Глава 5

   Кинопродюсер по фамилии Дорогань жил в Подмосковье, по странному сте-
чению обстоятельств как раз в том городе, где проходила конференция,  на
которой целую неделю собирался присутствовать профессор Чистяков.  Настя
пожалела, что не спланировала визит к нему на первую половину дня: можно
было бы напроситься к Лешке в машину, все равно ведь зарубежное  матема-
тическое светило сюда везти. Но адрес и телефон продюсера ей дали только
в середине дня, когда она уходила от Готовчица. Поэтому добираться приш-
лось на электричке, потом ехать на автобусе.
   Дорогань в жизни мало напоминал того потеющего растерянного человека,
каким он предстал на экране телевизора. Это был веселый толстый дядька с
густыми курчавыми волосами и рокочущим басом, который ни секунды не  мог
усидеть на одном месте и постоянно носился по огромной комнате взад-впе-
ред, как механический веник. Энергия била из него ключом, как,  впрочем,
и забавные прибаутки, которыми он перемежал свою речь.
   К Настиному приходу он был готов, сам же назначил ей время  и  объяс-
нил, как добраться.
   - Догадываюсь, по какому поводу вы пожаловали, - радостно заявил  он,
едва открыв дверь. - Проходите, снимайте курточку... Помните этот  блес-
тящий фильм? "Адъютант его превосходительства".
   - "А в Дарницу я больше не пойду, ни в курточке, ни без курточки",  -
улыбаясь, процитировала в ответ Настя, которая тоже любила этот фильм.
   - О, я вижу, вы знаете киноклассику. Тем лучше, -  обрадовался  Доро-
гань. - Сюда, пожалуйста, проходите, сейчас мы с  вами  кофейку  выпьем.
Или вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
   - Нет, кофе - это было бы замечательно.
   - Отлично, отлично, я почему-то так и думал, что вы пьете именно  ко-
фе. Много кофе. Я угадал?
   - Угадали, - удивленно ответила она. - А еще что-нибудь угадайте.
   - Анастасия Павловна, я не волшебник...
   - Вы только учитесь? - подала Настя реплику из "Золушки".
   - Ага. Я - кинопродюсер, сделавший два десятка детективов. Вам это  о
чем-нибудь говорит?
   - Только о том, что о сыщиках вы знаете все.
   - Правильно. Когда-то в прошлом я был кинодраматургом и сам, вот этой
самой головой, - он картинно схватился за волосы и стал тянуть  кудри  в
разные стороны, - придумывал образы доблестных стражей  порядка.  Они  у
меня все поголовно пили много кофе и  не  выпускали  сигарету  изо  рта.
Правда, среди моих героев никогда не было женщин.
   Дорогань усадил Настю в просторной гостиной и отправился на кухню ва-
рить кофе, не прерывая своего монолога. Справедливости ради  надо  заме-
тить, что голос при этом ему повышать почти  не  приходилось,  поскольку
двери между гостиной и кухней не было, пространство через широкий  ароч-
ный проем плавно перетекало из одного помещения в другое.
   - Так вот, мне всегда говорили, что мои сыщики в разных фильмах похо-
жи друг на друга, как родные братья, а я отвечал, что именно  так  вижу.
Знаете эту присказку из мира творческой интеллигенции? "Я так  вижу!"  И
спорить с этим бесполезно. Потом-то, когда я перестал писать сценарии  и
занялся производством фильмов, мне пришлось сталкиваться  с  работниками
милиции куда чаще, чем раньше, и я увидел, что далеко не все пьют  кофе,
некоторые его вообще терпеть не могут, и некурящих среди них почти поло-
вина, но все равно держался обеими руками за придуманный когда-то образ.
Не поверите, но я радуюсь, как ребенок, когда вижу сыщика,  похожего  на
того, которого я когда-то придумал. Ну сделайте мне  приятное,  скажите,
что вы курите, и я буду совершенно счастлив.
   - Скажу, - громко ответила Настя, - если пепельницу дадите.
   Дорогань высунулся из кухни и театрально взмахнул рукой.
   - Я вас совсем не знаю, но я вас уже обожаю. Пепельницы стоят на  по-
доконнике, берите любую. Кофе сейчас будет.
   Через несколько минут он принес в комнату поднос с туркой и двумя ма-
ленькими керамическими чашечками.
   - Прошу вас. Так о чем мы будем говорить, Анастасия Павловна?
   - Вы же сказали, что догадываетесь, по какому поводу я к вам пришла.
   Настя осторожно налила себе кофе, боясь капнуть  на  гладкую  поверх-
ность деревянного столика. С наливанием  жидкостей  у  нее  всегда  были
проблемы, и в гостях она панически боялась испортить  чужую  мебель  или
испачкать скатерть.
   - А я пытаюсь усилить драматургию сцены. Вот мы с вами сейчас  начнем
препираться, выясняя, о чем я догадывался и что имели в виду  вы,  будем
ставить друг другу психологические ловушки - все по законам жанра. Иначе
получается пресно и скучно.
   Она с любопытством взглянула на  продюсера.  Дорогань  ей  неожиданно
понравился своей открытостью и непосредственностью, хотя обычно ребячли-
вые взрослые люди ее раздражали.
   - Нет, Всеволод Семенович, драматургию сцены мы с вами выстраивать не
будем. Я хочу, чтобы вы рассказали мне об Уланове.
   - А что, вы его подозреваете в убийстве?
