Глава 17

   Теперь путь был только один - копаться в биографии  Черкасова,  чтобы
нащупать человека, который мог так люто его ненавидеть. При этом  опера-
тивники понимали, что одних лишь воспоминаний Михаила Ефимовича для это-
го совершенно недостаточно. Практика показывала, что люди даже под стра-
хом огромных неприятностей могут умалчивать об имевших место конфликтах,
не желая рассказывать посторонним истории, в которых сами  они  выглядят
не лучшим образом. Кроме того, есть и такая штука, как вытеснение, когда
человек действительно не вспоминает то, о чем ему вспоминать не хочется.
Одним словом, помимо Черкасова следовало искать и другие  источники  ин-
формации о его жизни.
   Работать с Черкасовым послали Мишу Доценко, а  обаятельный  улыбчивый
Коротков отправился к матери Михаила Ефимовича. Он хорошо  помнил  выка-
занное ею при первой встрече активное нежелание говорить о сыне и особых
надежд на эту встречу не питал.
   Мать Черкасова встретила Юрия холодно и настороженно.
   - Вы по-прежнему занимаетесь Михаилом? - спросила она. - Вероятно, он
натворил нечто ужасное, раз это тянется так долго.  Впрочем,  я  уже  не
удивляюсь, от такого, как он, можно ждать чего угодно.  Как  его  только
земля носит!
   - Вера Васильевна, вы напрасно так говорите. Ваш сын не сделал ничего
дурного...
   - И я слышу это от работника милиции! - патетически воскликнула  Чер-
касова. - А мы еще удивляемся разгулу преступности. Как же не быть этому
разгулу, если сама милиция считает гомосексуализм нормальным явлением!
   Юрий понял, что борьба с женщиной предстоит  нешуточная.  Она  твердо
стояла на своих позициях, считая гомосексуализм величайшим из грехов,  и
всех, кто относился к нему более или менее терпимо, готова была  прирав-
нивать к убийцам и насильникам.
   - Вера Васильевна, я понимаю, что говорить о сыне вам неприятно и тя-
жело, но я прошу вас пойти мне навстречу. Речь идет о серьезных преступ-
лениях, и ваш рассказ может оказать нам огромную помощь.
   - Какие серьезные преступления совершил этот подонок?
   - Он ничего не совершил. Напротив, есть некий человек, который  хочет
свести счеты с вашим сыном и посадить его в тюрьму всерьез и надолго.  А
если получится, то и под расстрел подвести. И мы хотим установить  этого
человека.
   - То есть вы хотите сказать, что Михаилу кто-то мстит?
   - Да, именно это я и хочу сказать.
   - Что ж, ничего удивительного. Все эти  педерасты  -  грязная  крими-
нальная публика. Ищите среди них - не ошибетесь. Не понимаю, чем я  могу
вам помочь. Я не виделась с сыном с тех самых пор, как обнаружилась  эта
гадость. И никаких его знакомых не знаю.
   - Мы ищем в среде гомосексуалистов, не сомневайтесь.  Но  параллельно
мы пытаемся узнать как можно больше о всей жизни Михаила. О его школьных
и студенческих годах. Может быть, желание отомстить уходит  корнями  как
раз в тот период и никак не связано с его сексуальными наклонностями.
   - Чушь, - безапелляционно заявила Вера Васильевна. - Он никогда ни  с
кем не конфликтовал, пока вел нормальную жизнь,  за  это  я  могу  пору-
читься.
   - Вот и расскажите мне поподробнее о всей его жизни, -  попросил  Ко-
ротков. - И если у вас есть  семейный  альбом  с  фотографиями,  давайте
вместе его посмотрим.
   Черкасова немного смягчилась. Редко кто проявляет интерес к чужим се-
мейным фотографиям, запечатленные на них моменты обычно дороги и памятны
только самым близким. Но ведь этим близким не станешь рассказывать  все,
что касается снимков, - они и без того все знают. А Юрий понял, что  ра-
зубеждать женщину бесполезно, она никогда не согласится с тем,  что  сын
ее - вовсе не живое олицетворение греха и грязи, и не захочет помочь вы-
тащить его из беды. Значит, надо апеллировать к жалости к невинно загуб-
ленным мальчикам. Но об этом говорить не хотелось.
   Окидывая исподтишка взглядом однокомнатную квартирку, в которой  Чер-
касова жила вместе со своей бывшей снохой, Юра думал о том, что эта сов-
местная жизнь вряд ли была легкой и  безоблачной.  Шестидесятитрехлетняя
Черкасова с жестким, неуступчивым характером, раз и навсегда  отрекшаяся
от единственного сына, и незамужняя (то есть разведенная) женщина  трид-
цати пяти лет, которой нужно как-то устраивать свою личную жизнь. У  них
совсем разный круг общения, совсем разные интересы и привычки, а они вы-
нуждены ютиться под боком друг у друга в одной  комнате  и  в  маленькой
шестиметровой кухне. Судя по мебели и вещам, они  не  бедствуют,  бывшая
жена Черкасова зарабатывает неплохо, но ей, наверное, не совсем понятно,
почему она должна на свои деньги содержать бывшую  свекровь-пенсионерку.
С другой стороны, жила она в квартире именно свекрови, потому  что  ког-
да-то, потрясенная зрелищем собственного мужа  в  объятиях  собственного
родного брата, наотрез отказалась судиться с  ним  из-за  жилплощади  и,
мгновенно собрав вещи, юркнула под крыло Веры Васильевны и там зализыва-
ла раны. А когда спохватилась, прошло уже много времени, и, наверное, не
нашлось  мужества  сказать  пожилой  женщине  о  том,  что  надо  бы  им
разъехаться и жить отдельно. Ведь свекровь так страдала, а, кроме снохи,
у нее никого из близких в Москве нет.
   Вера Васильевна принесла и разложила на столе альбомы с фотографиями.
Часть снимков была вставлена в  держатели  на  плотных  серых  страницах
альбомов, но большинство фотографий просто лежало между страницами.
   - Это мой муж. - Черкасова показала на снимок красивого статного муж-
чины в военной форме. - Он умер давно, Мише было семь лет. На этом сним-
ке Ефиму двадцать три года, он только-только с войны вернулся.
   Двадцать три! А Коротков, глядя на мужественное лицо и наполовину се-
дые волосы, подумал, что отцу Черкасова на этой фотографии лет  тридцать
пять. Впрочем, война не проходит бесследно.
   - Мы с ним тогда еще знакомы не были, Ефим ведь был  старше  меня  на
десять лет. Мы познакомились только в пятьдесят втором,  когда  мне  уже
было двадцать лет, а ему - тридцать.
   - Михаил очень на него похож, - заметил Коротков,  но  по  тому,  как
сжались в узкую полоску губы Веры Васильевны, понял,  что  реплика  была
неудачной. В самом деле, какое может быть сходство между  бравым  героем
войны, настоящим мужчиной, мужем и отцом, и  каким-то  жалким,  отврати-
тельным гомосексуалистом?
