 |
|
 |
Глава третья
Миша Доценко сидел в кабинете Ольшанского и уже который час подряд
работал с супругами Красниковыми, пытаясь помочь им вспомнить, не гово-
рили ли они кому-нибудь о том, что сын Дима им не родной. Сам Константин
Михайлович, уступив Михаилу свой стол, сидел в уголке и с интересом наб-
людал, как мастерски молодой оперативник делал свое дело: Миша специ-
ально углубленно занимался проблемами памяти и мнемотехники и умел де-
лать то, что в криминалистике называется "возбуждением ассоциативных
связей". Иными словами, если человеку есть что вспомнить и нечего скры-
вать, то под чутким руководством старшего лейтенанта Доценко он обяза-
тельно вспомнит.
Ольга и Павел Красниковы в один голос твердили, что никогда... и ни
за что... и никому... и так далее. Внезапно Миша изменил тактику.
- Почему вы все время меня обманываете? - спросил он с невинным ви-
дом.
- Мы?! - с возмущением воскликнули супруги. - Да что вы такое говори-
те! В чем мы вас обманываем?
- Ну, если не обманываете, то, значит, неточно формулируете свои мыс-
ли. Вот вы, Ольга Михайловна, ответьте мне еще раз на вопрос: с кем в
течение последних пяти лет вы обсуждали тайну усыновления?
- Ни с кем, - устало повторила женщина. - Я вам десять раз уже повто-
рила, ни с кем.
- Ну как же так? А Лыков? Шантажист, звонивший вам по телефону. С ним
вы говорили об усыновлении?
- Да... Конечно... - растерялась Красникова. - Но я думала, вы имели
в виду...
- Я понял, что вы хотите сказать, - мягко остановил ее Доценко, не
дав договорить. - Но я хочу, чтобы и вы поняли, что я имел в виду, когда
говорил, что вы неточно формулируете свои мысли. Теперь вы, Павел Викто-
рович. Такой же вопрос вам.
- Я ни с кем не обсуждал проблемы усыновления, - торжествующе заявил
он, слегка уязвленный тем, что этот симпатичный мальчишка с черными гла-
зами и в наглаженном костюме оказался прав. - Даже с Лыковым. С ним по
телефону всегда разговаривала Ольга.
- Чудесно, - широко улыбнулся Миша. - А разве с Ольгой Михайловной, с
вашей женой, вы ни разу не говорили об усыновлении?
- Но при чем здесь это? - возмутился Павел. - Не хотите ли вы ска-
зать, что я... что мы сами...
От волнения и гнева он стал запинаться и никак не мог подобрать нуж-
ные слова.
- Ни в коем случае, Павел Викторович. Я только хочу вам показать,
что, отвечая на вопросы, вы заранее загоняете свои воспоминания в опре-
деленные рамки. Я спрашиваю: "с кем? ", а вы в своем воображении рисуете
образ злодея в лохмотьях или шпиона в темных очках и, не найдя такового,
смело отвечаете мне: "ни с кем". А это неправильно. В худшем случае, вы
должны будете мне ответить: "ни с кем, кроме... ", а в лучшем - просто
перечислить мне этих "кроме". Понятно? Давайте забудем все, что было
раньше, и начнем сначала. И не надо пытаться оценивать каждого человека,
о котором вы вспоминаете, прежде чем ответить. Позвольте это сделать мне
самому. Итак, Ольга Михайловна...
Через несколько минут она неуверенно сказала:
- Может быть, врач. Знаете, врач-окулист. У Димы сильная близору-
кость, и когда я привела его к окулисту, она спросила, нет ли близору-
кости у меня. Я поняла, что должна ответить не про себя, а про Верочку,
у той было прекрасное зрение, и я смело сказала, что близорукости у меня
нет. Тогда она спросила про отца. А про него-то я совсем ничего не знаю.
Видно, врач заметила, что я смутилась, отправила Диму в коридор и прямо
спросила у меня: "У мальчика отец не родной?" Пришлось признаться, я не
взяла на себя смелость рисковать здоровьем ребенка. Скрою, скажу, что
отец родной и никакой близорукости у него нет, или, наоборот, есть, а у
парня какую-нибудь болезнь заподозрят несуществующую, а ту, которая
есть, проглядят.
- Очень хорошо, - обрадовался Миша. - Вот видите, что получается,
когда не сковываешь себя предварительно поставленными рамками. Когда это
случилось?
- Года три назад. Да, правильно, Димочке было двенадцать лет.
Миша записал номер поликлиники и фамилию врача.
- Давайте еще подумаем, - попросил он. - Еще небольшое усилие, и на
сегодня закончим.
Но в этот день они так больше ничего и не вспомнили. Когда за Красни-
ковыми закрылась дверь, Ольшанский приветливо улыбнулся Мише.
- Ну и молодец же ты, старлей, я прямо любовался, глядя, как ты рабо-
таешь. Тебе бы не опером, а следователем быть. Может, сменишь квалифика-
цию, а? Погоди минут десять, я сейчас вынесу постановление о выемке ме-
дицинской карты и поедем в поликлинику, поговорим с этим окулистом.