   На лице продюсера было написано  такое  неподдельное  изумление,  что
Настя не выдержала и рассмеялась.
   - В каком убийстве?
   - В убийстве его сотрудников. У него же погибли два  сотрудника,  ди-
ректор программы и, кажется, корреспондент. По  телевизору  сообщали,  я
слышал.
   - А разве вы можете что-нибудь рассказать по этому поводу?
   - Вообще-то нет.
   - Ну вот видите. Поэтому расскажите лучше мне об Уланове.  Как  вы  с
ним познакомились, как попали в программу, как он себя вел,  как  выгля-
дел, какое впечатление произвел на вас.
   - Погодите, погодите, - Дорогань наморщил лоб и смешно засопел,  -  а
какое это имеет отношение к убийству, если вы его не подозреваете?
   - Всеволод Семенович, вы нарушаете законы  жанра,  -  мягко  заметила
Настя.
   - А, ну да, верно, вопросы задаете вы, а мы, простые смертные, на них
только отвечаем. Нет, все-таки признайтесь, ведь вам намного легче  раз-
говаривать с человеком, который знает законы жанра, правда?
   - Легче, - согласилась Настя, - но только в том случае, если этот че-
ловек их не нарушает.
   - Ух, какая вы! Ладно. Значит, так. В  программу  меня  пригласили  в
связи со съемками российско-финского фильма о международной  мафии.  Мне
позвонил Витя Андреев, представился директором программы "Лицо без  гри-
ма", сказал, что они хотели бы сделать материал со мной. Я, естественно,
согласился.
   - Почему "естественно"?
   - Ну а как же! Картине нужна реклама. Мы снимаем на шестнадцатимилли-
метровой пленке... Вы понимаете, что это означает?
   - Нет. А что это означает?
   - Это означает, что картина никогда не будет показана на большом  эк-
ране. Для кинопроката она не годится, там нужна пленка в  тридцать  пять
миллиметров. Телевидение к нашему проекту тоже интереса пока не проявля-
ет, так что реализация пойдет только через видеопрокат. Спрос на кассету
нужно готовить заранее, иначе мы прогорим. Короче, я согласился, и  Анд-
реев сказал, что ко мне подъедет корреспондент Оксана Бондаренко.
   - И когда это произошло?
   - Когда произошло... - Дорогань задумчиво  поднес  к  губам  чашечку,
сделал аккуратный глоток. - Давно, знаете ли, где-то в начале марта. Ок-
сана приехала и очень долго со мной разговаривала.
   - О чем?
   - Да обо всем! Когда родился, когда  крестился,  когда  женился,  где
учился, какие отметки получал... Все в таком духе. Я еще пошутил, помню,
что она как будто мою биографию в трех томах писать собирается. Расспра-
шивала о любимых книгах и фильмах, о друзьях, о том, какие газеты читаю,
что думаю о политической ситуации. Часа три у меня съела. Потом попроси-
ла подобрать фотографии разных периодов жизни и взяла у меня  кассеты  с
несколькими фильмами, которые я сделал за последние годы.  Договорились,
что она их внимательно посмотрит, потом посмотрит ведущий,  а  потом  мы
еще раз встретимся, поговорим уже более предметно о моей кинопродукции и
сделаем подсъемку.
   - А дальше что было?
   - А дальше она снова позвонила уже в конце марта и попросила разреше-
ния приехать вместе с оператором. Они приехали, сняли фотографии,  кото-
рые я им отобрал, поснимали меня дома, в гараже, возле машины, с сыном и
женой. Еще часа три разговаривали о моих фильмах, о проблемах кинопроиз-
водства, о конфликтах со съемочными группами, короче, обо всей  киношной
кухне. Оксана все очень подробно записывала, делала много уточнений, од-
ним словом, произвела на меня впечатление человека серьезного и  основа-
тельного.
   Настя все ждала, когда дело дойдет до Уланова, но,  к  ее  удивлению,
пока в рассказе кинопродюсера фигурировала только  корреспондент  Бонда-
ренко.
   - Когда мы закончили, - продолжал Дорогань,  -  Оксана  сказала,  что
подготовит материал для ведущего и меня пригласят на съемку в  ближайшие
дни. Однако время шло, меня никто никуда не приглашал, и вдруг позвонили
и сказали, что я должен быть в Останкино, потому что передача  пойдет  в
прямом эфире. Я, конечно, слегка напрягся, но поехал. Вот там я и увидел
Уланова. В первый и в последний раз.
   - И как он вам показался?
   - Да никак! - раздраженно взмахнул руками Всеволод Семенович. - Такое
впечатление, что Оксана Бондаренко была сама по себе, а Уланов - сам  по
себе. Никак в толк не возьму, зачем я тратил на эту девицу столько  вре-
мени, если ведущий не использовал вообще ничего из того, что она  должна
была подготовить. Задавал какие-то вопросы, к ответам на которые  я  со-
вершенно не был готов. Вы сами-то видели передачу?
   - Видела, - кивнула Настя.
   - И как она вам?
   - Честно?
   - Нечестно мне не надо, нечестно я и сам знаю.
   - Мне не понравилось.
   - Вот видите! И мне не понравилось. И всей киногруппе,  с  которой  я
сейчас работаю. Конечно, главный эффект был достигнут,  название  нового
фильма прозвучало по крайней мере пятнадцать раз, и с точки зрения  рек-
ламы можно считать, что цель полностью достигнута. Но я-то,  я-то  каким
уродом выглядел! Чтобы выставить меня  таким  кретином,  не  нужно  было
дважды присылать ко мне Оксану, тратить пленку на домашние съемки и  так
далее.
