Глава 13

   Ночью Татьяна почувствовала себя плохо, до утра перемогалась, а утром
ее увидела Ира и пришла в ужас.
   - Ты с ума сошла! - завопила она на всю квартиру. - Что с тобой?
   - Да что-то нездоровится, - вяло произнесла Татьяна,  заваривая  себе
чай с травками.
   - Немедленно к врачу! - потребовала Ира. - Не хватало еще,  чтобы  на
седьмом месяце что-нибудь произошло. Немедленно.
   - Мне на работу надо, - попыталась возражать  Татьяна,  но  Ира  была
непреклонна.
   - Работа перебьется, ребенок важнее, - заявила она.
   - Но у меня люди вызваны...
   - И люди перебьются.
   Татьяна понимала, что родственница права. Люди, конечно, не перебьют-
ся, но рисковать здоровьем будущего малыша тоже нельзя. И  она  отправи-
лась в женскую консультацию.
   - Да, мамочка, - покачала головой пожилая женщина-врач, - вам надо не
на работу ходить, а дома сидеть. У нас это называется "старая  первород-
ка". На течение беременности и родов может повлиять все, что  угодно.  В
двадцать пять лет беременные этого могут даже не заметить, а в  тридцать
шесть все куда сложнее с первыми родами. Да и сердце у вас могло бы быть
получше.
   Из консультации Татьяна поехала на работу и первым делом зашла к  на-
чальнику. Совсем недавно, еще в декабре минувшего года в Петербурге,  ей
пришлось пережить несколько неприятных бесед со своим  бывшим  начальни-
ком, который не хотел отпускать ее в Москву к мужу, и она  готовилась  к
тому, что сцена, скорее всего, повторится сейчас. Надо же,  толькотолько
перевелась - и на тебе, на сохранение, а потом в декрет.  "Может,  правы
те руководители, которые не любят брать на работу женщин? - думала  она,
идя по коридору к кабинету начальника. - Меня это всегда смешило и  воз-
мущало одновременно, но теперь я начинаю их понимать. А  в  моем  случае
это особенно неловко. Ведь Стасов организовал мне перевод в Москву имен-
но к этому начальнику, потому что они хорошо знакомы. Вроде как поручил-
ся за меня, напел, какой я хороший работник, а  я  четыре  месяца  всего
проработала и уже ухожу".
   Новый начальник, однако, оказался скуп  на  эмоции,  как  на  положи-
тельные (что плохо), так и на отрицательные (что намного лучше).
   - А потом на три года по уходу за ребенком сядете? -  недовольно  по-
морщившись, спросил он.
   - Нет, - твердо ответила Татьяна. - Как  только  можно  будет,  сразу
выйду на службу. У меня есть кому сидеть с малышом.
   - Бабушки-нянюшки?
   - Сестра мужа, - пояснила она.
   - У Стасова есть сестра? - удивился начальник. - Он никогда не  гово-
рил об этом, насколько я помню.
   - Это сестра другого мужа, бывшего.
   Внезапно начальник рассмеялся так весело, что Татьяна не удержалась и
тоже улыбнулась, не понимая, что могло его так рассмешить.
   - Да, теперь я понимаю Влада! - сказал он. - Тото он так  рвался  вас
побыстрее из Питера в Москву забрать. Боялся, видно, что уведут  вас,  и
он тоже перейдет в категорию бывших мужей. Ладно,  Татьяна  Григорьевна,
идите домой, сохраняйтесь, рожайте. Я очень надеюсь, что вы меня не под-
ведете и в скором времени снова приступите к работе. Теперь с вашими де-
лами. Сколько их у вас сейчас?
   - Восемнадцать, - вздохнула Татьяна.
   - Что-нибудь удалось закончить или будете  все  восемнадцать  переда-
вать?
   - По двум делам осталось составить обвинительное  заключение,  это  я
сделаю за сегодня и завтра. Остальные придется передавать.
   До конца дня Татьяна судорожно доделывала все то, что еще  можно  ус-
петь доделать по находящимся в производстве делам, и только часов  около
шести вспомнила о Насте. Ну надо же, она ведь хотела поговорить с ней об
Уланове и совсем забыла! Вот растяпа! Собственно, Татьяна и в голове  не
держала Настин интерес к телеведущему и отказывалась  от  телевизионного
интервью до тех пор, пока Уланов не понадобился ей самой в связи с делом
об убийстве колдуньи Инессы. Нехорошо получилось, ведь это именно  Настя
устроила ей встречу с Улановым и познакомила с  Дороганем,  который  эту
встречу, грубо говоря, оплатил.
   Найдя в записной книжке рабочий телефон  Каменской,  Татьяна  набрала
номер. Занято. Позвонила еще раз - снова занято. Она с досадой взглянула
на часы, писанины еще часа на два, не меньше,  жаль  терять  драгоценные
минуты на тупое нажимание кнопок, а автоматический набор в  этом  хорошо
пожившем аппарате давно сломался. Татьяна решительно набрала свой домаш-
ний номер.
   - Ира, я тебя попрошу дозвониться Насте и  пригласить  ее  к  нам  на
ужин, - деловым и не терпящим возражений  тоном  сказала  она,  прижимая
трубку к уху плечом и не прекращая печатать на машинке.
   - Зачем?
   - Мне нужно с ней поговорить. И ей со мной тоже. Если договоришься  с
Настей, перезвони мне, я у себя.
   - На который час договариваться?
   - Все равно. Когда она сможет. Но не раньше девяти, мне здесь еще ча-
са два ковыряться.