   Дальше пошли младенческие и школьные фотографии  Черкасова.  Судя  по
ним, у мальчика с раннего детства имелся лишний вес, он был  рыхловатым,
хотя и рослым, поэтому полнота сходила за плечистость и массивность. Ми-
ша в третьем классе... В шестом... В седьмом... На  пионерском  сборе...
На субботнике... С матерью в Крыму... Миша взрослел, черты лица станови-
лись четче и определеннее, он все больше делался похожим на того  Черка-
сова, которого Коротков знал сейчас.
   А вот и студенческие годы. Миша-первокурсник, сияет, прижимая к груди
зачетку.
   - Это он сдал первую сессию, - пояснила Вера Васильевна.  -  На  одни
пятерки. Такой был счастливый! А вот на этом снимке он с  однокурсниками
на картошке.
   Коротков взял большую, восемнадцать на двадцать четыре, фотографию  и
стал внимательно рассматривать молодые веселые лица. Ребята  в  джинсах,
спортивных брюках, свитерах позируют перед объективом, обнявшись за пле-
чи и хохоча. Рядом с Черкасовым - симпатичная стройная девушка, черново-
лосая, с короткой стрижкой и большими темными глазами.
   - Это его девушка? - спросил Коротков, указывая на  хорошенькую  брю-
нетку.
   - Это Ниночка, - вздохнула Вера Васильевна. - Миша долго за ней  уха-
живал, до четвертого курса.
   - А что потом? Они расстались?
   - Да, когда Миша бросил институт. До сих пор не могу  понять,  почему
он это сделал.
   Вот это номер! Выходит, Вера Васильевна не знала, что ее  сын  не  по
собственному желанию оставил учебу. Его выгнали со скандалом за связь  с
первокурсником. Как же Мише удалось скрыть от матери? Наверное, он очень
постарался не травмировать ее. Можно представить, чего ему  это  стоило,
ведь такие скандалы комсомольские организации страсть как  любили  дово-
дить до сведения всех кого ни попадя, в том числе и сообщая по месту жи-
тельства и по месту работы родителей. Коротков живо представил себе, как
Черкасов просил, умолял, унижался, может быть, даже давал взятки, только
чтобы мать ни о чем не узнала.
   - Как фамилия Нины, не помните?
   - Нет. Собственно, я, кажется, и не знала ее фамилии. Просто Нина,  и
все. Она была из очень хорошей семьи, такая славная девочка, добрая, ве-
селая. Я надеялась...
   Вера Васильевна вздохнула, и губы ее снова превратились в  узкую  по-
лоску.
   - Вот эти фотографии сделаны на свадьбе Миши и Оленьки. Остальное вам
неинтересно, более поздних Мишиных снимков у меня нет.
   Коротков попросил дать ему групповой студенческий снимок и распрощал-
ся с матерью Михаила Черкасова.
   Теперь нужно было отыскать Нину - девушку, за которой ухаживал Черка-
сов во время учебы в Плехановском институте. И Коротков снова отправился
на квартиру, где прятали Михаила Ефимовича. К его удивлению, к  вопросам
о Нине Черкасов отнесся без энтузиазма, было  видно,  что  разговор  ему
неприятен и тягостен.
   - Не тревожьте ее, - сердито сказал он. - Она тут ни при чем.
   - Но вы хотя бы знаете, где она сейчас, чем занимается?  -  настаивал
Коротков.
   - Нет. Вы должны понимать, что тот скандал ее  очень  травмировал.  Я
старался больше никогда не попадаться ей на глаза.
   - Назовите мне ее фамилию.
   - Нет. Я прошу вас, пожалуйста... Мне невыносимо думать, что вы буде-
те расспрашивать ее обо мне. Не делайте ей больно.
   - Но, Михаил Ефимович, прошло столько лет. Она наверняка уже все  за-
была, а если и не забыла, то, во всяком случае, это не может ее  травми-
ровать. Поймите же, если она была вашей подругой  достаточно  долго,  то
вполне может знать, кто из ваших знакомых затаил на вас зло. Более того,
я допускаю, что она знала это, но по каким-то причинам от вас  скрывала,
чтобы вас не огорчать. Может быть, у нее были поклонники, которые ревно-
вали ее к вам. Может быть, вы ненароком кого-то обидели и сами этого  не
заметили, а она знала, что этот человек носит камень за пазухой.
   - Нет. Юрий Викторович, попробуйте понять, что ей пришлось  пережить.
Мы встречались с ней целых два года, весь курс знал о том, что у нас ро-
ман, мы ни от кого не скрывались, всегда были вместе. И вдруг оказалось,
что я... Да, меня выгнали, но она-то осталась. И каждый день  ловила  на
себе косые, насмешливые или даже презрительные взгляды, мол, связалась с
голубым, два года жила с ним и не распознала. Мол, думала, что  он  тебя
любит, а он плевать на тебя хотел, ему мальчиков подавай, а ты для  него
была - так, временная замена, суррогат. Нина была сильной  девушкой,  но
всякой силе и мужеству есть предел. Я не знаю, на сколько ее хватило, но
не исключено, что она не выдержала и ушла из  института.  Наверное,  она
как-то устроила свою жизнь, сумела забыть ту боль, которую я  ей  причи-
нил, но я не хочу, чтобы по моей инициативе и с моей подачи вы снова на-
чали ворошить это. Пощадите ее.
   Коротков и Доценко бились с Черкасовым целый час, но он твердо  стоял
на своем. Фамилии Нины он так и не назвал. Юрий оставил Мишу Доценко ра-
ботать с Черкасовым, копаться в воспоминаниях, а сам, захватив  фотогра-
фию студентов на картошке, отправился в академию  с  длинным  названием,
которая когда-то называлась Институтом народного хозяйства имени  Г.  В.
Плеханова.
   На другой день ему удалось получить список студентов того  курса,  на
котором учился Михаил Черкасов. Среди них было семь девушек по имени Ни-
на. И предстояло разыскать каждую из них. Коротков подумал, что  в  деле
Черкасова они все время увязают в каких-то  бесконечных  проверках.  Как
пошло с самого начала, как началось с длинных списков фамилий  тех,  кто
брал напрокат видеокассеты, так и продолжается. Теперь вот Нин этих  ис-
кать... Ну почему Черкасов такой упрямый! Ему бы в других случаях  дели-
катность и щепетильность проявлять. Что-то у него сердце не дрогнуло вы-
везти из квартиры труп мертвого Олега Бутенко и бросить в лесу. "Скорую"
не вызвал, в милицию не сообщил. Вывез и бросил, как на помойку выкинул.
Зато потом плакал горючими слезами, когда узнал, что, по  предположениям
оперативников, Олега убили. А Ниночку свою щадит.  Тоже  еще  джентльмен
выискался. Но не бить же его, коль отказывается отвечать  на  вопрос.  А
может быть, он и  не  деликатничает  вовсе,  а  просто  пытается  что-то
скрыть? Тогда тем более давить нельзя. Надо искать самим.
