Глава 16

   Вадим к ее страхам отнесся сочувственно, однако не мог сказать Оксане
ничего обнадеживающего по поводу срочных поисков убийцы Марины  Соблико-
вой по кличке Газель и Андрея Коренева.
   - Ксюша, я вряд ли смогу в этом помочь, - честно признался  он.  -  У
меня таких возможностей нет. Я могу, конечно, дать  тебе  совет,  но  не
уверен, что он окажется полезным. Попробуй вспомнить все, что знаешь  об
этой истории, и расскажи работникам милиции. Может быть, твоя информация
будет важной и поможет им быстро найти преступника. Но это  имеет  смысл
только в том случае, если ты уверена,  что  убийца  не  связан  с  изда-
тельством. Потому что если его послал  кто-то  из  "Шерхана",  то  изда-
тельству крышка. И все наши с тобой планы рухнут. Нам ведь нужно,  чтобы
"Шерхан" процветал и богател, верно? И нам нет никакого смысла подводить
под монастырь его руководителей.
   - Господи, что же мне делать? - Оксана чуть не плакала. - За что  мне
такое мучение! Мало того, что я два года его терплю, мало  того,  что  я
строю из себя невесть что в постели, только чтобы он не сорвался с крюч-
ка, так теперь выясняется, что он готов мной пожертвовать, потому что не
хочет платить деньги. Ему деньги дороже меня! Никто еще никогда меня так
не унижал.
   - Ну-ну, девочка, не надо, - успокаивал ее Вадим.  -  Никто  тебя  не
унизил. Есипов уверен, что тебе ничто не угрожает, потому и  ведет  себя
так. Если бы он думал, что ты в опасности, уверяю тебя, он говорил бы  и
поступал совсем по-другому.
   - Да плевать я хотела на то, что он думает! - взвилась Оксана. - Тоже
мне, мыслитель, Спиноза, Диоген. Для меня важно, что я сама думаю.  А  я
думаю, что этот уголовник через два дня позвонит  Кириллу,  почует,  что
дело пахнет керосином, и возьмется за меня; А у меня даже охраны нет. Со
мной справиться - раз плюнуть, даже ребенок сумеет.
   - Кстати, об уголовнике, - напомнил Вадим. - Почему все-таки ваш  ми-
лиционер-охранник его пропустил?
   - Потому что он пришел с Вовчиком, телохранителем Есипова.
   - Ах вон что, - задумчиво протянул Вадим. - Это очень любопытно.
   - Что тебе любопытно? - зло всхлипнула Оксана. - Есипов думает только
о том, как хапнуть побольше денег, а отдать поменьше. Ты думаешь о  том,
как бы тебе издательство к рукам прибрать. А обо  мне  ктонибудь  вообще
думает? Кто-нибудь думает о том, что мне страшно, мне плохо, мне против-
но, мне трудно? Я для вас вещь, предмет неодушевленный, инструмент,  при
помощи которого вы добиваетесь каждый своего. Какие же вы все сволочи...
   Она не выдержала и расплакалась. В этих слезах внезапно  выплеснулось
все, что копилось так долго, тщательно пряталось в глубине сознания и не
находило выхода. Ненависть и отвращение к Кириллу, унизительность  прит-
ворства в сексуальных экзерсисах, страх перед  угрозами  невидимого,  но
зато так хорошо слышимого уголовника. И еще одно. Она  больше  не  могла
обманывать сама себя. Она нашла того единственного мужчину, рядом с  ко-
торым хотела бы провести свою жизнь. Мужчину, ради которого она  с  удо-
вольствием сидела бы дома, варила борщи, пекла пироги, жарила мясо,  пы-
лесосила ковры, мыла окна. Рожала и растила детей. Мужчину, которого она
хотела отчаянно, до озноба, до остановки дыхания. Самого умного,  самого
решительного и в то же время спокойного и рассудительного. И этот мужчи-
на сидел сейчас перед ней на диване и озабоченно рассуждал о связи  лич-
ного телохранителя генерального директора издательства "Шерхан"  с  уго-
ловным миром. Больше года она носит в себе тщательно скрываемое  чувство
к нему, она сумела убедить себя в том, что ей просто кажется, что  Вадим
- партнер по бизнесу и не надо даже думать о нем как о партнере по  сек-
су, а тем более по жизни. Ее Мужчина еще придет, они встретятся и  будут
вместе, а Вадима надо выкинуть из головы. Она подсознательно  вела  себя
так, будто видит в нем только друга и партнера, расхаживала перед ним  в
прозрачном белье, принимала его, лежа в постели, одним словом,  всячески
демонстрировала, что ничуть не стесняется его, потому что не видит в нем
мужчину. А он, глядя на ее стройное, длинноногое обнаженное тело, ни ра-
зу не дрогнул лицом, ни разу не показал, что это роскошное тело его хоть
каплю интересует. С деловым видом расспрашивал, как она  занимается  лю-
бовью с Есиповым, и давал ей советы, как  это  нужно  делать  правильно,
чтобы он не заводил себе других баб. Раздевал ее до трусиков и  мыл  под
душем, и при этом руки его не становились потными и горячими.  И  Оксана
твердо поверила, что она Вадиму просто не нравится как женщина. Она не в
его вкусе. Она нужна ему только для осуществления задуманной операции  с
"Шерханом".
   Оксана смирилась почти сразу, она, собственно, даже и не предпринима-
ла попыток соблазнить Вадима, затащить его в постель.  Задавила  в  себе
все мысли о нем в тот же день, когда случайно оказалась перед ним полуо-
детой и не заметила в его глазах ни малейшей искорки интереса. А вот те-
перь все то, что так тщательно скрывалось  и  подавлялось,  выплеснулось
наружу. Она боялась, что через два дня ее убьют. И это вмиг  сделало  ее
свободной от всего, в том числе и от собственноручно наложенных запретов
на мысли о Вадиме.
   - Прости, Ксюша, - говорил Вадим, осторожно гладя ее по волосам, -  я
не думал, что ты это так воспринимаешь. Ведь то, что мы с тобой пытаемся
сделать, это не только для меня. Это и для тебя тоже. Если у нас с тобой
все получится, ты будешь счастлива всю оставшуюся жизнь.
   - Я не буду счастлива, - пробормотала она сквозь слезы.
   - Почему?
   - Я не буду счастлива без тебя, - почти выкрикнула она и зарыдала еще
горше.
   Руки Вадима, обнимавшие ее за плечи, дрогнули, он отстранился и попы-
тался заглянуть в ее залитое слезами покрасневшее лицо.
   - Что ты говоришь, Ксюшенька? Зачем ты так говоришь?
   - Потому что это правда. Я люблю тебя. И мне никто  не  нужен,  кроме
тебя. Я ни с кем не буду счастлива. Только с тобой.
   Вадим снял руки с ее плеч, встал и подошел к бару. Налив в стакан  на
два пальца водки и плеснув тоник, он протянул напиток Оксане.
   - На, выпей. Только залпом.
   Девушка покорно выпила крепкий коктейль и  поставила  стакан  на  пол
возле дивана. Она знала, что от слез лицо ее распухло и стало уродливым,
но ей было все равно, потому что через два дня ее убьют и никто не может
или не хочет ей помочь. Вадим подвинул кресло вплотную к дивану, сел как
можно ближе к Оксане и осторожно взял ее за руки.
   - Девочка, я благодарен тебе за твои чувства. Наверное, я  могу  гор-
диться тем, что меня любит такая замечательная девушка. Я не  миллионер,
я обыкновенный государственный служащий, и зарплата у меня небольшая.  Я
не молодой киноактер, не секс-символ, не всемирно известный модельер.  Я
- никто. И если молодая красавица говорит, что не может  быть  счастлива
ни с кем, кроме меня, это значит очень много. Это,  может  быть,  высшая
похвала в моей жизни. Спасибо тебе, Ксюша.
   Она все поняла. Она ведь была девушкой очень и очень неглупой. Слегка
отодвинувшись, она высвободила руки, достала из кармана халатика платок,
вытерла глаза и вымученно улыбнулась жалкой, дрожащей улыбкой.
   - Но у тебя есть женщина, которую ты любишь, и все, что ты затеял, ты
делаешь ради нее. И, кроме нее, тебе никто не нужен. Правильно? - сказа-
ла Оксана охрипшим от рыданий голосом. - А я кажусь тебе смешной  и  на-
вязчивой. Не бойся, я не буду приставать к тебе. Я бы никогда не сказала
тебе, просто я очень испугалась этого уголовника и  подумала,  что  если
мне суждено умереть через несколько дней, то...  Впрочем,  неважно.  Мне
ничего от тебя не нужно. Я хочу остановиться.
