 |
|
 |
Глава 10
Татьяна Григорьевна Образцова решения принимала легко. Разумеется,
сомнения не были ей чужды, но излишние колебания она преодолевала быст-
ро. Годы следственной работы, в течение которых ей доводилось отдавать
под суд не только мелких жуликов и жалких идиотов, но и настоящих акул
теневого бизнеса, сделали ее жесткой и резкой. Она, в отличие от той же
Насти Каменской, мало чего боялась в этой жизни. Поэтому если проблема
была, как она выражалась, не витальной и неправильное решение ничьей
жизни не угрожало, она сомневалась недолго.
Дело об убийстве колдуньи Инессы было непростительно запущенным, и
виновата в этом была только она, Татьяна, да еще, может быть, объектив-
ные условия, которые просто не позволяли добросовестно и тщательно зани-
маться всеми восемнадцатью делами, находящимися в производстве у следо-
вателя Образцовой. Времени до ухода в дородовой отпуск оставалось немно-
го, и единственным шансом хоть как-то сдвинуть расследование с мертвой
точки была беседа с профессором Готовчицем, в отделении у которого Инна
Пашкова несколько лет назад проходила интернатуру. Другим шансом был
Александр Уланов, зачемто посещавший квартиру одной из клиенток Инессы,
некоей гражданки Лутовой Валентины Петровны. Разумеется, никаких откро-
вений от Уланова Татьяна не ждала, но через него можно приблизиться к
Лутовой или хотя бы узнать о ней побольше. Большой опыт работы не позво-
лял Образцовой надеяться на то, что, потянув за ниточку "Лутова - Ула-
нов", она что-нибудь вытянет. Все люди связаны друг с другом, и нет ни-
чего необычного в том, что два человека, проживающие в одном городе,
оказались знакомы друг с другом. Тоже мне, криминал! Кто такой Уланов?
Ведущий телевизионной программы, красивый, уверенный в себе, хамоватый.
Кто такая Лутова? Судя по справке, представленной оперативниками, воспи-
тательница в детском саду. Что между ними общего? Да что угодно, вплоть
до романа или нежной дружбы со школьных времен. Разве это повод подозре-
вать их обоих в причастности к убийству колдуньи? Нет, конечно, не по-
вод. Интуиция в этом случае ничего Татьяне не подсказывала, но ей было
ужасно совестно за заволокиченное дело, совестно перед самой собой. В
последнее время она слишком погрузилась в мысли о будущем малыше, и все
остальное порой казалось ей второстепенным и не имеющим никакого значе-
ния. Вот и сказалось на работе... Поэтому Татьяна, в ужасе обозрев мате-
риалы неоконченных дел, в оставшееся до ухода в отпуск время решила сде-
лать все возможное, даже если сами эти действия никакой перспективы не
сулили. И если уж она разработала линию расследования, согласно которой
нужно попытаться установить всех клиентов колдуньи Инессы, то нужно эту
линию вести до конца и собирать подробные сведения об этих людях. Не пе-
рекладывать же все на плечи оперативников, в самом-то деле! Надо и самой
шевелиться. Тем более контакт с Улановым прямо в руки идет, грех же не
воспользоваться.
Профессора Готовчица Татьяна намеревалась пригласить к себе на допрос
повесткой. Повестка уже была выписана, и Татьяна собиралась отправить ее
в секретариат, когда позвонила Ирочка.
- Ты не забыла, что тебе сегодня к врачу? - требовательно вопросила
она.
- Забыла, - призналась Татьяна. - А что, действительно сегодня?
- Таня, ну я не знаю... - По голосу Ирочки было слышно, как она
расстроилась. - Ну сколько можно об одном и том же, честное слово! Я те-
бе сто раз напоминала, что твой врач с первого мая уходит в отпуск, и ты
должна обязательно показаться ей в ближайшее же время. Я тебе сто, нет,
тысячу раз говорила, что первые роды в тридцать шесть лет - это не шу-
точки, тем более с твоим здоровьем, и к врачу надо ходить регулярно. Я
тебе миллион раз говорила, что звонила в консультацию и записала тебя на
сегодня, на восемнадцать тридцать. Если ты сегодня не пойдешь, то следу-
ющий осмотр тебе придется проходить у другого врача, который тебя никог-
да не видел и не наблюдал, который не знает твоих особенностей и может
что-нибудь проглядеть или неправильно понять. Ну, ты прочухалась нако-
нец?
Татьяна поморщилась и слегка отвела трубку от уха во время этой пла-
менной тирады.
- Все, тормози, Ирка, не надо так волноваться. Я все вспомнила. И что
у тебя за страсть меня воспитывать? Не забывай, я все-таки старше тебя.
- Ты не старше, а глупее, - заявила Ирочка. - Дай слово, что пойдешь
в консультацию.
- Пойду, - вздохнула Татьяна.
- Сегодня, - строго уточнила родственница.
- Ладно, сегодня.
- В восемнадцать тридцать. Перевожу для тупых: в половине седьмого
вечера. И не вздумай мне врать. Я в половине седьмого приду в консульта-
цию, сяду перед кабинетом твоего врача и сама прослежу, чтобы ты его по-
сетила.
- Отстань, - беззлобно ответила Татьяна и невольно улыбнулась, - мне
работать надо.
Она повесила трубку, взглянула на часы, потом на лежащий перед ней
документ. Надо же, профессор Готовчиц живет недалеко от консультации,
куда ей нужно явиться к половине седьмого. Зачем же таскать его сюда по-
весткой? Можно совместить полезное служебное дело с полезным личным.
