 |
|
 |
Глава 12
Днем в ресторане было многолюдно, но не шумно. Публика здесь к обеду
собиралась все больше деловая, и разговоры за ресторанными блюдами ве-
лись днем тоже, в основном, деловые.
Для разговора со Светланой Нугзар Бокучава выбрал столик в сторонке,
где было и потише, и поуютнее, и поинтимнее. Если все пойдет так, как он
задумал, то пора начинать атаку на молодую вдову, пора делать первые ша-
ги к тому, чтобы прибрать ее к рукам вместе с неизданными рукописями ее
талантливого мужа и всеми авторскими правами. Нугзар был уверен в том,
что все рассчитал правильно, только легкое беспокойство слегка покусыва-
ло его: встретиться предложила Светлана, а это означает, что чтото слу-
чилось. Ох, не сорвалось бы!
Светлану он увидел издали, как только она вошла в зал. Маленькая, ху-
денькая, некрасивая, но невероятно элегантная, притягивающая к себе
взгляды мужчин и буквально источающая волны сексуальной загадочности.
Нугзар вынужден был признать, что Светлана Параскевич относится как раз
к тому типу женщин, которые могут себе позволить быть сколь угодно нек-
расивыми, потому что их внешности все равно никто не видит. Таких женщин
вообще не видят и не рассматривают, их чувствуют, ощущают, ими проника-
ются и очаровываются, ими болеют, причем порой долго и неизлечимо.
Она кивнула Нугзару, но руки не протянула, хотя тот уже изготовился
припасть губами к пальчикам в жесте почтительного восхищения.
- Добрый день.
Она села, не дожидаясь, пока крупный, чуть полноватый Бокучава обог-
нет стол и подвинет ей стул. Меню уже лежало на столе, и Светлана тут же
уткнулась в него, быстро перелистывая страницы. Она сделала выбор, не
раздумывая, но Бокучава отметил про себя, что выбрала она самые дорогие
блюда. Интересно, что бы это значило? Раскручивает его, чтобы поизде-
ваться? Или чтобы проверить его на вшивость? Или просто строит из себя
аристократку, привыкшую получать все самое лучшее, а потому и самое до-
рогое?
- Нугзар, ты заказывал кому-нибудь статью о Леониде? - спросила она,
когда официант отошел, записав заказ.
- Да, - кивнул тот. - Ты же понимаешь, для того чтобы хорошо прода-
вать посмертные произведения, нужно предварительно провести рекламную
кампанию. Все читательницы знают, что Леонида больше нет, соответствен-
но, спрашивать его книги и искать их на лотках и в магазинах они не бу-
дут. А если заметят, что поступил в продажу новый роман, то будут счи-
тать, что это что-то старое, ранее издававшееся под другим названием.
Поэтому я должен подготовить их к тому, что новые книги - это действи-
тельно новые книги. То, чего они раньше не читали. Для этого нужна
статья. А может быть, и не одна. Журналист приходил к тебе?
- Нет, ко мне он не приходил, он сразу отправился к свекрови, к Лени-
ной матери, и в этом была его ошибка. Он все испортил.
- Что он испортил? - нахмурился Бокучава. - Там вышел конфликт? Он
ничего мне не рассказывал.
- Нет, конфликт вышел не там, а между мной и свекровью. Твой мудила
журналист растрепал ей про то, что у Лени есть неизданные рукописи и что
я продаю их издателям за очень большие деньги. Догадываешься, что было
дальше?
- Нет, - признался Нугзар. - А что было?
- Свекровь примчалась ко мне и с пеной у рта стала доказывать свое
право на часть гонораров. Она, видите ли, претендует на наследство. Я
держалась, сколько могла, хотела кончить дело миром, но она не унима-
лась, и мне пришлось сказать ей правду. Неприятную, надо признаться,
правду. Но у меня не было другого выхода. Сейчас ты поймешь, что я имею
в виду. Видишь ли, Нугзар, все романы, которые вы издавали под именем
Леонида, на самом деле написала я. Ты - опытный издатель, и тебе я могу
не объяснять, почему мы взяли Ленино имя. Я думаю, тебе и так понятно.
Бокучава замер, не в силах пошевелиться, и тупо глядел на сидящую
напротив женщину. Боже мой, что она такое говорит? Романы написала она,
а не Ленька? В это не так уж трудно поверить, то-то все удивлялись, что
молодой мужчина оказался таким тонким знатоком женской психологии. Но
ведь если это правда, это в корне меняет все дело. Тогда Светлана - это
золотая жила, это курица, несущая золотые яйца, и при правильном обраще-
нии из этого родника можно качать воду, в смысле деньги, еще много лет.
Ах ты, черт возьми!
- Я сочла нужным немедленно встретиться с тобой, - продолжала она,
словно не замечая, в какое оцепенение впал ее собеседник, - потому что
моя свекровь наверняка не останется единственным хранителем этой тайны.
