Глава 3

   Из морга на улице Россолимо провожающие в последний путь Ирину  Фила-
тову отправились на Пятницкое кладбище у Рижского вокзала, где была  по-
хоронена ее мать. Желающих проститься с Ириной  оказалось  на  удивление
много. Юра Ковалев шел в толпе, крепко держа  под  руку  Люду  Семенову,
подругу и сослуживицу покойной. Ему нужен был  человек,  хорошо  знающий
окружение погибшей и способный во время скорбной церемонии  отвечать  на
вопросы, а не биться в истерике.
   Володя Ларцев, который вместе с Мишей Доценко опрашивал женщин, посо-
ветовал обратиться к Семеновой, а чутью Ларцева Юра Коротков доверял бе-
зоговорочно.
   - Вы, наверное, считаете меня бесчувственной? - тихо спросила  Людми-
ла. - Я в своей жизни столько близких похоронила, что стала относиться к
смерти философски. Если бы одни люди умирали,  а  другие  -  нет,  тогда
смерть можно было бы считать трагической несправедливостью. Почему  умер
этот человек, а не другой, почему одному выпало жить  вечно,  а  другому
нет? Но уж коль скоро бессмертия нет, то смерть  надо  воспринимать  как
явление нормальное и неизбежное. Я не права?
   - Не знаю, - серьезно ответил Коротков. - Я не  готов  вам  ответить.
Посмотрите, кто идет рядом с отцом Филатовой? - Он кивком головы  указал
на крепкого темноволосого мужчину с усами и восточным разрезом глаз.
   - Бывший муж, Руслан Баширов. А с ним рядом - его новая жена.
   Поймав изумленный взгляд своего спутника, Людмила чуть улыбнулась.
   - Вот такая была наша Ирка. Ни с кем никогда не ссорилась. Она всегда
говорила, что самое ценное в жизни - это хорошие отношения с людьми. Ес-
ли мужчина и женщина расстаются, это ведь не означает, что кто-то из них
непременно плохой. Просто им перестало быть хорошо вместе.  Мало  ли  по
каким причинам. Но если люди не могут жить вместе и спать в одной посте-
ли, это не означает, что им заказано общаться и дружить. Новая жена Рус-
лана, кстати, прекрасно относится к Ирине... то есть относилась. Ирка со
своими поклонниками даже к ним в гости ходила.
   - Действительно, не совсем обычно, - согласился  Юра.  -  Кроме  мужа
здесь есть еще... как бы это поделикатнее сказать... мужчины, с которыми
Ирина... - Он замялся. Обстановка кладбища не позволяла  ему  употребить
обычное слово "любовник".
   - Вы не стесняйтесь, Юра. - Семенова чуть сжала его локоть. - Я  ведь
сама бывший следователь. Задавайте мне любые вопросы. И можете быть уве-
рены, что я, в свою очередь, не стану задавать вам такие вопросы, на ко-
торые вы не можете отвечать.
   - Людочка, - искренне произнес Коротков, - вы - чудо. Если бы  вы  не
были замужем, я бы сделал вам предложение.
   - Так сделайте, - неожиданно просто ответила Семенова.
   - Не шутите так. Мы с вами все-таки на похоронах. - Юра легонько пог-
ладил ее пальцы, спокойно лежащие на его предплечье.
   - А я не шучу. - В голосе женщины послышалась горечь. -  Вы  женитесь
на мне, а он - на своей мамочке. И мы будем ходить друг к другу в гости.
   "Знакомая история, - грустно подумал Коротков.  -  Обожает  властную,
нетерпимую мать и всю жизнь сравнивает с ней жену, которая  в  сравнении
неизменно проигрывает. Добрая половина известных мне супружеских пар как
раз так и живет".
   - Почему Филатова больше не вышла замуж? - вдруг спросил он.  -  Нас-
колько я понял, недостатка в поклонниках у нее не было.
   - Возраст, Юра, увы, возраст. После тридцати  женщины  вынуждены  об-
щаться либо с заплесневелыми холостяками, которые безумно боятся, что их
затащат в загс, либо с женатыми мужчинами. Чтобы выйти замуж  за  первую
категорию, надо быть полной идиоткой, а вторую надо разводить. На это  у
Ирины никогда не хватало энтузиазма. И потом, жилищная проблема. Привес-
ти мужа в крошечную квартирку к немолодому больному отцу - этого она ка-
тегорически не хотела. А у разведенного откуда площадь? Он ее жене и де-
тям оставил бы.
   - Но не все же оставляют квартиру жене. Многие разменивают, -  возра-
зил Юра.
   - За мужика, который, уходя к любовнице, начинает делиться с женой  и
детьми, Ирка бы в жизни замуж не вышла, - уверенно ответила Люда. -  Она
терпеть не могла жлобов и скобарей. Был  момент,  когда  она  собиралась
вступать в кооператив, но в последний момент все сорвалось.
