 |
|
 |
Глава девятая
В ночном баре было сумрачно, душно и шумно. Здесь обретались прости-
тутки из категории не самых дешевых, но и не очень дорогих, и крими-
нальный элемент из числа не слишком мелких, но и не воротил. Средний
класс маргинальной среды. Определенную часть посетителей составляли юные
искатели острых ощущений, желающие приобщиться к таинственной ночной
жизни. Бар был не из разряда элитарных, пол можно было и помыть, а ста-
каны могли бы быть и почище, хотя когда над ним работал дизайнер, пред-
полагалось, что это будет приличное тихое заведение, где приличные со-
лидные люди смогут вполголоса обсудить свои дела, а влюбленные пары за
бокалом шампанского будут говорить о делах сердечных. Как водится, вышло
все совсем не так. Первый владелец бара, задумавший его как элегантное
пристойное заведение, исчез неведомо куда, после чего помещение вместе с
мебелью несколько раз переходило из рук в руки, пока не скатилось до
уровня среднекриминального. Разборок здесь не устраивали и морду пока
никому не били, но дух лихой, бесшабашной агрессии витал здесь уже дав-
но, в любой момент угрожая перерасти во вполне ощутимое насилие.
Юля сидела за своим любимым столиком в углу и пила из маленькой рю-
мочки банановый ликер. Рядом с ней расположилась ее новая подружка Окса-
на по прозвищу Кобра. Высокая стройная брюнетка с гладкой прической, она
имела странную привычку подолгу смотреть на собеседника в упор широко
расставленными темными немигающими глазами, чем и заслужила свое прозви-
ще.
Взгляд у нее был и впрямь тяжелый и какой-то завораживающий. Клиентов
это возбуждало. Кобра была в баре завсегдатаем, ее здесь все знали. Ког-
да Юля несколько недель назад впервые пришла сюда, Кобра заподозрила в
ней нахальную конкурентку, пришедшую пощипать травку на чужом поле, и
довольно резко кинулась без обиняков выяснять отношения с новенькой. Но
оказалось, что хорошенькая Юля, как говорится, не по этой части и на
внимание потенциальных клиентов не претендует. Более того, Кобре понра-
вилось, что Юля к мужикам вообще была равнодушна. Не то чтобы она была
фригидной или, например, лесбиянкой, просто мужчины ее утомляли. Девушки
быстро подружились.
Сегодня они строили планы на поездку к морю.
Инициатором путешествия была Юля, которой очень хотелось позагорать
на средиземноморском пляже, но которая боялась ехать одна.
- Прихвати с собой какого-нибудь котика, - советовала ей Кобра. - И
при мужике, и не скучно.
- Да ну, - кривила губы Юля. - Он мне все удовольствие испортит. Мо-
жет, ты со мной поедешь?
- Да ты что? - оторопела Кобра. - У меня лишних денег нет, я сейчас
квартиру обставляю, каждая копейка на счету.
- Ерунда, - махнула рукой Юля. - У меня деньги будут.
- Я в долг не беру, - предупредила Кобра.
- Я не в долг тебе даю, а просто приглашаю поехать со мной. Знаешь,
как в приличном обществе принято? Кто приглашает, тот и платит.
Кобра с любопытством посмотрела на девушку. Юля совсем не походила на
человека, знающего, что такое приличное общество.
- А ты случайно не... - Кобра уставилась на нее своим тяжелым немига-
ющим взглядом. Еще не хватало ей ехать отдыхать с лесбиянкой.
- Нет, нет, - успокоила ее Юля. - Я нормальная. На баб не кидаюсь. Но
и мужики надоели. Представляешь, я еду туда с постоянным парнем, так мне
же придется там из койки не вылезать. А если он мне через два дня надо-
ест? Шаг вправо, шаг влево - считается побег. Ведь так?
- Это на кого нарвешься, - согласилась Кобра. - Есть такие, что от
них налево не сбегаешь.
- Вот и я про то же. А если кого-нибудь там подцепить, то никаких
обязательств и никаких проблем. Два дня погуляешь с ним - и в кусты.
Только я одна боюсь ехать. Я за границей ни разу не была, языка не знаю
и вообще... Поехали, а?
Предложение было заманчивым, но уж очень необычным. Ехать с малозна-
комой, хоть и с виду симпатичной, девицей, да еще за ее деньги? Вляпа-
ешься еще в какую-нибудь историю, костей потом не соберешь.
- А деньги у тебя откуда? - стала допытываться осторожная и подозри-
тельная Кобра.
- Не бойся, не ворованные, - цинично усмехнулась Юля. - Мамочка даст.
- О, у нас богатенькая мамочка? - удивленно протянула Оксана.
Вульгарная Юлечка ну никак не тянула на дочку богатенькой мамочки. Да,
капризная, да, балованная, но детство, проведенное в нищете, никуда не
спрячешь, его даже сквозь дорогое платье и барские замашки видно, а глаз
у Кобры наметанный.
Но как бы там ни было, ехать с Юлей на Средиземное море она согласи-
лась. Поездку девушки запланировали на май. Море, правда, еще будет хо-
лодноватое, но солнышко - в самый раз, загар будет изумительный, а поп-
лавать можно и в бассейне.
