Глава 9

   Поднимаясь в лифте в квартиру Бориса Михайловича Готовчица, Настя все
еще сомневалась в правильности того, что делает. Разумеется, просьбу За-
точного нужно выполнить, тем более она обещала. Но вот таким  ли  спосо-
бом?
   После разговора с генералом подозрения в адрес  психоаналитика  сошли
практически "на нет". Если его проверяли как возможного кандидата на ра-
боту в информационно-аналитическую службу в МВД, то  в  эту  проверку  в
обязательном порядке входило и наружное наблюдение. Плохие, видно, попа-
лись наружники, если Готовчиц их срисовал, а может быть, он  и  в  самом
деле удивительно наблюдательный человек, обладающий великолепной памятью
на лица. Так что уважаемый Борис Михайлович в этой части ничего не выду-
мал, просто так совпало, что до кражи за ним ходили люди из МВД, а после
кражи, то бишь взлома, - частные сыщики, нанятые его супругой. Эту пози-
цию следует еще уточнить. Пусть Готовчиц  даст  словесное  описание  тех
двоих наблюдателей, которых он не  опознал  среди  сотрудников  сыскного
агентства "Грант", а Настя потом попросит Заточного узнать, эти люди ви-
сели на хвосте у психоаналитика или нет.
   Да и к убийству собственной супруги Готовчицы таком раскладе вряд  ли
причастен. Одна из версий состояла в том, что  частные  детективы,  осу-
ществлявшие слежку за Готовчицем, наткнулись на кого-то, с  кем  он  был
связан криминальным бизнесом. Потому и убили Юлию Николаевну,  чтобы  не
проявляла излишнего интереса к тому, к чему не следует. Но если Заточный
утверждает, что Готовчиц чист, аки дитя невинное, то эта версия  не  вы-
держивает никакой критики и должна быть  немедленно  отброшена.  Никаких
"опасных" людей среди связей Бориса Михайловича нет.
   После последней встречи Насти с Готовчицем прошло всего четыре дня, и
она удивилась тому, как сдал он за это время. Щеки ввалились, под глаза-
ми чернота, взгляд потухший. "Господи, что страх делает с  человеком,  -
сочувственно подумала она. - Я,  наверное,  тоже  распсиховалась  бы  не
меньше, если бы за мной следили, а я не понимала, кто и почему. А он еще
и жену похоронил".
   - Что на этот раз? - устало спросил Готовчиц, провожая Настю в комна-
ту. - У вас появились новые вопросы?
   - Да. Но не в связи с убийством вашей жены. Борис Михайлович, я приш-
ла к вам как к частному лицу. Это ничего? Вы не сочтете, что я  злоупот-
ребляю служебным положением?
   Готовчиц заметно оживился, даже глаза слегка заблестели.
   - Вам нужна консультация? Психологический портрет преступника?
   Настя поняла, что он рад был бы отвлечься от своих переживаний и  по-
говорить о чем-нибудь не связанном со смертью жены.
   - Консультация нужна, но не по поводу преступника. Я хотела бы  пого-
ворить с вами о себе.
   - О вас? - он не сумел скрыть удивления. - Вы не производите  впечат-
ления человека, у которого есть такого рода проблемы. Может быть,  алко-
голь, наркотики? У вас зависимость?
   - Что вы, - она рассмеялась, настолько нелепым  показалось  ей  такое
предположение.
   - Тогда что же?
   - Я постараюсь объяснить, хотя и не уверена, что смогу внятно  что-то
сказать. Я и сама с трудом понимаю. Мне стало трудно общаться с  людьми.
Я даже с мужем не могу разговаривать, и это его обижает.
   - Вам трудно излагать собственные мысли? Не хватает слов?
   - Со словами все в порядке. Я могу сформулировать и в вербальной фор-
ме изложить любое суждение, если вы это имеете в виду. Но мне не  хочет-
ся. Какойто ступор на меня находит, понимаете? Будто барьер поставили, и
я не могу через него перешагнуть.
   - Как давно это началось? Или это было всегда?
   - Не всегда. Это началось зимой, в феврале.
   - После каких-то событий?
   - Да.
   - Вам придется рассказать мне о них.
   - Конечно, я понимаю. Видите ли, Борис Михайлович, я знаю, что должна
рассказать о них мужу, чтобы вернуть его доверие, но не  могу  заставить
себя. Вот это и плохо. Он видит, что со мной что-то  происходит,  что  я
стала вялой и раздражительной, избегаю разговоров и  вообще  любого  об-
щества, но не понимает, в чем дело. А я не могу набраться сил ему  расс-
казать.
   - Почему? Вам стыдно? Это что-то порочащее вас? Супружеская измена?
   - Нет. Это связано со службой. В ходе раскрытия одного преступления я
обнаружила улики, свидетельствующие о том, что к преступлению  причастен
близкий мне человек. Мой отчим, который меня воспитывал и полностью  за-
менил мне отца. Я сразу поверила в его виновность, и с этой  минуты  моя
жизнь превратилась в кошмар. А потом  выяснилось,  что  улика  появилась
случайно и отчим не имеет к криминалу никакого отношения. Вот и все.
   - И с тех пор вы испытываете трудности в общении?
   - Да, с тех самых пор. Больше двух месяцев.
   - Вам трудно общаться со всеми или только с определенными людьми?