Через час они входили в просторный вестибюль детской поликлиники. За
мучительные усилия в первой половине дня они были вознаграждены тем, что
нужная им врач Перцова оказалась на работе.
- Да, Дима Красников стоял у меня на учете, - подтвердила она, достав
пачку карточек из картотечного ящика. - Я подозревала, что его близору-
кость может быть следствием предрасположенности к диабету. Видите, у ме-
ня стоит" диабет" и знак вопроса.
- А почему знак вопроса? Разве не удалось выяснить это до конца? -
поинтересовался Ольшанский.
- Видите ли, диабет очень часто передается по наследству. Я спросила
у матери, но она диабет по своей линии отрицает, - ответила Перцова,
глядя в карточку. - А вопрос с отцом остался открытым, у меня написано:
об отце сведениями не располагает.
Миша в это время пролистывал амбулаторную карту Димы Красникова.
Анамнез почему-то не собирал никто из врачей, кроме окулиста, и в карте
было записано в точности то же самое, что говорила им Перцова, глядя в
контрольную карточку: по линии матери такие-то и такие-то заболевания,
сведениями об отце не располагаем.
Выйдя из поликлиники, Ольшанский устало пошевелил плечами, не доведя
движение до конца и так и не расправив их. Он ужасно сутулился при
ходьбе.
- Не попали, - констатировал он. - Лыков совершенно определенно знал,
что у мальчика приемными являются оба родителя. А Перцова этого не зна-
ет. Она считает, что у Димы мать все-таки родная. Но ты нос не вешай,
старлей. Ты этим Красниковым мозги сегодня на правильную волну настроил,
глядишь, они чего и вспомнят. А насчет моего предложения подумай. Из те-
бя отличный следователь выйдет, ты с людьми умеешь разговаривать, не то
что я. Раньше мне Володька Ларцев сильно помогал в этом, я самые трудные
допросы на него спихивал, вот мастер был - экстра-класс. И ты таким ста-
нешь, попомни мое слово. Мне бы в помощь тебя да Настасью, я бы весь
преступный мир на уши поставил, - вдруг расхохотался он. - Слушай, а че-
го это она меня избегает? Не любит, что ли? Все по телефону да по теле-
фону, не приедет никогда сама.
- Что вы, Константин Михайлович, Анастасия Павловна вас очень уважает
и ценит чрезвычайно высоко, - осторожно выбирая выражения, произнес До-
ценко, внутренне сжавшись. Он прекрасно знал, что Каменская его терпеть
не может, а после истории с Ларцевым еще и побаивается.
Ольшанский остановился на перекрестке, ожидая зеленый сигнал светофо-
ра. Миша стоял сзади, у следователя за спиной, и не видел выражения его
лица. Внезапно Константин Михайлович обернулся и взялся рукой за отворот
модной Мишиной куртки.
- Слушай, старлей, у меня с Каменской все счеты позади. Она умная
девка, голова у нее работает как часы, а характер - не хуже моего. Если
она считает, что в истории с Ларцевым есть моя вина, - пусть считает, я
спорить не стану. Вина действительно есть. Но обсуждать эту историю я не
намерен ни с ней, ни с кем бы то ни было другим. А вот для дела будет
лучше, если мы с ней будем дружить. Пусть перестанет меня сторониться,
передай ей, ладно?
- Я передам, Константин Михайлович, - уже спокойно ответил Доценко. -
Я думаю, она будет рада это услышать. Она действительно побаивается с
вами общаться, вы бываете иногда излишне резки.
- Ох ты, батюшки! - рассмеялся Ольшанский. - Какие нежности! А ты,
старлей, молодец, аккуратно выражения выбираешь. Она, небось, говорила,
что я хам первостатейный. Ну, говорила?
- Нет, - мягко улыбнулся Миша, - я никогда не позволяю другим переви-
рать показания и сам этого не делаю. Она сказала именно то, что я вам
передал: вы иногда бываете излишне резки.
- Тебя с толку не собьешь, старлей, - удовлетворенно произнес
Ольшанский, - ты с виду конфетный, а на зубах железный. Думай, думай над
моим предложением, не забывай то, что я тебе сказал. И вот что еще.
Завтра 19 января, Крещенье, моя жена блины будет печь. Придешь? Девчонок
моих посмотришь, они у меня уже большие, но забавные до ужаса.
- Это неожиданно, - снова улыбнулся Миша, - но приятно. Я сделаю все
возможное, чтобы отменить то, что уже запланировал на завтра.
- Вот это высший пилотаж, - очень серьезно сказал Константин Михайло-
вич. - Тебе, старлей, цены нет. Тебя в Дипломатической академии случаем
не обучали?
- С чего вы решили?
- Ну, ты меня совсем-то за придурка не считай, - почти обиделся сле-
дователь. - Хочешь, я переведу то, что ты мне сейчас сказал? Твою мать,
старый козел, ты что же, думаешь, у меня на завтрашний день других дел
нет, кроме как блины с тобой кушать? Да у меня, молодого и резвого, все
вечера на месяц вперед распланированы, и завтра я тебе скажу с сожалени-
ем в голосе, что, несмотря на все мои старания, часть нужных и важных
дел, назначенных на вечернее время, мне отменить не удалось, если ты
своими куриными мозгами допереть не можешь, что я к тебе на блины не
пойду, даже если буду со скуки и безделья подыхать, потому что блины
твои и девчонки твои, недомерки, мне, молодому и резвому, неинтересны.