Собираясь домой, Инна Литвинова с ужасом думала о том, как будет
объяснять Юлечке, что поездка на море откладывается. Только что ей ска-
зали, что работу над "левым" заказом придется приостановить. Из-за этого
дурацкого пожара, в котором сгорело дело Гриши Войтовича, в Институте
постоянно крутятся работники милиции. Приспичило им выяснить, кто хода-
тайствовал, чтобы Гришу выпустили домой якобы для завершения работы над
важным проектом! Никто в Институте, кроме самой Инны, не знает, что это
было за ходатайство и что это был за проект, и теперь милиционеры затре-
бовали себе планы научно-исследовательской работы и смотрят, над чем в
последнее время работал Войтович. Это уже опасно. Но только два человека
во всем Институте знают о том, что это опасно. Одна из них - Инна Федо-
ровна Литвинова.
По дороге из Института домой она заходила в магазины, чтобы поискать
что-нибудь изысканное для Юлечки. Может быть, вкусная необычная еда
смягчит ее, когда придется завести разговор о поездке к морю. Уже возле
самого подъезда Инна посмотрела на часы и прикинула, где сейчас может
находиться ее белокожее рыжеволосое сокровище. Если дома, то позвонить
вряд ли удастся, а звонить надо. Пусть они помогут. Инна решительно заш-
ла в будку телефона-автомата.
- Работа над прибором приостановлена, - сообщила она, когда трубку на
другом конце сняли.
- Почему?
- Из-за милиции. Они хотят докопаться, почему Войтовича отпустили до-
мой и кто за него ходатайствовал.
- Я надеюсь, вы им не сказали, что это сделали мы?
- Разумеется, нет. Но они будут торчать в Институте, пока не получат
ответы на свои вопросы. На весь этот период работы будут свернуты, и за-
вершение откладывается на неопределенные сроки. Послушайте, в Институте
действительно никто не знает, в чем тут дело, и милиция еще долго не вы-
яснит то, что хочет выяснить. Это значит, что мы еще долго не сможем
вернуться к работе над проектом. Вы должны что-то предпринять.
- Почему вас это так беспокоит, Инна Федоровна? У вас проблемы?
- Мне нужны деньги. Срочно. И много. Я не могу ждать, пока история с
Войтовичем рассосется сама собой.
- Кто из работников милиции, на ваш взгляд, наиболее опасен?
- Их трое. Двое мужчин и одна женщина. Мне лично более опасным кажет-
ся Коротков Юрий Викторович. Но мне сегодня дали понять, что опасаться
следует женщины. Ее фамилия Каменская. Имени не знаю, я с ней ни разу не
разговаривала.
- А что, вам лично эта Каменская не кажется опасной?
- Я же сказала, я с ней ни разу не разговаривала, поэтому у меня нет
своего мнения. Но она в Институте не появляется, по крайней мере в пос-
леднее время я ее не видела. А двое мужчин приходят постоянно.
- Хорошо, Инна Федоровна, не беспокойтесь. Мы разберемся и сделаем
все, что сможем. Спасибо, что предупредили.
Инна вышла из телефонной будки и поплелась домой. Впервые с тех пор,
как у нее появилась Юля, она возвращалась к себе неохотно.
Юля была дома и, как обычно, валялась в постели.
- Ты не забыла, что обещала послать меня на море? - заявила она, как
только Инна переступила порог квартиры. - Я еду в мае. Я уже все узнала
в турагентстве. В течение двух недель нужно сдать в посольство анкету и
паспорт, а не позже середины марта внести деньги за путевку и билеты.
Это будет стоить две тысячи восемьсот долларов. И еще пятьсот можно вез-
ти с собой на расходы. Дашь?
- Так много? - оторопела Инна. - Я думала, вся поездка обойдется мак-
симум тысячи в полторы. Что за место ты выбрала, почему оно такое доро-
гое?
- Место хорошее, - резко ответила Юля. - А если тебе денег жалко, ты
так и скажи. А то морочишь мне голову, я надеюсь, планы строю, а ты...
Она чуть не плакала от злости.
- Что ты, что ты, - переполошилась Инна. - Мне для тебя никаких денег
не жалко. Но видишь ли, котенок, я не уверена, что смогу получить эти
деньги к середине марта. Возникли некоторые сложности...
- Но ты же обещала! - Юля расплакалась.
- Юлечка, милая, не все получается так, как хочется. Ну послушай ме-
ня, девочка, деньги будут, будут обязательно, но, может быть, чуть поз-
же. А что, если ты поедешь осенью, а? Осенью еще лучше, море теплое, как
парное молоко...
Но Юля ее не слушала. Она сотрясалась в отчаянном горьком плаче и ко-
лотила кулачками по одеялу.
- Ты обещала! Я так надеялась! Я планировала! Ты нарочно это подстро-
ила, ты просто не хочешь, чтобы я уезжала. Ты все делаешь мне назло,
назло, назло!
Инна молча сидела на краю постели ссутулившись и обхватив голову ру-
ками. Все, что угодно, только не слышать, как рыдает Юлечка. Нужно раз-
добыть эти деньги во что бы то ни стало. Если для этого нужно кого-ни-
будь убить, она и на это готова. Только бы Юля не сердилась. Только бы
Юля ее не бросила. Иначе - снова одиночество на долгие годы. Иначе -
снова унизительное чувство неудовлетворенности, от которого просыпаешься
по ночам и сама себе противна. И снова случайные знакомые, которых так
трудно найти и которые зачастую оставляют у Инны чувство омерзения, по-
тому что не понимают и не чувствуют всю прелесть женской любви, а просто
притворяются, чтобы заработать немного денег. А ей, Инне, нужна постоян-
ная женщина, которая не только делила бы с ней постель, но о которой
можно было бы заботиться как о близком, родном человеке. Как о Юлечке...