Позвонив Борису Михайловичу и заручившись его обещанием быть весь
день дома, Татьяна начала собираться. Посмотрела на себя в зеркало, ук-
репленное на внутренней стороне шкафа для одежды, и в очередной раз
грустно усмехнулась. Беременность мало кого красит, но если у женщины в
принципе фигура нормальная, то на седьмом месяце всем видно, что она
ждет ребенка, а потому мучнистое одутловатое лицо никому не покажется
некрасивым. Зато если будущая мама такая, как Татьяна, то все думают,
что она просто толстая. Так мало того, что толстая, а еще и лицо нездо-
ровое и отекшее. Вот уж масса удовольствия от такой внешности! Стасов,
правда, уверяет, что Татьяна - самая красивая женщина на свете, самая
желанная и самая лучшая во всех отношениях, но то Стасов, а все ос-
тальные смотрят на нее куда более критическими глазами. Да и чувствует
она себя не лучшим образом, Ирка права, рожать впервые в ее возрасте и
при ее весе - затея не для слабонервных. Впрочем, слабонервной Татьяна
Образцова никогда не была.
Тянулся еще один день, наполненный тоской и страхом. Сколько еще та-
ких дней ему придется пережить? Борис Михайлович Готовчиц мужеством и
отвагой не отличался, но пока рядом была Юлия Николаевна, эти качества
ему не были особенно нужны, ибо все самые трудные решения принимала же-
на, а ему следовало всего лишь уяснить их и подчиниться. И это его впол-
не устраивало. Юлия была разумным и добрым человеком, и Борис Михайлович
давно уже сделал для себя вывод: она плохого не посоветует.
Теперь же он остался один на один со своим страхом, да что там стра-
хом - ужасом. Сын Мишенька в Англии, Юля отправила его туда учиться,
благо, английским языком мальчик владеет как родным, с младенчества за-
нимался. Миша живет в семье Юлиной троюродной сестры, которая много лет
назад вышла замуж за англичанина и уехала в Лондон на постоянное жи-
тельство. Готовчиц не стал вызывать сынишку на похороны, и не потому,
что дорого, деньги-то есть, а потому, что дети не любят горя. Одно дело,
когда ребенок здесь, в Москве, и рядом с ним есть кто-то из близких, и
вообще, можно как-то управлять ситуацией, и совсем другое дело - десяти-
летний мальчик летит один через всю Европу на похороны матери. Юдина
сестра приезжать не собиралась, ей такие расходы не по карману, она от-
везла бы Мишу в аэропорт, а потом он был бы предоставлен сам себе, оди-
нокий и потерянный, с огромным горем, с которым не справляется его ма-
ленькое сердечко. Нет уж, пусть лучше останется в Лондоне, подальше от
гроба, венков, траурных речей и слез.
Мишенька далеко. Юли больше нет, зато есть пустая просторная кварти-
ра, наполненная страхом. Борис Михайлович боялся подходить к телефону и
обливался холодным потом, когда раздавался звонок в дверь. Но не отве-
чать на телефонные звонки он не мог, потому что идет следствие по делу
об убийстве Юли и он может в любую минуту понадобиться работникам мили-
ции. И радовался, когда они приходили к нему домой, потому что это дава-
ло возможность хоть ненадолго отключить телефон, не говоря уже о том,
что избавляло от необходимости выходить на улицу. После похорон Юлии он
из квартиры ни разу не вышел. Хлеба давно уже не было, сахар тоже кон-
чился, да и другие продукты были на исходе, нужно было думать о том, как
жить дальше, но не было сил. Страх парализовал его, не давая ни думать,
ни тем более что-то делать. Готовчиц оживал только тогда, когда к нему
приходил следователь Гмыря или эта девочка из уголовного розыска, Ка-
менская. Их он не боялся, ибо точно знал, что не убивал свою жену и мо-
жет спокойно отвечать на любые их вопросы. Следователь Гмыря, конечно,
мужик ушлый, ответы слушает, записывает, но по лицу видно, что ни одному
слову не верит. Да и пусть не верит, лишь бы к себе не вызывал. А девоч-
ка с Петровки, Анастасия, - она забавная. И даже трогательная какая-то.
Смотрит сочувственно, кивает, верит всему, проблемами своими делится.
Надо же, оказывается, и у милиционеров неврозы бывают. Впрочем, что ж
удивляться, работа-то у них какая! С девочкой он, кажется, удачно разоб-
рался, теперь она при случае скажет, где надо, что профессор Готовчиц -
специалист экстра-класса, и еще одна гирька упадет на весы, на которых
взвешиваются "за" и "против" его приглашения на работу в МВД. А работу
эту получить очень хочется. Очень. Племянница крупного чиновника из МВД
сказала Готовчицу, что его имя попало в списки кандидатов, и теперь ос-
тается только ждать.
Сейчас еще какая-то следовательница придет, Образцова. Чему удив-
ляться. Юля все-таки депутатом Госдумы была, наверное, над раскрытием
преступления много людей работают. А может, Гмырю этого отстранили от
дела, потому как результата нет, другому следователю поручили. Слава Бо-
гу, можно отключить телефон и не включать его уже до завтрашнего утра.
Если кто будет искать, так Образцова потом Подтвердит, что он был дома,
никуда не уезжал и от следствия скрыться не пытался.
Надо бы прибраться немного... Готовчиц взял тряпку с намерением про-
тереть мебель и тут же обессиленно опустился на диван. Ничего не хочет-
ся, ни на что нет сил. Черт с ней, с пылью, не будет он убираться. Перед
гостьей неловко? А чего тут неловкого, когда человек жену похоронил. Ему
все простительно, и пустой холодильник, и неубранная квартира.
Когда прозвенел дверной звонок, он замер в ужасе, не в состоянии по-
шевелиться. "Иди и открой, - говорил себе Борис Михайлович, - это следо-
ватель, она же звонила и предупредила, что придет около половины пятого.
Сейчас без двадцати пять, это наверняка она. Даже если это не она, то
она тоже вот-вот подойдет, и тебе ничего не успеют сделать. Иди же, отк-
рывай дверь. А вдруг это не она?"