Ну как, дословно перевел или с литературными вольностями?
- У вас получился перевод с английского на китайский, - засмеялся Ми-
ша, внутренне опять сжавшись. Да, следователь Ольшанский язык в узде не
держит, не задумываясь ставит людей в сложное и неприятное положение.
Немудрено, что Анастасия Павловна его не любит и общаться с ним не хо-
чет.
- Почему именно с английского и именно на китайский?
- А потому что при переводе с английского на китайский происходит
приращение объема текста примерно в восемь раз. Английский язык очень
емкий, а китайский - сложный, витиеватый, с множеством дополнительных
определений. Я вам сказал ровно шестнадцать слов, а в вашем переводе
сколько?
- Ладно, выкрутился, - махнул рукой Ольшанский. - Голыми руками тебя
не возьмешь. Тебе в какую сторону?
- Я на работу вернусь, так что мне на Серпуховскую линию надо.
- Тогда поехали вместе по Кольцевой, я на "Павелецкой" выйду, а ты на
"Серпуховской" пересадку сделаешь.
Они вместе двинулись к зданию метро. Уже давно стемнело, с неба сыпа-
лись крупные хлопья мокрого снега. Миша Доценко шел с непокрытой голо-
вой, и белые хлопья облепили седой шапкой его тщательно подстриженные и
уложенные черные волосы. Ольшанский шел ссутулившись, засунув руки глу-
боко в карманы пальто и натянув на голову капюшон. Всю оставшуюся дорогу
они устало молчали.
На следующее утро телефонный звонок раздался, едва Константин Михай-
лович успел переступить порог своего кабинета.
- Я вспомнила, - взбудораженно сообщила Ольга Красникова. - Я разго-
варивала об этом со следователем.
- С каким еще следователем? - недовольно переспросил Ольшанский.
- Его фамилия Бакланов, Олег Николаевич Бакланов. Он вел дело о краже
джинсов.
Ольга в двух словах описала Ольшанскому непонятную историю с джинса-
ми.
- Следователь меня тогда спросил, не может ли быть у мальчика психи-
ческого расстройства и как с этим обстояло дело у его родственников до
третьего колена. Я ему все честно рассказала. Но, Константин Михайлович,
это же следователь, не мог же он...
- Не мог, не мог, - успокоил женщину Ольшанский. - И чем дело кончи-
лось?
Вопрос он задал для проформы, думая уже о другом, ему совершенно не
интересно было, чем закончилось дело о краже каких-то дурацких джинсов.
Но ответ заставил его снова включиться в разговор с Красниковой.
- Я не знаю, но надеюсь, что все благополучно.
- Я что-то не понял, - сказал Ольшанский. - Как это вы не знаете и
что значит вы надеетесь?
- Ну, когда мы Димочку забрали домой, я спросила у следователя, можно
ли надеяться, что его отдадут на поруки или еще как-нибудь... Я не знаю,
как можно сделать, только чтобы не в колонию. Он велел принести хода-
тайство, справки с места жительства, из психоневрологического и венеро-
логического диспансеров. Я в течение двух недель все бумаги собрала и
передала через адвоката.
- А почему через адвоката? - поинтересовался Ольшанский.
- Он так настаивал.
- Кто - он?
- Бакланов. Сказал, что его трудно застать на месте, а с адвокатом он
периодически встречается в суде, так что лучше передать через адвоката.
- И дальше что было?
- Так ничего. Тишина. Наверное, все закончилось.
- Когда это было, напомните мне еще разок, - попросил Константин Ми-
хайлович.
- 12 сентября.
- А справки когда принесли?
- 28 сентября. Я точно помню, потому что выбирала день, когда у меня
в расписании "окно".
- То есть вы хотите сказать, что 12 января исполнилось 4 месяца, как
ваш сын совершил кражу, - уточнил он на всякий случай. Уж больно неверо-
ятным выглядело то, что рассказывала Красникова.
- Совершенно верно, - подтвердила она.
- И следователь больше ни разу вас не вызывал, ни повесткой, ни по
телефону?
- Нет, ни разу.
- А что адвокат говорит?
- Сначала он говорил, что все будет стоить очень дорого, но зато он
гарантирует, что Диму не отправят в колонию. А потом я очень долго не
могла его застать, он то болел, то уезжал в отпуск, потом мне сказали,
что он по этому номеру больше не живет. А потом я и звонить перестала,
решила, что все кончилось хорошо и дело даже до суда решили не доводить.
