 |
|
 |
Глава четырнадцатая
В понедельник утром, идя по длинному мрачному коридору здания на Пет-
ровке в свой кабинет, Настя Каменская столкнулась с сотрудником штаба
ГУВД, который вылетел как ошпаренный из кабинета полковника Гордеева.
- Ну и начальник у тебя, Каменская, - пробормотал штабист, пробегая
мимо Насти. - Сочувствую.
Она едва успела, войдя к себе, снять куртку и сапоги, как зазвонил
внутренний телефон. Ее вызывал Колобок.
Виктор Алексеевич, вопреки ее ожиданиям, вовсе не казался злым и
разгневанным. Напротив, он как будто заранее стеснялся того, что соби-
рался сказать Насте.
- Меня с самого утра штаб достает, - начал он, пряча глаза. - Требу-
ют, чтобы я дал им трех человек в бригаду, которая занимается расследо-
ванием убийства тележурналиста.
- Почему так много? - удивилась Настя. - У нас же совсем некому будет
работать, если мы трех человек отдадим. Что, во всей Москве других сыщи-
ков не нашлось?
- Вот и я им то же самое сказал, - смущенно вздохнул полковник. - А
они предложили компромиссное решение.
- Какое? - внезапно осипшим голосом спросила она, предчувствуя, что
услышит сейчас неприятную новость.
- Они готовы взять не троих, а только одного. Но это должна быть ты.
- Нет.
Она ответила мгновенно и с таким ужасом, как будто ей предлагали
съесть сырую жабу.
- Но почему, Стасенька?
- Вы прекрасно знаете, почему, Виктор Алексеевич. На мне висят нес-
колько дел, и я не могу их бросить просто так, только лишь из-за того,
что какому-то начальнику приспичило иметь собственного аналитика.
- Настасья, ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? - голос Горде-
ева стал сухим и строгим. - Убит известнейший человек нашей страны, на
раскрытие этого преступления брошены лучшие силы милиции и прокуратуры,
создан специальный штаб по координации действий и руководству расследо-
ванием, и тебе, сопливой девчонке, предлагают взять на себя аналитичес-
кую работу в этом штабе. Ты гордиться должна, что тебе оказано такое до-
верие. Это значит, что тебя заметили и оценили, это значит, что поняли,
наконец, как я был прав, когда брал тебя на работу в отдел. Это значит,
что мы с тобой все-таки победили! И сейчас настал ответственный момент,
когда ты можешь убедить в нашей правоте не только Петровку, но и всю на-
шу милицейскую общественность. Ты будешь работать в этом специальном
штабе и ты всем - слышишь? - всем от рядового оперативника до министра
покажешь, как важно и нужно заниматься аналитической работой не только
для руководства на уровне города, но и для раскрытия конкретных преступ-
лений, ты покажешь, как замечательно ты умеешь это делать. И еще одно.
Не забывай, что в нашем отделе большой некомплект сотрудников. Люди ухо-
дят, а новые почему-то не приходят. То есть приходят, конечно, но я их
не беру, потому что вижу: нет в них того, что я ищу в хорошем сыщике.
Так вот, если ты сумеешь заявить о себе, показать себя и свою работу, ты
тем самым заявишь и обо мне, и о нашем отделе. Понимаешь? Люди начнут
думать: "Что же это за Гордеев такой, который придумал взять в отдел че-
ловека специально для аналитической работы? Что же это за отдел такой,
где аналитик помогает раскрывать преступления?" Сначала мы станем инте-
ресны им, а потом к нам потянутся, и не шваль всякая, как сегодня, а
лучшие. Так что не валяй дурака, дорогая моя, и приступай к работе в
бригаде.
- Я не могу, - упрямо повторила Настя, глядя почему-то не на на-
чальника, а на полированную поверхность длинного стола для совещаний.
- Почему?
- Я должна закончить с Институтом. Я должна выяснить, что за антенна
стоит у них на крыше, и добиться, чтобы ее сняли и чтобы виновные в этом
понесли наказание. И пока я этого не сделаю, я не остановлюсь.
- Но ты же мне руки вяжешь! - в отчаянии воскликнул Колобок. - Если
оставить тебя, то придется отдавать трех человек. Трех! Это при нашемто
некомплекте! Вокруг тебя складывается какаято непонятная ситуация, и по-
ка она не рассосется, тебя нужно охранять по дороге из дома на работу и
обратно. Это значит, что от дела будет оторван как минимум дважды в день
еще один человек. Развалится работа всего отдела - и только из-за твоего
упрямства. Имей в виду, я с тобой веду светскую беседу просто потому,
что хорошо к тебе отношусь, а так ведь могу приказать - и вся недолга. И
прикажу, если ты не одумаешься.