   Тренькнул дверной звонок, Дорогань вздрогнул и поднялся:
   - Прошу прощения, я сейчас.
   Щелкнул замок, и из прихожей донесся звонкий капризный голосок:
   - Папусик! Ты что, прячешься? Мне сказали, что ты дома и  сегодня  на
студию не приедешь. Кто там у тебя? Целяева?
   - Успокойся, детка, у меня деловой разговор.
   - Я знаю, это Целяева. Ты же мне обещал! Папусик!
   - Так, - голос продюсера внезапно вновь обрел зычность  и  твердость,
хотя еще минуту назад он разговаривал с Настей спокойно и вполголоса.  -
Или ты отправляешься обратно, или сидишь в комнате и  делаешь  вид,  что
читаешь книжку. Ты, конечно, букв не знаешь, но вид сделать  можешь,  ты
же актриса, а не доярка. Вопросы есть?
   - Дай слово, что это не Целяева! - женский голос перешел на визг.
   - Детка, я дважды одно и то же не повторяю. Или ты сидишь  тихо,  или
уматываешь отсюда. На эту роль актрис навалом, ты не первая и не послед-
няя, кто хочет ее получить, но выбирать буду я лично. И то только  после
рекомендации режиссера. И отчитываться перед вами, кого и почему я  выб-
рал, я не буду ни при каких обстоятельствах.
   - Значит, у тебя Целяева, - в голосе гостьи явственно зазвучали  сле-
зы. - Ты решил взять ее на эту роль, да?
   - Все, мое терпение кончилось.
   Дорогань щелкнул замком, скрипнула открывающаяся дверь.
   - Три шага в направлении лестницы, быстро. И не имей привычки  прихо-
дить без звонка, не в деревне живешь, телефоны на каждом углу есть. Все,
красавица, привет и нежный поцелуй.
   Он с грохотом захлопнул дверь и вернулся в гостиную.  Лицо  его  было
абсолютно спокойным, словно и не скандалил только что, а разговаривал  с
соседкой, пришедшей за солью или спичками.
   - Еще раз прошу прощения. На чем я остановился?
   - Всеволод Семенович, а вы круто обходитесь с людьми, - заметила Нас-
тя.
   Он допил кофе, чуть отодвинул кресло от низкого столика и  с  громким
вздохом вытянул ноги.
   - Я вынужден. Поверьте мне, я по натуре человек мягкий и  незлобивый.
Но я не имею права позволять себя шантажировать.
   - Кто же вас шантажирует? Эта дама?
   - Все!
   Он вскочил с кресла и принялся расхаживать из угла в угол,  оживленно
жестикулируя.
   - Эта девочка считает, что если три года назад я по пьянке с ней  пе-
респал, то теперь она имеет право врываться ко мне в квартиру  и  требо-
вать отчета. Заметьте себе, речь не идет о каких бы то ни было отношени-
ях между нами, тот эпизод был случайным и для меня, и для нее  и  больше
не повторялся. У нее за три года в постели перебывала чертова уйма мужи-
ков, но она тем не менее полагает, что может рассчитывать  на  мою  бла-
госклонность при подборе актеров для нового фильма. Вы думаете, она одна
такая? Я не хочу сказать, что злоупотребляю случайными связями, но  ведь
и мужики начинают чувствовать себя вправе претендовать на  что-то  после
совместно выпитой рюмки или после парной.
   - Все равно это жестоко, - сказала Настя. - Почему  вы  не  объяснили
ей, что у вас в гостях не конкурентка Целяева, а сотрудник милиции?  Она
бы сразу успокоилась. А теперь переживать будет.
   - Вот!
   Дорогань на секунду остановился и вперил в нее вытянутый указательный
палец.
   - Вот это я и называю шантажом. Актрисуля позволяет себе врываться  в
мой дом без приглашения и требовать от меня отчета, а я в ответ вынужден
оправдываться. Нет, нет и нет! Если она что-то там в своей глупой голове
придумала, то это ее проблемы, исключительно ее, и я никогда не  позволю
сделать эти проблемы моими. Я принимаю в своем доме, кого считаю нужным,
и никто не вправе мне указывать. Позволить им хотя бы один раз -  и  ко-
нец! Я уже никогда не отобьюсь, я буду  вынужден  всю  оставшуюся  жизнь
объясняться с друзьями и приятелями, почему я взял этого режиссера, а не
другого, этого сценариста, этого актера. А я не могу и  не  хочу  ничего
объяснять и ни перед кем оправдываться. Я - производитель, вы понимаете?
Мое дело - сделать кино,  прокат  которого  позволит  вернуть  вложенные
деньги и получить хоть какуюто прибыль. И только я знаю, кого на эту ра-
боту приглашать, чтобы вернуть затраты. Только я, а вовсе не те  актеры,
которые хотят сниматься. Представьте  себе  директора  металлургического
комбината, к которому приходит приятель и говорит: давай будем лить  ме-
талл из моей руды, ну и что, что она некачественная и  не  соответствует
стандартам, ну и что, что этот металл у тебя потом никто не купит, ну  и
что, что станки, сделанные из этого металла, через неделю развалятся, да
наплевать на все это, мы же с тобой столько водки выпили вместе, столько
девок перетрахали, так купи у меня руду, а то мне рабочим зарплату  пла-
тить нечем. И я точно в таком же положении. Никто и никогда не будет мне
указывать, как и с кем делать кино.
