Глава 19

   Татьяна Образцова была следователем до мозга костей. И  это  означало
не только безусловную преданность своей службе. Вся ее душа, весь  образ
мысли как от чумы шарахался от понятий "верю - не верю" и тем  более  от
таких источников информации, которые в народе  принято  называть  "ОБС",
или "Одна Бабушка Сказала". Она признавала только слова "доказано  -  не
доказано". И не терпела никаких неясностей. Разумеется, она была  женщи-
ной, к тому же личностью творческой, и эмоции были ей  вовсе  не  чужды,
она обижалась, сердилась, тосковала, горевала, расстраивалась ничуть  не
меньше, чем другие, но, прежде чем впадать в пучину  депрессии,  считала
необходимым прояснить все до конца.
   Поэтому утром, дав пришедшему поздно ночью Стасову как  следует  выс-
паться, задала вопрос:
   - Ты был на днях в ресторане "Золотой дракон"?
   Спросила спокойно, без напряга в голосе и без прокурорски-пристально-
го взгляда, как спрашивала пять минут назад, хочет ли он на завтрак кар-
тофельные пирожки или лучше сварить сардельки и сделать овощной салат.
   И Стасов ответил точно так же спокойно:
   - Нет, не был. А в чем дело?
   - Мне сказали, что тебя там видели.
   - Обознались.
   Он пожал могучими плечами и отправился в ванную умываться и  бриться.
Выйдя оттуда минут через пятнадцать и усаживаясь за  накрытый  стол,  он
спросил:
   - А что там с "Золотым драконом"? Кому я померещился?
   Татьяна отметила это про себя как хороший признак.  Муж  не  избегает
опасной темы и не радуется втихаря, что торпеда мимо  прошла,  а  вместо
этого сам возвращается к выяснению.
   - Померещился не только ты, но и твой пиджак,  твоя  рубашка  и  даже
твоя зажигалка "Ронсон", а также внешность твоей спутницы, которая поче-
му-то ужасно похожа на Маргариту Владимировну Мезенцеву.  Стасов,  я  не
прошу, чтобы ты мне что-то объяснял  или  оправдывался.  Я  только  хочу
знать, правда это или нет.
   Он медленно положил вилку на стол, отодвинул от себя тарелку и встал.
Татьяна стояла по другую сторону стола, глядя на него вопросительно,  но
вовсе не тревожно.
   - Кто тебе это сказал?
   - А это важно? - ответила она вопросом на вопрос.
   - Важно. Я хочу знать, кто и зачем тебя обманул. Я, знаешь ли, как-то
слабо верю в такие комплексные галлюцинации. Человек не просто  обознал-
ся, увидев похожее лицо, он еще одежду увидел, мою спутницу и даже зажи-
галку. Либо это злая и неумная шутка, либо кто-то намеренно вводит  тебя
в заблуждение. С какой целью? И кто этот доброжелатель?
   - Ирочкин жених. Он видел тебя тогда у подъезда, помнишь? И узнал.
   - Повторяю, - голос Стасова стал металлическим и жестким, - он не мог
меня узнать. Потому что меня в этом ресторане не было. Ни несколько дней
назад, ни месяц назад, ни вообще когда бы то ни было. Я никогда не бывал
в нем и знаю только, что он находится в районе трех вокзалов, на  Калан-
чевке.
   Татьяна тяжело опустилась на стул, машинально придерживая  живот  ру-
кой.
   - Ты хочешь сказать, что с этим банкиром что-то не так?  Сядь,  пожа-
луйста, мне неудобно на тебя смотреть, когда ты  так  возвышаешься  надо
мной.
   Стасов послушно сел и снова придвинул к себе тарелку. Ничто  и  никто
не могло повлиять ни на его крепкий сон, ни на здоровый аппетит.
   - Таня, мы непростительно увлеклись собственными проблемами и  совер-
шенно выпустили Иру из рук. Давай скажем себе честно: мы оба чувствовали
себя виноватыми за то, что сорвали ее из Питера и разрушили ее  налажен-
ное существование, сделав по существу домработницей. Поэтому мы так  об-
радовались, что у нее складывается какая-то личная  жизнь  и  появляются
перспективы удачного брака. Нам казалось, что этим наша вина как бы  ис-
купается. Я прав?
   - Ты прав, - со вздохом ответила Татьяна. - Ирка сама говорила,  что,
если бы не переезд в Москву, она никогда не встретила бы свое сокровище,
а я радовалась, что она думает именно так, потому что этим как бы умаля-
ется наша с тобой вина.
   - Вот именно. Можно мне еще пирожок? Обалденно  вкусно.  Так  вот,  я
продолжаю свой страстный монолог. Мы с тобой даже не удосужились поинте-
ресоваться личностью этого жениха, настолько наша радость за Иришку зат-
мила все на свете. Кто бы он ни был, лишь бы она была счастлива.  А  она
счастлива, это несомненно. Не исключаю, что мы с тобой познакомились  бы
с ним только на свадьбе. Я каждый вечер провожу с дочерью и скоро вообще
уеду с ней на юг, ты поглощена мыслями о нашем будущем малыше, и интерес
к новоявленному жениху у нас отошел на задний план. Ну есть он - и слава
Богу, пусть нашей Ирочке будет хорошо. Танюша, я старый опер, и мне  это
все ужасно не нравится.
   - А я молодой следователь, - она улыбнулась и ласково дотронулась  до
его руки, - но мне тоже почему-то это не нравится. Скажи, пожалуйста,  у
Маргариты Владимировны есть брючный костюм-тройка от Версаче, черный,  с
тонкой белой полоской?
   - Понятия не имею. А что?
   - А то, что в ресторане она была якобы в нем. Глазастый у  нашей  де-
вочки жених, с первого взгляда определил, что костюм от Версаче. Я, нап-
ример, не смогла бы. А ты?
   Стасов взглянул на часы и потянулся к телефону.
   - И я не смог бы. Давай спросим у Риты, чего проще-то.
   - Может, не стоит? - засомневалась Татьяна. - Неудобно как-то.
   - Перестань, - отмахнулся Стасов, набирая номер. - Неудобно не  пони-
мать и теряться в догадках. А знать всегда удобно. Или мы с тобой не ми-
лиционеры? Лиля? Здравствуй, доченька. Как ты спала? Хорошо?  Умница.  В
школу собираешься? Молодец. А мама где? Спит еще? Ушла? Куда же это  она
в такую рань умчалась? А, понятно. Котенок, у меня к тебе просьба.  Отк-
рой, пожалуйста, шкаф, где висит мамина одежда, и посмотри, есть ли  там
черный костюм с брюками. Нет, ты все-таки посмотри.