   - Чего ты хочешь? - не понял Вадим.
   - Остановиться. Прекратить игру. Я не хочу больше  жить  с  Есиповым.
Даже видеть его не хочу. Я не хочу ложиться в постель с  человеком,  для
которого деньги важнее меня. И я не хочу быть  богатой,  чтобы  выбирать
себе мужа по любви, а не по кошельку, как ты мне обещал.  Потому  что  я
хочу быть с тобой, а если это невозможно, то никакое богатство и никакая
свобода выбора мужа мне уже не нужны. Если я не могу выбрать тебя, тогда
все бессмысленно.
   - Но, Ксюша, сейчас еще рано останавливаться.
   Мы с тобой не готовы. Я ведь объяснял тебе... В конце концов, если ты
действительно меня любишь, ты должна подумать и о моих интересах.  И  не
отказываться от помощи, даже если сама ты утратила интерес к делу.
   Оксана встала, плотнее запахнула длинный шелковый  халат  с  высокими
разрезами, открывающими при каждом шаге красивые длинные ноги, и вышла в
ванную. Тщательно умывшись холодной водой, она хотела  было  нанести  на
лицо питательный крем, но подумала, что жирный блеск кожи не украсит ее.
"А пусть, - с внезапным отчаянием подумала она. - Я ему не нужна. Он ме-
ня не хочет. Так какая разница, как я выгляжу? Чем хуже, тем лучше".
   Выбрав из выстроенных на полочке кремов самый густой, она стянула во-
лосы на затылке и скрепила их заколкой, туго повязала полиэтиленовую по-
вязку, предохраняющую волосы от попадания на них крема,  и  наложила  на
все лицо жирный белый состав. Глаза по контрасту  сразу  стали  казаться
почти черными, сверкающими и огромными. Вызывающе вздернув подбородок  и
распрямив плечи, она вернулась в комнату, но Вадима там  не  обнаружила.
Он был на кухне и, по обыкновению проявляя полную самостоятельность, го-
товился жарить яичницу с помидорами.
   - На твою долю жарить? - спросил он, не оборачиваясь,  когда  услышал
шаги Оксаны у себя за спиной.
   - Да, будь добр, - ответила она ровно, будто  и  не  плакала  навзрыд
совсем недавно.
   Есть ей совсем не  хотелось,  но  здоровый  аппетит  является  свиде-
тельством спокойствия духа, тогда как его отсутствие говорило бы о  нер-
возности. Она дала слабину, это было непростительно, но что случилось  -
то случилось. Больше не случится. Во всяком случае, не на глазах у Вади-
ма.
   Налив себе еще одну порцию водки с тоником, она взяла сигарету и усе-
лась на кухне, опершись затылком о стену и закрыв глаза. Все сразу стало
скучно и неинтересно. Не нужно. Бессмысленно. Только теперь Оксана поня-
ла, что острый интерес к Вадиму, желание быть с ним  рядом,  видеться  с
ним, разговаривать, вместе обсуждать и решать какие-то проблемы придава-
ли смысл ее жизни. Она испытывала ни с чем  не  сравнимое  удовольствие,
когда подавляла в себе неприязнь к Есипову, преодолевала отвращение, ло-
жась с ним в постель, потому что знала: это та цена, которую она  платит
за свою любовь. И чем выше была эта цена, чем сильнее  были  подавляемые
ею чувства, тем лучше, драгоценнее делалось для нее то, за что платилась
такая высокая цена. Ведь понятно же, что дешевая ерунда не может  стоить
так дорого. Вадим придавал ее жизни вкус, цвет, насыщенность. Вадим зас-
тавлял ее думать, двигаться вперед, что-то изобретать, стараться, совер-
шенствоваться, учиться чему-то. Ей хотелось нравиться ему. Ей  хотелось,
чтобы он ее одобрял и хвалил.
   А теперь ничто не заставит ее продолжать эту историю с Есиповым и его
издательством, историю, которая в одно мгновение стала  муторной,  скуч-
ной, ненужной и отвратительной. Учитывать интересы Вадима? Иными  слова-
ми, самой заняться устройством и укреплением его будущего  благополучия,
его счастья с другой женщиной? Ну уж нет. Не дождетесь. Вот пусть другая
женщина и помогает ему, пусть она, а не Оксана, распускает слюни и изоб-
ражает мамочку, когда у Есипова встанет. Что же, Вадим свою красотку бе-
режет, под чужого мужика ради денег не подкладывает, а  ее,  Оксану,  не
щадит, тратит направо и налево?
   - Она красивая? - спросила она, не открывая глаз.
   - Кто?
   - Эта женщина, которую ты так любишь.
   - Нет, не очень. Для меня она лучше всех, но если судить  объективно,
то внешность у нее вполне стандартная.
   - Сколько ей лет?
   - Много.
   - Что значит "много"? Тридцать? Тридцать пять?
   - Она старше меня. Что означают твои расспросы?
   - Ничего. Просто интересно.
   Она старше Вадима. И внешность самая обыкновенная. Конечно, такую под
Есипова не подложишь. Значит, он эксплуатировал и внешность Оксаны,  по-
тому что у его подруги такой внешности нет. Что же у нее есть такое, че-
го лишена Оксана? Почему эта старуха кажется ему лучше молодой  красави-
цы?
   - У тебя что, тоже эдипов комплекс? - ехидно спросила она. - Тоже  на
старушек тянет, как Есипова? То-то я удивилась, что ты так быстро с  ним
разобрался и даже правильные советы давал. Теперь  мне  понятно,  откуда
ноги растут.
   - Ты не права, Ксюша, - мягко ответил он. - Она старше меня всего  на
три года, ей сорок восемь. И никаких сыновних чувств я к ней не  испыты-
ваю. Эта женщина была со мной рядом много лет, мы вместе  с  ней  прошли
через многие трудности, у нас дети, мы их растим, и мы очень дружим. Она
много сделала для меня в свое время, и я считаю себя  обязанным  обеспе-
чить ей приемлемый уровень существования" хотя  бы  во  второй  половине
жизни. Дети подрастут и сами пробьются, заработают себе на автомобили  и
квартиры. А она уже ничего не сможет для себя сделать. Это моя забота  и
моя обязанность.
   - Ты хочешь сказать, что тебя держит возле нее чувство долга?
   В ней снова вспыхнула надежда. Он не любит свою старую жену, он прос-
то выполняет обязанность. А коль так, ничто не может помешать ему быть с
Оксаной. Пусть не жениться на ней, она не настаивает,  но  просто  быть,
приходить, пить здесь кофе, ложиться в постель. Пусть  он  пообещает  ей
хотя бы это, и она с радостью кинется снова в опасную игру, чтобы  зара-
ботать деньги и спокойно сидеть дома и варить борщи  в  ожидании  редких
визитов Вадима. А может быть, растить его детей...
   - Ты можешь называть это как угодно, но я называю это любовью, - ска-
зал он, лишая ее тем самым последних остатков надежды.
   Он разложил на две тарелки яичницу с помидорами, посыпал сверху мелко
нарубленной зеленью и поставил на стол. Оксана сквозь застилавшие  глаза
слезы смотрела на красно-желто-зеленую смесь в тарелке, и ей казалось  в
эту минуту, что вся ее  наполненная  красками  и  острыми  переживаниями
жизнь превратилась в это бесформенное месиво, безжалостно растоптанная и
грубо перемешанная.
   - Эти деятели из "Шерхана" - большие мастера прятать концы. Нигде  ни
один "левый" тираж не засветился. И в налоговой полиции  на  них  ничего
нет, ни одной зацепочки, хотя там на издателей большой зуб точили. Точи-
ли-точили - а ни на чем не поймали.
   Миша Доценко, вплотную занимавшийся убийством в доме переводчика  Со-
ловьева, проделал огромную работу, но с места в  раскрытии  преступления
так и не сдвинулся. Версий было несколько:  убить  хотели  Собликову,  а
Андрей Коренев просто под руку попался; убить хотели Коренева, а  Собли-
кова попала в жертвы случайно; убить хотели  самого  Соловьева;  убивать
вообще никого не хотели, имела место попытка кражи или, на крайний  слу-
чай, грабежа. И по каждой из этих версий предстояло собрать и  проверить
массу сведений.