   Однако поиск девушек, учившихся когда-то в Плехановском  институте  и
носивших имя Нина, обещал превратиться в  мероприятие  затяжное.  Только
две из них были москвичками, остальные приехали учиться из разных концов
огромного и многонационального СССР. И наверняка все они уже успели вый-
ти замуж и сменить фамилии, не говоря уж о месте жительства.
   Естественно, начать следовало с двух москвичек, их было легче искать.
Одна Нина уже давно уехала из России и основала вместе с мужем собствен-
ную фирму на Кипре. Вторая работала в подмосковном  Щелкове  начальником
финансово-экономического отдела крупного завода. Вот к ней-то и помчался
на своей старенькой чихающей машине Юра Коротков.
   - Черкасов? Да, помню, - кивнула Нина Кривцова, выслушав Юрин вопрос.
- Это тот, которого выгнали за гомосексуализм, правильно?
   - Он самый. Вы хорошо его знали?
   - Нет, совсем почти не знала. То есть знала, что на курсе есть  такой
студент и как он выглядит, но в одной компании мы не были.
   - А его девушку вы знали? Ее, кажется, тоже звали Ниной.
   - Что вы, - рассмеялась Кривцова. - Ее звали совсем не так.  Конечно,
я ее знала. После того как Черкасова выгнали, она  стала  знаменитостью,
на нее только что пальцем не показывали.
   - Погодите, - насторожился Коротков, - я не уверен, что мы говорим об
одной и той же студентке. Мне сказали, что ее звали Ниной.
   Он достал большую групповую фотографию и показал Кривцовой.
   - Вот это - Михаил Черкасов. А вот черненькая девушка рядом с ним. Вы
о ней говорите?
   - О ней. Какая же это Нина?
   - А кто это?
   - Это Яна. Яна Бергер.
   - Но мне сказали, что ее имя - Нина, - упорствовал Коротков, уже  по-
нимая, что все кончилось. Он испытывал такое облегчение, такую ни с  чем
не сравнимую радость от неожиданно наступившей развязки, что даже боялся
сам себе признаться в удаче. "Так не бывает, - мелькало у него в голове,
- я сплю, и мне это снится".
   Сыщики занимаются одновременно несколькими преступлениями, это в  по-
рядке вещей. И Миша Доценко наряду с работой но делу Черкасова имел мно-
жество других заданий, в том числе и связанных с отработкой издательства
"Шерхан". Начинать принято обычно с самого слабого звена, и таким звеном
ему представлялась любовница генерального директора издательства Кирилла
Есипова. Прежде чем знакомиться с ней, Доценко решил присмотреться к де-
вушке со стороны и, может быть, для начала вступить в контакт с  кем-ни-
будь из ее окружения, чтобы побольше узнать об Оксане, собрать предвари-
тельную информацию и на ее основе разработать  комбинацию  "вхождения  в

доверие". Первые два дня наблюдения за длинноногой  манекенщицей  ничего
интересного не принесли. Оксана выходила из  дома  только  после  обеда,
встречалась с Есиповым, ездила на репетиции, съемки  и  показы,  вечером
снова встречалась с Есиповым. В первый день она ночевала у него, во вто-
рой день - у себя. Зато на третий день Доценко увидел ее вместе  с  сот-
рудником налоговой полиции Устиновым, с тем самым, у которого  Миша  пы-
тался выяснить финансовые дела "Шерхана". Это обстоятельство Доценко об-
радовало. Видимо, интерес уголовного розыска к издательству  не  остался
без внимания налоговой полиции, и они со своей стороны тоже начали  опе-
ративную разработку. Более того, тот факт, что налоговая полиция, как  и
сам Доценко, начала именно с Оксаны, свидетельствовал о том, что  и  они
считают девушку самым слабым, а потому и самым перспективным звеном  для
получения информации.
   - Налоговая полиция? - задумчиво откликнулась  Настя,  когда  Доценко
сообщил ей о том, что видел Оксану вместе с Устиновым. - Это очень любо-
пытно. Надо мне с ним встретиться. Именно  с  налогами-то  у  них  самые
большие проблемы, если я вообще что-то в этой жизни понимаю. Пожалуй,  я
смогу быть полезной товарищу Устинову, и будем надеяться, что и он  меня
чем-нибудь порадует.
   Но ее ждало разочарование. Устинов страшно удивился ее визиту  и  еще
больше - ее вопросам.
   - Но ваш сотрудник уже приходил ко мне, - недоуменно сказал он. - И я
объяснил ему, что, к сожалению, на "Шерхан" у  меня  ничего  нет.  Кроме
большого острого зуба, конечно, - добавил он с улыбкой. - Они очень чис-
то работают, подкопаться невозможно. Я говорил вашему товарищу, кажется,
его фамилия Доценко... Доценко? Я не ошибся? Так вот, я говорил ему, что
приложил в свое время немало усилий к тому, чтобы подкопаться под  изда-
тельство, но ничего у меня не вышло. И больше я им не занимаюсь. До поры
до времени, конечно.
   - Извините, - пробормотала Настя, - я  просто  подумала,  что,  может
быть, у вас появилось что-то новое. Они ведь почти наверняка гонят  "ле-
вые" тиражи, и в больших количествах. Неужели вы даже этого не выявили?
   - Увы, - развел руками Устинов. - Уверяю вас, это первое, что в  свое
время пришло мне в голову. Я ведь тоже не  с  улицы  пришел  и  в  изда-
тельском деле кое-что понимаю. "Левые" тиражи я как раз в первую очередь
и проверял. Нет там ничего. Не стану давать голову на отсечение,  что  в
"Шерхане" работают сплошь честные ребята, но грубых и явных нарушений  у
них нет, это совершенно точно. А откуда у вас подозрения на "левые"  ти-
ражи?
   Настя в этот момент стала казаться сама себе глупой, наивной и  чрез-
мерно мнительной. Ну куда она полезла? Ее дело - трупы, убийства. Месть,
ревность, корысть, зависть и прочие сильные эмоции. Финансовыми докумен-
тами, счетами, платежными поручениями, товарно-транспортными  накладными
она никогда не занималась и ничего в них не понимала. А уж тем более по-
лиграфия и издательское дело... Есть специалисты, которые собаку на этом
съели, и если они говорят, что ничего нет, во всяком случае  такого,  за
что можно реально зацепиться и вытянуть за уши уголовное дело, значит  -
нет. И нечего ей играть в Эркюля Пуаро  и  по  совместительству  в  мисс
Марпл.
   - Видите ли, я немного знакома с одним из переводчиков, работающим на
"Шерхан", поэтому знаю, что по крайней мере одна книга была выпущена ими
в реализацию после того, как истек срок их прав на перевод. Вот  и  все.
Но я, наверное, что-то не так поняла.