   Он прикрыл трубку ладонью и прошептал:
   - Лилька говорит, что смотреть не надо, она и так знает, что  у  мамы
есть черный брючный костюм.
   Пауза длилась недолго. Видимо, Лиля снова взяла трубку.
   - Есть? А цвет какой? В полоску? А полоска какая, тонкая или широкая?
Ясно. Это тройка или двойка? Ну, там только пиджак и брюки или  еще  жи-
летка есть? Есть жилетка? Замечательно. Возьми пиджак в руки,  пожалуйс-
та. А я сейчас скажу, что надо делать. Посмотри с изнанки там,  где  во-
ротник. Видишь ярлычок? И что там написано? Я понимаю, что не  порусски.
Ты же в школе учишь английский, вот и читай, как будто это  по-английски
написано. Спасибо, котенок, ты нас очень выручила. Ну, беги в  школу,  а
то опоздаешь. Да, постой, еще один вопрос. Мама часто этот костюм  наде-
вает? Что? Недавно купила? Ах вот оно что... Хорошо, доченька, целую те-
бя.
   Он положил трубку и задумчиво поглядел на жену.
   - Интересное кино у нас с тобой получается, Татьяна Григорьевна. Чер-
ная брючная тройка от Версаче у Риты есть. Но никто не мог ее  видеть  в
этом костюме, потому что он куплен совсем недавно и она ни  разу  в  нем
никуда не ходила. На нем еще бирки неотрезанные висят.
   - Но тем не менее кто-то знает, что этот костюм у нее  есть.  Кто-то,
кто вхож в дом и кому она хвастается покупками. Подруга? -  предположила
Татьяна.
   - Возможно, - согласился Стасов. - Какие еще предположения?
   - Или человек, который видел, как она его покупала. Продавец,  напри-
мер, или покупатель, который в это время находился в магазине.
   - Принято. Спасибо, Танюша, все было очень вкусно. Я помчался на  ра-
боту, вечером заеду в Сокольники и выясню у Риты, кто знал про костюм.
   - Ты лучше про Иришкиного жениха разузнай. Уж больно у них все  ладно
выходит. В наше время так не бывает, прекрасных принцев сейчас не  дела-
ют.
   - Как это? - возмутился он. - А я? Не прекрасный принц, что ли?  Оби-
жаешь, хозяйка.
   - Ты не принц, Стасов, - Татьяна  легко  рассмеялась,  чувствуя,  как
груз ревности и тоски сваливается с ее души. - Ты  мой  любимый  муж,  и
этого достаточно.
   Проводив мужа, она некоторое  время  позанималась  домашними  делами,
стараясь ступать на цыпочках и не шуметь, чтобы не разбудить Иру,  кото-
рая после вчерашнего бурного объяснения и истерики долго не могла уснуть
и успокоилась только ближе к рассвету. Перемыла оставшуюся с вечера  по-
суду, замочила в отбеливателе белые рубашки и белье  Владислава,  вымыла
зеркала в ванной, после чего решила сходить в магазин. В принципе  можно
было бы этого, и не делать, все необходимые продукты в  доме  есть,  тем
более Ира сегодня никуда не уходит и, если нужно,  сделает  все  покупки
сама. Но ей хотелось выйти на улицу, пройтись по свежему  воздуху.  Вне-
запно она поняла, что хочет мороженого. Огромный торт-мороженое с минда-
лем, политый шоколадным сиропом, так явственно встал перед  ее  глазами,
что слюнки потекли. Татьяна знала, что как раз такие торты  продаются  в
магазине в двадцати минутах ходьбы от дома.
   Она вышла на балкон, чтобы определиться с одеждой. Теплый плащ сегод-
ня явно лишний, она в нем упарится. Но в юбке и свитере будет,  пожалуй,
холодновато. Надо бы накинуть тонкую ветровку, на всякий случай, просту-
да сейчас ей совсем не нужна.
   Однако выйдя в прихожую, Татьяна вспомнила, что красивая белая с  си-
ним ветровка висит в шкафу, который находится в комнате, где  спит  Ира.
Переезжали в новую квартиру ранней весной, ветровка была не нужна, и  ее
повесили вместе с остальными "неходовыми" на тот момент вещами в большой
шкаф. Будить родственницу не хотелось, и Татьяна  огляделась  в  поисках
чего-нибудь подходящего. На вешалке висел тонкий кожаный плащик, принад-
лежащий Ире, но Татьяна в него ни при каких условиях не влезет,  всетаки
у Ирочки сорок шестой размер, а у нее... Лучше не вспоминать. Тут же ви-
села и куртка Стасова, если отстегнуть "молнию" и снять теплую  подстеж-
ку, получится вполне подходящая ветровка. Цвет, правда, мрачный, и  пок-
рой мужской, да и великовата она для Татьяны, Стасов-то почти двухметро-
вый гигант, и плечи соответствующей ширины, и руки куда длиннее, но  это
лучше, чем ничего.
   Накинув куртку поверх юбки и джемпера, Татьяна взглянула  на  себя  в
зеркало и не смогла удержаться от улыбки. Вид у нее, как у беженки,  но-
чующей на вокзале. Тем более она сегодня макияж не  делала,  хотя  вооб-
ще-то никогда не позволяла себе выходить из дома,  не  накрасившись.  Но
ведь это только за мороженым... Толстая тетка с одутловатым лицом,  пок-
рытым пигментными пятнами, и в куртке с чужого плеча производила впечат-
ление жалкое и неприятное. Она подумала, может, все-таки подкрасить  ли-
цо, но сообразила, что для этого нужно идти в ванную, и придется снимать
короткие сапожки, которые она только что с таким трудом  зашнуровала.  И
решила идти в том виде, как есть.
   Народу в этот час на улице было немного, рабочий день уже начался,  а
домохозяйки еще не вышли за покупками, да и район совсем новый,  недавно
застроенный, жильцов мало. Но сочувственные, а порой и брезгливые взгля-
ды Татьяна все-таки поймала несколько раз. В магазине она сразу направи-
лась к прилавку-холодильнику, как вдруг услышала совсем рядом:
   - Татьяна Григорьевна! Это вы?
   Она обернулась и увидела давешнего журналиста, который  предлагал  ей
восстановить поруганную репутацию.
   - Добрый день, - поздоровалась она. - Какими судьбами?