Она собирается подавать на меня в суд и доказывать, что я лгу, поэтому в
дело будут посвящены и адвокат, и судья, и секретарь судебного заседа-
ния, и еще Бог знает кто. И поскольку ты заплатил мне за рукопись
столько, сколько я попросила, ты имеешь право требовать, чтобы я не на-
носила тебе удар в спину. Лучше, если о подлинном авторстве этих книг ты
узнаешь сразу и от меня, чем позже и из скандальной хроники, да еще вдо-
бавок в извращенном виде.
Бокучава осторожно перевел дыхание, протянул руку и накрыл своей ла-
донью тонкие пальцы женщины, нервно крутящие позолоченную зажигалку.
- Светлана, я всегда знал, что за фасадом твоей холодной сдержанности
скрывается нечто фантастическое, - начал он задушевно. - Я чувствовал,
что в тебе таятся какие-то невероятные глубины, но никогда не мог точно
определить, что же меня так волнует в тебе. Теперь все сделалось понят-
ным, все встало на свои места. Я даже не очень удивлен, я все время ждал
чего-то подобного.
- Значит, ты не сердишься? - улыбнулась Светлана. - Эта ситуация не
очень разрушает твои финансовые планы?
- Конечно, разрушает, - засмеялся Бокучава. - Но вместо разрушенных
планов можно построить новые. Сейчас задача номер один - придумать лов-
кий и оригинальный рекламный ход, чтобы почитательницы Леонида не были
разочарованы, не почувствовали себя обманутыми и дружно перешли к новому
имени. Я подумаю, как это можно сделать. Ты можешь не забивать себе этим
голову, если, конечно, у тебя самой нет никаких идей. Если же есть, то я
с радостью их выслушаю.
- Нет, - покачала головой она. - У меня нет никаких идей, я вообще
плохо смыслю в рекламе, и маркетинге. Но я хочу, Нугзар, чтобы ты отда-
вал себе отчет: в том, что случилось, виноват ты сам. Ты послал журна-
листа к Лениной матери, не посоветовавшись со мной, ты рассказал ему про
то, какие гонорары я требую за новые книги, и вот результат. Если бы Га-
лина Ивановна не узнала про то, что за две рукописи мне заплатили
шестьдесят тысяч долларов, она бы не стала поднимать шум, и моя тайна
еще какое-то время оставалась бы тайной. Разумеется, со временем я отк-
рыла бы ее тебе, потому что Ленин архив не может быть бездонным, рано
или поздно он бы иссякнул. Но у тебя было бы время перестроить маркетин-
говую политику в отношении этих книг, и появление нового имени прошло бы
безболезненно. Ты вспомни, что произошло с Незнанским и Тополем. Сначала
у нас вышли книги, написанные Незнанским единолично, потом пошли те, ко-
торые они написали в соавторстве, а потом они рассорились и снова начали
писать поодиночке, но отличные книги, которые они написали вместе, сде-
лали свое дело, создали этим авторам репутацию, и их по-прежнему с удо-
вольствием покупают, хотя поодиночке они пишут намного хуже. И в моем
случае ты мог бы придумать что-то подобное, заказать несколько статей в
популярных изданиях, где рассказать читателям, что свои романы Леонид
писал в соавторстве со мной, придумать душераздирающую историю о том,
почему я скрывала свое авторство и свое лицо, такую историю, чтобы жен-
щины-читательницы прослезились. После этого они прекрасно покупали бы
книги, подписанные моим именем. Более того, убедившись в том, что новые
книги ничем не отличаются от предыдущих" что они не стали хуже оттого,
что одного из соавторов не стало, они проникнутся постепенно приятным
чувством, что женщина все-таки оказалась талантливее мужчины. Но, повто-
ряю, все это было бы возможным, если бы ты поступил умно. А ты, Нугзар,
поступил глупо. И сам вырыл себе яму. И если Галина Ивановна действи-
тельно подаст на меня в суд, мне придется тратить время, нервы, силы, а
также, между прочим, деньги на адвоката, и все это по твоей милости. Ты
врешь, Нугзар, когда говоришь, что видел и чувствовал во мне некие ин-
теллектуальные глубины. Ничего ты не видел и не чувствовал. Ты держал
меня за безмозглую дуру, которую можно обвести вокруг пальца с завидной
легкостью и веселыми смешочками. В противном случае ты никогда не стал
бы заказывать и готовить рекламную статью о Леониде за моей спиной.
Ты должен был в первую очередь поговорить со мной, и мы бы вместе
придумали, что и как должно быть в этой статье, чтобы не перекрыть себе
путь отступления и дальнейшего отхода к моему авторству. И ты бы, несом-
ненно, сделал именно так, если бы считался с моим мнением и полагал, что
у меня в голове есть хоть капля серого вещества. А ты, как и большинство
кавказцев, считаешь женщину недочеловеком, хоть и вырос в Москве.
Светлана говорила не торопясь, очень спокойно, в ее голосе Нугзар не
слышал ни волнения, ни возмущения, ни гнева. Он понял, что она тщательно
подготовилась к разговору и произносит сейчас фразы, которые уже произ-
несла мысленно и, может быть, не один раз.