   - Скорее всего, - согласился Устинов. - Такое впечатление часто скла-
дывается, когда изготовление тиража по тем или  иным  причинам  задержа-
лось. Срок по договору течет, а тираж не готов. Его привозят из типогра-
фии буквально за месяц-другой до истечения  срока  авторского  договора,
естественно, что за такой короткий срок издательство  не  успевает  пол-
ностью продать книги. Если строго следовать букве закона, это,  конечно,
нарушение, потому что право на  распространение  тиража  у  издательства
кончается одновременно со всеми остальными правами, переданными им авто-
ром или переводчиком. Но в этих случаях мы, разумеется, закрываем глаза.
Тираж был отпечатан законно и в оговоренных размерах, с прибыли  уплачен
налог, а то, что изготовление тиража задержалось - форс-мажорные обстоя-
тельства. Например, в типографии случился пожар или  транспорт,  которым
книги перевозили, попал в аварию. Издательство и без того терпит убытки,
за что ж его еще дополнительно наказывать, запрещая  распространять  ти-
раж? Несправедливо. Или вы так не считаете?
   - Вы правы. Об этом я как-то не подумала, - призналась Настя.
   - А об этом никто не думает, если не занимается издательскими пробле-
мами, - уколол ее Устинов. - Уверяю вас,  множество  вещей,  которые  на
взгляд дилетанта выглядят как нарушение, на самом деле имеют свои вполне
законные основания и объяснения. Вы уж мне поверьте.
   "Ну и ладно, - думала Настя, возвращаясь на работу. - Ну  и  пусть  у
налоговой полиции на них ничего нет. Все равно я их выведу на чистую во-
ду. Потому что я уже знаю, какую игру они ведут. Все их деньги распиханы
по банкам в Европе и Америке, но я докажу, откуда  эти  деньги  берутся.
Потому что деньги это такие огромные, что за них, уж точно, можно  пойти
на убийство. И прибыли от "левых" тиражей  -  просто  детский  лепет  по
сравнению с этими суммами. А главное - по сравнению с тайной, за  сохра-
нение которой они выплачиваются".
   - Мне придется огорчить вас, Мишенька, - сказала она  Доценко,  когда
тот вечером появился на Петровке. - Вы обознались. Устинов с  любовницей
Есипова не знаком и вообще "Шерханом" не занимается. Вы хорошо разгляде-
ли того мужчину, которого видели с Оксаной?
   - Да, мне казалось, что это именно Устинов, - растерялся  Доценко.  -
Конечно, я стоял довольно далеко... Неужели ошибся?
   - Выходит, что так, - кивнула она. -  Вспомните,  как  много  похожих
друг на друга мальчиков проходят у нас по делу Черкасова. Тот, кто хоро-
шо их знает, конечно, их не перепутает, а тот, кто видел один-два  раза,
вполне может принять одного за другого. Внешность людей на самом деле не
так уж разнообразна, как мы порой думаем, и ошибки в узнавании случаются
чаще, чем хотелось бы. Не расстраивайтесь. Кстати, этого мужчину,  похо-
жего на Устинова, надо обязательно найти. Это подход к Оксане,  а  может
быть, и зацепка, если она изменяет Есипову, но не хочет, чтобы Кирилл об
этом узнал.
   "Найти мужчину, похожего на Устинова" означало, что нужно снова  день
и ночь следить за Оксаной, пока она вновь не  встретится  с  этим  своим
знакомым. Легче сказать, чем сделать. Потому что время  неумолимо  идет,
преступление не раскрывается, зато совершаются новые убийства, по  кото-
рым нужно работать, а личный состав оперативных  подразделений  почемуто
не имеет привычки размножаться  простым  делением.  Людей  остается  все
столько же, а работы становится все больше. В этих условиях тратить вре-
мя и силы на тупое хождение по пятам за красивой манекенщицей  в  ожида-
нии, пока она не встретится с одним из своих знакомых -  непростительная
глупость и непроизводительные трудозатраты. Ситуацию надо было брать под
контроль и полностью управлять ею, только тогда появлялась хоть какая-то
надежда что-нибудь успеть в разумные сроки.
   Занимаясь отработкой связей и окружения Марины Собликовой  по  кличке
Газель, Миша Доценко нашел одного толкового паренька, который знал,  ко-
нечно, что воровать некрасиво, но знанием этим пренебрегал, ибо  обладал
и другим не менее полезным знанием: если  дружить  с  милицией,  ну,  по
крайней мере не ссориться с ней в открытую, то можно и воровать, если не
наглеть при этом. Паренек этот со странной кличкой Икона, никоим образом
не связанной с его воровскими пристрастиями, поломавшись для виду,  сог-
ласился работать на Доценко, правда, при этом  честно  предупредил,  что
состоит на связи еще у двух оперативников, один из которых работал в ок-
ружном Управлении внутренних дел, а другой - в министерстве.
   - Многостаночник, значит, - усмехнулся Миша. -  План  перевыполняешь?
Или придуриваешься?
   - А вы попробуйте, - нахально предложил Икона. - На мою работу рекла-
маций не поступало.
   - Ну, раз не поступало, тогда узнай мне, будь добр, через кого Газель
нашла свою последнюю работу. Сделаешь?
   - Постараюсь, - деловито кивнул Икона.
   На другой день он сообщил, что Муся-Газель взялась за работу с подачи
своего старого знакомого и подельника Гусько. Зная нравы, царящие в  во-
ровской среде, Миша не стал даже и пытаться вербовать Гусько. Одно  дело
- молодой шустрый Икона, криминальное становление которого  пришлось  на
времена беспредела, когда рухнули традиции, позабылись обычаи и нравы, и
совсем другое дело - Гусько, сорокашестилетний матерый вор,  имеющий  за
плечами пять ходок, выросший в тот период, когда традиции  еще  соблюда-
лись и нравы были крепки. Такого, как Гусько, хрен завербуешь.  Но  зато
на чисто человеческое понимание с его стороны рассчитывать вполне  можно
было. Особенно если в меру прогнуться.
   Прогибаться Доценко умел. Он не стал ломиться в квартиру, где  жил  у
своей любовницы рецидивист Гусько, а вежливо подошел к нему в  скверике,
куда вор вышел вполне мирно погулять с собакой - изящным  игривым  фокс-
терьером. Представился по всей форме, даже удостоверение показал. И  на-
чал чуть не плакать, чем поверг опытного домушника в  полное  изумление.
Миша голосом, полным трагизма и с трудом сдерживаемого волнения, расска-
зывал Гусько, как тяжело стало работать в милиции, как уходят из органов
самые лучшие и опытные, как зашиваются и ничего не успевают те немногие,
кто остается на практической работе. Какие гады теперь стали прокуроры и
судьи, потому что сыщики из кожи вон лезут, чтобы преступников найти,  а
прокуроры и судьи их отпускают под залог или вообще арестовывать не  да-
ют. Все они взяточники и сволочи, и никому теперь ничего не нужно  и  не
интересно. Вот и пришла оперативникам в голову мысль призвать на  помощь
преступный мир. Не так, конечно,  грубо,  как,  вы,  уважаемый  господин
Гусько, подумали. Нет. Не стукачество и доносительство имеется  в  виду.
