|
|
|
Глава 7
Он встретил меня улыбкой, и, почувствовав тепло его серых глаз, я
удивился тому, что не позвонил раньше. Только сейчас, оказавшись рядом с
ним, я понял, как мне было плохо все время. Почему я так легко смирился
со смертью? Только потому, что она исходила от Вики, которую я обожал и
которой готов был простить все? Наверное. А может быть, потому, что я и
в самом деле не борец, я всегда легко отступал, сталкиваясь с сопротив-
лением или с препятствиями, мне проще было отказаться от задуманного,
чем прилагать усилиях тому, чтобы преодолеть то, что мешает достижению
цели.
На этот раз Лутов был не в костюме, как раньше, а в джинсах и тем-
но-сером свитере, точь-в-точь такого же цвета, как его глаза. Я приехал
к нему домой, и вполне понятно, что дома он ходил не при параде. Обычная
двухкомнатная малогабаритка с тонкими стенами, пропускающими каждый
звук, как раз в такой мы и прожили много лет с Викой и моей сумасшедшей
матерью.
- У вас очень знакомое выражение лица, - сказал он почти сразу же,
усадив меня в комнате на жесткий неудобный старый диван.
- Почему знакомое? - удивился я.
- Именно такие лица бывают у наших пациентов, когда они впервые при-
ходят к нам. Выражение ужаса, отчаяния и решимости. У вас что-то случи-
лось?
- Случилось.
Я не стал рассказывать Лутову про Вику и про нанятого ею киллера,
просто постарался дать понять, что хотел бы, как выразился сам Лутов,
стать членом их коллектива.
- Я рад, - коротко ответил он. - Но, если помните, я говорил вам, что
у нас существуют правила, которым должны подчиниться все, кто к нам при-
ходит. Эти правила не всем нравятся, и многие отказываются от жизни в
нашем центре.
- Что это за правила?
- Мы все - одна семья. В полном смысле этого слова. Вы понимаете? В
полном.
- Не понимаю, - я покачал головой. - Все друг с другом спят, что ли?
- Не упрощайте, Александр Юрьевич. Все друг друга любят, все друг
другу верят, все друг о друге заботятся, и никто никому не хочет зла. А
вопрос, кому с кем спать, решается в добровольном порядке. Но в браке
наши пациенты друг с другом не состоят. Это закон.
- Почему? - я не мог скрыть удивления. - Что плохого, если два чело-
века познакомятся в вашем центре и поженятся?
- Вы сами поймете, если придете к нам. Сейчас обсуждать это бессмыс-
ленно. Скажу лишь, что оформление брака между нашими пациентами ведет к
осложнениям финансовых отношений. Это и есть самое важное и самое труд-
ное.
Лутов замолк, и я с напряжением ждал продолжения, понимая, что самое
существенное он скажет именно сейчас. Неужели какое-то правило, которое
должны соблюдать пациенты кризисного центра, окажется настолько неприем-
лемым для меня, что мне придется расстаться с надеждой остаться в живых?
Ни за что! Что бы Лутов ни сказал, я все приму. Это моя единственная со-
ломинка, схватившись за которую я смогу выплыть. Все остальные пути ве-
дут либо к смерти, либо к нищете и ежедневному кошмару пребывания рядом
с матерью.
- Наши пациенты приходят к нам со всем своим имуществом. И имущество
это становится собственностью центра. Иными словами, оно принадлежит
всем, потому что центр на эти средства содержит пациентов и развивается,
создает производства, филиалы, выпускает газету и так далее.
Сердце у меня упало. Имущество. Если бы я мог поделить его с Викой и
остаться в живых, я не сидел бы сейчас здесь. В том-то весь и смысл, что
я не могу отнять у жены ничего, кроме своей одежды и туалетных принад-
лежностей. Да, нищие не нужны, как выяснилось, нигде, даже в кризисных
центрах.
- И каков минимальный размер имущества, с которым можно к вам прийти?
- спросил я безнадежно.
Лутов легко рассмеялся и налил мне минеральной воды из стоящей на
столе бутылки.
- Минимального размера не существует. Сколько есть - столько и есть.
Если нет ничего - значит, ничего. Мы принимаем к себе всех. Мы не делим
своих пациентов на богатых и бедных. Суть, Александр Юрьевич, не в том,
кто сколько нам принесет, а в том, кто сколько заработает, живя с нами.
С того момента, как вы вливаетесь в наши ряды, все, что вам причитается
от всех видов деятельности и по всем гражданскоправовым отношениям, ста-
новится общим достоянием. Центр обеспечивает всех пациентов обильной и
вкусной пищей, хорошими жилищными условиями, наличными деньгами на по-
купку одежды и личных вещей. Но всех - в равных долях, независимо от то-
го, сколько человек заработал на самом деле. Все, что остается, идет на
развитие.
- Вы хотите сказать, что те, кто заработал мало, живут за счет тех,
кто заработал много?
Я не верил своим ушам. Какой-то доморощенный коммунизм-коллективизм.