   Настя задумалась. Вопрос ей понравился. А ведь в самом деле, общается
же она с лицами, проходящими по делам, вот хоть с Готовчицем,  например,
и с Димой Захаровым она нормально разговаривала, и  с  Улановым.  Да  со
многими. А вот с коллегами по работе дело шло хуже. Не говоря уже о Леше
и о родителях. Выходит, общение с посторонними ее не пугает. Даже стран-
но, почему она сама не заметила этого, пока психоаналитик не спросил.
   - Вы правы, - она подняла глаза на Готовчица, -  чем  ближе  человек,
тем мне труднее. А почему так?
   - Давайте разбираться, - с готовностью произнес Борис Михайлович.
   Настя видела, что разговор доставляет ему удовольствие, такое же, ка-
кое испытывает она сама, когда решает очередную логическую задачу. Чело-
век любит свое дело и делает его с наслаждением, даже  тогда,  когда  на
душе черно. Что ж, такой  человек,  несомненно,  заслуживает  всяческого
уважения и вполне может быть рекомендован на ту работу, о которой  гово-
рил Заточный.
   Готовчиц задавал еще множество вопросов, заставлял Настю рассказывать
подробности ее взаимоотношений с отчимом и с матерью, спрашивал о муже.
   - Ну что ж, Анастасия Павловна, - наконец сказал он, - подведем итог.
Вы попали в типичную ловушку, в которую попадают тысячи людей,  если  не
миллионы. Знаете поговорку: чужую беду руками отведу? Когда неприятности
случаются с другими, мы можем посмотреть на ситуацию со стороны и  найти
выход легко и безболезненно. Когда она сваливается на нас, мы с  ней  не
справляемся. Сейчас, когда прошло столько времени, вы прекрасно  видите,
что для подозрений в адрес отчима  у  вас  основания  были  не  очень-то
сильные, правда? Мы с вами только что в этом разобрались.  Но  вы  отче-
го-то сразу поверили в то, что он - предатель. Поверили сразу и  безого-
ворочно. И теперь вам за это мучительно стыдно. Вам стыдно за то, что вы
растерялись, что не смогли обдумать ситуацию хладнокровно и неторопливо,
вы поспешили сделать вывод и тут же в него поверили.  Это  случается  со
всеми, трудно найти человека, который хотя бы раз в  жизни  не  допустил
такую ошибку. Так что стыдиться вам не нужно. Что произошло дальше?  Две
вещи. Во-первых, вы разуверились в своих профессиональных  способностях,
когда поняли, что ошиблись. Во-вторых, вы  стали  инстинктивно  избегать
общения с близкими вам людьми, подсознательно опасаясь повторения ситуа-
ции. Вы боитесь, что кто-нибудь из них вольно или невольно заставит  вас
думать о них плохо, и еще больше боитесь снова допустить ту же ошибку  и
поверить своим подозрениям. Вы стараетесь отдалиться от близких вам  лю-
дей, чтобы в случае повторения ситуации вам не было  так  больно.  Иными
словами, именно в близких вы видите источник опасности и пытаетесь  мак-
симально ограничить контакты с ними, потому что именно близкий вам чело-
век, ваш отчим, заставил вас страдать. Но заставил не по собственной во-
ле, не по злому умыслу, а вследствие вашей же ошибки. Вы ненавидите себя
за это, но одновременно продолжаете бояться своих близких. И  не  пытай-
тесь найти логику в этих страхах, они  иррациональны,  как  почти  любой
страх. Вас раздирают два разнонаправленных чувства: с одной стороны,  вы
стыдитесь своей ошибки, с другой стороны, боитесь повторения. И это  как
бы ставит блок, не позволяет вам нормально общаться с близкими.
   - И что мне теперь делать? - спросила Настя, внутренне  соглашаясь  с
каждым его словом.
   - Ничего. Просто все время помните о том, что я вам сказал. Повторяй-
те себе: я теперь знаю, что мне мешает, я знаю, откуда это  появилось  и
что означает, но я не позволю этому управлять собой.  Не  нужно  думать,
что, как только вы произнесете  это  магическое  заклинание,  все  сразу
встанет на свои места. Ничего подобного. Но повторять его надо, и в кон-
це концов это принесет свои плоды. В один прекрасный момент в вас  прос-
нется обычный азарт, который и заставит вас сделать над собой  усилие  и
перешагнуть преграду.
   - И сколько времени нужно ждать, пока азарт проснется? - грустно  по-
шутила Настя.
   - Скорых результатов не обещаю. Если вы будете бороться  с  ситуацией
самостоятельно, то первый успех придет не раньше чем через несколько ме-
сяцев. Если вы хотите, чтобы я  вам  помог,  эффект  наступит  несколько
быстрее. Поймите, Анастасия Павловна, невроз - штука  очень  коварная  и
лечению практически не поддается. А у вас именно невроз. Можно выйти  из
той ситуации, в которой вы оказались, точнее, куда  сами  себя  загнали,
можно преодолеть барьер и начать нормально общаться с близкими, а  потом
этот же невроз проявится в совершенно неожиданной форме и  в  совершенно
неожиданный момент. Он уже сформировался, и теперь вам  придется  тащить
его в себе всю жизнь. У вас появился стойкий страх совершить  непоправи-
мую ошибку, и с этим ничего нельзя поделать. Не хочу выглядеть  шарлата-
ном, поэтому говорю вам все как есть. Сегодня этот страх мешает вам под-
держивать отношения с друзьями и родственниками, а завтра он проявится в
чем-нибудь другом.