   - Почему?
   - У нее не оказалось денег, на которые она рассчитывала. А в долг она
не брала никогда. Даже до зарплаты не перехватывала. Она вообще была по-
мешана на том, чтобы никому не быть в тягость и никому не  быть  обязан-
ной. Просто пунктик какой-то. Всю жизнь все делала сама, ни  к  кому  за
помощью не обращалась. И не из гордости, заметьте, не  для  того,  чтобы
доказать, что вот, мол, она какая, справляется без  посторонней  помощи.
Вовсе нет. Она другого боялась. Бывает, что обращаешься за помощью,  че-
ловеку неудобно тебе отказать, хотя ему самому это причиняет  определен-
ные неудобства. Он тебе помогает, а сам в душе клянет и  тебя  с  твоими
просьбами, и себя, за то, что отказывать не умеет. Ирине очень не  хоте-
лось попасть в такую ситуацию. Хотя сама она очень отзывчивая, и,  между
прочим, если кто и не умеет сказать "нет", так это именно она. Абсолютно
безотказная. - Людмила все время сбивалась, говоря о подруге в настоящем
времени.
   - Так что же такое произошло с деньгами на кооператив? - Юра  свернул
на тему, которая показалась ему любопытной. - Она рассчитывала  на  нас-
ледство?
   - Не знаю, - вздохнула Людмила. - Это было до того, как я пришла  ра-
ботать в институт. Она как-то обмолвилась об этом, вот и  все.  А  я  не
стала допытываться. Если вас интересуют ее мужчины, то вон тот, в  серой
рубашке, видите, - ее последняя пассия. Работает в Российском  бюро  Ин-
терпола. Высокий блондин, полный такой, через два человека справа от вас
- преподаватель из нашей Академии. С ним Ирина рассталась в прошлом  го-
ду. В смысле - роман у них закончился. А общаться, конечно,  продолжают.
Продолжали, - поправилась опять Семенова. - Корецкого я что-то не  вижу,
хотя уж он-то должен быть обязательно.
   - Почему? - насторожился Юра. - Кто такой Корецкий?
   - Женя Корецкий - врач-хирург из нашей ведомственной поликлиники. Это
был самый длительный роман у Ирины, дольше даже, чем она замужем  пробы-
ла. Женя наблюдает ее отца,  Сергея  Степановича.  Печень.  Так  что  он
по-прежнему вхож, так сказать, в дом.
   - Послушайте, - взмолился Коротков, - у вашей подруги был  хоть  один
роман вне милицейского круга или она специально себе любовников  из  МВД
выбирает?
   - А других-то где взять? - возразила Людмила. - Вся жизнь только дома
и на работе. С другими и познакомиться негде. Это в двадцать лет  бегают
на дискотеки и студенческие вечера. А в нашем возрасте обходятся профес-
сиональным кругом. Ирина однажды привезла роман из отпуска. Долго  потом
на воду дула, так обожглась. С виду интеллигентный, красивый,  неглупый,
а оказался дважды судим. Видели бы вы, что с ней было!
   - А что было? Переживала сильно? - поинтересовался Юра.
   - Да ни одной минуты. Мгновенно порвала с ним. И не за то, что судим,
судимости-то были автотранспортные, а за то, что скрывал и  замуж  звал,
собирался развестись. Должен ведь был понимать, что ей, майору  милиции,
иметь дважды судимого мужа не с руки.
   - Как же она узнала о судимостях, если он скрывал?
   - Случайно. Это ее взбесило. Ирина терпеть не могла, когда ее  прини-
мали за дурочку. Этот Валера был, насколько мне  известно,  единственным
мужчиной, с которым она по-настоящему рассталась. Как  отрезала.  А  все
остальные даже и не догадываются, что их роман с Ирой закончен.  Я  ведь
уже говорила, она ни с кем не обостряла отношений.  Вот  и  создавала  у
своих "бывших" иллюзию, что все по-прежнему,  только  обстоятельства  не
складываются: то работы много, то командировка, то хаты пустой нет.  Она
к ним ко всем искренне расположена, только спать с ними не хочет.  Иначе
разве они были бы сейчас здесь, на кладбище?
   Панихида подошла к концу. Шестеро плечистых мужчин  подняли  гроб  на
плечи, и провожающие двинулись к могиле. Юра поискал  глазами  ребят  из
оперативно-технического отдела, которые вели съемку похорон скрытой  ка-
мерой.
   - Посмотрите внимательно, Людочка, - попросил Коротков. - Здесь много
людей, которых вы не знаете?
   - Почти никого, - быстро ответила она. - В основном все наши,  инсти-
тутские. Вот девочки из информационного центра, у них Ира брала  статис-
тику. Те, что рядом с отцом, - родственники. Следом за нашим начальником
идет мужчина - его я не знаю. И в самом конце двое с большими  гладиолу-
сами - их тоже впервые вижу. Странно все-таки, что нет Корецкого.