Поговорив по телефону с Инной Литвиновой, Игорь Супрун задумчиво от-
кинулся в кресле. Литвиновой срочно нужны деньги - это ее проблема.
Но им нужен прибор. И тоже срочно. И обязательно без огласки. Солдаты
не хотят воевать, чувство патриотизма давно смято и выброшено, как не-
нужная бумажка. Они не понимают, ради чего должны проливать свою кровь.
И у государства нет денег, чтобы платить молодым парням за участие в
боевых действиях. Платить столько, сколько нужно, чтобы у них появился
интерес к войне. Нет интереса. Нет патриотизма. Ничего нет.
Поэтому нужен прибор.
А какие-то ушлые менты мешают.
Супрун снял трубку внутреннего телефона.
- Бойцова ко мне, - коротко бросил он.
В ожидании вызванного им подчиненного Супрун привычно смотрел на кар-
тину. Экзотические цветы на длинных стеблях в высокой стеклянной вазе.
Что такого в этой незатейливой картине? Почему она так успокаивает его?
Вадим Бойцов вошел почти неслышно. Это был среднего роста стройный
человек лет тридцати с умным интеллигентным лицом и холодными серыми
глазами. Исполнительный и жестокий. Образованный и хладнокровный. Супрун
доверял ему больше, чем всем остальным.
- Меня интересуют два человека, они работают в уголовном розыске, на
Петровке. Коротков и Каменская. Я хочу знать о них все. И как можно
быстрее.
В столовой Института было жарко и шумно, специальный небольшой зал
для руководства был временно закрыт на ремонт, и директор вынужден был
обедать в общем зале. От одного только неистребимого общепитовского за-
паха его мутило, и он с трудом сдерживал раздражение, безуспешно пытаясь
разрезать жесткое мясо тупым ножом.
Вместе с ним за обеденным столом сидел Вячеслав Егорович Гусев, уче-
ный секретарь Института. Вообще-то он почти никогда не обедал на работе,
но в последнее время совместное посещение столовой стало одной из немно-
гих возможностей поговорить с директором наедине. У Альхименко была
странная манера не держать людей в приемной, поэтому всех, кто к нему
приходил, кроме, конечно, посторонних визитеров, секретарша безропотно
пропускала к руководству, из-за чего очередь скапливалась в самом каби-
нете, и при каждой беседе неизменно присутствовало два-три человека.
- Николай Николаевич, - начал Гусев, - мы до сих пор не утвердили
план научно-исследовательской работы на текущий год.
- В чем задержка? - поднял голову Альхименко.
- К нам поступило несколько официальных запросов с просьбой включить
в план конкретные разработки. Я разослал копии во все лаборатории с ука-
занием представить предложения к 1 февраля. До сих пор я не получил ни
одного ответа. Лаборатории не хотят брать на себя дополнительную нагруз-
ку, они и так много всего напланировали на этот год. И я, честно говоря,
их понимаю. Была б моя воля, я бы эти запросы не удовлетворял. Мы из го-
да в год беремся включать в план НИР заказные темы, а в итоге собствен-
ные фундаментальные разработки так и умирают, не родившись. Я хотел это
с вами обсудить. Меня как ученого секретаря очень беспокоит, что Инсти-
тут теряет свое научное лицо. Вы посмотрите, что происходит! Лысаков до
сих пор не может закончить докторскую диссертацию, мы переносим ее из
года в год, а у него просто нет времени посидеть и подумать. Он дважды
обращался по поводу предоставления ему отпуска для завершения работы над
диссертацией, и мы дважды ему отказывали, потому что он был плотно за-
действован в заказной тематике, под которую Институт получает большие
деньги. Я понимаю, Николай Николаевич, мы бедны и эти деньги для нас
большое подспорье, мы на них закупаем оборудование и выплачиваем премии,
но ведь кончится все тем, что у нас не останется ни одного доктора наук.
В прошлом году на пенсию ушли четыре доктора, в этом году собираются
уходить еще трое, а молодые ученые не могут защититься, потому что тащат
на себе фактически весь бюджет Института. Да если на то пошло, у нас и
кандидатов наук скоро не останется. Все пашут, как волы, а диссертацией
и не пахнет.
- Ваша речь получилась весьма пламенной, - сухо ответил Альхименко. -
Можете считать, что вы меня убедили в бедственном положении Института. У
вас есть конкретные предложения, или я могу расценивать ваше выступление
как плач в директорскую жилетку?
- Николай Николаевич, Институт может обратиться в Министерство науки
с просьбой об увеличении штатной численности. Если нам дадут дополни-
тельные штаты, мы наберем толковых ребят, выпускников вузов, и разгрузим
хоть немного тех, кто не может закончить диссертации.
- Вы так уверены, что мы сможем набрать людей на наши смешные зарпла-
ты?
- Даже если нет, мы оформим тем, кто у нас работает, дополнительные
полставки. Надо же стимулировать людей, Николай Николаевич! Иначе нам
никогда не выбраться из той дыры, в которой мы оказались. Работы будет
все больше, а научных работников все меньше.
- Министерство не согласится, - бросил Альхименко, залпом допивая чай
с прозрачным ломтиком лимона.
- Ну почему же? - возразил Гусев. - Николай Адамович Томилин, по-мое-
му, прекрасно относится и к нашему Институту, и лично к вам. Он наш ку-
ратор, прорабатывать вопрос поручат именно ему. Я уверен, что он пойдет
нам навстречу.
- А я не уверен.