- Прости, Светлана, - быстро встрял Бокучава в паузу, которую сделала
женщина, прикуривая сигарету. - Я признаю, что поступил не подумав. Но
мне и в голову не могло прийти, что этим я нанесу тебе такой ущерб, что
из-за этого у тебя будет столько хлопот и неприятностей. Я готов иску-
пить свою вину, только скажи, что я должен сделать. Хочешь, я возьму на
себя все судебные издержки, если твоя свекровь подаст на тебя в суд?
- Хочу.
Светлана выпустила дым и уставилась немигающими глазами в темные, по-
хожие на маслины глаза Нугзара.
- Что еще я могу сделать, чтобы загладить свою оплошность?
- Ты должен дать мне слово, что в печати по поводу Параскевича и его
жены не появится ни одной фразы, не согласованной со мной. Ни одному
журналисту ты не будешь заказывать рекламные публикации, не поставив ме-
ня в известность. Более того, поскольку твоего слова мне недостаточно, я
хочу, чтобы об этом был заключен письменный договор по всей форме. И ес-
ли ты, Нугзар Бокучава, посмеешь его нарушить, я предъявлю тебе иск в
судебном порядке.
- За что? У нас свобода печати, - попытался отшутиться издатель, ко-
торому все-таки стало не по себе. Он понял, что совершенно не знает этой
непредсказуемой женщины, не чувствует ее, а это означает, что прогнози-
ровать ее поступки он пока не может. Да, справиться с ней будет непрос-
то. - Каждый журналист вправе писать на любую тему, и его нельзя заста-
вить делать что-либо в угоду лично тебе.
- А я и не посягаю на свободу журналистов, - тонко улыбнулась Светла-
на. - Я же буду иск предъявлять не им, а тебе, Нугзар. За нарушение ус-
ловий соглашения. А может быть, и им, например, иск о защите чести и
достоинства, или о клевете, или об оскорблении. А в приватной беседе
разъясню им, что ты должен был их проинструктировать, поэтому виноват в
их неприятностях только ты один. Запомни, дорогой, в жизни Леонида и в
моей жизни есть множество того, о чем нельзя писать со слов посторонних
людей без риска нарваться на неприятность. Писать о нас можно только с
моих слов. Ты понял, Нугзар? Только с моих. Тогда ты и твои приятелижур-
налисты могут быть гарантированы от ошибок. Если они попытаются насоби-
рать развесистую клюкву на чужих болотах, а ты их не остановишь, что ж,
пеняй на себя.
- Но ведь может так случиться, что какой-то журналист, которого я и
знать не знаю, сам захочет написать о Параскевиче. Мало ли что он там
накарябает, что же, мне и за него отвечать?! - возмутился Бокучава.
- Да ладно тебе, - внезапно рассмеялась Светлана. - А то я не знаю,
как все это делается. Какому независимому журналисту может быть интере-
сен автор женских романов? Депутат Думы, министр, президент, крупный
банкир - это да, на этом можно сделать материал, после которого о тебе
заговорят. Если повезет, еще и прославишься, как Поэгли. А Параскевич?
Нет уж. Если про писателей и пишут, то только потому, что книгоиздатели
за это платят, вкладывая деньги в рекламу. Поэтому без твоего ведома эти
статьи не появятся, так что не делай мне тут невинные глазки.
- Погоди, Светлана, - не сдавался он. - Книги Параскевича издаю не
только я. Новый роман выйдет через месяц у Павла, он же тоже может на-
чать рекламную кампанию. И у Анечки, я знаю, еще несколько месяцев
действует общее право на переиздание двух книг, она тоже может предпри-
нять какие-то шаги, чтобы подогреть интерес читателя. Как быть с ними?
- Нугзар, ты ничего не понял, - досадливо поморщилась она. - За все
надо платить, и за право печатать посмертные произведения великого Пара-
скевича - тоже. Размер гонорара тут ни при чем, и Анна, и Паша, и все
остальные заплатят мне столько же, сколько заплатил ты. Но тебе нужны и
другие рукописи. И за то, что я принесу их тебе, а не им, ты и должен
заплатить. Вы все - одна шайка-лейка, хоть и считаетесь разными изда-
тельствами, и не думай, что это большой секрет. Вот и неси ответствен-
ность за всех. Поговори с ними, напугай, убеди, купи - делай что хо-
чешь... Но запомни: одно печатное слово во вред мне - и наши деловые от-
ношения прекращаются и переходят в область гражданского судопроиз-
водства. Спасибо; Нугзар, обед был очень вкусным.
Она поднялась и пошла через весь зал к выходу, провожаемая восхищен-
ными взглядами мужчин. Нугзар Бокучава смотрел ей вслед, вяло дожевывая
пересушенный ростбиф, и думал о том, что эту сучку надо зажать в ежовых
рукавицах, чтобы не выпендривалась. Конечно, характер у нее тяжелый, что
и говорить, и не просто тяжелый - паскудный, но дело того стоит. Надо во
что бы то ни стало на ней жениться, тогда она будет до самой смерти тво-
рить свои романы, а он будет их издавать. Он станет эксклюзивным издате-
лем этих книг. А это очень большие деньги. Очень.
