 |
|
 |
Глава седьмая
- Ничего у нас пока не вышло, - констатировала Настя, выслушав доклад
Миши Доценко, наблюдавшего со стороны за встречей пятерых сотрудников
Института с Надеждой Шитовой. Более того, он даже снимал всех пятерых на
видеопленку, и они только что внимательнейшим образом, кадр за кадром
изучили всю запись. Нет, никто из пятерых не выдал себя.
- Результат обнадеживающий, - хмыкнула она, пряча кассету с записью в
сейф. - Или мы с вами полные дебилы и делаем все неправильно, гоняясь не
за тем, за кем надо, или нам попался сильный противник. Целый час мощно-
го прессинга, когда Юрка их давил в начальственном кабинете этим несу-
ществующим ходатайством, и под конец ослепительная Шитова с розами и но-
гами - такое мало кто выдержит, если есть что скрывать. Ладно, живем
дальше. Внешность нам ничего не дала, Шитова никого не узнала, и никто
не показал, что знает ее. Ходатайство тоже оказалось пустышкой, Один из
них точно знает, что никакого ходатайства в деле не было, но опять-таки
ничем себя не выдал. У нас в запасе остается средство преступления - ци-
анид, а также возможность знакомства с Галактионовым. Есть еще предс-
мертная записка Войтовича. Миша, это - вам. А нам с Юрой предстоит вы-
держать бой местного значения с Лепешкиным.
Отправив Доценко искать людей, видевших и читавших предсмертную за-
писку Григория Войтовича, Настя зашла к начальнику. Ей пришлось строго
одернуть себя, чтобы не прыснуть: еще вчера в этом самом кресле, за этим
самым столом сидел молодой сильный Коротков с мощными бицепсами, луче-
зарной улыбкой и сверкающими звездами на погонах, а сегодня здесь опять
домашний толстый Колобок Гордеев в партикулярном платье и с необъятной
лысиной.
- Заходи, Настасья, - приветствовал ее полковник, что-то ища среди
бумаг, в изобилии валяющихся на большом столе. - Кажется, наш дружок Ко-
ротков у меня вчера спер мою любимую ручку. Что-то я ее никак не найду.
Вот и пускай вас после этого к себе в кабинет, вмиг все растащите.
- Поищите как следует, - посоветовала Настя.
Она отчетливо помнила, как вчера Юра вертел эту ручку в пальцах, а
потом автоматически сунул в карман кителя. Сегодня он этого уже и не
вспомнит, тем более что китель снова висит в шкафу до лучших времен и
Юрка до него не скоро доберется.
- Ну черт знает что такое, - продолжал ворчать Гордеев, выдвигая один
за другим ящики стола и проверяя их содержимое. - Сыщики, едрена матре-
на, борцы с преступностью. Юристы, между прочим, с высшим образованием.
Офицеры. Ничего оставить нельзя, все тут же к рукам приберут, а потом
сделают глазки пуговками, дескать, что вы, гражданин начальник, не бра-
ли, не трогали, не видели, вы ее, наверное, сами вместо колбасы съели.
Да, - он резко поднял голову, - так что у тебя?
- У меня, Виктор Алексеевич, Лепешкин с Ольшанским срослись.
- Как это?
- А как сиамские близнецы. У Лепешкина - убийство Галактионова, у
Ольшанского - разглашение тайны усыновления, но это, как выяснилось,
куплет и припев от одной и той же песенки. С Лепешкиным мы работаем офи-
циально, Ольшанскому втихаря помогаем, таская ему информацию по делу Га-
лактионова. Вы же понимаете, что так продолжаться не может. Мы сидим на
пороховой бочке. Растащив работу по двум разным следователям, мы никогда
не раскроем убийство Галактионова. В то же время, если объединять дела у
Лепешкина, то у меня сделается инсульт. А Миша Доценко станет многожен-
цем. Чтобы поправить то, что напортил Игорь Евгеньевич, Михаилу пришлось
влюбить в себя чуть не пол-Москвы. Дамочек-то у покойника было много, и
каждую из них Лепешкин умудрился обидеть, а то и оскорбить, и каждая уш-
ла из его кабинета, унося с собой не только отвращение к следователю, но
и нерассказанную информацию.
- Ты хочешь сказать, что Лепешкин - неграмотный следователь и ты не
хочешь с ним работать? - спросил Гордеев, внимательно глядя на Настю и
прекратив бесплодные поиски пропавшей авторучки.
- Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать, - раздраженно ответила
она. - Лепешкин хороший, юридически грамотный специалист, безусловно
добросовестный, от работы не прячется, трудяга.