   Коротков остановился. Он сам не понимал, почему ему  так  не  хочется
отпускать от себя Люду Семенову, доверчиво опирающуюся на его  руку.  Но
дальше тянуть уже неприлично.
   - Спасибо вам, Люда, - тихо сказал он. - Не буду больше вас  терзать.
Вы идите, попрощайтесь с Ириной. А мне пора.
   Он прошел сквозь медленно двигающуюся толпу, на секунду замедлив  шаг
сначала возле невысокого смуглого мужчины в роговых очках, потом  приос-
тановился около двоих с огромным букетом  гладиолусов,  почти  полностью
закрывавшим их лица. Теперь он был уверен, что  видеокамера  зафиксирует
всех троих крупным планом.
   Шагая по Крестовскому мосту и почти задыхаясь от заполнявшего  легкие
тяжелого зноя, Юра Коротков пытался настроиться на дело Плешкова,  кото-
рому предстояло посвятить часть дня. Но мысли съезжали куда-то в  сторо-
ну, упорно выталкивая на поверхность тихий голос: "Я не  шучу.  Женитесь
на мне".
   "... Она тянула на себе весь план отдела. Свои темы закрывала, к  чу-
жим подключалась. Пахала, как ломовая  лошадь.  В  субботу  выходила,  в
воскресенье, на праздники брала работу домой. Начальник наш на нее  бук-
вально молился. А она стеснялась лишний раз с работы отпроситься..."
   "Боялись ее очень, особенно если давали ей тексты на  рецензирование.
Ирина Сергеевна въедливая была необыкновенно, к каждому слову цеплялась.
Когда она мне диссертацию вернула, там все поля были карандашом  исписа-
ны, представляете? Все поля на каждой странице. А в конце еще  несколько
листов вложено с замечаниями. Это не потому, что я такой особенно тупой.
Она все диссертации так читала. Зато все знали, что если учесть ее  поп-
равки и замечания, то работа пройдет без сучка без задоринки. Ей поэтому
многие старались свои диссертации подсунуть, она никому  не  отказывала,
хотя и своей работы у нее всегда было много. Были, конечно, такие  умни-
ки, которые, забрав у нее диссертацию с замечаниями, всем говорили,  что
"сама Филатова читала", а не поправили ни одной буквы. У Ирины Сергеевны
репутация была, что и говорить. После ее правок работу можно было  и  не
читать, смело рекомендовать в совет, на защиту. Вот они и  пользовались.
А когда она однажды эту уловку обнаружила - ох, что было! Не поленилась,
пришла на защиту, выступила  неофициальным  оппонентом  и  в  буквальном
смысле смешала диссертанта с грязью. Все могла  простить  -  лень,  глу-
пость, но мошенников терпеть не могла. Ее прямо переворачивало всю..."
   "... Враги? У Иры? Да откуда?!"
   "... Ирку втихаря многие не любили. Но в основном те, кто ее не пони-
мал. Посудите сами: нестарая, привлекательная, пользуется очень  большим
вниманием со стороны мужчин - и вся в работе. Здесь  что-то  нечисто.  С
чего это она так надрывается? Перед руководством выслуживается? В  трид-
цать четыре года стала ведущим научным сотрудником, а эту  должность  по
нынешним требованиям должны замещать только доктора наук. За что ей  та-
кое продвижение по службе? А кто ее хорошо знал, те понимали, что ей ин-
тересно то, что она делает. Она мне много раз говорила, что с детства ее
любимый вопрос: почему? Почему происходит так, а не иначе? Почему случа-
ется это и случается то? И в криминологии она осталась такой  же  "поче-
мучкой", все ломала голову, пыталась понять, почему  преступность  ведет
себя именно так, а не иначе..."
   "Мы все к ней бегали со своими страданиями. Она слушать умела. И уте-
шать. Поговоришь с ней - и легче становится. Она  для  нас  была  вместо
психотерапевта. А совет всегда давала один и тот же: поступай, как  тебе
самой хочется, не насилуй себя, не ломай..."
   "... Филатова злая была, прощать не умела. Она не мстила,  нет.  Боже
упаси, для этого она была слишком мягкая. Она делала для себя  выводы  и
потом свое мнение не меняла, хоть мир перевернись.  Вешала  на  человека
ярлык на всю жизнь и даже от него самого не считала нужным это скрывать.
Однажды наш сотрудник занял у нее солидную сумму  на  неделю,  а  вернул
только через два месяца. Филатова ни разу ему не напомнила, ни  разу  не
спросила, хотя сидели они в соседних комнатах и виделись раз по двадцать
на дню. А когда он в следующий раз обратился к ней с такой же  просьбой,
она ответила: "Володюшка, ты чудный парень, но денег я тебе не  дам.  Ты
человек необязательный и вышел у меня из доверия". Представляете,  прямо
при всех заявила. Вот в этом она вся..."