Раскулачивание тех, кто умело ведет хозяйство, и экспроприация в пользу
тех, кто ничего не умеет и не хочет делать. Наша многострадальная страна
уже прошла через это и на собственном печальном опыте убедилась, что ни
к чему хорошему это не привело. Зачем же повторять ошибки?
- Я хочу сказать, что те, кто заработал больше, делятся с теми, кто
заработал меньше, - мягко поправил меня Лутов. - На этом принципе пост-
роена жизнь любого экономически нормального общества. Богатые граждане
платят в государственную казну высокие налоги, и именно из этих денег
выплачиваются социальные пособия пенсионерам и неимущим. И это пра-
вильно. Это справедливо.
- Но ведь при этом богатые все-таки остаются богатыми, - возразил я.
- Они и после уплаты налогов живут в больших хороших домах и ездят на
дорогих автомобилях, а бедные и после получения пособия остаются бедны-
ми, только что с голоду не умирают. А вы их делаете одинаковыми. Мне это
не кажется справедливым.
- Александр Юрьевич, вы когда-нибудь задумывались над тем, почему се-
годня так много людей нуждаются в помощи психологов и психиатров? Я имею
в виду - здесь, в России. Кто-то из великих и мудрых сказал, что сделать
всех людей равными в имущественном отношении нельзя. Можно в какой-то
момент отобрать у всех поголовно все, что есть, и заново переделить меж-
ду всеми, дав каждому поровну. И что будет через год? Кто-то сможет свое
богатство приумножить, использует его с умом, а кто-то прогуляет его,
пропьет, растранжирит. И все. И снова все оказались неравными. А вот от
воспитания, именно от воспитания зависит, с каким достоинством человек
будет переносить это неравенство. Поскольку у нас в стране неравенства
якобы не было на протяжении нескольких десятков лет, то и людей никто
соответствующим образом не воспитывал. Люди не привыкли к мысли, что ог-
ромная разница в уровне жизни между соседями - это нормально. Нормально
не в смысле "хорошо", а в смысле - широко распространено и вполне ес-
тественно. Людей корежит от этого, они не умеют с этим жить, они сходят
с ума от злобы, зависти, ненависти и даже от простого недоумения: как же
так? В одной школе учились, я был отличником, а он - двоечником, я в
институт поступил, а он дурака валял, хулиганил, воровал, даже подсел в
свое время за чтото, не то за изнасилование, не то за драку, я добросо-
вестно вкалывал на своей инженерной должности, а он водку пил и девок
любил, шестерил на какого-то мафиози, а теперь я - безработный, а он -
на "Мерседесе" и весь сотовыми телефонами обвешанный. Люди перестают
чувствовать логику происходящего и теряются. Отсюда и психологические
кризисы. И вот такой потерянный человек приходит к нам. Мы даем ему ра-
боту, к которой у него душа лежит и которая у него хорошо получается,
снимая таким образом комплекс неудачника. Он не знает, сколько реально
он зарабатывает, потому что по нашим правилам никто свою зарплату в
собственные руки не получает. Наши пациенты работают только на наших
предприятиях, а там установлен жесткий порядок: все деньги перечисляются
на счет центра и никаких сведений о заработках, ни о своих, ни о чужих,
пациенты не получают. Уровень жизни мы всем обеспечиваем одинаковый, а
так как никто не знает, сколько реально заработал он и сколько - его со-
сед, то нет ни ревности, ни зависти, ни ненависти. Если человек не умеет
справляться с условиями реально существующей жизни, не может адаптиро-
ваться к объективным экономическим условиям страны, где он живет, мы
создаем для него Другие условия. И он выходит из кризиса, справляется со
своими проблемами.
- А что потом? - спросил я. - Когда он выйдет из кризиса, он может от
вас уйти?
- Конечно, - снова рассмеялся Лутов. - Мы никого не удерживаем.
- И многие уходят?
- Никто. Ни один человек за все годы существования центра не захотел
вернуться в тот мир, в котором ему было так больно и плохо, что он вооб-
ще жить не хотел. Вам это, может быть, пока непонятно, потому что вам не
приходилось жить в атмосфере любви, согласия и доброжелательности. В
обычной жизни нас любят два-три человека, я хочу сказать - по-настоящему
любят, искренне и преданно. А со всем остальным человечеством мы пребы-
ваем в состоянии войны или в лучшем случае взаимной терпимости сквозь
зубы. В нашем центре все по-другому. Разумеется, далеко не все люди уме-
ют желать другому добра и принимать его таким, каков он есть, но у нас
этому учат. Групповые и индивидуальные занятия с опытными психологами
ведутся ежедневно и являются для всех обязательными. Это лечение, без
которого нельзя обойтись.
Я услышал, как хлопнула входная дверь, в коридоре раздались чьи-то
шаги, и вопросительно взглянул на Лутова. Его лицо мгновенно стало жест-
ким, и со своим лысым черепом и горбатым носом он теперь напоминал
большую хищную птицу.
- Прошу прощения, - сухо сказал он, - я на минуту вас покину.
