Глава 12

   Таких людей, как Дмитрий Захаров, Настя считала людьми  без  комплек-
сов. Их было трудно обидеть, но не менее трудно и переубедить в  чем-ли-
бо, если они уверены в своей правоте. Самое главное - они были полностью
лишены стеснительности, именно поэтому и не были ранимы и не  уверены  в
правильности своих поступков.
   Захарову было откровенно скучно на своей хорошо оплачиваемой охранной
работе, и потому он настойчиво предлагал Насте свою помощь. Помощь,  ко-
нечно, была нужна, кто же спорит, но Настю несколько настораживало  пос-
тоянное мужское внимание Димы. Не то чтобы он был ей  неприятен,  наобо-
рот, он славный и очень симпатичный, но ей это все совсем не нужно...
   И тем не менее помощь она все-таки приняла. Первого визита в  частное
сыскное агентство "Грант" вполне хватило, чтобы понять: ей там не рады и
рады никогда не будут. Зато Димка умеет разговаривать с  ними  на  своем
языке, и есть шанс, что он будет понят.
   Убийство депутата Государственной Думы Юлии Готовчиц висело на  Насте
тяжким грузом. Она не умела и не любила разбираться в  политике  и  была
искренне рада, что эту часть работы вел Юра Коротков. Сама же она  зани-
малась версией, согласно которой Юлию Николаевну убили из-за  того,  что
она организовала слежку за собственным мужем. В соответствии с этой вер-
сией, искомый убийца обнаружил наблюдателей и выяснил,  кто  их  послал.
Вот это и был самый деликатный вопрос, ибо узнать  имя  заказчика  можно
было только либо от тех, кто осуществлял  слежку,  либо  от  руководства
сыскного агентства. И Дмитрий Захаров пообещал Насте в этом  направлении
поработать.
   На Настину же долю в разработке этой версии досталась  проверка  всех
тех людей, которые были указаны  в  отчетах,  представленных  агентством
"Грант" заказчице Готовчиц. Если версия верна, то среди  них  есть  тот,
кто обнаружил слежку и кому это сильно не понравилось. Однако время шло,
количество разных справок и документов на столе у Насти росло,  а  толку
все не было. С момента оформления  договора  в  агентстве  и  вплоть  до
убийства заказчицы муж Юлии Николаевны встречался и общался с крайне ог-
раниченным кругом лиц, из дома выходил редко, перечень его контактов ох-
ватывал преимущественно тех, кто приходил к нему на прием как к  психоа-
налитику. Пациенты у Бориса Михайловича  Готовчица  были  самые  разные,
никто из них не был похож на убийцу, но в то же время ни  о  ком  нельзя
было сказать что-то абсолютно точное. Люди как люди, со своими проблема-
ми, с которыми они не могут справиться, со своими  странностями  (а  кто
без них?), со своими чувствами любви и ненависти (опять же, а у кого  их
нет?), со своими достоинствами и недостатками. Каждый из них не был  по-
хож на преступника и каждый из них в равной степени  мог  им  оказаться.
Глубоко разрабатывать каждого - бессмысленно. Если бы вся Петровка друж-
но раскрывала одно-единственное убийство, тогда конечно, атак...
   Полковник Гордеев не делил своих подчиненных на любимчиков  и  черную
кость и если и шел кому-то навстречу, то не из чувства особой  любви,  а
исключительно из соображений житейской целесообразности. Он хорошо усво-
ил еще с первых лет своего пребывания в должности начальника отдела, что
рабский труд - самый непродуктивный. Если человек не хочет делать  дело,
он никогда не сделает его хорошо, даже если проявит феноменальную добро-
совестность, потому что принуждение убивает фантазию и интуицию.  А  без
фантазии и интуиции ты не мастер, ты просто ремесленник. Исходя из  этих
соображений Виктор Алексеевич уберег Настю от участия в работе оператив-
но-следственной бригады, созданной для расследования  убийства  депутата
Готовчиц. Зачем мучить человека, все равно толку не будет.  Кроме  того,
полковник сделал ставку на Настину совестливость и, как обычно, оказался
прав. Он знал ее много лет и успел за это время хорошо изучить,  поэтому
почти всегда мог точно предсказать ее поступки.
   - А можно я втихаря все-таки отработаю версию с частными сыщиками?  -
спросила она.
   - Можно, - кивнул Гордеев, - но не втихаря. Партизанщины  не  терплю,
от нее один вред и  сплошные  недоразумения.  Договорись  с  Коротковым,
пусть предложит Гмыре отработку версии и возьмет на себя, а  делать  бу-
дешь ты. Вообще-то я в чужие дела не лезу, особенно  постельные,  но  ты
мне скажи: эта версия в самом деле кажется тебе  перспективной  или  все
дело в Захарове?
   Настя залилась краской. Откуда Колобок узнал? Это же было почти  пять
лет назад, и всего один раз. Больше она с Димой нигде не пересекалась.
   - А ты чего краснеешь-то? - удивился Виктор Алексеевич. -  Подумаешь,
тоже мне еще. Когда по Галлу работали, Захаров на тебя глаз положил, это
даже слепой не смог бы не увидеть. Уж как он на  тебя  смотрел,  уж  как
слюни пускал! Ты не думай, что раз я старый, то перестал быть мужиком. Я
такие вещи с лета улавливаю, чутье еще не потерял. Вот  и  подумал,  что
он, наверное, рад случаю с тобой снова пообщаться, а коль так, то специ-
ально подогревает в тебе интерес к этой версии, потому как без него тебе
с ней не разобраться. Ну? Прав твой старый начальник или нет?
   - Нет, - твердо сказала Настя. - Но вообще-то - да. Захаров  действи-
тельно пытается за мной ухаживать, но,  во-первых,  это  совершенно  не-
серьезно, а вовторых, влиять на мой интерес к той или иной версии невоз-
можно. Никаким способом. Даже швырянием под ноги роскошных букетов.  Ин-
терес у меня или есть, или его нет, и никакой прекрасный принц тут ниче-
го поделать не сможет.
   - Ох ты Боже мой, какие мы самостоятельные! - фыркнул начальник. -  Я
смотрю, ты сопли распускать перестала. Никак за ум взялась?
   - Я стараюсь, - улыбнулась она.
   - Ладно, старайся дальше, - проворчал Гордеев.
   Она сделала так, как велел Колобок, договорилась с  Юрой  Коротковым,
который долго кричал, что врать нехорошо и тем более  дурно  присваивать
себе чужие заслуги. А если вдруг окажется, что работа именно по Настиной
версии дала положительный результат? Все награды  и  похвалы  достанутся
кому? Ему, Короткову, который якобы придумал и предложил следствию перс-
пективную версию, а потом еще и успешно реализовал ее.