Кабинет у следователя Ольшанского был небольшим, поэтому, когда вмес-
те с Настей туда ввалился и широкоплечий Юра Коротков, сразу стало тес-
но. Константин Михайлович выглядел спокойным, но то и дело сквозь дело-
витый тон прорывались напряжение и раздражение.
- В таком виде мы не можем отправлять дело в суд, - говорил он. -
Чистосердечное признание - не аргумент, когда человека нельзя допросить.
Особенно если этот человек производит впечатление психически нездорово-
го. Это первое. Второе - причина убийства, как ее излагает Исиченко, то-
же выглядит весьма экзотично. С ходу в это поверить невозможно. Поэтому
нужно провести посмертную судебно-психиатрическую экспертизу как Исичен-
ко, так и Параскевича. То, что сделала эта женщина, конечно, говорит об
ее болезни. Но и то, о чем ее якобы попросил Параскевич, тоже не свиде-
тельствует о его чересчур здоровой психике. Каждое слово в показаниях
Исиченко нужно тщательно проверять. И третье. Речь идет о модном писате-
ле. Мы не можем быть уверены в том, что его убийство и ход расследования
не заинтересуют широкую общественность. И не дай нам Бог, если окажется,
что журналисты знают больше нас. Главным образом, представляющими инте-
рес являются два обстоятельства: психическое здоровье самого Параскевича
и вероятность организации им собственного убийства, которое, по сути,
является самоубийством, а также подлинное авторство его романов. Эти два
вопроса являются наиболее пригодными для скандальных разоблачений и для
желтой прессы, они наиболее соблазнительны для тех, кто жаждет клюквен-
ной чернухи, и поэтому в этих вопросах мы с вами должны ориентироваться
лучше любого журналиста.
- Боже мой, Константин Михайлович, - всплеснула руками Настя, - с ка-
ких это пор вы стали бояться журналистов и обращать на них внимание?! Вы
же их в грош не ставите.
- Не ставлю, - подтвердил Ольшанский. - Но у меня есть начальники,
причем в количестве, явно превышающем мою выносливость. И они-то как раз
очень серьезно относятся к прессе, особенно если журналисты пишут о том,
что следствие чего-то не знает или на что-то не обратило внимания. Поэ-
тому я выношу постановление о производстве филологической экспертизы, а
вы, дорогие мои, хватайте ноги в руки и бегите искать все медицинские
карты Исиченко и Параскевича, с рождения и до последних дней. Найдите
мне людей из окружения Исиченко, которые замечали странности в ее пове-
дении. Найдите людей, с которыми в течение последних двух-трех недель
перед гибелью общался Параскевич, и выясните у них, не был ли он необыч-
но подавленным, не высказывал ли намерений прекратить бессмысленное су-
ществование и так далее. Сами знаете, что искать, не маленькие. Начнем
собирать материал для посмертной экспертизы их психического здоровья.
Как найдете карту - сразу же бегом ко мне за постановлением о выемке.
Анастасия, я знаю, девушка серьезная и всего боится, а ты, Коротков, так
и норовишь где-нибудь улику утащить без надлежащего оформления, а я по-
том голову ломаю, как ее к делу пристегнуть, чтобы адвокат мне пальчиком
не погрозил.
Коротков хмыкнул и исподлобья бросил быстрый взгляд на Настю. Они оба
понимали, о чем говорит следователь и на что намекает. Не далее как три
месяца назад Настя допустила совершенно идиотскую оплошность, обнаружив
в письменном столе подозреваемого дневник потерпевшей. В стол она полез-
ла, когда никто этого не видел, то есть в нарушение всех правил, процес-
суальных норм и служебных инструкций, и потом пришлось выворачиваться из
этого положения какими-то немыслимыми способами. Но делать замечание
Насте Константин Михайлович Ольшанский не хотел, поэтому напомнить о не-
обходимости соблюдения процедурных правил он решил, выбрав своей мишенью
Короткова.
Они вышли из здания городской прокуратуры и сразу же отправились в
ближайший кафетерий. Юра был хронически голоден, а Настя есть не хотела,
но зато очень хотела кофе, погорячее и покрепче. Общий вид кафетерия,
как снаружи, так и внутри, особого доверия у нее не вызвал, так как
сильно смахивал на пирожковую советского периода, когда кофе делали по-
мойным, светло-бежевым, приторно-сладким и наливали из огромных чанов.
Настя огляделась и заметила совсем молоденького паренька, мывшего стака-
ны в раковине. Бросив взгляд на ценник и отметив, что "кофе черное" це-
нится в этом заведении в 1400 рублей, она подошла к мальчишке и протяну-
ла ему пятитысячную купюру.