Если бы было иначе, вряд ли он столько лет успешно занимался бы хо-
зяйственными делами. И если знать об особенностях его характера заранее,
к этому можно как-то подстроиться и предупредить наступление негативных
последствий. А сейчас мы попали в ситуацию, когда Миша заново обходит
всех свидетелей женского пола, об этом узнает Игорь Евгеньевич и закаты-
вает ему легкую истерику, мол, зачем, да кто тебе поручал, да кто тебе
позволил, да что это за самодеятельность. Интеллигентный Миша, конечно,
не может послать его подальше и членораздельно объяснить, что исправляет
его же глупости. А уж если Лепешкин, не приведи Господь, узнает про наше
негласное сотрудничество с Ольшанским, с ним вообще припадок случится.
Или он нас с Мишей удушит. Или застрелит, сейчас у прокурорских работни-
ков тоже оружие есть.
- Короче, дитя мое, - поморщился Гордеев. - Чего ты хочешь от меня?
Чтобы я удушил Лепешкина первым? Я никак не уловлю смысл твоих жалоб.
- Я хочу, - очень тихо сказала Настя Каменская, - чтобы вы открыли
свой сейф и достали оттуда тоненькую зелененькую папочку. Такую, знаете,
с белыми завязочками.
Полковник долго молча смотрел на нее не отрывая глаз, кажется, даже
не мигая. Потом выдохнул:
- Ну ты и стерва, Анастасия.
И трудно сказать, чего больше было в этих словах, удивления или вос-
хищения.
Начальник следственной части городской прокуратуры разговаривал с
Игорем Евгеньевичем Лепешкиным, плохо слыша сам себя.
- Но я не понимаю, почему вы забираете у меня дело Галактионова, -
возмущался Лепешкин. - Какие основания у вас полагать, что я с ним не
справлюсь? Проделана такая огромная работа, опрошено столько людей, и
вдруг вы хотите передать дело другому следователю.
- Я уже объяснил вам, что я не передаю дело, а объединяю два дела о
двух разных преступлениях, между которыми установлена тесная связь. И
делаю это вовсе не потому, что считаю вас плохим следователем, а потому,
что так лучше, в интересах более полного и объективного расследования.
- Но почему не наоборот? Почему вы не передаете мне дело Ольшанского,
а вместо этого забираете мое и отдаете ему? Я что, чем-то провинился? Я
доказал свою некомпетентность? Я ваш подчиненный, и мне важно понимать,
чем руководствуется мой начальник, когда принимает решения. Иначе как же
я смогу работать вместе с вами, если не понимаю ваших требований.
"Не понимаешь ты, - тоскливо думал начальник следчасти. - А тут и по-
нимать нечего. Есть грех, не очень давний, о котором мало кому известно.
Но среди тех, кому известно, оказался и этот настырный Гордеев. А я и
забыл, что он знает об этом. Он меня спросил, нельзя ли при объединении
дел передать всю работу Ольшанскому. А я, дурак старый, забыл про осто-
рожность и резво так отвечаю: по правилам дела будут объединяться у Ле-
пешкина, и вообще вы, уважаемый Виктор Алексеевич, не в свое дело лезе-
те. У нас тут своя епархия, и начальник в ней - я. Вот тут он мне и при-
помнил про то, как я правила-то свято соблюдал, особенно один раз, когда
из-за моего скрупулезного соблюдения правил человек погиб, девочка сем-
надцатилетняя. Официально моей вины никто не признал, но был рапорт Лар-
цева, в котором все как есть написано. И рапорт этот, судя по всему, у
Гордеева до сих пор где-то припрятан, хоть Ларцев уже, кажется, год у
них не работает, ушел по инвалидности. Простой мужик Гордеев, не юлит,
не крутит, а прямо, по-простецки мне и говорит: или вы сегодня свои ду-
рацкие правила нарушите, а в дальнейшем не будете хрен знает кого на ра-
боту принимать, или я сегодня же дам родителям девочки ваш домашний ад-
рес и адрес вашей красивой большой дачи. Под "хрен знает кем" он, надо
думать, вас имел в виду, Игорь Евгеньевич. И чем вы ему так не угодили?"
- Мне не нужно, чтобы каждый понимал, чем я руководствуюсь при приня-
тии решений, - холодно сказал он Лепешкину. - Но я требую, чтобы приня-
тые мной решения исполнялись, а не обсуждались и не критиковались. Вам
понятно, Игорь Евгеньевич?
- Да, мне понятно.
Глаза у Лепешкина стали нехорошими, злыми. Но начальнику следственной
части это было безразлично. Пусть лучше его ненавидит один из находящих-
ся в подчинении следователей, чем родители девочки получат адрес истин-
ного виновника гибели их ребенка.