- Знаете что, Ольга Михайловна, мой вам совет, сходите-ка вы к проку-
рору и спросите, что происходит с вашим делом. Бакланова застать на мес-
те, может, и трудно, а прокурор округа всегда в кабинете. Вы человек не
очень, видимо, сведущий, а вам кто-то просто морочит голову. Не может
все кончиться так, чтобы вы об этом не знали. Вас должны пригласить и
ознакомить с решением, а вы должны расписаться, что вы его прочитали и
все поняли. И что ваш Бакланов делает с преступлением, которое не надо
раскрывать, мне сказать трудно. Я даже предположить не могу. Но очень
хотел бы это знать. Впрочем, погодите, - спохватился Ольшанский. В нем
только что говорил юрист и работник прокуратуры. А сейчас в нем проснул-
ся следователь, ведущий дело о разглашении тайны усыновления, и не далее
как вчера он думал о том, что докопаться до этой тайны проще всего было
бы работнику милиции. Если с делом Димы Красникова происходит что-то не-
понятное, а в деле есть сведения об усыновлении, то ни в коем случае
нельзя посылать Ольгу к прокурору, чтобы не будоражить общественность и
не насторожить раньше времени этого Бакланова.
- Не надо никуда ходить, - сказал Ольшанский. - Я сам сейчас пойду к
прокурору округа и все выясню. Позвоните мне вечером.
Визит к прокурору округа, на территории которого четыре месяц назад
Дима Красников пытался совершить кражу джинсов из магазина, закончился
совершенно неожиданно. Настолько неожиданно, что когда Ольшанский сооб-
щил об этом по телефону Мише Доценко, тот пулей примчался к Насте.
- Анастасия Павловна, оказывается, у следователя Бакланова была кража
дел. Он никак в себе сил найти не мог заявить об этом. С его стороны -
чистейшая халатность, постоянно уходил, дверь не запирал, ключ прямо в
сейфе торчал. Теперь локти кусает.
- И что? - не поняла Настя. - Ну, кража. Дальше что?
- Украдены четыре уголовных дела, в том числе дело Димы Красникова, а
в деле есть сведения об усыновлении.
- Час от часу не легче! - выдохнула Настя. - Что же получается, све-
дения из украденного дела попали к Галактионову?
- Получается так, Анастасия Павловна.
- Он, что ли, их украл?
- Может быть, - согласился Миша. - А почему бы и нет?
- Да зачем ему?! - с досадой воскликнула Настя. - На кой черт ему эти
дела? Впрочем, нет, Мишенька, я не права, я говорю глупости, а вы меня
слушаете и молчите, вместо того чтобы поправлять. Какие еще дела украде-
ны?
- Вот, я записал. Первое - Красников, покушение на кражу. Второе -
нападение на Сбербанк, групповое. Третье - бытовое убийство и самоу-
бийство, дело надо было закрывать за смертью лица, подлежащего привлече-
нию к уголовной ответственности, еще буквально день - и дело бы ушло в
архив. Четвертое - особо злостное хулиганство, статья двести шестая
часть третья, виновный установлен, тоже еще чуть-чуть - ив суд бы пошел.
- Мишенька, раздобудьте срочно сведения о всех фигурантах по этим де-
лам, кроме Красникова, конечно. Украсть надо было одно какое-то дело, а
остальные прихватили для прикрытия, взяли, что поближе лежало, не выби-
рать же. Если Галактионов причастен к краже этих дел, тогда понятно, от-
куда у него информация об усыновлении. И тогда понятно, что за удачное
дело он провернул перед самой смертью. И понятно, почему он никому об
этом не говорил. Все его аферы - это его собственные дела, притом с виду
вполне законные. А кража уголовных дел из кабинета следователя - это уже
чужая тайна, за разглашение которой можно и жизнью поплатиться. Кроме
того, дело-то преступное, даже олигофрену понятно, тут в удачливого биз-
несмена не поиграешь. Постараемся понять, какое именно дело из четырех
должен был украсть вор, может быть, даже это был сам Галактионов. А мо-
жет, он всего лишь организовал кражу. И нужно понять, зачем он это сде-
лал. То есть был ли у него в этом уголовном деле собственный интерес или
его просто кто-то попросил помочь выкрасть дело. Но в том, что дело Димы
Красникова побывало в руках у Галактионова, я уже почти не сомневаюсь.
- А что кроется за вашим скромным "почти"?
- Я допускаю, что кражу мог совершить и Лыков. И сваливать теперь все
на Галактионова. А почему нет? Стало быть, будем мы с вами, Мишенька,
тянуть ниточки от трех украденных уголовных дел и к Лыкову, и к Галакти-
онову; Какая-нибудь из них да дотянется. И еще, Миша, поезжайте к Шито-
вой. С ней разговаривал Лепешкин, так что вам придется трудно, надо бу-
дет исправлять положение. Но вы уж постарайтесь.
Надежда Шитова приняла Мишу Доценко сначала холодно.
- Надежда Андреевна, - мягко говорил он, - я понимаю ваше горе и мне
очень неловко терзать вас разговорами и воспоминаниями, когда вы пережи-
ваете такую трагедию.
- Разве? - сухо отвечала она. - По-моему, мне вовсе не пристало уби-
ваться по Саше, я на это и права-то не имею.
- Почему вы так говорите? Это жестоко.