- Молодой человек, - сказала она очень серьезно, - посмотрите на ме-
ня. Я - уставшая, измученная тяжелой работой больная женщина. Сделайте
мне, пожалуйста, чашку человеческого кофе. Всего одну чашку, но зато как
следует. Как себе. Ладно?
Парнишка сверкнул в ответ белозубой улыбкой, быстрым движением вытер
руки и сунул купюру в карман.
- В лучшем виде, - бросил он через плечо, устремляясь куда-то в тем-
ные глубины общепитовского нутра.
Коротков не был таким капризным, он взял в двух экземплярах нечто,
именовавшееся гамбургером, беляш, булочку с повидлом и два стакана на-
питка, который состоял из концентрата и огромного количества воды. Настя
стояла рядом с ним, стараясь не смотреть на гамбургеры, при виде которых
ее начинало тошнить.
- Ты что, совсем ничего есть не будешь? - удивился Коротков. - Не го-
лодная, что ли?
- Нет. Я лучше потерплю, сегодня уже наконец Лешка приедет, пригото-
вит нормальный ужин.
- Счастливая, - завистливо вздохнул он. - Везет же некоторым с
мужьями.
- Выбирать надо не спеша, вот и весь секрет. Я с Лешкой двадцать лет
знакома, а поженились только в этом году. А ты сколько был знаком со
своей Лялькой, когда женился на ней?
- Четыре месяца.
- Вот и ходи теперь голодным, мистер Торопыга.
- Вот и хожу, - уныло кивнул Коротков. - Черт, какую гадость они туда
напихали? Есть же невозможно.
- Не ешь. Возьми что-нибудь другое, - посоветовала Настя, стараясь не
расхохотаться.
- Фигушки, уплочено, буду давиться.
К ним подошел посудомоечный мальчуган, неся в руках симпатичную белую
чашечку на блюдечке. Этот кофе даже выглядел прилично. Настя поднесла
чашку к губам и убедилась, что и вкус был вполне на уровне. Она тут же
полезла в кошелек и достала еще одну купюру. Парнишка молча взял деньги
и, ничего не спрашивая, убежал.
- Деньгами швыряешься, миллионерша? - хмыкнул Юра. - Конечно, хорошо
быть женой профессора.
- Имей совесть, завистник, - возмутилась Настя. - Десять тысяч - это
моя ежедневная общепитовская норма. Ты что, можешь прокормиться на
меньшую сумму в нашем буфете? Я больше ничего не буду есть до самого
ужина, черт с ним, зато сейчас я выпью две чашки кофе, от которого меня
не будет мутить и от которого я даже, может быть, получу удовольствие.
Давай лучше начнем работу делить. Ты что себе берешь?
- Ася, а давай попробуем не делить, - предложил он.
- А как же? Будешь сам все делать? Или намекаешь, что я должна все
взять на себя?
- Давай попробуем вместе. Мне сложно с тобой делиться, потому что у
меня есть машина, а у тебя нет. Я же все-таки мужчина некоторым образом.
А все задания, которые нам Костя дал, связаны с беготней по городу.
Вдвоем-то веселее ездить.
- Врешь ты все, - вздохнула Настя, залпом допивая первую чашку кофе.
- Говори, какая у тебя корысть.
- Все та же. Маньяк, который охотится за мальчиками. Ничего у нас не
выходит, тыкаемся в разные углы, как слепые котята, ни одной ниточки на-
щупать не можем.
- Ладно, ты мне все расскажешь, будем вместе думать, - согласилась
она. - Как беляш?
- Ничего, терпимо. Хочешь попробовать?
- Ни за что, - отшатнулась она, при этом на ее лице проступил такой
неподдельный ужас, что Коротков не выдержал и фыркнул.
Через пятнадцать минут, когда Юра Коротков доел беляш и запил булочку
с повидлом двумя стаканами бледно-розового пойла, а Настя прикончила
вторую чашку кофе, они сели в машину и поехали собирать материалы для
судебно-психиатрической экспертизы убийцы и его жертвы.
Владимира Петровича Пригарина оказалось не так-то просто застать до-
ма. Два года назад он вышел на пенсию и вел довольно свободный образ
жизни, то пропадая целыми неделями на даче, то уезжая на охоту или на
рыбалку, то отправляясь в другие города проведать старых друзей. Жена
Пригарина, приятная пожилая женщина, встретила Стасова приветливо, слов-
но бы ничуть не удивившись.
- А Владимира Петровича нет, - сообщила она. - Он уехал в Рязань на-
вестить сестру. Вы по какому вопросу?
Стасов решил использовать момент и получить ответ на вопрос, который
его сильно интересовал. Он вкратце объяснил женщине причину своего визи-
та.
- К сожалению, я вам тут ничем не помогу, - огорченно развела она ру-
ками. - Вам придется ждать, когда муж вернется.
- А вы, случайно, не знаете, почему Владимир Петрович оказался в три
часа ночи на улице в том районе? - спросил Стасов. - Что он, собственно
говоря, там делал?