Настя вместе с Юрой Коротковым занималась выяснением вопроса: где
можно достать синильную кислоту. Вопрос этот оказался одновременно и
простым, и сложным. Синильная кислота применяется в горном деле, в текс-
тильном производстве, а также для гальванопластики и в фотографии. Более
того, она широко применяется в лабораторных условиях. С одной стороны,
хранение и учет цианида организованы весьма и весьма строго, но с дру-
гой, в Москве он применяется в тысячах мест. Где искать?
Разумеется, начинать надо с самого Института, решила Настя. Необходи-
мо выяснить, кто из пятерых подозреваемых имел доступ к цианиду, кто мог
его украсть, а возможно, и взять совершенно легальным путем.
- Видите ли, - объяснял Насте техник в одной из лабораторий, - если
красть цианид, то надо брать ампулу целиком. А ампулы у нас все посчита-
ны и пронумерованы, и когда новая ампула берется из хранилища и вскрыва-
ется, то в журнале делается отметка и ставятся подписи. Вот, видите, в
начале сентября мы получили сто ампул. Смотрим по журналу: номера идут
подряд, с первого по двадцать седьмой, вот подписи тех, кто брал их для
работы в лабораторных условиях, а вот теперь открываем шкаф и смотрим на
те ампулы, что остались. Вот, пожалуйста, с двадцать восьмого по сотый.
Можете пересчитать.
Настя пересчитала. Потом перепроверила номера. На каждой ампуле была
наклеена бумажка с номером и стояли две подписи. Это правильно, подумала
она, подстраховка на тот случай, если ктото решит не просто стащить, а
подменить ампулу, сунув в шкаф вместо цианида что-нибудь внешне похожее,
но безвредное. Судя по маркировке, ампула из квартиры Шитовой была изго-
товлена на том же заводе, который поставлял цианид в Институт. Но все
сто ампул были на месте - либо в шкафу, либо за них кто-то расписался.
- Скажите, а можно воспользоваться тем, что кто-то получил цианид для
работы, и отсыпать немножко из уже вскрытой ампулы? Буквально чутьчуть.
- В принципе можно, - немного подумав, согласился техник, - но смотря
для чего это нужно. Если для того, чтобы сразу же утащить за свой верс-
так и использовать - так мы сплошь и рядом так поступаем. А если для то-
го, чтобы унести домой и отравить кого-нибудь, - вряд ли.
- А почему?
- Цианид - очень летучий, он кипит при 20 градусах по Цельсию. Разла-
гается быстро. Поэтому его и хранят в герметической укупорке. А как раз-
герметизируешь, так он начинает превращаться в поташ. Помните, в книжках
про послевоенное время писали, что при отсутствии мыла поташ использова-
ли для стирки и мытья полов? Видите, насколько безвредным становится ци-
анид. Так что или использовать его сразу, или красть запаянную ампулу
целиком.
- А может сотрудник Института расписаться за ампулу якобы для работы,
и вынести ее с собой?
- Может, - улыбнулся техник. - Но всегда есть риск, что попадешься
под внеплановую проверку. Ядовитые вещества выдаются не ученым, а техни-
кам и лаборантам, которые проходят соответствующий инструктаж и имеют
сейфы, где и должны держать эти вещества. За ампулу отвечает тот, кто за
нее расписался. И он должен ее сдать обратно после того, как использует
цианид. Вот, - он открыл другой журнал, - списание ампул. Комиссионно и
с подписями. Из двадцати семи выданных обратно вернулись двадцать три,
четыре находятся у лаборантов.
- Мы можем сейчас это проверить? - спросила она с надеждой.
- Пожалуйста, - пожал плечами техник. - Пойдемте.
За полчаса они обошли четыре лаборатории, за которыми числились четы-
ре невозвращенные ампулы с цианидом. Все четыре оказались на месте. Сов-
падало все: и номера, и подписи, и даже бумага в клеточку, наклеенная на
ампулу.
Судя по всему, ампула, обнаруженная рядом с мертвым Галактионовым,
была не из Института. Тогда откуда же?
Настя взялась за листки по учету кадров, заполненные теми, кого она
подозревала. Попробуем подойти к поискам источников цианида с другой
стороны.
Он смотрел в спину Каменской, выходящей из лаборатории, и пытался
унять сердцебиение. Он так и знал, что доберутся до Галактионова. Иначе
с чего бы они вдруг начали проверять возможности утечки цианида? Но как
же они догадались, что между Галактионовым и Институтом есть связь? Как?
Где он допустил ошибку?