Он вышел из комнаты и плотно притворил за собой дверь. До меня доно-
сился женский голое, чтото раздраженно и быстро говоривший, и голос Лу-
това, но слов разобрать я не мог, впрочем, не очень-то и старался. "Ми-
нута" превратилась в добрых пятнадцать, - но я их почти не заметил, су-
дорожно обдумывая услышанное. Уход со всем имуществом? Похоже на секту.
Я слышал, есть такие религиозные секты, которые требуют от своих адептов
чего-то подобного. Но, с другой стороны. Лутов почти ничего не говорил а
религии и вероучении, так, обмолвился во время нашей прошлой встречи
почти месяц назад. И потом, я чтото не слыхал, чтобы секты создавали
собственные предприятия и обеспечивали своих членов полезной работой.
Для них весь смысл ухода с имуществом в том и состоял, чтобы на эти
средства поддерживать сектантов, которые ничего не делают, только молят-
ся и пропагандируют свое учение. В конце концов, какая мне разница? Я
должен думать только о том, годится ли это для меня. И пришел к выводу,
что годится. Даже более чем. Никаким имуществом я не рискую, ибо приду к
ним голым и босым, с десятком рубашек и тремя костюмами. Зато получу ра-
боту, которую умею и люблю делать. Например, займусь той самой телевизи-
онной программой, о которой мне в прошлый раз говорил Лутов. А если с
программой у них не получится, то ведь есть газета, а я по образованию
какникак журналист. И Вика не захочет меня убивать, если я прямо сегодня
предложу ей развод без раздела имущества. Она отменит свой заказ. Только
вот мать... Непонятно, как быть с ней.
Лутов вернулся в комнату, и почти следом за ним вошла женщина лет со-
рока с опухшими от слез глазами. В руках у нее был поднос с чайником,
чашками, сахарницей и огромной тарелкой, на которой аппетитной горкой
возвышались источающие аромат корицы круглые плюшки. Женщина посмотрела
на меня както затравленно, но при этом улыбнулась.
- Угощайтесь, пожалуйста.
Она ловко расставила на столе чашки, пристроил блюдо с плюшками и за-
искивающе глянула на Лутова.
- Еще что-нибудь подать?
- Нет, иди. Спасибо, - холодно ответил он, кивком головы отпуская ее,
как прислугу.
Женщина вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. Наверное, это жена
Лутова, подумал я. Похоже, у них тоже в семейной жизни не все в порядке.
Чудеса, да и только! Мне казалось, у такого мужика, как Лутов, вообще не
должно быть проблем, бабы его наверняка обожаюг, если уж даже на меня
подействовало его обаяние.
- Ваша супруга отлично готовит, - восхищенно сказал я, откусив кусок
мягкой горячей плюшки.
- Это не жена, - коротко ответил Лутов.
Я понял, что он не горит желанием обсуждать женщину, которая только
что плакала, а потом подавала нам чай.
- У вас есть еще вопросы, Александр Юрьевич, или вы хотите взять
тайм-аут и подумать? - спросил он, возвращаясь к нашему разговору.
Тайм-аут! Можно подумать, у меня есть хотя бы минута. Решение нужно
принимать немедленно и как можно скорее поговорить с Викой о разводе,
иначе пуля из пистолета с глушителем достанет меня в любой момент.
- Пожалуй, мне все ясно, - медленно сказал я, подыскивая правильные
слова, чтобы спросить насчет матери, объяснить ситуацию и в то же время
не проговориться насчет Вики. - Только вот... Видите ли, у меня мать -
инвалид по психическому заболеванию. Сейчас она живет одна, но с каждым
днем это становится все проблематичнее. Я рассчитывал на то, что смогу
нанять ей сиделку или оплачивать пребывание в хорошем интернате, но те-
перь все обернулось таким образом... Я не хотел бы вдаваться в детали,
это наше сугубо семейное дело, но теперь у меня нет денег. Совсем нет.
Вплоть до того, что мне негде и не на что жить. И если я уйду к вам, в
ваш центр, то мать останется совсем одна. Моя жена о ней заботиться не
будет.
- Вам придется развестись, - напомнил Лутов. - Я вас предупреждал,
состоящие в браке люди не могут быть нашими пациентами. В противном слу-
чае, в соответствии с законодательством, их супруги смогут претендовать
на часть доходов наших пациентов, и это повлечет за собой массу сложнос-
тей.
- Да-да, я понимаю, - торопливо согласился я. Мне было глубоко напле-
вать на их правила и их сложности, развод с Викой нужен был только для
того, чтобы сохранить собственную жизнь. - Конечно, я оформлю развод в
самое ближайшее время, у нас нет детей и имущество мы не делим, так что
все будет быстро и не сложно. Но я тем более не могу рассчитывать на то,
что за моей матерью будет ухаживать моя бывшая жена, Я имею в виду, оп-
лачивать уход за ней.
- Какая квартира у вашей матушки? - сочувственно осведомился Лутов.
- Да точно такая же, как у вас. Две комнаты, общая площадь тридцать
семь квадратных метров, жилая - двадцать три. Комнаты смежные, четырнад-
цать и девять метров.