   - Ты поговорила с руководством?
   - Да. Не беспокойся, еще пару дней поработаю, не больше.  Нужно  дела
передать и документы оформить. Все, Ириша, дома поговорим,  у  меня  дел
много.
   Ира перезвонила только через полчаса и скучным голосом сообщила,  что
Настя обещала приехать часам к девяти.
   - Что-нибудь случилось? - дежурно поинтересовалась Татьяна, не  отры-
вая глаз от документа, который в это время заканчивала. - Ты чего  такая
унылая?
   - У меня были планы на вечер... А теперь, раз у нас гости...  -  про-
бормотала Ирочка.
   - Не выдумывай. Иди куда собиралась. Мы прекрасно без тебя справимся.
Я же Настю не на пироги зову, а для разговора.
   Ирочка заметно повеселела и стала давать Татьяне указания,  что  есть
на ужин и что в какой кастрюле приготовлено. Образцова слушала  вполуха,
резонно рассудив, что вникать вовсе не обязательно, она придет  домой  и
все сама найдет, подумаешь, бином Ньютона. Вспомнив историческую  фразу,
произнесенную булгаковским котом Бегемотом, Татьяна невольно перескочила
мыслями на саму себя: "Я, наверное, тоже выгляжу сейчас как  бегемотиха.
А после родов, судя по всему, стану еще толще. Как жить с  таким  весом?
Черт его знает. И так не могу приличную одежду на себя  купить,  а  если
поправлюсь, то вообще хоть караул  кричи.  Может,  прав  Стасов,  и  мне
действительно надо дома сидеть и книжки писать, а не строить из себя ак-
тивного государственного служащего?"
   Войдя в квартиру Стасова, Настя поразилась. У нее была  полная  иллю-
зия, что она здесь впервые, хотя она отчетливо  помнила,  что  приходила
сюда совсем недавно, долго разговаривала с Татьяной, потом ужинала вмес-
те со всеми. И в то же время ощущение  новизны  было  очень  отчетливым.
Оказывается, между кухней и гостиной нет двери, а есть проем сложной ге-
ометрической формы. Как же она этого не заметила в прошлый раз? И пол  в
гостиной очень интересно сделан, наполовину покрыт ковролином, а наполо-
вину - ламинатом, причем граница между покрытиями не прямая, а  волнооб-
разная. Ламинатом выложена та часть пола, по которой все время ходят  из
прихожей в кухню, а ковролин лежит там, где стоит мягкая мебель. "Госпо-
ди, я же на этом диване в прошлый раз просидела как минимум час, вход  в
кухню и пол были прямо у меня перед глазами, а я умудрилась не  увидеть.
Ну, Каменская, ты даешь!" - подумала она.
   - Ты чего, Настюша? - удивленно спросила  Татьяна.  -  Оглядываешься,
как будто в первый раз пришла.
   - Ты будешь очень смеяться, но у меня именно такое ощущение, -  приз-
налась Настя. - Словно впервые все это вижу. Не обращай  внимания,  я  в
последнее время была ужасно рассеянной, много чего не  замечала.  А  где
твоя ангел-хранительница?
   - На свидание побежала, - усмехнулась Татьяна. - Какой-то новый  зна-
комый у нее появился. Ну и слава Богу, не дело это, когда молодая краси-
вая женщина целыми днями занимается моим  домашним  хозяйством.  Я  буду
только рада, если у Ирочки образуется какой-нибудь роман.
   - Ну вот, - расстроилась Настя, - а как же мой протеже? Такой хороший
парень наш Миша Доценко, а ты его отвергла, не глядя. Любимых  родствен-
ниц надо отдавать в хорошие руки, а не абы кому.
   Татьяна улыбнулась и весело махнула рукой.
   - Да перестань ты, она взрослая уже, сама разберется. Ты голодная?
   - Голодная. Но напрягаться из-за этого  не  стоит.  Я  могу  схватить
что-нибудь на ходу, бутерброд, например.
   - Ну, зачем такие жертвы, - усмехнулась  Татьяна,  -  в  холодильнике
полный набор для ужина из трех блюд.
   Прислушавшись к себе, Настя обнаружила, что к ней  вернулся  аппетит,
во всяком случае о еде она думает с нежностью, а не с отвращением, кото-
рое испытывала на протяжении последних месяцев. "Ну точно,  я  моральный
урод, - с горечью подумала она. - Вчера на моих глазах убили Димку Заха-
рова, а я о еде думаю. Но с другой стороны, пока этого не  случилось,  я
вообще ни о чем думать не могла, кроме собственных переживаний.  Жевала,
жевала одну и ту же сопливую жвачку, выстроила мировую трагедию на песке
и смотрела эту пьесу целыми днями с утра до ночи. А вчерашняя  настоящая
трагедия меня будто встряхнула. Я даже благодарна Лешке за то,  что  он,
мягко выражаясь, послал меня. Я это вполне заслужила, так что и не обид-
но. Ничего, я исправлюсь. Я все поняла. И словно ожила. И  голова  вроде
лучше заработала. А аппетит - что ж, нормальная реакция нормального  ор-
ганизма на голод, не более того. Не будем этого стыдиться".
   - Настюша, я хотела поговорить с тобой об Уланове. Ты передачу в пят-
ницу видела?
   - Конечно, ты же предупредила меня. Извини, я тебе не позвонила, зак-
рутилась.
   - Это ты меня извини. Я тоже закрутилась. И как тебе передача?
   - Мне понравилось, - осторожно сказала Настя. - Во всяком случае, это
не было похоже на все то, что я наблюдала на  протяжении  последних  не-
дель. Уланов сменил тактику?