Каждый раз, идя к входной двери, Готовчиц мысленно прощался с жизнью.
Сейчас он тоже внутренне зажмурился и вышел в прихожую на негнущихся но-
гах. Глазка в двери не было, все собирались сделать, да руки не доходи-
ли.
- Кто там? - спросил он, не слыша самого себя.
- Образцова, - раздался в ответ женский голос.
Пальцы плохо справлялись с замком. Наконец дверь распахнулась. На по-
роге стояла толстая баба с отечным лицом и усталыми глазами.
- Здравствуйте, Борис Михайлович, - поздоровалась она. - Я могу вой-
ти?
- Проходите.
Он посторонился, пропуская толстуху в квартиру. Глядя, как неловко
она двигается, снимая широкий плащ, Готовчиц удивился тому, что следова-
тели, оказывается, бывают и такими. Не жесткими ушлыми мужиками, как
Гмыря, а такими вот тетками, грузными и неповоротливыми, с нездоровым
цветом лица и безразличием в глазах. Такой что ни напой - все скушает,
всему поверит, ей работа до лампочки, ей лишь бы домой скорее прибежать
да к плите встать. Небось детей штуки три по дому носятся, прикинул Го-
товчиц, уж больно лишнего веса в ней много, а по сложению она как раз
похожа на тех мамочек, которые с каждым рожденным малышом приобретают по
десять килограммов. Да и муж, наверное, ей под стать, такого прокормить
- целый день готовить надо.
- Не возражаете, если мы посидим на кухне? - спросил он.
Кухня была относительно небольшой, и в ней Готовчиц еще как-то ухит-
рялся поддерживать порядок. Вести следователя в пыльную неубранную ком-
нату ему было стыдно.
- Конечно, если вам там удобнее, - согласилась Образцова.
Она устроилась за кухонным столом, открыла сумку, достала из нее пап-
ку, а из папки - бланк протокола.
- Меня зовут Татьяной Григорьевной, - сообщила она, не глядя на Го-
товчица. - Вы не будете так любезны принести свой паспорт?
Он молча протянул ей паспорт, который держал здесь же, на кухне, в
одном из ящиков. Гмыря приходил к нему три раза и каждый раз требовал
паспорт. Борис Михайлович не понимал, зачем это нужно, но документ на
всякий случай держал под рукой. Кто их знает, эти милицейские порядки!
- А где мой тезка? - спросил он.
- Вы кого имеете в виду? - откликнулась Образцова, быстро переписывая
паспортные данные в бланк протокола и не поднимая головы.
- Следователя Гмырю. Бориса Витальевича Гмырю.
- Не знаю. Вероятно, он на службе. Он вам нужен?
- Нет, просто... Я подумал, раз вы пришли вместо него, то, может
быть, он заболел, или в отпуск уехал, или его от дела отстранили.
- А почему вы решили, что я пришла вместо него? Я сама по себе, а
Гмыря - сам по себе.
Он все не мог взять в толк, о чем она говорит, поэтому продолжал до-
пытываться:
- Вы тоже занимаетесь убийством моей жены?
- Нет. Убийством вашей жены я не занимаюсь.
Она наконец закончила списывать данные с его паспорта и подняла глаза
на Готовчица. Глаза были серыми и спокойными, и в них почему-то не было
и следа той усталости, которую Борис Михайлович заметил, когда Образцова
вошла в квартиру.
- А... чем же тогда? Зачем вы пришли?
- Я занимаюсь совсем другим убийством. Борис Михайлович, вы помните
Инну Пашкову? Она была врачом-интерном в клинике, где вы работали. Шесть
лет назад.
В голове у него зашумело, перед глазами поплыли красные круги. Вот
оно, началось. Но как? Почему?
"Точно, - подумала Татьяна, - у них был роман, и аборт Инна делала от
него. Вон какая реакция. Так не меняются в лице, когда вспоминают о ря-
довом врачеинтерне".
- Пашкову? Да, припоминаю... Красивая такая девушка, да?
- Вероятно, - сдержанно ответила Татьяна. - Не знаю, я ее шесть лет
назад не видела. Расскажите мне о ней все, что помните.
- А что случилось? Она в чем-то замешана? Я мало что помню, врач как
врач, они каждый год меняются...
- Борис Михайлович, а дамы сердца у вас тоже каждый год меняются?
- При чем тут... Как вы смеете!
Она видела, что Готовчиц плохо справляется с собой, и мысленно улыб-
нулась. Чего он так боится? Ну был у него роман с молоденькой красави-
цей, так это когда было. Будь жива его жена - тогда понятно, есть что
скрывать, а сейчас... По инерции, что ли, на автомате отрекается? Привык
скрывать свои похождения и не может свыкнуться с мыслью, что теперь это
уже не обязательно.
- Я смею все, что угодно, - сказала она. - Потому что я - следова-
тель, и у меня в производстве находится дело об убийстве Инны Пашковой.
- Как об убийстве? - перебил ее Готовчиц. - Она что, умерла?
- Она убита. Так что не обессудьте, если нам придется затрагивать
неприятные для вас темы. То, что у вас был роман с Инной, будем считать
установленным, она говорила об этом своим друзьям по институту, а те, в
свою очередь, довели это до моего сведения.
- Я вам не верю, - твердо заявил Готовчиц.
- Почему же?
- Инна была очень скрытной. Она никогда и никому не рассказывала о
своих личных делах. И тем более о романах. У нее и друзей-то настоящих
не было.
- Ну вот видите, - Татьяна ласково улыбнулась, - вы, оказывается,
очень хорошо ее знали, и характер доподлинно изучили. А говорите, что не
помните ее. Так как, Борис Михаилович, будем считать факт установленным
или еще пообсуждаем?