- Все равно нужно попробовать, - продолжал настаивать ученый секре-
тарь. - Мы не должны сидеть сложа руки, видя, как рушится научный потен-
циал Института. Я подготовлю письмо в министерство, хорошо?
- Нет, - категорически отрезал Альхименко. - Я не хочу ничем быть
обязанным Томилину. Никакого обращения в министерство не будет. Я разде-
ляю ваше беспокойство и подумаю, что можно сделать. Но только не через
Томилина.
Директор резко поднялся и пошел к выходу, даже не пожелав Гусеву при-
ятного аппетита. Впрочем, вежливость здесь вряд ли помогла бы: после не-
удачного разговора с руководством аппетит у ученого секретаря совсем
пропал.
Константин Михайлович Ольшанский ворвался в свой кабинет и в ярости
хлопнул дверью. Он терпеть не мог, когда с ним разговаривали как с
мальчишкой. Прошли те времена, когда гласностью размахивали как знаменем
и позволяли себе требовать, чтобы на все вопросы давались четкие и по-
нятные ответы. Все возвращается на круги своя, снова появились секреты,
многозначительные умалчивания, слова о политической недальновидности и
необходимости поддерживать легитимную власть.
Только что он был у городского прокурора, пытался добиться от него
ответа: почему же всетаки Григория Войтовича освободили из-под стражи.
Следователь Бакланов ничего вразумительно пояснить не мог, поскольку го-
лова у него до последнего времени была занята исключительно проблемами
жилищного законодательства: в свободное от сна и еды время он подрабаты-
вал консультантом в фирме, занимающейся расселением коммунальных квар-
тир, покупкой и продажей жилья. Своими должностными обязанностями он
пренебрегал настолько, что даже не брал в голову всякие глупости типа
странных и неожиданных распоряжений руководства. Помнил только, что вы-
пустили Войтовича до того, как ему официально была избрана мера пресече-
ния в виде содержания под стражей. На тот момент он числился задержанным
и мог находиться в камере в течение трех суток, пока не будет принято
решение: арестовывать его или выпускать. Решение было - выпустить. Ну и
что тут такого? Мало ли почему руководство принимает такие решения.
- Да при чем тут руководство, - кипятился Ольшанский. - Вы же следо-
ватель, вы обладаете процессуальной самостоятельностью, это должно было
быть ваше решение, а не руководства. Руководство только его утверждает
или не утверждает. Вы-то почему такое решение приняли?
- Ну, - Бакланов пожал плечами, - мне намекнули, я и принял. Дело
обычное, будто вы не знаете.
- Кто вам намекнул?
- Окружной прокурор.
- А он на кого ссылался? Ему кто намекнул?
- Городской.
И вот городской прокурор, тонко улыбаясь и строя увертливые фразы,
объяснил Ольшанскому, что есть вещи, которые обсуждать не принято, тем
более со следователями. А основания для решения были, и еще какие вес-
кие! "Можете мне поверить, Константин Михайлович, были основания". Боль-
ше ничего добиться не удалось, кроме туманных намеков на интересы страны
да на устное ходатайство заинтересованных органов. Какие интересы стра-
ны? Какие заинтересованные органы? Молчание...
Ольшанский уселся за письменный стол, не сняв пальто и не включив
свет. На исходе сумрачного зимнего дня в кабинете было почти совсем тем-
но. Он думал о том, что справиться с прокурором можно, только нужно ли?
Есть рычаги, под воздействием которых он даст ответ об анонимных ходата-
ях, но вопрос в том, надо ли их задействовать.
Не зажигая света, он протянул руку к телефону и, напряженно вглядыва-
ясь в цифры и кнопки, набрал номер Каменской.
- Странно, что ходатайство было, а в Институте об этом не знают, вы
не находите? - спросила она.
- Нахожу, - согласился следователь. - И мне это не нравится. Либо
институтские деятели что-то скрывают, либо мы опять вляпались в какое-то
дерьмо, и головы нам с тобой не сносить. Так что, Каменская, будем рис-
ковать или в тину уйдем?
- В тину, в тину, - засмеялась Настя. - Нам с вами там самое место.
Главное, никто видеть не будет, чем мы там занимаемся.
- А не захлебнемся?
- Дыхательные трубки возьмем, чтобы не захлебнуться. Я вообще не сто-
ронница того, чтобы отбирать что-то силой. Если ваш дражайший прокурор
не хочет нам ничего говорить, не будем его заставлять. Золотой принцип,
сформулированный Булгаковым, помните? Никогда ничего не просите у тех,
кто сильнее вас. Сами предложат, еще и умолять будут, чтоб взяли.
- Золотые твои слова, Каменская, - улыбнулся следователь. - Мыслишь в
точности так же, как я. И чего мы с тобой столько времени ссорились, ес-
ли мы на самом деле так похожи? Не знаешь?
- Может, потому и ссорились, что похожи, - засмеялась она в ответ. -
Просто я на вас обижалась, потому что вы мне хамили.
- Ну извини. Но имей в виду, я и дальше буду хамить, у меня характер
такой, его уже не переделать. Но терпеть это не обязательно, можешь в
ответ огрызаться. Я-то не обидчивый, не бойся.
- Я не умею огрызаться, - вздохнула Настя. - Лучше вы постарайтесь со
мной быть повежливей.
- Тогда завтра доллар в три раза подешевеет. Каменская, не требуй от
меня невозможного. В Институте активность притормози, сведи ее до уровня
скучных обыденных мероприятий, проводимых от случая к случаю. Пусть не
забывают, что мы есть, но поводов для ответных действий пока не давай.