   - Да нет, - засмеялась Татьяна, - это я его немножко  обманула.  Пока
он со мной знакомился, прикидывалась круглой дурой,  он  и  расслабился,
глупенький. Во всяком случае, я поняла его метод. Гостя  приводят,  поят
чаем или кофе, лучезарно ему улыбаются, поют на все голоса о том,  какой
Уланов славный, добрый и как он любит своих экранных собеседников, потом
появляется сам лично мистер  Уланов  и  ведет  с  человеком  дружелюбную
светскую беседу, нащупывая его слабые места, то есть те темы, при обсуж-
дении которых гость выглядит не самым лучшим образом,  если  не  сказать
хуже. А потом именно эти темы и поднимает в прямом эфире. У него в прог-
рамме гример работает экстра-класса. Я все мучилась, не могла вспомнить,
где ее видела, а потом сообразила: в журнале читала очерк о конкурсе ви-
зажистов, и там была фотография этой женщины. Она чуть ли не первое мес-
то на европейском туре заняла, так что гостя делают невероятно красивым,
и это тоже часть спектакля или, если хочешь, ловушки. Все  примитивно  и
просто, как грабли. Что же касается самого Александра Юрьевича, то  могу
сказать тебе две вещи. Во-первых, он очень озабочен темой разводов и от-
ношений бывших супругов. И во-вторых, он стоит на пороге  больших  пере-
мен. Причем перемен приятных. Складывая первое со вторым, можно  предпо-
ложить, что он собирается разводиться и вступать в новый брак  с  горячо
любимой женщиной. У тебя есть какие-нибудь сведения на этот счет?
   - Никаких. А почему ты решила, что грядут перемены?
   - Он похвалил меня после передачи и поблагодарил. Ты понимаешь?  Я-то
была уверена, что он разозлится, ан нет, ничего подобного,  улыбался  по
весь рот и ручки целовал. Я ему на глазах у всех зрителей имидж испорти-
ла, а ему хоть бы что. Мне показалось, что  ему  в  определенном  смысле
наплевать, что будет с передачей завтра. Он в ней уже работать не будет.
Поэтому черт с ним, с имиджем и ведущего, и самой программы,  все  равно
он Уланову больше не понадобится. Его ждут какие-то более приятные перс-
пективы, и с "Лицом без грима" эти перспективы никак не связаны.
   - Понятно, - задумчиво протянула Настя. -  Это  любопытно.  Говоришь,
улыбался и ручки целовал?
   - Угу. И комплименты говорил.
   - Надо же... Мне как-то не довелось увидеть его в хорошем настроении.
Со мной он бывал подавленным, злобным, ехидным, а никак не  благодушным.
Что-то, видно, действительно произошло в его жизни. Только я  не  пойму,
нужно мне в этом копаться или нет. Миша Доценко в среде  телевизионщиков
землю роет, но к причинам убийства Андреева и Бондаренко так и не подоб-
рался. Может, зря я так вцепилась в этого Уланова? Конечно, он мне жутко
неприятен, но это же не повод, чтобы подозревать его  во  всех  смертных
грехах.
   Татьяна ничего не ответила, молча вертя в руках  веточку  петрушки  и
откусывая от нее по одному листочку. В квартире царила блаженная тишина,
они были одни, не слышно было ни звонкого щебетания Ирочки, ни  громкого
голоса Стасова. Настя на мгновение отвлеклась от всего и с  наслаждением
погрузилась в эту мягкую тишину, наполненную домашними уютными запахами.
   - Настюша, я могу вступить с тобой в преступный сговор? -  неожиданно
спросила Татьяна.
   - В преступный? Можешь. Вступай.
   - По твоим разработкам Уланов нигде не пересекался с некоей  граждан-
кой Лутовой Валентиной Петровной?
   Настя наморщила лоб, вспоминая имена и фамилии  людей,  хотя  бы  раз
мелькнувших в деле об убийстве сотрудников телевидения.
   - Не помню такой, - наконец сказала она. - Она тебе нужна?
   - Нужна. Помнишь убийство колдуньи Инессы?
   - Помню, оно по сводке проходило. Но мы им не занимаемся.
   - Я знаю, - кивнула Татьяна, - оно по округу проходит. Как раз по мо-
ему.
   - Да что ты? - удивилась Настя. - И как тебе работается с  колдовским
материалом? Намучилась?
   - Не то словечко, - вздохнула Татьяна. - Клиентура у нее была  обшир-
ная, а записей никаких. То есть записи, конечно, есть, и  довольно  под-
робные, но ни одного имени. У этой колдуньи был забавный  приемчик,  она
каждому клиенту давала свое имя, особое, ну вроде как в церкви при  кре-
щенье, понимаешь? Так и говорила человеку: вы, дескать, на моих  сеансах
будете не Иван Иванычем, а Феофилактом, это будет ваше имя для общения с
миром высших сил. Вот под этими новыми именами она и делала свои записи.
Кое-кого удалось установить, среди них - Лутова.  А  к  Лутовой  недавно
приходил Александр Юрьевич Уланов. Собственно, поэтому я  и  согласилась
пойти к нему на передачу. Захотелось самой на него посмотреть и познако-
миться. Кстати, на всякий случай предупреждаю тебя насчет того, что  для
Уланова я не следователь, а всего лишь писатель, ладно?
   - А кто такая Лутова, чем занимается?
   - Воспитательница в детском саду. Не так  давно  развелась  с  мужем.