   - Вы правы, - снова кивнула она, - сегодня он еще и работать мне  ме-
шает. Мне стало трудно принимать решения.
   - Именно из-за того, что вы  боитесь  ошибиться  и  поступить  непра-
вильно?
   - Да, именно из-за этого. Может быть, мне сменить работу?
   - Не имеет смысла. Страх все равно останется, вы и на  другой  работе
будете бояться совершить ошибку. Страх нужно преодолевать. Вы должны на-
учиться бороться с ним, понимаете? Выработать приемы, при помощи которых
вы не позволите ему управлять вашей жизнью. Это долгая и трудная работа,
но другого способа нет.
   - А как же вы? - внезапно спросила Настя.
   - Что - я?
   - Ваши страхи. Вы говорили мне, что боитесь сойти с ума, потому что у
вас мания преследования и вам мерещится слежка. Мы с вами выяснили, если
помните, что слежка действительно была, так что никакой мании у вас нет.
А вы все равно продолжаете бояться.
   Готовчиц изменился в лице и буквально посерел на глазах. Только  что,
ну вот только что, разговаривая с Настей как психоаналитик, он  был  со-
вершенно нормальным, он не прятал глаза и не хрустел пальцами, и вдруг в
один миг превратился в того, прежнего, вызвавшего такие сильные подозре-
ния и у Игоря Лесникова, и у самой Насти. Взгляд его уперся  в  какую-то
точку в верхней части стены. Он молчал.
   - Так как же, Борис Михайлович? - настойчиво повторила Настя.
   - Вы... Мы с вами выяснили... То есть вы выяснили, что за мной следи-
ли люди, которых наняла Юля. Но были еще двое, раньше, до них.  Про  них
вы ничего не сказали. Вы знаете, кто они? Почему они ходили за  мной  по
пятам?
   "Знаю" - подумала Настя. - Но вам, Борис Михаилович, знать об этом не
нужно. Если бы Заточный хотел, чтобы я вам об этом сказала,  он  дал  бы
мне это понять".
   - Мне кажется, вы ошибаетесь, - сказала она. - Вам  просто  померещи-
лось. Скажите мне, как вы боретесь со своим страхом? И почему позволяете
ему управлять вами, если так хорошо во всем разбираетесь?
   - Почему? - он перевел на нее больные глаза. - Почему? Потому же, по-
чему и вы совершили свою ошибку. Я могу бороться с вашими страхами. А со
своими - не могу. Страх иррационален... Впрочем, я, кажется, уже говорил
вам это. Вы, глядя на меня, находите миллион логических объяснений и  не
понимаете, почему я так боюсь. Вам кажется, что вы на моем месте не  ис-
пугались бы. Точно так же, как я, слушая вашу историю, думаю о том,  что
на вашем месте никогда не сделал бы такой ошибки и тем более не стал  бы
так переживать из-за нее. Но каждый из нас, к сожалению, стоит на  своем
месте, и с этого места наши беды и проблемы выглядят совсем не так,  как
со стороны.
   - Может быть, вам нужно обратиться к специалисту? - предположила Нас-
тя.
   Она вдруг испытала острую жалость к этому человеку, который,  в  сущ-
ности, ни в чем не виноват, кроне того, что обладает хорошей  памятью  и
наблюдательностью. Его рекомендовали  как  грамотного  специалиста,  МВД
устроило обычную рутинную проверку, ну, может  быть,  более  тщательную,
чем в других случаях, потому что речь идет об очень ответственной  долж-
ности, но таких проверок проводятся тысячи. В ходе проверки  проводилось
и наружное наблюдение" и Готовчиц имел несчастье это засечь. Вот  и  вся
его вина. А он с ума сходит от страха, бедняга. И  сказать  ему  нельзя.
Приходится молчать и смотреть, как он мучается. Черт возьми, ну когда же
в милиции появятся хорошие профессионалы в нужном количестве,  чтобы  не
калечить психику людей почем зря?!
   - К специалисту? - непонимающе повторил Готовчиц. - К какому  специа-
листу?
   - К такому же, как вы. К психоаналитику.
   - Нет!
   Он выкрикнул это поспешно и резко, словно сама мысль  показалась  ему
кощунственной.
   - Нет, - повторил он чуть спокойнее, будто  испугавшись  собственного
порыва и устыдившись его.
   - Но почему же?
   - Нет. Я мог бы это сделать, если бы среди таких специалистов у  меня
был близкий друг, которому я могу полностью доверять. Но такого друга  у
меня нет. У нас тоже существует конкуренция, как и везде. И  я  не  могу
допустить, чтобы обо мне говорили, что у меня есть проблемы, с  которыми
я не справляюсь. Вы пойдете лечиться к дерматологу, который весь  покрыт
язвами и прыщами?
   - Не пойду, - согласилась Настя.