Мы должны стать для них чем-то вроде назойливой мухи: вроде и вреда от
нее никакого, она же не кусается, но и забыть о себе не дает, потому как
жужжит в самое ухо и периодически норовит сесть на нос, не из вредности,
а исключительно по глупости. Поняла?
- Угу, - промычала Настя.
- И еще вопрос. Деликатный, поэтому можешь не отвечать. Ты знаешь,
что дело Красниковых и дело Галактионова объединили и передали мне?
- Знаю.
- А что Лепешкин от этого решения чуть ли не в обмороке, ты тоже зна-
ешь?
- Догадываюсь.
- И кто все это устроил? Гордеев?
Настя молчала. Она вовсе не собиралась рассказывать Ольшанскому про
папочку из сейфа Колобка.
- Понял, - так же невозмутимо сказал Константин Михайлович. - Ты не
баба, а кремень.
- Опять за свое?
- Все, все, не буду.
Поговорив со следователем, Настя занялась другими текущими делами,
которых накопилось немало. Ближе к концу дня она связалась с Коротковым
и Доценко, и они на скорую руку написали сценарий "жизни в тине". Карти-
на получилась неяркая, без впечатляющих эффектов, зато спокойная.
Человек Мерханова аж взвился от негодования, услышав, что работу над
прибором придется приостановить, да еще на неопределенное время.
- Мы не можем столько ждать! - возмущался он.
- Вам придется ждать, иначе вы вообще можете ничего не получить. Как
вы не понимаете, милиция проявляет интерес к нашим разработкам.
- Вы должны что-нибудь предпринять, - настаивал человек Мерханова.
- Я? - удивился его собеседник. - Я вам ничего не должен, кроме при-
бора. И я не могу ничего предпринимать, я научный работник, а не руково-
дитель Министерства внутренних дел.
- А если мы уберем тех, кто вам мешает, вы возобновите работу?
- Разумеется. Только смотрите, чтобы не получилось еще хуже.
- Что вы имеете в виду? Почему должно получиться хуже?
- Потому что когда убирают милиционера, занимающегося конкретным де-
лом, всем становится понятно, что именно из-за этого дела его и убрали.
И тогда все начинают буквально землю рыть. Вот что я имею в виду.
- Не усложняйте. Мы займемся этим, чтобы вы могли спокойно работать
над прибором.
- В таком случае у меня есть условие.
- Какое условие?
- У меня должно быть абсолютно неоспоримое алиби. Если вы собираетесь
что-то предпринимать, то только в то время, когда я буду на людях, кото-
рые смогут подтвердить, где и с кем я был в этот момент.
- Хорошо.
- Сейчас я посмотрю свое расписание. Так, первого марта в среду у нас
в Институте заседание Ученого совета, начало в пятнадцать часов. Две за-
щиты кандидатских и несколько текущих вопросов, это займет примерно три
с половиной часа. Дальше. Третьего марта, это будет пятница, мы чествуем
академика Минаева, ему исполняется шестьдесят лет. Сначала торжественное
заседание, потом банкет для всех научных сотрудников Института. Начало в
шестнадцать часов и, видимо, до глубокой ночи.
- А пораньше в вашем расписании ничего нет?
- Пораньше только завтра, но в очень ограниченное время, с девяти до
десяти вечера.
- Ладно, будем пробовать.
Вадим Бойцов справился с заданием на удивление быстро. Впрочем, этому
было свое объяснение: собирать сведения в полном объеме пришлось только
о майоре Короткове. Сведения же об Анастасии Каменской, как говорится,
сами приплыли в руки.
- Она собирается замуж, - с тонкой улыбкой сообщил он своему на-
чальнику Супруну. - И знаете, кто жених?
- Кто же?
- Профессор Чистяков из НИИ-34.
- Да ну? - удивился Супрун. - Тот самый?
- Именно. К нему давно присматривались, еще с тех пор, как он был по-
дающим надежды молодым аспирантом, тогда же и досье на него начали соби-
рать. Наша Каменская в этом досье фигурирует постоянно. Оказывается, они
знакомы с 1976 года. В школе вместе учились. По оперативным материалам
она все время проходит как его любовница.
- Очень интересно, - задумчиво протянул Супрун. - И что же, Чистяков
до этого ни разу не женился?
- Нет, так и ходит в холостяках.
- А Каменская? Тоже замужем не была?
- Нет.
- Надо же, столько лет вместе, а женятся только теперь. Что бы это
значило, как ты думаешь? Зачем им вступать в брак, если столько лет они
прекрасно жили без этого?
- Трудно сказать, Игорь Константинович. Может, она беременна или еще
что-нибудь.
- Вот-вот, еще что-нибудь. Присмотрись-ка к ним повнимательнее, мо-
жет, в этом "что-нибудь" вся соль и есть. На этом мы ее и зацепим, чтобы
не путалась под ногами.
Юрий Коротков рассеянно листал внушительных размеров план научно-исс-
ледовательской работы Института за 1994 год. Разбираться в нем было
трудно, потому что большинство терминов и формулировок были Юре совер-
шенно непонятны. В плане его интересовали только те темы, в разработке
которых участвовал покойный Григорий Войтович. Ради какой же из них не-
известный благодетель дошел до прокурорского начальства, чтобы Войтовича
отпустили домой? Поняв, что это была за разработка, можно было попы-
таться найти и тех, кто в ней заинтересован, иными словами, тех самых
анонимных ходатаев.