Можно предположить, что у нее роман с Улановым и он тоже  наконец  решил
развестись. Но это только наполовину укладывается в то, что я видела.
   - Да, - согласилась Настя, - непонятно,  какие  радужные  перспективы
ему светят от нового брака. Если он решил уйти из программы, то куда?  Я
понимаю, если бы он женился на миллионерше, но воспитательница... Не ук-
ладывается, ты права. Я поговорю с его женой. Она может что-то знать.  А
зачем твоя Лутова ходила к колдунье? С какой печалью?
   - Не могла отделаться от мужа.
   - Как это? - не поняла Настя. - Ты же сказала, что она с  ним  разве-
лась.
   - Ой, а то ты не знаешь, как это бывает! - с досадой  пожала  плечами
Татьяна. - Сплошь и рядом. Оформить развод не  всегда  означает  освобо-
диться от человека, особенно если бывшие супруги продолжают жить в одной
квартире. А многие и продолжают, потому что купить новое жилье  -  денег
нет, получить - права нет, а разменивается хрущевская живопырка с совме-
щенным санузлом и крошечной кухней только на что-то совершенно  неудобо-
варимое. Это еще если она двухкомнатная. А однокомнатную  просто  ни  на
что не поменяешь, чтобы разъехаться. Вот и живут.
   - И что же Лутова? Хотела, чтобы колдунья Инесса извела  ненавистного
бывшего супруга до состояния полной мертвости, что ли?
   - Нет, Настюша, там все не так. Лутову мы нашли по контактам с другим
клиентом, навели о ней первоначальные справки и потом уже начали  искать
в записях Инессы клиента с подходящими данными. Нашли некую Евгению, ко-
торая впервые обратилась к Пашковой почти год назад с жалобами на эмоци-
ональную зависимость от мужа, который плохо с ней обращается.  Поколачи-
вает, кричит, скандалит, изводит сценами ревности, а она не  может  сде-
лать решительного шага и порвать с ним, потому что  любит  его.  Короче,
широко распространенное явление. Пашкова вела с ней  планомерную  работу
по продвижению к разводу, и ей это вполне удалось. В ее записях по пово-
ду Евгении есть отметка о том, что клиентка наконец  созрела  для  реши-
тельного действия и подала заявление. Мы проверили в суде,  дата  подачи
Лутовой заявления о расторжении брака подходит.
   - А почему в суде? Муж развода не давал или они имущество делили?
   - Нет, делить там нечего. Из-за мужа, конечно. Самое смешное,  что  в
суде он легко согласился на расторжение брака и вообще произвел  впечат-
ление человека симпатичного и интеллигентного. Я разговаривала с судьей,
она эту пару хорошо помнит, потому что у Лутова  очень  приметная  внеш-
ность. Судье он показался невероятно привлекательным. В нем, как она ме-
ня уверяла, море обаяния. И жалобы истицы на его неправильное  поведение
судье показались необоснованными, она сочла, что Лутова все  придумывает
или по крайней мере преувеличивает, но брак расторгла с первого же раза,
даже срок на примирение не дала, хотя обычно все  судьи  его  дают.  Во-
зиться не хотела, понимала же, что и во второй раз они к ней придут, а у
нее и без того огромная очередь на слушанье дел.
   - И после развода Лутова перестала посещать колдунью?
   - Как же, перестала? - усмехнулась Татьяна. - Еще чаще ходить  стала.
Жаловалась, что муж продолжает ею помыкать, ведет себя с ней, как с  ра-
быней, а она не может ни в чем ему отказать. Будто околдовал он ее,  ка-
кую-то невероятную власть над ней имеет. И развод в этом  смысле  совер-
шенно не помог, как все было, так и осталось.  Пока,  говорит,  не  вижу
его, кажется, что могу и отказать, и уйти, и нахамить, и даже  убить,  а
как увижу, в глаза ему посмотрю -  так  все,  превращаюсь  в  безвольную
тряпку. Вот на этот предмет Инесса с ней и работала.
   - Как же она работала, интересно знать? Порчу снимала?
   - Да нет, Инесса-то, судя по всему, была далеко не дура и  не  шарла-
танка. Сейчас я тебе скажу еще более интересные  вещи.  Инесса  когда-то
была любовницей Готовчица.
   - Кого?!
   Настя вытаращила на нее глаза, от неожиданности выронив ложку,  кото-
рой она то и дело залезала в баночку с креветочным плавленым сыром.
   - Готовчица Бориса Михайловича, вдовца невинно убиенной Юлии  Никола-
евны. Я только недавно об этом узнала. Так вот, Борис Михайлович  уверял
меня, что Инна Пашкова в бытность свою врачом-интерном проявляла большие
способности в области психиатрии и обладала удивительным чутьем, которое
и позволяло ей безошибочно нащупывать в жизни и душе человека  то  самое
уязвленное место, которое мешает ему нормально существовать. И очень Бо-
рис Михайлович горевал по поводу того, что Инна, она же колдунья Инесса,
оставила медицинскую практику и занялась шарлатанством. Даже  негодовал,
и весьма, надо заметить, праведно. А из рассказов оперативников, которые
занимались клиентами Пашковой, с очевидностью следует, что Инесса только
пользовалась антуражем колдуньи, а на самом деле вела нормальную практи-
ку психоаналитика. И, судя по всему, весьма успешно. Так что она не была
шарлатанкой, она действительно помогала людям, только под другим прикры-
тием.