   - У меня мать здесь живет неподалеку, я сегодня у нее ночевал,  вышел
вот продуктов ей купить. Знаете, вас  просто  не  узнать.  У  вас  беда,
Татьяна Григорьевна?
   - С чего вы взяли? - удивилась она. - У меня все отлично.
   - Нет-нет, не обманывайте меня, я же вижу, что у  вас  что-то  случи-
лось. Вам плохо. Могу я вам помочь?
   Она улыбнулась. Ну конечно, прохожие на улице принимали ее  за  опус-
тившуюся алкоголичку, списывая на это и одутловатость лица, и одежку  не
по плечу, а этот журналист, который точно знает, что она никакая не  ни-
щенка, а преуспевающая писательница, сделал единственно возможный вывод:
ей плохо, у нее горе, и ей совершенно наплевать на свой внешний вид.  Но
не объяснять же постороннему человеку про спящую Иру, про ветровку,  ко-
торая находится в ее комнате, и про то, что ей трудно нагибаться и  шну-
ровать сапожки.
   - Чем же вы можете мне помочь? - весело спросила она. - Все, что мог-
ло случиться, уже случилось, статьи в газетах напечатаны, а отвечать  на
них я не собираюсь, это я вам уже объясняла. Какую еще помощь вы  хотите
мне предложить?
   В этот момент к прилавку наконец соизволила подойти сонного вида про-
давщица. Она встала прямо напротив Татьяны и стала с отсутствующим видом
ждать, чего пожелает покупательница.
   - Вот этот торт, пожалуйста, - попросила Татьяна, указывая пальцем на
яркую коробку.
   - Все? Или еще что-нибудь?
   Татьяна быстро окинула глазами прилавок. Сколько  всего  вкусного!  И
так всего хочется... Правда, если набрать все это, то нести будет  тяже-
ло, а врач велел воздерживаться от поднятия более чем двух  килограммов.
Ладно, цветную капусту она не возьмет, и шампиньоны тоже, но вот от  га-
вайской смеси она не удержится, это точно. И еще котлеты по-киевски, Ира
всегда их здесь покупает, они ужасно вкусные.
   Сложив покупки в пакет, она собралась выйти из магазина, когда  заме-
тила все того же журналиста, который терпеливо ее поджидал. Он вышел  на
улицу вместе с Татьяной.
   - Можно, я вас немного провожу? Или вы торопитесь?
   - Мне некуда торопиться, я же домохозяйка, на работу не хожу. А зачем
вам меня провожать?
   - Мне приятно беседовать  с  вами.  Вы  очень  неординарная  женщина,
Татьяна Григорьевна.
   - Хорошо, и о чем мы с вами будем беседовать?
   - О вас. Мне кажется, у вас наступил трудный период. Я не ошибаюсь?
   Она с удивлением взглянула на своего спутника. Приятное лицо,  внима-
тельные добрые глаза, бархатный голос. И выражение  безбрежной  доброты,
сочувствия и понимания. Неужели она действительно производит впечатление
несчастной?
   - Вы ошибаетесь. У меня замечательный период.  Ожидание  материнства,
творческий подъем - чего еще желать? Я абсолютно счастлива.
   - Ваши глаза говорят о другом.
   - Мои глаза говорят только о том, что мне тяжело ходить, но с этим  я
мужественно борюсь. Это проблема чисто физического порядка, и  потом,  я
надеюсь, она скоро закончится.
   Она засмеялась и переложила пакет из одной руки в другую.
   - Давайте я понесу, - спохватился журналист.
   - Не стоит, сумка не тяжелая.
   Некоторое время они шли молча, потом журналист заговорил снова:
   - Мне кажется, вам с вашим талантом должно быть очень трудно  сущест-
вовать в нашей жизни.
   - Вы это уже говорили, - заметила Татьяна, - в прошлый раз. Но  разве
у меня есть выход? Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова. Это
не мои слова, но я с ними полностью согласна. Я существую в той действи-
тельности, которая есть. Другой-то не будет.
   - Вы заблуждаетесь, - с горячностью возразил ее собеседник. - Возмож-
на совершенно другая жизнь, в которой вы будете творить свободно и неза-
висимо, и никто никогда не скажет о вас худого слова. Вас не будут обма-
нывать, вас не будут предавать, вам будут помогать растить  ребенка.  Но
самое главное - вы не будете одиноки, вы не почувствуете себя  покинутой
и никому не нужной. Вот о какой помощи я говорю.
   Татьяна остановилась и внимательно посмотрела на него.  Потом  слегка
улыбнулась.
   - Все это прекрасно. Но мне это не нужно.
   - Почему?
   - Потому что я и так свободна и независима. Потому что я не  одинока,
меня никто не обманывает и не предает. Что же касается  худых  слов,  то
это вещь абсолютно естественная" Нет людей, которых бы любили все  пого-
ловно, и обязательно найдется кто-то, кто говорит про  тебя  плохо,  так
что глупо пытаться этого избежать. И у меня нет ощущения, что я покинута
всеми и никому на этом свете не нужна. Не обижайтесь на меня. Я ценю ваш
порыв и благодарна вам за готовность помочь. Но мне все это не нужно.
   - Не отказывайтесь сразу, - попросил он. - То, что я  сказал,  звучит
не совсем обычно, согласен. Может быть, поэтому мои слова вызвали у  вас
реакцию отторжения. Но вы все-таки подумайте.
   - Хорошо, я подумаю - согласилась она исключительно из вежливости. Ей
не хотелось обижать этого славного человека, который так близко к сердцу
принял оскорбляющие ее публикации и от имени всех читателей обиделся  на
своих собратьев по перу.
   Оставшуюся часть пути до ее дома они прошли,  изредка  перебрасываясь
ничего не значащими фразами о современной журналистике и о  положении  с
печатными изданиями.
   - Знаете, когда я читал ваши книги, мне показалось, что вы  почему-то
очень не любите журналистов, - сказал он с улыбкой. - У вас иногда появ-
ляются персонажи, занимающиеся журналистикой, и все они  как  на  подбор
малосимпатичные. Это связано с вашим личным отрицательным опытом общения
с ними?