- Вот именно. Однако именно это мне в популярной форме разъяснил ваш
коллега Игорь Евгеньевич Лепешкин. По его словам, я поощряю супружескую
измену, в то время как сама не могу решить собственные семейные проблемы
и окончательно разобраться в своих отношениях с мужем. Он, видимо, пола-
гает, что штамп в паспорте ко многому обязывает, даже если супружеские
отношения давно прекращены и люди живут раздельно.
- Игорь Евгеньевич не хотел вас обидеть.
- Ничего подобного, - резко ответила Шитова. - Он специально подбирал
слова, чтобы ударить побольнее. Это было очень заметно.
- Надежда Андреевна, прошу вас, пожалуйста, давайте вернемся к разго-
вору об Александре Владимировиче. Можно как угодно относиться к Игорю
Евгеньевичу, но нужно отдать ему должное: он делает все возможное и даже
невозможное, чтобы раскрыть преступление и найти убийцу вашего друга. У
него сложный характер, я не спорю, иногда он бывает излишне прямолинеен,
но он настоящий профессионал. Если вам так неприятно его общество, то
могу вам обещать, что постараюсь избавить вас от бесед с ним. Договори-
лись?
- Хорошо, - хмуро кивнула Шитова. - Спрашивайте.
Она была красивой яркой брюнеткой двадцати восьми лет и жила в хоро-
шей двухкомнатной квартире. Но сейчас перед Мишей Доценко сидела блед-
ная, измученная женщина, еще не вполне оправившаяся после операции. Для
нее было огромным ударом, когда к ней в больницу через несколько дней
после операции явились работники милиции и стали спрашивать, не знает ли
она, где можно искать Галактионова. Узнав, что у него были ключи от ее
квартиры, попросили отдать им ее собственные ключи, а через день вернули
их и сообщили, что Галактионов найден мертвым у нее дома. Ей было очень
страшно возвращаться домой после больницы, повсюду в квартире она видела
следы пребывания посторонних, а в большой комнате - обведенный мелом
контур мертвого тела, который криминалисты не удосужились стереть после
того, как сделали все фотографии. Надежда боялась находиться в квартире
одна, особенно ночью, мысль о том, что мертвый Саша пролежал здесь нес-
колько дней, не давала ей покоя.
Послеоперационный шов заживал плохо, болел, ей было трудно ходить, но
она все-таки поехала в прокуратуру, когда ее вызвал Лепешкин, не стала
отговариваться болезнью. От следователя она ушла оскорбленная, глотая
слезы и унося в душе ненависть ко всей правоохранительной системе. Почти
три недели ее никто не беспокоил, и вот теперь явился этот симпатичный
черноглазый мальчик, который сумел-таки растопить лед и разговорить ее.
- Вы были знакомы с Александром Владимировичем...
- Почти год, - подсказала она.
- Меня интересуют люди, с которыми он вас знакомил или которых вы
просто видели с ним, даже если он вас не знакомил. Особенно в последние
недели перед гибелью.
- Вы странно ставите вопрос, - заметила Шитова, плотнее запахивая
теплый халат. Плохо заживающий шов не давал ей носить облегающие брюки и
узкие юбки, к которым она привыкла.
- Почему странно?
- Лепешкин спрашивал меня только о тех, кого я знаю. Когда я пыталась
обрисовать ему людей, с которыми Саша меня не знакомил, следователь меня
прерывал и говорил, что мои домыслы его не интересуют.
"Черт возьми, ну надо же было так напортить, - с досадой подумал Ми-
хаил. - Неужели эмоции иногда настолько берут верх, что можно забыть не
только элементарные приличия, но и интересы следствия?"
- На том этапе следствия действительно важнее было выявить людей,
имена и фамилии которых вы знаете, - принялся он выгораживать следовате-
ля, - чтобы проверить в первую очередь их. Теперь пришло время заняться
теми, кого еще нужно устанавливать и искать. Я очень рассчитываю на вашу
помощь. Надежда Андреевна. Вы были самым близким человеком для Галактио-
нова, и если у него и были знакомства, которые он предпочитал скрывать,
то вам он скорее всего доверился бы.
Шитова заметно смягчилась. Миша ясно дал ей понять, что признает ее
право считаться "неофициальной женой", и это было так непохоже на то,
что ей говорил Лепешкин. Если бы ее сейчас спросили, любила ли она Га-
лактионова, она, конечно, ответила бы утвердительно. Каждый понимает и
чувствует любовь по-своему, считала она, и для нее любовь означала лег-
кое и радостное существование рядом с мужчиной, который может и хочет
потакать ее прихотям, будь то поездка на престижный курорт или очередная
новая тряпка, поход на премьеру модного фильма или ремонт в квартире с
какими-нибудь невероятными отделочными работами.
Она знала не так уж много приятелей Саши. Некоторые из них регулярно
появлялись в ее квартире по приглашению самого Галактионова, с некоторы-
ми они встречались в ресторанах на банкетах или скромных деловых ужинах,
а некоторые существовали для оказания услуг: приносили продукты, органи-
зовывали ремонт, помогали с автосервисом, ездили в кассы аэропорта за
билетами. Он действительно не делал секрета из своих отношений с этими
людьми, разница была только в том, что одних он представлял ей, называя
имя, фамилию и даже должность, других называл своими старинными прияте-
лями и обращался к ним по имени, а для третьих у него существовали клич-
ки или простецкое "ты". И только однажды...