   Он замолчал, выдержал паузу и расхохотался. Лицо его снова стало мяг-
ким и веселым.
   - Каков я, а? Фантомас разбушевался.
   - Ну, в данном случае правильнее было  бы  сказать:  Фантомас  против
Скотланд-Ярда, поскольку я все-таки из милиции.
   - О! Умница! Я сразу почувствовал в вас киношную душу. Ну все, я  вы-
пустил пар, можно заняться делом. На чем мы остановились?
   - На том, что передача вам не понравилась и вы не поняли, зачем нужна
была работа корреспондента.
   - Да-да, именно так. Собственно говоря, больше  мне  и  рассказать-то
нечего. На этой пронзительной ноте мое общение с "Лицом без  грима"  за-
кончилось.
   - А Уланов? Я хотела бы услышать о нем подробнее.
   - Уланов...
   Дорогань перестал бегать и снова плюхнулся в кресло напротив Насти.
   - Он мне показался чужим, если вы понимаете, что я имею в виду.
   - Не понимаю, - честно призналась Настя.
   - Бондаренко мне сто раз повторяла во время наших двух встреч,  чтобы
я не волновался, у них в про - грамме ведущий очень  доброжелательный  и
приятный во всех отношениях человек, он никогда не поставит гостя в  не-
ловкое положение, он, дескать, любит своих гостей, и причин  для  беспо-
койства у меня никаких нет. А что я увидел?
   Он взял драматическую паузу и выжидательно взглянул на Настю.
   - И что же?
   - Я увидел человека, который не только не любит своих гостей,  он  не
любит вообще никого и ничего. Ему все, извините, до одного места. Я хочу
сказать: до лампочки. И передача, которую он ведет,  и  гость,  которого
они пригласили. Ему смертельно скучно и ухе ничего не нужно. Более того,
он оказался еще и плохо воспитан. Сразу после эфира он встал и вышел  из
студии, даже не попрощался. Такое впечатление, что это  я  напросился  к
нему в программу, и он мне сделал  большое  одолжение,  дав  возможность
вякнуть пару слов в прямом эфире. Оно мне надо? У меня мало  другой  го-
ловной боли?
   - Вы были сильно расстроены?
   - Да как вам сказать? И да, и нет. Я уже сказал, что главная моя цель
была достигнута, информация о новой картине прозвучала, и прозвучала не-
однократно. А то, что меня публично унизили и растерли,  как  плевок  по
асфальту, так уверяю вас, мне к этому не привыкать. Я на это дело  жутко
тренированный. Всю жизнь только и делаю,  что  унижаюсь.  При  советской
власти унижался перед Госкино и руководством "Мосфильма", чтобы взяли  в
работу мой сценарий. Теперь при недоразвитом капитализме, унижаюсь перед
спонсорами, прогибаюсь, заискиваю" убеждая их, что фильм, который я хочу
сделать, получится очень хорошим и они смогут вернуть свои деньги.  Мне,
Анастасия Павловна" унизиться не жалко и не стыдно, если я знаю, что  от
этого будет польза. Так что в этом смысле у меня претензий  к  программе
нет.
   - И все-таки что-то вас задело.
   - Да. Меня задело то, что я ничего не понял.  Почему  Уланов  вытащил
меня на прямой эфир, если передача не была готова? Зачем  он  размазывал
меня по стенке, когда Оксана уверяла, что он ведет себя вполне корректно
и доброжелательно? Она меня обманула? Опять же вопрос: зачем?
   Настя поняла, что зря потратила время на кинопродюсера. Она-то  дума-
ла, что он встречался с Улановым хотя бы два раза и сможет рассказать  о
том, каким он был до несчастья, происшедшего с его  коллегами,  и  каким
стал после него. Оказалось,  что  образа  "в  динамике"  не  получилось,
встреча с Улановым была единственной, и Дорогань рассказал ей все то  же
самое, что она и без того видела собственными глазами.
   - Спасибо, Всеволод Семенович.
   Она собралась уходить, однако Дорогань жестом попросил  ее  не  вста-
вать.
   - А теперь, Анастасия Павловна, открою вам маленький секрет. Вы  поз-
волите?
   - Позволю, - кивнула Настя, открывая пачку и доставая новую сигарету.
   Ей не хотелось уходить отсюда. Против обыкновения ей  было  хорошо  в
этой просторной, не очень тщательно убранной, но удивительно уютной гос-
тиной, хотя она всегда чувствовала себя хорошо и спокойно только в  двух
помещениях: в собственной квартире и в своем кабинетике на  Петровке.  И
даже громогласный суетливый хозяин квартиры ее не раздражал, а ведь  она
обычно моментально уставала от громких звуков и совершенно не переносила
мельтешащих перед глазами людей. И все-таки ей здесь нравилось.
   - Как вы думаете, откуда я знаю, что вы любите кофе и пьете его  пос-
тоянно?
   - Вы это угадали. Вы же сами так сказали. Солгали, что ли? -  улыбну-
лась она.