Женщина явно смутилась и даже слегка покраснела.
- Мне не очень приятно об этом рассказывать, но поскольку следователь
тоже об этом спрашивал, то... Все равно это записано в протоколе, поэто-
му что толку скрывать. Поссорились мы. Знаете, как это бывает? Разгора-
ется скандал вечером, перед сном, и мысль о том, что нужно сейчас идти
ложиться в одну постель, делается невыносимой. Владимир Петрович пальто
в охапку схватил, дверью хлопнул, у друзей, говорит, переночую. А по-
том-то, когда на улицу вышел, сообразил, что время уже позднее, друзья
все спать легли, да и неудобно без предупреждения вваливаться в семейный
дом. И возвращаться не хочется, обиделся он на меня, а я, стало быть, на
него. Как дети, ей-Богу. Вот и бродил всю ночь по улицам, не знал, куда
приткнуться. Только в семь утра домой вернулся.
Стасову стало любопытно, из-за чего пожилые люди, прожившие вместе
много лет, могут так круто поссориться, чтобы мужчине пришлось на ночь
глядя уходить из дома. Но спрашивать он постеснялся. Вот если бы он был
следователем - тогда другое дело, тогда он был бы официальным лицом и
имел право спрашивать о чем угодно. А частный детектив - персона ка-
кая-то бесправная, если с ним кто и разговаривает, то исключительно в
виде большого бесплатного одолжения.
Владимир Петрович Пригарин вернулся из Рязани через три дня, и Стасов
снова пришел к ним домой. Одного взгляда на Пригарина оказалось доста-
точно, чтобы Стасов сообразил, из-за чего мог разгореться тот скандал,
выгнавший беднягу на улицу в морозную декабрьскую ночь. Владимир Петро-
вич был моложав до неприличия и выглядел почти что сыном собственной же-
ны. Разумеется, без женщины в том скандале не обошлось.
- Как вам удается так молодо выглядеть? - не сдержал любопытства Ста-
сов. - Раскройте секрет.
- Спорт, диета, много времени провожу на воздухе, - улыбнулся Прига-
рин. - Никогда не пил и не курил, с двадцати пяти лет перестал есть кон-
феты и жирное мясо, а сейчас вообще перешел на вегетарианский стол. И
положительные эмоции. Вы не представляете, как важны для человека поло-
жительные эмоции. А мне в этом смысле повезло больше, чем представителям
многих других профессий. Я ведь всю жизнь проработал в одном и том же
роддоме, тридцать лет младенцев принимал. Конечно, мамочки всякие быва-
ют, кто ж спорит, но в основной своей массе они излучают радость и
счастье, а я в этих лучах три десятка лет грелся. Вы, наверное, в биопо-
ля и в биоэнергетику не верите?
- Ну, в общем... - растерялся Стасов. - Я мало в этом разбираюсь.
- Вот видите, а беременная женщина, роженица и молодая мамочка - это
совсем особенные существа, у них такая биохимия и биоэнергетика, что
только диву даешься. Самый свежий пример: врачи обнаружили, что вещест-
во, уничтожающее вирус СПИДа, вырабатывается гормонами беременных жен-
щин. По телевизору недавно сообщали.
- Вы хотите сказать, что все люди, работающие в роддомах, выглядят,
как и вы, на двадцать лет моложе? - усомнился Стасов, которого разговор
с Пригариным начал откровенно забавлять.
- Не обязательно, - очень серьезно отозвался тот. - Некоторые сохра-
няют внешнюю моложавость, другие выглядят на свои годы, но отличаются
завидным здоровьем, третьи необыкновенно счастливы в семье и вообще в
личной жизни, потому что заряжаются на работе добром и радостью и несут
их своим близким вместо обычной усталости и раздражения. У всех по-раз-
ному бывает, но биоэнергетика, связанная с рождением детей, сказывается
на всех. Редко кто не реагирует, только уж совсем особенные люди.
- Это очень интересно, Владимир Петрович, но мне бы хотелось погово-
рить не об этом, а о том, что произошло год назад.
- Разве дело не закончено? - удивился Пригарин. - Был же суд.
- Да, осужденный Евгений Досюков отбывает наказание в колонии, но его
жена наняла частного детектива, то есть меня, чтобы попытаться доказать,
что произошла судебная ошибка и Досюков преступления не совершал. Поэто-
му я заново встречаюсь со всеми свидетелями.
- Зачем? Что вы хотите доказать?
- Скорее не доказать, а просто проверить. Хочу убедиться, что
следствие было проведено грамотно и добросовестно, хочу посмотреть, не
было ли действительно какой-нибудь ошибки. Поэтому я прошу вас, Владимир
Петрович, вспомнить как можно детальнее и заново пересказать мне все,
что вы видели в ночь с первого на второе декабря прошлого года на улице
Веснина.
Пригарин несколько мгновений молчал, словно стараясь сосредоточиться.