   - Да ладно тебе, Юрик, - уговаривала его Настя, - у меня нет честолю-
бия.
   - Зато у меня есть совесть, - упрямился он.
   Но в конце концов все-таки сдался. Следователь Гмыря к версии отнесся
более чем скептически.
   - Политиков убивают из политических соображений, - сердито говорил он
Короткову, - а депутат Готовчиц - именно политик. Так что в первую  оче-
редь разбирайся в ее конфликтах по поводу налоговых проблем в  парламен-
те. А частными сыщиками займешься в свободное время. Все понял?
   Это Короткова не обескуражило, ибо в отличие от Насти он на интонации
не реагировал и вызвать чьелибо недовольство  не  боялся.  Он  был  нор-
мальным сорокалетним оперативником, который думает в  первую  очередь  о
деле, а не о том, что кто-то на него косо посмотрел или  не  так  что-то
сказал. Главное - Гмыря поставлен в известность, теперь можно  проводить
любые мероприятия, не опасаясь упреков в самодеятельности и  партизанщи-
не.
   Накануне, в субботу, Настя сладостно мечтала о том, как будет  завтра
спать до полного изнеможения. То есть часов до десяти, а  если  повезет,
то и до одиннадцати. Она все еще не нашла в себе сил поговорить с  Алек-
сеем, дни, проведенные без мужа, шли один за другим, чувство  неловкости
и стыда за свое поведение как-то ослабевало, словно так и  должно  быть:
она живет одна, а Лешка где-то там, в Подмосковье, в Жуковском. Так луч-
ше. Так привычнее. Иногда даже закрадывалась  трусливая  мысль  оставить
все как есть и ничего не менять, не говорить с Лешей,  не  извиняться  и
ничего не объяснять. Если в конце концов он из-за этого разведется с ней
- что ж, так тому и быть. Она от природы не приспособлена  для  семейной
жизни. А работа в уголовном розыске, в свою очередь, тоже нормальным се-
мейным отношениям противопоказана.
   Но мечтам, как водится, сбыться не удалось. Около половины одиннадца-
того вечера в субботу позвонил генерал Заточный.
   - Как насчет Готовчица? - спросил он. - Вам есть что рассказать мне?
   - Немного, - призналась Настя. - Только личные впечатления.
   - А большего я и не прошу, - усмехнулся Иван Алексеевич.  -  Все  ос-
тальное я в состоянии узнать и без вас. Встретимся завтра.
   Он не спрашивал и не просил, он приказывал. "И почему я все это терп-
лю от него?" - не переставала удивляться Настя. В самом деле, никто, да-
же любимый муж не мог вот так запросто заставить ее встать в воскресенье
в шесть утра. А Заточному достаточно  было  просто  сказать:  встретимся
завтра. Она могла скрипеть зубами от злости, могла жалобно  просить  его
назначить встречу не на семь утра, а хотя бы на девять  (и,  разумеется,
получить отказ, ибо генерал Заточный своих  привычек  не  менял),  могла
проклинать все на свете, но тем не менее вставала ни свет ни заря и  шла
в Измайловский парк.
   Ночь с субботы на воскресенье Настя  провела  в  целом  спокойно,  но
как-то бестолково. Вроде и не нервничала, но и отдохнуть как следует  не
сумела. Перед сном залезла в горячий  душ,  чтобы  согреться  и  рассла-
биться, проветрила комнату, приняла три таблетки валерьянки и улеглась в
чистую свежую постель. Подгребла под себя обе подушки, закуталась в теп-
лое одеяло, свернулась в клубочек и тут же поймала себя на том, что  ле-
жит по привычке на самом краю дивана, хотя она одна и  места  более  чем
достаточно. С удовольствием переместившись подальше от края, она, вместо
того, чтобы засыпать, стала ни с того ни с сего перечислять  по  пунктам
все положительные и отрицательные стороны отсутствия мужа. Главным отри-
цательным фактом было то, что Алексей обижен и потому не хочет больше  с
ней жить. Конечно, это ее вина, только ее, так нельзя себя вести. Что бы
ни случилось, людей обижать нельзя, если они этого не  заслужили.  Настя
изо всех сил напряглась, но больше ни одного отрицательного момента най-
ти не смогла, и это привело ее в ужас. Она одна в квартире,  можно  мол-
чать и ни с кем не разговаривать. Разве не этого она хотела, когда  мыс-
ленно умоляла мужа замолчать? Этого. Вот и получила. Не  нужно  оправды-
ваться и извиняться за то, что вовремя не позвонила и  не  предупредила,
что задержится. Не нужно заставлять себя съедать  приготовленный  Лешкой
ужин, когда есть совсем не хочется и кусок в горло  не  лезет.  Куда  ни
кинь - одни сплошные плюсы. Идиотка, и зачем она дала себя  уговорить  и
вышла за него замуж? Не надо было этого делать.
   Она раздраженно повернулась на другой бок,  почувствовала  непривычно
большое пространство рядом и с досадой подумала: "И спать одной куда как
приятнее. Места много. А то Лешка вечно меня в стенку вжимает.  Интерес-
но, на кого это я так разозлилась? На себя, не иначе. Больше-то все рав-
но не на кого".
   Заснув с этой мыслью, она через некоторое время проснулась  и  удиви-
лась сама себе. Как это только один отрицательный момент?  Да  не  может
такого быть. Наверное, она просто устала, неделя была тяжелая, как всег-
да после длинных праздников, поэтому голова работает плохо, вот и насчи-
тала невесть чего. Надо продумать все сначала, и наверняка окажется, что
акценты должны быть расставлены совсем не так.
   Она улыбнулась в темноте и снова принялась перечислять плюсы и минусы
отсутствия Алексея. Результат ее огорчил донельзя, ибо получился тем  же
самым. "Я еще мало отдохнула, - расстроенно подумала Настя, -  в  голове
сплошная каша из каких-то полубредовых идей. Еще немножко посплю,  потом
повторю попытку".
   Но и третья попытка ни к чему новому не привела. Так ночь  и  прошла:
час-полтора сна, потом подведение баланса плюсов и минусов, снова недол-
гий сон - и так далее. Встав в шесть утра, Настя с неудовольствием  оце-
нила минувшую ночь как малопродуктивную. И отдохнуть толком не сумела, и
никаких пригодных к использованию мыслей  не  появилось.  Подавленная  и
унылая, она пришла в Измайловский парк на встречу с генералом Заточным.