...Это произошло примерно за неделю до его смерти, как раз в тот
день, когда она попала в больницу. На работе у нее началось сильное кро-
вотечение, она отпросилась и примчалась домой около трех часов дня. Вой-
дя в квартиру, сразу поняла, что пришел Саша, и не один. Рядом с его
курткой висело чье-то пальто. Не успела она раздеться, как Галактионов
вышел в прихожую, плотно притворив за собой дверь в комнату.
- Ты чего так рано? - спросил он, и голос у него был почему-то недо-
вольный.
- Плохо себя чувствую, отпросилась пораньше. А кто у тебя?
- Ты не знаешь, - неопределенно ответил он. - У нас серьезный разго-
вор, ты к нам не заходи и не мешай.
Такое было впервые, и Шитову это задело, но виду она не подала, тем
более что внезапное кровотечение беспокоило ее гораздо больше.
- Может, вам кофе подать? - предложила она.
- Не нужно. Он скоро уйдет.
Саша вернулся в комнату, снова закрыв за собой дверь. Гостя его На-
дежда так и не увидела.
Она прошла в спальню, сняла официальный костюм, надела халат и при-
легла на кровать. Через некоторое время решила выпить чаю, встала и по-
чувствовала сильное головокружение. Дурнота резко усиливалась, она села
обратно на постель и, собрав последние силы, позвала:
- Саша...
Ей казалось, что она умирает. В спальню вбежал Галактионов. Видно,
выглядела она очень плохо, потому что он сильно испугался.
- Что, Надюша? Что тебе подать? Валидол? Валокордин?
Она ничего не могла ответить, только стонала. Такого с ней никогда не
было, и она представления не имела, как протекает сердечный приступ. Са-
ша тоже на здоровье не жаловался, поэтому сердечных лекарств в доме не
было.
- Надюша! - испуганно окликал он ее. - Ну скажи, что надо делать, чем
тебе помочь, я же не знаю...
Галактионов выскочил из спальни и вернулся вместе с гостем. Надежда
лежала с закрытыми глазами, ей было очень плохо, и когда она почувство-
вала чью-то руку у себя на запястье, глаз не открыла.
- Почему она ушла с работы? - услышала Шитова незнакомый мужской го-
лос. - Что у нее заболело?
- Не знаю, - ответил Саша. - Сказала, плохо себя чувствует, а что
конкретно... Не сказала.
- Она не может быть беременной?
- Вроде нет. Там были какие-то проблемы, она ходила к врачу, тот ска-
зал, что беременности нет.
- Надя, вы меня слышите? - обратился к ней незнакомец. - В связи с
чем вы ходили к врачу? Подозревали, что беременны?
Она с трудом приоткрыла глаза и тут же снова закрыла их. Ее раздражал
даже неяркий свет угасающего зимнего дня. Мужчину она почти не разгляде-
ла, да и не до того ей было.
- Надо вызывать "неотложку", - сказал он. - Очень похоже, что у вас
внематочная беременность. Вам нужно срочно в больницу. Александр, вызы-
вайте "скорую", быстро, быстро, не стойте как изваяние.
- Разве вы врач? - услышала она сквозь одурь удивленный голос Саши.
- Я не врач, но у нас на работе недавно был похожий случай. Одной
сотруднице стало плохо, тоже думали - сердце прихватило, вызвали "ско-
рую", а оказалась трубная беременность. Врачи ей потом сказали, что еще
минут пятнадцать - и ее бы до операционного стола живой не довезли. Ког-
да лопается труба, происходит кровоизлияние в брюшную полость. Да что вы
стоите, звоните скорей!
Дурнота стала постепенно проходить, через некоторое время Надежда
открыла глаза, но в комнате был один Саша. Потом приехала "скорая" и ее
увезли...
- Скажите, Надежда Андреевна, Галактионов приходил к вам в больницу?
- Нет.
- Вас это не удивило?
- В общем-то, нет. Саша не любил больниц, вид больных людей его разд-
ражал. Да к тому же приходить в гинекологию - это как-то... Ну, не знаю.
Вы меня понимаете?
- Конечно, конечно. Значит, когда вас забирала "скорая", вы видели
Александра Владимировича в последний раз?
- Да.
На глаза ее навернулись слезы, но она быстро взяла себя в руки.
- Извините.
- Давайте теперь попытаемся с вами вспомнить об этом госте все, что
можно.
- Но я его совсем не помню. Видела-то полсекунды всего.
- Ну, этого вполне достаточно, - улыбнулся Миша. - Начнем с пальто.
- Да что вы, откуда же я помню. Я и внимания не обратила.
- А вот вы сказали, что пришли и сразу увидели, что Саша пришел не
один. О чем вы в тот момент подумали?
- Что он пришел не один. О чем же еще?