- Виктор Алексеевич, - сказала Настя медленно, сквозь зубы, словно с
трудом выдавливая из себя слова. - Я не хочу работать в этой бригаде,
потому что считаю это безнравственным. Можно создавать специальные штабы
и бригады для поимки опасного преступника, который, оставаясь на свобо-
де, может совершить еще не одно тяжкое преступление. В такой постановке
мне вопрос понятен. Но создавать такие штабы и бригады для того, чтобы
раскрыть одно убийство, - это верх цинизма, это хамство и свинство, это
плевок в душу всего населения, всех нас. И я не хочу, не могу и не буду
участвовать в этом шабаше.
- Ты что, Стасенька? Что-то я тебя не понял, - озадаченно произнес
Гордеев, который от изумления уже успел забыть, как только что велел ей
перестать валять дурака и грозился перейти от дружеских уговоров к адми-
нистративным приказаниям.
- Вы посмотрите, что происходит. Убивают одного человека, да, извест-
ного, да, популярного и любимого многими, но это такое же убийство, как
и почти все остальные, которые совершаются в нашей стране. Виктор Алек-
сеевич, это только в жизни все люди разные, а в смерти они все равны.
Потому что у каждого убитого есть близкие и друзья, которые будут его
оплакивать, у которых в душе еще долго будет болеть рана от его утраты.
Нет потерпевших более достойных и менее достойных, нет потерпевших,
убийства которых нужно раскрыть обязательно, и потерпевших, преступления
против которых можно не раскрывать. Нет этого, понимаете? Нет и быть не
может. Сегодня наша замечательная страна уподобляется рабовладельческому
Древнему Риму, когда убийство патриция считалось убийством, а убийство
чужого раба - порчей чужого имущества. Чужого, заметьте себе, потому что
убийство собственного раба даже не было предметом правового регулирова-
ния. Покойный тележурналист у нас получился патрицием, на раскрытие
убийства которого страна бросает лучшие силы. Снимают начальника ГУВД
Москвы и прокурора города. Ставят вопрос о доверии министру внутренних
дел и Генеральному прокурору. А каково слышать об этом матерям, у кото-
рых неизвестные преступники убили детей, или женам и мужьям, потерявшим
любимых супругов, или детям, оставшимся без родителей? Вам приходило в
голову хоть один-единственный раз, каково им слышать все это? Для них
тот человек, которого они потеряли, все равно был и остается центром,
вокруг которого сосредоточены их боль, страдания, слезы. И что же? Ради
ИХ близкого никто никакой бригады не создавал. Когда убили ИХ близкого,
что-то никто никого с должности не снял и даже выговор не объявил. Зна-
чит, мой ребенок хуже? Мой ребенок, мой муж, мой брат - они недостойны
того, чтобы их убийцу искали? Почему? Потому что бедны? Потому что не
работают на телевидении и поэтому не имеют доступа к самому популярному
каналу массовой информации? Потому что их не избирали в Думу? Почему?
ПОЧЕМУ? А КАК ЖЕ МОЙ РЕБЕНОК, МОЙ МУЖ И МОЙ БРАТ? Виктор Алексеевич, то,
что сейчас происходит, - это издевательство над теми людьми, у которых
погибли близкие. И я в этом издевательстве участвовать не желаю!
Она сама не заметила, как давно уже перешла на крик. Из глубины ее
души поднималась такая боль, которая заставляла вибрировать голосовые
связки и наконец прорвалась наружу бурными слезами. Настя разрыдалась.
Колобок немедленно вскочил с начальственного места и подкатился к ней.
- Ну что ты, девочка, ну не надо, милая, - приговаривал он, ласково
гладя ее по голове. - Не надо так остро это воспринимать. У нас с тобой
есть работа, и мы должны ее хорошо делать, вот и все наше мировоззрение.
И убийство тележурналиста - это такое же убийство, как и все остальные,
и раскрывать его тоже надо. Мы же с тобой не можем отказаться его раск-
рывать только лишь потому, что наше государство ведет себя по-свински,
правда? Да, власти поступают неправильно, но наша работа все равно оста-
ется, и делать ее все равно надо, даже если мы с властями не согласны. И
убитый тележурналист не виноват в том, что вокруг его гибели устроили
карнавал животных. И его близкие имеют право рассчитывать на то, что
убийца будет пойман и наказан. Поэтому вытри слезы, деточка, успокойся,
и давай подумаем, как нам лучше поступить. Сколько времени тебе нужно
для работы с Институтом?
- Три дня, - всхлипнула Настя, вытирая глаза огромным голубым носовым
платком, который протянул ей Гордеев. - Если у меня опять не получится,
то за три дня это станет очевидным. А больше я все равно ничего не могу
придумать.