Спокойно, сказал он себе, не паникуй. Убийство Галактионова не раск-
рыто, стало быть, милиция продолжает искать, откуда вынесли синильную
кислоту, которой его отравили. Вот они и ищут. Где используют кислоту,
там и ищут. Потом куданибудь на кожевенную фабрику пойдут, потом по фо-
тоателье пробегутся. Спокойно, все нормально. По делу Войтовича главный
- тот майор, Коротков, кажется, а девчонка у него на подхвате, все сидит
в уголке, молчит, вниз ходит гостей встречать. Может, практикантка ка-
кая-нибудь. Молоденькая совсем. А по Галактионову ей поручили проверять
все учреждения, где применяется цианид. Вот и все. Чем милиция от науч-
ного учреждения отличается? Да ничем, только погонами. У нас по одной
теме ты можешь быть руководителем авторского коллектива, по другой - на-
учным консультантом, а по пяти другим - соисполнителем. Каждый научный
работник участвует не меньше чем в пяти темах. Так же и оперативники: по
одному делу ты - шестерка, по другому - тебе что-то поручают, какой-ни-
будь самостоятельный кусочек дают, но все равно каждый сыщик работает
одновременно по нескольким делам. Вот так, и не надо паниковать.
Но он все-таки молодец, он оказался предусмотрительным и, с одной
стороны, выбрал для убийства Галактионова цианид, к которому у них в Ин-
ституте любой имеет доступ, и если уж подозревать, так весь Институт
скопом, а с другой стороны, не стал брать яд у себя на работе. Вот на
такой именно случай и не стал. Он вообще его не брал. Нигде. Ай да моло-
дец!
Еще два дня ушли на то, чтобы проверить членов семьи, родственников и
друзей пятерых подозреваемых. У Насти голова шла кругом, а Коротков
просто с ног сбился.
Заколдованное дело какое-то, никак не удается снять подозрение ни с
одного из пятерых, чтобы хоть немного ограничить круг разрабатываемых.
О том, чтобы вычленить из пятерки единственного подозреваемого, она
уже перестала мечтать после того, как не удались фокусы ни с хода-
тайством, ни с Шитовой. Теперь к нему придется подбираться долго и осто-
рожно, кропотливо анализируя всю получаемую информацию и постепенно от-
секая тех, с кого подозрение снимается.
Как назло, возможность достать цианид через друзей или родственников
оказалась у всех пятерых. Ну почему такое случается именно с теми уго-
ловными делами, по которым она работает, - с досадой думала Настя, глядя
на лежащие перед ней листки с записями.
У директора Института Николая Николаевича Альхименко жена работала
главным инженером огромной обувной фабрики.
У ученого секретаря Института Вячеслава Егоровича Гусева муж его род-
ной сестры был ювелиром и использовал цианид для золотого напыления.
У заведующего лабораторией Павла Николаевича Бороздина племянница ра-
ботала лаборанткой в геолого-разведочном институте.
У ведущего научного сотрудника Геннадия Ивановича Лысакова дочь была
замужем за фотографом.
И наконец, у научного сотрудника Валерия Иосифовича Харламова был со-
сед, с которым они иногда ездили на рыбалку и который работал в текс-
тильной промышленности и имел массу знакомых на текстильных фабриках.
Еще день ушел на то, чтобы объехать все пять учреждений и сличить
маркировку на ампуле из квартиры Шитовой и ампулах, которые находятся в
этих учреждениях. Ничего. Во всех пяти местах ампулированный цианид по-
лучали не с того химикофармацевтического завода, с которого "прибыл" яд,
убивший Галактионова.
Но Настя не унывала. Возможностей для различных проверок оставалось
еще много, а неудачи делали ее злее и прибавляли сил.
- Опять прокол, - весело сообщила она Короткову. - Ну и преступничек
нам попался, одно удовольствие работать. Знаешь, если мы с тобой все-та-
ки раскроем это убийство, я начну себя уважать. Честное слово.
- Господи! - схватился за голову Коротков. - Хоть бы ты уже скорее
замуж вышла. Тебе скоро тридцать пять исполнится...
- Не скоро, - поправила его Настя, - только через четыре месяца. Я по
знаку зодиака Близнец, июньская.
- Ну все равно, пусть тридцать четыре, тоже, между прочим, немало. Ты
должна мужу рубашки стирать, мясо жарить и детей растить, и уважать себя
именно за это, а не за то, что сумеешь припереть к стенке очередного по-
донка.
- Юра, милый, меня поздно перевоспитывать, пойми. Ты сам сказал, что
мне скоро тридцать пять исполнится. Какая есть - такая есть, что ж те-
перь поделать. А рубашки стирать и мясо жарить я все равно не буду, хоть
ты тресни у меня на глазах от праведного негодования. Не буду, и все.
- Интересно, а кто будет это делать за тебя?
- Чистяков. Пусть зарабатывает свои бешеные гонорары в долларах и по-
купает какую-нибудь феерическую бытовую технику, а ужинать водит меня в
рестораны. Я не для того замуж выхожу, чтобы заниматься хозяйством.
- Тяжело с тобой, Аська, - вздохнул Коротков. - Чего дальше делать
будем?