Я, видите ли, занят по службе тем, что ищу убийцу Муси-Газели.  Вы  ведь
ее хорошо знали, не отрицайте, и вам ее смерть не может быть  безразлич-
на. Вы все-таки были ее учителем в нелегком воровском деле и  в  опреде-
ленном смысле - опекуном и покровителем. Так вот я подумал, что вы, если
захотите, можете очень нам помочь. Я верю, что Мусю-Газель не братва по-
решила. И очень сильные у меня подозрения, что убийцу подослали те люди,
которые и наняли ее на последнюю работу. А если и не они, то они  ребята
денежные и со связями, им убийцу-то найти проще, чем нам, нищим и голод-
ным милиционерам. И надо бы издательских деятелей на эти поиски сподвиг-
нуть. А, господин Гусько? Как вам такая идейка?
   Идейка господину Гусько не понравилась,  но  Миша  проявил  достойную
похвалы твердость, через два слова на третье напоминая уважаемому  реци-
дивисту, что ведь это он свел Мусю с издателями, стало быть,  и  на  нем
самом лежит изрядная доля ответственности за ее гибель. Не унюхал запаха
жареного, не проинтуичил,  что  задание-то  может  оказаться  смертельно
опасным. А она, молодая да глупая, своему наставнику доверилась.
   Одним словом, уговорил Миша его. И на следующий  день  вор-рецидивист
Гусько отправился к генеральному директору издательства "Шерхан". Доцен-
ко уже имел более или менее верное представление  о  том,  что  из  себя
представляет Кирилл Есипов. И попросил Гусько обязательно припугнуть его
смертью Оксаны, да не простой, а в страшных мучениях. Но самое главное -
Гусько должен был появиться у Есипова только тогда,  когда  весь  диалог
сможет услышать прелестная манекенщица.
   - Ну, это уж вы хватили, - попытался сопротивляться рецидивист, зорко
наблюдая за тем, чтобы игривая девочка-фокстерьерочка не позволяла  себе
ничего лишнего с соседскими псами. - Я вам что, провидец? Столько  всего
подгадывать...
   - Не прибедняйтесь, - миролюбиво заметил Миша. - Личный телохранитель
Есипова - ваш приятель, это мы уже давно выяснили. С его помощью вы смо-
жете подгадать все, что угодно. Надо сделать так, как я сказал,  Василий
Платонович, иначе я буду думать о вас нехорошо. Можно даже сказать, пло-
хо буду о вас думать.
   - Это как же? - заинтересовался Гусько.
   - А так, что, если вы не выполните мою просьбу, значит, вы не заинте-
ресованы найти убийцу Муси. Дальше все просто.  Раз  не  заинтересованы,
значит, хотите его покрывать и от нас спасти. Значит, вы его знаете,  он
- кто-то из ваших. Может быть, даже вы сами, потому что Муся  стала  лю-
бовницей хозяина того дома, где выполняла свое последнее задание  и  где
ее убили. А вы когда-то жили с ней в любви и, можно сказать, сексуальном
согласии. Правда, это было давно, но ведь было, это все знают, а  старая
любовь, как известно, не ржавеет. Ну и так далее... Понятно?
   - Понял, - буркнул Гусько. - Когда надо-то?
   - Вчера, - вздохнул Доценко.
   - Ох, е-мое... Ладно.
   Таким образом, все необходимые шаги были предприняты, и Мише  остава-
лось только ждать, когда сработает принцип домино и реакция  от  первого
толчка приведет к падению последней костяшки.  Ждать  пришлось  недолго.
Человек, похожий на Устинова, появился возле дома, где  жила  Оксана,  в
тот же вечер, из чего Миша Доценко сделал вполне  обоснованный  вывод  о
том, что к этому человеку девушка привыкла бросаться в случае  несчастий
или просто каких-то осложнений. Визит его длился около трех часов, после
чего человек, похожий на Устинова, сел в такси и уехал. Дело было  позд-
ним вечером, видимость оставляла желать лучшего, и  сходство  объекта  с
сотрудником налоговой полиции уже казалось Мише сомнительным.  В  чем-то
похож, а в чем-то вроде бы и нет.  Проследовав  за  такси  до  конечного
пункта, где объект расплатился и вышел, Миша записал адрес и  отправился
звонить. Уже через десять минут он получил ответ, который  заставил  его
сильно удивиться. В этом доме жил сотрудник налоговой  полиции  Устинов.
Значит, Доценко не обознался и не ошибся, это действительно его он видел
с Оксаной тогда. Но почему он скрывает, что разрабатывает  издательство?
Не доверяет профессионализму оперативников с Петровки, боится,  что  они
своими грубыми, неосторожными или просто глупыми действиями  сорвут  ему
разработку? Очень может быть.
   Ему, видно, удалось полностью втереться в доверие к любовнице  Есипо-
ва, коль она зовет его на помощь в случае опасности.
   Миша посмотрел на часы, подумал пару минут, потом решительно  опустил
в прорезь телефона-автомата еще один жетон. Он звонил Насте.
   - Забавно, - сказала она, выслушав сжатый до  нескольких  фраз  Мишин
рассказ. - Хотелось бы знать, Оксана бросилась к Устинову за помощью как
к другу или как к работнику правоохранительных органов? Если она  знает,
что Устинов работает в налоговой полиции, и обратилась к нему сейчас по-
тому, что он имеет выходы на нас, стало быть, она сознательно  сотрудни-
чает с ним против руководителей "Шерхана" и против собственного любовни-
ка. Это говорит о серьезной длительной агентурной разработке, в  которую
мы с вами, Мишенька, попытались влезть немытыми лапами. Понятно, что  он
ни слова нам не сказал, клялся и божился, что "Шерхан" чист аки дитя но-
ворожденное. А вот если девушка не знает, кто он такой и чем занимается,
тогда у меня появляется масса вопросов. Каким образом ему удается  вытя-
гивать из нее информацию об издательских делах, если он, к примеру,  ху-
дожник, бухгалтер или слесарь? Кем-то же он должен быть в ее  глазах.  И
под каким-то предлогом тянуть из нее сведения. Но самое главное даже  не
это. Если Оксана является для него просто источником обрывочной информа-
ции, если он не осуществлял по этому делу вербовку, то чего  он  так  за
него цепляется? Ну и сказал бы нам с вами честно, что, мол, периодически
пытается кое-что нащупать, отдельные сведения уже есть, но пока еще  не-
достаточно для развернутого наступления по всему фронту. Для чего он тут
тайны мадридского двора развел, как вы думаете?
   - Я думаю, что он все про них знает, Анастасия Павловна. И очень этим
знанием дорожит.
   - Вот и мне так кажется. Спасибо, Мишенька, что позвонили, завтра ут-
ром увидимся и доложим Колобку.
   Наутро они все рассказали полковнику Гордееву.