Он молчал, глядя куда-то в потолок. Татьяна воспользовалась паузой и
быстро оглядела кухню. Кругом следы запущенности. Трудно поверить, что
так было всегда, скорее всего, регулярная уборка закончилась одновремен-
но со смертью хозяйки. Просто удивительно, как быстро мужчины умудряются
привести помещение в такое состояние. Ставят вещи на свои места и пола-
гают, что все в порядке, а про пятна на столе, потеки на плите и тусклую
от грязи и жира поверхность раковины почему-то забывают... Не говоря уж
про немытый пол.
- Борис Михайлович, - негромко окликнула его Татьяна, - о чем вы за-
думались?
Он перевел глаза на нее.
- Об Инне, - тихо ответил Готовчиц. - Даже не верится, что она умер-
ла. Да, вы правы, у нас был роман. Недолгий и несерьезный, обычная лег-
кая, ни к чему не обязывающая связь между завотделением и врачом-интер-
ном. Это то же самое, что романы научных руководителей с аспирантками,
они длятся ровно столько, сколько аспирантка работает над диссертацией,
и являются не более чем атрибутом отношений подчиненности.
"Недолгий и несерьезный, - повторила про себя Татьяна. - А как же
аборт, который имел место задолго до интернатуры? А как же диплом, кото-
рый Инна хотела показать вам, чтобы что-то доказать? Одно из двух: или у
нее до вас был еще какой-то любовник, или ваш роман длился как минимум
два с половиной года и был вовсе не рядовым атрибутом отношений между
завотделением и интерном. Ладно, будем по очереди проверять оба предпо-
ложения. Ну, начали".
- Расскажите мне, как вы с ней познакомились, - попросила она.
- Обыкновенно. Из мединститута пришли молодые врачи с дипломами в
карманах, но без врачебной практики. Интернатура это фактически дополни-
тельный год обучения. Через год интерны уходят, приходят новые. Никаких
особых обстоятельств знакомства с Инной не было. Она была очень хоро-
шенькая, я сразу ее выделил среди других. Роман завязался быстро, она
легко пошла на эту связь, видно, привыкла к вниманию со стороны мужчин,
не шарахалась, глаза не отводила. Обыкновенная современная девушка, ка-
ких тысячи.
- Инна не настаивала на том, чтобы придать вашим отношениям больше
серьезности?
- Это как? - не понял Готовчиц.
- Ну, например, вступить в брак.
- Но я был женат! И разводиться не собирался. У нас рос ребенок. И
вообще...
- Что - вообще?
- Я вам уже сказал, легкие служебные романы - это не повод для разво-
да. Во всяком случае, и я, и Инна считали именно так.
- Значит, никаких претензий с ее стороны не было?
- Ни малейших, - уверенно ответил Борис Михайлович.
- Она была хорошим врачом?
Снова пауза. Готовчиц задумался, вперив неподвижный взгляд в
собственные пальцы, в которых он постоянно крутил шариковую ручку.
Татьяне спустя некоторое время пришлось опять окликать его.
- Борис Михайлович, я задала вопрос.
- Что? - встрепенулся Готовчиц. - А... Да... Трудно сказать, каким
она была врачом и каким стала. В то время, когда я ее знал, она была не
без способностей, но практиковала еще так мало, что ничего точно сказать
нельзя было.
- Но способности были?
- Несомненно. Она была очень одарена от природы.
- Одарена чем?
- Чутьем. Вы знаете, что самое главное в работе психолога, психиатра
или психоаналитика? Именно чутье. Потому что только чутье позволяет из
всего набора фактов и сведений вычленить тот ключевой момент, ту ниточ-
ку, потянув за которую можно наконец понять, что мучает человека, терза-
ет его и мешает ему жить. Существует великое множество методик поиска
этого момента, но если есть чутье - это совсем другое дело. Применение
методики дает успех в восьмидесяти процентах случаев и требует значи-
тельного времени, чутье действует сразу и безошибочно.
- И у Инны такое чутье было?
- Было. Правда, она еще плохо умела им пользоваться, не доверяла ему
и все стремилась овладеть как можно большим числом методик. Она до смеш-
ного искренне верила в науку и в чужой опыт.
- А потом? Что было потом, после интернатуры?
- Потом? - он пожал плечами. - Не знаю. Мы расстались и больше никог-
да не виделись.
- Ни разу?
- Ни разу, - твердо сказал Готовчиц. - Я вам уже говорил, такие рома-
ны заканчиваются, как только заканчивается совместная работа.
- И вы не знаете, как в дальнейшем сложилась ее судьба?
- Нет. А от чего она умерла?
- От кровопотери. Ее истязали и пытали, пытали долго и жестоко, а по-
том бросили. Она пролежала в своей квартире почти сутки, пока не умерла.
- Она жила одна?
- Да.
- Ужасно.
Он прикрыл глаза, будто пытался представить себе эту картину: истер-
занное, истекающее кровью тело молодой красивой женщины. Татьяна выдер-
жала деликатную паузу, считаясь с его чувствами. Все-таки возлюбленная,
хоть и давняя.
- Борис Михайлович, в то время, когда вы были близки, Инна упоминала
каких-нибудь своих друзей? Может быть, знакомила вас с кем-то?
- У нее не было друзей. Она была на удивление замкнута и необщи-
тельна.
- Почему вас это удивляло?
- Ну, знаете... Молодые красавицы всегда находятся в центре внимания,
окружены поклонниками, ходят на дискотеки или куда там еще... Их внеш-
ность сама по себе навязывает и диктует определенный стиль жизни. А Инна
была совсем не такая. Она как будто не знала о своей красоте или не за-
мечала ее, не знаю, как правильнее. Когда мы познакомились, ей было
двадцать три года, почти двадцать четыре, а она была целомудренна. Прос-
тите, что я об этом говорю, это, наверное, не по-мужски, но вы сами ска-
зали, что хотите понять ее характер.