- Хорошо, - кивнул Виктор Алексеевич. - Я на три дня дам им троих ре-
бят. На понедельник, вторник и среду. И пообещаю, что с четверга вместо
них начнешь работать ты. Годится?
- А вдруг я за три дня придумаю, как раскрыть убийство Галактионова?
Тогда вы меня не отдадите? - с робкой надеждой спросила она, заглядывая
в глаза начальнику.
- Не торгуйся, не на базаре, - проворчал Колобок. - Работай, как до-
говорились. Получится - молодец. Не получится - жаль, но упрекать тебя
не буду, и так сделано все, что в человеческих силах. И в том, и в дру-
гом случае с четверга начнешь работать в бригаде. А если к этому времени
что-то изменится, вот тогда и будем решать, как поступать. Трудности на-
до преодолевать по мере их возникновения, а не заранее. Ты с Доценке все
согласовала?
- Да, он должен начать сегодня прямо с утра. Уже приступил, наверное.
Хорошо, что Шитова - нормальная живая женщина. Наш Мишаня ей, помоему,
жутко нравится, поэтому она охотно согласилась на то, чтобы попробовать
поработать с памятью еще разочек. Бедный Миша, он на таких углубленных
сеансах килограмма два в весе теряет.
- Неужели? - полковник снял очки и сунул дужку в рот, что означало
сосредоточенность и готовность к обдумыванию новой информации. - А за
счет чего, интересно? Может, мне попробовать? Скоро я в это кресло уже
не влезу.
- Да бросьте вы, Виктор Алексеевич, - улыбнулась Настя, взяв себя в
руки и почти успокоившись. - Мы вас и толстого будем любить и слушаться.
Надежда Андреевна Шитова послушно выполняла все указания Миши Доцен-
ко. Она надела тот же костюм, в котором ходила на работу 22 декабря, в
день, когда попала в больницу, а на вешалку в прихожей повесила недавно
убранные в специальные пакеты зимние вещи - теплую куртку, короткую
светлую дубленку, дорогую норковую шубу, легкое шелковое пальто на меху.
Сверху на деревянную полочку Миша попросил положить зимние шапки, теплые
шарфы и платки - одним словом, все то, что лежало там 22 декабря.
Потом они занялись спальней. Шитова долго думала, потом принесла от-
куда-то несколько предметов, явно раньше принадлежавших убитому Галакти-
онову: будильник с гравировкой "Папочке от Катюши", массивную пепельницу
и настольную зажигалку, небольшой изящный магнитофон и стопку кассет -
Александр Владимирович любил слушать музыку лежа в постели. Разместив
вещи так, как они стояли при жизни Саши, она отошла в сторону и крити-
чески осмотрела результаты своего труда. Потом подошла ближе, сделала
несколько неуловимых движений и удовлетворенно улыбнулась.
- Теперь все так, как было.
- Вы на кухню заходили? - спросил Доценко.
- Нет. Мне было очень плохо, я сразу из прихожей прошла в спальню,
переоделась и легла. Потом мне стало вроде полегче, и я решила выпить
чаю. Вот как раз в тот момент, когда я поднялась с кровати, у меня и
произошел разрыв трубы и началось внутреннее кровотечение - Так что до
кухни я не дошла.
- Очень хорошо, значит, кухню не трогаем. Вы готовы?
- А что мы будем делать? - поинтересовалась Шитова. Ей было жаль, что
симпатичный черноглазый оперативник заставил ее надеть строгий деловой
костюм, в котором она ходила на работу. Надежда предпочла бы беседовать
с ним, облаченная во что-нибудь более интересное, например, в комбинезон
с расстегнутыми сверху пуговицами, или в длинную домашнюю юбку с че-
тырьмя разрезами. Впрочем, Михаил просил приготовить халат, в который
она тогда переодевалась, так что еще очень может быть...
- Мы с вами займемся чем-то вроде гипноза, - серьезно пояснил Доцен-
ко. - Сначала я помогу вам расслабиться, отключиться полностью от всего,
что произошло за последние недели. Потом мы проделаем с самого начала,
шаг за шагом, весь путь от момента вашего возвращения домой в тот день
до момента, когда вы открыли глаза и увидели гостя, который был у Алек-
сандра Владимировича и который советовал ему немедленно вызвать "скорую
помощь". А потом я снова покажу вам фотографии. Вы не думайте, что это
просто. Это потребует от вас огромных усилий и сосредоточенности.
Миша усадил Шитову в гостиной и начал работать. Сегодня работа шла
намного легче, чем обычно, потому что Надежда действительно старалась.