   - А как же. Продюсер, который никогда не врет, - это не  продюсер,  а
режиссер. Режиссер должен быть правдив, потому что он  творец  и  должен
донести свои мысли и чувства до зрителя. Если он не будет  правдив,  ему
не поверят. А продюсер должен врать на каждом углу, иначе он и денег  на
фильм не достанет, и потом ничего не заработает. Так вот, Анастасия Пав-
ловна, я видел вас полтора года назад в  "Сириусе",  когда  убили  Алину
Вазнис. Вы сидели в кабинете начальника службы безопасности и пили кофе.
Долго сидели. Я заглядывал в кабинет несколько раз, и каждый раз у вас в
руках была дымящаяся чашка, из чего я сделал вывод, что кофе  в  ней  не
тот же самый, уже давно остывший, а свежий. И в  пепельнице  перед  вами
все время лежала зажженная сигарета. Так что, как  видите,  шарлатанства
никакого.
   - А как же ваш любимый образ сыщика? Тоже ложь?
   - Обижаете, хозяйка, - фыркнул веселый кинопродюсер. - Чистая правда.
Как на духу. Скажите, вы с  начальником  службы  безопасности  "Сириуса"
поддерживаете отношения?
   - Со Стасовым? Да, конечно. А в чем дело?
   - А с его женой вы знакомы?
   - Знакома.
   - Насколько близко?
   - Всеволод Семенович, я не понимаю цели ваших расспросов, - напряжен-
но сказала Настя.
   Кинопродюсер сразу перестал ей нравиться. Жена Стасова Татьяна  рабо-
тала следователем, и попытки найти к ней ходы, как  говорил  незабвенный
Аркадий Исаакович, "через заднее кирильцо" ничего приятного не сулили.
   - Да цель ясная, как Божий день! Я хочу снимать хорошие детективы.  И
я хочу, чтобы Татьяна Томилина написала сценарий.
   Настя недоуменно пожала плечами.
   - Так попросите ее. Не вижу, в чем проблема.
   - Вы не видите? Вы лжете, очаровательная сыщица. Татьяна Григорьевна,
во-первых, занята по службе так, что не находит времени  не  то  что  на
сценарий, но даже на разговор со мной. Знаете,  как  она  меня  послала?
Элегантно, но вполне конкретно. Даже на встречу не согласилась, отфутбо-
лила меня по телефону. А вовторых, насколько мне известно, она беременна
и вотвот уйдет в декретный отпуск. Умоляю, Анастасия Павловна, составьте
мне протекцию. Пусть она согласится хотя бы выслушать меня, а уж я сумею
уговорить ее написать сценарий за то время, пока она будет в отпуске, но
еще не родит. Хотите еще кофе?
   Настя хотела. И еще она хотела сидеть здесь долгодолго.
   - Подлизываетесь? - улыбнулась она.
   - А как же. Нужно же чем-то вас задобрить. Ну  пожалуйста,  Анастасия
Павловна, не отказывайте мне. Я прочел все книги Томилиной, я выбрал  из
них пять, которые можно роскошно экранизировать. Остальные  тоже  можно,
но эти пять - это что-то! Сильные, выстроенные, с яркими характерами, но
разножанровые. Можно сделать и триллер, и  психологический  детектив,  и
настоящий экшн. Так я сварю кофе?
   - Варите.
   Дорогань пулей выскочил на кухню, продолжая переговариваться  с  Нас-
тей.
   - Всеволод Семенович, а почему бы вам не попросить Стасова? Вы  же  с
ним знакомы.
   - О! Вы, как всегда, попали в точку. Через Стасова уже пробовали дру-
гие, и результат получился плачевным. Стасов не имеет на  жену  никакого
влияния. Я попытался действовать напрямую, разговаривал с Татьяной  Гри-
горьевной сам. И, как вы уже знаете, встретил решительный отказ. Но сей-
час ситуация острая. Тот факт, что кино по книгам Томилиной хочу снимать
не только я один, говорит о том, что киношная братия раскусила ее детек-
тивы и сейчас точит на них зубки. Они робко подползли к ней, но  Татьяна
отказала, мотивируя это загруженностью по службе. Причина  уважительная,
и от нее отстали. Я - единственный, кто знает, что  жена  Стасова  через
три месяца родит, то есть в ближайшее время уйдет с работы и  будет  си-
деть дома. Если я не получу ее согласия немедленно, то завтра на нее на-
кинутся все остальные.
   - Все равно я не понимаю, в чем  трудность.  Пусть  сценарий  напишет
кто-нибудь другой, если Таня сама не может.
   - Ага! Другой напишет! Читать не захочется. Не то что снимать.
   - Почему так?
   - Потому что у Томилиной переходящие персонажи, и только она сама мо-
жет точно помнить, что у нее написано в следующих произведениях. А  пос-
торонний сценарист такого наворотит, что первый-то фильм я сниму, а  что
дальше делать - непонятно. Он в интересах драматургии первого фильма так
расставит героев и так сложит их судьбы, что следующие фильмы  уже  сни-
мать будет не с кем, он всех нужных мне людей поубивал, отправил на пос-
тоянное жительство за границу или поссорил между собой. Можете мне пове-
рить, я это уже проходил.
   Дорогань умолк, вероятно сосредоточившись на  процессе  приготовления
кофе, а Настя встала, чтобы размять затекающую от сидения в мягком крес-
ле спину. Повернувшись, она увидела прямо над креслом написанный  маслом
портрет известной шведской актрисы. Размашистая надпись  по-английски  в
нижнем углу полотна гласила о там, что это подарок продюсеру, с  которым
актрисе так славно и легко работалось. "Надо же, - с  усмешкой  подумала
Настя, - какие звезды у него снимались. Наверное, он в своем мире  чело-
век достаточно известный. А я, как водится, опять отстала от жизни и ни-
когда о нем не слышала".