   В первую очередь решили отработать Марину Собликову - все-таки  яркое
криминальное прошлое и, похоже, настоящее, а также связи, завязанные  во
время отсидки, и, вполне возможно, сложившиеся там же конфликтные  отно-
шения. Миша перелопатил кучу материалов, нашел и  опросил  великое  мно-
жество людей, наметил нескольких  потенциальных  подозреваемых,  которые
могли возыметь нехорошее желание свести счеты  с  очаровательной  воров-
кой-взломщицей, убил время на проверку их алиби. На это ушло около деся-
ти дней, а результата не дало. Правда, версия Собликовой была самой тру-
доемкой, проверка Коренева и Соловьева представлялась намного более лег-
кой работой.
   Так оно и оказалось. Еще неделя ушла на прорисовку образов Андрея Ко-
ренева и Владимира Соловьева. И опять ничего. Ни явных врагов, ни крими-
нальных связей, ни долгов, ни тяжелых  конфликтов.  Версия  же  случайно
забредшего в дом грабителя представлялась весьма вероятной, но абсолютно
неперспективной с точки зрения возможности раскрытия. Оружие, из которо-
го были застрелены Андрей и Марина, числилось за Министерством обороны и
было утрачено в ходе боевых действий в  Чечне.  Понятно,  что  оно  было
кем-то найдено, вовлечено в незаконный оборот и продано неизвестно  ког-
да, неизвестно кем и неизвестно кому. Тупик.
   - Может быть, все-таки это "Шерхан" решил разделаться с Соловьевым? -
предположил Доценко.
   - Например, зачем? - удивилась Настя. - Я не вижу причин.
   - Они боялись, что Соловьев найдет документ, предприняли ряд  попыток
его изъять, а когда не сумели, то сочли, что проще убить переводчика.
   - Цель со средствами как-то не соотносится, -  с  сомнением  покачала
она головой. - Повод уж больно слабенький. И потом, вы  обратили  внима-
ние, как усиленно руководитель "Шерхана" Кирилл Есипов  выгораживал  Со-
ловьева, уверял, что тот не мог убить помощника и любовницу из ревности.
Он панически боялся, что у Соловьева будут неприятности. Издательство им
очень дорожит. Очень. Настолько, что это уже  делается  просто  подозри-
тельным. Кроме того, вы сами, Мишенька, только что сказали  мне,  что  с
точки зрения налогов у "Шерхана" все в ажуре. Конечно,  им  не  хотелось
бы, чтобы выплыла эта бумажка. Судя по всему, это единственное реальное,
хотя и косвенное, доказательство того, что они гонят контрафактные тира-
жи, не выплачивав за них налогов и не платя гонорара переводчику. Безус-
ловно, это повод для скандала. Но не для убийства же. И последнее: я го-
това согласиться с тем, что это была попытка убить  Соловьева,  если  вы
мне доходчиво объясните, почему она по времени совпала с работой  Собли-
ковой по поиску документа. Шерхановцы должны были знать, что Марина  еще
ищет его. Зачем же они посылают убийцу в эту  же  ночь?  Тем  более  что
убийца скрылся, так и не выполнив своей задачи, Соловьева  он  не  убил,
хотя имел для этого все возможности. Глупость ведь несусветная.
   - Глупость, - согласился Доценко. - Но все равно у  нас  выбора  нет.
Если это был случайный грабитель, мы его никогда  не  найдем,  нечего  и
время тратить. Остается только искать вокруг издательства. Если  уж  там
мы ничего не найдем, тогда придется Признать, что мы проиграли.
   - Ладно, - вздохнула Настя. - Пойдем с двух сторон. Вы  ищете  вокруг
издательства, а я попробую еще раз взяться за Соловьева. Все  равно  нам
нужна "Мечта", уж слишком тесно она связана с делом Черкасова.
   Ночью пошел сильный дождь, и после изнурительной жары можно было  на-
конец вздохнуть свободно. От шума дождя Настя  проснулась  и  неожиданно
для себя обнаружила, что улыбается. Ночной дождь всегда  приводил  ее  в
состояние тихого умиротворения и покоя. Такое  чувство  она  испытывала,
только общаясь с женой брата  Дашей,  которую  Алексей  называл  ходячим
транквилизатором.
   Она лежала, вытянувшись под одеялом и открыв  глаза,  и  слушала  шум
дождя. Откуда-то из глубин памяти выплыли строки:
   И встать я не встаю, и спать не спится...
   И так проходит ночь, и утро настает,
   Все говорят: "Весна..." А дождь не устает -
   Все продолжает литься! -
   И я с тоской смотрю, как он идет...
   Настя осторожно вылезла из-под одеяла, стараясь не потревожить сладко
посапывающего мужа, нащупала ногами тапочки, накинула халат и  вышла  на
кухню. Сердце колотилось как сумасшедшее, будто она только что пробежала
стометровку. По лицу ее блуждала улыбка, глаза сияли. Если бы Алексей  в
этот момент проснулся и увидел свою жену, он очень удивился бы тому, что
она в мгновение ока превратилась почти в красавицу,  причем  без  всяких
ухищрений и косметики. Но он крепко спал.
   Она даже не предупредила Соловьева о своем  приезде.  Она  вообще  не
звонила ему после того разговора с Селуяновым. Просто выпила  утром  две
обычные свои чашки кофе, стакан апельсинового сока, съела гренки  с  сы-
ром, взяла у Алексея машину и поехала в "Мечту".
   Коттеджный городок, умытый ночным дождем и освещаемый ярким  солнцем,
сверкал как игрушечка. Грязные потеки, оставшиеся от  растаявшего  после
зимы снега, исчезли, деревья в лесу покрылись густой сочной  зеленью,  и
все вокруг было красочным и радостным. Дверь в дом Соловьева была откры-
та, в холле сидел уже знакомый Насте милиционер, держа в одной руке  си-
гарету, в другой - книжку.
   - Здравствуйте, - обрадованно сказал он. - Давно вас не было. В гости
приехали?
   - Скорее по делу, - ответила она. - Как у вас тут, спокойно?
   - Спокойно. Посторонних не было. Скажите, а хозяин знает,  что  вы  -
сотрудник?
   - Нет, не должен. А почему вы спросили?
   - Он вами интересовался. Просил, чтобы я помог вас разыскать. Ну,  я,
как велели, морду ящиком сделал, якобы не понимаю и не  знаю  ничего.  И
сменщика моего он на это дело  подбивал.  Но  майор  Селуянов  нас  про-
инструктировал, так что вы не волнуйтесь. Вы надолго?
   - Как получится. Если не разругаемся в первые же минуты, то  часа  на
два, а то и больше. Вы хотите отъехать куда-то?
   - Точно. Сил нет тут сидеть. Владимир Александрович, конечно, человек
вежливый, к столу зовет каждый раз, но мне неудобно. Да и не положено. Я
бы смотался поесть чего-нибудь горяченького, сигарет купить надо,  газе-
ты. Можно?
   - Давайте. Только не больше двух часов, хорошо? И подождите на всякий
случай минут пятнадцать. Если я за это время не уеду - можете быть  сво-
бодны.
   Соловьева она нашла в кабинете. Владимир сидел за компьютером и, судя
по всему, правил собственный текст, так как никакого оригинала на иност-
ранном языке Настя на столе не заметила. Он совсем не ожидал ее  увидеть
и в первое мгновение даже не справился с собой, вздрогнул и неловко дер-
нул рукой, смахнув со стола несколько листков бумаги.
   Настя наклонилась, подняла их, аккуратно сложила на стол, молча обня-
ла Соловьева и поцеловала его в губы.
   - Ну что, Соловьев, поговорим о пожаре? - спросила она, отходя от не-
го и усаживаясь на маленький кабинетный диванчик.
   - О пожаре? - изумленно повторил он. - О каком пожаре?
   - О пожаре далеких дней. Или наш поцелуй был недостаточно долог?
   Краска бросилась ему в лицо. Он медленно  снял  очки  и  стал  тереть
пальцами лоб и виски.
   Наш поцелуй прощальный был так долог...
   На улице среди глубокой ночи -
   Пожар далеких дней.
   - Ты догадалась, - тихо сказал он. - Впрочем, что  ж  удивляться,  ты
должна была догадаться. Может быть, ты вообще единственная, кто мог  это
заметить.
   - Не преувеличивай, любой, кто этим интересуется или занимается  про-
фессионально, мог заметить. Другое дело, что такие люди не читают  лите-
ратуру, которую ты переводишь. Для них это слишком примитивно. А те, кто
читает боевики и триллеры про ниндзя, якудза и прочие страсти,  вряд  ли
интересуются японской классической поэзией. Так что вероятность  распоз-
навания подделки была достаточно мала. Тебе просто не повезло со мной.