   - Ну что вы, я к журналистам прекрасно отношусь. Они же не  виноваты,
что в их профессии такие правила игры, и честно их соблюдают. Нельзя  же
обвинять врачей-гинекологов в убийствах только потому,  что  они  делают
аборты. Работа такая. Журналисты поливают людей грязью и публично стира-
ют их нижнее белье, потому что газета должна  приносить  прибыль,  иначе
она умрет. А приносить прибыль она может только тогда,  когда  ее  будут
активно покупать. Чтобы газету или журнал покупали, нужно, чтобы они бу-
доражили мысли и чувства максимально большого числа людей. А дальше  все
просто: каково население, такова и пресса. Если людей в данной стране  и
в данное время будоражат исключительно чужие прегрешения, если населению
хочется каждый день читать о ком-то, что он сексуальный извращенец, сво-
лочь, вор и взяточник, то нужно всего лишь пойти навстречу этим  пожела-
ниям, и все будет в порядке. Издание будут покупать, и оно будет  прино-
сить прибыль. Вот и все. Так что обижаться на них совершенно не за что.
   - Да, нелестное у вас мнение о нас, - покачал головой журналист. - Но
вы удивительно мудры, Татьяна Григорьевна. От вас даже  такое  выслушать
не обидно.
   - Мы пришли, - заметила Татьяна. - Спасибо, что проводили.
   - Вы обещаете подумать о том, что я сказал?
   - Обещаю, - быстро ответила она, чтобы отвязаться от него, и  тут  же
вошла в подъезд, чтобы он не успел попросить ее номер телефона  или  су-
нуть ей визитную карточку со своими координатами. Иначе как же он сможет
узнать о результатах ее раздумий?
   - Почему вы не докладываете мне о ходе комбинации с Томилиной? У меня
такое впечатление, что вы избегаете  разговора  на  эту  тему.  Возникли
трудности?
   - В некотором роде. Но я полагаю, они легко преодолимы.
   - Мне не нравится ваше настроение, и оптимизма вашего я не  разделяю.
В чем дело? Что с этой Томилиной не так?
   - Она отказывается от помощи. Я не понимаю, в чем дело. Все было  ра-
зыграно как по нотам, а она соскакивает.
   - Вот! Я так и знал, что ваш метод ни к чему хорошему не приведет! Вы
вечно гонитесь за какими-то новациями, витаете в  эмпиреях,  изобретаете
бредовые  теории,  придумываете  черт  знает  что,  вместо  того,  чтобы
действовать старыми проверенными методами. Надо было работать с ней  так
же, как со всеми, изучать личность, собирать сведения, знакомиться, вхо-
дить в доверие, а вы придумали какой-то идиотский литературный анализ  и
полагаете, что на его основе сможете выявить  личностные  характеристики
объекта. Не сможете! Я и раньше это подозревал, а теперь это  стало  для
меня абсолютно очевидным. Томилина оказалась совсем не такой,  какой  вы
ее себе нарисовали, и вся ваша схема на нее не действует.
   - Подождите...
   - Не прерывайте меня! Я ждал достаточно долго, пока полагался на ваши
заверения. Мы не можем упустить Томилину, потому что она с  ее  популяр-
ностью принесет нам огромные деньги. И я не желаю  слышать  ни  о  каких
затруднениях, которые у вас, видите ли, возникают. Вы дали мне гарантии,
и я их принял. Через два часа я жду от вас новую разработку. Никаких ли-
тературных портретов, никакой писательской зауми.  Мне  нужен  четкий  и
грамотный план действий, который в самое короткое время приведет Томили-
ну к нам. И не забывайте о главном: ребенка быть не должно. Ребенок  бу-
дет держать ее, ради него она будет терпеть все: и измены мужа, и одино-
чество, и все остальное, что вы там ей припасли. А без ребенка она наша.
Идите. И через два часа возвращайтесь с нормальным планом.
   Попытка выяснить при помощи Виктории  Улановой,  от  кого  в  частном
агентстве "Грант" идет утечка информации, пока не  привела  ни  к  чему.
Важно было даже не столько  "от  кого",  сколько  "к  кому".  Сотрудники
агентства сработали на совесть, и имя того, кто заказал  статью,  подпи-
санную "Е. Хайкина", стало известно. За этим человеком установили  круг-
лосуточное наблюдение с целью выявить, с кем из бывших гостей  программы
"Лицо без грима" он общается. Результат оказался ошеломляющим. Ни с кем.
Ни с кем, кроме одного-единственного гостя, имя которого не фигурировало
в списке Александра Уланова. Иными словами, именно этот гость был  чело-
веком, за показ передачи с участием которого деньги не вымогались. Руко-
водитель какого-то странного благотворительного фонда помощи людям,  по-
павшим в кризисную ситуацию. Ни один из "оплаченных" гостей  передачи  в
поле зрения так и не попал. А ведь их было никак  не  меньше  пятидесяти
человек. Так что контакт заказчика статьи с человеком из фонда можно бы-
ло считать чистым совпадением, случайностью.
   Первое, что приходило в голову: Уланов назвал не всех. Или просто за-
памятовал (что и не мудрено при таком количестве "оплаченных"),  или  не
назвал этого человека умышленно. Почему? Это  необходимо  было  выяснить
как можно скорее.
   Несмотря на то, что Александр Уланов во время последней  встречи  был
достаточно откровенен, Настя все время чувствовала, что он  рассказывает
не все. Известие о том, что никакого наемного убийцы не было и его прос-
то-напросто обманули, подействовало на  него  достаточно  сильно,  чтобы
заставить продиктовать список тех, за кого Андреев брал деньги. Но  было
чтото еще, о чем Уланов умолчал, в этом Настя не сомневалась. Именно по-
этому не задала ему всех вопросов, которые наметила себе, когда  готови-
лась к беседе. Не задала, потому что поняла: только перед  лицом  неожи-
данности Александр Юрьевич может растеряться и начать говорить то, о чем
хотел бы умолчать. А поскольку сказал он явно не все, нужно оставить ка-
кие-то козыри про запас, чтобы выложить их в нужный момент.
   В последние дни Настя почувствовала, что стала соображать  медленнее.
Наверное, сказывалась усталость, ведь она постоянно ездила по вечерам  к
Алексею в Жуковский, и вставать приходилось ни свет ни заря, чтобы к де-
сяти поспеть на работу. За это время она трижды оставалась в больнице на
ночь, дежуря возле свекра, который перенес операцию не очень хорошо и до
сих пор находился под капельницей. К выяснению отношений они с мужем так
и не приступили, делая вид, что ничего не случилось и что самое  главное
сейчас - это здоровье его отца, а все остальное можно отложить на потом.
   Трясясь утром в переполненной электричке, Настя с трудом  боролась  с
дремотой, заставляя себя принять решение: поговорить сначала с  Улановым
или попробовать познакомиться с некоей  гражданкой  Лутовой,  к  которой
Александр Юрьевич, как стало известно, наведывался в гости. Если  Лутова
вовсе не та женщина, ради которой он развелся, то что между ними  вообще
может быть общего? Это и был один из тех вопросов, которые Настя собира-
лась ему задать, но воздержалась, оставив для следующего раза.