- Значит, я шел по улице Веснина со стороны Старого Арбата, - начал
он. - Мимо меня со стороны Арбата проехал автомобиль и остановился мет-
рах в ста впереди. Из машины вышел мужчина в куртке, издалека мне было
не видно, какого она цвета и как пошита, но по силуэту я поняла, что
куртка короткая, с широкими плечами. Мужчина стал снимать "дворники" и
зеркала, запирать машину, я за это время подошел ближе, и мне уже было
видно, что куртка такого среднего цвета, не светлая, но и не черная, от-
делана белым мехом. Мужчина закурил и вошел в подъезд. Похоже, он там
стоял и курил, потому что, когда я подошел к дому и заглянул через окно
в освещенный холл, он как раз сделал последнюю затяжку и выбросил оку-
рок. "Дворники" и зеркало, я заметил, лежали на подоконнике, и еще, ка-
жется, приемник автомобильный был. Там такой широкий низкий подоконник,
а мужчина стоял у самого окна и одной рукой рылся в кармане, похоже, что
ключи искал. Я остановился и посмотрел на часы, было чуть больше пяти
минут четвертого, минут шесть или семь. Я тогда еще подумал, какой удоб-
ный подъезд - светлый, теплый, консьержки нет, а подоконник широкий, на
нем сидеть удобно. Шаг замедлил и стал за мужчиной наблюдать, ждал, ког-
да он сядет в лифт и уедет, чтобы зайти в подъезд, погреться, отдохнуть.
И вдруг мне так неловко стало, думаю, да что ж это такое, уважаемый че-
ловек, врач с тридцатилетним стажем - и буду сидеть в подъезде, как
пьянь подзаборная. Через три часа метро откроется, там посижу. А пока -
пешочком. Я-то когда из дому выскочил в пылу ссоры, еще двенадцати не
было, поэтому сломя голову в метро помчался и поехал в сторону Кузьми-
нок, где живет мой давний товарищ. А когда спохватился, вышел на улицу
да в себя пришел, уже всюду опоздал. Пришлось потихоньку в сторону дома
пешком брести. Но я люблю ходить, ноги у меня сильные, тренированные, -
улыбнулся Пригарин. - Вот, собственно, и все.
- Понятно. А вы точно уверены, что мужчина, который вышел из машины,
и мужчина, которого вы потом увидели в освещенном холле, это один и тот
же человек?
- Ну а как же? - удивился Владимир Петрович. - Во-первых, куртка точ-
но такая же, и без головного убора, и "дворники" с зеркалом. И сигарета
во рту. Но вы знаете, Владислав Николаевич, следователь мне этот вопрос
тоже задавал, и адвокат на суде к этому прицепился. Так что не вы пер-
вый.
- И к какому же выводу они пришли?
- Они сказали, что вопрос об идентичности этих двух мужчин ставиться
не должен. Речь должна идти только о том, что я запомнил и сумел опоз-
нать мужчину, которого видел в холле.
- Хорошо, давайте поговорим об этом поподробнее. Почему вы обратились
в милицию спустя два дня после этого?
- Потому что в передаче "Петровка, 38" показали, как его ведут в на-
ручниках, и сообщили, что он арестован по подозрению в убийстве, совер-
шенном в ночь с первого на второе декабря. Я и вспомнил, что видел его в
ту ночь. Честно признаться, я в милицию пошел не для того, чтобы стать
свидетелем обвинения, а совсем наоборот. Хоть я его видел-то совсем не-
долго, но он мне не показался уголовником или там бандитом каким-то, и я
подумал, что, может быть, мои показания помогут ему оправдаться. А вдруг
он как раз в момент убийства был там, где я его видел, и теперь не может
этого доказать, потому что думает, что никаких свидетелей нет. В общем,
помочь хотел, а вышло наоборот. Получилось, что я его видел как раз тог-
да, когда он после убийства домой вернулся.
- И когда вы увидели его по телевизору, вы сразу его узнали?
- У меня зрительная память отменная. Я фамилию могу забыть или даже
имя, ни одного телефона наизусть не помню, но лица запоминаю на долгие
годы. Вы постройте сейчас передо мной десять тысяч женщин, я вам безоши-
бочно отберу тех, у кого детишек принимал. Ни одной не пропущу, можете
быть уверены.
- Он был одет так же, как и тогда, ночью?
- Нет, при аресте на нем было темно-серое пальто и меховая шапка.
- И вы даже в другой одежде его узнали?
- Я же вам сказал, я смотрел не на одежду, а на лицо.
- Давайте еще раз вернемся к той ночи. Вот вы подходите к большому
окну и видите ярко освещенный холл. Можете схему холла нарисовать?
- Пожалуйста, - пожал плечами Пригарин, взял чистый лист бумаги и
ручку и принялся чертить план. - Вот здесь вход в подъезд, здесь, слева,
окно, по правой и левой стенам висят почтовые ящики, синие такие, желез-
ные. Дальше, вот здесь, в левой стороне, дверь и ход на лестницу, а пря-
мо - ступеньки, ведущие к лифтам.