Ей, видно, очень хотелось понравиться Мише Доценко, а для этого нужно
было ему помочь. В конце концов, он ведь не просто так ее терзает, он
хочет раскрыть убийство ее любовника, ее друга. К моменту, когда Миша
решил, что можно начинать, по его спине градом стекал пот, а усталость
была такая, будто он только что разгрузил вагон с углем.
Он попросил Шитову не открывать глаза, вывел ее в прихожую, помог на-
деть норковую шубу, щелкнул замком, открывая входную дверь.
- Ну, Надежда Андреевна, начали. Вы пришли домой... Не забудьте, по-
жалуйста, мы договорились, что вы будете думать вслух.
- Да, я открыла дверь, вошла, зажгла свет, посмотрела на вешалку и
сразу увидела Сашину куртку, а рядом чье-то чужое пальто, и подумала,
что это не Гоша Саркисов и не Стасик... Шитова медленно раздевалась,
снимала зимние сапоги, разговаривала с Галактионовым, который объяснял,
что у него важная встреча, и просил к ним не заходить и не беспокоить.
Она думала о том, что Саша, наверное, не собирается вместе с ней отп-
раздновать день ее рождения, а также о том, что чувствует себя очень
плохо, и если завтра не станет лучше, то придется вызвать врача. Перео-
деваясь в красивый теплый халат, она думала о стирке, которую запланиро-
вала на завтрашний вечер, но которую, видимо, придется отложить, если ее
самочувствие не улучшится. Она испытывала такую страшную слабость, что
даже испугалась, и, укладываясь в прохладную свежую постель, подумала о
том, что уже давно перестала быть юной девочкой, но никогда раньше не
думала, что болезни и недомогания начинаются так рано. Если окажется,
что с ней что-то серьезное, не бросит ли ее Саша? И если бросит, грозит
ли ей это какими-нибудь существенными переменами в жизни или пройдет
достаточно безболезненно? Она сквозь дрему прикидывала, какие блага и
удобства привнес в ее жизнь Александр Галактионов и обязательно ли она
лишится их, если так случится, что Саша с ней расстанется. Мысль о раз-
рыве пришла ей в голову в первый раз, и она удивилась про себя собствен-
ной самоуверенности: нужно было заболеть, чтобы об этом подумать.
Миша стоял возле кровати и внимательно слушал лежащую в постели жен-
щину. Кажется, она старается изо всех сил, и он был ей за это благода-
рен. Такие эксперименты Доценко ставил уже не в первый раз, но обычно
ему приходилось долго мучиться со свидетелями. Молодые девушки глупо хи-
хикали и никак не могли настроиться на работу. Женщины постарше смуща-
лись и пытались сами решать, что имеет значение, а что нет, внезапно вы-
ходя из образа и не терпящим возражений голосом произнося:
- Ну, это мы пропустим, здесь ничего интересного не было.
Мише в таких случаях стоило больших усилий сдержаться и не накричать
на них. Он всегда старался быть спокойным и корректным, чтобы не "спуг-
нуть" свидетеля, не сбить его память с нужной колеи. Но он очень хорошо
помнил случай, когда свидетельница вот так же авторитетно заявила, что
"это мы пропустим", потому что не видела ничего достойного внимания в
том, что вышла из подъезда и шла до метро, напевая песенку. Миша сначала
разозлился на ее безапелляционный тон, но потом спохватился и спросил,
что за песенку она напевала. Оказалось, это было "Если бы не было тебя,
то зачем было бы жить мне?" из репертуара Джо Дассена. Почему именно эта
песенка? Ведь певец давно умер, пик его популярности прошел много лет
назад, сегодня его совсем не слышно ни по радио, ни по телевидению, и
далеко не в каждом доме сохранились его пластинки и записи на кассетах.
Миша клещами впился в несчастную свидетельницу, в результате чего выяс-
нилось, что, выходя из лифта, она столкнулась с человеком, очень похожим
на певца: копна мелко вьющихся светло-каштановых волос, семитский тип
лица с крупным носом и чувственными, четко очерченными губами. Данный ею
словесный портрет позволил тогда точно выделить одного человека из ог-
ромного круга потенциальных подозреваемых.
После этого случая Доценко сказал себе, что в работе с памятью важно
каждое мгновение, ибо уместившаяся в это мгновение мысль оказаться клю-
чевой.
Поэтому сейчас, слушая расслабленное бормотание лежащей под одеялом
женщины, он вслушивался в каждое слово, в каждый вздох, в каждую паузу.
- Он спросил, не беременна ли я. Саша ответил, что я была у врача, но
врач ничего не нашел. Тогда он спросил, зачем я ходила к врачу, то есть
были ли у меня основания сомневаться. Я сказала, что были, вплоть до
вчерашнего дня, а вчера начались месячные, правда, после большого пере-
рыва. Он тогда пробормотал, что это не месячные, а скорее всего кровоте-
чение. У него на работе был очень похожий случай, женщине стало плохо, и
врач "скорой помощи" в первую очередь спрашивал у нее именно об этом...