   Когда поезд прибыл на вокзал, решение созрело. Она поедет к  Лутовой.
Как знать, может быть, эта дама знает что-то интересное.
   Валентину Петровну Лутову Настя отыскала в детском саду, где та рабо-
тала воспитательницей. Окруженная галдящей и носящейся вокруг  малышней,
стройная невысокая Валентина издали показалась Насте совсем молоденькой,
и только подойдя ближе можно было разглядеть множество мелких  морщинок,
опутавших ее приветливое улыбчивое лицо.
   - Уланов? - с искренним удивлением переспросила Лутова. - Нет, я  его
не знаю.
   - Но ведь он бывал у вас дома. Как же вы можете его не знать?
   - Наверное, он приходил к мужу. Знаете, мы с бывшим мужем все еще жи-
вем вместе, никак не разъедемся. У него своя жизнь, к нему какие-то люди
приходят, но он меня с ними не знакомит.
   - Трудно, наверное, с разведенным супругом под одной крышей существо-
вать, - сочувственно сказала Настя.
   Лутова на секунду отвернулась, а когда снова  встретилась  глазами  с
Настей, губы ее дрожали, лицо как-то сразу обмякло, обвисло и стало  ка-
заться совсем старым.
   - Я ничего не могу с этим поделать. Даже к колдуньям ходила, к  воро-
жеям всяким: порчу снимала. Да все без толку. Как  приворожил  он  меня.
Помыкает мной как хочет, а я слова не смею ему сказать. Если бы вы  зна-
ли, как я измучилась! Одна колдунья была хорошая, Инесса, очень мне  по-
могла, я даже на развод смогла подать, сил хватило. А как она  умерла  -
так все снова началось. Может, вы знаете, отчего так бывает,  а?  Зельем
он меня, что ли, опоил?
   По ее лицу потекли слезы, но она не отворачивалась и продолжала смот-
реть на Настю с выражением мольбы и надежды.
   - Видите, я совсем самолюбие потеряла, каждому готова рассказывать, у
каждого совета просить. Вдруг кто поможет? Сама я не  могу...  Когда  не
вижу его, кажется, убить готова. А как встречусь с ним, так сил нет соп-
ротивляться. Я ведь даже фотографию его с собой до сих пор  ношу.  Давно
уже положила ее в портмоне, лет десять назад. После развода хотела  выб-
росить и не смогла. Достала ее, собралась порвать на кусочки, а он смот-
рит на меня с фотографии такими добрыми глазами и улыбается  так  ласко-
во... Руки сами собой опустились. Так обратно и положила.
   Да, именно об этом рассказывала Насте Татьяна. Слово в слово. Все это
было в записях Пашковой.
   - Можно мне взглянуть?
   - Ради Бога.
   Валентина всхлипнула и отошла в угол комнаты за сумочкой. Достала  из
кожаного портмоне фотографию и протянула Насте. Человек на снимке  пока-
зался ей совсем обычным. Ну разве что череп абсолютно  лысый.  А  взгляд
действительно добрый, и улыбка ласковая. Ничего демонического в  нем  не
было. А вот привлекательность была, это точно. И холодный объектив фото-
камеры не смог уничтожить природное обаяние, присущее этому человеку.
   - Чем занимается ваш муж? Кто он по профессии?
   - Да актер он. Погорелого театра. Всю жизнь в статистах ходил, а  те-
перь вообще неизвестно чем занимается. Не понимаю, на  какие  деньги  он
живет. Но у меня не просит, и на том спасибо.
   - Как вы думаете, какие общие дела могли быть у вашего мужа и у веду-
щего телевизионной передачи? - спросила Настя, чувствуя острую жалость к
этой симпатичной женщине, которая не умела противостоять личному обаянию
и магнетизму своего бывшего супруга.
   - Понятия не имею. Мне вопросы задавать не разрешается.
   - А вы пытались?
   - Конечно. Сколько раз спрашивала, где он работает, чем на жизнь  за-
рабатывает. Без толку.
   - Что, не отвечает?
   - Отвечает. Только так, что лучше бы вообще не отвечал. Грубит, изде-
вается. Сделал из меня дармовую домработницу.
   - Почему же вы терпите это?
   - А что мне делать? Выгнать его? У нас квартира общая, мы оба  в  ней
прописаны. И потом...
   Она замолчала и судорожно отерла слезы платочком, который достала  из
кармана брюк.
   - Вы не представляете, какой он. Ругается, грубит, даже руку на  меня
поднимал, случалось. А потом попросит чаю, выпьет, чашку поставит и ска-
жет: "Спасибо, Валюшенька. Что бы я без тебя делал,  родная  моя?"  Руку
мою возьмет, прижмет к щеке, поцелует. И так посмотрит, что я  для  него
под поезд готова броситься.
   "И так посмотрит... И так посмотрит..." -  твердила  мысленно  Настя,
возвращаясь на Петровку. Можно ли считать  эту  женщину  глупой  и  без-
вольной? В первый момент именно так и хочется думать о ней. Но уже через
десять секунд Настя вспоминала генерала Заточного и приходила к  выводу,
что сама она ничем не отличается от Лутовой. Ведь она тоже не может ни в
чем отказать Ивану Алексеевичу. Она тоже не может противостоять  теплому
взгляду его желтых тигриных глаз. Она тоже не может на  него  сердиться,
хотя в глубине души считает, что он не прав и поступает с ней несправед-
ливо. Наверное, это и есть тот самый личный магнетизм,  некое  свойство,
делающее человека невероятно притягательным,  обаятельным  и  вызывающим
доверие. Разница только в том, что Иван Алексеевич  не  пользуется  этим
своим качеством во зло,  а  господин  Лутов  ведет  себя  разнузданно  и
по-хамски, самодовольно радуясь, что измученная жена не дает ему отпора.
   Встреча с Валентиной Петровной ничего интересного Насте не  принесла,
придется снова беседовать с Улановым и спрашивать его, кто такой Лутов и
какие дела их связывают. Вопрос на самом деле совершенно нейтральный и к
следствию по делу об убийстве Андреева и Бондаренко отношения  не  имею-
щий, но для раскачки вполне подойдет. Вообще дело  это  какое-то  сомни-
тельное и странное. Кто бы мог подумать, что появление Игоря Лесникова у
нее в кабинете вызовет целый поток любопытнейших историй про измены Вик-
тории и про наемного убийцу. Вполне вероятно, что и  невинный  вопрос  о
Лутове спровоцирует очередную порцию признаний. Логики во всем этом  нет
никакой, так что придется действовать по наитию.