- Покажите, где стоял мужчина, - попросил Стасов.
- Вот здесь. - Пригарин поставил на схеме крестик.
"Все верно, - подумал Стасов. - Досюков жил в двести семнадцатой
квартире, и его почтовый ящик находился как раз на левой стенке, рядом с
подоконником. Он положил на подоконник стеклоочистители, зеркало и при-
емник, докуривал сигарету и одновременно искал ключи в кармане. Все это
похоже на правду и совсем не похоже на выдумку".
- Вы не могли бы показать мне наглядно, как именно стоял мужчина, как
он курил и искал ключи?
Владимир Петрович послушно поднялся из-за стола, сунул одну руку в
карман брюк, другую поднес к лицу, соединив подушечки большого и указа-
тельного пальцев.
- Вот так он затянулся в последний раз, потом сигарету щелчком в угол
отправил, сплюнул и пошел к лифту.
- Вы точно это помните? - настороженно спросил Стасов. - Именно щелч-
ком отбросил окурок и сплюнул?
- Именно так.
- Что ж, спасибо вам, Владимир Петрович. Не обессудьте, если придется
еще разок вас побеспокоить.
- Ну что вы, какое беспокойство, - добродушно откликнулся Пригарин. -
Приходите, буду рад помочь.
Интересно, где же это всеми уважаемый молодой бизнесмен Евгений Досю-
ков успел нахвататься тюремных жестов, размышлял Стасов, возвращаясь до-
мой после разговора с Пригариным. Неужели сиживать приходилось? Да нет,
вряд ли. Наталья говорила, что Досюков в зоне усиленного режима, то есть
там, где отбывают наказание лица, впервые осужденные за тяжкие преступ-
ления. Если бы это была вторая ходка, он бы загремел на строгий режим. И
в приговоре об уголовном прошлом ни слова не сказано, а ведь, если была
судимость, они обязаны были бы это отразить. Надо просить, чтобы взяли в
архиве дело, самому Стасову его никто не даст.
Но откуда же этот чисто тюремный жест? Срок, может, и не мотал, а в
камере сиживал в качестве задержанного, подозреваемого, обвиняемого и
даже, может быть, подсудимого? В уголовном деле должны быть материалы
проверки.
Заверещал лежащий в кармане телефон. Звонила бывшая жена Стасова Мар-
гарита, и голос у нее был раздраженный, как всегда, когда она чувствова-
ла себя виноватой.
- Черт бы взял эту проклятую работу, - начала с ходу причитать Марга-
рита. - Мне опять нужно срочно ехать.
- Куда на этот раз? - лениво поинтересовался Стасов, внимательно гля-
дя по сторонам и перестраиваясь в другой ряд, где было поменьше машин.
- В Мюнхен. Там фестиваль документального кино. Владик, я лечу завтра
днем. Ты заберешь Лилю?
- Когда?
- Прямо сейчас.
- Конечно. Я уже еду.
Стасов даже не пытался скрыть радость, что ему придется как минимум
неделю прожить вместе с обожаемой дочерью. В глубине души он лелеял нес-
быточную мечту о том, что Маргарита соберется выходить замуж, забереме-
неет и отдаст Лилю ему, Стасову, навсегда. А пока девочка жила у родите-
лей по очереди - в зависимости от степени их занятости.
Добираясь до дома, где жила бывшая супруга, Стасов лихорадочно вспо-
минал, есть ли у него, чем кормить Лилю с учетом ее специфических вку-
сов. Получалось, что по дороге нужно заехать в гастроном и купить сыро-
копченую колбасу, кетчуп и черный хлеб, неплохо было бы разжиться и ана-
насовым компотом, Лилечка его очень любит.
Дочь уже ждала у подъезда, слишком рослая и слишком крупная для своих
без малого девяти лет, но все равно такая маленькая и беззащитная, что у
Стасова сердце сжалось. Рядом с ней на скамейке стояла большая сумка.
- Почему ты здесь? - строго спросил он, хватая девочку в охапку и
поднимая на руки. - Где мама?
- Мама дома, им нужно к поездке готовиться, - ответила Лиля, обхваты-
вая Стасова за шею.
- Кому это - им?
- Маме и Борису Иосифовичу. Они вместе летят.
"Еще бы не вместе, - подумал Стасов. - Ну Маргарита! Девчонку за
дверь выставила дожидаться, пока отец за ней приедет, а сама с Борей Ру-
диным в койку прыгнула. Неймется ей, подождать не может".
Он усадил Лилю на заднее сиденье и поехал домой. В душе у него все
улыбалось и пело, как бывало всегда, когда Ритка отдавала ему дочь. И
только маленькая, тоненькая, но назойливая, как комариный писк, мысль не
давала ему покоя. Это была мысль о том, когда же и где приличный во всех
отношениях человек Евгений Досюков приучился курить сигареты без
фильтра, сжимая их двумя пальцами и автоматически сплевывая после каждой
затяжки, потому что крошки табака все время попадают на язык. Так где
же? И когда?