   Иван Алексеевич появился в сопровождении Максима. Несмотря на то, что
оба они были одеты в одинаковые красные спортивные костюмы, их даже  из-
далека нельзя было принять за отца и сына. Настю каждый раз поражало  их
абсолютное несходство. Худощавый невысокий генерал с  желтыми  тигриными
глазами и солнечной улыбкой, и крепкий широкоплечий Максим,  совсем  не-
давно избавившийся от лишнего веса и еще год назад бывший пухлым и неук-
люжим, кареглазый, ужасно серьезный и скупой на проявления  приветливос-
ти.
   - Здрасьте, теть Насть, - буркнул Максим, который, как и сама  Настя,
был классической "совой", вставать рано не любил, но справляться с  воз-
никающим по этому поводу раздражением, в отличие от Насти, пока  еще  не
научился.
   - Что это? - удивилась она. - Опять тренировки?
   - Опять, - кивнул генерал. - Максим начал терять форму. В прошлом го-
ду перед вступительными экзаменами он занимался ежедневно, а теперь пос-
тупил в институт, разленился, решил, что все  самое  страшное  позади  и
можно валять дурака. Вчера я предложил ему поотжиматься, и результат ме-
ня не порадовал. Он свалился после двадцати пяти отжиманий. Ну куда  это
годится?
   - А вы сами-то сколько раз отжались? - поинтересовалась Настя.
   - А я, Анастасия, делаю это каждый день по триста  раз.  Поэтому  мне
стыдно за своего сына. Я с себя вины не снимаю, не надо  было  упускать,
но главное - вовремя спохватиться. Максим, начинай заниматься,  а  мы  с
Анастасией побродим вокруг тебя.
   Юноша безысходно махнул рукой, сделал глубокий вдох и трусцой побежал
в глубь аллеи.
   - Вы жестоки, Иван Алексеевич, - покачала головой Настя. - Вы  в  во-
семнадцать лет тоже, наверное, едва-едва двадцать пять раз отжимались.
   - И десяти не вытягивал, - рассмеялся генерал. - Я в детстве был  са-
мым маленьким и худеньким, меня вечно соседские мальчишки колотили,  бу-
терброды отбирали, деньги, которые родители на кино и на мороженое дава-
ли. А когда мне было восемнадцать, культа физической формы не было.  Это
была середина шестидесятых, тогда, чтобы считаться современным и модным,
нужно было знать много стихов и бардовских песен, ходить в походы,  петь
под гитару у костра, ездить в Питер на белые ночи и хотеть  быть  геоло-
гом. Вы этого не помните, вам тогда лет пятьшесть было, верно?
   - Верно. Сама этого не помню, но от родителей наслышана.
   Они некоторое время молча шли по аллее в том направлении, куда убежал
Максим. Разговаривать Насте не хотелось, и она радовалась, что  Заточный
не спешит задавать вопросы. День обещал быть теплым и солнечным, и  воз-
дух в парке был сочным и вкусным. Настя подумала, что если бы не ее веч-
ная занятость и природная патологическая лень, можно было бы получать от
жизни множество маленьких радостей, вот хоть, например, от таких  утрен-
них прогулок среди пышной зелени, наслаждаясь прохладной  утренней  све-
жестью. Каждый раз она злится чуть ли не до слез, когда встает в  выход-
ной день, чтобы идти на прогулку с Иваном, а потом радуется, что  он  ее
вытащил на воздух.
   Из неспешных приятных раздумий ее вывел голос генерала:
   - Корпус не наклоняй вперед, Максим! Плечи свободнее! Вот так,  моло-
дец. Ну, Анастасия, я жду. Каковы ваши впечатления от Готовчица?
   - Впечатления сложные, но, Иван Алексеевич, вы должны быть  снисходи-
тельны и отнестись к тому, что я скажу, с пониманием. У человека  огром-
ное горе, у него погибла жена, поэтому вполне естественно, что его пове-
дение сейчас - это вовсе не норма для него. Он подавлен, у него  депрес-
сия. Борис Михайлович, насколько я успела заметить, практически не выхо-
дит из дому. Но, к его чести, следует отметить,  что  единственное,  что
способно вывести его из депрессии, - это работа. Работу свою  он  любит,
живет ею, дышит. Это, пожалуй, единственное, что осталось в его жизни. И
он цепляется за нее как за спасательный круг, который не даст  ему  уто-
нуть в его горе.
   - У него есть сын, - заметил генерал. - Он много о нем говорит?
   - Не говорит вообще. Один раз я задала вопрос о мальчике, он  сказал,
что сын в Англии, учится там и живет в семье родственников Юлии  Никола-
евны. На похороны он его не вызывал, чтобы не  травмировать  ребенка.  И
все, больше ни слова не произнес. А что, с сыном что-то не  так?  У  вас
другие сведения?
   - Нет-нет, сведения у меня те  же  самые.  Готовчиц  не  лжет  насчет
мальчика, все именно так, как он вам сказал. Вероятно, он  считает  сына
отрезанным ломтем. Мальчик будет учиться  в  Англии,  закончит  колледж,
поступит в престижный университет, денег у Бориса Михайловича  достаточ-
но, чтобы оплатить его образование. Смешно надеяться,  что  после  всего
этого Готовчиц-младший захочет вернуться в Россию. Что ему здесь делать?
Жены нет, сына нет, остается только профессиональная деятельность. Прос-
тите, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.
   - Он очень хочет произвести хорошее впечатление как профессионал,  но
мы с вами только что этот момент прояснили. Действительно, после  гибели
жены работа вышла для него на первое место, и  вполне  понятно,  что  он
очень хочет быть принятым к вам на службу. Оставаться частнопрактикующим
психоаналитиком - означает остаться в том же замкнутом кругу своей квар-
тиры, где он ведет прием. А ему хочется сменить обстановку. Конечно,  он
мог бы пойти работать в какую-нибудь клинику, институт или в  центр  че-
го-нибудь, например, по работе с наркоманами или с  неудавшимися  самоу-
бийцами, их много всяких в Москве, но, вероятно, работа  в  МВД  кажется
ему более интересной, привлекательной и престижной. И это  говорит,  как
мне кажется, в его пользу.
   - Это хорошо. Что еще говорит в его пользу? Вы же понимаете, что  же-
лание работать - это далеко не все. Нужно еще и умение.
   - Ну... - Настя замялась. - Я все-таки не психиатр, поэтому  вряд  ли
могу дать достаточно надежную оценку его профессионализму. Я попробовала
поговорить с ним о своих проблемах и могу вам сказать, что он разобрался
в них довольно быстро и безошибочно, Другой вопрос, что он также  быстро
и уверенно поставил диагноз, чего психиатры обычно не делают. У  них  на
постановку диагноза уходит много времени, и в первый же  визит  больного
этого не происходит никогда. А Борис Михайлович ничтоже  сумняшеся  зая-
вил, что у меня невроз. Меня это немножко насторожило, но потом я  нашла
объяснение.