   С убийства сотрудников телевидения Настя  мысленно  переключилась  на
другое убийство, с которым тоже никакого существенного движения не  наб-
людалось. Благодаря Татьяне она теперь знает, или приблизительно  предс-
тавляет, что произошло в доме у супругов Готовчиц. Поскольку Юлия  Нико-
лаевна мертва, ответить на вопрос точно вряд ли кто-то сможет,  так  что
остается лишь строить предположения. Итак,  что  случилось  такого,  что
заставило депутата Готовчиц нанять частных детективов для слежки за  му-
жем? В квартиру кто-то влез, ничего на первый взгляд не украл, но муж  с
этого момента потерял покой. Постоянно запирался в своем кабинете и, ес-
ли не вел прием, рылся в бумагах. Перекладывал их с места  на  место,  с
полки на полку, из ящика в ящик, перебирал по листочку. Борис Михайлович
осунулся, почти не спал, плохо ел, стал  раздражительным  и  даже  начал
покрикивать на жену. На прямо поставленные вопросы о криминальных источ-
никах дохода не отвечал ничего определенного. А Юлия Николаевна известна
своей принципиальностью и добропорядочностью. Лучше она узнает  неприят-
ную правду, чем будет жить рядом с преступником.
   Но никакой неприятной правды она узнать не могла. Почему же ее убили?
   Пойдем с другой стороны, поскольку с этой подход  затруднен.  Сначала
кто-то забрался в квартиру Инны Пашковой и тоже, кажется, ничего с собой
не унес. Потом кто-то (тот же самый или другой?) пришел к  Инне  и  стал
требовать назвать какое-то имя. Непонятно, назвала она его или нет.  Те-
перь уже спросить не у кого. После того,  как  точно  таким  же  манером
кто-то навестил Готовчица, психоаналитик запаниковал, ибо  видел  своими
глазами, к чему это может привести. Примем на  веру  его  утверждение  о
том, что за ним следили. Судя по количеству следящих, это были не только
"наружники", выполняющие задание министерства, а также  посланные  женой
частные сыщики. Вероятно, Готовчиц прав, и люди, залезшие в его  кварти-
ру, тоже поучаствовали на каком-то этапе в этом празднике всеобщего над-
зора. Вот они-то как раз и узнали,  что  Юлия  Николаевна  обратилась  к
частному сыску. И в какой-то момент она стала им мешать.
   А что? Идея сама по себе неплохая. Не те люди, с которыми контактиро-
вал Готовчиц, причастны к убийству его жены, а совсем другие, о  сущест-
вовании которых он даже и не подозревает, которых никогда не  видел,  но
которых безумно боится. Те, которые убили Инну Пашкову.
   Настя схватилась за голову. Боже мой, сколько усилий потрачено на от-
работку всех, кто был  упомянут  в  отчетах,  представленных  агентством
"Грант" заказчице Юлии Николаевне! А они тут вообще ни при чем...
   Стоп, сказала она себе. Как это "ни при чем"? Юлию  Николаевну  убили
именно из-за того, что она имела дело с агентством. Это  совершенно  не-
сомненно, иначе не погиб бы Дима Захаров.
   Тогда остается только один вариант. Самый нелогичный и  необъяснимый,
но единственный.
   Татьяна заявила Ире, что плохо себя чувствует и просит  не  оставлять
ее одну. Ирочка переполошилась, заохала, заахала  и  собралась  вызывать
врача, но Татьяна ее отговорила, невинно солгав, что с утра уже посетила
женскую консультацию, и врач ее смотрел и велел по возможности не  оста-
ваться без присмотра. Поскольку утром Ира крепко  спала  и  встала  лишь
около полудня, она не могла знать, что на самом  деле  Татьяна  выходила
только в магазин за мороженым.
   - Конечно, я никуда не пойду, - с готовностью согласилась Ира. -  Ни-
чего страшного, если мы с Андреем один день не увидимся.
   Татьяна открыла было рот, чтобы сказать, что жених может  и  в  гости
зайти, уже пора, но удержалась. Пока  Стасов  не  выяснит,  что  это  за
"Бентли-Континенталь", который умеет с одного взгляда определить женский
костюм от Версаче, лучше воздержаться от встречи с ним.
   Настроение у нее было отличное, работа над книгой шла легко и достав-
ляла истинное удовольствие, и даже тревога, оставшаяся  после  утреннего
разговора с мужем, не могла омрачить эту радость. В  конце  концов,  все
выяснится, они узнают, зачем Ирочкин жених обманул ее, и все встанет  на
свои места. Правда, интуиция Татьяне подсказывала, что родственнице при-
дется распрощаться с розовыми мечтами о скорой свадьбе и еще более близ-
ком отдыхе на Майами-бич, и она уже заранее сочувствовала Ирочке и снова
начинала чувствовать себя виноватой. История с рестораном могла быть ду-
рацкой шуткой только в одном случае: если Иришкин банкир знаком с Марга-
ритой и знает о том, что она купила себе такой костюм. Но сюда  требова-
лись и привходящие обстоятельства. Например, он должен был знать, в  ка-
ком пиджаке и какой сорочке был в тот день Стасов и даже какой  зажигал-
кой он пользуется. Можно, конечно, представить себе такую картинку: бан-
кир Андрей, будучи знакомым Маргариты Мезенцевой и зная о том,  что  она
купила себе дорогущий костюм, случайно видит  где-то  того  человека,  в
семье которого живет его невеста. Видит, скорее  всего,  днем  где-то  в
официальном месте. Может быть, Стасов с кем-то приходил в  его  банк,  а
может быть, сам Андрей по каким-то делам оказался в том месте, где рабо-
тает Владислав. Или просто увидел его на улице. И  решил  придумать  ма-
ленькую гадость.
   Но это говорит о двух вещах, и обе они не радуют. Во-первых, он дурак
и мелкий мерзавец. А во-вторых, для того, чтобы придумать такую гадость,
он должен был знать, что Стасов когда-то был мужем Маргариты. Почему  же
в разговорах с Ирочкой он ни разу не дал понять, что знает об этом?  Чем
больше Татьяна размышляла над всем этим, тем меньше ей нравилась  ситуа-
ция и тем сильнее корила она себя. Как можно было так невнимательно  от-
нестись к новому знакомству Ирины? Непростительное  легкомыслие.  В  ре-
зультате в доверие молодой женщины втерся (об этом можно с  уверенностью
судить по ее светящимся счастьем глазам) проходимец,  пытающийся  разру-
шить нормальную семейную жизнь Стасова.