- Пойдем с обратной стороны. Нас не пустили через парадный вход - по-
лезем через черный. Запросим химфармзавод о тех предприятиях, кому он
поставляет цианид. И будем на этих предприятиях искать следы, которые
приведут нас к одному из пятерых ученых мужей.
- Замучаемся, - с сомнением покачал головой Юра.
- Не-а, - она весело помотала головой. - Мне сейчас в голову пришла
одна шальная мысль...
- Ну? - взбодрился Коротков. - Какая?
- Нет, не скажу. Смеяться будешь. Правда, правда, идея уж больно чуд-
ная. Я лучше сама проверю.
- Как хочешь.
Он обиженно засопел и начал собираться домой.
На следующий день к вечеру перед Настей лежал солидный список предп-
риятий и учреждений, которым химфармзавод номер 16 поставлял ампулиро-
ванный цианид. Она быстро пробежала глазами список и тяжело вздохнула.
Похоже, ее шальная мысль, которой она не захотела поделиться с Коротко-
вым, оказалась правильной. Но если так, то убийца, которого она ищет,
может оказаться еще более жестоким и опасным, чем он ей представлялся до
сих пор. И вполне возможно, что поединок с ним окажется в итоге не реше-
нием вопроса о самоуважении Анастасии Каменской, а игрой между жизнью и
смертью. От этой мысли ей стало не по себе.
В списке предприятий значился ювелирный завод "Алмаз", и как раз на
этом заводе работал некто Сетунов, друг-приятель покойного Галактионова.
- Юрик, ноги в руки - и к Сетунову, - скомандовала Настя, сличив спи-
сок предприятий со списком людей, составляющих круг знакомых Галактионо-
ва.
Вместе с Коротковым она примчалась домой к Василию Сетунову. Им не
повезло: Сетунов был пьян. Пьян настолько, что плохо понимал, кто и за-
чем к нему пришел. Пил он, судя по всему, в компании с собственной суп-
ругой, которая была изрядно нетрезвой, но соображала все-таки лучше и
даже могла связно говорить. Опрашивать их в гаком состоянии было нельзя.
- Вот я вам повестку оставляю, - громко и медленно говорил Коротков,
кладя повестку на видное место. - Завтра, прямо с утра, как проснетесь,
так бегом в прокуратуру, к следователю Ольшанскому, номер кабинета здесь
написан. Все поняли?
- М-м-м, - утвердительно кивал Сетунов, но было очевидно, что не по-
нял он ни слова.
- Поняли, - уверяла его не столь пьяная супруга. - А чего надо-то?
Может, мы сразу и скажем, чтобы завтра не ездить. А?
Она просительно заглядывала в глаза Насте, видимо, считая ее более
мягкой и жалостливой.
- Вы спрашивайте, мы все скажем, чего знаем. Вы не смотрите, что мы
взямши, мы соображаем... Все нормально, товарищи милиционеры...
- Пойдем, - Юра потянул Настю за рукав. - От них сейчас никакого тол-
ку. Наврут - недорого возьмут.
- Жалко, - вздохнула она. - Так бы я за ночь чего-нибудь полезное
придумала.
- Ночью надо любовью заниматься и спать, а не полезное придумывать, -
назидательно произнес Коротков. - Бросай дурные привычки, если собира-
ешься начать семейную жизнь.
Домой Настя снова пришла поздно. И впервые за много лет вдруг подума-
ла, как было бы хорошо, если бы сейчас дома ее ждал зажженный свет, нак-
рытый стол и Лешка. В последнее время она стала бояться ночевать одна.
Раньше этого не было. Началось это чуть больше года назад, как раз тог-
да, когда случилась беда с Володей Ларцевым. Преступники, пытавшиеся ее
запугать, подобрали ключи к замку ее квартиры и тут же поставили Настю в
известность об этом, открыв дверь. Такого страха, какой она испытала в
ту ночь, находясь одна во вскрытой преступниками квартире, она не испы-
тывала ни до того, ни после. И она стала бояться.
Заперев изнутри дверь, она устало плюхнулась на стул на кухне и стала
лениво думать о том, чем бы ей поужинать. Кроме нескольких банок мясных
и рыбных консервов, в холодильнике лежали яйца, полбутылки кетчупа, ма-
йонез, кусок сыра, годного для употребления исключительно в тертом виде.
Можно сделать омлет с сыром. Или сварить два яйца и приготовить салат из
рыбных консервов с майонезом. А можно поступить совсем просто, бросив на
сковородку пару кусков хлеба и посыпав их тертым сыром. Сварить кофе и
выпить его с гренками. Чем плохо? Главное, быстро и неутомительно.