- Надежда Андреевна, вы помните задание, которое должны выполнить? -
спросил Доценко, доставая из кармана конверт.
- Да, - тихо ответила она, не открывая глаз.
- Тогда откройте глаза и посмотрите.
Он не стал добавлять больше ничего, не стал предупреждать о том, как
важно, чтобы она не ошиблась, не стал напоминать о двух с лишним месяцах
кропотливой, изматывающей работы по поиску убийцы Галактионова и о том,
как много сейчас зависит от правильной работы ее памяти. Доценко не хо-
тел сбивать ее. Все должно быть естественным: 22 декабря в этот момент
она открыла глаза и увидела человека, который, как они подозревают, че-
рез два дня после этого отравил Галактионова. Пусть и сейчас она откроет
глаза и увидит лицо. Больше от нее ничего не требуется.
Шитова повернулась лицом к Мише и приоткрыла глаза. Перед ней Доценко
держал пять фотографий, две в одной руке, три - в другой.
- Вот этот, - решительно сказала Шитова, вынимая из Мишиной руки один
снимок.
- Точно? - переспросил он.
- Абсолютно, - уверенно ответила молодая женщина. - На все сто.
- Спасибо, - облегченно улыбнулся Доценко. - Господи, если бы вы зна-
ли, как я устал.
Надежда легко поднялась с постели, умышленно небрежным жестом запахи-
вая халат, который она ухитрилась предусмотрительно развязать, пока ле-
жала под одеялом.
- Отдыхайте, Михаил Александрович, а я буду за вами ухаживать. Раз уж
я взяла на работе отгул, то спешить мне совершенно некуда.
- Зато мне есть куда, - возразил Миша, у которого от слабости начала
кружиться голова. Поесть бы сейчас как следует и поспать хотя бы час!
- Глупости, считайте, что я оказалась бестолковой и вам пришлось про-
возиться со мной раза в два дольше. Ведь такое могло быть? Могло.
- В принципе да, - подтвердил Доценко, которому очень хотелось дать
себя уговорить. Вопервых, он действительно чудовищно устал. А вовторых,
Шитова ему нравилась. Она была веселой компанейской девицей и, несмотря
на яркую красоту и высокие финансовые претензии, казалась доброй и слав-
ной. Ну и в-третьих, она была действительно очень красива.
- Вот видите. Пойдемте вместе на кухню, у меня там стоит диванчик, вы
приляжете, а я буду вас потчевать всякими вкусными вещами.
- Мне надо позвонить.
- Конечно, конечно. Телефон на кухне, и, кстати, подключите его.
- А он что, выключен? - удивился Миша.
- Разумеется. Мы же с вами занимались серьезным делом. Разве у нас
могло что-нибудь получиться, если бы каждые пятнадцать минут звонил те-
лефон?
- Какая вы умница! - восхищенно произнес Доценко, втыкая вилку в ро-
зетку и набирая номер.
- Я очень старалась, - обворожительно улыбнулась Шитова. - Мне хоте-
лось вам помочь.
- Это я, - сказал Миша в трубку. - У нас получился Лысаков. Да, Ген-
надий Иванович Лысаков. В пять? - он бросил взгляд на часы. - Хорошо,
Анастасия Павловна, в пять возле Института.
Он положил трубку и виновато посмотрел на Шитову.
- Надежда Андреевна, мне придется просить вас еще об одном одолжении.
Мы с вами должны к пяти часам подъехать в одно учреждение. Пробудем там
самое большее час, и я отвезу вас домой. Вы сможете?
- При одном условии. Вы сейчас снова отключите телефон, - откликну-
лась Шитова, доставая из холодильника многочисленные свертки и пакеты.
- Зачем? Нам предстоит еще одно серьезное дело? - пошутил Доценко,
прекрасно понимая, что за этим последует, и точно так же понимая, что не
имеет ничего против.
- Еще какое серьезное. Ухаживать за усталым сыщиком и кормить его -
это самое серьезное дело на свете.
- А можно процесс кормления разбить на два этапа? - невинно поинтере-
совался он. Сейчас все станет ясным. Он даст сигнал, внешне вполне безо-
бидный, и, если Шитова захочет, она ответит, а если не захочет - сделает
вид, что не заметила. - Первый этап провести до ухаживания, а второй -
после.
Надежда подняла на него выразительные темные глаза, посмотрела долго
и внимательно, потом чуть заметно улыбнулась.
- Можно. Если не возражаете, первый этап сделаем максимально облег-
ченным, чтобы вы не уснули во время ухаживания.