- Это решаемая проблема, - успокоил он меня. - Конечно, она решается
только в том случае, если вы придете к нам. Мы предоставим вам жилье,
таким образом, квартира вашей матушки будет вам лично уже не нужна, и вы
сможете распорядиться ею наилучшим образом. Например, продадите ее и из
этих денег будете оплачивать пребывание матери в частной клинике.
Передадите квартиру государству и устроите мать в дом престарелых.
Или наймете сиделку и оформите квартиру матери на нее. Так многие дела-
ют. Составляют завещание в пользу того, кто за тобой ухаживает. Можно
даже обменять квартиру на комнату в коммуналке и взять большую доплату,
на эти деньги нанять сиделку. Я прекрасно вас понимаю, Александр
Юрьевич, жить с женой по каким-то причинам вы не хотите, а с матерью -
не можете, но кроме как у матери жить вам негде. Если вы придете к нам,
все решается легко. Еще какие проблемы?
- Больше никаких, - с облегчением произнес я. - Какие шаги от меня
требуются?
- Только развод. После этого вы приходите к нам, встречаетесь с наши-
ми юристами, оформляете все бумаги на право распоряжаться вашей
собственностью и переезжаете на ту квартиру, которую мы вам подберем. В
первое время вам, вероятно, придется пожить с соседями, но их будет мак-
симум двое и у каждого из вас будет своя комната. У вас есть пожелания,
но этой части?..
- Какие же могут быть пожелания? - удивлся я, внезапно ощутив в себе
способность шутить, которую я в последнее время полностью утратил. - Ко-
нечно, я бы хотел, чтобы это были молодые красивые женщины. Если нельзя
молодых, то пусть будут просто красивые. Еслки это не доступно, то лучше
мужчины, и лучше курящие, но непьющие.
Обсуждение перешло в практическую область, словно все самое сложное
осталось позади, все решения уже приняты, и теперь можно заняться дета-
лями. Я и в самом деле испытывал невероятное облегчение от того, что все
мои проблемы, еще вчера казавшиеся неразрешимыми, вдруг предстали в со-
вершенно ином свете. Совсем не обязательно умирать от пули киллера, мож-
но остаться в живых и при этом не жить с сумасшедшей старухой и не ввя-
зываться в явный или скрытый криминал, чтобы заработать на кусок хлеба.
Можно жить вполне прилично с материальной точки зрения и заниматься де-
лом, которое получается и которое интересно. И при всем том Вика не ока-
зывается в тюрьме. Да мог ли я даже мечтать об этом?
В отличие от Насти Каменской, следователь Татьяна Образцова любила
заниматься экономическими преступлениями и делала это очень даже непло-
хо. А вот убийства она не любила. Но в преддверии ухода в дородовой от-
пуск ей нужно было "подчищать концы". Начальник сказал ей:
- Татьяна Григорьевна, постарайтесь довести до конца те дела, которые
можно реально успеть завершить за оставшееся время. Остальное будем пе-
редавать другим следователям. Не тратьте время на работу но тем делам,
где сроки пока не жмут, завершайте то, что не терпит отлагательства.
Вернувшись в свой кабинет, который она делила еще с двумя следовате-
лями, Татьяна достала реестр и стала выбирать из списка уголовные дела,
отмечая карандашом те, по которым все сроки или уже прошли, или вот-вот
истекут. К этому моменту у нее на производстве находилось восемнадцать
уголовных дел разной степени сложности: восемь квартирных краж, три раз-
боя, четыре невероятно ловких мошенничества, одно изнасилование и два
убийства. Из этих восемнадцати дел в первую очередь следовало заняться
тремя. Разбойное нападение на отделение Сбербанка висело на Татьяне уже
Бог знает сколько месяцев, вернее, Татьяна приняла дело в январе, когда
переехала из Петербурга в Москву и перешла на работу в одно из окружных
управлений внутренних дел. А до этого нападением на Сбербанк больше по-
лугода занимался другой следователь. Сроки по делу дважды продлевали, но
процесс расследования с места не сдвигался, и никаких перспектив закон-
чить его в течение ближайшего месяца Татьяна не видела. Полистав до
смешного убогое дело, она со вздохом отложила его в сторону, понимая,
что материалы придется передавать третьему следователю и при этом выслу-
шать от начальства все, что причитается. Ладно, не в первый и не в пос-
ледний раз.
Теперь мошенничество. Эта папка, в отличие от предыдущей, была пух-
лой, мошенники оказались ребятами разворотливыми и успели "нагреть" поч-
ти тридцать человек и около десятка организаций, пока их не поймали. В
настоящий момент шесть членов преступной группы находились под стражей,
но делу никак не удавалось придать законченный вид и составить обвини-
тельное заключение, потому что, как обычно в таких случаях, возникали
сложности с потерпевшими. Почти все они были не москвичами, и их розыск
и допрос требовали много времени. Люди не сидели на месте, они разъезжа-
ли по всей стране, выезжали за границу на отдых или по делам, отказыва-
лись давать показания, потом все-таки давали их, но путались, ошибались,
лгали, отказывались от сказанного. Нужно было проводить очные ставки и
опознания, а время шло, шло... Такие дела Татьяна любила и, когда удава-
лось благополучно дотащить их до суда, счастливо вздыхала, шла в магазин
и покупала себе какую-нибудь милую женскую глупость вроде зажима для
шейного платка или очередного лака для ногтей.