   - Вообще-то ее можно понять, - сказала Настя, которая наконец  пришла
в себя и подняла с пола упавшую ложечку. - Ходить к психоаналитику - это
както уж больно не по-русски, мы к этому не  очень-то  приучены,  а  вот
сходить к бабке снять порчу - милое дело. Я думаю, клиентура у Инессы  и
у Готовчица была совсем разной. К Борису Михайловичу все  больше  крутые
ходят или элита, известные артисты,  художники,  музыканты,  бизнесмены.
Даже, подозреваю, мафиози, хотя сам Готовчиц этого, разумеется, и  знать
не знает. А кто у колдуньи пасся?
   - Ты права, - согласилась Татьяна, - те клиенты Инессы,  которых  нам
удалось установить, - народ попроще. В основном несчастные женщины,  ко-
торые не могут справиться с разладом в семейной жизни. Кто с мужьями во-
юет, кто с детьми, кто с родителями. Лутова -  яркий  тому  пример.  Так
вот, Настюша, я хотела тебя попросить поиметь в виду мой интерес,  когда
будешь получать информацию по Уланову. Ладно?
   - Какой же у тебя может быть интерес? - изумилась Настя. - Ты же дела
передаешь. Разве нет?
   - Передаю, - вздохнула Татьяна. - Но, знаешь...
   А, ладно, чего там! Короче, заволокитила я это дело, замоталась,  все
шло медленно, и теперь у меня проснулось здоровое чувство неловкости пе-
ред тем следователем, который будет после меня тянуть  Инессу  на  себе.
Поэтому если есть возможность чем-то помочь, то я тебя прошу...
   - Понятно, - перебила ее Настя. - Конечно, не волнуйся, все  будет  в
лучшем виде. Как твоя последняя книга? Движется?
   - Стоит, как вкопанная. Ни минуты выкроить не могу. Вот сяду дома  на
Иркиных пирогах, может, сдвинусь с мертвой  точки.  Кстати,  что-то  моя
красавица загулялась, уже половина одиннадцатого.
   - Ну, с кавалером-то не страшно, - заметила Настя.
   - Это смотря с каким, - возразила Татьяна. - Ирка так легко знакомит-
ся с людьми, что мне иногда бывает страшно за нее. А вдруг влипнет в ка-
кую-нибудь беду?
   - Но ведь до сих пор не влипала.
   - До сих пор... Все когда-то случается в первый раз.
   Татьяна прислушалась к шуму, доносившемуся от входной двери.
   - О, кажется идет. Слава Богу!
   Но это оказался Стасов, огромный, зеленоглазый, веселый и, как  всег-
да, источающий дух здоровья, силы и оптимизма.
   - Девочки, - закричал он прямо с порога, - я Ируськиного нового хаха-
ля только что видел! Ну, доложу я вам...
   Он влетел на кухню, обнял жену, схватил в охапку Настю, чуть не  сло-
мав ей кости, и плюхнулся со всего размаху на стул, оседлав его верхом.
   - Танюшка, умираю с голоду!
   - Ты про кавалера расскажи сначала, - потребовала Татьяна, - а  то  у
меня душа не на месте. Я даже не знаю, кто это такой и где она его  под-
цепила. И вообще, где ты его видел?
   - Да только что, возле подъезда.
   Стасов протянул руку и схватил со стоящей на столе  тарелки  помидор,
фаршированный брынзой и зеленью.
   - Вкусно пахнет, - одобрительно заявил он, потянув носом и тут же за-
пихивая помидор целиком в рот.
   - Ну Стасов же! - взмолилась Татьяна. - Поимей совесть. Два слова про
кавалера - и получишь миску с горячей едой.
   - Ты со мной обращаешься, как с непослушной собакой, - обиженно  про-
мычал Владислав с набитым ртом. - Я тебе муж или где?  Ладно,  слушайте.
Ох, бабы, бабы, ничто вас не исправит, ни погоны, ни служба  в  милиции.
Чужой кавалер для вас важнее родного мужа.
   - Стасов, - предупреждающе подняла палец Настя, - не смей  оскорблять
беременную жену. Рассказывай в темпе - и я пошла, а то поздно уже.
   - И ты туда же! - возмутился он, быстро утягивая с тарелки второй по-
мидор. - Я еще понимаю Танюшку, все-таки речь идет о ее родственнице. Но
ты-то, между прочим, могла бы оторвать организм от стула и положить  мне
в тарелку горячей еды, а?
   - Могла бы, - согласилась Настя, вставая. - Я положу тебе еды, только
рассказывай быстрее. Мне тоже интересно, я же Иришке нашего Мишу Доценко
хотела сосватать, а Таня не позволила. Поэтому я хочу знать, на кого ва-
ша дружная семья променяла моего симпатичного холостого коллегу.
   - Настасья, - торжественно начал Стасов, - я с глубоким уважением от-
ношусь к Мишане, которого знаю лично, но, положа руку на сердце, он  мо-
жет отдыхать рядом с тем мужиком, которого я только что  видел  с  нашей
Ириной. Девочки, это что-то!
   - Стасов, ты хуже любой бабы, - с досадой сказала Татьяна. -  Ну  что
за манера выплескивать эмоции, не добравшись до  сути!  Ты  уже  столько
времени дома, а еще ни одного наполненного смыслом слова мы от  тебя  не
услышали, одни только ахи, охи и упреки. Излагай фактуру.
   - Фактуру? - он хитро прищурился. - Ладно, получай фактуру. Подъезжаю
я, значит, к нашему дому. Темно. Но фонари горят. И в аккурат под  самым
фонарем стоит автомобиль,  изумительной  красоты  "Бентли-Континенталь",
цена которому - в два раза больше, чем у шестисотого "Мерседеса".