   "... Мы удивлялись, почему Ирина  докторскую  диссертацию  не  пишет.
Никто и не сомневался, что ей это по силам. А она отшучивалась,  говори-
ла, что ей рано себя хоронить, что не нагулялась еще. Конечно, ее понять
можно: пока в совете наши зубры сидят, которые сами докторами наук стали
лет в пятьдесят, они Филатову в доктора не пропустят -  больно  молодая.
Но, кажется, наш начальник ее все-таки дожал, особенно после  того,  как
ужесточил требования к замещению должностей ведущих сотрудников. Во вся-
ком случае, в плане института на тысяча девятьсот девяносто  второй  год
стоит ее монография..."
   "... Ирина Сергеевна очень болезненно относилась к тому, что в минис-
терстве науку ни в грош не ставят. У нее самообладание было  -  дай  Бог
каждому, но и темперамент бешеный. Она в министерстве наслушается в свой
адрес, да и в адрес института в целом, всяких  гадостей,  смолчит,  зубы
стиснет, а в моем кабинете даст себе волю. Особенно  тяжко  ей  пришлось
последние дватри месяца, когда Павлов из Штаба МВД России  начал  к  ней
цепляться. По нескольку раз возвращал ей  документы  на  доработку,  это
ей-то, за которой в жизни никто ничего не переделывал. Можете мне  пове-
рить, если на свете существуют гениальные криминологи, то она  -  из  их
числа. А Павлов этот - безграмотный тупица, путает криминологию с крими-
налистикой, в слове "перспектива" по четыре ошибки  делает.  Я  как  на-
чальник делал все возможное, чтобы Ирину Сергеевну оградить от него,  да
куда там! Она, бедная, совсем сникла, как-то даже сказала  мне:  "Навер-
ное, мы и в самом деле никому не нужны. Вот выйдет моя книга, и уйду я в
журналистику"..."
   ...Уходя домой, Настя Каменская оставила в кабинете, где стояли столы
Ларцева и Короткова, лаконичную записку:
   "Павлов из МВД России. Не к спеху, для общей картины. Целую. А. К. ".
   Заказчик не испытывал тревоги. Только  легкое  недовольство.  Он  уже
знал, что после выполнения заказа  возникли  непредвиденные  осложнения,
что вместо дела о  несчастном  случае  расследуется  уголовное  дело  об
убийстве. Но, в конечном итоге, какая ему разница?  Расследование  лично
для него ни малейшей угрозы не представляет. Главное - Филатовой  больше
нет...
   Заказчик вспомнил свою первую встречу с ней почти  полгода  назад,  в
январе. Она сидела перед ним спокойная, сосредоточенная, готовая  выслу-
шать его соображения и продумать их. А он плохо слышал сам себя, путался
в словах и все не мог отвести глаз от ее рук, пытаясь уловить  хоть  ма-
лейший признак волнения. Знает или не знает - вот что мучило  Заказчика.
Кто бы мог предположить, что они вот так встретятся? Порой она вскидыва-
ла ресницы и улыбалась. Заказчику мнилось, как-то по-особенному, с  тай-
ным смыслом, но он одергивал себя, стараясь  успокоиться  и  вникнуть  в
суть дела, которое они обсуждали. А она, казалось, не замечала его  вол-
нения, и руки у нее не дрожали.
   После той первой встречи Заказчик быстро забыл свои  страхи.  Он  был
уверен, что хорошо знает женщин, а женщины не умеют долго сдерживаться и
молчать. Если бы она знала, кто он такой, или хотя бы догадывалась,  она
бы выдала себя.
   Потом была вторая встреча и следующая. Так сложилось, что  в  феврале
им пришлось сталкиваться чуть ли не каждую неделю. Заказчик всматривался
в ее лицо, походку, вслушивался в спокойный,  почти  лишенный  интонаций
голос и не обнаруживал никаких признаков нервозности. "Нет, не знает", -
облегченно вздыхал Заказчик, но в следующую же минуту в  ее  шутках  ему
слышался злой сарказм, а в улыбке виделась насмешка, в  монотонной  речи
чудилась сдерживаемая ярость. А потом он узнал, что Филатова пишет  кни-
гу. К этому моменту нервы его были на пределе, как  мотылек  к  пламени,
тянулся он к этой загадочной женщине, используя любой, самый  малозначи-
тельный повод для встреч, чтобы еще раз пережить мучительные сомнения  и
в конце облегченно вздохнуть: нет, все-таки не  знает.  Книга  Филатовой
тоже была поводом для разговора.
   - Когда же вы собираетесь ее писать? - спросил тогда Заказчик.  -  Вы
ведь так загружены плановой работой.