- Конечно, - кивнула Татьяна, - вам не за что извиняться. Продолжай-
те, пожалуйста.
Она задавала вопросы, записывала ответы, внимательно следя за словами
собеседника и одобрительно кивая, как кивает учитель, когда заядлый дво-
ечник вдруг сподобился выучить урок и произносит у доски какие-то на
удивление связные фразы, а про себя оценивала услышанное.
- Борис Михайлович, а что бы вы сказали, если бы услышали, что Инна
занялась частной практикой в качестве колдуньи?
- В качестве кого, простите?
На лице недоумение, смешанное с недоверием.
- Колдуньи. Во всяком случае, именно так она именовала себя в реклам-
ных объявлениях. Колдунья Инесса.
- Да бред это! Какая еще колдунья? Что вы такое говорите?
- Говорю то, что есть. Значит, вы об этом не знали?
- Нет. Разумеется, нет. А если бы узнал, пошел бы к ней и закатил
скандал.
- Да ну? - Татьяна вздернула брови. - Прямотаки настоящий скандал?
- Настоящий.
- Из-за чего же?
- Из-за шарлатанства. Не терплю шарлатанства. А тем более Инна...
Нет, невероятно. Зачем ей это? Она же могла стать прекрасным врачом.
Снова вопросы, снова ответы. Строчки ровно ложились на бумагу, ручка
легко летала по бланку, а в голове у Татьяны шла неслышная работа.
"Значит, так, уважаемый. Скандал бы вы ей закатили. Это почему же,
интересно знать? Разве какаянибудь посторонняя тетка посмеет закатывать
мне скандалы? Никогда. Кто она мне, чтобы я прислушивалась к ее мнению?
А кто вы Инне Пашковой, Борис Михайлович, чтобы высказывать ей свои
оценки и праведное негодование? Вероятно, ваша оценка для нее значила
очень многое, недаром же она побежала показывать вам свой новенький дип-
лом, чтобы доказать, что она тоже что-то может. Посторонним и безразлич-
ным ничего не доказывают. Вы утверждаете, что она была красавицей, при-
выкшей к вниманию мужчин, поэтому, как вы выразились, глаза не отводила
и легко пошла на интимные отношения с вами, с заведующим отделением. А
потом, спустя двадцать минут, рассказываете мне, что Инна как бы не зна-
ла о своей привлекательности, не замечала ее и вела образ жизни, более
присущий невзрачным дурнушкам. Говорите, Инна была целомудренной, когда
познакомилась с вами? Иными словами, девственницей. Вполне возможно.
Только случилось это, когда ей было не двадцать три года, даже почти
двадцать четыре, а гораздо раньше. И зачем вы врете, уважаемый? Глупо
же. Придумали себе легенду о легком служебном романе, а прокалываетесь
на пустяках. Ну и признались бы, что роман у вас был длительный и
серьезный, что в этом постыдного? Миллионы мужчин так живут. Мужья, ко-
торые ни разу не изменили своим женам, это доисторическая редкость по
нынешним временам. Тем более сейчас вы уже вдовец, так что признаваться
можно в чем угодно. Так нет ведь... Любопытно всетаки мужчины устроены.
Когда женщину уличают в адюльтере так, что она уже не может отпереться,
она почти всегда говорит о том, что это большое светлое чувство, настоя-
щая любовь, которая бывает раз в жизни, и поэтому она заслуживает проще-
ния. Когда ловят мужика, он крайне редко прибегает к таким аргументам, у
него всегда получается наоборот: да что ты, да ерунда это, подумаешь,
случайно вышло, за этим ничего нет, это просто физиологический контакт,
не более, бес попутал, затмение нашло, был пьян, а люблю я только тебя,
мою единственную. У мужчин на удивление сильно развит инстинкт собствен-
ника, он ни за что не отпустит женщину просто так, не позволит ей уйти,
даже если она ему не оченьто и нужна. Но пусть будет. Поэтому он врет
про легкость физиологического контакта. Вам, Борис Михайлович, никого
уже удерживать не надо, ваша жена погибла, но вы все равно врете, по
инерции, по привычке. Что ж, это понятно и объяснимо".
Татьяна бросила взгляд на часы и решила, что пора закругляться. Через
двадцать минут ей нужно быть в женской консультации. Какое-то время по-
надобится на то, чтобы тщательно обдумать и проверить все услышанное от
Готовчица, а потом можно будет еще разочек его допросить. Заодно и к
врачу заглянуть, все польза.
- Спасибо, - вежливо поблагодарила она, складывая в сумку папку с бу-
магами, - мне, возможно, придется еще вас побеспокоить. Если не возража-
ете, я не буду вызывать вас повесткой. Мне удобнее навестить вас дома.
- Конечно, - почему-то обрадовался Готовчиц, - всегда рад вас видеть.
- Так уж и рады, - усмехнулась Татьяна.
Он понял, что слегка переборщил. В самом деле, с чего это он будет
всегда ей рад? Просто обрадовался, как дурак, что не нужно будет выхо-
дить из дому, если он снова ей понадобится. Вот и ляпнул, не сдержав-
шись.
Готовчиц проводил следователя до двери, помог ей надеть плащ, тща-
тельно запер за ней дверь. Медленно, приволакивая ноги, вернулся на кух-
ню, включил чайник.
Ничего страшного не произошло, торпеда прошла мимо. Ах Инна, Инна,
будь оно проклято, твое пресловутое природное чутье! Если бы не оно, мо-
жет быть, все обернулось бы иначе. И не было бы сейчас этого жуткого,
всеобъемлющего, всепоглощающего страха, который подчинил себе все су-
ществование профессора Готовчица.
- Ваши сомнения были напрасны, комбинация разыграна просто блестяще и
дала результат. Все идет, как планировалось. Это еще раз доказывает, что
страх - лучший двигатель. Если лень - двигатель прогресса, то страх -
двигатель денег.