   - Да? И какое же?
   - Для него действительно сейчас важнее всего - понравиться  вам,  его
будущим работодателям. Он же неглупый человек и прекрасно понимает,  что
мои впечатления от встреч с ним будут обязательно доведены до вас. Он не
имеет в виду лично вас, Иван Алексеевич, поскольку вас не знает, он име-
ет в виду тех, от кого зависит принятие решения о приглашении его на ра-
боту в МВД. Готовчиц, как и все граждане, не работающие  в  правоохрани-
тельной системе, не делит сотрудников органов внутренних дел на работни-
ков центрального аппарата и низовых звеньев, не отличает друг  от  друга
следователей и оперативников, кадровиков и патрульных. Для него мы все -
одна сплошная милиция. И поскольку Готовчицу наверняка  и  в  голову  не
приходит, что старший опер с Петровки, то есть я, не имеет ничего общего
с руководителем главка по организованной преступности, то есть вами,  он
искренне старается произвести на меня хорошее впечатление, полагая,  что
мы с вами варимся в одном котле, знакомы друг с другом и что  вы  непре-
менно со мной поговорите о нем и спросите мое мнение. А потому он  пото-
ропился поставить мне диагноз, чтобы показать, как  легко  и  быстро  он
умеет разбираться в чужих душах. Достает кроликов из шляпы на  глазах  у
изумленной публики.
   - Позвольте, разве он не боится, что именно эта поспешность  заставит
нас усомниться в его профессионализме? - недоверчиво спросил Заточный. -
Или он считает нас всех безграмотными идиотами, которые не понимают, что
такого рода диагнозы с первого раза не ставятся?
   - Ну, Иван Алексеевич, я же просила вас быть  снисходительным.  Борис
Михайлович рассудил вполне здраво. Он видел, что  я  не  обманываю  его,
рассказывая о своих проблемах, стало быть, проблемы эти у меня  действи-
тельно есть. Так неужели же я, майор милиции, старший оперуполномоченный
уголовного розыска, побегу рассказывать вам о том, что у меня, по мнению
опытного специалиста, невроз? Конечно, не побегу. Про невроз я буду мол-
чать даже под пытками, ибо это не пристало милиционеру. А вам скажу, что
Борис Михайлович Готовчиц - очень хороший специалист, вот и все. И о его
милом маленьком фокусе никто никогда не узнает.
   - А вы? Вы ведь с самого начала знали, что это фокус,  обман.  Почему
он не боится, что вы оцените это должным образом и дадите профессору Го-
товчицу нелестную характеристику?
   - Я? - Настя расхохоталась. - Да что вы! Кто, глядя на меня, поверит,
что я что-то понимаю в неврозах? Так, серая мышка, ни два - ни  полтора,
сплошное недоразумение. Я же не кричу на каждом углу о том, что  в  свое
время прослушала курс психодиагностики у одного из крупнейших специалис-
тов в нашей стране. Да и судебную психиатрию в университете изучала  це-
лый год. Скажу вам честно, что существо своих проблем я прекрасно  пони-
мала и без консультации Готовчица, я просто проверила сама себя, а заод-
но и его.
   - Правильно ли я понял, что со мной вы об этих проблемах говорить  не
хотите?
   Настя резко остановилась. Заточный, однако, продолжал  медленно  идти
вперед, даже не обернувшись. Справившись с оторопью,  она  сделала  нес-
колько быстрых шагов и догнала его.
   - В чем дело? Чем вам так не понравился мой вопрос?
   - Бестактностью, - брякнула она первое, что пришло в голову.
   - Мило, - усмехнулся Иван Алексеевич. - Вы таким образом ставите меня
на место. Мол, не лезь мне в душу. Заточный, и без тебя  разберусь.  Кто
ты такой, чтобы я рассказывала тебе о своих бедах. Так?
   - Нет, - она растерялась и одновременно разозлилась, - не так.  Зимой
вы мне ясно дали понять, что вы - не жилетка для моих слез. А мне дважды
повторять одно и то же не нужно, я вообще-то понятливая.
   - Вы не понятливая, вы злопамятная, - поправил ее генерал. - Не далее
как той же зимой я вам объяснил, что мое поведение тогда было  вынужден-
ным, оно было продиктовано интересами операции, которую мы  проводили  в
отношении вашего начальника Мельника. Но вы не сочли нужным извинить ме-
ня, обиделись и продолжаете дуться до сих пор. Это неправильно,  Анаста-
сия. Друзей надо уметь прощать. Но поскольку вы этому еще не  научились,
вернемся к Готовчицу. Судя  по  аккуратности  ваших  формулировок,  есть
что-то еще, о чем вы умалчиваете.
   - Есть, - согласилась она. - Все, что я говорила о Борисе  Михайлови-
че, нужно принимать с большой поправкой на его состояние. Полагаю, что в
обычном состоянии он действительно хороший специалист и  может  принести
пользу в работе информационно-аналитической службы. А его смешная попыт-
ка произвести впечатление путем немедленной постановки мне диагноза  мо-
жет объясняться тем, что в нынешних условиях он просто плоховато сообра-
жает.
   - То есть вы полагаете, что  по  миновании  депрессии,  связанной  со
смертью жены...
   - Я имею в виду другое, - перебила его Настя. - Дело не в  депрессии.
Дело в страхе. И винить в этом нужно наших сотрудников.
   - А что такое? - спокойно поинтересовался Заточный. - Вы со  следова-
телем с размаху напугали бедного психоаналитика подозрениями в  убийстве
собственной жены?
   - Да нет, мы с ним ласковы и внимательны, а вот те, кто проводил про-
верку Готовчица на благонадежность, сработали топорно. В службе наружно-
го наблюдения, кажется, не осталось ни одного крепкого профессионала, во
всяком случае они действуют так неумело и грубо, что Борис Михайлович их
срисовал в ту же минуту, постоянно чувствовал их внимание к своей особе,
и вполне естественно, что это выбило его из колеи. Знать, что  за  тобой
следят, и не понимать, кто и почему - развлеченьице, которого и врагу не
пожелаешь.
   - Бардак, - в сердцах бросил Заточный. - Хорошо, что вы мне  об  этом
сказали. Завтра же с утра свяжусь с руководством наружки. Чтобы разговор
был более предметным, я возьму у них фотографии всех, кто проводил  про-
верку Готовчица, пусть он ткнет пальчиком в тех, кто его пас. Это  будет
наглядным уроком того, как не надо работать. И что, Готовчиц сильно  ис-
пугался?