Заведующий лабораторией Бороздин терпеливо ждал, когда настырный сы-
щик удовлетворит свое научное любопытство.
- Войтович в декабре работал по шести темам. Одна была заказана Ми-
нистерством сельского хозяйства, еще одна - Министерством здравоохране-
ния, две - для Всероссийской телерадиокомпании, одна - для Физико-энер-
гетического института. Шестая тема была поисковой, у нее не было заказ-
чика.
- А что значит "поисковая тема"? - заинтересовался Коротков.
- Это значит, что ученому пришла в голову какая-то идея, которая мо-
жет оказаться перспективной. А может и нет. Чтобы это понять, надо пои-
зучать проблему, поставить ряд экспериментов. Короче, попробовать ее на
вкус. Для этого в план включаются поисковые темы. Срок для них обычно
устанавливается месяцев шесть, реже - девять. Потом составляется научный
отчет и выносится на заседание Ученого совета Института. После обсужде-
ния принимается решение: тему закрыть или, наоборот, рекомендовать к
включению в план научно-исследовательской работы.
- Получается, что никаких сверхсекретных разработок в декабре у Вой-
товича не было?
- Получается, что так, - подтвердил Бороздин.
- Так кто же мог за него ходатайствовать?
- Не представляю. Просто не представляю, - искренне ответил заведую-
щий. - Для такого ходатайства не было ни малейших оснований, за это я
могу поручиться. Знаете, Юрий Викторович, я вам очень сочувствую. Мало
того, что вы занимаетесь неблагодарной работой, восстанавливая материалы
сгоревшего дела, так вы еще вынуждены копаться в материи, которая от вас
весьма далека. Вы, наверное, умираете от скуки, читая наш план. Угадал?
- Угадали, - улыбнулся Коротков. - И Анастасию, как назло, у меня
отобрали. Все-таки она хорошая помощница, исполнительная, толковая. Я бы
на нее половину работы сбросил. А так несу свой тяжкий крест один.
- У вас отобрали помощницу? Почему?
- Другим тоже помогать надо, лишние руки всем нужны. Вы не обижай-
тесь, Павел Николаевич, но дело Войтовича у нас, наверное, на двадцать
пятом месте. Я понимаю, история трагическая, и речь идет о вашем колле-
ге, которого вы знали много лет, но... В Москве ежедневно совершается
десяток убийств, преступники находятся на свободе, и мы в первую очередь
занимаемся этими преступлениями. А Войтович ушел из жизни добровольно,
виновных нет, так что восстановлением документов мы занимаемся пос-
тольку-поскольку, когда выпадает свободная минутка. Вы меня понимаете?
- Да-да, конечно. Вынужден с вами согласиться, как это ни прискорбно.
У вас и без нашего Войтовича проблем хватает. Кстати, Юрий Викторович, я
все забываю вас спросить: зачем ваша помощница проверяла у нас в Инсти-
туте условия хранения цианида? Разве это как-то связано с Войтовичем?
- Никоим образом. Дело в том, что в Москве в минувшем году было нес-
колько случаев умышленного отравления цианидом, и Следственный комитет
направил нам на Петровку разгромную справку о том, что кругом бардак и
не соблюдаются правила работы с ядовитыми и отравляющими веществами. Ну
а как реагирует начальство на такие бумаги, сами можете догадаться. Да-
вай теперь поголовно всех проверять, выявлять нарушения и сносить голо-
вы. У нас ведь такая же бюрократия, как и всюду.
Коротков посмотрел на часы.
- Батюшки, уже рабочий день давно кончился, а я вас задерживаю. Изви-
ните, Павел Николаевич.
- Ничего, ничего, - добродушно рассмеялся Бороздин. - Мне спешить не-
куда, у меня семеро по лавкам не плачут. Пойдемте, я провожу вас до лиф-
та, мне нужно еще в лабораторный корпус заглянуть.
Расставшись с Коротковым, Павел Николаевич по стеклянной галерее про-
шел в лабораторный корпус. Длинные коридоры были ярко освещены, но выхо-
дящие в него двери были почти все закрыты и опечатаны. Бороздин миновал
длинную доску объявлений, на которой еженедельно вывешивались графики
работы лабораторий на разных установках, свернул за угол и толкнул неза-
пертую дверь. В большом помещении, уставленном разнообразным оборудова-
нием, работал только один человек, Геннадий Иванович Лысаков. Услышав
шаги, он повернул к Бороздину измученное лицо с воспаленными глазами.
- Добрый вечер, Павел Николаевич.
- Добрый, добрый. Вы чего тут засиделись? Вы посмотрите на себя: кра-
ше в гроб кладут. Прекращайте это безобразие и идите отдыхать.
- Не могу. Нужно еще кое-что доделать. Посижу хотя бы часов до девя-
ти, поработаю, - угрюмо ответил Лысаков.
- Не валяйте дурака, Геннадий Иванович, - рассердился Бороздин. - Хо-
тите, я поговорю с вашим начальством, чтобы вас немного разгрузили? На
вас действительно страшно смотреть. Пойдемте, пойдемте, закрывайте свою
лавочку, я вас на машине подброшу до дома. Собирайтесь.
- Я правда не могу, Павел Николаевич. У меня кролики под установкой,
мне еще... - он взглянул на большие электронные часы, - еще час пятнад-
цать ждать, потом смотреть результат, дневник заполнять. Как минимум два
часа. Поезжайте, не ждите меня.
- Ну, как хотите, - махнул рукой Бороздин. - Вы хоть на себя работае-
те или опять на чужого дядю?