   Она просидела у Готовчица почти три часа. За это время он дважды уго-
щал ее чаем, при этом смущенно извинялся, что к чаю у него  ничего  нет,
даже лимона. Настя поняла, что он давно не выходил из дома, даже в мага-
зин не наведывался. "Надо же, как он боится, - думала она по  дороге  на
Петровку. - Того и гляди, с голоду умрет. Но из дому не выйдет.  Что  же
мне сказать Заточному? С одной стороны, дядька  вроде  бы  приличный,  и
специалист явно неплохой. Про меня он все понял правильно. Я слушала его
и внутренне соглашалась со всем, что он сказал. Правда, он не сказал ни-
чего нового, слава Богу, у меня пока еще хватает мозгов и силы воли  ра-
зобраться в своих проблемах и сказать самой себе неприятную  правду,  но
тот факт, что Готовчиц с первого же предъявления все увидел,  говорит  в
его пользу. Но с другой стороны, если у него бывают такие страхи, то как
он сможет работать в  министерстве?  Там  же  взрывоопасная  информация,
только и жди, что наезжать начнут с целью ее получить. Наверное,  Готов-
чиц и сам еще не знает, что его примеряют к этой работе. Ну и правильно.
Что толку приглашать человека, обещать ему  должность,  а  потом,  после
проверки, отказывать? Лучше сначала проверить, а потом уж предлагать ра-
боту, если он подойдет. Но как мне его жалко было! Так хотелось  сказать
про наружников... Но нельзя было. Только теперь я  понимаю,  как  трудно
было тому же Заточному тогда, зимой. Он видел, как мне тяжело, но не мог
мне помочь, потому что должен был молчать, чтобы не сорвать  комбинацию.
Пожалуй, зря я на него так окрысилась. Ему тоже несладко пришлось.  Лад-
но, с выводами по господину Готовчицу пока  подождем.  Мы  договорились,
что он попытается мне помочь, я буду приходить к нему раз  в  неделю  на
прием. Помощи я от него, конечно, никакой не жду, сама справлюсь,  после
сегодняшнего разговора мне стало как-то полегче. А  понаблюдать  за  ним
нужно, чтобы не ошибиться в оценке, а то перед Иваном неудобно будет. Он
же на мое мнение понадеялся... Черт возьми, опять я боюсь ошибиться!  Ну
уж нет, не выйдет. Я знаю, откуда этот страх, я знаю, почему он  появил-
ся, но я же не стала глупее за последнее время, я  такая  же,  как  была
раньше, и если раньше я была уверена в своих оценках, то  почему  сейчас
должна сомневаться? Не должна. Я не должна сомневаться...  Я  не  должна
бояться... "
   Мое известие о намерении развестись и уйти, оставив ей все  имущество
и деньги. Вика восприняла на удивление спокойно. Все-таки  она  молодец,
прекрасно владеет собой, даже тень радости не мелькнула на ее лице. Мол-
ча пожала плечами, покрутила пальцем у виска и ушла  в  другую  комнату.
Через некоторое время вышла, одетая в строгий деловой  костюм.  И  снова
мое обоняние больно резанул запах ее духов. Какие противные! И  как  они
могли мне раньше нравиться?
   - Твое решение окончательно? - спросила она, серьезно глядя на меня.
   - И обжалованию не подлежит, - весело подтвердил я, чувствуя  неверо-
ятное облегчение оттого, что вышел из кризиса и нашел лазейку  в  ситуа-
ции, которая казалась мне безвыходной.
   - Объясниться не хочешь?
   - Не хочу.
   - Тогда одевайся.
   - Зачем?
   - Пойдем в загс, подадим заявление. Чего ж тянуть, если ты решил.
   Торопится, мерзавка! Делает вид, что смирилась с моим решением,  а  у
самой небось внутри все поет от радости. Как же, от душегубства ее спас-
ли, грех на душу не дали взять.
   Мы вышли на улицу и отправились в сторону загса, который находился  в
трех кварталах от нашего дома. Солнце сияло, деревья  покрылись  зеленой
дымкой, мимо нас проходили красивые девушки в мини-юбках, и жизнь  каза-
лась мне почти прекрасной. Я словно заново  родился.  Надо  же,  столько
времени я был ходячим мертвецом, которого ничего не  радовало  и  ничего
ему не было нужно, который не строил планов ни на завтра, ни на  ближай-
ший вечер, а сегодня я снова жив и обрел способность радоваться  сущест-
вованию. Как хорошо, что на моем пути попался Лутов! Если бы не он, я бы
так и сидел сложа руки,  чувствуя  себя  ягненком,  предназначенным  для
жертвоприношения. Как ни странно, но Вике я  готов  был  принести  любую
жертву, ибо понимал, сколь многим пожертвовала она сама и сколько вытер-
пела за все годы жизни вместе с моей матерью. Честно говоря, если бы  не
она, я бы никогда не стал тем, чем стал, потому что только ради нее, ра-
ди Вики, я насиловал себя в "Лице без грима", чтобы обеспечить  ей  хотя
бы на пятом десятке достойное существование. Я очень любил  ее  и  готов
был ради нее на все. Для самого себя я бы ничего делать не стал,  так  и
просидел бы рядом с сумасшедшей матерью, зарабатывая жалкие гроши. В оп-
ределенном смысле Вика имела право претендовать на все мои деньги,  точ-
нее, наши деньги, поскольку не будь ее рядом со мной - и денег  бы  этих
не было. Интересно, понимает она это так же, как  понимаю  я?  Наверное,
нет. Она всегда была деликатной и никогда не считала, кто кому чем  обя-
зан. Впрочем, кто знает, какой она стала теперь, когда завела  себе  лю-
бовника...