   - А вы как думаете? Конечно, сильно. Он же обычный человек, ни в  ка-
ком криминале не замешанный. Скажу вам больше: он  решил,  что  сошел  с
ума. А что еще должен был подумать человек, который знает, что никто  за
ним следить не может? Он ничего не украл, никого не убил, с криминальны-
ми структурами дела не имеет. Вот Борис Михайлович и решил, что  у  него
развивается мания преследования. Хуже того: кто-то взломал дверь и  про-
ник в его квартиру, но ничего не украл. Это вам ни о чем не говорит?
   - Вы думаете, тоже наши постарались?
   - Уверена. Если они проводили проверку, то вполне могли захотеть  по-
рыться в его бумагах. Вот и порылись. А человек теперь сам  не  свой  от
ужаса. И я не знаю, как его успокоить. Ведь  правду  сказать  нельзя,  а
придумать приемлемое объяснение я не могу. Иван Алексеевич,  ну  сколько
же это будет продолжаться, а? Ну когда у нас появится  возможность  осу-
ществлять высококачественную профессиональную подготовку?
   - Вероятно, когда вас, Анастасия, назначат министром внутренних  дел,
- усмехнулся Заточный. - Не нужно мечтать о несбыточном. До тех пор, по-
ка государственная казна будет латать тришкин кафтан, в нашем  ведомстве
ничего не изменится. Придется терпеть и мириться с тем, что есть.
   Они присели на поваленное дерево, наблюдая за Максимом, который чере-
довал подтягивания на турнике с отжиманиями. Настя молча курила, думая о
своем, Иван Алексеевич следил за сыном с секундомером в руках.
   - А если вернуться к нашему разговору, который состоялся зимой? - не-
ожиданно спросил он.
   Настя так глубоко ушла в свои мысли, что даже не сразу сообразила,  о
чем он говорит.
   - К какому разговору? - непонимающе спросила она.
   - О том, чтобы вам сменить работу.
   - Спасибо, - она слабо улыбнулась, - но я уже не хочу. Ложка, как го-
ворится, дорога к обеду, а яичко - к  Христову  дню.  Гордеев  вернулся,
больше мне желать нечего.
   - Так и просидите до самой пенсии в майорских погонах?
   - А, вы об этом... Ну что ж делать, значит, просижу.  Отчим  считает,
что мне нужно попытаться поступить в адъюнктуру, защитить диссертацию  и
остаться на преподавательской или на научной работе, тогда есть все шан-
сы дослужиться до полковника.
   - И как вам такой план?
   - Да не очень, честно признаться. Преподавать не хочу  категорически,
а наука... Что ж, это дело интересное и полезное, но я, знаете ли,  нас-
мотрелась на научных работников, которые, кроме унижения и  оскорблений,
не получали за свои научные изыскания ничего. Не хочу  оказаться  на  их
месте.
   - Ну, ради звезд на погонах можно и унижение перетерпеть,  -  заметил
генерал, не глядя на нее.
   - Вы думаете?
   - Знаю.
   - Все равно не буду. Не хочу. Звезды - это ваши мальчиковые игрища, а
для девушки честь дороже. Унижаться и терпеть оскорбления я не стану  ни
за какие звезды.
   - А если без этих самолюбивых страстей? - спросил генерал. -  Если  я
предложу вам хорошую интересную работу, пойдете?
   - И бросить Гордеева и ребят? Ради чего?
   - Ради звезд, ради них, родимых. Поработаете у меня, получите  звание
подполковника, не понравится - вернетесь на Петровку. Отпущу по  первому
же требованию, обещаю. Мне нужен хороший аналитик.
   - Так вы же меня не отпустите, если я вам нужна, - рассмеялась Настя.
- Нашли дурочку.
   - А мы с вами вступим в сговор,  -  весело  возразил  Заточный.  -  Я
возьму на работу вас и еще когонибудь толкового, вы за годик научите его
аналитической работе, подготовите себе замену - и с чистой  совестью  на
волю, в пампасы городской преступности.
   "А почему, собственно, я сопротивляюсь? - мысленно спросила себя Нас-
тя. - Иван предлагает мне то, о чем я мечтала давно.  Заниматься  только
аналитикой и не чувствовать себя виноватой в том, что чисто  оперативную
работу я делаю от случая к случаю и не в полную силу. Ни  перед  кем  не
оправдываться, не терпеть косые взгляды в коридорах Петровки, не слушать
за спиной противный шепоток о том, что полковник Гордеев  создает  своей
любовнице тепличные условия. Как начальник Иван не хуже Колобка.  Конеч-
но, это совсем другой стиль. Заточный человек  жесткий,  крутой,  безжа-
лостный, он мне поблажек делать не станет, но в них и не будет необходи-
мости. Главное - он мужик очень умный и, безусловно, порядочный. Чего  я
так цепляюсь за свое место? В майорах уже без малого пять лет  хожу,  по
хорошему-то почти год назад должна была подполковника получить. И  не  в
том дело, что мне эти погоны нужны, а в том, что по погонам, вернее,  по
их своевременной смене, другие начальники и сотрудники судят о моем уме.
Переходила в майорах? Значит, дура, значит, ни на что не годишься, а мо-
жет, в личном деле у тебя не все в порядке. Нука посмотрим, что  там,  в
личном деле-то? Ах, вот оно что, отстранение от работы и служебное расс-
ледование по факту связи с криминальными структурами. Сам Эдуард Денисов
в друзьях у Каменской. Ну и что, что ничего не накопали, это в  докумен-
тах так записано, мало ли по каким причинам. А на  самом  деле,  значит,
запятнана, прокололась, потому и не двигают по службе, и звание  очеред-
ное не присваивают".
   - Я подумаю, - очень серьезно ответила Настя. - Для меня такое  пред-
ложение неожиданно, я не готова сразу дать ответ.
   - Подумайте, - согласился Заточный, - я вас не тороплю.
   Через час Настя была дома, бодрая, свежая после прогулки и даже,  как
ей показалось, полная сил, что вообще-то было  ей  несвойственно.  Из-за
плохих сосудов она почти постоянно испытывала некоторую слабость, у  нее
часто кружилась голова, а от жары и духоты даже обмороки случались. Улы-
баясь и что-то мурлыкая себе под нос, она с удовольствием  принялась  за
уборку квартиры, удивляясь сама себе. Муж бросил, работа не  ладится,  а
она поет и радуется жизни. Не к добру это, ох, не к добру.
   Она уже закончила пылесосить и готовилась к осуществлению героическо-
го подвига в виде мытья окон, когда зазвонил телефон. Это был Дима Заха-
ров.
   - Чем занимаешься? - весело спросил он.
   - Домашними делами.
   - И долго тебе еще трудиться?
   - По желанию. Могу прямо сейчас  закончить,  могу  до  вечера  прово-
зиться. А что?
   - Хочу напроситься к тебе в гости. Надо поговорить.