   - Да врет он, - решительно махнул рукой Виктор Алексеевич. -  Врет  и
не краснеет. Он наверняка в сговоре с "Шерханом", покрывает их налоговые
махинации и берет от них за это ежемесячно зарплату, по  своим  размерам
больше похожую на взятку. Оксана, разумеется, прекрасно  обо  всем  этом
знает, потому и кинулась к Устинову, когда урки пригрозили ее убить, ес-
ли Есипов денег не даст, а Есипов как раз и не собирается их давать. Де-
вочка испугалась и кинулась за помощью к единственному знакомому, но на-
дежному представителю правоохранительных структур. Как, похоже?
   - Похоже, - согласилась Настя. - Но вы не обидитесь, если мы с  Мишей
это проверим?
   - Валяйте, - кивнул полковник. - Ни в грош меня, старика, не ставите.
Ну, проверяйте, коль не уверены.
   Настя вместе с Доценко отправилась в фотолабораторию, куда Миша отдал
проявлять пленку, отснятую накануне во время наблюдения за Оксаной.  Для
осуществления задуманного им нужны были фотографии Устинова.
   - Нет, Мишенька, я, наверное, тупая, но чего-то я в этой жизни  недо-
понимаю, - сказала Настя, когда они спускались по лестнице. - Если руко-
водители "Шерхана" так давно и тесно завязаны с налоговой полицией  и  с
Устиновым, то каким образом могло сработать мое вранье о том, что я  ра-
ботаю в фирме юристом? Я не могу этого понять. Как только случилась беда
в доме у Соловьева, Устинов должен был как  нормальный  профессионал,  к
тому же заинтересованный в оказании помощи издательству, взять у них всю
информацию, которая могла пригодиться. Он должен был попросить  их  наз-
вать весь круг знакомых Соловьева, а они в свою очередь обязательно упо-
мянули бы меня. И все. Через два часа господин Устинов  доложил  бы  им,
проверив по своим каналам, что Анастасия Каменская, дочь профессора  Ка-
менской, у которой в свое время учился в аспирантуре Соловьев,  работает
не в фирме, а в уголовном розыске. Почему же этого не случилось?  Почему
недавно в ресторане, когда мы случайно встретились с Есиповым, он разго-
варивал со мной как с бизнес-дамой и сестрой банкира Каменского?
   - Может быть, Устинов не настолько профессионален, как мы с вами  ду-
маем? - предположил Доценко.
   - Может быть, но вряд ли. Тут что-то другое.
   Взяв фотографии, Миша отправился в издательство, попросил  пригласить
по очереди Есипова, Автаева и Воронца и перед каждым из них поставил за-
дачу опознать среди нескольких снимков фотографию мужчины,  который  был
на дне рождения у Соловьева. В предварительно заготовленном  конверте  у
Доценко лежало семь снимков, в том числе фотографии  Устинова  и  соседа
Соловьева из коттеджа номер 12 Евгения Якимова. Результаты  были  совер-
шенно одинаковые. Все трое вспомнили и указали на снимок  Якимова  и  ни
один из них не отреагировал на фотографию сотрудника налоговой  полиции.
Ни дрожащих пальцев, ни побледневших или покрасневших лиц,  ни  внезапно
охрипших голосов, ни вырвавшегося непроизвольно  возгласа.  Ничего.  Они
его не знали. Вот это было уже совсем непонятно.
   Выходя из здания, где располагался офис издательства "Шерхан", Доцен-
ко чуть не сбил с ног Оксану, которая шла ему навстречу,  но,  казалось,
ничего вокруг себя не видела. На лице у девушки была написана такая ост-
рая, мучительная тревога, что Доценко даже  испытал  угрызения  совести,
ведь он знал, что эта тревога вызвана угрозой убить Оксану, если  Есипов
не даст требуемых денег. Конечно, никто ее трогать  не  собирается,  все
это блеф, который должен был вызвать определенную реакцию и  уже  принес
свои результаты, но девушка-то этого не знает. А срок  выплаты  наступит
уже завтра.
   Доценко схватил почти бегущую девушку за руку.
   - Оксана, подождите.
   - Да?
   Она резко остановилась, но глаза ее были  устремлены  вперед,  словно
мысленно она все еще продолжала бежать.
   - Что вы хотите? - недовольно спросила она, нахмурившись. Потом узна-
ла Мишу, и лицо ее внезапно смягчилось. - Вы из милиции, да? Вы меня уже
допрашивали после убийства в доме у переводчика.
   - Совершенно верно, - лучезарно улыбнулся Миша. - Как приятно, что вы
меня помните. А у меня к вам дело.
   - У меня к вам тоже. Где мы можем поговорить?
   - Я не знаю, - развел руками Доценко, оглядываясь. - Вы здесь  бывае-
те, как я понимаю, довольно часто, так что это вы  должны  мне  сказать,
где здесь можно поговорить.
   - Здесь - нигде, - отрезала Оксана. - Вы на машине?
   - Нет. Я на метро приехал.
   - Не возражаете поехать ко мне домой?
   - А может, лучше ко мне на работу? - предложил Доценко.
   - Мне все равно. Можно к вам на работу. Пошли.
   Она решительно развернулась и двинулась в сторону двери,  ведущей  на
улицу. Михаил и опомниться не успел, как она остановила частника, и  че-
рез несколько секунд они уже ехали в чьем-то зеленом "Форде"  в  сторону
Садового кольца.
   - Вы должны мне помочь, - начала Оксана, едва переступив порог  каби-
нета, в котором, к счастью, никого не оказалось, и Миша мог рассчитывать
на спокойную беседу с глазу на глаз. - Потому что от Есипова, как я  те-
перь поняла, помощи не дождешься.
   - Я вас слушаю.
   - Вчера к Кириллу приходил какой-то уголовник. Насколько я доняла, он
связан с той девицей, которую убили в доме у переводчика...
   Миша отдал должное Оксане. Вчерашние события она изложила  последова-
тельно и лаконично, не упуская главного и не увязая  в  лишних  деталях,
загромождающих повествование.
   - Кирилл не собирается ничего предпринимать, чтобы найти  убийцу,  он
хочет попытаться обмануть этого уголовника. А я не так  наивна  и  знаю,
что шуточки с уголовниками обычно плохо кончаются. Они вовсе  не  глупее
нас, и напрасно Кирилл думает, что сможет его одурачить.
   - Оксана, что я могу для вас сделать? Для того чтобы Кириллу не приш-
лось платить деньги, нужно не позднее завтрашнего  полудня  назвать  имя
убийцы, верно ведь? Мы бьемся над этим убийством целый  месяц  и  ничего
пока не сумели. Как я могу вам обещать, что завтра к  обеду  буду  знать
имя преступника? Это нереально, поймите.
   - Хорошо, пусть нереально. Не надо называть  имя,  заставьте  Кирилла
отдать им деньги. Пусть он не валяет дурака, пусть не пытается их  обма-
нуть. Они же убьют меня, как вы не понимаете! А я со своей стороны расс-
кажу вам все, что знаю, отвечу на любые ваши вопросы, даже  на  неприят-
ные, потому что хочу, чтобы вы поскорее поймали этого убийцу.