   Версий здесь может быть множество, и Татьяна,  как  человек  опытный,
недостатка в них не испытывала. Кто-то, кто раньше попадался Стасову  на
пути, когда тот еще работал в уголовном розыске. Человек ушел от  право-
судия (а может быть, и не ушел, отсидел и вернулся), стал  преуспевающим
бизнесменом, раскатывает на машине неимоверной стоимости, и в один прек-
расный момент решил поквитаться с тем, кто попортил ему  столько  крови.
Нет, не получается. Стасов его видел и не узнал. Вносим поправку:  решил
поквитаться и нанял для этой цели роскошного красавца.  Молодой  женщине
голову заморочим и бросим, нанеся неизгладимую душевную травму,  мужа  с
женой рассорим и будем гадко подхихикивать из-за угла, глядя  на  разру-
шенный семейный очаг.
   Вообще-то не по-мужски это. Такая месть больше  подходит  женщине.  А
почему бы и нет? Разве мало мы знаем женщин-преступниц,  да  таких,  что
иным мужикам с ними не тягаться. Из собственной практики Татьяна  знала,
что мужчина-преступник почти всегда остается мужчиной, в том смысле, что
какие-то понятия о благородстве и чести, пусть и искаженные, у него есть
и он им следует, даже когда совершает преступление. Что же касается жен-
щин, то если они принимают решение идти по криминальному пути, это порой
приводит к таким "вершинам низости", что вам и не снилось.  Когда  мстит
мужчина, он обычно старается лишить обидчика денег или жизни. В  крайнем
случае, опорочить доброе имя. Когда мстит женщина, она, как правило, на-
целивается в первую очередь на любовь. На счастье,  на  семейную  жизнь.
Интересно, встречались ли Стасову такие женщины, которые могли бы  захо-
теть отомстить ему?
   Эти мысли существовали как бы сами по себе, не мешая Татьяне набирать
текст книги на компьютере. Она  давно  уже  научилась  совмещать  работу
творческую с работой служебной таким образом, чтобы обе линии  размышле-
ний существовали параллельно, не мешая друг другу. Ира на кухне возилась
с обедом, стараясь производить как можно меньше шума, ибо к писательским
трудам Татьяны относилась с благоговением. По квартире постепенно начали
расползаться упоительные запахи, источаемые очередным кулинарным  шедев-
ром. Периодически звонил телефон, но Татьяна не  отрывалась  от  работы,
предоставляя Ирине отвечать на звонки.
   - Таня, иди обедать! - позвала Ирочка.
   Татьяна дописала фразу до точки, быстро пробежала  глазами  последний
абзац и вышла из комнаты.
   - Звонила Настя, спрашивала, может ли прийти к нам сегодня. Я  сказа-
ла, что может, потому что ты вроде никуда не  собираешься.  Я  правильно
сказала? Или нужно было тебя позвать к телефону?
   - Все правильно, - кивнула Татьяна. - А  что  у  нее  случилось?  Или
просто так, визит вежливости?
   - Не знаю. Но голос у нее был озабоченный.
   - А кавалер твой звонил? - осведомилась Татьяна.
   - А как же, - Ира лучезарно улыбнулась. - Ужасно расстроился, что  мы
сегодня не увидимся. Ничего, пусть делами позанимается,  впереди  выход-
ные, еще успеем побыть вместе.
   Татьяна рассеянно доела какое-то экзотическое блюдо,  в  котором,  по
уверению Иры, была немыслимая куча витаминов, полезных для беременных, и
снова вернулась к работе. Как вовремя случились все эти статьи в газетах
и журналах! Если бы не они, ей бы в голову никогда  не  пришло,  что  со
страниц своих книг можно и нужно разговаривать со своими читателями, по-
тому что те, кто читают ее постоянно и кому нравятся ее книги,  являются
никем иным как ее друзьями, и с ними просто нельзя не поделиться и свои-
ми радостями, и своими печалями, и своими раздумьями. Рассказать им  хо-
роший анекдот и порадоваться их смеху.  Посетовать  на  несправедливость
жизни и встретить в них понимание и сочувствие. В тот момент, когда  она
поняла, что писать книги можно и так, ей сразу стало легко, и недописан-
ная повесть, лежавшая в столе мертвым грузом, вдруг ожила и  стала  дви-
гаться дальше.
   Она не замечала, как идет время, и очень удивилась, когда пришла Нас-
тя и оказалось, что уже половина девятого вечера.
   - Вот славно, как раз к ужину! - радостно воскликнула Ира.
   Однако Татьяна тут же остудила ее порыв, заявив, что ужинать они  бу-
дут попозже, а сейчас им с Настей надо поговорить. Ира огорченно  вздох-
нула и ушла в свою комнату. Настя тут же залезла с ногами на мягкий  ди-
ван. Она еще в прошлый раз облюбовала себе  это  место,  здесь  ей  было
удобно и уютно.
   - Как книжка? Пишется? - спросила она.
   - Представь себе, пишется, хотя жизнь этому упорно препятствовала,  -
пошутила Татьяна.
   - Каким образом?
   - А ты разве не знаешь?
   - О чем? - непонимающе спросила Настя. - Что ты имеешь в виду?
   - Я имею в виду  тот  позор  и  поношение,  которому  меня  подвергли
средства массовой информации.
   - Ты имеешь в виду ту пакость, которую мы вместе читали?
   - Да что ты! Это был маленький такой, нежненький  цветочек.  А  потом
как пошли ягодки - одна другой увесистей, размером с арбуз. Ты что, Нас-
тюшка, правда не знаешь?
   - Да честное слово! Впервые слышу. Я же газеты не читаю.
   - Как, вообще не читаешь? - изумилась Татьяна.
   - Крайне редко, по большим праздникам.
   - Ну, тогда ты многого себя лишаешь. Неужели тебе  не  интересно  уз-
нать, что министры берут взятки или, например, не платят налоги, или по-
купают по десять квартир и по двадцать дач?
   - Не-а, не интересно. Так что там в газетах о тебе написано?