И, наконец, убийство. Почти двухмесячной давности. Материалов в папке
немало, а толку - чуть. И двухмесячный срок близится к концу, нужно либо
выносить постановление и приостанавливать дело "в связи с неустановлени-
ем лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности", либо по-
лучать разрешение на продление срока предварительного следствия. Приос-
танавливать дела следователь Образцова терпеть не могла. И хотя в этом
не было ничего особенного и никого за этого сильно не ругали, для нее
самой каждое приостановленное дело превращалось в маленькую трагедию.
Приостановить дело для нее означало публично расписаться в полной беспо-
мощности, в том, что она больше ничего придумать не может, что она ис-
черпала ресурсы своего интеллекта и фантазии. Ей каждый раз казалось,
что кто-нибудь, начальник, например, или прокурор по надзору за
следствием, или просто коллега-следователь посмотрит дело и тут же най-
дет массу "проколов" и "дырок", придумает новые, лежащие на поверхности
версии, которые Татьяна не додумалась выдвинуть и проверить, обнаружит
несостыковки в показаниях, уцепившись за которые можно было вытянуть не-
обходимую информацию, но которые Татьяна проглядела.
Суть же состояла в следующем. Труп молодой женщины по имени Инна Паш-
кова был обнаружен в ее собственной квартире. Проживала Пашкова одна, и
тело обнаружила милиция, когда взломали дверь по заявлению соседей о
том, что Инны давно не видно, а из квартиры исходит подозрительный неп-
риятный запах. На теле погибшей были множественные следы истязаний и пы-
ток, она умерла от потери крови.
Выяснилось, что Инна Пашкова занималась "снятием сглаза, порчи, восс-
тановлением супружеских отношений и потенции". Во всяком случае, именно
так гласили регулярно помещаемые ею в газетах рекламные объявления. Поэ-
тому первое, чем занялись оперативники и следователь, была отработка
всех клиентов Пашковой, более известной под именем Инесса. Предполагае-
мые мотивы - ограбление, месть, психопатологическая мотивация. Версия
убийства в ходе ограбления была более чем правдоподобной, Инесса была
дамой небедной, о чем недвусмысленно свидетельствовала обстановка ее
квартиры. Месть могла иметь место со стороны клиента (или клиентки), ко-
торому Пашкова не помогла, хотя и давала твердые гарантии, и денег взяла
много. Что касается психопатологии, то и это вполне могло иметь место,
ибо клиентура Инессы состояла из людей, которые не могли справиться со
своими проблемами и искали помощи от потусторонних сил. Стало быть, в
эти силы искренне верили. А отсюда и до патологии недалеко.
Самые большие трудности возникли с версией об ограблении, поскольку
Пашкова, как уже говорилось, проживала одна, и никто точно не мог ска-
зать, какие у нее были ценности и где она их хранила. Близких подруг у
нее не обнаружилось. Соседи, правда, утверждали, что у нее бывал прият-
ной наружности мужчина лет около сорока, и предполагали, что это ее лю-
бовник, но кто он такой - никто не знал. Образ жизни Инесса вела замкну-
тый, в гости к себе соседей не звала и к ним не ходила. Да они и побаи-
вались ее, называли между собой колдуньей и ничего хорошего от такого
соседства не ждали.
Тот факт, что личность этого "любовника" так и осталась невыясненной,
породил еще одну версию: Пашкову убил именно он, то ли из ревности, то
ли еще по каким причинам. Но искать его было нужно. Хотя как это делать
- совершенно непонятно, имени его не смог назвать ни один человек из
числа знакомых или родственников Инессы. И не потому, что она как-то
особенно тщательно это имя скрывала, а просто потому, что вообще была
скрытной по натуре, и все давно к этому привыкли.
- Что вы хотите, - заявила на допросе старшая сестра Пашковой, - она
же колдунья. Она должна быть окружена тайной, завесой загадочности, ина-
че ей никто не поверит. Инка с самого детства увлекалась этой мурой. Мы
с родителями специально уговорили ее в медицинский институт поступать,
надеялись, что чистая наука у нее всю дурь из головы выбьет, а она дип-
лом получила и сказала: "Я теперь знаю намного больше. И чем больше я
узнаю, тем тверже верю в непознанное". Мы на нее рукой махнули, пусть
живет, как знает. Она в последние два года у нас и не бывала почти, при-
езжала только родителей с днем рождения поздравлять. Забежит на полчаса,
поцелует, подарок принесет и убежит. Мы на нее не обижались, даже радо-
вались в глубине души, что она не бывает у нас. Перед соседями стыдно,
все знают, чем Инка занимается, смеются над ней. Да и быть в ее общест-
ве, скажу я вам, мало приятного. Вся из себя мрачная, всегда в темном,
на веках черные тени, говорит медленно, даже не говорит, а вещает. Кол-
дунью из себя строит.