- На себя. Для диссертации.
- Тогда ладно. Кроликов и мышек не обижайте, отраву им не давайте.
Счастливо.
- Кстати, об отраве, - оживился вдруг Лысаков. - Вы не знаете, зачем
милиционеры проверяли цианид во всех лабораториях? Войтович же повесил-
ся, а не отравился.
- Оказывается, они проводят тотальную проверку на всех предприятиях
города. Мне этот оперативник с Петровки сам сегодня рассказывал, что в
Москве было подряд несколько убийств с помощью синильной кислоты, и они
решили навести порядок в этом деле. Вы же знаете, как у нас все делает-
ся: порядок наводим не тогда, когда еще можно что-то предотвратить, а
тогда, когда уже все случилось и нужно кого-то наказывать. Ну, последний
раз спрашиваю: едете со мной?
- Нет, Павел Николаевич, спасибо вам за приглашение, но я останусь
поработать.
- Как хотите. Вы один здесь или еще кто-нибудь полуночничает?
- По-моему, Инна ваша еще работает. У нее тоже что-то срочное.
- Да что у нее может быть срочного, смех один, - откликнулся Бороз-
дин, открывая дверь. - Старая дева, домой идти не хочет, вот и сидит.
Пойду хоть ее выгоню, если вас не удалось.
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ведущий научный сотрудник
Геннадий Иванович Лысаков долго вслушивался в его удаляющиеся шаги, по-
том перевел взгляд на руку с зажатым в ней фломастером. Рука дрожала так
сильно, что, казалось, он не сможет начертить прямую линию. Черт возьми,
неужели он и в самом деле так измучился, что находится на грани нервного
срыва?
Настя устало брела от автобусной остановки к дому. Было уже совсем
поздно, народу мало, и она, как обычно, чувствовала себя на темной улице
ужасно неуютно. Она никогда не была отважной и лихой, а темные пустые
переулки наводили на нее страх, поэтому она всегда старалась выбирать
места посветлее и поближе к оживленным магистралям, даже если это удли-
няло путь.
Свернув за угол, она медленно шла вдоль забора, огораживающего коопе-
ративную автомобильную стоянку. Место было глухое и противное. Однажды
она ради любопытства постучалась в будку к сторожу, спросила у него ка-
кую-то ерунду, просто так, для поддержания разговора, и поняла, что в
случае неприятностей надеяться на него не придется. Охраняли стоянку по
очереди двое зловредных стариков, которые предпочитали пить, спать и
"запрещать, чего не положено", а на все остальное им было глубоко пле-
вать.
Сердце заныло раньше, чем Настя успела осознать, что видит прямо пе-
ред собой силуэты нескольких мужчин. "Ну вот, я так и знала, что рано
или поздно это случится", - обреченно подумала она, покрепче вцепившись
пальцами в ручку большой спортивной сумки. В сумке лежало служебное
удостоверение и ключи от квартиры и от кабинета на Петровке. Денег в ко-
шельке было не много, и их было не жаль, потому что рядом с перспективой
утраты удостоверения и последующих за этим неприятностей меркли любые
суммы.
Она мгновенно прикинула, что, кроме сумки, брать у нее нечего. Серег
и колец нет, куртка самая обыкновенная, так что если у этих мужиков есть
намерение ее ограбить, то сумку точно отберут. Мелькнула слабая надежда,
что, может быть, обойдется... Но по тому, как силуэты внезапно перегруп-
пировались и двинулись ей навстречу, она поняла, что не обойдется. Настя
не видела в темноте их лиц, но явственно почувствовала исходящую от них
волну злобы и агрессии. "Черт с ней, с сумкой, не убили бы", - только и
успела она подумать, зажмуриваясь от ужаса. Один из мужчин подошел сов-
сем близко, она даже почувствовала на лице его дыхание, отдававшее запа-
хом клубничной жевательной резинки.
И в этот момент где-то рядом грохнул выстрел.
Спустя мгновение истошно заверещала автомобильная сигнализация.
Обступившие Настю тени замерли. Больше всего ее поразило, что мужчины
не произнесли ни звука, не обменялись ни одним словом. В следующую се-
кунду они бросились врассыпную. Ей даже показалось на миг, что ничего
этого не было, что ей все привиделось. Сигнализация продолжала прерывис-
то гудеть, потом перешла на мерзкое повизгивание. Настя огляделась и за-
метила, что по направлению к ней движется милицейская патрульная машина.
Машина шла на средней скорости, проехала мимо и скрылась за поворотом.
Наверное, направилась туда, где только что стреляли.
Настя стояла как вкопанная. После пережитого страха ноги плохо слуша-
лись ее, судорожно вцепившаяся в сумку рука занемела, вдоль позвоночника
стекали капли пота. За спиной она услышала чьи-то шаги и снова сжалась
от испуга. Но прошедший мимо мужчина даже не повернул голову в ее сторо-
ну, просто прошел вперед. Она взяла себя в руки и пошла следом за ним. В
темноте она не смогла понять, стар он или молод, но если судить по по-
ходке и осанке, на него можно рассчитывать, если опять случится что-ни-
будь непредвиденное.
Придя домой, она почувствовала себя совсем разбитой. Вяло поковыряла
ложкой в банке с консервированной кукурузой, съела бутерброд и выпила
чашку кофе. Понемногу напряжение отступило, и она даже немного взбодри-
лась, вспомнив, что, согласно военной статистике, снаряды дважды в одно
и то же место не попадают. А если согласно небесной статистике ей сужде-
но было стать жертвой ограбления, то можно считать, что факт имел место,
и теперь она по крайней мере год-два может ходить по темным переулкам
спокойно. Утешившись своими математическими выкладками, она постояла под
горячим душем и улеглась в постель.