Миша вдруг перестал ощущать голод и усталость, он думал только о том,
что перед ним стоит в полураспахнутом халате славная молодая женщина с
потрясающими ногами и огромными темными глазами, которой он явно нравит-
ся и которая нравится ему, и как редко случается, что люди бывают так
расположены друг к другу, а до пяти часов еще так далеко...
Он протянул руку, вынул из ее рук нож, которым она приготовилась
что-то резать, и ласково сжал теплые нежные пальцы.
- Я не буду возражать, если первый этап мы вообще пропустим, - шепо-
том сказал он.
Вадим Бойцов подумал, что со вчерашнего дня не может смотреть в глаза
своему начальнику Игорю Супруну. Казалось бы, ничего не изменилось, вы-
волочки от Игоря Константиновича он и раньше получал, и несогласие свое
с позицией начальства, бывало, не скрывал, но никогда после этого не на-
рушалась между начальником и подчиненным та атмосфера дружелюбия, кото-
рая позволяла Супруну уважать Бойцова и доверять ему. А после вчерашнего
разговора в машине все стало по-другому. Бойцов даже не отдавал себе от-
чет в причинах этих перемен, но он чувствовал их, как животное, которое
предчувствует землетрясение и бежит в безопасное место, не зная, почему
и зачем оно бежит.
- Слушаю вас, Игорь Константинович, - произнес он, глядя в окно, за
которым скучно висел туманный весенний день.
- Люди Мерханова какое-то время не будут беспокоить Каменскую, так
что если ты собираешься с ней еще работать, имей это в виду. Те наемни-
ки, которых ты видел, сегодня ночью доставлены в Институт Склифосовского
с острым пищевым отравлением. Разумеется, все четверо скончались. Если
Мерханов на этом не успокоится, то ему нужно время, чтобы найти других
исполнителей, а им, в свою очередь, понадобится время, чтобы понаблюдать
за Каменской. Я думаю, в течение ближайшей недели она будет в безопас-
ности. Сообщаю тебе на всякий случай, вдруг пригодится.
- Я учту, - бесцветным голосом ответил Бойцов, по-прежнему не глядя
на начальника.
- Теперь другое. Встретишься сегодня с Литвиновой, заберешь у нее
слепки с ключей. Она должна будет сказать тебе, какие у нашего разработ-
чика планы на праздник. Нужно будет посмотреть в его квартире, нет ли
там улик, которые мы можем подсунуть людям с Петровки. Вопросы есть?
- Нет.
- Тогда иди.
Бойцов вышел от начальника и пошел к себе, угрюмо размышляя о том,
что не может отделаться от всего рассказанного Каменской. Супрун прав,
престиж страны - дело такое важное, что в сравнении с ним меркнет многое
другое. Но и Каменская права: страна, которой наплевать на страдания жи-
вущих в ней людей, не достойна того, чтобы кто-то боролся за ее престиж.
Но если не поддерживать престиж, страна потеряет лицо в глазах мирового
сообщества, не получит кредитов, значит, экономика не встанет на ноги,
жизнь будет становиться все хуже и тяжелее и живущие в стране люди будут
страдать все больше. А если в данном конкретном случае поставить интере-
сы престижа выше других, то страдать будет только небольшая часть насе-
ления - те, кому не повезло жить в Восточном округе столицы. И даже не
во всем округе, а лишь на некоторой части его территории. Так что при
такой постановке вопроса прав Супрун. Но если вспомнить, что эта не-
большая часть населения расплачивается за поддержание престижа страны
своим здоровьем и даже жизнью, то выходит, что права все-таки Анастасия.
А вдруг она его обманывает? Вдруг фотографии, которые она ему показала,
не имеют никакого отношения к злополучной "обратной петле"?
Он поедет в Восточный округ и сам посмотрит, что там происходит. По-
ходит вечером по улицам, потолкается возле баров и дискотек, понаблюдает
за пьяными, поговорит со стариками, которые всегда рады любому собесед-
нику. Он поедет туда и посмотрит своими глазами. И если окажется, что
Каменская сказала правду, ему придется принимать решение, самое, навер-
ное, трудное в своей жизни, но и самое главное.
Они подъехали к Институту почти одновременно - Коротков на белой с
голубой полосой служебной машине и Доценко, который приехал вместе с Ши-
товой на ее автомобиле. Посовещавшись несколько минут, они вошли в зда-
ние и отправились прямиком в кабинет директора Института Николая Никола-
евича Альхименко. Коротков зашел к директору, а Шитова и Доценко молча
сидели в приемной напротив секретаря, которая беспрерывно отвечала на
телефонные звонки.