   - Но ведь это не преступление.
   - Конечно, нет, - успокоила его Настя. - Волноваться не  о  чем.  При
условии, что автор поставлен в известность. Поставлен?
   - Да, он знает. Собственно, на этом все и построено.  Он  знает,  что
его тексты годятся только для употребления в качестве бумаги. Можно  от-
нести в туалет, можно сдать в макулатуру. Он блестящий фантазер, придум-
щик и знаток специфики, но писать он не может вообще. Совсем  не  может.
Словарный запас - как у десятилетнего ребенка. Этого не смог  бы  читать
даже самый тупой потребитель. Зато он продает свои рукописи  по  баснос-
ловно низкой цене. Фактически даром отдает. Ты, вероятно, знаешь, что за
границей цены не такие, как у нас. Там и жилье, и машины намного  дешев-
ле, и то, что по нашим меркам считается грошами, для них - очень прилич-
ные деньги.
   - А ты, Володя? Ты-то зачем это делаешь? Тебе много платят  за  обра-
ботку?
   - Прилично. На жизнь хватает. И потом, мне нравится. Ты же знаешь,  я
всегда был неплохим стилистом, а вот фантазия бедновата, придумать ниче-
го интересного не могу.
   Это была правда. Еще тогда, много  лет  назад,  он  пытался  сочинять
рассказы, но его тексты больше напоминали стихотворения в прозе.  В  них
не было ни сюжета, ни характеров, ни конфликтов, ни интриги.  Зато  были
образы, тонкие и необычные  сравнения,  изящно  выстроенные,  отточенные
фразы, богатый и яркий язык. Соловьев пытался опубликовать  свои  опусы,
но ему везде вежливо и доходчиво объясняли, что это написано непонятно в
каком жанре. Не рассказ, не очерк, не новелла. Даже не эссе. Просто неч-
то художественное.
   Когда в издательстве "Шерхан" ему показали рукопись японского автора,
Соловьев пришел в ужас. Безграмотный текст, сплошь состоящий из "он ска-
зал", "она подошла", "он ушел", "она взяла". Он сделал над собой  усилие
и дочитал рукопись до конца и только тогда понял, что за этим  беспомощ-
ным лингвистическим лепетом скрывается захватывающий сюжет с  головокру-
жительными поворотами. Но все нужно  было  переписывать  заново.  Причем
так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что автор японец, а не амери-
канец и не русский.  Книге,  написанной  русским  автором  про  японскую
жизнь, цена невелика. Это давно известно.
   - Я могу попробовать, - нерешительно сказал он Есипову тогда. - Прав-
да, не уверен, что у меня получится. Но в таком виде это никуда  не  го-
дится. Вы уже купили рукопись у автора или только взяли на ознакомление?
   - Купили, - вздохнул присутствовавший  при  разговоре  Гриша  Автаев,
коммерческий директор издательства. - Попробуйте,  Володя.  Жаль  будет,
если деньги пропадут.
   И он попробовал. В рукописи было вполне достаточно экзотических дета-
лей и подробностей, относящихся к японскому укладу и японской  культуре,
но для стилистики изложения необходимо было имитировать  особый  аромат,
особый флер образов и оборотов. Соловьев пошел по пути заимствований  из
классической японской поэзии, и именно это придало выходящим из-под  его
пера романам непередаваемое очарование изысканности.
   Рукопись была сдана в издательство,  но  совершенно  неожиданно  бук-
вально через неделю после выхода книги позвонил Семен  Воронец,  главный
редактор "Шерхана". И предложил для перевода и обработки еще одну  руко-
пись. Такую же, если не хуже.
   - Зачем вы это берете? - недоумевал Соловьев. -  Согласен,  в  первый
раз вы не смогли разобраться, потому что у вас под  рукой  не  оказалось
переводчика, который посмотрел текст и смог бы его оценить. Но теперь-то
вы уже знаете, что этот автор не может считаться писателем.
   - Мы рассчитываем на вас, Володя, - просительным голосом заявил Воро-
нец. - С первой рукописью вы справились просто блестяще. Вы  можете  де-
лать из этого материала бестселлеры. Разумеется, ваш труд будет  должным
образом оплачен.
   И Соловьев взялся за вторую книгу. Потом за третью, за четвертую.  Он
втянулся, работа ему нравилась, она позволяла быть стилистом и не требо-
вала того, чего он в принципе не умел - создания сюжета и  интриги.  Это
уже было сделано неким безграмотным японцем - мастером  по  производству
захватывающих дух историй. Интенсивность труда у этого  сюжетопроизводи-
теля была поистине фантастическая, оказывается, он сочинял свои  истории
давно, и к тому моменту в его столе лежало десятка три рукописей,  кото-
рые никому не были нужны, потому что японские издатели  отказывались  от
них, взглянув на первые три строчки. "Это не литература, - говорили они,
брезгливо кривясь, - это в лучшем  случае  сочинение  ученика  начальной
школы, но даже для сочинения здесь многовато грамматических ошибок".
   А автор-то был настоящим графоманом. Он сочинял свои истории без кон-
ца и не мог остановиться. Он был человеком вообще-то  не  бедным,  много
ездил по всему свету, и всюду у него были друзья и родственники, у кото-
рых он жил. Жизненных впечатлений, таким образом, у него хватало, а  от-
сюда и рождались идеи, сюжеты, характеры, конфликты. Автор жаждал славы,
он хотел видеть свое имя, напечатанное на ярких глянцевых обложках круп-
ными буквами. Он хотел давать интервью в газетах и  по  телевидению,  он
мечтал о том, чтобы по его нетленным произведениям снимали фильмы, кото-
рые становились бы лауреатами "Оскаров". И не понимал, почему его творе-
ния никто не хочет печатать.
   Отчаявшись завоевать благосклонность японских издателей,  он  пытался
пристроить свои рукописи в других странах, но там ему объясняли, что мо-
гут рассмотреть вопрос только о книге, написанной на общедоступном  язы-
ке, например, на английском. Чтобы оценить материал, написанный иерогли-
фами, нужен переводчик, а труд переводчика должен быть оплачен.  Кому  ж
охота платить переводчику, если нет гарантии, что вещь стоит  того?  Вот
если бы речь шла о всемирно известном писателе, таком, например, как Ма-
цумото или Ехира, тогда другое дело, потому что это признанные мастера и
тут есть уверенность, что произведение хорошее. А если и плохое, то ведь
такого масштаба имя само себя продает независимо от уровня написанного.
   Автор за собственные деньги заказал перевод одной книги, но  качества
того, что в результате получилось, оценить не смог - английский он  знал
очень слабо, только на уровне бытовой разговорной речи,  ни  писать,  ни
читать на этом языке не мог. Вероятно, переводчик строго следовал ориги-
налу, потому что издательство, куда автор принес английский вариант, от-
казалось от рукописи, прочитав первые несколько страниц.
   Неудачи не сломили этого жизнерадостного оптимиста.  И  он  продолжал
творить. То ли он твердо верил в свою звезду, то ли просто  остановиться
не мог. Его произведения больше напоминали очень сжатый  пересказ  насы-
щенного событиями кинофильма, но автор этого не понимал. Будучи  челове-
ком не особенно образованным и начитанным, он  не  видел  разницы  между
своими творениями и той литературой, которая издавалась массовыми  тира-
жами, он не замечал убогости своего языка, а если и замечал, то  сделать
с этим все равно ничего не мог.
   И вдруг на горизонте возник российский издатель,  который  купил  "на
пробу" одну вещицу. Автор уже ни на что особо не надеялся, поэтому отдал
рукопись за сущие гроши, только чтобы обозначить факт продажи. Он  бы  и
задаром отдал, лишь бы напечатали, поскольку был,  как  уже  говорилось,
человеком небедным, но до крайности честолюбивым.
   А переводчик Владимир  Соловьев  сделал  из  этого  полубезграмотного
рассказа настоящую конфетку. И этим было  положено  начало  целой  серии
книг одного автора, книг, которые пользовались бешеным  успехом  у  рос-
сийских читателей и прекрасно раскупались, принося прибыль издательству.
"Шерхан" приобрел тридцать две рукописи,  из  которых  четырнадцать  уже
вышли в серии "Восточный бестселлер". Осталось еще восемнадцать,  а  ав-
тор-то продолжает сочинять...