- Вы уверены, что не торопитесь радоваться? Операция еще не окончена,
а вы уже делите шкуру неубитого медведя.
- А что может сорваться на этом этапе? Все самые главные поступки уже
совершены. Не понимаю вашего скептицизма.
- Скептицизм никогда не повредит, а вот излишний оптимизм меня пуга-
ет. Вероятно, это возрастное. Старческая осторожность. Вы еще молоды,
мой друг, поэтому вам трудно меня понять. Во всяком случае, примите мои
поздравления по поводу успешно проводимой операции. Вы хотите еще что-то
мне сказать?
- Да. У меня важное сообщение. Но я хотел бы прежде получить от вас
обещание, что если вы примете мое сообщение, то и эту комбинацию разра-
батывать поручите мне.
- Я не даю обещаний впрок, вам это должно быть хорошо известно.
- Что, старческая осторожность?
- Считайте, как вам угодно. Так я вас слушаю.
- Как вам понравится популярная писательница, которая посещает психо-
аналитика? Заметьте себе, дама на гребне успеха, более того, она ждет
ребенка. Зачем ей психоаналитик? У нее проблемы, и проблемы серьезные.
Это ли не повод поработать с ней?
- Откуда взялась эта дама?
- Ох, не морщитесь, я вас умоляю! Она приходила к Готовчицу. Группа
наблюдения фиксирует всех, кто его посещает, чтобы держать руку на
пульсе в случае осложнений, и ребята ее узнали. Все книжные лотки в
Москве завалены ее детективами, и на каждой обложке - ее лицо. Ошибиться
невозможно. Это она. Ребята на всякий случай немножко проводили ее. Так
вот, от Готовчица писательница направилась в женскую консультацию, отку-
да вышла вместе с молодой брюнеткой. Пока они шли до метро, ребята слу-
шали их разговор. Брюнетка называла ее Таней, и обсуждали они ход работы
над очередной книгой и еще кое-что. Оказывается, какой-то продюсер хочет
делать кино по ее произведениям, и ей предлагают написать сценарий, а
она отказывается. Ошибки быть не может, это она, Татьяна Томилина. Даже
не сомневайтесь.
- Любопытно... Весьма любопытно, весьма. Все лотки, говорите, ее кни-
гами завалены? Это хорошо, это перспективно. Нужно в первую очередь про-
яснить ее финансовое состояние. Займитесь этим. Если окажется, что ваша
Томилина является для нас подходящим объектом, будем разрабатывать опе-
рацию.
- Значит, вы согласны поручить это мне?
- Я пока ни на что не соглашался. Сделайте мне отчет о ее финансах, и
тогда я приму решение. Кстати, почему вы так рветесь этим заняться? Ка-
кой у вас интерес?
- У меня появилась любопытная идея по составлению психологического
портрета писателей. Я бы хотел отработать методику на Томилиной. С ху-
дожниками мы с вами уже работали, с музыкантами тоже, а с писателями по-
ка нет. Здесь, в России, это может оказаться невероятно перспективным.
Огромное население, а значит - огромные тиражи.
- Хорошо, занимайтесь этим. Повторяю, я пока еще ни на что согласия
не дал. Мне нужно понимать, о каких деньгах идет речь.
Главный редактор Санкт-Петербургского издательства, публиковавшего
книги Татьяны Томилиной, ничуть не удивился, когда человек, представив-
шийся корреспондентом какой-то сибирской газеты, попросил рассказать о
Татьяне. Более того, он был этому обстоятельству искренне рад, ибо пони-
мал, что статья в газете привлечет внимание к книгам Томилиной, а стало
быть, повысит их продаваемость за Уралом. Сама Татьяна в последнее время
интервью не давала, и каждая публикация была для издательства в полном
смысле слова на вес золота.
- Расскажите мне о Томилиной, - попросил корреспондент. - Как давно
она пишет, какое у нее образование, какая семья. Мне все интересно.
- Пишет она недавно, всего пять лет, - с готовностью начал рассказы-
вать главред.
- Неужели всего пять лет? - удивился корреспондент. - Это просто по-
разительно. За пять лет успеть столько написать!
- Она очень работоспособна. Про образование ничего сказать не могу, к
стыду своему, вынужден признаться, что просто не знаю. Разговор об этом
както не заходил, а повода спрашивать не было. Что касается семьи, то
она замужем, причем в третий раз. Детей у нее нет. До недавнего времени
жила в Питере, теперь переехала в Москву к очередному мужу.
Главред очень тщательно выбирал слова, чтобы не ляпнуть лишнего. Ког-
да-то, в самом начале писательской карьеры Татьяны Томилиной, они в све-
дениях об авторе, помещаемых на обложку книг, указывали, что она работа-
ет следователем. И находились люди, которые считали, что раз она пишет
такие хорошие книги, то обязательно разберется в их проблемах, связанных
со взаимоотношениями с правоохранительными структурами. Они осаждали из-
дательство звонками с требованием дать им телефон и адрес писательницы,
писали письма и приходили лично. Давать свои координаты Татьяна стро-
го-настрого запретила, разглашать тайну псевдонима - тоже. У нее было по
горло собственных служебных обязанностей, чтобы еще выслушивать жалобщи-
ков. Она потребовала, чтобы с книжных обложек навсегда исчезло упомина-
ние о ее работе в органах внутренних дел. Единственная уступка, на кото-
рую она согласилась пойти, это фотография. Все-таки хоть какие-то сведе-
ния об авторе должны быть, иначе у читателя не будет ощущения причаст-
ности, личного знакомства, и книга, взятая в руки, не будет манить обая-
тельной улыбкой милого женского лица. Главный редактор хорошо помнил
сцену, которая разыгралась здесь же, в издательстве.