Загорелась лампочка переговорного устройства, секретарь щелкнула пе-
реключателем.
- Слушаю, Николай Николаевич.
- Пригласите ко мне Лысакова, пожалуйста, - послышался из динамика
голос Альхименко.
- Одну минуту.
Она тут же сняла трубку одного из многочисленных аппаратов.
- Георгий Петрович, здравствуйте, Николай Николаевич просит Лысакова
срочно зайти.
Доценко почувствовал, как напряглись руки сидящей рядом Шитовой.
- Расслабься, - прошептал он едва слышно. - Чего ты так перепугалась?
Войдет человек, пройдет мимо, посмотришь на него в движении - и все.
Секретарша что-нибудь у него спросит, он ответит, послушаешь голос. Я
должен быть уверен, что ты не ошиблась.
- Я точно знаю, что не ошиблась, - так же тихо прошептала Надежда. -
Ужасно нервничаю.
- Ну и напрасно, - беззаботно пожал плечами Михаил, хотя внутри все
время ощущал противный холодок. Они уже начали действовать исходя из то-
го, что Лысаков - тот, кто им нужен. А вдруг Надежда ошиблась?
Она теснее придвинулась к Мише, и даже через плотную ткань пиджака он
ощутил ее тепло.
- Миша, а если окажется, что я ошиблась, тебе попадет?
- Конечно, - пробормотал он, почти не разжимая губ. В этой теплой
комнате на мягком диване его стал одолевать сон. Процесс ухаживания в
доме Шитовой затянулся настолько, что второй этап кормления оказался
весьма интенсивным и максимально сжатым во времени. Надежде удалось за
10 минут впихнуть в Мишу такое количество еды, на поглощение которого
при нормальных условиях ему понадобился бы по меньшей мере час. Потом
они бегом бежали по лестнице к машине, и Надежда гнала по улицам как су-
масшедшая, чтобы оказаться у Института ровно в пять часов. Напряжение от
автомобильной гонки прошло, и теперь Миша Доценко чувствовал себя так,
как должен себя чувствовать сильно уставший мужчина, которого двадцать
минут назад обильно и вкусно накормили. Он с трудом держался, чтобы не
провалиться в бездонную пропасть крепкого сна.
Открылась дверь, ведущая в приемную из коридора, вошел Геннадий Лыса-
ков. Надежда скосила на него глаза, но голову старалась не поворачивать.
- Танечка, меня вызывали? - обратился Лысаков к секретарю, не обращая
внимания на сидящую в углу дивана пару. Шитова сидела так, что для чело-
века, входящего в приемную, лицо ее было почти полностью скрыто мужест-
венным профилем Миши Доценко.
- Подождите, у него посетитель, - строго ответила Танечка, снова щел-
кая переключателем интеркома. - Николай Николаевич, подошел Лысаков. Хо-
рошо.
- Идите, - кивнула она Геннадию Ивановичу.
Миша крепко сжал руку сидящей рядом женщины.
- Ну что?
- Я совершенно уверена, - твердо ответила Надежда.
- Ладно, пошли отсюда.
Они вышли из приемной и пошли по длинным коридорам, минуя одну за
другой двери, ведущие в отдельные кабинеты, в общие комнаты, в курилки и
залы для проведения научных собраний.
- Надюша, мы сейчас зайдем в несколько кабинетов, мне нужно сделать
сотрудникам официальное сообщение. Пожалуйста, не вступай ни в какие
разговоры здесь, хорошо? Все пока очень зыбко, не надо никому ничего го-
ворить. Все, что нужно, я сам скажу. Нам сюда.
Он толкнул дверь, на которой висела табличка "Ученый секретарь Гусев
В. Е."
Он подъехал на машине к своему дому, но не находил в себе сил выйти и
подняться в квартиру. Наверняка дома жена, придется разговаривать с ней,
силком засовывая в себя любовно приготовленный ею ужин. При мысли о еде
он непроизвольно скривился. Нет, он посидит еще немного в машине, прод-
левая приятное одиночество. Ему нужно о многом подумать.
Итак, любовница Галактионова почему-то опознала Лысакова. Конечно,
она в тот момент была почти без сознания, плохо соображала и мало что
видела. Тогда, возле здания на Петровке, она его не узнала, скользнула
глазами по лицу, не задержавшись ни на мгновение. А сегодня опознала Ге-
ну. Трудно поверить в такую удачу, но факт есть факт. Он своими глазами
видел, как Лысакова вывели из Института и посадили в машину. А перед
этим он видел в Институте Шитову вместе с сотрудником милиции. Конечно,
Геннадий возмущался, махал руками, кричал, что это безобразие и беззако-
ние. Все так говорят, когда их арестовывают, даже те, кого поймали с по-
личным, так что его пламенные речи мало кого взволновали. Удача, необык-
новенная удача!