   - Ответить на все наши вопросы, даже на неприятные, - это  мужествен-
ное решение. Вы сами его приняли?
   Возникла пауза, потом Оксана медленно опустила глаза, обвела взглядом
пустой стол с поцарапанной полированной крышкой, взмахнула  ресницами  и
уставилась на Доценко в упор.
   - Нет. Это решение я приняла не сама. Мне его подсказали.
   - Я могу узнать - кто?
   - Можете. Мой знакомый.
   - У него есть фамилия?
   - И даже имя. - Губы Оксаны дрогнули в грустной улыбке. - Вадим Усти-
нов.
   - Кто он? Где работает? Чем занимается?
   - Не знаю. Референтом в какой-то  правительственной  структуре,  я  в
этом плохо разбираюсь.
   - И что же он вам посоветовал?
   - Он посоветовал прийти к вам и предложить ответить на любые вопросы,
которые могут помочь найти убийцу.
   - Это мудрый совет, - одобрительно кивнул Доценко. - Господин Устинов
- ваш родственник? Друг?
   - ДРУГ.
   - Как давно вы знакомы?
   - Какое это имеет значение?
   - Имеет. Возможно, он тоже обладает какой-то полезной для нас  инфор-
мацией, если знаком с вами достаточно давно. Тогда мы и его попросим от-
ветить на наши вопросы.
   - Он ничего не знает. Он общается только со мной. Ни с кем из  работ-
ников издательства он не знаком.
   - Вы в этом уверены?
   - Совершенно уверена.
   - Хорошо, начнем с самого начала. Когда вы узнали о существовании Ма-
рины Собликовой по кличке Газель?
   - Когда ее убили.
   - А с Андреем Кореневым вы были знакомы?
   - Конечно. Я видела его сначала, когда он работал водителем-курьером,
а потом - в доме у Соловьева, когда он  стал  работать  его  помощником.
Только я не знала, что его фамилия Коренев. Андрей, и все.
   - А когда вы услышали впервые его фамилию?
   - Когда разговаривала с ним по телефону. Кирилл вышел по делу,  оста-
вил меня в машине одну и сотового телефона не взял. Пока  его  не  было,
раздался звонок, и мужской голос попросил передать, что звонил  Коренев.
Я фамилию запомнила и Кириллу передала, но с самим Андреем ее не  связа-
ла.
   - А что было дальше?
   - А дальше я поняла, что в доме у Соловьева чтото ищут.
   Снова пауза, на этот раз наполненная электрическими разрядами. Оксана
отвела глаза и стала разглядывать грязные потеки на давно не мытом окон-
ном стекле.
   - И? - не выдержал Доценко.
   - И я рассказала об этом Устинову. Это его очень заинтересовало.
   - Оксана, вы понимаете, что говорите? Вы отдаете себе  отчет  в  том,
что сейчас происходит в этом кабинете?
   - Да.
   Она смотрела прямо в глаза Доценко, неестественно  спокойная,  словно
окаменевшая. Зрачки расширены, губы плотно сжаты, щеки ввалились.
   - Да, я понимаю. Очень хорошо понимаю.
   - Вы не будете потом жалеть о том, что рассказали мне об этом?
   - Я буду жалеть только о том, что не сделала этого раньше.
   - Он вас чем-то обидел?
   - Он меня унизил. Не стесняйтесь, Михаил Александрович,  спрашивайте.
Я же обещала ответить на все ваши вопросы. Даже на неприятные.
   Дальше все стало раскручиваться с молниеносной  быстротой.  Эксперты,
выезжавшие на место происшествия в дом Соловьева, обнаружили и  зафикси-
ровали следы колес автомашины, которая парковалась неподалеку от  машины
Марины Собликовой. Чтобы не спугнуть Устинова раньше времени,  сравнение
следов от его машины с уже имеющимися образцами провели негласно, просто
чтобы быть уверенными. Никаких сомнений не осталось, это именно его  ав-
томобиль стоял в ту ночь рядом с машиной Газели. А из того, что поведала
им Оксана, стало ясно, что произошло и почему Устинов так яростно уверял
сотрудников уголовного розыска в том, что издательство "Шерхан" не имеет
перед государством долгов в виде неуплаченных налогов.
   Он уже два года подбирался к "Шерхану". Но совсем не потому, что  хо-
тел вывести издателей на чистую воду и привлечь к ответственности.  Нет.
Он хотел, чтобы издательство прочно встало на ноги, стало мощным,  круп-
ным и богатым. Он подсказывал через Оксану разные ходы,  советовал,  как
укрыться от налогов, подбрасывал плодотворные идеи,  позволяющие  увели-
чить продаваемость книг. Он вел в своем департаменте полиграфическую ли-
нию и держал в руках все нити, ведущие к "Шерхану". Устинов поставил пе-
ред собой задачу: еще пять лет, пока не представится  возможность  выйти
на пенсию, прикрывать издательство, подчищая все концы, собирать на него
компромат, учитывая каждую контрафактную книгу, каждый тираж, выпущенный
в нарушение авторского договора, а потом, через пять лет, явиться к  ру-
ководителям издательства. Господь учил: надо делиться. И  перед  "Шерха-
ном", к тому времени богатейшим издательством России, встанет неприятная
дилемма: или уступить львиную долю доходов  Вадиму  Устинову,  или  всем
дружною толпою идти на скамью подсудимых за уклонение от уплаты  налогов
и нарушение авторских прав. И первое все-таки лучше, чем второе, тем бо-
лее что значительная часть высоких доходов существует благодаря фантазии
и изобретательности самого Устинова.
   Узнав от Оксаны, что вокруг дома переводчика Соловьева идет  какая-то
возня, он решил сам посмотреть. Ведь он в отличие  от  Оксаны  прекрасно
понимал, какого рода должен быть документ, чтобы издатели так  убивались
в попытках его найти. Такой документ был ему самому позарез нужен. И  не
только для того, чтобы положить еще один кирпичик в воздвигаемое им зда-
ние вечной тюрьмы для "Шерхана", но и для того, чтобы документ не  попал
в руки Соловьева. Возникни скандал - и все пропало. Издателей могут  ли-
шить лицензии, выплывут "левые" тиражи и нарушения  договоров,  и  госу-
дарство не моргнув глазом сделает то, что собирался через три года  сде-
лать сам Устинов. Этого нельзя было допустить. И  Вадим  решил  провести
предварительную разведку, чтобы при первой  же  возможности  постараться
добыть документ, который никак не могут найти люди из "Шерхана". Приехал
ночью, чтобы оглядеться на местности, не попадаясь никому на глаза.  На-
шел коттедж Соловьева, поднялся на крыльцо и заметил, что входная  дверь
приоткрыта. Не смог справиться с любопытством и вошел в дом. Дальше  все
известно.