   - Тогда напрашивайся, - разрешила Настя.
   - Напрашиваюсь.
   - Разрешаю. Можешь приехать, так и быть, - милостиво позволила она  и
засмеялась.
   Дима приехал минут через сорок с огромным тортом в руках.
   - Спасибо, - поблагодарила Настя, забирая у него объемистую коробку с
ярким рисунком.
   - Это не тебе, а легендарному  профессору,  которому  посчастливилось
стать твоим мужем, - ответил Захаров, снимая обувь.
   - Придется тебя огорчить, профессора нет дома.
   - Но он же вернется когда-нибудь.
   - Боюсь, что нет.
   - То есть? - Дмитрий внимательно посмотрел на нее. - Вы что, поссори-
лись? Впрочем, прости, это не мое дело.
   - Это действительно не твое дело, - согласилась Настя, - поэтому торт
я отнесу на кухню, поставлю чайник, и мы с тобой  будем  поедать  конди-
терский шедевр в полное удовольствие.
   - Погоди.
   Дима придержал Настю за руку, повернул к себе.
   - Повторяю, я не лезу не в свое дело, но если вы действительно поссо-
рились, то мне лучше уйти отсюда.
   - Ты же хотел поговорить, - насмешливо напомнила ему Настя.
   - Поговорить можно и на улице. Я слишком хорошо знаю, как это бывает,
когда муж ссорится с женой и уходит, а потом возвращается и обнаруживает
в своей квартире постороннего мужчину. В этой ситуации не помогает ниче-
го, кто бы этим мужчиной ни был:  родственник,  сотрудник,  сосед,  друг
детства. Сам через это проходил, поэтому знаю точно. Не родился еще  тот
мужик, который в подобной ситуации не подумал бы: "Шлюха!  Только  я  за
порог, она уже привела. Небось жалуется на меня, сочувствия ищет. Может,
даже специально ссору спровоцировала, чтобы меня  выпроводить".  Короче,
Ася, если есть хотя бы малейший шанс, что  твой  профессор  вернется,  я
ухожу. Давай поедем куда-нибудь, ну хотя бы в Сокольники, погуляем и по-
говорим.
   - Он не вернется, - тихо сказала Настя. - И я больше не хочу это  об-
суждать. Просто поверь мне: он не вернется.
   - Что, так серьезно? - сочувственно спросил Дима.
   - Я же сказала: не обсуждается, - сердито повторила Настя. - Пошли на
кухню, я чайник поставлю.
   Ей было неприятно, что пришлось сказать Димке о  ссоре  с  мужем,  но
разговор как-то так повернулся, что и не сказать нельзя было,  чтобы  не
соврать. Можно было наплести что-нибудь насчет  командировки,  но  Настя
твердо знала, что даже самая невинная ложь может  поставить  человека  в
ужасно неловкое положение. Например, позвонит сейчас кто-нибудь Алексею,
и придется в присутствии Захарова отвечать, что он в Жуковском. Или  еще
какая-нибудь неожиданность случится, например, явятся  мама  с  отчимом.
Такое за ними водилось, хотя и редко. Но ведь все, что случается редко и
потому не принимается во внимание, имеет обыкновение происходить в самый
неподходящий момент.
   - Стало быть, ты у нас соломенная вдова, - заключил Дмитрий,  огляды-
ваясь на кухне и устраиваясь поудобнее за столом. - И часто у вас  такое
случается?
   - В первый раз, - вздохнула Настя. - Дима, я же просила это не обсуж-
дать.
   - Ну, Настасья, с тобой тяжело. Куда ни ткни, о чем ни спроси -  обя-
зательно попадешь в перечень тем,  закрытых  для  обсуждения.  Про  мужа
нельзя, про наше романтическое прошлое нельзя, про секс  нельзя.  А  про
что можно?
   - Про Юлию Николаевну, - улыбнулась она. - Про нее можно что угодно и
двадцать четыре часа в сутки.
   - Ладно, давай про Юлию. Я пошустрил немного в "Гранте", и  один  па-
рень там мне очень не нравится.
   - Кто именно?
   - В том-то и дело. Как пел небезызвестный Герман в "Пиковой даме",  я
имени его не знаю.
   - Так в чем проблема? Узнай.
   - Ася, не все так просто. Я и  так  слишком  упорно  мелькаю  в  этом
агентстве, хотя делать мне там совершенно нечего. Если я прав и этот па-
ренек понял, что я туда нос сую по его душу, то больше мне там появлять-
ся нельзя. Ну что я тебе объясняю  очевидные  вещи,  любой  опер  нутром
чувствует, когда  из  разрабатываемого  коллектива  пора  уносить  ноги.
Чувствует, и все. Короче, ситуация такова: я хочу сегодня показать  тебе
этого парня издалека, и дальше ты его работай своими средствами. А я уй-
ду в сторону, иначе будет только хуже.
   - Хорошо, - согласилась Настя, - покажи. А чем он тебе так не  понра-
вился?
   - Я его застукал совершенно случайно, когда он рылся в картотеке  ди-
ректора. Доступ к картотеке имеет только Пашка, да ты его  помнишь,  на-
верное, мы же с тобой у него были. Такой противный блондинчик.
   - Помню, - кивнула она, разливая кофе в чашки.
   - Пашка мне показывал картотеку и говорил, что там хранятся  сведения
обо всех заключенных агентством договорах. Но поскольку сам принцип  ра-
боты - это строгая конфиденциальность, то  каждый  конкретный  сотрудник
"Гранта" знает только о тех заказах, по которым работает. Сплетни всяко-
го рода запрещены, я имею в виду обсуждение чужих дел. Доступ к картоте-
ке имеет только Паша, больше ни у кого ключа нет. А кабинет свой  он  не
особо запирает, там все секреты только в железном шкафу, где  картотека,
а все остальное открыто для всеобщего обозрения. Если,  например,  он  в
течение дня куда-то отлучается, то никогда дверь не  закрывает.  И  даже
разрешает пользоваться кабинетом в свое отсутствие, если  нужно  принять
клиента, а во всех помещениях кто-нибудь да находится. Короче, приехал я
вчера, без всякого повода приехал и даже без предупреждения,  вроде  как
мимо проезжал и вроде как в прошлый раз оставил у Паши на столе зажигал-
ку. Прохожу к директору в кабинет, стараясь не привлекать к себе  внима-
ния, тихонько открываю дверь и вижу прелестную картину из цикла "Не жда-
ли". Парень перепугался насмерть, побелел, ну а  я,  как  большой  актер
всех драматических и академических театров, смущенно  извиняюсь,  лепечу
про зажигалку, быстро нахожу ее на столе и тут же  ретируюсь,  чтобы  не
спугнуть его. Мне пришлось притвориться, что в его присутствии  рядом  с
открытой картотекой я не вижу ничего особенного. Поэтому  я  не  мог  ни
спросить у других сотрудников его имя, ни остаться, чтобы подождать  Па-
шу. Его нельзя было пугать, понимаешь? И если я в обозримое время  снова
появлюсь в агентстве, он задергается из страха, что  я  покажу  на  него
Пашке и спрошу, какого черта он делал с картотекой.