   - Открою вам маленький секрет. - Она смотрела на него открыто и  дру-
желюбно. - Книга уже написана. Просто раньше у меня не было  возможности
ее издать.
   - Почему? Что-нибудь сверхкрамольное? - пошутил Заказчик.
   - Что вы, никакой крамолы, - засмеялась она. - Просто издать книгу  -
дело практически неосуществимое, если ты - никто и тебя не знают. А  те-
перь у меня есть имя и репутация.
   - А как будет называться ваше творение?
   - Название пока ориентировочное - "Криминология. Коррупция.  Власть".
Что-нибудь в таком роде.
   - И о чем она, если не секрет?
   - Долго объяснять. - Она поморщилась. - Если хотите, я вам лучше  ру-
копись принесу. Может быть, заодно и подскажете, нельзя ли ее издать  за
гонорар. У нас ведь за это не платят, сами знаете. Договорились?  Завтра
же завезу вам текст.
   Она поднялась, собираясь уходить. Заказчик  порывисто  вскочил  из-за
стола, кинулся к вешалке, чтобы подать ей шубку,  неловко  задел  локтем
пепельницу. Окурки высыпались на стол...
   - Да не нервничайте вы так, Владимир Николаевич. -  Филатова  взялась
за ручку двери. - До завтра.
   Стоял теплый слякотный февраль, в комнате было душно даже при  откры-
той настежь форточке. Заказчик почувствовал, что руки его стали  ледяны-
ми. Значит, все-таки знает...
   Машина свернула с Садового кольца на Каляевскую улицу.
   - Дальше куда? - спросил Захаров.
   - Все время прямо. Знаешь, я рада, что ты меня нашел. - Настя тронула
его за плечо. - Как ты додумался?
   - Большого ума не надо, - усмехнулся Дима. - Этот молодой черноглазый
- он в вашем отделе работает?
   - Доценко? В нашем. Что-нибудь не так?
   - Хороший мальчик. - Дима одобрительно кивнул.  -  Умеет  спрашивать.
Фразы короткие, ни одного лишнего слова,  никакого  давления.  Чуть-чуть
подталкивает, сразу и не заметишь. Уж на что я злой был,  а  разговор  в
машине почти дословно вспомнил. Хороший мальчик, -  еще  раз  подтвердил
он. - Такой незаменим в работе со свидетелями.
   - Да, - рассеянно повторила Настя, - незаменим. И  всетаки  зачем  ты
меня искал?
   - Сам не знаю. - Захаров пожал плечами. - Жалко мне ее.
   - Кого жалко? - удивилась Настя.
   - Эту... Филатову. Вот ведь глупость! - Он озадаченно хмыкнул. - Пол-
часа был с ней знаком, да что там знаком - имя даже не спросил, трое су-
ток из-за нее в камере проторчал и вдруг понял, что мне ее жалко.
   - И ты два часа ждал меня на улице, чтобы сообщить об этом?
   - Если совсем честно, то я хотел тебе сказать, что буду рад оказаться
полезным. Вы там в МУРе все такие, конечно же, умные  и  опытные,  но  в
жизни всякое случается. Вдруг да пригожусь. Ни разу мне  потерпевших  не
было жалко так, как сейчас. Видно, чем-то она меня задела. Так что  имей
это в виду.
   - Спасибо. Очень трогательно, - суховато  ответила  Настя.  -  Сейчас
направо на мост. Ты хоть понимаешь, что с тебя самого подозрение еще  не
снято окончательно?
   - Ну что ж поделать, потерплю, - миролюбиво ответил Дима.  -  Хороший
район, зеленый, тихий. Живешь здесь?
   - Здесь родители живут. А я на Щелковской.
   Прощаясь с Настей, Дима придержал ее за руку, вгляделся внимательно.
   - А ты не меняешься. Все такая же девчушка в джинсиках  и  с  длинным
хвостом на затылке. Тебе сейчас сколько?
   - Тридцать два, - улыбнулась Настя.
   - Не замужем?
   - Не смеши меня. Спасибо еще раз, что подвез.
   Когда встал вопрос о размене квартиры, основным аргументом у Настино-
го отчима было то, что "трое бумагомарак на одной  кухне  не  уживутся".
Пока Настя училась в школе и в университете, а Леонид  Петрович  работал
на практике, или, как говорят, "на земле", трехкомнатная  квартира  была
наполовину завалена бумагами и рукописями  Настиной  матери,  известного
ученоголингвиста. Потом и Настя стала выкраивать уголки для  своих  бес-
численных листочков и мудреных расчетов. А уж когда Леонид Петрович, по-
кончив с практической работой, перешел с  должности  начальника  РУВД  в
Высшую юридическую заочную школу милиции преподавать  оперативно-розыск-
ную деятельность, в квартире стало по-настоящему тесно.