Вадим Бойцов прошел мимо Каменской, и ему понадобилось некоторое уси-
лие воли, чтобы не повернуть голову и не посмотреть ей в лицо. У него
было отличное зрение, и слившихся с темнотой мужчин он увидел издалека.
Опыт и чутье подсказали ему, что сейчас его подопечную будут убивать. В
первое мгновение он успел подумать, что это, пожалуй, лучший выход из
положения. Пусть с ней что-нибудь случится, и она на время (если не нав-
сегда) выйдет из игры и перестанет мешать разработчикам прибора. Но про-
фессионал тут же взял в нем верх. На соседней улице он видел милицейскую
машину, и если Каменская начнет кричать или воспользуется милицейским
свистком, все может пройти не так гладко, как хотелось бы. А уж если за-
держат хотя бы одного из преступников, то до правды докопаются быстро.
Нападение нужно было предотвратить любой ценой. Вадим не мог не приз-
нать, что оно было спланировано очень и очень удачно: темно, никаких
свидетелей, типичное убийство с целью ограбления. Даже жаль срывать та-
кое мероприятие, но... Но нападающие наверняка не видели эту проклятую
милицейскую машину с включенным двигателем и тремя патрульными. А она
приедет - глазом моргнуть не успеешь.
Бойцов увидел совсем рядом две закрытые машины. В углу лобового стек-
ла у одной из них горел маленький красный огонек, означавший, что машина
поставлена на сигнализацию. Он выхватил газовый пистолет, пальнул в воз-
дух и тут же всем корпусом сильно ударил по капоту. Сигнализация зарабо-
тала, оглашая темные окрестности раздражающими прерывистыми звуками.
Прием сработал. Нападающие словно растворились в темноте, и Бойцов
перевел дух. Теперь нужно постараться разминуться с милицией.
Ему очень хотелось подойти к Каменской и заговорить с ней. Интересно,
испугалась ли она? Есть ли у нее при себе оружие и собиралась ли она им
воспользоваться? Поняла ли, что произошло? Если бы можно было сейчас по-
говорить с ней, многое прояснилось бы. Если бы можно было...
Но было нельзя.
На следующее утро Вадим Бойцов доложил о происшествии своему на-
чальнику. Супрун выглядел очень довольным.
- Отлично, - говорил он, сплетая и расплетая длинные пальцы крупных
холеных рук. - Значит, разработчик прибора уже сбегал к Мерханову и на-
жаловался на нашу птичку. А Мерханов, человек горячий и решительный,
ждать, естественно, не хочет и собирается разобраться с ней кардинальным
образом. Вот и пусть себе разбирается. Твоя задача, Вадим, не допустить,
чтобы его люди сделали какую-нибудь глупость. Я ничего не имею против
того, чтобы Каменскую убрали с глаз долой, но сделано это должно быть
так, чтобы никто не сумел докопаться до подлинных причин. Ты меня понял?
Ты вчера поступил абсолютно правильно, так и действуй в дальнейшем. Ходи
за ней по пятам и следи, чтобы покушение было идеально подготовлено.
Осечек быть не должно, иначе мы никогда не получим прибор. Уберем Ка-
менскую руками Мерханова, а сами мараться не станем. Согласен?
Бойцов молча кивнул, глядя в лицо Супруну серыми холодными глазами.
Лицо его по обыкновению ничего не выражало, и Супрун не понял, поддержи-
вает ли подчиненный его план. Но это не особенно беспокоило Игоря Конс-
тантиновича. Он знал, что Вадим никогда не самовольничает и не нарушает
указаний начальства. Он человек исключительно дисциплинированный. А что
он при этом думает, никого не волнует. Да и что он может думать такого
особенного?
- Кстати, дружок, ты сделал то, о чем я тебя просил? Разобрался, по-
чему Каменская и Чистяков решили пожениться?
- Пока нет, Игорь Константинович. Я думаю, что на этот вопрос может
ответить только сама Каменская. По всем нашим данным, она особа скрытная
и ни с кем не делится, тем более такой... интимной информацией.
- Ну так познакомься с ней и выясни. Что ты как маленький, ей-богу! -
внезапно разозлился Супрун. - Неужели тебе нужно подсказывать такие
простые вещи?
- Мне бы не хотелось с ней знакомиться. Это помешает мне следить за
ней, ведь она будет знать меня в лицо.
Лицо Супруна окаменело. Что он себе позволяет, этот пацан? Он что же,
полагает, что Супрун сам этого не сообразил? Ничтожество.
- Ты - старший группы. Это я тебе напоминаю, если ты забыл. И когда я
говорю тебе "сделай", это не означает, что ты должен кидаться выполнять
все сам. Поручи кому-нибудь. Ты отвечаешь за исполнение, за конечный ре-
зультат. А уж как ты будешь исполнять мои задания, это твое личное дело.
И если ты этого не понимаешь, то, выходит, рано я тебя двинул на повыше-
ние, руководитель из тебя никакой.
Бойцов молчал, не отводя прямого взгляда от глаз начальника. От этого
взгляда Супруну стало не по себе. Да, он, безусловно, доверял Вадиму. Он
ценил его профессионализм. Он верил в его чисто человеческую порядоч-
ность. Но он никогда не мог его понять.