   В загсе я оставил Вику в коридоре и сразу заглянул в кабинет к  заве-
дующей.
   - Моя фамилия Уланов, - представился я.
   Заведующая недоуменно посмотрела на меня, наморщив лоб, потом  вздох-
нула.
   - А, да, насчет вас звонили. Вы пришли с супругой или один?
   - С супругой. Она ждет в коридоре.
   - Хорошо. Минутку подождите.
   Она сняла телефонную трубку и набрала номер.
   - Маша? Зайди ко мне. Да, сейчас.
   Ослепительно молоденькая Маша впорхнула в кабинет и одарила меня сол-
нечной улыбкой.
   - Ой, здрасьте, - заявила она прямо с порога, - а я вас по телевизору
видела.
   - Это замечательно, - сухо остановила ее заведующая. - Господин  Ула-
нов хочет расторгнуть брак. Прими заявление и к завтрашнему  дню  подго-
товь свидетельство.
   - Но как же... - начала было девушка, привыкшая, по-видимому,  строго
выполнять инструкции, в соответствии с которыми между подачей  заявления
о разводе и оформлением документов должно пройти немало времени.
   - Завтра, - твердо повторила заведующая и повернулась ко мне: - Прой-
дите с Машей, она все сделает.
   Мы с Викой заполнили заявления.
   - Завтра после пяти приходите, - прощебетала Маша, глядя на меня, как
на икону. - И паспорта не забудьте, мне нужно будет в них штамп  проста-
вить.
   Я молча кивнул, наказав себе не забыть  завтра  купить  для  девчушки
цветы и коробку конфет.
   - Как порядки изменились, - заметила Вика, когда мы уже вышли на ули-
цу.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Быстро оформляют. Раньше нужно было три месяца ждать.
   - Теперь тоже нужно ждать. Я дал взятку заведующей.
   - Так ты для этого к ней заходил?
   - Естественно, - соврал я.
   Не рассказывать же было Вике про Лутова. Он специально спросил  меня,
в каком районе города я живу и где находится загс, и пообещал  организо-
вать "звонок содействия". Что ж, свое обещание он выполнил, человек  на-
дежный, и это меня радует. Впрочем, сегодня меня радует все. Я снова на-
чал жить.
   Вика некоторое время молчала, будто что-то обдумывала.
   - Куда ты так торопишься, Саша? - наконец спросила она. - У тебя дру-
гая женщина, и ты должен как можно скорее жениться?
   Вот хитрюга, а? Это у нее, а не у меня матримониальные намерения, это
она, а не я, решила обзавестись новым супругом. Почему-то в этот  момент
я обратил внимание на то, как некрасиво Вика двигается. Одно плечо  выше
другого, походка тяжелая. И почему я раньше  этого  не  видел?  А  может
быть, раньше этого и не было, просто она стареет.
   - Да, у меня другая женщина, - отрезал я. - И она ждет ребенка.  Поэ-
тому я должен получить развод как можно быстрее и зарегистрировать  брак
с ней.
   - Ты очень изменился за последнее время, - сказала  Вика  грустно.  -
Теперь я понимаю, почему. Ты стал злым и раздражительным,  ты  отдалился
от старых друзей. Саша, я ведь не дура и не истеричка, можно же было ре-
шить все по-человечески. Сейчас мало браков держатся до глубокой старос-
ти, многие разводятся, я бы все поняла. Конечно, любовь, а тем более бе-
ременность... Я бы поняла, Саша. Зачем же ты меня обижал?  Ты  превратил
мою жизнь в ад. Я боялась, что ты сошел с ума.  Мне  было  стыдно  перед
друзьями, которым ты хамил и которых подводил,  не  выполняя  данные  им
обещания.
   Я слушал ее слова, я слышал совсем другое. "Почему ты сразу не сказал
мне, что любишь другую женщину и хочешь уйти от меня  без  раздела  иму-
щества? Я не искала бы киллера и не затевала весь этот кошмар, все полу-
чилось бы легко и просто. Моя жизнь превратилась в ад, потому каждую ми-
нуту я ждала, что тебя наконец убьют, и боялась, что ничего не  получит-
ся. Ты останешься жив, а меня посадят. Я жила все это время в страхе.  Я
отпустила бы тебя на все четыре стороны без единого упрека, без  слез  и
скандалов. Если бы ты только знал, как легко тебе было бы сейчас со мной
развестись! Но ты тянул, скрывал, как, впрочем,  поступают  все  мужики.
Великое множество жен на этом свете вдруг узнают, что у их любимых мужей
уже взрослые внебрачные дети. Вы очень не любите разводиться и держитесь
за старые браки, пока вас не взять за горло. Твоя новая,  видно,  сумела
это сделать".
   - Не будем это обсуждать, - равнодушно ответил я. - Что сделано -  то
сделано. Я рад, что ты восприняла это спокойно, это делает тебе честь.
   В холодном молчании мы дошли до дома. Вика поднялась в квартиру, а  я
вывел машину из "коробки" и поехал к матери. Мне предстояло  еще  с  ней
объясняться. Тоже задача не из легких.