- Значит, вы не верили в то, что она действительно снимает сглаз и
порчу? - спросила ее Татьяна.
- Да вы что! Нет, конечно. Бредни это все.
Примерно то же самое сказали и родители Пашковой. Никаких других ис-
точников информации, более осведомленных, следствию обнаружить не уда-
лось, поэтому было принято решение оперативным путем отработать клиенту-
ру Инессы. Это дело тоже было непростым, ибо списки страждущих снять
сглаз и вернуть супружескую гармонию, с фамилиями, адресами и телефона-
ми, почему-то не были вывешены на самом видном месте. Пашкова вела запи-
си, но беспорядочно и бестолково, вернее, так показалось оперативникам,
нашедшим ее бумаги. Вероятно, какая-то система в этих записях была, но
знать ее могла только сама погибшая. В записях подробно указывалась при-
чина обращения, проблема, с которой пришел клиент, динамика его состоя-
ния (если были повторные обращения), но не было ни одного имени. Только
буквы или загадочные псевдонимы. И двигаться можно было, только отталки-
ваясь от указанного в записях существа проблемы. Если, например, к Инес-
се приходила некая женщина и просила снять порчу с ее семьи, потому что
в течение только одного года на нее обрушились скоропостижная смерть му-
жа, гибель в автокатастрофе дочери с зятем и внучкой, тяжелая болезнь
внука, оставшегося сиротой, а вдобавок еще и пожар в квартире, то, со-
поставляя данные, имеющиеся в ГАИ, с данными из управления пожарной ох-
раны, эту женщину находили. Два месяца было потрачено на то, чтобы уста-
новить тех, кто обращался к Инессе, но дело шло туго, удалось найти
только несколько человек. Но Татьяна не теряла надежды, она знала, что к
гадалкам и колдуньям ходят не просто так, а после того, как у них побы-
вает кто-то из знакомых и даст хороший отзыв, положительную рекоменда-
цию. Клиенты Инессы должны быть в той или иной степени знакомы друг с
другом, и, установив плотное наблюдение за теми, кто уже известен, можно
постепенно найти всех остальных. Нужно только набраться терпения и не
халтурить.
Раз в неделю Татьяне приносили сведения о результатах наблюдения за
клиентами Инессы. Метод уже принес свои плоды, если первоначально по за-
писям Пашковой были установлены четверо, то к сегодняшнему дню число от-
рабатываемых "сглаженных и порченых" достигло одиннадцати человек. Неко-
торые производили впечатление абсолютно нормальных людей, но были и та-
кие, чье поведение вызывало большие подозрения по части их психического
здоровья. К этим персонажам внимание было более пристальное, хотя, если
признаться честно, возможности делать эту работу добросовестно и тща-
тельно просто не было. Откуда взять столько людей? Какая-то колдунья
Инесса - это вам не депутат Готовчиц. И дело на контроле у министра не
стоит.
Следователь Образцова не обольщалась насчет работы оперативников и
"наружников", она хорошо понимала все их сложности, но все равно надея-
лась, что где-нибудь когда-нибудь что-нибудь вылезет. Надо только уметь
ждать. А разрешение на продление срока следствия она всегда получит. Се-
годня же, заглянув в дело, она вспомнила, что еще не получила сведений
за минувшую неделю. Поколебавшись, Татьяна сняла телефонную трубку и
позвонила оперативникам, которые вместе с ней работали по убийству Паш-
ковой. Оперативники без тени смущения в голосе извинились и обещали
представить справку завтра утром.
"Ну, завтра так завтра", - подумала Татьяна и занялась делом, по ко-
торому в камере сидели шестеро мошенников.
На другой день перед ней положили очередные сведения о клиентах кол-
дуньи Инессы. Прочитав справку, Татьяна задумчиво повертела в руках руч-
ку, открутила колпачок, убедилась в том, что паста в стержне почти за-
кончилась, поискала в столе новый стержень и аккуратно заменила старый.
Очень любопытно! Среди клиентов Пашковой установлена некая гражданка Лу-
това, и позавчера, в воскресенье, ее квартиру посетил не кто иной, как
сам господин Уланов Александр Юрьевич, ведущий программы "Лицо без гри-
ма". Тот самый Уланов, на передачу к которому Настя Каменская недавно
"сватала" Татьяну. А директор программы и корреспондент погибли при
взрыве автомашины... Не многовато ли трупов вокруг господина Уланова?
Правда, из трех трупов два совсем близко, а третий, честно признаться.
Далековато, связи никакой не видно, но все-таки, все-таки...
"Все равно надо что-то делать по убийству Пашковой, чего сиднем-то
сидеть", - решила Татьяна. И позвонила Насте.
- Ты знаешь, я тут подумала над твоим предложением насчет "Лица без
грима".
- Ну и?..
- Я, пожалуй, соглашусь, если тебе это действительно надо.
- Таня, если ты делаешь это только ради меня, то не стоит, - возрази-
ла Настя. - Ира права, лишние волнения тебе ни к чему, а общение с Ула-
новым может принести только стресс и ничего приятного.