- Надежда Андреевна, вы плохо стараетесь, - шутливо покачал головой
Доценко. - Когда я прихожу домой и вижу на вешалке в прихожей дамское
пальто, я говорю себе: у моей мамы гости, потому что ЭТО пальто - не ма-
мино. Но это и не ее сестра, потому что у той пальто серое, а это - го-
лубое. Голубое пальто у ее подруги, которая живет в соседнем доме, но
оно немного другое, с меховым воротником. А ЭТО пальто мне совсем незна-
комо. Конечно, мои мысли в устном пересказе кажутся длинными, на самом
деле процесс распознавания происходит мгновенно. Давайте попробуем восс-
тановить, как у вас в тот момент шел этот процесс. Вам понятно, чего я
добиваюсь?
- Ну, примерно... - неуверенно ответила Шитова. - Я вошла, увидела
Сашину куртку, рядом - пальто, и подумала, что это не Гоша, потому что
Гоша ходит в короткой дубленке.
- А почему вы подумали в первую очередь о Гоше?
- Потому что если Саша приходил днем, то, как правило, с Гошей. Гоша
- юрист, и Саша мне говорил, что им надо посидеть в тишине и разобраться
с договорами.
- Гоша - это Саркисов, начальник юридического отдела банка?
- Да.
- Очень хорошо. О чем вы подумали потом?
- Кажется, о... Даже не знаю. Я точно помню, что думала о своем дне
рождения.
- И что же вы подумали о своем дне рождения?
- Господи, да какое это имеет значение? Я подумала, что, наверное,
Саша забыл о своем обещании провести мой день рождения вместе со мной и
моими гостями.
- А с чего вы это решили?
- Потому что если он принимал участие в праздниках у меня дома, то
всегда заранее распоряжался, чтобы Стасик привез продукты и спиртное.
- Значит, глядя на это чужое пальто, вы сразу решили, что у вас в
гостях не Стасик?
- Ну конечно, у Стасика пальто черное, а это было серое.
- Вот видите, Надежда Андреевна, а вы меня уверяли, что не помните
цвет пальто.
- Ой, - она удивленно охнула. - Надо же, как у вас ловко получилось.
Я и не заметила, как вспомнила. Правда - правда, оно точно было серое.
- Пойдем дальше, - удовлетворенно кивнул Миша. - Этот мужчина был
негром?
- Почему негром? - она даже задохнулась от изумления. - С чего вы это
взяли?
- А что - нет? - лукаво улыбнулся Миша.
- Нет, конечно. Он был обыкновенный, европейского типа.
- А вот теперь я спрошу: с чего вы это взяли? Как вы определили, что
он - европейского типа?
- Я не понимаю, - она пожала плечами. - Европейского - и все.
- А почему не кавказского?
- Он был не смуглый, не брюнет... Ну я не знаю, право, как вам объяс-
нить.
- Видите, Надежда Андреевна, вы прекрасно помните, что он не смуглый
и не брюнет. Знаете, в чем ваша трудность? Вы заранее уверили себя, что
не помните ничего, совсем ничего, и тем самым поставили как бы блокиров-
ку на механизм припоминания. Если человек считает, что он не умеет иг-
рать на скрипке, то ему и в голову не приходит взять смычок и попытаться
что-нибудь сыграть, верно? Я не умею, говорит он, и точка. Точно так же
и вы. Вы считаете, что не помните, поэтому и вспоминать бессмысленно. А
оказалось, что коечто вы все-таки помните.
Доценко использовал все свое мастерство, но, к сожалению, портрет та-
инственного гостя остался расплывчатым и неопределенным. Да и можно ли
было ожидать, что женщина в полуобморочном состоянии хорошо запомнит и
сможет описать человека, которого видела несколько мгновений. Мише уда-
лось установить, что человек этот был в возрасте между сорока пятью и
примерно пятьюдесятью годами, среднего роста, с темно-русыми волосами с
проседью, без бороды и усов, без очков, речь без акцента. Практически
никаких примет, сплошные "без". Поди-ка найди его в многомиллионной Мос-
кве. А если не в Москве? Безнадега...
"Одно из четырех, одно из четырех", - твердила про себя Настя Каменс-
кая, разложив на столе четыре справки об украденных уголовных делах. Ин-
терес для вора представляло только одно дело из этих четырех, остальные
выполняли роль дымовой шашки. Какое же из них?
Дело о покушении на кражу джинсов, совершенном Димой Красниковым?
Глупость. В деле не фигурирует никто, кроме самого Димы. Ничего интерес-
ного там нет и быть не может. Хотя сведения об усыновлении... Дело укра-
ли ради них? Это могло бы иметь смысл, если бы вопрос касался миллиарде-
ра, с которого можно содрать побольше. И уж конечно эти сведения не от-
дали бы за просто так мастеру из автосервиса в ответ на просьбу одолжить
денег. И еще одно: в этом случае инициатором кражи должен быть следова-
тель Бакланов, ибо только он один знал, что такие сведения в деле есть.
