас не уйду.
   Бахметьева осторожно высвободилась из его рук,  отступила  на  шаг  и
внимательно посмотрела в лицо Сергею. Лицо ее медленно  озарилось  улыб-
кой.
   - Большой, - сказала она, - совсем большой стал. Взрослый. Любить на-
учился.
   - Да что вы, я ее совсем не люблю, -  начал  торопливо  оправдываться
Сергей. - Это так только, для здоровья, как вы советовали.
   - А я не про нее говорю. Пойдем ужинать, Сереженька, я как чувствова-
ла, пирог яблочный испекла.
   Он тогда не понял, про какую любовь говорила Бахметьева. И вообще  не
понимал, что это на него нашло, с чего вдруг он полез к бабке Софье  об-
ниматься. Прошло еще несколько месяцев, прежде чем Сергей Суриков  осоз-
нал, что Софья Илларионовна Бахметьева - единственный человек на  свете,
которого он любит.
   Да разве он мог ее убить? Он молился на нее. Он бы  сам  умер  с  ра-
достью, если бы ей это было нужно.