   В квартире матери витал устойчивый запах хлорки. За много лет я к не-
му привык. Одним из проявлений ее сумасшествия было маниакальное  стрем-
ление к чистоте, в котором не было бы ничего сомнительного, если  бы  не
твердая убежденность в том, что единственное дезинфицирующее средство на
свете - это хлорка. Мать умудрялась выискивать  в  магазинах  именно  те
чистящие и моющие средства, которые содержали в себе этот  замечательный
компонент и издавали соответствующий аромат. Уборкой она занималась  це-
лыми днями напролет. Пока мы жили вместе, я с ужасом ждал  каждый  день,
что кто-нибудь из нас рано или поздно отравится, потому что мать где-ни-
будь, например, на посуде, оставит несмытый хлорированный  препарат.  Ну
сами посудите, разве можно было в такой квартире иметь ребенка?
   Мне повезло. Когда я к ней заявился, она была почти  нормальной.  Так
сказать, в ремиссии. Это давало мне шанс добиться хоть какого-то понима-
ния. Поцеловав мать, выгрузив из сумок продукты и выпив чаю из чашки, от
которой исходил подозрительный, но так хорошо знакомый запах все той  же
хлорки, я приступил к главному.
   - Мама, ты не можешь больше жить одна, - начал я.
   - Но вы же от меня уехали, - капризно возразила она, впрочем не  пог-
решив при этом против истины.
   - Даже если бы мы не уехали, это ничего не изменило бы.  Мы  с  Викой
целыми днями на работе, а ты одна. Ты уже не в том возрасте, чтобы обхо-
диться без посторонней помощи.
   - Ты хочешь запереть меня в застенок, - тут же заявила мать. - Я всем
в тягость, вы хотите от меня поскорее избавиться и получить эту  кварти-
ру. Я все знаю, Саша, и тебе меня не обмануть. И думать не смей!
   - Мама, мне не нужна твоя квартира. Я только хочу, чтобы рядом с  то-
бой находился кто-нибудь, кто присматривал бы за тобой и помогал по  хо-
зяйству.
   - Мне никто не нужен, - безапелляционно отрезала она. -  Я  прекрасно
справляюсь сама.
   Спорить с ней было трудно, она не осознавала своего безумия  и  своей
болезни, а физическая форма у нее была прекрасная. Здоровое сердце,  хо-
рошие сосуды, отличные суставы без малейших признаков  отложения  солей.
Вон лицо гладкое какое, морщин не больше, чем у Вики. Она могла  по  де-
сять часов подряд заниматься  мытьем  полов  и  окон,  стирать,  гладить
белье, вытирать пыль с книг на высоких, под потолок,  стеллажах,  таская
за собой стремянку по всей квартире. Особую любовь она питала  к  ручной
стирке, хотя стиральную машину мы купили давным-давно, и при этом  почти
никогда не пользовалась услугами химчисток. Так что можете себе предста-
вить, как часто, например, в ванной замачивались шторы и занавеси, также
скатерти и покрывала с диванов. Конечно, такому человеку невозможно  до-
казать, что он нуждается в посторонней помощи.
   Страх перед грязью был у моей матушки просто  патологическим,  и  это
становилось в период обострении болезни основной темой ее выступлений. В
таких случаях она громко и по нескольку часов  подряд  вещала  в  прост-
ранство о крысах, которые наводнили город и разносят  заразу,  о  врагах
народа, которые ведут специальные разработки  в  тайных  лабораториях  с
целью создать препарат, который сделает ядовитым и смертоносным  обыкно-
венную бытовую и уличную пыль и тем самым изведет на корню всех русских,
а также о коррумпированном правительстве, которое умышленно не борется с
грязью, дабы заставить честных граждан покупать чистящие средства,  пос-
тавляемые из-за рубежа, и таким образом  наживается,  так  как  средства
эти, разумеется, низкого качества и экологически вредные,  а  зарубежные
фирмы дают нашему правительству огромные взятки за заключение контрактов
на поставку. Логическим выводом из всего вышесказанного было то, что все
кругом - сволочи и вредители, а доверять можно только родной отечествен-
ной хлорке.
   Пришлось идти на обман, другого пути я не видел.
   - Мама, нам с Викой придется уехать года на два, на три, нам  предла-
гают очень интересную работу за пределами Москвы, и я не могу допустить,
чтобы ты осталась здесь совсем одна. Давай подумаем о том, чтобы рядом с
тобой кто-то был. Можно, например, найти приличную женщину, которая  бу-
дет с тобой жить...
   - И пачкать мою квартиру? - с негодованием прервала меня мать. -  Еще
чего! Убирать за чужими я не собираюсь.
   - Она сама будет убирать, - терпеливо объяснял я, - и в магазин будет
ходить, и ухаживать за тобой, если ты заболеешь.
   - Она уберет! - с нескрываемым презрением фыркнула она.  -  Два  раза
махнет тряпкой - и готово. Нет, я никому не доверяю, я все должна делать
сама.
   - Не забывай, ты инвалид, ты не всегда сможешь делать все сама,  а  у
меня душа будет спокойна, если я буду знать, что рядом с тобой есть  по-
мощница. Мама, пойми, я не смогу уехать из Москвы,  если  ты  останешься
одна. Ты что, хочешь, чтобы я загубил свою карьеру? Дай мне  возможность
нормально работать и зарабатывать деньги, в конце-то концов! Пусть  тебе
никто не нужен, но ради меня ты можешь согласиться? Ради меня.