Но тогда конструкция получается очень громоздкой. Зачем красть дело,
чтобы получить имеющиеся в нем сведения, если их можно просто узнать у
следователя? Ах, он не говорит? А о том, что сведения есть, сказал? Зна-
чит, так или иначе, тайну разгласил. Но тогда он должен был сказать и
другое: с семьи учителей много не получишь. В общем, слабовато. Тем бо-
лее что человек, проявивший в разговоре со следователем интерес к сведе-
ниям из дела Димы Красникова и таким образом "засветившийся", не может
рассчитывать на то, что не подпадет под подозрение, когда кража дел бу-
дет обнаружена.
Злостное хулиганство. Раскрывать там нечего, преступник задержан пря-
мо на месте происшествия, как и в случае с Красниковым. Виновный извес-
тен, ему на работу уже ушла "телега", так что красть дело, чтобы скрыть
факт привлечения к ответственности, бесполезно. Зачем еще нужно дело о
хулиганстве? Чтобы избежать тюрьмы? Тоже глупо. В деле о хулиганстве
обычно не бывает таких документов, которые существуют в единственном эк-
земпляре или которые невозможно восстановить. Есть протокол, составлен-
ный патрульно-постовой службой при задержании, есть свидетели.
Бытовое убийство и последующее самоубийство виновного. Ну тут уж точ-
но ловить нечего. Муж в приступе ярости зарезал свою молодую красави-
цу-жену, был задержан, по ходатайству с места работы (весьма уважаемого
учреждения) и при поддержке прокурора был выпущен под залог, на следую-
щий день повесился у себя дома. Единственный человек, заинтересованный в
деле, покончил с собой. Правда, все может оказаться не столь простым,
если допустить, что убийство совершил не он. Тогда в краже дела мог быть
заинтересован истинный убийца. Но, с другой стороны, зачем ему это?
Несправедливо обвиненный мертв, преступление списано на него, чего ж зря
беспокоиться.
Групповое разбойное нападение на Сбербанк. Здесь все наоборот: прес-
тупление не раскрыто, виновные неизвестны, стало быть, какой смысл
красть дело, если в нем вообще ничего нет? Или все-таки есть? Может
быть, в деле есть изобличающая преступников или опасная для них информа-
ция, а следователь этого еще не понял? Пожалуй, групповой разбой можно
считать наиболее перспективным с точки зрения возможных мотивов кражи
уголовного дела.
Настя вздохнула, достала два чистых листа бумаги, на одном из них на-
писала: "Разбой. Вытрясти из следователя все, что он помнит из материа-
лов и информации", а на другом: "Убийство и самоубийство. Нет ли основа-
ний подозревать, что убийство совершил не тот, кто покончил с собой?"
Она сняла телефонную трубку и позвонила Ольшанскому.
- Константин Михайлович, это Каменская, здравствуйте.
- Здравствуй, Каменская, - послышался в ответ его тенорок. - Чем по-
радуешь?
- Дело о халатности следователя Бакланова и о краже возбудили?
- А как же. Крови жаждешь?
- Нет, хочу внести предложение. Можно?
- Валяй, - великодушно разрешил Ольшанский.
- В первую очередь надо сконцентрироваться на групповом разбое. Доп-
росите, пожалуйста, Бакланова обо всем, что было в украденном деле. На-
до, чтобы он вспомнил как можно больше деталей и мелочей.
- Мыслишь правильно, - согласился следователь. - Думаешь, этот трус-
ливый дурак что-то мимо глаз пропустил?
- Именно.
- Лады. Присылай своего черноглазого, пусть вместе со мной допрашива-
ет.
- Мишу Доценко? Зачем он вам?
- А у него хорошо получается, пусть поработает, я в уголке посижу,
поучусь.
- Шутите? - зло спросила Настя. Она терпеть не могла ерничества, тем
более если не понимала, чем оно вызвано. Миша действительно хорошо рабо-
тает, зачем же издеваться над молодым парнем? Если он сделал что-то не
так, так покажи, как надо, поправь, научи своим примером, объясни толко-
во, а не устраивай цирк-шапито на колхозном поле.
- Ни в одном глазу, - очень серьезно ответил Константин Михайлович. -
Раньше для меня все психологические хитрости Володька Ларцев придумывал.
А теперь я без него как без рук. Приходится учиться самому в чужих моз-
гах копаться. А ты недобрая, Каменская. И ко мне плохо относишься.
- Неправда ваша, Константин Михайлович, я к вам нормально отношусь.
Грех вам жаловаться. А что недобрая - это точно, только я, кажется, по
отношению к вам этого не проявляю.
- Ну да, - расхохотался в трубку следователь. - Ты бы свой голос со
стороны услышала, когда спросила, не шучу ли я! Думала, я мальчишку оби-
деть хотел? У тебя в голосе вся мировая ненависть звучала, только глухой
не услышит. Ладно, я не обижаюсь. Так пришлешь Михаила?
- Пришлю, - сдержанно ответила Настя. Ей было неловко.
Отправив Мишу Доценко в прокуратуру, она, с трудом нагнувшись, надела
сапоги и стала складывать в сумку многочисленные листочки с одной ей по-
нятными значками и закорючками. Пусть Ольшанский с Мишей прорабатывают
версию о групповом разбое, а она займется бытовым убийством. Может быть,
работники милиции, участвовавшие в работе по этому делу, расскажут
что-нибудь интересное.