Она смолола в кофемолке кофейные зерна, налила в джезву крутой кипя-
ток и поставила на малюсенький огонь. Настя любила, чтобы кофе был хоро-
шо проваренным и настоявшимся. Достала терку, обдирая кожу на пальцах,
натерла каменной твердости сыр, посыпала им жарящиеся в масле и слегка
смазанные кетчупом куски белого хлеба и накрыла крышкой. Прелесть такого
ужина состояла для нее в том, что его можно было приготовить, не вставая
со стула. Кухня в Настиной квартирке была крошечной, и она специально
расставила в ней мебель так, чтобы можно было, сидя на стуле, дотяги-
ваться до холодильника, плиты и навесного посудного шкафа.
В ожидании кофе с гренками она зажгла сигарету и, откинувшись на
твердую высокую спинку стула, вернулась мыслями к убийце Галактионова.
Если она права, то он не просто более опасен, чем она думала. Он гораздо
более подл и гадок, чем даже сам Галактионов. И тогда становится понят-
ным, почему им пришлось встречаться еще раз. 22 декабря на квартире у
Шитовой Галактионов передал ему украденные дела. По идее тогда же должна
была быть произведена расплата наличными. Зачем им встречаться еще раз?
Настя полагала, что по какой-то причине 22 декабря деньги не были пере-
даны Галактионову, но, честно говоря, причину эту придумать не могла.
Авантюрист и мошенник Санька Вист ни за что не отдал бы дела, если бы не
получил денег. Привыкший играть на доверчивости других, сам он старался
оплошностей не допускать. А если предположить, что, забрав дела и отдав
деньги, будущий убийца попросил Галактионова еще об одной услуге? Напри-
мер, достать ему цианид. И этим же цианидом он и отравит его при следую-
щей встрече. Попадется следователь поглупее - за самоубийство сойдет.
Цианид-то доставали по просьбе самого покойного. И ампула - вот она,
стоит, никуда не делась. А не сойдет за самоубийство, и не надо, не
очень-то и хотелось. Ищите убийцу. Ветра в поле...
Она очнулась от явственного запаха подгоревшего хлеба. Черт возьми,
даже такую простую еду она не может толком приготовить!
Снимая со сковороды гренки и наливая в большую чашку крепкий аромат-
ный кофе, Настя Каменская в который уже раз подумала, как правильно она
поступила, согласившись наконец выйти замуж за Чистякова. С ним спокой-
но, с ним уютно и надежно, с ним не страшно. И у него ничего не пригора-
ет.
Настя изъерзалась от нетерпения, ожидая звонка следователя Ольшанско-
го. А вдруг Сетунов с пьяных глаз не помнит, что вчера приходили из ми-
лиции и оставили ему повестку? А вдруг он ее потерял и не знает, куда и
к кому идти? А вдруг он до сих пор не протрезвел? Она с самого утра нес-
колько раз звонила Сетунову домой, но трубку никто не снимал.
Ольшанский позвонил около двенадцати.
- Слушай, Каменская, что за алкаша ты мне прислала? - послышался в
трубке его тенорок. - От него такой выхлоп, что у меня стекла в очках
запотели. Но он признался в том, что доставал Галактионову цианид. Две
ампулы. Ты молодец, додумалась. Как тебе в голову-то пришло такое?
- Не знаю, - радостно засмеялась она, - наверное, от безвыходности.
Раз не получается найти связь между ядом и убийцей, можно попробовать
найти связь между ядом и жертвой. Мысль, вообще-то, не очень свежая, в
мировой литературе ею хорошо попользовались.
- Ну, ты идиота-то невежественного из меня не делай, не надо, - зая-
вил Константин Михайлович в обычной своей хамской манере. - Я книжек не
меньше тебя прочитал. Случаев, когда преступник пользовался препаратом,
принадлежащим жертве, действительно много описано. Но чтобы попросить
жертву достать яд, а потом этим ядом ее отравить - это уж, знаешь... Все
равно что заставить человека самому себе могилу копать или петлю на ве-
ревке вязать. То, что убийца Галактионова мог так поступить, его, конеч-
но, не украшает. Но ты-то, ты-то как до этого додумалась? Хрупкое су-
щество, глазки голубенькие, волосики беленькие, личико нежненькое, обид-
чивая, как мимоза, ты же у нас всех жалеешь и за всех переживаешь. Дума-
ешь, мне это не известно? Еще как известно. Так как же тебе, такой доб-
рой и хорошей, приходят в голову такие гадкие мысли и чудовищные предпо-
ложения, а? Чтобы до этого додуматься, надо обладать изощренным умом и
ненавидеть людей, а ты их любишь. Или не любишь, а только притворяешься?