Татьяна рассмеялась в трубку.
- Настенька, дорогая моя, человек, который может заставить меня вол-
новаться, еще не родился. Меня голыми руками не возьмешь, я и не таких,
как Уланов, обламывала. Не забывай, у меня почти пятнадцать лет следова-
тельского стажа, и я уже давно не девочка. Кроме того, я прикинула по
деньгам и поняла, что действительно нуждаюсь в рекламе. Конечно, с поти-
ражными выплатами я связываться не стану, себе дороже, но если твой при-
ятель Дорогань начнет пробивать идею создания фильма, мое участие в
программе пойдет ему на пользу, а сам фильм, в свою очередь, пойдет на
пользу моим издателям, и в конечном итоге - мне самой. Я просто подниму
свой гонорар.
- Так я могу передать Дороганю, что ты согласна?
- Можешь.
- А как насчет сценария?
- Нет. Тут я не отступлю.
- Ладно, - весело сказала Настя, - я Подожду, пока ты еще что-нибудь
прикинешь по деньгам. Надежда умирает последней.
Конечно, дело об убийстве колдуньи Инны Пашковой велось из рук вон
плохо. Вяло велось оно, медленно, с перерывами. Но, с другой стороны,
сами посудите, господа хорошие, как еще оно могло вестись? У следователя
Образцовой в производстве одновременно находится восемнадцать дел. Это
ей еще повезло, у некоторых и до тридцати случается. Теперь прикиньте,
сколько часов в сутках. Прикинули? Минус на сон, на дорогу от дома до
работы и обратно, на прием пищи и некоторые прочие мелочи, включая регу-
лярное посещение женской консультации. Остается не более десяти часов в
рабочий день. Выходит, по полчаса на одно уголовное дело в день. И много
вы за полчаса наработаете? Это в идеале. А по жизни если посмотреть, то
вы подозреваемого на допрос вызвали, два часа с ним промучались - и вот
вам, пожалуйста, израсходовали, норму времени, полагающуюся на четыре
уголовных дела. Понятно, что никто рабочий день на кусочки не делит и по
тридцать минут каждым делом не занимается, а отсюда и выходит, что до
некоторых дел просто руки не доходят. Не то что по нескольку дней, а не-
делями. И дело об убийстве Инны Пашковой было именно таким. Положа руку
на сердце, Татьяну Образцову куда больше волновали обворованные и обма-
нутые люди, доверившие мошенникам свои последние сбережения, нежели сом-
нительная колдунья, обещающая снять сглаз и порчу и вернуть супругам
взаимопонимание и любовь.
Но теперь, когда в деле об убийстве мелькнул, пусть пока и в отдале-
нии, Александр Уланов, в Татьяне что-то проснулось. То ли совестно ей
стало за волокиту, то ли интерес появился, то ли еще что, но она взялась
за работу. И первым делом велела оперативникам разыскать бывших сокурс-
ников Пашковой по медицинскому институту. Давно нужно было это сделать,
если по уму-то. Инна закончила институт шесть лет назад, и через три дня
перед Татьяной лежал список людей, с которыми можно было побеседовать.
Еще через день оперативники положили перед ней новый список, куда короче
предыдущего. Из всех сокурсников Пашковой, которые ныне находились в
Москве и были доступны контакту, отчетливо помнили Инну только пятеро,
из них всего двое могли сказать о ней чуть больше, чем просто "красивая
такая девчонка, но жутко нелюдимая". Вот с этими двоими Татьяна и решила
побеседовать.
Расчет, однако, себя не оправдал. Оба свидетеля, точнее, свидетель и
свидетельница, недавно разведенные муж и жена, никаких отношений с Паш-
ковой после окончания института не поддерживали и ничего о ее судьбе не
знали. Об институтских годах рассказывали охотно и подробно, но никакой
интересной фактуры, кроме характеристики личности погибшей, не дали. Ин-
на, по их словам, вовсе не была замкнутой и нелюдимой, просто делала
вид, чтобы к ней не цеплялись. Она очень интересовалась мистикой, маги-
ей, учениями о духе и потусторонних силах, но поскольку в среде студен-
тов-медиков это вызывало только иронию, девушка старалась скрывать свои
Пристрастия. С теми же, с кем дружила, она была веселой и общительной,
любила танцевать, могла гулять всю ночь напролет, а утром являлась на
занятия свежая и бодрая, без малейшего следа усталости и похмелья. Суп-
ругисвидетели познакомились с Инной еще во время вступительных экзаменов
и так втроем и прошли через все шесть лет обучения. Их роман вспыхнул,
развивался и пришел к логическому завершению в виде свадьбы у Инны на
глазах, но она никогда не мешала счастливым влюбленным, напротив, они
так привыкли быть вместе, что без Инки вроде чего-то не хватало. Она бы-
ла их наперсницей, если они ссорились, она "прикрывала" подругу перед
родителями, когда та улучала возможность где-то остаться на ночь со сво-
им возлюбленным, она давала им свои конспекты, когда они прогуливали
лекции, убегая на чью-нибудь пустую квартиру или просто бродили по горо-
ду. Будущие супруги все время удивлялись тому, что у такой красавицы,
какой была Инна Пашкова, нет никакого романа. Но Инна, судя по всему, от
этого совершенно не страдала и не комплексовала. И только примерно на
пятом курсе, когда она исчезла на несколько дней, а потом появилась и
сказала, что делала аборт, они поняли, что какую-то сексуальную жизнь их
подружка всетаки вела. И еще раз подивились ее скрытности.