   - Теперь я понимаю, почему "Шерхан" так за тебя держится, -  заметила
Настя. - Деньги в рукописи уже вложены, а кроме тебя, никто не сможет  с
ними работать. Ты действительно незаменим для них. И понятно, почему они
так боялись скандала, который ты мог устроить,  уличив  их  в  нарушении
твоих прав. Ты из-за этого мог рассердиться и  отказаться  от  сотрудни-
чества с издательством. А я-то все голову  ломала,  почему  они  столько
усилий приложили, чтобы раздобыть эту случайно попавшую к тебе  бумажку.
Мне казалось, что цель со средствами не соотносится. Уйдешь ты -  найдут
другого переводчика. А оказалось, что никакой  другой  переводчик  их  в
принципе устроить не может. Им нужен только ты. И они вцепились  в  тебя
мертвой хваткой. Володя, они действительно делают "левые" тиражи, я  это
совершенно случайно обнаружила, просто тебе не хотела говорить.
   Она рассказала Соловьеву о том, как купила на  Ленинградском  вокзале
"Клинок" и как сравнивала два экземпляра книги, сидя у себя дома.
   - И когда я читала роман, меня не  покидало  ощущение  чего-то  давно
знакомого, но абсолютно неуловимого, неосязаемого. Знаешь, бывает,  уло-
вишь слабый запах, который связан в твоей памяти с детством, и он тут же
исчезнет, а ты не можешь понять, то ли тебе  почудилось,  то  ли  что...
Вдруг ни с того ни с сего вспомнишь что-то из  своего  детства  и  долго
удивляешься, с чего это такие воспоминания в голову лезут. И здесь  было
так же. Читаю про разборки между преступными кланами японцев в  Америке,
а вспоминаю, как мы с тобой ездили за город или на пляж.
   - Когда ты догадалась? Давно?
   - Только сегодня ночью. Проснулась оттого, что шумел дождь, и  вспом-
нила. "И встать я не встаю, и спать не спится."
   - "И так проходит ночь, и утро настает", - подхватил Соловьев, груст-
но улыбнувшись. - Аривара Нарихира, девятый век. У тебя хорошая  память,
Анастасия.
   - Хорошая, - согласилась она. - Не жалуюсь. И вот когда  я  вспомнила
это стихотворение, то вспомнила и другие. В "Клинке", например, ты напи-
сал: "Человек с грустными глазами - это человек, который в  детстве  ни-
когда не плакал, когда его ругали и били". Мне это сразу показалось зна-
комым, но тогда я не уловила, в чем суть. А сегодня ночью сообразила:
   Печальным -
   (И я был таким)
   Становится сердце ребенка, который не плачет,
   Хотя и ругают и бьют!
   - Исикава Такубоку, - вздохнул Соловьев. - Что ж, раз ты  теперь  все
знаешь, нет смысла отпираться. Спору нет, меня это все не  украшает,  но
ничего плохого на самом деле в этом нет. Я не ворую чужие рукописи, я их
переделываю и довожу до совершенства. На книге стоит имя подлинного  ав-
тора, так что его права не ущемлены.
   Он замолчал и отвернулся, глядя в окно. Настя  терпеливо  выдерживала
паузу, мужественно борясь с желанием закурить.  Наконец  Соловьев  снова
заговорил:
   - Я их ненавижу. Они не зря боялись, что я найду эту проклятую бумаж-
ку. Я не намерен спускать им это с рук.
   - И для этого ты начал меня разыскивать?
   - Я хотел тебя видеть. Я скучал по тебе.
   Настя встала с уютного мягкого диванчика и  с  удовольствием  потяну-
лась.
   - Не лукавь, Соловьев. Поехали на кухню, я сварю себе кофе, и погово-
рим о твоих издателях. Гнев твой праведный, спору нет, и ты имеешь  пол-
ное право начать разбираться с "Шерханом". Только не надо петь мне песни
о твоей глубокой и непреходящей любви ко мне. Я все равно тебе не верю.
   - Почему?
   В голосе его Настя услышала настоящую, неподдельную тоску.  Ей  стало
неловко. В самом деле, почему она так поступает с  ним?  Почему  убедила
себя в том, что он не может ее любить? Только потому, что когда-то он не
ответил на ее чувство? Нет, скорее тут другое. Одинокий больной  человек
готов любить кого угодно, кто вносит хоть какое-то тепло в его тоскливое
одиночество.
   - Не будем об этом, ладно? - мягко сказала она. - Поехали.
   Соловьев развернул кресло и направился из кабинета в гостиную.
   Найти оборванную подвеску от галстучной булавки - дело непростое, ес-
ли не знаешь точно, где ее искать. Коротков и Селуянов внимательно  про-
читали все документы, связанные с обнаружением трупов  восьмерых  юношей
семитской внешности, и ни одного упоминания о нахождении рядом с  трупом
маленькой позолоченной подковки с обрывком цепочки не нашли.
   - Выходит, или подковку просмотрели, или ее  оттуда  кто-то  унес,  -
уныло констатировал Николай. - Наищемся мы ее до чувства  полного  удов-
летворения.
   - Это точно, - вздохнул Коротков. - Но искать все равно надо. Так что
поехали. Начнем с трупов, которые были обнаружены не  работниками  мили-
ции.
   Таких было пять из восьми. Сыщики решили в первую очередь  отработать
те случаи, когда трупы были найдены детьми, подростками  или  молодежью.
Одним словом, теми, кто вполне мог, не впадая в истерику при виде  мерт-
вого тела, проявить любопытство, найти подковку и положить себе  в  кар-
ман. Пять случаев, исходя из этого рассуждения, сократились до трех. Уже
легче.
   Но легче только относительно. Ибо подковка,  найденная  ребенком  или
подростком, вряд ли задержится надолго  у  одного  хозяина.  Она  станет
предметом обмена или вовсе будет потеряна. Зная, каким перипетиям  порой
подвергаются предметы, проходящие через детские  руки,  сыщики  перевели
дух, съели по паре шашлыков и взялись за работу.
   Первый случай обнаружения детьми трупа имел  место  на  берегу  Моск-
вы-реки. Имена, фамилии и адреса двух  друзей-шестиклассников,  наткнув-
шихся на страшную находку, были в материалах дела. Однако родители обоих
мальчиков в один голос стали возражать против беседы оперативников с  их
сыновьями. Дети и без того, как утверждали взрослые, пережили стресс,  и
нет никакой необходимости травмировать их еще раз.
   - Тогда попробуем обойтись без детей, - покладисто согласился  Селуя-
нов. - Скажите, пожалуйста, не видели ли вы у своего сына маленькой  по-
золоченной подковки?
   - Что вы! - испугалась мать одного из мальчиков, Гены Федотова. - Мой
сын не вор. Как вы смеете задавать такие вопросы!
   - Разве я сказал, что он ее украл? - невинно удивился  Николай.  -  Я
только спросил, не видели ли вы у него подковку.
   - Нет, - категорически отрезала женщина.
   Разговаривать с ней было трудно, мать мальчика, видимо, имела сильное
предубеждение против милиции и ее  сотрудников  и  готова  была  костьми
лечь, но не допустить, чтобы ее нежного мальчугана  пытали  злые  грубые
милиционеры. Ничего не добившись, Коротков и Селуянов побрели в  направ-
лении школы, где учились Гена Федотов и Вова Молянов.
   - Обожаю таких мамаш, - проворчал Юра Коротков. - Для  них  все,  что
делают их детки, достойно по меньшей мере Государственной премии.  Сынок
не может быть плохим по определению. Он будет приносить каждый день пол-
ный чемодан дорогих вещей, а маменька сама, без посторонней помощи  при-
думает объяснение, откуда все это берется. Он будет ходить,  накачавшись
наркотиками, а она будет квохтать над ним, потому что  мальчик  переуто-
мился в институте, вон бледненький какой и глазки нездоровые. А когда он
в конце концов совершит ради денег зверское убийство, потому что не смо-
жет справиться с абстиненцией, а купить наркотики не на что,  такая  ма-
мочка будет долго удивляться, рвать на себе волосы и кричать, что  этого
не может быть, что ее мальчик лучше всех на свете и вообще ничто никогда
не предвещало.
   - Ну, разбрюзжался, - миролюбиво откликнулся Селуянов.  -  Нормальная
мамаша, оберегает маленького сына от травмирующего разговора о трупе,  а
ты уже такие выводы делаешь. Максималист ты. Юрок.
   - О! Чувствуется благотворное влияние леди Валентины! - засмеялся Ко-
ротков, дружески обнимая Николая за плечи. - Ты стал всех любить и  всем
прощать. Когда свадьба?