   Теперь Настя жила отдельно, на другом конце Москвы,  но  у  родителей
бывала часто, особенно с тех пор, как мать на два года пригласили на ра-
боту в Швецию. Леонид Петрович был в  отличие  от  Насти  человеком  хо-
зяйственным, обеды готовить не ленился, но самое привлекательное состоя-
ло в том, что квартира родителей находилась гораздо ближе  от  Петровки,
чем Настино собственное жилье. Если остаться ночевать,  то  утром  можно
спать минут на сорок дольше.
   Уютно устроившись в мягком кресле, Настя смотрела, как отчим разбира-
ет небольшой пластиковый пакет - мать с оказией передала посылку.  Вынув
маленькую плоскую коробочку, Леонид Петрович протянул ее Насте.
   - Твои игрушки. У тебя, наверное, уже полный набор есть?
   - Нет предела совершенству, - отшучивалась Настя. И вдруг спросила: -
Пап, а кто такой Богданов?
   - Богданов? Бывший начальник ГУВД Москвы. Ты в своем уме, родная?
   От удивления Леонид Петрович даже выпустил из рук журнал по  кримина-
листической технике, который ему прислала жена.
   - Не тот. Богданов из Академии, с кафедры  организации  расследования
преступлений.
   - А, - облегченно вздохнул отчим. - Знаю, конечно. Родственные кафед-
ры, мы все друг друга знаем. Зачем он тебе?
   - На всякий случай. А Идзиковского из Интерпола знаешь?
   - Фамилию слышал, но лично не знаком. Еще вопросы?
   - А с Филатовой Ириной Сергеевной из НИИ МВД ты встречался?
   - Приходилось. Ты что, мой моральный облик проверяешь? Настасья, кон-
чай темнить. Говори, в чем дело.
   - Филатова умерла, - выпалила Настя.
   - Да что ты?! - Леонид Петрович охнул и присел на диван. - Может, это
не та Филатова? Та была молодая совсем, красивая.
   - Та самая, папуль. Убита.
   Настя встала с кресла и села на пол рядом с отчимом,  положив  голову
ему на колени.
   - Единственная версия, которая есть на сегодняшний день,  -  убийство
из ревности. А у Филатовой все романы - с офицерами из МВД. И я буду си-
деть здесь, у твоих ног, как верный пес, до тех  пор,  пока  ты  мне  не
расскажешь, как и чем живут научные работники и преподаватели. Из-за че-
го они ссорятся друг с другом, на какие темы пишут анонимки, какие  шаги
предпринимают, чтобы подсидеть другого, каким способом  сводят  счеты  и
так далее. Идет?
   Леонид Петрович огорченно усмехнулся.
   - Вот и с тобой случилось то, чего я всегда боялся, пока работал  "на
земле". Приходится вести расследование среди своих. Ты даже  представить
себе не можешь, как это трудно. Особенно  когда  ты  молод.  Милицейский
круг - тесный круг. Не просто узкий, а именно тесный, не  можешь  повер-
нуться, чтобы не наткнуться на знакомого, родственника знакомого, сослу-
живца родственника, бывшего ученика, соседа начальника и прочее. В  этом
тесном кругу невозможно никого ни о чем спросить, я уже не говорю - доп-
росить, потому что какие могут быть серьезные разговоры между своими? Ты
разговариваешь с человеком, которого подозреваешь в преступлении,  а  он
на все твои доводы отвечает: да ладно, да брось ты, ну мы же свои  люди,
ты же понимаешь. И хлопает тебя по плечу. И предлагает  выпить.  А  чуть
что не так - будь уверена, тут же поступит звоночек твоему  Гордееву,  с
которым они или в санатории вместе отдыхали, или на банкете водку  пили,
или еще как-нибудь знакомы. Ты что же это, Виктор Алексеевич,  ты  давай
ребят своих приструни, не годится так, обидели, понимаешь. В общем, нап-
лачешься.
   - Нет. - Настя грустно покачала головой. - Не наплачусь. Меня Колобок
к ним не выпустит. Плакать будут наши мальчики. Как  ты  думаешь,  папа,
почему меня Колобок на привязи держит?
   - Ума не приложу. - Леонид Петрович погладил Настю по голове. - Может
быть, он знает про твои... м-м-м... мягко говоря, про твои особенности?
   - Откуда ему знать? - возразила Настя. - Если только ты  ему  сказал.
Но ты же не говорил? - Она вопросительно подняла голову.
   - Разумеется, нет. Зачем же я буду выдавать  Гордееву  твои  секреты,
хоть и знаю его давным-давно. Вот, кстати, тебе еще пример тесноты наше-
го круга. Вообще запомни: этим отличаются две профессии - юридическая  и
медицинская. Только если в медицине династии приветствуются, то у нас  -
нет. Считается, что если папа врач, мама врач, сын врач, то это семейная
приверженность идеалам гуманизма. А если юрист - сын юриста, то все  ду-
мают, что непременно блатной, что папочка сынка пристроил.