- Вы не догадывались, с кем у нее был роман? - спросила Татьяна.
- Ну... Догадывались, конечно. Но точно не знали, Инна так и не ска-
зала. Честно признаться, мы не очень-то присматривались.
- А почему Инне приходилось прикрывать вас, как вы сами выразились,
от родителей?
- О, это Монтекки и Капулетти от медицины! Мы с Володей из медицинс-
ких семей, потомственные врачи. А наши предки были злейшими врагами. Мой
отец в свое время зарубил диссертацию Володиной матери, потом между ними
начались какие-то длительные дрязги вплоть до анонимок. Ни его, ни мои
родители не допустили бы нашей свадьбы. А так мы вроде втроем гуляли,
никаких романтических отношений. Мы же еще год после свадьбы от них
скрывали, что поженились. Только когда я уже рожать собралась, пошли
признаваться.
- И как, вас простили? - с любопытством спросила Образцова.
- Ну да, они простят! - в сердцах ответила свидетельница. - Знаете,
как бывает: конфликт тянется так долго, что уже превращается в самоцен-
ность и начинает существовать как бы сам по себе, а не в головах вражду-
ющих сторон. Он существует и подчиняет себе их поведение, всю их жизнь.
Нас выгнали с треском. Впрочем, как знать, может быть, они были правы.
Наш брак все равно распался.
Татьяна понимала, как все произошло. Все очень просто. Трое молодых
людей, две девушки и юноша, познакомились на вступительных экзаменах.
Потом у юноши с одной из девушек сделался роман, но чтобы не тревожить
родителей, куда удобнее гужеваться втроем. Двое влюбленных на самом деле
полностью поглощены друг другом, им и дела нет до подружки, которой они
прикрываются как ширмой и повсюду таскают за собой для отвода глаз. Инна
же, судя по всему, на них за это не обижалась, они ведь тоже нужны были
ей чисто номинально, просто чтобы не чувствовать себя совсем уж одино-
кой. Они были единственными на всем курсе, кто не смеялся над ней и над
ее интересом к магии, и не потому, что разделяли этот интерес, а потому,
что Инна была им в сущности совершенно безразлична. Какая разница, в са-
мом деле, из шелка сделана ширма или из картона, лишь бы выполняла свою
функцию и прикрывала от посторонних глаз. В данном случае - от роди-
тельских. Но и Инна имела свою выгоду, находясь рядом с ними. Никто не
относился к ней как к дикарке, она принадлежала к клану, пусть крошечно-
му, состоящему всего из трех человек, но клану, и в этом смысле была как
все и могла не чувствовать себя изгоем. Рядом с ней были как бы друзья,
и эти друзья не смеялись над ней. А после окончания института Инна стала
не нужна, тайным супругам все равно пришлось легализоваться. И понятно
поэтому, что они не проявили ни малейшего интереса к вопросу о том, а от
кого же, собственно, Инна сделала на пятом курсе аборт. Ну сделала и
сделала, подумаешь, большое дело.
- И все-таки кто, по вашим догадкам, был возлюбленным Пашковой во
время учебы в институте?
- Точно я не знаю, то есть я не знаю, кто он и как его зовут. Он не
наш был, не институтский. Когда мы получили дипломы. Инка сказала, что
хочет поехать показать кое-кому диплом. И добавила: "Я еще интернатуру у
него пройду, пусть знает". Ну, мы с Володей тогда решили, что у нее ро-
ман был с каким-то врачом, который усомнился в ее способностях, и они на
этой почве поссорились.
- Кстати, а как у Пашковой было со способностями? - поинтересовалась
Татьяна.
- Нормально было, - пожала плечами свидетельница. - Инка старательная
было изо всех сил науку осваивала, не то что мы с Володей. Мы больше
друг другом занимались, а Инка - медициной. Даже странно" что она не
стала практикующим врачом. Мы-то ладно, с нами все понятно, тупо пошли
по стопам родителей, не имея никакого вкуса к медицине, поэтому бросили
это занятие при первой же возможности. Я закончила курсы бухгалтеров,
сейчас в фирме работаю. Володя тоже быстро от медицины отошел, хотя и не
так далеко, как я, он занялся медицинской промышленностью, оборудование
производит. Но Инка... Она любила медицину и должна была стать очень хо-
рошим врачом.
Прошел еще день, и Татьяна Образцова получила сведения о том, когда и
где Инна Пашкова проходила интернатуру, а также поименный состав всего
медперсонала клиники на тот период. И первой фамилией, которая бросилась
ей в глаза, была фамилия доктора медицинских наук Готовчица Б. М.