   - Интересно ты рассуждаешь, - язвительно заявила мать. - У тебя  что,
денег нет?
   - Представь себе, нет, - тут же солгал я. - Все, что я заработал, уш-
ло на квартиру, я до сих пор не рассчитался с долгами. Поэтому мне нужно
зарабатывать больше. А квартиру на время моего отсутствия я сдам за  хо-
рошие деньги, и это тоже будет доход.
   - Зачем тебе столько денег? Ты одет, обут, сыт, даже  на  машине  ез-
дишь. Куда тебе еще? Откуда эта жадность, Саша? Я  не  понимаю  нынешнее
поколение. Вот я в молодости имела одно пальтишко на все четыре сезона и
была счастлива, потому что у других и этого не было.
   Она начала заводиться и битых полчаса читала мне  лекцию  про  досто-
инства сталинских времен и про царящий ныне в  России  бардак,  про  мою
жадность и безнравственность и про то, какую чудовищную жену я себе выб-
рал.
   - Я знаю, зачем тебе деньги! - визжала мать. - Это она, это  все  она
из тебя кровь сосет! Ей нужны тряпки, побрякушки,  развлечения,  недаром
она детей не рожала, ей нужны только удовольствия, а не заботы! А ты как
телок послушный идешь у нее на поводу и ничего не видишь! Я уверена, что
она тебе изменяет, и деньги ей нужны на молодых любовников, а  ты  готов
бросить старую беспомощную мать, чтобы потакать ее прихотям!
   Я похолодел. Не зря, видно, говорят,  что  у  сумасшедших  появляется
удивительная проницательность, какое-то ясновидение, они смотрят на  мир
совершенно другими глазами и умеют видеть то, чего не видит  никто.  Как
она почувствовала это в Вике? Даже для меня, прожившего с  женой  бок  о
бок столько лет, эта сторона ее личности оказалась неожиданной, а  мать,
оказывается, давно это знала.
   - Ты говоришь, тебе нужны деньги? - продолжала она. - Ты в долгах?  А
на какие, позволь спросить, средства ты собираешься нанять мне  помощни-
цу?
   - Она будет работать бесплатно, за жилье. Она будет жить здесь, с то-
бой, в этой квартире. Ты завещаешь квартиру ей, и за это она будет  тебе
помогать.
   - Конечно! Она будет мне помогать как можно скорее отправиться на тот
свет. Как будто я не знаю! Я, слава Богу, еще пока в своем уме.
   - Хорошо, если ты боишься недобросовестной компаньонки, можно продать
квартиру и на эти деньги жить в очень хорошем интернате для пожилых  лю-
дей, где за тобой будет прекрасный уход и где тебе  не  будет  скучно  и
одиноко. Может быть, ты даже встретишь там человека, за которого выйдешь
замуж. Такое случается очень часто. Зато в интернате ты не  будешь  опа-
саться, что кто-то желает твоей смерти.
   - Ни за что, - отрезала мать. - Там все заросло в грязи. Я же не могу
каждый день собственными руками мыть весь этот вонючий приют.
   Все ясно, добром мне ее не уговорить. Собственно, мне и не  нужно  ее
уговаривать, достаточно оформить документы о признании ее недееспособной
и о моем опекунстве, и можно спокойно решить все вопросы без  ее  согла-
сия. Продать квартиру, благо, она приватизирована, и оплатить  интернат.
Но мне ужасно не хотелось этого делать. Как-то не по-людски... Я  хотел,
чтобы мать осознала ситуацию и согласилась со мной, чтобы потом  она  не
говорила на каждом углу, что родной сын ее обобрал, выкинул из  квартиры
и пристроил в приют.
   Она будто прочитала мои мысли:
   - Разве думала я, что доживу до этого страшного дня? Родной сын хочет
выжить меня из моей собственной квартиры и выкинуть на улицу! А все  по-
тому, что не может справиться с шлюхой-женой, которая наставляет ему ро-
га. Ты безвольное глупое существо, - она вперила в меня указательный па-
лец, - твой отец был бы в ужасе, если бы узнал, какой идиот у него  сын.
Он столько сил вкладывал в твое образование, он так гордился тобой, ког-
да ты был маленьким. Какое счастье, что он не видит, во что  ты  превра-
тился! У тебя все мозги ушли туда, где ширинка, ты думаешь только о том,
как бы заслужить одобрение своей проститутки, чтобы она тебе давала хоть
раз в месяц. Мне стыдно, что у меня такой сын. Убирайся!
   Я молча вышел в прихожую и стал надевать куртку. Мать осталась в ком-
нате, не сделав попытки меня проводить. Когда я уже открыл входную дверь
и сделал шаг на лестничную площадку, вслед мне донесся ее  пронзительный
голос:
   - Ты умер! Для меня ты умер! Считай, что ты покойник!
   Я ринулся вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Конечно, нельзя восп-
ринимать эти крики всерьез. Она сумасшедшая, больная пожилая женщина, и,
конечно же, она не желает мне смерти, ведь  я  -  ее  единственный  сын.