   - А сколько стоит этот "Мерседес"? - тут же спросила  Настя,  которая
не разбиралась в автомобилях совершенно, но терпеть не могла никаких не-
ясностей.
   - В среднем сто двадцать тысяч плюс-минус двадцать, в зависимости  от
движка, - тут же откликнулась Татьяна. - Не отвлекайся, Стасов.
   - Не отвлекаюсь.
   Настя поставила перед ним тарелку с огромным куском запеченного  мяса
и отварным картофелем. Владислав тут же отхватил ножом изрядный ломоть и
принялся с аппетитом жевать.
   - Вот, - удовлетворенно произнес он, проглотив первый кусок, - совсем
же другие ощущения, нежели натощак. Продолжаю. Мне становится интересно,
кто это в нашу Богом забытую новостройку приехал на такой тачке, поэтому
сижу в машине и не выхожу.
   Вижу - из дорогого престижного автомобильчика выходит наша Ирочка. Но
как выходит! Это надо было видеть! Сначала вышел некий мужчина,  обогнул
машину и открыл дверь со стороны пассажирского места. Подал руку,  а  уж
потом появилась наша девочка. И у нашей девочки в руках такой букет, ка-
кие я видел только на кинофестивалях в руках у звезд неимоверной величи-
ны. Стоят они рядышком и о чем-то мило беседуют. О чем - мне не  слышно.
Кавалер то и дело Ирочку приобнимет и в лобик поцелует или  в  висок.  А
она к нему так и льнет, так и льнет. Но никакой  сексуальной  похабщины,
чего не было - того не было. За ягодицы не хватал, к бюсту не  прикасал-
ся, в губы не целовал. Только в лоб или в висок. Смотрю, они  вроде  как
прощаются, кавалер Ирочке руку целует. Как же так, думаю,  он  ведь  сей
секунд уедет, а я его и не разглядел. Непорядочек. Выхожу из машины, иду
прямо к ним, здороваюсь. Вежливо так, без претензий. "Ира, -  говорю,  -
уже поздно, тебе пора домой". Строго так говорю, чтобы хахаль этот знал,
что Ира у нас не без пригляда и есть кому за нее заступиться, ежели что.
Но давить не стал, сразу зашел в подъезд, чтобы не смущать парочку. Зна-
чит, докладываю. Мужик чуть помоложе меня, лет тридцать пять -  тридцать
семь, лицо не прохиндеистое, на любителя легких  развлечений  не  похож.
Серьезный такой субъект. Одет очень дорого, под стать своей машинке. Од-
ни часы у него на руке тысяч тридцать долларов стоят.
   - Он красивый? - спросила Татьяна, которая слушала мужа, как  зачаро-
ванная.
   - А черт его знает, - пожал плечами Стасов,  -  вас,  девочек,  разве
разберешь, кто для вас красивый, а кто - урод. Вон Бельмондо,  страхолю-
дина, если разобраться, каких свет не видел, а бабы по всему миру от не-
го млеют. На мой вкус, Иркин хахаль хорош по всем статьям, а уж как  вам
покажется... Все, ненаглядные мои, рассказ окончен, начинается  праздник
открытого рта. Я больше не могу терпеть, мне нужно поесть.
   Он накинулся на мясо с таким вожделением, будто его не кормили месяца
три. Татьяна молча смотрела на мужа, потом бросила тревожный  взгляд  на
часы.
   - Что-то долго они прощаются. Может, пойти привести ее?
   - Таня, возьми себя в руки, - с упреком проговорила Настя. - Ирина  -
взрослый человек, ты сама мне это объясняла всего час назад. Я все равно
сейчас ухожу. Увижу Иру - шепну ей, что ты волнуешься. Если не  увижу  -
поднимусь, тогда уж Стасов выйдет; А ты сиди спокойно дома, тебе нервни-
чать вредно.
   Спустившись вниз, Настя сразу  наткнулась  на  Ирочку.  Та  стояла  в
подъезде возле почтового ящика, уткнувшись глазами в газету. Лицо ее бы-
ло искажено яростью, по щекам стекали злые слезы. На деревянной  панели,
скрывающей батарею отопления, валялся небрежно брошенный огромный  букет
каких-то экзотических цветов.
   - Ира! - окликнула ее Настя. - В чем дело? Твой кавалер тебя обидел?
   Ирина с досадой скомкала газету и всхлипнула.
   - Подонки! Ну какие же подонки! За что они ее так? Что она им  сдела-
ла?
   - Тихо, тихо, ласточка моя, - Настя успокаивающе обняла молодую  жен-
щину, - не надо реветь. Спокойно и последовательно: что случилось?
   - Да вот! - Ира с ненавистью ткнула рукой в газету. - Облили  Татьяну
грязью за интервью с Улановым.
   - Не может быть, - удивилась Настя. - За что? Я же видела передачу. Я
понимаю, если бы Уланова наконец раскритиковали за некорректное  поведе-
ние, но ее-то за что?
   - А ты прочитай! - Ира горько расплакалась.