- Константин Михайлович, вы напрасно стараетесь меня обидеть, - отве-
тила она, пытаясь говорить спокойно и с трудом сдерживая клокотавшую в
ней ярость. - Если вы поставили это своей целью, то давайте будем счи-
тать, что вы ее достигли, и начнем наконец нормально работать. Я не люб-
лю, когда мужчины, даже если это следователи городской прокуратуры, об-
суждают мою внешность, да еще с употреблением уменьшительноласкательных
суффиксов. Я знаю, что вы меня не любите, вы терпеть меня не можете, но
вешаться от горя я не собираюсь. И поскольку ни вы, ни я в ближайшее ис-
торически обозримое время увольняться не собираемся, давайте возьмем се-
бя в руки, потому что нам все равно придется вместе работать, и не один
раз. Мы можем с вами как-то договориться и прийти к общему знаменателю,
или вы считаете, что это в принципе невозможно?
- Слушай, Каменская, ты, по-моему, совсем свихнулась на своем самолю-
бии, - последовал невозмутимый ответ следователя. - Я же тебя хвалю, ду-
рочка, ты что, не поняла? Хвалю! Я же тебе сказал, что ты молодец. Чего
ты взъелась-то? Ну, язык у меня такой, могла бы и привыкнуть уже, не
первый месяц меня знаешь.
- А что вы со мной, как с ребенком... - голос ее неожиданно сорвался,
и она всхлипнула.
- Так ты ребенок и есть. У меня дочка старшая почти такая, как ты.
Тебе сколько? Лет двадцать семь? А мне сорок шесть, я тебе почти в отцы
гожусь. Так что напрасно ты обижаешься.
- Мне тридцать четыре. Тридцать пять скоро будет, - ответила она,
шмыгая носом.
- Ладно врать-то!
- Ей-крест, Константин Михайлович, хоть у кого спросите, все знают.
Хотите, паспорт привезу показать?
- Да ты выглядишь как пацанка. Эликсир молодости пьешь?
- Нет, голодаю и живу без забот. Ни семьи, ни детей, одна работа. Вот
и весь секрет.
- Ну, ты даешь, - искренне восхитился Ольшанский. - Ладно, прости,
если что не так. Давно хотел с тобой поговорить, даже через Доценко тебе
передавал, да ты как-то не реагировала на мои намеки. Мир?
- Мир, - облегченно вздохнула она. Слава Богу, хоть здесь уладилось.
Сетунов раздобыл для Галактионова две ампулы с цианидом. Интересно
знать, куда делась вторая? В квартире у Шитовой ее не было. Дома у Га-
лактионова и на его рабочем месте в банке яда тоже не нашли. Ну и где
он? Вопрос был чисто риторическим, потому что ответ был очевиден: вторая
ампула с цианидом осталась у убийцы. Как это у Бернарда Шоу? Кто шляпку
спер, тот и тетку пришил. У кого найдется ампула, тот и убийца.
Предсмертную записку Григория Войтовича читали четыре человека: его
мать, приехавшие по ее вызову врач и работник милиции, а также следова-
тель Олег Николаевич Бакланов. Миша Доценко рассудил, что лучше всего
текст письма должен помнить следователь, ибо он наверняка прочел его не
один раз. Начать нужно с него.
Но разговор со следователем прояснил не многое. Текст он помнил пло-
хо, уверял, что письмо было невнятное.
- Какое-то бессвязное бормотанье, - говорил он Мише. - Вроде, я вино-
ват, но я не виноват, и моя вина огромна, но это не моя вина... Что-то в
таком роде.
- Постарайтесь припомнить, откуда у вас возникло ощущение, что письмо
невнятное? - терпеливо спрашивал Доценко. - Может быть, в нем были про-
пущенные слова и вам трудно было уловить смысл фразы?
- Вроде нет.
- Может быть, были незаконченные, оборванные на середине предложения?
- Нет, кажется, не было такого.
- Может быть, в письме были слова, которые вы не поняли? Специальные
термины, неизвестные вам названия?
- Да, кажется, что-то такое... Вот знаете, читал письмо, читал, а по-
том вдруг возникло ощущение, что это ерунда какая-то. Все вроде понятно,
складно, а потом вдруг - раз! И ничего не понятно.
"Раз! - и ничего не понятно. Морду бы тебе набить как следует, чтобы
запомнил, что нужно делать, когда у тебя уголовные дела из кабинета про-
падают. Выходит, во второй половине, а может быть, и в самом конце
письма была какая-то хитрая фраза. Надо ее восстановить во что бы то ни
стало".
Следующей после Бакланова была мать Войтовича, которая после двух
случившихся подряд трагедий лежала в больнице. Эта еще недавно крепкая и
бодрая семидесятилетняя женщина теперь превратилась в развалину, с тру-
дом говорила и почти не вставала с постели. Мишу она встретила насторо-
женно и отчужденно.
- Зачем все это? - тихо сказала она. - Сгорело дело - и пускай. Гри-
шеньку этим не вернешь.