   - Не надейся выпить на халяву. Мы никуда не спешим.
   - А что ж так? Вы оба люди свободные, чего тянуть.
   - Быстрый ты больно. Мы знакомы-то всего два месяца с небольшим.  Вон
Аська - яркий пример, с пятнадцати лет с Чистяковым  любовь  крутила,  а
поженились только год назад. Зато как удачно. Обзавидуешься, на них гля-
дя.
   - Ты на них не равняйся, - вздохнул Коротков. - Аська  -  она  совсем
особенная. У нее все не как у людей. А ты, Коляныч, должен брать  пример
с меня. И не забывать, что с молодой женщиной, которая никогда  не  была
замужем, нельзя слишком долго жить "просто так", это плохо влияет на  ее
психику и на характер ваших отношений.
   Селуянов ничего не ответил, только хмыкнул неопределенно. Они медлен-
но шли по улице к типовому зданию средней школы. До конца уроков остава-
лось около пятнадцати минут, спешить было некуда.
   - Слушай, почему ж так работать не хочется, не знаешь? - задал  фило-
софский вопрос Николай. - Прямо сил никаких нет. Кажется, сел бы  сейчас
на скамейку, закрыл глаза и уснул недели на две. Устал я,  что  ли?  Так
вроде рано еще.
   - Устал, конечно, - согласился Юра. - Ты что, думаешь,  нам  с  тобой
только к пенсионному возрасту уставать положено? Я сам иногда  еле  ноги
таскаю. Спим мало, едим кое-как, и все на нервах. Тут кто  угодно  уста-
нет. Удивляться надо, что мы с тобой вообще еще шевелимся после полутора
десятков лет такой изумительной жизни.
   - Но Аська же не устает, - упрямо возразил Селуянов. - Тоже спит  ма-
ло, тоже перекусывает на ходу и нервничает не меньше нашего, а ничто  ее
не берет. Пашет и пашет как заведенная. Почему так?
   - Ну вот ты опять, - с досадой махнул рукой Коротков. - Я  же  сказал
тебе: ты с Аськой не равняйся. Она другая. Она принципиально другая, по-
нимаешь? Для нее нет ничего интереснее и важнее работы, она ею  живет  и
дышит, она работой вся насквозь пропитана. Аська устанет работать только
тогда, когда устанет жить. Я не хочу нас с тобой обидеть, мы  тоже  свою
работу любим, но у нас в голове кроме нее варится еще масса  других  ве-
щей. Вот ты, к примеру, раз в месяц стараешься урвать денек и слетать  в
Воронеж, с детьми повидаться. У меня тоже семейных проблем выше крыши. И
потом, у тебя Валентина, у меня Люся, а Ася на эти глупости не  отвлека-
ется и душевные силы на романы не тратит. Я уж не говорю о том, что  она
моложе нас с тобой.
   - Не намного. Кстати, Юрок, у нее же день рождения скоро.  Не  забыть
бы нам с тобой ее поздравить. Какого числа, не помнишь?
   - В аккурат в день выборов президента.  Не  забудем,  день  получится
знаменательный. Что дарить, вот в чем вопрос.
   - Да это-то как раз не вопрос. Дата не круглая. Подарим ей пять банок
хорошего кофе, пять блоков сигарет и бутылку мартини, который она обожа-
ет. И приятно, и полезно.
   - Нет, Колян, в тебе романтического полета, - укоризненно  усмехнулся
Коротков. - Разве можно на день рождения продукты дарить?
   - Конечно, можно, - убежденно ответил Николай. - И нужно.  Все  равно
больше нечего. Когда у детей звонок с урока?
   - В час пятнадцать. Сейчас выбегут.
   Гену Федотова и  Вову  Молянова  из  шестого  "В"  они  нашли  легко.
Мальчишки занимались в секции информатики и после пятого урока не  побе-
жали домой, а отправились в школьный буфет поесть,  так  как  занятия  в
компьютерном классе начинались в два часа. В буфете их и отыскали опера-
тивники. Пацаны оказались маленькими серьезными мужчинами, оба в очках и
с выражением непреходящей озабоченности на лицах. Они старательно жевали
котлеты с рисом, от одного вида которых, не говоря уж  о  запахе,  можно
было рехнуться. Почему-то еще с  застойных  времен  существует  традиция
кормить в школьных буфетах такой отравой, которую ни в одном другом мес-
те подавать не посмели бы. Наверное, оттого, что дети безответны и  едят
что дают. В крайнем случае не едят вообще. Но и не жалуются на невкусную
пищу.
   Появление двух дядек из милиции Гена  и  Вова  восприняли  совершенно
спокойно, они, похоже, вообще были не из пугливых. Коротков, прежде  чем
идти в буфет, успел заскочить в учительскую, и  две  минуты  обаятельных
улыбок, адресованных женщинам-учителям, сделали свое дело. Стало извест-
но, что Федотов и Молянов - гордость если не всей школы, то,  во  всяком
случае, трех шестых классов, круглые отличники, ведут себя  примерно,  а
на уроках физкультуры являются бессменными чемпионами по бегу и  прыжкам
в длину. Одним словом, не дети, а мечта семьи и школы.
   - А мы думали, вы преступника давно уже нашли, - презрительно  заявил
оперативникам Гена. - Что ж вы так долго?
   - Ну извини, брат, - развел руками Коротков. - Так получилось.  Улику
одну найти никак не можем, а без нее убийцу ни за что  не  поймать.  Вот
пришли к вам посоветоваться, может, подскажете что-нибудь.
   - Знаем мы эти  приемчики,  -  тут  же  откликнулся  Вова,  поправляя
большие очки на тоненьком носике. - Взрослые никогда с нами не советуют-
ся. А если говорят, что советуются, это значит, что они сами уже все ре-
шили, а теперь хотят нас убедить.
   - Напрасно ты так, - покачал головой Селуянов. - Хотя в целом ты, ко-
нечно, прав, спорить с этим трудно. Но в данном случае ты ошибся. И  без
вашей помощи мы ничего решить не можем.
   Попытка сыграть на мальчишеском любопытстве успеха не  возымела.  Ко-
ротков и Селуянов держали драматическую паузу в надежде на то, что паца-
ны не вытерпят и спросят, в чем же дело и чем они могут помочь дяденькам
из милиции. Но Гена и Вова невозмутимо ели котлеты и рис грязно-коричне-
вого цвета, не обращая на сыщиков ни малейшего внимания. Коротков понял,
что старые, испытанные приемы уже не срабатывают и надо брать инициативу
на себя.
   - Друзья мои, мы должны найти маленькую подковку. Без этого  преступ-
ника нам не поймать. Но на месте преступления милиция ее не нашла. А она
должна быть. Обязательно должна. И я хочу спросить вас, не видели ли  вы
ее рядом с тем человеком, которого вы нашли. А если видели, то не знаете
ли, куда она делась. Вот, собственно, и все.
   - Вот эта?
   Вова полез в карман, вытащил руку и разжал ладошку. Маленькая позоло-
ченная подковка с двумя звеньями от разорванной цепочки лежала  на  ней,
как в уютном гнездышке.
   - Эта. Где ты ее нашел?
   Мальчуган снова сжал ладошку, подковка исчезла.
   - Там нашел. Рядом с... Ну, с тем человеком. Я думал, она ничья. Взял
на счастье. Все говорят, что подкова счастье приносит.
   Коротков оценил ту деликатность, с которой Вова Молянов избежал  неп-
риятных слов вроде "покойник", "мертвец", "труп". Он услышал, запомнил и
повторил то выражение, которое только что употребил сам Юрий. "Тот чело-
век".
   - Ну и как, принесла она тебе удачу?
   - Не знаю. У меня и до этого все было в порядке.
   - Что ж, будем надеяться, что без нее дела у тебя хуже не  пойдут.  В
конце концов, ты ведь мужчина, должен уметь справляться собственными си-
лами. Верно?
   Мальчик поднял на Короткова глаза, ставшие бездонными и огромными.
   - Вы ее заберете?
   - Да, Вова. Я должен это сделать. Я понимаю, ты привык к ней, она те-
бе дорога. Но я должен. Пойми меня. И не сердись.
   Маленький кулачок сжался еще крепче. По круглой нежной щеке скатилась
предательская слеза.
   - А если я не отдам?
   Действительно, а если он не отдаст? Силой отнимать, что ли? С  ребен-
ком драться? Взывать к его гражданскому сознанию?  Пугать  традиционными
милицейскими страшилками? Бред.