   - А почему так?
   - Какая-то правда в этом есть. Все-таки много лет у МВД были и  прес-
тиж, и власть, и, соответственно, возможности.  Часть  сынков  и  прочих
родственников и в самом деле были "пристроенные". Но другая-то  часть  -
она совсем иная. Порой это даже бывает трудно объяснить. Вот ты,  напри-
мер, - типичная милицейская дочка. Прекрасно училась в  физико-математи-
ческой школе, перед глазами, с одной стороны, блестящая карьера  матери,
с другой - этот твой суперматематик Лешка. А ты? Пошла в милицию. Можешь
объяснить, почему?
   - Не могу, - вздохнула Настя. - Гены, наверное.
   - Какие гены? - Леонид Петрович легонько щелкнул  Настю  по  носу.  -
Твой родной отец в милиции никогда не работал.
   - Но воспитывал-то ты, - резонно сказала Настя.  -  Не  отвлекайтесь,
папаша, рассказывайте мне про ваши околонаучные дела.
   Заканчивался вторник, шестнадцатое июня. День, когда похоронили Ирину
Филатову. День, когда освобожденный после семидесяти двух часов пребыва-
ния в камере Дмитрий Захаров решил, что убийцу своей случайной попутчицы
он бы задавил собственными руками. День, когда давно и  глубоко  женатый
Юра Коротков ни с того ни с сего понял, что влюбился в свидетельницу Лю-
ду Семенову, тридцати девяти лет, замужнюю, мать двоих детей. День, ког-
да над ничего не подозревающим  полковником  Гордеевым  проплыло  легкое
светлое облачко, которого Виктор Алексеевич и не заметил.
   Следующие дни показали, что Леонид Петрович оказался пророком. Корот-
ков, Ларцев и Доценко, работавшие по делу Филатовой и проверявшие версии
убийства из корыстных побуждений или из ревности,  приходили  на  работу
измученные и раздраженные.
   - Чтоб они все провалились! - кричал в  сердцах  невысокий  седоватый
Володя Ларцев после беседы с преподавателем Академии МВД Богдановым. - Я
его спрашиваю про Филатову, а он смотрит на меня своими холодными глаза-
ми и вдруг цедит сквозь зубы: "Вы какой вуз оканчивали?  Ах,  Московскую
школу! Вам оперативно-розыскную деятельность, наверное, профессор  Овча-
ренко читал? Сразу видно, что он вас ничему не научил. Вы совершенно  не
умеете вести опрос". Каково, а?
   Подозрения Короткова в адрес отсутствовавшего  на  похоронах  хирурга
Корецкого оказались беспочвенными: на правах старого друга дома он оста-
вался в квартире у Филатовых, помогая готовить стол для поминок. Из всех
проверяемых по версии "ревность" он был самым приятным собеседником,  но
это, подумал Коротков, скорее всего оттого,  что  сотрудники  ГУВД  были
прикреплены к другой поликлинике, что лишало Корецкого возможности  неб-
режно бросить: "Кто ваш начальник? Гордеев? Знаю, знаю, он у меня лечил-
ся".
   У всех мужчин, в том числе и у бывшего мужа Филатовой, и у безжалост-
но брошенного Валеры с двумя автотранспортными судимостями, было твердое
алиби и полное отсутствие мотивов для убийства. Семенова не  преувеличи-
вала, когда говорила, что Ирина умела организовывать свою личную  жизнь,
ни в ком не вызывая ни ревности, ни подозрений.
   Корыстные мотивы тоже не просматривались. Ирина и ее отец жили на две
свои зарплаты, в коммерческой деятельности участия не принимали, богаты-
ми наследниками не были. Из драгоценностей в доме были две  золотые  це-
почки, одна Иринина, другая - с кулоном - ее матери, и  три  обручальных
кольца - самой Ирины и ее родителей. Как сказал отец, Ирочка предпочита-
ла серебро, но и его было немного, хотя вещи отличались изысканным  вку-
сом. Много денег Филатова тратила на книги, любила дорогую парфюмерию  и
особенно духи. Одежда, напротив, была недорогая и,  как  выразился  Миша
Доценко, повседневная. Нет, никаких признаков того, что в семье есть ка-
кие-то доходы помимо зарплаты, не видно. Ни машины, ни  дачи.  Оставался
невыясненным вопрос о деньгах на  кооператив,  которые  Ирина  будто  бы
должна была откуда-то получить. Отец об этих деньгах ничего не знал, как
и вообще о том, что Ирина  собиралась  вступать  в  ЖСК:  "Ирочка  очень
скрытная была. О радостных событиях никогда не сообщала заранее,  всегда
постфактум. А о неприятностях тем более не рассказывала". Вопрос  так  и
остался открытым, но был признан Ларцевым  и  Доценко  потерявшим  акту-
альность, так как история произошла, как выяснилось,  в  1987  году,  то
есть пять лет назад.