   Она прошлась вдоль стены,  рассматривая  расставленные  на  стеллажах
книги. "Размышления о киноискусстве" Рене Клера, двухтомник "Истории ки-
ноискусства" Жоржа Садуля, издания зарубежных киносценариев  -  от  вида
этих книг на душе стало уютно и тепло. Точно такие же книги, те же самые
издания шестидесятых годов стояли на полках в квартире, где прошло  Нас-
тино детство. На мгновение ей захотелось  снова  стать  маленькой,  ока-
заться в той квартире, и чтобы из кухни вышла  мама,  и  чтобы  не  было
тоскливой пустоты в душе. Чтобы все стало как раньше, чтобы не было трех
зимних месяцев этого года, и того ужаса и  отчаяния,  через  которые  ей
пришлось пройти. Чтобы она снова могла разговаривать с Лешкой, как преж-
де, часами, сутками напролет. Чтобы ее не пугали поездки в гости к роди-
телям...
   Но из кухни вышел Дорогань, и ей пришлось вернуться к реальности.
   - И все равно я не понимаю, - сказала она как ни  в  чем  не  бывало,
мгновенно включаясь в сцену, - почему сценарист не сможет написать  нор-
мальный сценарий. Пусть прочтет все книги, тогда и с персонажами де  бу-
дет неразберихи.
   - Э, да вы идеалистка, - покачал головой Всеволод Семенович. - Я ска-
зал вам, что хочу снять пять фильмов. Так?
   - Так, - согласилась она, наливая себе кофе.
   - А разве я сказал, что у меня есть деньги на пять фильмов? Говорил я
такое?
   - Не говорили.
   - Вот видите. Пять фильмов - это проект. Прожект,  выражаясь  высоко-
парно. Иными словами - мечта, прекрасная и несбыточная. Чтобы превратить
ее в реальность, нужно найти деньги на первый фильм, сделать его, хорошо
продать, получить прибыль, доказать инвесторам, что  пилот  состоялся...
Вы знаете, что такое пилот?
   - Первое изделие на пробу. Да?
   - Именно. Так вот" пилот получился, проект жизнеспособен, и можно на-
чинать выпекать второй пирожок. У меня нет возможности заказать человеку
пять сценариев, понимаете? Я могу заказать только один. Но под один сце-
нарий он и прочитает только одну книжку. И если я начну требовать, чтобы
он, прежде чем начинать работу, прочел все, что  написала  Томилина,  он
либо пошлет меня подальше, либо взвинтит  свой  гонорар  до  поднебесных
размеров, поскольку чтение требует времени и затраты усилий на запомина-
ние и выписывание деталей, либо потребует, чтобы я  ангажировал  его  на
весь проект. А я не могу себе  позволить  ни  первого,  ни  второго,  ни
третьего.
   - Про первое и второе - я согласна. А насчет третьего не поняла.  По-
чему вы не можете позволить себе делать весь проект с одним сценаристом?
   - Могу. Делать могу. А заранее давать обещания  не  могу.  Кинопроиз-
водство - это производство, а не богадельня,  и  в  работе  над  фильмом
должны участвовать те, кто сделает этот фильм наилучшим  образом,  а  не
те, с кем продюсер связан близкими отношениями или кому он  что-то  ког-
да-то пообещал. Впрочем, я вам это уже  говорил.  Мне  может  не  понра-
виться, как работает сценарист, он может  оказаться  необязательным,  он
может не соблюдать сроки, он может не найти общего языка с режиссером  и
со мной. Да, в конце концов, автору может не понравиться, что он  сотво-
рил с ее литературой. Мадам Томилина продаст нам  права  на  экранизацию
одного произведения, мы сделаем фильм, сделаем удачно, проект раскрутит-
ся, а Татьяна Григорьевна скажет, что мы изуродовали ее идею  и  она  не
хочет, чтобы мы калечили остальных ее детей. Вот и все, дорогая  Анаста-
сия Павловна. Права на экранизацию остальных четырех книг мы уже не  по-
лучим никогда. Купить у Томилиной права сразу на пять книг я не могу,  у
меня нет на это денег. Сменить сценариста я тоже не могу, я  подписал  с
ним контракт на пять фильмов, и в случае отказа я должен заплатить неус-
тойку, на которую у меня опять же нет денег. И с чем я останусь? С  раз-
битыми мечтами. С четырьмя прекрасными книгами, по которым не будут сня-
ты прекрасные фильмы. Поэтому мне нужна Томилина.  Сама.  Лично.  Я  вас
умоляю! Хотите, на колени встану?
   - Я попробую, - неожиданно сказала Настя, хотя еще полминуты назад  и
не собиралась давать ему никаких обещаний. -  Но  вы,  в  свою  очередь,
должны помочь мне.
   - Все, что угодно! Голубушка! Я вас обожаю! Говорите, чем я могу быть
вам полезен?
   - Вы должны позвонить Уланову и предложить ему пригласить в программу
Татьяну.
   - Господи, вот уж не думал, что у вас с этим  проблемы!  -  всплеснул
руками продюсер. - Вы же расследуете убийство сотрудников программы,  вы
в постоянном контакте с Улановым, неужели вы думаете, что он  вам  отка-
жет?