   Настя взяла из ее рук газету, расправила скомканные  листы.  В  глаза
сразу бросился заголовок: "Прощай лицо, да здравствует грим!" Журналист-
ка по фамилии Хайкина в выражениях не  стеснялась.  "Потрясая  обтянутой
тонким трикотажем пышной грудью, популярная писательница Томилина свысо-
ка поучала нас, ловко оперируя выдернутыми из классики и поставленными с
ног на голову цитатами, как нужно относиться  к  массовой  культуре.  Ее
терпимость в отношении оболванивания населения  дешевым  ширпотребом  от
литературы можно понять, ведь Томилина зарабатывает на жизнь именно  им,
накатав за три года полтора десятка низкопробных детективчиков. Но  саму
писательницу все это совершенно не смущает, и, отвечая на вопросы  веду-
щего, она ничтоже сумняшеся упоминает в одном ряду со своим, безусловно,
дорогим ей именем имена признанных мастеров, к примеру,  Хемингуэя.  Са-
момнения госпоже Томилиной, что очевидно, не занимать. Да и больное  во-
ображение писательницы не дает ей покоя: теперь она уверена, что все ки-
нематографисты всего мира спят и видят,  как  бы  им  экранизировать  ее
бессмертные произведения. Более того, они собираются снимать  фильмы  по
ее книгам подпольно,  и  Томилина  с  экрана  прямо  пригрозила  им:  не
трожьте, нехорошие мальчики, мои чистые книжки своими грязными руками, а
то в суд пойду. По-видимому, желание прославиться, пусть и скандально, в
госпоже Томилиной столь велико, что заставляет ее  забывать  о  грядущем
материнстве. Вместо того, чтобы заботиться о здоровье будущего  ребенка,
она собирается таскаться по судам. Что ж, мы давно уже  перестали  удив-
ляться и разного рода судебным искам, и тому, что у нас растет  странное
поколение странных детей. А откуда же взяться нормальным, если даже  бу-
дущие матери думают исключительно о скандалах и читают ту нелитературную
безвкусицу, которой потчует их пышнотелая мадам Томилина? "
   В статье были и другие пассажи, еще более отвратительные  и  грязные.
Когда Настя закончила читать, Ирочка  уже  перестала  плакать  и  теперь
смотрела на нее огромными глазами обиженного ребенка.
   - Ну, видишь? - спросила она дрожащим голосом. - Таня будет в  ужасе.
Кто такая эта Хайкина?
   - Не знаю. Может быть, Таня ее по следственным делам как-то задела? -
предположила Настя. - Вот она и мстит теперь, как умеет.
   - Я выброшу газету и ничего ей не скажу, - решительно сказала Ира.  -
Дай сюда эту гадость, я выкину в помойку.
   - Это глупо, Ириша. Завтра Таня придет на  работу,  и,  уверяю  тебя,
найдется куча доброжелателей, которые ей это покажут. А то и не покажут,
а на словах передадут, прибавив кое-что от себя и все переврав в  худшую
сторону. Врага, как нас учили классики политической борьбы, надо знать в
лицо.
   - Нет, - Ирина упрямо покачала головой, - я не могу... Она не  должна
это видеть. Она с ума сойдет.
   - Иришка, поверь мне, если она увидит это не у себя дома, где рядом с
ней и ты, и Стасов, а где-то в другом месте, будет только хуже. Ты же не
можешь сделать так, чтобы она гарантированно ничего не узнала. А коль не
можешь, то половинчатые меры могут принести куда больший вред. Послушай-
ся меня, отнеси газету домой и сразу же покажи Тане. Только не с трагиз-
мом в голосе, а с веселым хохотом.
   - Нет. Не уговаривай меня. Я не смогу... Мне так ее жалко!
   Ира снова разрыдалась. Настя поняла, что с ней каши не сваришь, ухва-
тила ее за руку и повела к лифту, не забыв при этом забрать букет.
   - Пошли, я с тобой вместе поднимусь.
   - Зачем?
   - Попрошу Стасова, чтобы он меня до метро на машине подбросил, у  вас
такая глухомань, что и не выберешься вечером. На, неси свой  букет,  его
же тебе подарили, а не мне.
   Вдвоем они поднялись в квартиру. Из  кухни  доносился  громкий  голос
Стасова, который с кем-то разговаривал по телефону, шум воды и  звяканье
посуды - Татьяна убирала со стола после ужина.
   - Ира, что ты так долго? - спросила она, не выходя в прихожую.
   - Я вернулась, - сообщила Настя. - Боюсь я по вашим потемкам в одино-
честве шлепать, хочу попросить Владика, чтобы подвез до метро.
   Татьяна вышла в прихожую.
   - Это правильно, - говорила она на ходу, - прости, что я сразу не со-
образила... Ира! Что случилось? Ты плакала? Я так и знала, что твое  но-
вое знакомство ни к чему хорошему не приведет.
   - Оставь в покое Ирочкиного кавалера, - примирительно сказала  Настя.
- Дело не в нем.
   - А в чем?
   - Танюша, я очень перед тобой виновата, я втравила тебя в интервью  с
Улановым, а теперь какая-то  журналистка  по  этому  поводу  изощряется.
Текст, конечно, совершенно бредовый, но Иришка жутко  расстроилась.  На,
прочти, и убедишься, что дело яйца выеденного не стоит.
   Настя протянула ей газету и мысленно зажмурилась. Татьяна не была  ее
близкой подругой, знакомы они были совсем недавно,  и  изучить  характер
жены Стасова у Насти возможности не было. Как знать, как она  отреагиру-
ет... А вдруг Ира была права? Волнения, истерика, отчаяние. А Таня бере-
менна.