   Дело, казалось, зашло в тупик.
   - С любовью и деньгами, этими двигателями прогресса, мы покончили,  -
глубокомысленно заявил Ларцев. - Переходим к менее волнующим проблемам.
   С этими словами он положил перед Юрой Коротковым Настину записку.
   - Займешься? Аська просит нарисовать ей Павлова  из  МВД  России.  Не
знаешь, зачем?
   - Какая разница? Просит - нарисуем.
   Юра быстро выхватил у Ларцева записку, стараясь  скрыть  от  товарища
свою радость. Еще бы! Это же повод позвонить Людмиле! "Уймись, дурень, -
мысленно осадил он себя. - Она про тебя и думать забыла. Очень ты ей ну-
жен". Но на поверхность сознания чья-то коварная рука упорно выталкивала
воспоминание о ее тихом голосе: "Я не шучу. Женитесь на мне".
   Если правда, что деньги тянутся к деньгам, а беда - к беде (не зря же
говорят: пришла беда - отворяй ворота), то любовь должна тянуться к люб-
ви. Ибо влюбленный в свидетельницу Семенову сыщик Юра Коротков узнал  из
разговора с ней нечто такое, что позволило вновь поднять  закрытый  было
вопрос об убийстве Ирины Филатовой на почве неразделенной любви.
   Сотрудник Штаба МВД России полковник  милиции  Павлов  Александр  Ев-
геньевич, по утверждению Людмилы Семеновой, ухаживал за  Ириной,  причем
делал это отчаянно и весьма своеобразно. Сначала были чуть не ежедневные
посещения института с цветами и подарками,  публичное  целование  ручек,
приглашения всех сотрудников отдела на принесенный свежайший торт, воск-
лицания: "Ирочка, я ваш раб! Ирочка, вы - совершенство!" Ирину это  отк-
ровенно забавляло, она мило улыбалась, подшучивала над ухажером, но  его
это ничуть не обижало.
   Внезапно все переменилось. Прекратились цветы, чаепития и  комплимен-
ты. Павлов  перестал  наезжать  в  институт  и  превратился  в  злобного
мальчишку, который дергает за косы и старается  побольнее  ущипнуть  как
раз ту девочку, которая ему нравится. Он буквально  терроризировал  Иру,
постоянно придирался к подготовленным ею документам, без конца вызывал в
министерство. Но она все сносила, выдержки и терпения ей было  не  зани-
мать. Штаб - основной заказчик на научную продукцию отдела, и  ссориться
с ответственными работниками было нельзя. Влюбленный Павлов стал притчей
воязыцех, а Ирину называли великомученицей и дружно ей сочувствовали.
   - Я, помнится, даже сказала ей как-то: "Да отдайся ты ему  один  раз.
Может, отстанет".
   - А она что? - спросил Юра.
   - Посмотрела на меня с такой яростью, что я  даже  оторопела.  Лучше,
говорит, нищему в подземном переходе отдаться, чем ему. Хотя, - добавила
Люда, - Павлов внешне очень импозантный,  ничего  отталкивающего  в  нем
нет. Этот бугай из Академии, Богданов, на мой взгляд, в десять раз хуже.
Что ж, сердцу не прикажешь, конечно, с кем миловаться - дело вкуса.
   - А может, дело принципа? Знать бы только, какого.  -  Юра  отодвинул
пустую чашку из-под кофе и потянулся за пепельницей.
   Они сидели в  открытом  кафе  возле  большой  гостиницы,  наслаждаясь
предвкушением наступающего вечера, который принесет с собой прохладу.
   - Людочка, вы не торопитесь? Расскажите мне еще про вашу  подругу,  -
попросил Коротков.
   - Я не тороплюсь. Муж повез детей в Мариуполь, к родственникам. Деся-
того июля я уйду в отпуск и поеду, сменю его на родительской вахте.
   Юра переваривал услышанное, стараясь сообразить, как  ему  воспользо-
ваться полученной информацией. Неожиданно его собеседница добавила:
   - Юрочка, не мучайте себя. У вас все на лице написано. У нас  с  вами
вполне благополучные семьи. Я старше вас минимум лет на пять. Вы замуче-
ны и задерганы своей работой, а я устала от бесконечных конфликтов дома.
Если вы согласны с тем, что в жизни должны быть  светлые  пятна,  то  на
время до десятого июля вы можете рассчитывать.
   - А потом? - глупо спросил Коротков, не в силах оторвать взгляд от ее
глаз.
   - А про "потом" не будем загадывать. Жизнь длинна  и  непредсказуема.
Это, кстати, любимая Иркина фраза.