   - Я очень тебя прошу, Володя, - тихо сказал Коротков, положив руку на
его плечо. - Ты взрослый парень, ты сам должен понимать, как это  важно.
Я знаю, как больно и трудно расставаться с любимой вещью, к которой при-
вык. В жизни вообще много такого, что больно и трудно, но через это при-
ходится проходить. Только у маленьких детей все легко, просто и  весело.
А ты уже не маленький, и тебе придется привыкать к утратам. Может  быть,
эта - первая, но, честное слово" не последняя, и надо учиться переносить
это с достоинством и мужеством. Ты сумеешь. Я  уверен,  что  ты  сумеешь
справиться с этим.
   В школьном буфете стояли шум, гам и визг, но вокруг стола, за которым
сидели двое мальчишек и двое взрослых, казалось, кто-то воздвиг стеклян-
ный колпак, не пропускающий ни звука. Все четверо молчали, и мир  затих,
ожидая, когда одиннадцатилетний ребенок  примет  первое  в  своей  жизни
трудное решение, добровольно расставаясь с маленькой  позолоченной  под-
ковкой, которую он целых три месяца носил "на счастье".
   Маленький кулачок медленно разжался. Коротков хотел было просто взять
подковку и сунуть в карман, но вовремя спохватился. Нельзя небрежно  об-
ращаться с тем, что так дорого мальчику. Он достал полиэтиленовый  паке-
тик, осторожно положил в него подковку, пакетик так же аккуратно засунул
в конверт, заклеил его и после этого положил в бумажник.  Внезапно  Вова
сорвался с места и выскочил из буфета. Гена Федотов продолжал сидеть не-
подвижно, не говоря ни слова.
   Оперативники встали.
   - Твой товарищ - настоящий мужчина, - очень серьезно сказал Селуянов.
- Так ему и передай. Он может гордиться собой. И не оставляй его одного,
ему сейчас тяжело, и ты должен как друг его поддержать.
   Гена молча кивнул, но с места не сдвинулся.
   Юра и Николай быстро уходили подальше от школы. Обоим  казалось,  что
детское горе от первой утраты висит в воздухе и виновники этого  горя  -
они сами.
   - Черт, как все-таки тяжело с детьми, - в  сердцах  бросил  Коротков,
когда они отошли на два квартала. - Ведь понимаешь, что ерунда,  никакой
трагедии, подумаешь, подковка какая-то несчастная, а  для  пацана  такое
горе, что сердце разрывается. Хоть смейся, хоть плачь.
   - И знаешь, что при этом самое смешное? - подхватил  Коля.  -  Бовина
мама больше всего боялась, что его травмируют разговоры о трупе, который
он нашел. А он и глазом не моргнул. Он еще не понимает, что такое смерть
и как это страшно. А из-за подковки расплакался. Вот где для него насто-
ящая травма. У меня такое чувство, будто мы ребенка обокрали.
   - Ладно, хватит о грустном. Давай будем радоваться тому, что нам  се-
годня сказочно повезло. Подковку нашли с первого же захода. Такая  удача
редко бывает. По нашему сыщицкому счастью, если  мы  ищем  в  нескольких
местах, то находим всегда в последнем. Куда двигаемся?
   - К Черкасову. Покажем ему подковку, а то  вдруг  окажется,  что  она
вовсе не от его булавки. Слушай, - вдруг спохватился Селуянов, - а мы  в
ту сторону идем? Мы же машину возле дома  Молянова  оставили.  По-моему,
нам надо было от школы поворачивать направо.
   - Да? - удивился Коротков. - А мы куда свернули?
   - Налево.
   - И как это нас угораздило?
   - От расстройства, наверное. Не могу видеть детские слезы.
   - И я не могу, - вздохнул Юра. - И какая сволочь придумала, что мили-
ционеры в силу своей работы делаются черствыми? По-моему, как раз наобо-
рот. Наверное, к старости я стану совсем сентиментальным. Давай попробу-
ем дворами пройти...
   Перед Михаилом Черкасовым лежала внушительная стопка фотографий  всех
взрослых обитателей коттеджного городка "Мечта".
   - Михаил Ефимович, тот человек, который хочет устроить вам кучу  неп-
риятностей, каким-то образом связан с "Мечтой". Или живет там, или прос-
то бывает. Я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели фотографии всех,  кто
там живет. Может быть, вы кого-то из этих людей знаете.
   - Я не совсем понимаю, - растерянно ответил Черкасов. - Почему я дол-
жен их знать?
   - Потому что человек не может хотеть вам зла ни с того ни с сего.  Он
что-то имеет против вас, а это значит, что вы скорее всего лично  с  ним
знакомы. Конечно, я допускаю, что он может мстить вам за  что-то  и  при
этом вы никогда с ним не встречались, но такие случаи крайне редки.  Да-
вайте начнем с самого простого: вы с ним знакомы, может быть, раньше бы-
ли знакомы, но давно не виделись. Посмотрите, пожалуйста, внимательно.
   Подковку Черкасов узнал с первого взгляда.  И  оперативники  еще  раз
убедились в том, что к восьми трупам он не имеет никакого отношения. Ес-
ли бы имел, история с подковкой вообще не выплыла бы никогда. Он  просто
"не обнаружил" бы отсутствия подвески на галстучной булавке.
   Михаил Ефимович старательно перебрал около шести десятков фотографий,
подолгу всматривался в лица.
   - Нет. Я никого из них не знаю. Никогда не встречался.
   - Вы совершенно уверены? Не ошибаетесь?
   - Совершенно уверен. А вы мою фотографию им показывали?
   - Показывали, - удрученно ответил Коротков. - Никто из них  не  приз-
нался, что знает вас.
   - Ну вот видите, значит, я не ошибся. Послушайте, мне, честно говоря,
изрядно надоело здесь сидеть. Вы не можете отпустить меня домой?
   - К сожалению, вам придется еще  потерпеть.  Преступник  должен  быть
уверен, что его замысел удался и мы подозреваем только вас, и больше ни-
кого.
   - А что будет, если он поймет, что вы поверили в мою невиновность?
   - Поймите, Михаил Ефимович, то, что сделал этот человек, требует  ог-
ромных усилий и злой воли. Все, что он сделал,  направлено  против  вас.
Это означает, что он не просто очень хочет  вас  уничтожить.  Это  стало
смыслом его жизни. И если он поймет, что мы вам поверили, он не  остано-
вится. Он все равно будет стараться взвалить на вас вину за тяжкие прес-
тупления. А это - новые жертвы. Подумайте о них. Он  пытается  разыграть
карту "маньяк-гомосексуалист с тягой к мальчикам". Если мы  сегодня  вас
отпустим, то завтра или послезавтра мы найдем очередной труп подростка с
уликами, прямо указывающими на вас. Вы этого хотите?
   Разумеется, этого Черкасов не хотел.
   Найти подходы к сотрудникам МИДа, занимающимся культурными связями  с
Японией, было непросто. Это были люди занятые и не желающие тратить вре-
мя на беседы с Московским уголовным розыском, тем более что  беседы  эти
должны были носить какойто совсем нелепый характер.
   Среди чиновников Министерства иностранных  дел  Насте  удалось  найти
двоих сокурсников, и один из них все-таки добился, чтобы человек,  осве-
домленный в вопросах современной культуры Японии, уделил ей полчаса.
   - Накахара? - вздернул брови японист, выслушав Настин вопрос. -  Нет,
о таком писателе я не слышал. Во всяком случае, в Японии его не знают.
   - Тогда я спрошу по-другому. Есть ли сейчас в Японии автор, с успехом
пишущий в жанре детектива, боевика или триллера?
   - Это есть, - тут же согласился мидовец. -  Правда,  их  немного,  по
пальцам перечесть можно, такая литература идет вразрез  с  национальными
культурными традициями и считается малопрестижной и  предназначенной  не
для интеллектуальной элиты. Но есть, это несомненно. Недавно там  взошла
очень яркая звезда, Отори Митио. И практически сразу же завоевал мировую
известность. Его переводят на множество языков, фильмы  снимают  по  его
книгам. Кстати, расскажу вам забавную вещь. Вы знаете, что индийский ки-
нематограф производит примерно 850 фильмов в год?
   - Сколько?! - ужаснулась Настя.