   На кухне Стасов продолжал разговаривать по телефону, Татьяна стояла в
прихожей и быстро читала, а Насте казалось, что каждая секунда - это шаг
на эшафот. Все правильно, опять она во всем виновата, только  она.  Ведь
это она свела Татьяну с кинопродюсером Дороганем, а все, что Таня  гово-
рила в эфире о возможности экранизации ее книг, было сказано по его про-
сьбе. Ему нужен был скандальчик, а Тане нужен был Уланов. В  тот  момент
каждый получил то, что хотел, но если для Дороганя все обошлось без пос-
ледствий и даже, вполне вероятно, обернется с выгодой,  то  Таня  в  ре-
зультате получила на свою голову ушат помоев. Журналистка Хайкина злобно
брызгала слюной и исходила желчью, все, написанное ею, было прямой ложью
и передергиванием, но кому от этого легче-то? Газету прочитали  или  еще
прочитают сотни тысяч москвичей, которые поверят этим злобным оценкам.
   Наконец Татьяна дочитала статью. Она спокойно сложила газету и убрала
ее на полку.
   - Стасов! - крикнула она. - Заканчивай переговоры, тебя Настя ждет.
   - Сейчас иду, - откликнулся Владислав.
   - Ну, что скажешь? - осторожно спросила Настя.
   - А ничего, - Татьяна безмятежно улыбнулась. - Что можно сказать? Что
у меня грудь не пышная? Пышная. У меня, слава Богу, есть глаза, и я  это
прекрасно знаю. Я знаю, что я толстая, и меня  невозможно  обидеть  тем,
что об этом будет написано в газете. Даже в  такой  уважаемой.  Все  ос-
тальное действительно полный бред. Тот, кто видел передачу, поймет,  что
Хайкина передергивает карты. А тот, кто не видел, будет  думать,  что  я
глупая и склочная баба с переразвитым самомнением. Так что это,  катаст-
рофа? Те, кому нравятся мои книги, все равно не поверят ни одному слову,
а те, кому они не нравятся, - ну так они им уже не нравятся,  и  оттого,
что я буду в их глазах выглядеть плохо, ничего не изменится. А  ты  что,
Ириша, правда огорчилась? И из-за этого ревела? Вот глупышка!
   - Я боялась, что ты расстроишься, - пробормотала Ира.
   - Да что ты, миленькая, неужели я произвожу  впечатление  беззащитной
курицы? Ты же меня знаешь не первый год. Не волнуйся, я умею себя  защи-
щать. И потом, во всем этом есть огромный положительный потенциал.  Пока
я читала эту галиматью, я придумала, как мне строить сюжет  дальше.  Вот
уже почти месяц я не работаю над книгой, но не только потому, что  очень
занята, а еще и потому, что у меня сюжетный стопор: я  не  понимаю,  что
должно происходить дальше. Вернее, до этой минуты не понимала. А  теперь
я сообразила, как писать. Что ты стоишь, как вкопанная?  Раздевайся,  ты
же домой пришла, а не в гости.
   Ирочка облегченно перевела дыхание, скинула плащ и  туфельки,  и  уже
через несколько секунд по всей квартире разносился ее  звонкий  голосок.
Появился Стасов, облаченный в спортивный костюм, и  начал  зашнуровывать
кроссовки.
   - Владик, может быть, ты довезешь Настю до дома? Уже очень поздно,  -
попросила Татьяна.
   - О чем речь, - добродушно прогудел Владислав, - конечно, довезу, ес-
ли любимая жена не будет ревновать. Не будешь?
   - Буду, - засмеялась Татьяна, - но если Настя поедет одна, я буду бо-
яться, что с ней что-нибудь случится. Из двух зол я выбираю то, что  ме-
нее вредно для здоровья.
   Около полуночи машин на дорогах было совсем мало, и ехали они быстро.
Стасов молчал, думая о каких-то своих проблемах, а Настя вспоминала  ре-
акцию Татьяны на статью и не переставала удивляться тому, насколько жена
Стасова не похожа на нее саму. Да случись такое с ней, Настей,  она  бы,
наверное, уже билась в истерике от обиды и недоумения: чем она так доса-
дила журналистке Хайкиной, что вызвала на себя такой поток  грязи?  А  с
Татьяны как с гуся вода. Прочитала и даже не поморщилась.  Еще  и  их  с
Ирой успокаивала. "Она совсем другая, - думала Настя, - и у  нее  совсем
другой взгляд на жизнь. А может быть, она уже давно поняла, что в  жизни
главное, а что - второстепенное, у нее хватает мудрости отделять одно от
другого и реагировать на это по-разному. А у меня этой мудрости нет. По-
жалуй, только вчера, когда на моих глазах убили Димку Захарова, я сдела-
ла первый робкий шажок на пути к этой мудрости и начала хоть что-то  по-
нимать".
   Притормозив у Настиного дома, Стасов повернулся к ней.
   - Ты мне сегодня нравишься больше, чем в прошлый раз,  -  сказал  он,
положив руку на ее плечо. - В прошлый раз ты была какая-то...
   Он замялся, подыскивая слово поточнее, но так и не нашел.
   - Какая? Вялая?
   - Скорее, убитая. Словно из тебя стержень  вынули,  и  ты  потихоньку
оседаешь. А сегодня ты снова такая, как раньше. Усталая, замученная,  но
все-таки живая. Кризис жанра?
   - Был, - кивнула Настя. - Но прошел. Стасов, если у тебя  будет  сво-
бодная минутка, наведи справочки о журналистке Хайкиной.
   - Зачем она тебе?
   - Пока не знаю. Может статься, и незачем. Но на всякий  случай  пусть
будет. Пригодится.
   - Ладно, - он пожал могучими плечами. - До квартиры проводить?
   - Сама дойду, спасибо.
   Она чмокнула Владислава в щеку и вышла из машины,