   - Ясно.
   Торт был свежим и очень мягким, и Насте пришлось  долго  выбирать  из
имеющихся в наличии ножей тот, что был наименее тупым. Но даже самый  не
тупой нож в ее хозяйстве оказался все-таки  недостаточно  острым.  Когда
она начала резать торт, вся красота тут же разрушилась, по облитой  гла-
зурью поверхности пошли трещины, куски получились неровными.
   - Извини, - виновато сказала она, кладя на  тарелку  Диме  отрезанный
кусок, - как умею.
   - Да ладно, - добродушно усмехнулся он, - в желудке все равно скомка-
ется. Но вообще-то хозяйка ты аховая, если у тебя в доме такие  чудовищ-
ные ножи. И как только твой муж это терпит?
   - Как видишь, не терпит, - огрызнулась Настя с неожиданной злостью. -
Я же просила тебя не затрагивать тему моего мужа.
   - Господи, да тебе уж слова сказать нельзя! - возмутился Захаров. - Я
говорю не про мужа, а про ножи. Что, ножи - тоже запретная тема?
   - Прости.
   Настя на секунду отвернулась, сделав вид, что ищет что-то в  кухонном
шкафчике. Когда она снова села за стол, лицо ее было спокойным.
   - Чего ты такая заведенная? - спросил Дима, отправляя в рот отнюдь не
маленький кусок торта. - Переживаешь?
   - Я не заведенная и не переживаю, - сухо ответила она. - Давай  пого-
ворим о приятном.
   - Давай, - с готовностью согласился Захаров. - Может, тебе для снятия
стресса нужно изменить своему профессору?
   - Димка! - с шутливой угрозой в голосе произнесла Настя и  демонстра-
тивно взяла в руки нож. - Прекрати.
   - Нет, я серьезно. Ты подумай, это богатая идея. И вот он я  к  твоим
услугам, восторженный и готовый к подвигам.
   Настя не выдержала и расхохоталась.
   - Димка, тебя только могила исправит! Ну сколько можно об одном и том
же? Перестань меня уговаривать, я все равно не соглашусь.
   - Почему?
   Он спросил это совершенно серьезно, глядя на нее яркими синими глаза-
ми, в которых, как рыба в озере, плескалась ласковая улыбка.
   - Почему, Настенька? - повторил он. - Разве то, что я тебе предлагаю,
- плохо? Это прекрасно. Это совершенно замечательно. Это делает человека
счастливым и свободным, это избавляет его от страданий и от страха смер-
ти.
   Она растерянно молчала, не ожидая такого резкого изменения тональнос-
ти разговора. Захаров встал, обошел стол, нагнулся над  Настей  и  нежно
поцеловал в губы. В первый момент она ответила ему, потом резко отшатну-
лась.
   - Захаров, не пользуйся моментом, это пошло.
   - Что пошло? - не понял он.
   - Затащить в постель женщину, пользуясь тем, что у нее конфликт с му-
жем. Я могу пойти тебе навстречу, а потом буду сама себе противна.
   Он медленно отступил и сел на место.
   - Настенька, искренние чувства не могут быть пошлыми уже хотя бы  по-
тому, что они искренние. А я хочу тебя совершенно искренне.  И  если  ты
пойдешь мне навстречу, тебе не в чем будет себя упрекнуть.
   - Я не пойду тебе навстречу, - сказала она, глядя прямо ему в  глаза.
- Ни-ко-гда. Забудь об этом.
   - Ни-ко-гда, - с улыбкой передразнил он, - я никогда об этом не забу-
ду, потому что это было одно из самых ярких впечатлений в моей бестолко-
вой и безалаберной жизни. Но если на сегодня ты мне решительно отказыва-
ешь, тогда поехали смотреть на излишне любопытного частного сыщика. Сей-
час уже половина второго, а я знаю, где он  должен  появиться  приблизи-
тельно часа в три.
   - Откуда ты это знаешь?
   - Все тебе расскажи! Могут у  меня  быть  маленькие  профессиональные
тайны?
   - Сколько угодно.
   Настя с облегчением подхватила шутливый тон, радуясь, что опасную те-
му они наконец миновали. Был момент, когда  ей  захотелось  согласиться,
так захотелось, что пришлось чуть не рот себе рукой зажимать,  чтобы  не
сказать то, о чем впоследствии пришлось бы жалеть. Это не было  желанием
в физиологическом его смысле, оно шло от головы, от нервного напряжения,
не отпускавшего ее уже несколько месяцев, от стремления хоть чем-то  вы-
вести себя из состояния апатии и безразличия ко всему.  Но  она  удержа-
лась, хотя и не была уверена, что поступает правильно.
   Вымыв чашки и тарелки, она быстро убрала со стола.
   - Я готова. Поехали.
   К ее удивлению, они приехали в  тот  район,  где  находилось  сыскное
агентство "Грант".
   - Ты думаешь, он появится на работе  в  воскресенье?  -  с  сомнением
спросила Настя.
   - Настенька, работа частного сыщика ничем не отличается от работы сы-
щика государственного, можешь мне поверить. По выходным  дням  жизнь  не
останавливается, к сожалению, и люди, с которыми надо работать,  куда-то
ходят и что-то делают. С ними приходится встречаться, за ними приходится
следить, не говоря уже о встречах с заказчиками, которые далеко не всег-
да могут приходить в агентство в будние дни.
   - Но он точно придет? - продолжала допытываться она.
   - Надеюсь. Ладно, не буду тебя томить. Когда я разговаривал вчера ут-
ром с Пашкой насчет своей так удачно забытой в его  кабинете  зажигалки,
он сказал, что я в принципе могу заехать в любое время, потому что каби-
нет всегда открыт, но если я хочу повидаться с ним, то лучше всего  сде-
лать это в воскресенье с трех до пяти. В это  время  он  будет  собирать
весь личный состав для раздачи слонов. Теперь поняла?
   - Теперь поняла, - послушно повторила Настя.
   Дмитрий въехал во двор и припарковал машину.
   - Мою колесницу уже все агентство знает, - пояснил он. - Оставим  ма-
шину здесь, а сами пойдем ножками. До большого  сбора  еще  как  минимум
полчаса, так что можно осмотреться и выбрать место для наблюдения. Кста-
ти, эта подворотня совсем неплоха, здесь темно, с улицы  не  видно,  кто
стоит.