   - Разумеется, не откажет. Куда он денется. Но я не хочу, чтобы иници-
атива исходила от меня. Для него Татьяна Томилина должна быть только ав-
тором популярных детективов, а вовсе не моей приятельницей и  тем  более
не сотрудником органов внутренних дел. Вы меня поняли, Всеволод  Семено-
вич?
   Дорогань отставил чашку подальше и скрестил руки  на  груди.  Правда,
удержаться в этой монументальной позе ему удалось не дольше  десяти  се-
кунд. Он снова начал ерзать и жестикулировать.
   - Я могу сказать Уланову, что существует проект создания пяти фильмов
по книгам Томилиной? Мне же нужно его заинтересовать, объяснить,  почему
Томилина может представлять интерес для программы. Было бы  хорошо  ска-
зать ему, что она следователь и одновременно известный писатель...
   - Ни в коем случае, - оборвала его Настя. - Слово "следователь" вооб-
ще не произносится. Кстати, сообщаю вам, что у  Тани  совершенно  другая
фамилия, а Томилина - это псевдоним.
   - Что вы говорите? - удивленно воскликнул Дорогань. - Неужели псевдо-
ним? Я и не подозревал.
   - И об этом тоже говорить Уланову не нужно. Речь должна идти только о
писательнице, авторе двух десятков бестселлеров, по которым вы  собирае-
тесь снимать несколько фильмов.
   - А если он не заинтересуется?
   - Пообещайте ему деньги.
   - В какой, позвольте спросить форме?
   - В прямой. Скажите, Что вы крайне заинтересованы  в  предварительной
рекламе проекта и готовы отнестись к приглашению Томилиной в эфир именно
как к рекламе. Они там все большие мальчики и девочки, такие вещи  пони-
мают с полуслова. Только не связывайте Уланова с Таней напрямую, замкни-
те все на себя.
   - Ладно, если вы обещаете ее уговорить...
   - Я пока только обещаю с ней поговорить.  И  больше  ничего.  Но  мою
просьбу вам выполнить придется. Потому что если я с ней не поговорю,  то
у вас шансов не будет вообще, а так все-таки есть надежда.
   - Ну вот, - Дорогань вдруг развеселился, - теперь уже и вы меня  шан-
тажируете. И как это я расслабился? Надо же,  на  пять  минут  отвлекся,
разговорился с дамой из милиции - и на тебе, пожалуйста, меня уже  взяли
за горло.
   - Так я же из милиции, - улыбнулась Настя.
   - У вас там все такие?
   - Поголовно. Я еще цветочек, а вот когда вам ягодка попадется -  мало
не покажется. Я могу считать, что мы договорились?
   - Можете, - вздохнул продюсер. - Только  вы  уж  там  постарайтесь  с
Татьяной Григорьевной, ладно?
   - Уж постараюсь.
   Выйдя из дома, где жил Дорогань, Настя дошла до автобусной остановки,
но поехала не на станцию, а в совершенно другую сторону, к пансионату, в
котором должна была проходить конференция. Она слабо представляла  себе,
зачем едет туда, испытывая лишь острое чувство вины перед мужем.
   Укрытый в лесополосе пансионат она нашла легко, из всех дорог  только
та, что вела к нему, была тщательно заасфальтирована.  Настя  вспомнила,
что раньше это был "спецобъект", получить путевку для отдыха  в  котором
могли только лица, приближенные к императору. Потому и дорога хорошая, и
забор высокий, и будка охраны наличествует. Взглянув на служебное  удос-
товерение, плечистый парень в синей униформе кивком головы разрешил Нас-
те пройти на территорию.
   Она медленно брела по обсаженной березами аллее в направлении  краси-
вого шестиэтажного корпуса с зеркальными стеклами, в которых  отражалось
голубовато-серое весеннее небо. Дойдя до здания, Настя выбрала скамейку,
с которой хорошо был виден вход, уселась поудобнее и  достала  сигареты.
Мимо нее то и дело проходили солидные дамы и господа в  распахнутых  ко-
ротких шубах или отделанных мехом куртках. Настя  ловила  обрывки  фраз,
произносимых на разных языках, и удивлялась, как это им не жарко в такой
теплой одежде, москвичи давно уже ходили в плащах и легких курточках,  а
эти умные математики будто на Северный полюс приехали. Неужели за грани-
цей до сих пор верят в байки о том, что в России белые медведи прямо  по
улицам ходят?
   Из здания выскочила молодая девушка в миниюбке и в глухом  обтягиваю-
щем свитере. Пробегая мимо Насти, она внезапно затормозила:
   - Ой, Анастасия Павловна!
   Настя подняла глаза и узнала Галочку, делопроизводителя из  лаборато-
рии, которой заведовал Чистяков.
   - Здравствуйте, Галя.
   - Вы Алексея Михайловича ждете?
   - Да. Он здесь?
   - Я сейчас ему скажу. Он в холле с профессором  Звекичем.  Сейчас!  Я
мигом...
   Галочка умчалась обратно в здание, легко и быстро перебирая стройными
ножками в туфлях на высоком толстом каблуке. На какое-то мгновение Настя
даже позавидовала ей. Сама она так легко не  смогла  бы  бежать  даже  в
удобных кроссовках, а уж на каблуках такой высоты ходила только в случа-
ях острой необходимости и очень медленно.