Просто она не соображает, что делает и что говорит, и я  не  имею  права
обижаться на нее. Но каким-то десятым чувством я понимал, что ее послед-
ние слова были вызваны не злобой и не раздражением. Это  опять  было  то
самое ясновидение, которое  встречается  у  сумасшедших.  Она  права,  я
действительно умер. Правда, в последние дни я ожил, но ведь покойником я
пробыл достаточно долго, и это не могло пройти без следа в столь  корот-
кое время. А может быть, дело вообще не в этом? Может быть,  моя  сумас-
шедшая мать чует, что за мной по пятам ходит киллер? Неужели Вика не от-
менила заказ? Но почему, почему? Завтра мы получим свидетельство о  раз-
воде, и она будет свободна и богата.
   Тьфу ты. Господи, ерунда какая! Уланов, ты ли это? Возьми себя в руки
и прояви хладнокровие. Ты что, пытаешься анализировать  поведение  своей
жены, опираясь на выкрики сумасшедшей матери? Тоже мне,  нашел  источник
вселенской мудрости. Ты еще пойди в милицию и заяви на  коррумпированных
членов правительства, которые берут взятки за заключение  контрактов  на
поставку экологически вредных чистящих препаратов. А что? Мать  же  тебе
говорит об этом регулярно, так почему не поверить в ясновидение и в этом
вопросе?
   Мне стало немного легче. В самом деле, о чем я говорю? Какое  яснови-
дение? Тот факт, что мать сегодня разоралась на тему Викиной неверности,
просто попал в струю, а ведь если вспомнить, то она это заявляла всегда.
Все годы, что я был женат на Вике, мы вынуждены были слушать  ее  беско-
нечные пассажи по этому поводу, и степень тонкости или грубости  намеков
варьировалась исключительно в  соответствии  с  состоянием  психического
здоровья. Если мать была в ремиссии, ее высказывания были не  более  чем
просто оскорбительны, вот как сегодня, если же наступало  обострение,  а
длилось оно, как правило, от нескольких дней  до  двух-трех  недель,  то
речь ее, адресованная Вике, становилась нецензурной и изобиловала ненор-
мативной лексикой. А Вика мужественно все это сносила, еще и меня  успо-
каивала, уговаривала, чтобы я не сердился на мать, потому что она больна
и не ведает, что творит. Бедная девочка... Пусть она получит то, что хо-
чет. В конце концов, она это заслужила.
   На машине я доехал до ближайшего метро и зашел в вестибюль в  поисках
телефона-автомата, с которого можно звонить по карте. Я терпеть не  могу
жетонные автоматы, они вечно неисправны, глотают жетоны и не  соединяют,
а кроме того, через короткие промежутки времени надрывно и угрожающе пи-
щат, требуя очередной добавки. Телефон нашелся, и я позвонил Лутову.
   - Вы были в загсе? - спросил он.
   - Да, все в порядке, спасибо, что подстраховали. Завтра свидетельство
будет готово.
   - Ну и отлично. А как ваша матушка?
   - С матушкой хуже. Она все мои предложения приняла в штыки и  катего-
рически отказалась. Придется, вероятно, действовать через  суд  и  через
органы опеки, но это столько мороки!
   - Александр Юрьевич, неразрешимых проблем нет, - рассмеялся  в  ответ
Лутов. - Ваше дело в этом случае абсолютно  правое.  Если  ваша  матушка
действительно страдает психзаболеванием  и  имеет  инвалидность,  то  вы
вправе поставить перед судом вопрос о признании ее  недееспособной.  Вам
никогда не откажут в иске, потому что все строго по закону. Другое дело,
что это и впрямь очень долго. Поэтому если вы торопитесь, я могу предло-
жить вам помощь. Если же не торопитесь, то моя помощь вам не нужна,  по-
тому что, повторяю, основания для иска у вас законные.
   - Я тороплюсь, - сказал я.
   Я действительно торопился. Та жизнь, в которой  я  барахтался  больше
сорока лет, та жизнь, в которой я уже побыл мертвецом,  стала  для  меня
непереносимой. Я не мог находиться рядом с Викой, зная о  том,  что  она
мне изменяет, что она хотела меня убить, и раздражаясь от ее вида и  за-
паха ее духов. После похода в загс мы перестали быть мужем и женой, и  я
не понимал, как мы теперь сможем жить в одной  квартире.  А  больше  мне
жить негде. Не к матери же бежать? Мне и сегодняшнего-то хватило по  са-
мое горло. Я не мог заниматься программой на телевидении, потому что де-
лать деньги так, как Витя Андреев, я не умел, а оттягивать на себя  рек-
ламу за счет унижения и оскорбления хороших в общем-то  людей  мне  было
противно. Я хотел уйти к Лутову как можно скорее. Он казался мне  надеж-
ным кровом, под которым меня не настигнет ни одна неприятность.
   - Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, - ответил Лутов. -  Конечно,
мне вряд ли удастся помочь вам оформить все документы так же быстро, как
развод.
   - Я понимаю.
   - Позвоните мне завтра с утра, я скажу, куда и к кому вам обратиться.
   - Спасибо, - тепло поблагодарил я, - прямо не знаю, что бы я без  вас
делал. Умер бы, наверное.
   - Ну, не преувеличивайте. Всего доброго, до завтра.
   А ведь я не преувеличивал. Лутов даже не догадывался, до какой степе-
ни я был точен и близок к истине в своем высказывании.