   - Давай постоим здесь, - согласилась она, - если ты уверен, что  нуж-
ный нам человек непременно пройдет мимо.
   - Он не пройдет, они все на машинах, а какая  у  него  машина,  я  не
знаю, в том-то и беда. Зато отсюда просматривается  охраняемая  стоянка,
где они ставят свои автомобили. Во-он там, видишь?
   Чтобы увидеть место парковки, Насте пришлось сделать шаг из подворот-
ни на улицу. Она покачала головой:
   - Далековато. Я лицо не разгляжу.
   - Плохо видишь?
   - Не то чтобы плохо, но глаз все-таки не как у орла, а как у  тридца-
тишестилетней женщины, которая много работает на компьютере.
   - Тогда поищем место поближе. Там с другой стороны есть скверик, тоже
вполне подходящий, много кустов и деревьев, есть где спрятаться.
   Они вышли из подворотни и двинулись в сторону стоянки. То, что  прои-
зошло в следующий момент, было совершенно неожиданным. Из-за угла  выле-
тела машина, поравнявшись с ними, чуть сбавила скорость, раздался  сухой
треск выстрелов. Машина тут же набрала скорость и умчалась, а Дима Заха-
ров остался лежать на тротуаре. Он умер мгновенно.
   Домой Настя вернулась около полуночи. Позади остались долгие разгово-
ры и объяснения в милиции, допрос у дежурного следователя и прочие необ-
ходимые в таких случаях дела. Она была вымотана до предела. А  день  так
славно начинался...
   Сняв в прихожей кроссовки, она босиком прошла на кухню, чтобы  выпить
кофе. На глаза попалась большая яркая коробка с тортом. Димка,  Димка...
Так хотел уложить ее в постель, а она смеялась: "Тебя только могила исп-
равит". Как в воду глядела.
   "То, что я тебе предлагаю, замечательно. Это прекрасно. Это избавляет
человека от страданий и от страха смерти. Это делает человека счастливым
и свободным".
   У него не было страха смерти. Или был? Может быть, именно поэтому  он
так настойчиво предлагал ей заняться любовью? А страдания? Были ли у не-
го страдания? Она так мало знала о нем.
   "Надо было согласиться, - внезапно подумала Настя. - Надо было согла-
ситься и лечь в постель. Мы бы никуда не поехали. И он остался  бы  жив.
Теперь мне начинает казаться, что он что-то предчувствовал. Я же видела,
что он хочет остаться здесь и совсем не хочет никуда ехать.  Но  я,  как
обычно, думала только о себе. О том, что мне потом будет неловко и  про-
тивно. О том, что изменять мужу, с которым поссорилась, - пошло.  Госпо-
ди, о какой ерунде мы порой думаем, носимся с ней как с писаной  торбой,
считаем самым главным в этой жизни, а потом оказывается, что самое глав-
ное в жизни - это именно жизнь, и ради ее сохранения можно  пожертвовать
чем угодно. В смерти Димы Захарова я виновата столько же, сколько и сами
убийцы. Насильственная смерть - это пересечение времени жизни  убийцы  и
его жертвы. И к точке пересечения привела Димку я".
   Она вспомнила его яркие синие глаза,  в  которых  плескалась  готовая
вырваться наружу ласковая улыбка, и расплакалась. Горько, навзрыд.
   Минут через пятнадцать она умылась холодной водой, вытерла полотенцем
красное опухшее лицо и удивленно прислушалась к себе. Страха  больше  не
было. Того самого страха, который брал ее за горло и мешал разговаривать
с мужем и родителями. Все это казалось таким  мелким  и  ничтожным.  Она
вдруг поняла, что пули, убившие Дмитрия, только чудом не задели ее саму.
Она была на волосок от смерти. И по-настоящему значение имело  лишь  то,
что она осталась жива. Страх смерти - это единственное, с чем надо  счи-
таться. Все остальное - дурь, блажь и розовые сопли.
   Настя посмотрела на часы. Двадцать минут первого.  Поздновато.  Но  в
конце концов она же решила, что есть вещи главные и есть неглавные,  ко-
торыми можно пренебречь. В данном случае  пренебречь  можно  приличиями,
это вполне простительно.
   Она решительно набрала телефон Чистякова в Жуковском. Долго никто  не
снимал трубку, наверное, все уже спят.  Наконец  раздался  сонный  голос
Алексея:
   - Слушаю вас.
   - Леша, приезжай, я все расскажу тебе.
   - Надумала? - его голос сразу перестал быть сонным, в нем послышались
насмешливые интонации.
   - Надумала. Я все поняла, Лешик. Я была полной дурой. Больше  это  не
повторится. Честное слово. Ты приедешь?
   - Пока нет. Отец болен, я должен побыть здесь. Так что  твоим  благим
намерениям - придется подождать. У тебя все в порядке?
   - Да. То есть нет. То есть... Это все сложно, Леша.
   Ладно, отложим пока. Извини, что разбудила. Спокойной ночи.
   - Счастливо, - ровным голосом ответил он.
   "А чего же ты хотела? - с ненавистью к себе  самой  вслух  произнесла
Настя. - Ты так радовалась, что осталась одна, что можно  ни  с  кем  не
разговаривать, когда приходишь домой с работы, что можно ни перед кем не
отчитываться. Тебе даже казалось, что одной спать куда  удобнее,  чем  с
Лешкой. Ты сомневалась в правильности решения выйти замуж,  ты  считала,
что не создана для семейной жизни. Ты  обидела  Лешу,  он  уехал,  и  ты
столько времени ему не звонила, не попыталась вернуть  его,  не  сделала
над собой ни малейшего усилия, чтобы наладить отношения и возвратить ва-
шу жизнь в нормальную колею. А сегодня на твоих глазах  убили  человека,
который чуть было не стал твоим любовником, это стряхнуло пелену с твоих
глаз, ты поняла, что была не права, и кинулась звонить мужу. Ты  за  все
это время даже не поинтересовалась, как он живет, как у него дела,  здо-
ров ли он. Не обязательно было просить его вернуться, ведь  он  поставил
условие: он не приедет, пока ты не созреешь для разговора,  но  хотя  бы
просто позвонить ты могла? Могла. Но не позвонила. Вот  и  получай  все,
что тебе причитается. И не думай, что верный  и  преданный  Лешка  будет
мчаться к тебе по первому свистку, как дрессированная собака.  Этого  не
будет".
   Она подошла к окну и встала перед ним, обхватив себя руками и пытаясь
унять противную дрожь. Интересно, что бы сказал Алексей, если бы  узнал,
что попытка сохранить ему верность стоила человеку жизни?