   На крыльце показался Чистяков, следом  за  которым  вышли  представи-
тельный седой мужчина и элегантная дама в очках. Настя отчего-то испуга-
лась. Вот дура, зачем она притащилась сюда? Что она может сказать  Леше?
Что виновата, что любит его, что все его подозрения лишены каких  бы  то
ни было оснований? Такие разговоры хороши для дома, а не для официально-
го места, где все страшно заняты и делают дело, а не  сопли  распускают.
Да и вид у нее... Лешка в дорогом костюме, серьезный, солидный,  как-ни-
как академик, автор десятков научных  трудов,  председатель  оргкомитета
конференции, а она - в джинсах, в дешевой  куртке,  в  кроссовках,  даже
глаза не накрашены. Профессорская жена.
   Алексей что-то сказал своим спутникам, те закивали и заулыбались.  Он
не спеша сошел с высокого крыльца и направился к Насте.
   - Что случилось? - спросил он, подойдя к ней.
   Она вдруг смешалась, испытывая неловкость и ругая себя. Ну  что,  что
она ему скажет? Тоже мне, нашла время отношения выяснять. Примчалась  на
другой конец света признаваться собственному мужу в любви. Мелодрама, да
и только.
   - Я приехала по своим делам, оказалась здесь рядом, вот и  заглянула.
Извини, я не хотела тебя отрывать от гостей, я просто сидела на скамейке
и отдыхала, и если бы твоя Галочка меня не увидела, я бы через несколько
минут ушла.
   - Я спрашиваю: что случилось? - уже жестко повторил Чистяков.
   Настя посмотрела ему в глаза и не увидела в них того ласкового  тепла
и мягкой насмешки, которые видела двадцать лет. Это был не тот  домашний
рассеянный Лешка, заботливый, внимательный, все понимающий и все ей про-
щающий, готовящий для нее еду и стирающий сам себе  рубашки.  Перед  ней
стоял посторонний мужчина, чьи рыжие волосы стали уже наполовину седыми,
рослый, статный, в строгом темносером костюме  из  дорогого  английского
магазина, с чужим лицом и холодными глазами. Нет, ни за что она не  ска-
жет ему то, что собиралась. Ему сейчас не до этого. Он занят, а она  ле-
зет к нему с глупостями. Ведь еще вчера, когда она пыталась как-то снять
возникшее между ними напряжение, он сказал: "Поговорим через неделю".
   - Честное слово, ничего не случилось. Я действительно  приехала  сюда
по делу, опрашивала свидетеля. До следующей электрички почти полтора ча-
са, и я просто решила убить время, прогулявшись до пансионата и  посмот-
рев, где вы заседаете. Извини, солнышко, я правда не хотела тебя  беспо-
коить. Я уже ухожу.
   Она поднялась, но Алексей сильными пальцами ухватил ее за предплечье.
   - Галочка во всеуслышанье заявила, что приехала моя жена. Теперь  мне
придется тебя представить гостям.
   - Леш, не надо...
   - Так требует этикет. Пойдем.
   - Лешенька, но я в таким виде... Мне неудобно.
   - Потерпишь. Ты должна была подумать об этом, когда шла сюда.  А  те-
перь отступать некуда. Они смотрят на нас и ждут, когда я познакомлю  их
со своей женой. Я не имею права быть  невежливым  и  нарушать  приличия.
Идем. И убери, пожалуйста, с лица виноватое выражение, гостям совершенно
необязательно знать, что у нас с тобой не все в порядке.
   - Но у нас действительно не все в порядке, - быстро ответила Настя. -
Я потому и приехала. Я...
   - У тебя будет возможность обсудить это, когда я вернусь домой.  Сей-
час мы ничего выяснять не будем.
   Он взял ее за руку и быстро повел к крыльцу.
   - Позвольте представить вам мою жену, -  заговорил  он  по-английски,
когда подвел Настю к седому мужчине и даме в очках. - Ее  зовут  Анаста-
сия, она офицер полиции, детектив. Анастасия, знакомься,  это  профессор
Розанна Патриньяни и профессор Милан Звекич.
   Профессора приветливо заулыбались и пожали Насте  руку.  Она  еле-еле
выдержала, пока не истекут протокольные пять минут  светской  беседы,  и
вежливо попрощалась, сославшись на необходимость успеть на электричку.
   - Разве вы не ездите на машине? - удивилась Розанна.
   - Я не умею, - соврала Настя. - У меня нет прав.
   Не объяснять же ей, что иметь машину по карману далеко не каждому ра-
ботнику милиции. В их семье есть машина, но она Лешкина, и он сам на ней
ездит, а Настя терпеть не может вождение и садится за руль только в  са-
мых крайних случаях, когда никакого другого выхода нет.
   - На Западе все офицеры полиции ездят на машине. Человек не может ра-
ботать в полиции, если не умеет водить машину. А что, в России нет тако-
го правила?
   - Нет.
   - Это странно, - недоуменно протянула Розанна. - С вашими расстояния-
ми... Это более чем странно. Теперь я понимаю, почему наша пресса  пишет
о том, что русская полиция не справляется с  преступностью.  Чему  удив-
ляться, если у вас такие низкие требования к полицейским.
   Настя еще раз мило улыбнулась и быстро пошла к воротам, стараясь  по-
давить кипящее в душе раздражение. Эта холеная  профессорша  из  богатой
благополучной страны - что она может знать о русской  полиции?  Что  она
вообще понимает в нашей жизни?