...Татьяна принесла очередную рукопись, подписала авторский договор,
получила на руки гонорар и собралась уходить. Была люто холодная питерс-
кая зима с пронизывающим свирепым ветром, и главный редактор попросил
дать писательнице машину, до дому доехать. Машину, конечно, предостави-
ли, и он спустился вместе с Татьяной вниз, чтобы дать указания водителю.
В вестибюле к ним подлетела женщина средних лет с измученным лицом.
- Вы Татьяна Томилина? Наконец-то! Я вас тут уже месяц караулю.
Главред внимательно посмотрел на нее и узнал. Она действительно каж-
дый день попадалась ему на глаза здесь, в вестибюле, но в здании было
много офисов самых разных фирм, ему и в голову не пришло, что дамочка
поджидает именно Татьяну.
- Вы должны со мной встретиться и поговорить, - требовательно заявила
женщина. - Мне очень нужно с вами поговорить.
Татьяна растерялась. Она не ожидала такого напора и вообще не была
готова к ситуации.
- О чем поговорить?
- Я хочу вам рассказать о своей беде. Вы так хорошо пишете, вы так
разбираетесь в людях, я уверена, что вы мне поможете. Вы следователь,
может, вы подскажете, что мне делать, я уж куда только не писала, к кому
только не обращалась.
Татьяна в ужасе посмотрела на главного редактора, но тот ничем не мог
ей помочь. Он просто не знал, что делать, такое случалось в первый раз.
- Извините меня, - сказала Татьяна, - но я вряд ли смогу вам помочь.
Я сейчас не могу уделить вам время, я очень тороплюсь.
- Дайте мне ваш телефон, я вам позвоню, и вы мне назначите время,
когда вам удобно. Пожалуйста, я очень вас прошу, мне так надо...
- Мне трудно будет найти время, - терпеливо ответила Татьяна, - я
ведь целый день на работе, и отлучаться мне нельзя.
- А после работы? - не отставала женщина. - Я и вечером могу, и в
субботу, и в воскресенье. Когда скажете.
- Вечером мне нужно идти домой, у меня семья и домашние заботы. Пожа-
луйста, не обижайтесь, постарайтесь меня понять.
- Я могу домой к вам прийти. Вы будете по хозяйству хлопотать, я вам
даже помогу и буду рассказывать. Пожалуйста...
- Извините, - твердо сказала Татьяна, которая, наконец, обрела при-
сутствие духа, необходимое для решительного отказа, - но домой я никого
не приглашаю. У меня тоже есть право на частную жизнь, и если у меня по-
является свободная минута, я пишу книги. Не сердитесь на меня. Всего
доброго.
Она с неожиданной для ее комплекции скоростью рванула через вестибюль
к выходу, главный редактор едва поспевал за ней. Выскочив на улицу,
Татьяна почти бегом помчалась к машине, забралась на заднее сиденье и
только после этого перевела дух.
- Ну вы подумайте, - жалобно сказала она главреду, который тоже сел в
машину следом за ней, - стояла и караулила меня. Идиотизм какой-то! И
вечером она может, и в субботу, и в воскресенье! А я? Почему никого не
интересует, чего я хочу и что могу? Наверное, у нее действительно беда,
но почему я-то должна этим заниматься? Я - государственный служащий, мое
рабочее время принадлежит не мне, а Министерству внутренних дел, никаких
задушевных бесед я на службе вести не могу. Что остается? Личное время.
Так оно же личное, у меня муж, дом, у меня престарелый отец, которого я
навещаю преступно редко, у меня есть, между прочим, друзья, с которыми я
почти не вижусь из-за своей вечной занятости и которые на меня обижают-
ся, у меня книги, наконец, которые я пишу. И если у меня вдруг образует-
ся несколько свободных часов, то я уж как-нибудь найду, на что их упот-
ребить. Вы считаете, что я не права? Мне нужно было остановиться и выс-
лушать эту женщину?
- Что вы, Татьяна Григорьевна, - торопливо откликнулся главред, - вы
никому ничего не должны. Вы очень занятой человек, я не перестаю удив-
ляться, как вы еще книги-то писать успеваете.
- Значит, так, друг мой. Я с самого начала, если помните, была против
того, чтобы вы писали на обложке о том, что я следователь. Но вы настаи-
вали, вы уверяли меня, что это сформирует отношение к моим книгам как к
достоверному материалу, и я по неопытности пошла у вас на поводу. Теперь
я об этом сожалею. Вам удалось меня уговорить, и это было неправильно.
Сведения об авторе на обложках придется переделать и впредь никаких упо-
минаний о том, что я работаю следователем и вообще имею отношение к ор-
ганам внутренних дел, быть не должно. Настоящую фамилию никому не назы-
вать, и, разумеется, никаких телефонов и адресов не давать. Если от ра-
ботников издательства хоть что-то просочится, больше ни одной рукописи
не получите. Я не шучу.
- Помилуйте, Татьяна Григорьевна, - главред прижал обе руки к сердцу,
- будем немы, как рыбы.
- И ездить к вам я тоже больше не буду. Сами видите, это небезопасно.
Буду присылать свою родственницу или мужа.
- Да не нужно, - замахал руками главред, - я сам к вам ездить буду,
вы только пишите, а уж забрать рукопись и отдать деньги - это будут мои
проблемы.
- Ну спасибо, - улыбнулась Татьяна.
Через несколько дней она позвонила и звенящим от ярости голосом сооб-
щила, что очередная желающая пообщаться дамочка подкараулила ее у здания
ГУВД на Литейном проспекте.
- Еще раз предупреждаю вас, если вы не смените текст на обложке, мы
поссоримся. И не присылайте ко мне журналистов, больше не будет ни одно-
го интервью.