Но это - пока. А вдруг Шитова одумается? Вдруг посмотрит на Лысакова
повнимательнее и поймет, что ошиблась? Конечно, это вовсе не означает,
что после этого она опознает истинного преступника, которого видела в
гостях у Галактионова. Ну, отпустят Лысакова, но это еще не конец света.
Будут дальше искать. Плохо только, что они по-прежнему будут крутиться в
Институте. Надо бы извлечь из ситуации максимальную пользу, причем по-
быстрее, пока никто не прочухался, что произошла ошибка. Как хорошо, что
завтра короткий день, а послезавтра - праздник. Вся работа остановится,
а к четвергу он должен сделать так, чтобы в виновности Гены Лысакова
никто не сомневался. Интересно, как им удалось связать Шитову и Инсти-
тут? Этого не должно было случиться. Каким же образом это произошло? Где
он допустил промах? Наверное, это цианид. Да, конечно, все дело в циани-
де. Когда Галактионов передал ему ампулы, он первым же делом посмотрел
на маркировку и увидел, что ампулы пришли с того же самого завода, с ка-
кого идут поставки в Институт. Тогда ему это не понравилось, но выбора
уже не было. Видно, раскрывая убийство Галактионова, милиционеры наткну-
лись в Институте на такие же ампулы, вот и решили, что убийцу надо ис-
кать здесь. Правильно, в общем-то, решили, да только не того нашли.
А может быть, все было и по-другому. Ведь Шитова, как оказалось, -
подружка той беленькой девицы из милиции. А бабы есть бабы, даже если
работают в уголовном розыске. Всем друг с другом делятся. Девица могла
сказать Шитовой, что ищет убийцу среди сотрудников огромного Института,
и показать ей кучу фотографий, дескать, смотри, как трудно определять
одного из двух сотен. А Шитова взглянула и узнала Лысакова. Может такое
быть? Маловероятно, но может. Каких только совпадений не бывает, даже
случай с цианидом тому пример. А то, что Шитова оказалась подругой сот-
рудницы уголовного розыска, разве не совпадение? Еще какое. А то, что
Шитова приперлась домой как раз тогда, когда он был там вместе с Галак-
тионовым, а не на полчаса позже, разве не совпадение?
Ладно, не так важно, почему Лысакова арестовали. Важно, что арестова-
ли, и это надо использовать. Работники милиции по секрету сказали, что
Лысаков будет находиться дома под подпиской о невыезде, потому что каме-
ры переполнены, сажать арестованных некуда. Еще неделю назад Генку обя-
зательно заперли бы за решетку, но теперь в связи с интенсивными поиска-
ми убийцы тележурналиста усиливаются милицейские наряды и патрули, от-
лавливают всякую преступную шваль и бросают в камеры. Там уже не продох-
нуть. Все закономерно: чем больше милиции задействовано - тем гуще полу-
чается сеть, а чем гуще сеть - тем больше улов.
Следует определить конечную цель, а потом продумать, как ее достичь.
Нужно сделать так, чтобы Шитова не спохватилась и не поняла, что ошиб-
лась, указав на Лысакова. Для этого нужно, чтобы она умолкла навсегда.
Кроме того, нужно сделать так, чтобы обвинили в этом Лысакова, который,
слава Богу, находится дома и свободно может передвигаться по городу.
Подписка о невыезде означает, что нельзя выезжать за пределы города, а
выходить из квартиры - сколько угодно.
У него есть адрес и телефон Шитовой. И еще у него есть вторая ампула
с цианидом. Как чувствовал, еще тогда попросил Галактионова достать ему
две ампулы. Так, этого должно быть достаточно, чтоб осуществить замысел.
Теперь следует рассчитать время. Завтра до середины дня он будет на ра-
боте. Потом обещал жене поехать с ней за продуктами. После этого можно
будет отвезти жену на дачу и вернуться в Москву. Если все сделать пра-
вильно, то завтрашнего вечера ему хватит для выполнения задуманного. И
завтра же вечером вернуться на дачу. Лысаков сейчас живет один, его жена
уехала в другой город навестить родителей. Значит, что бы ни случилось,
алиби его никто не подтвердит.
Он посмотрел на свои крупные руки, лежащие на руле, и с удовлетворе-
нием отметил, что они не дрожат. Он был собран и спокоен, уверен в себе
и в правильности своих расчетов. Он справится. Он сможет отвести от себя
опасность, закончит прибор, получит деньги и обретет свободу. Именно в
такой последовательности и с таким результатом.
Он еще несколько минут посидел, расслабившись и прикрыв глаза, потом
нехотя запер машину и вошел в подъезд.