   История Вадима Устинова, рассказанная Мишей Доценко в  кабинете  пол-
ковника Гордеева, вызвала шок и оторопь. Но не у всех. Когда Миша закон-
чил, возникла пауза, внезапно прерванная звонким хохотом.
   - Анастасия, изволь объясниться, - строго сказал Виктор Алексеевич. -
Не вижу ничего смешного в том, что сотрудник налоговой полиции  оказался
подонком и убийцей.
   - Я не над этим, - всхлипывала от смеха Настя. - Я подумала,  что  он
ведь не знал истинных размеров тех доходов, которые получали руководите-
ли "Шерхана". У них на зарубежных счетах должны такие деньги лежать, что
можно умом тронуться. Устинов вряд ли знал о них. Представляю, что с ним
будет, когда он поймет, чего на самом деле лишился.
   - Очень смешно, - недовольно фыркнул полковник. - Чувство юмора у те-
бя, дорогая моя, очень уж специфическое.
   - Извините, - пробормотала Настя, с трудом взяв себя в руки.
   - Ну, успокоилась? Теперь отвечай, какие  это  неучтенные  доходы  ты
имела в виду, когда говорила про зарубежные счета "Шерхана".
   - Дикая история. Поверить невозможно. Но факты налицо.
   - Ладно, не пугай.
   - Есть в славной стране Японии бездарный писатель. То есть выдумщик и
мастер интриги он блестящий, а вот грамотешки не хватает, пишет с  ошиб-
ками, и словарный запас как у младенца. Естественно, общей культуры нет,
образования нет и так далее. Зато честолюбия навалом. И хочется ему сла-
вы - просто смерть. Причем не для богатства, он человек и без того  дос-
таточно состоятельный. Он даже готов приплатить, только чтобы ему  славу
устроили. И пишет этот человек свои произведения, а никто их печатать не
хочет. Безграмотно, говорят, нечитабельно, не литература это, а  детский
беспомощный лепет. Он уж куда только со своими нетленками не толкался  -
нигде не берут. И вот нашелся добрый дядя из России, который купил у пи-
сателя на пробу одну рукопись. Фактически даром взял. Показал дядя-изда-
тель рукопись переводчику, тот и говорит, мол, плохо это,  нечитабельно,
хотя и закручено здорово, и характеры есть, и интриги. И попросил  изда-
тель переводчика поработать над текстом в смысле стиля и культуры  изло-
жения. И родился на русском языке первый бестселлер из новой "восточной"
серии. Зачитаешься. Дальше рассказывать?
   - И твой Соловьев все его рукописи заново переписал?  -  почему-то  с
ужасом спросил Коротков.
   - Еще не все, - усмехнулась Настя. - Он их много написал, штук  трид-
цать, наверное. Издатели их все купили,  Соловьев  перевел  и  переделал
примерно половину. Так что работы впереди -  непочатый  край,  начать  и
кончить.
   - Теперь понятно, почему они так за него переживали, боялись, что  мы
его станем подозревать в убийстве любовницы и помощника, - протянул  Ко-
ротков. - Конечно, куда ж им без него?
   - Вот-вот, - кивнула Настя. - Но это как  раз  не  самое  интересное.
Дальше-то еще лучше было. Узнав, как удачно идет обработка  его  рукопи-
сей, автор-графоман рождает идею. Впрочем, не знаю, может быть,  идея  и
не ему принадлежит, а кому-то другому. Рукопись, обретшая приличный вид,
переводится с русского на английский или еще на какой-нибудь распростра-
ненный язык и запускается на мировую арену. Но уже  под  другим  именем.
Русские переводы публикуются под псевдонимом  А.  Накахара,  а  все  ос-
тальные - под подлинным именем автора, Отори Митио. Улавливаете,  в  чем
фокус?
   - Вообще-то не очень, - признался Селуянов. - А в чем?
   - А в том, чтобы завоевать мировую славу. Честолюбивый он, я ведь уже
говорила. И ничего в этой жизни, кроме мировой славы, ему не нужно.  Че-
ловек, чьи книги выходят на русском языке под именем Накахара, не  имеет
ничего общего со звездой мировой величины Отори Митио, чьи книги  завое-
вали международное признание, переведены на  десятки  языков,  продаются
миллионными тиражами всюду, кроме, естественно, России, а по каждому  из
опубликованных романов снято как минимум по две экранизации  -  одна  на
какой-нибудь американской или европейской киностудии, другая - на Восто-
ке, в Индии или в Китае. Вот и представьте, сколько гениальный  автор  с
этого имеет. Но поскольку без помощи издательства "Шерхан"  и  конкретно
Владимира Соловьева все это сделать совершенно невозможно,  то  господин
Отори Митио отстегивает почти девяносто процентов своих  гонораров  тем,
чьими усилиями создаются его произведения в пристойном литературном  ви-
де. То есть издательству "Шерхан"  и  человеку,  переводившему  книги  с
русского языка еще на какой-нибудь.
   - На бред похоже, - с сомнением покачал головой Коротков.
   - Ага, - с готовностью согласилась Настя. - Очень похоже.  Поэтому  я
проявила чудеса расторопности и добыла несколько  книг  Отори  Митио  на
английском и французском языках, а также два фильма, снятые по его  кни-
гам. И поскольку с русскоязычным вариантом его творчества я  уже  хорошо
знакома, остальное было легко и просто. В  титрах  фильмов  он  значится
только как автор романа, по которому сделана экранизация.
   - И что это означает?
   - Что он не участвует в  написании  сценария.  Потому  что  абсолютно
безграмотен, пишет с ошибками и имеет  бедный  словарный  запас.  Только
этого никто еще не понял, потому что господин Митио оберегает свою репу-
тацию. Нагнал вокруг своего имени таинственного тумана, уехал из Японии,
чтобы никто его не спросил, почему отсутствуют рукописи его  бессмертных
творений на родном языке. Но во всем этом самое пикантное - то, что  Со-
ловьев со всех этих бешеных гонораров не имеет ни копейки. Соловьев, че-
ловек, чьим трудом фактически создана рукопись,  человек,  сделавший  из
краткого рассказика настоящую литературу, наполнив ее образами, чувства-
ми, переживаниями, - этот человек оказался выброшенным из процесса  все-
общей дележки. Вот об этих деньгах я говорила, когда смеялась. О них Ус-
тинов вряд ли знал. Потому что Оксана о них не знала, а все,  что  каса-
лось издательства, он узнавал только от нее.
   - Так ты говоришь, непереведенных романов еще много осталось?  -  за-
думчиво переспросил Гордеев.
   - Достаточно. Десятка полтора, а то и  больше.  Японец-то  продолжает
творить, все не уймется никак.
   - И каждый из них - миллионные тиражи и парочка экранизаций?
   - В общем, да. Виктор Алексеевич...
   - Вот именно, деточка. Мы должны были об этом сразу  подумать.  Редко
что в нашей жизни случается вовремя. А уж когда два раза подряд -  тогда
это совсем нехорошо.