Главред видел, что Татьяна не шутит. И с тех пор все в издательстве,
от генерального директора до водителя-экспедитора, твердо знали три за-
ветных слова: писательница Татьяна Томилина. За рамки этих трех заветных
слов выходить было категорически запрещено. Можно обсуждать сюжеты ее
книг, можно рассказывать о том, что через две недели она обещала принес-
ти новую рукопись и уже через полтора месяца в продаже появится очеред-
ное произведение, можно даже делиться сведениями о том, что она разве-
лась со вторым мужем и вышла замуж за третьего, но в любом случае речь
должна идти о писательнице Татьяне Томилиной, а не о следователе Татьяне
Григорьевне Образцовой.
Поэтому сейчас, беседуя с сибирским журналистом, главный редактор из-
дательства внимательно следил за собственной речью, опасаясь проронить
хоть одно неверное слово. Татьяна - дама серьезная, на подходе новая
книга, которую они ждут в течение ближайших двух месяцев, и если что не
так, не видать им этой рукописи как своих ушей. Недаром Образцова, то
есть Томилина, никогда не подписывает с издательством договора-заказа,
мотивируя это тем, что обстановка на службе непредсказуема и она не мо-
жет гарантировать им представление нового произведения в оговоренный в
договоре срок. А раз нет договора-заказа и аванс не платили, то автор и
не обязан приносить свой новый роман именно в это издательство. Куда за-
хочет, туда и отдаст, он человек свободный. Отношения издательства с То-
милиной строились на доверии. До сих пор она их не подводила, но если
брякнуть журналисту лишнее и она об этом узнает, то может взбрыкнуть. А
уж охотников до публикации ее книг искать не придется, вон они, в оче-
редь выстроились, дня не проходит, чтобы не позвонили директору насчет
переуступки прав или совместного издания.
- Ее книги выходят большими тиражами? - спросил журналист.
- Очень большими. Мы ежемесячно допечатываем по пятнадцать-двадцать
тысяч экземпляров каждой книги, и все они расходятся.
- Значит, я могу написать, что Томилина - одна из самых издаваемых
писательниц в России?
- Можете. Вы не погрешите против истины.
- А как у нее со звездной болезнью? Слава ее не испортила?
Главред собрался было сказать, что при такой работе, как у нее, уже
не до славы и тем более не до звездной болезни, потому как милицейские
начальники крылышки-то быстро пооборвут зазнавшемуся следователю, но
вовремя прикусил язык.
- Что вы, Томилина очень скромный человек. И потом, она, знаете, пи-
шет не для славы, а для удовольствия. Я бы даже сказал, что она пишет
для своих мужчин.
- То есть как? - встрепенулся журналист, почуяв здесь жилу для разра-
ботки.
- Она замужем уже в третий раз. Вероятно, что-то не ладится в личной
жизни. Смею предположить, что Татьяна своим писательским трудом пытается
сделать себя привлекательной. Внешностью ее природа наделить поскупи-
лась.
Главред умышленно опустился до похабных сплетен, которые вообще-то не
к лицу настоящему мужчине. Но тому были две причины. Во-первых, он неод-
нократно разговаривал с Татьяной насчет публикаций в прессе, ведь они
необходимы для рекламы. Она же категорически отказывалась от интервью,
чтобы не "светиться" перед журналистами со своей работой и настоящей фа-
милией, но допускала возможность авторских статей, как критических, так
и описательных. То, что собирался изваять этот сибирский мальчик, как
раз и было авторской статьей, и с требованиями Томилиной вразрез не шло.
А во-вторых, сама Татьяна как-то сказала ему:
- Пусть пишут что угодно, только чтобы меня не доставали. Я понимаю,
что своим отказом давать интервью я даю пищу для домыслов, но меня это
не пугает. Пусть журналисты выдумывают про меня всякие байки, например,
что у меня три головы и ни одной ноги. Зато если я дам интервью и оно
появится в газете, на работе меня заклюют, потому что от звонков и "ка-
раульщиков" будет не отбиться. Я даже согласна на телевидение, но без
упоминания места работы и без съемок у меня дома.
На первых этапах писательской карьеры, когда ни издатели, ни сама
Татьяна даже и не подозревали, какая популярность ждет детективы Томили-
ной, Татьяна спокойно и охотно давала интервью, разрешала приходить к
себе домой и представителям прессы, и съемочным группам с телевидения,
но, когда дело дошло до читателей, которым хотелось "встретиться и пого-
ворить", все это пришлось разом прекратить.
Но ведь кроме соблюдения интересов автора есть еще и интересы изда-
тельства. И отсутствие интервью самого популярного автора на пользу из-
дательству явно не шло. Чтобы книги хорошо продавались, недостаточно их
хорошо написать. Нужна реклама. Нужно привлечь внимание потенциальных
покупателей, то есть тех, кто по складу своего характера, по своим вку-
сам и пристрастиям может стать поклонником творчества Татьяны Томилиной,
кому наверняка понравятся ее книги, но кто никогда их пока не читал и
даже имени такого - Томилина - не слыхал. А для этого все средства хоро-
ши, в том числе и сплетни, даже если они не соответствуют действи-
тельности.
Результатами беседы с журналистом главный редактор остался доволен.
Если мальчик не дурак, а он не производит впечатления полного идиота, то
статья в сибирской газете получится залихватская. Во всяком случае жен-
щины, которые в Зауралье, наверное, никогда не слышали о Татьяне Томили-
ной, наверняка побегут искать ее книги. Всегда любопытно почитать, что
же такое может написать некрасивая женщина, чтобы стать интересной для
мужчины. Конечно, на самом деле Татьяна - баба что надо, кожа, волосы,
глаза - просто сказочные. Наверняка от мужчин отбоя нет. Она и самому
главреду очень нравилась, он даже пытался одно время за ней ухаживать.
Но чего не сделаешь ради рекламы! Книги должны продаваться, и прода-
ваться хорошо, это закон. А Татьяна сама говорила, что не будет в пре-
тензии, какой бы бред про нее ни написали.