   - Восемьсот пятьдесят. Каждый штат имеет свои киностудии и производит
кинопродукцию. Вопрос в том, где брать сюжеты. Так они  с  большим  удо-
вольствием используют в качестве первоисточников не только книги,  но  и
зарубежные фильмы. Пару лет назад у нас по  телевизору  даже  показывали
один такой шедевр. Полностью передрали "Возвращение  в  Эдем",  слово  в
слово, только перенесли действие в Индию, и герои соответственно превра-
тились из австралийцев в индусов. А в остальном полная идентичность. Так
вот, это я к тому рассказываю, что Отори Митио там очень популярен. Поч-
ти по всем его книгам сделаны фильмы, преимущественно в Штатах, в Турции
и в Китае. И все до единого фильмы переделаны индусами и выпущены на эк-
раны. Такой товар находит спрос, у него очень динамичное действие, кото-
рое происходит практически по всему свету, много европейских  персонажей
и в то же время любопытная восточная специфика. Не  побоюсь  утверждать,
что Отори Митио - один из самых богатых писателей на сегодняшний день.
   - Почему же у нас в России его не издают? - удивилась Настя. - Ведь у
нас сейчас большой спрос на такую литературу.
   - Вероятно, не по карману, - пояснил мидовец. - Такого  класса  автор
требует огромных гонораров, которых наши российские издатели пока еще не
могут платить.
   - Но ведь у нас выходят книги Шелдона, Коллинз, Ладлэма. Это тоже ав-
торы с мировым именем, и гонорары у них, надо думать, не маленькие. Неу-
жели у этого японца запросы выше?
   - Вполне возможно. А может быть, он просто не хочет иметь дело с рос-
сийскими издателями. Например, не доверяет качеству перевода или  полиг-
рафическое исполнение его не устраивает. Вы меня простите, но  я  как-то
утратил нить нашей беседы, а время между тем идет. Вы  что,  собственно,
узнать хотели? Почему нашими культурными связями с  Японией  не  охвачен
известный писатель? Или что-то другое?
   - Спасибо, Денис Владимирович, я уже все узнала, - ответила Настя.  -
Извините, что отняла у вас время.
   Прямо из МИДа она помчалась к матери. Надежда Ростиславовна несколько
лет работала за границей и имела знакомых по всей Европе. Именно  это  и
было Насте сейчас нужно.
   - Мама, мне нужна твоя помощь, - заявила она прямо с порога.
   - Разумеется, - улыбнулась мать, - ни в каком другом случае ты к  нам
не приезжаешь. Родители для того и нужны, чтобы помогать.
   - Ну мам...
   - Да я не в упрек, Настенька, Бог с тобой. Я же знаю, сколько ты  ра-
ботаешь. Так что опять случилось?
   - Ты могла бы позвонить своим друзьям за границу и  попросить  срочно
прислать пару книг?
   - Каких именно?
   - Автор - Отори Митио. Две-три любые его книги. Только на том  языке,
на каком я сама читаю.
   - Это для работы или так, баловство?
   - Для работы. Еще мне сказали, что по всем его книгам сняты фильмы, и
было бы очень желательно получить видеокассету, хотя бы одну. Мне  важно
посмотреть, стоит ли в титрах его имя и в каком виде. Является ли он сам
автором сценария или упоминается только как автор  романа,  по  которому
снят фильм.
   - Деточка, ты занялась авторским правом? - изумилась Надежда  Ростис-
лавовна. - С каких это пор?
   - С тех, мамуля, с каких за это начали убивать. Так ты сделаешь то, о
чем я прошу?
   - Хорошо. Сейчас я начну дозваниваться, а свою просьбу  ты  объясняй,
пожалуйста, сама.
   Мать уселась за телефон, а Настя пошла на кухню, где ее отчим,  кото-
рого она с самого детства называла папой, занимался  починкой  развалив-
шейся табуретки, попутно поглядывая в маленький черно-белый телевизор.
   - Как живешь, ребенок Настя? - спросил Леонид Петрович.
   - Умеренно. Больной скорее жив, чем мертв, - пошутила она.
   - Почему одна, без Лешки?
   - Незапланированный визит. Еще час назад я не знала, что поеду к вам.
   - Что-нибудь случилось?
   - Угу. Страшное подозрение на страшное преступление. Пап, дай  поесть
чего-нибудь голодному ребенку, а?
   - На сковородке отбивные, возьми хлеб. Или, может, суп хочешь?
   - Нет, суп не хочу. Пап, ты у меня все знаешь, скажи, у криминалистов
есть методики установления различий в полиграфической продукции?
   - Очень ограниченные. Ты можешь конкретизировать вопрос?
   - Меня интересует, можно ли установить различия между книгами,  кото-
рые были отпечатаны с одних и тех же пленок в одной и той же типографии,
но в разное время.
   - Практически нет. Если, конечно, использовался разный клей и  прочие
материалы, то тебе могут сказать, что книги из разных  партий.  Но  ведь
разным клеем могут пользоваться и в рамках одного тиража. Один клей  за-
кончился, пустили другой. Что тебе нужно-то?
   - Мне нужно установить, что одни книги были напечатаны раньше, а дру-
гие - позже. Причем значительно позже. Разница во времени доходит до го-
да, - а то и больше.
   - Должен тебя разочаровать, ребенок. Таких методик у  нас  пока  нет.
Думаешь, почему сейчас такая морока с поддельными ценными бумагами?  Как
раз поэтому. А недавно на концерт одной известной певицы продали ровно в
два раза больше билетов, чем мест в зале. То есть на каждое место  -  по
два билета. И отличить настоящий от поддельного, а уж тем более  опреде-
лить, где их печатали, так и не смогли. Если твои книжки делали в  одной
и той же типографии, то разница только в  степени  высыхания  краски.  А
этого мы достоверно определять не умеем.
   - Жалко, - огорчилась Настя. - А я так надеялась...
   - Настя! - послышался из комнаты голос матери.
   - Бегу!
   Она положила на стол надкушенный бутерброд с отбивной и  помчалась  в
комнату. Через пять минут ей было дано твердое обещание найти книги  из-
вестного японского автора и снятый по его роману  фильм  и  переслать  в
Москву с первой же оказией. Голос собеседника, говорившего по-французски
с заметным акцентом, показался ей знакомым. Даже не сам голос, а  именно
акцент, манера произносить слова.
   - Кто это был? - спросила она у матери, положив трубку.
   - Фернандо. Ты его в прошлом году встречала и по Москве возила,  пом-
нишь?
   - Конечно. Черт, неудобно как получилось. Я его не узнала и  разгова-
ривала как с незнакомым.
   - Ничего страшного. А ты ему в тот раз очень понравилась,  и  он  мне
сказал, что для тебя готов скупить все книжные магазины Мадрида. Как  вы
договорились?
   - Он записал мой телефон и обещал позвонить, как только будет ясно, с
кем и когда он отправит посылку. Какой-то его знакомый  как  раз  после-
завтра летит в Москву, и если он успеет купить книги, то с ним  и  пере-
даст.
   - Ну и славно. Ужинать останешься?
   - Спасибо, мамуля, я помчусь. Лешка обидится, если я  сытая  заявлюсь
домой.
   - Подожди, я тебе с собой кое-что дам.
   Надежда Ростиславовна принялась упаковывать в мисочки и пакетики  жа-
реное мясо, салат с крабами, большие куски домашнего пирога.
   - Да не надо, мам, - пыталась сопротивляться Настя. - У нас все есть.
Сами ешьте.
   - Надо, - твердо сказала Надежда Ростиславовна. - Я знаю, как вы  пи-
таетесь. Еще хорошо, когда Алешенька дома. А когда его  нет,  ты  вообще
хватаешь кусок хлеба с сыром - и довольна собой.
   - Между прочим, твой любимый  Алешенька  сегодня  дома  и  приготовит
прекрасный ужин, - заявила Настя, быстро дожевывая отбивную.
   - Между прочим, - передразнила ее мать, - если бы ты  взяла  на  себя
труд хотя бы раз в день звонить домой, ты бы знала, что  моего  любимого
зятя там нет. Ты моталась весь день черт знает где, и он не мог до  тебя
дозвониться, чтобы сообщить, что должен  срочно  ехать  в  Жуковский  на
два-три дня. Он тебе дома записку оставил и  нас  с  отцом  предупредил.
Дочь, ну когда ты станешь человеком? Когда ты наконец научишься быть бо-
лее внимательной если уж не к нам с папой, то хотя бы к собственному му-
жу? Неужели так трудно позвонить?
   Упрек Настя приняла. Он был вполне справедливым. Затолкав продукты  в
огромную спортивную сумку, которая стала  неподъемной,  она  расцеловала
родителей и поплелась к метро, чувствуя себя смертельно усталой.