И Женечку не воскресишь.
Понадобилось много времени, чтобы успокоить старуху и уговорить вер-
нуться памятью в тот страшный день, когда она пришла домой из магазина и
нашла сына в петле.
- Знаете, что меня удивило? Вроде бы он руки на себя наложил от того,
что не смог пережить свой грех, убийство Женечки. Но в то же время в
письме не было ни слова раскаяния. Вину признавал, но не раскаивался.
Понимаете? И ни слова про грех, про кару, про покаяние. Только про вину.
Моя вина - не моя вина, виноват - не виноват... А в конце вообще что-то
непонятное написал про бесконечность.
- Что именно? - напрягся Миша. - Мария Даниловна, голубушка, пожа-
луйста, вспомните, это очень важно!
- Нет, - она покачала головой. - Точно не вспомню, а врать не стану.
Что-то про вину и бесконечность.
С врачом и работником милиции, приезжавшими на квартиру к Войтовичу,
Миша разговаривал уже по-другому. Он посадил обоих перед собой и дал
каждому по листку бумаги.
- Пишите, что помните, - сказал он. - Даже если это просто отдельные
слова, а не связные фразы.
- А теперь поменяйтесь листочками и правьте то, что написал другой, -
скомандовал он, когда врач и милиционер набросали по нескольку слов.
Те снова углубились в работу. Вдруг врач поднял голову.
- Нет, не так было, - обратился он к милиционеру. - Там было написано
не "Я не виноват", а "Виноват не я". Я еще, помню, тогда подумал: а кто
же, если не ты.
- А какая разница? - недоуменно спросил милиционер.
- Разница есть, - пояснил Доценко. - Когда человек говорит: "Я не ви-
новат", он оправдывается. Когда он говорит: "Виноват не я", он подразу-
мевает, что виноват кто-то другой, и он знает, кто именно. Верно?
- Верно, - тут же согласился врач. - Мне так и показалось, когда я
читал записку. А вот тут еще, в конце, было что-то про корни... Никак не
вспомню.
- Точно! - вскинулся милиционер. - Корни нашей вины уходят в беско-
нечность. Я еще подумал, надо же, бред какой.
- Вы уверены? Вы хорошо помните эти слова?
- Да-да, - подтвердил врач, - именно так и было написано. Знаете, как
раз из-за этой фразы и возникало ощущение невнятности. Сначала все пос-
ледовательно: виноват не я, но моя вина в том, что я это допустил. При-
мерно так. А потом вдруг эта нелепая фраза про бесконечность.
- У вас нет никаких предположений, что она может означать? - на вся-
кий случай спросил Доценко.
- Нет, - ответили оба. - Совершенно нелепая фраза.
Он сидел на работе и просматривал результаты тестов. Что ж, работа
идет более чем удовлетворительно. Пожалуй, прибор будет готов даже
раньше, чем он обещал Мерханову. Надо будет чуть-чуть подправить вот эту
плату, усилить правый контур, на одну треть уменьшить площадь поверхнос-
ти А-6 и на одну восьмую прибавить в А-2. И, пожалуй, все. Не прибор -
конфетка получится. И размер хороший, в разобранном виде можно в "дипло-
мате" носить.
Как бы Мерханов не обманул. Прибор возьмет, а денег не даст. Как их
потом из него вытряхивать? Это сейчас, пока они в приборе заинтересова-
ны, только позвони - прибегут. А потом их днем с огнем не найдешь. Надо
бы продумать какую-нибудь хитрую комбинацию, подстраховаться, чтобы по-
лучить деньги и не оказаться в дураках. Они ведь тоже могут начать выду-
риваться, мол, не будет денег, пока прибор не опробуем, может, ты нам
туфту подсунул. Придется ехать вместе с ними, проверять прибор в полевых
условиях. Но как поедешь? Можно ведь и обратно не вернуться. Кто он для
них? Неверный...
Или пригласить их представителя сюда, провести в Институт, показать
действие прибора в лабораторных условиях, деньги взять, а гостя с прибо-
ром до выхода проводить. Так, конечно, спокойнее. Но в лабораторных ус-
ловиях эффект не такой наглядный. Товар надо показывать лицом. И лицо в
данном случае должно быть человеческое, а не кроличье-мышиное.
Он спохватился, что в задумчивости чертит на бумаге карандашом гори-
зонтальную восьмерку. Математический знак, означающий "бесконечность".
Расслабился, непростительно расслабился! Он скомкал листок и бросил его
в урну для бумаг. Вытер вмиг вспотевшие ладони, перевел дыхание. Чувство
было такое, будто едва не схватился за оголенный провод под током и
только чудом удержался.
Немного подумав, он достал скомканный листок из урны, положил в ме-
таллическую пепельницу и поджег. Так будет спокойнее.