   - Написано, что я бесталанная графоманка, что  я  Оболваниваю  своими
окололитературными писаниями наше несчастное затюканное  население,  тем
самым лишая его прекрасной и светлой русской культуры. Что я получаю  за
свои книги огромные гонорары. Что меня заклеймила вся  писательская  об-
щественность, собравшаяся на заседание Совета по культуре при Президенте
России. Ты представляешь, какая честь мне оказана? В России сотни  самых
разных писателей, но заклеймили одну меня. Только я удостоилась.
   Настя слушала ее, приоткрыв рот и не веря собственным ушам.
   - Не может быть, Таня. Ты меня  разыгрываешь,  -  наконец  произнесла
она, обретя дар речи.
   - Да ни капельки, - Татьяна весело расхохоталась. - Все так  и  было.
Более того, меня активно пытаются рассорить со Стасовым.
   - Кто пытается?
   - Не знаю. Стасов сейчас это выясняет. При такой  ситуации  я  должна
была бы по идее или руки на себя наложить, или начать пить, или  уйти  в
монастырь. Но я  же  настоящая  русская  баба,  меня  голыми  руками  не
возьмешь. Поплакала я, поплакала, а потом поняла, что надо делать, и се-
ла за компьютер. И все как рукой сняло.
   - Господи, да чем же ты так насолила журналистам, что они на тебя на-
кинулись?
   - Понятия не имею. Вроде мы с ними не ссорились. Правда, к их  чести,
должна сказать, не все считают меня полной идиоткой. Нашелся один такой,
который предлагал мне опубликовать материал, в  котором  восстановил  бы
мою поруганную репутацию и реабилитировал бы мое честное имя.
   - Ну и?..
   - И ничего. Я отказалась. Надеюсь, уж тебе-то не надо объяснять,  по-
чему.
   - Не надо, я понимаю. Ты думаешь, он действительно тебе сочувствовал?
Или подозреваешь, что это обычные газетные игрища: вы пишете так,  а  мы
напишем эдак, вы с нами конкурируете, а мы выскажем противоположную точ-
ку зрения. Нет?
   - Да Бог его знает, Настюшка. Все может быть. Но вообще-то этот  жур-
налист симпатичный дядька, очень доброжелательный, умеет  сочувствовать,
сопереживать. И глаза у него добрые.
   - Ага, - тихонько пробормотала Настя, - глаза добрые, а череп лысый.
   Она сказала это совсем тихо, просто мысли вслух.  Вспомнила  виденную
утром фотографию мужа Лутовой. И не поняла,  почему  Татьяна  вдруг  так
напряглась. Глаза ее сузились, губы сжались.
   - Откуда ты знаешь? - спросила она жестко.
   - Что знаю?
   - Что череп лысый.
   - Ничего я не знаю. Ты о чем?
   - А ты?
   - Я сегодня встречалась, между прочим, с гражданкой  Лутовой.  С  той
самой, которая ходила на колдовские сеансы к твоей  убиенной  Инессе.  У
меня с Улановым возникли сложности, и я решила побеседовать с его знако-
мой в надежде выяснить какие-нибудь пикантные  подробности,  на  которых
его можно зацепить в разговоре. Оказалось, что Лутова с  ним  вообще  не
знакома и Уланов приходил в гости не к ней, а к ее бывшему мужу. Они  же
продолжают жить вместе.
   - Да, я помню, - кивнула Татьяна. - Продолжай.
   Голос ее был сухим и холодным, и в этот момент она  показалась  Насте
такой чужой, что даже неприятно стало.
   - Тань, расслабься, ты не на работе, - сказала она.
   Татьяна глубоко вздохнула, зажмурилась и потрясла  головой.  Лицо  ее
расслабилось, губы дрогнули в улыбке.
   - Извини, Настюша. Рефлекс сработал, как у охотничьей собаки. Расска-
зывай дальше.
   - А дальше ничего и не было. Валентина  Петровна  жаловалась  мне  на
жизнь и на то, что не может избавиться от эмоциональной  зависимости  от
мужа. Одним словом, все то же самое, что было в записях Инессы и что  ты
мне пересказывала. Даже, говорит, фотографию его выбросить не могу,  так
и ношу с собой в сумочке. И показала мне фотографию  этого  грандиозного
Лутова, который ею  помыкает  и  всячески  ее  унижает.  Ты  знаешь,  он
действительно чертовски обаятелен. Причем это обаяние не самца, а именно
человека, личности. Оно действует одинаково и на мужчин,  и  на  женщин.
Ему хочется верить, за ним хочется пойти на край  света.  Хочется  вести
себя так, чтобы заслужить его одобрение. Представляешь, каков он в  жиз-
ни, если даже черно-белая фотография производит такое впечатление?
   - Кажется, представляю, - задумчиво сказала Татьяна. - И что, у  него
череп лысый?
   - Абсолютно. Как биллиардный шар.
   - А кто он по профессии?
   - Лутова говорит, что он актер второго плана, но какое-то время назад
ушел со сцены. Чем муж занимается сейчас, она не знает.
   - Прелестно. По-моему, ты измаялась без сигарет. Закури, не мучайся.
   - Не надо, Таня, я потерплю, - смущенно ответила Настя. - При тебе не
буду.
   - А мы выйдем в лоджию, на улице совсем тепло. Пойдем, Настюшка, пой-
дем, ты закуришь, а я тебе кое-что интересное расскажу.
   Татьяна сделала выразительный жест в сторону кухни, и  Настя  поняла,
что она не хочет, чтобы их разговор слышала Ира. Двери-то между кухней и
гостиной не было. А Ирина, пережив  пятиминутное  огорчение,  уже  давно
вышла из своей комнаты и снова принялась хлопотать у плиты.
   Они вышли на большую застекленную лоджию, где стояли три стула и  не-
большой овальный плетеный столик. Татьяна отдернула жалюзи и  распахнула
створку окна.
   - Можешь спокойно курить, пепельница на подоконнике. Для начала сооб-
щу тебе, что тот самый добрый журналист имеет абсолютно лысый  череп.  И
если быть объективной, то нужно признать, что  он  чертовски  обаятелен.
Так и хочется ему верить. Жаль только; имени я его не  знаю.  Специально
не спрашивала, чтобы не углублять знакомство. Хотела побыстрее  от  него
отделаться. Но одну любопытную вещь он мне успел сказать.
   - Какую?
   - Он мне предлагал совершенно другую жизнь, в которой меня  не  будут
обижать и унижать... И так далее. Знаешь, я сразу как-то не вникла в си-
туацию, мне, честно говоря, не до него было. Мысли вокруг другого крути-
лись. А сейчас я сообразила. В первую нашу с ним встречу он  мне  принес
все эти публикации, в которых меня поливали грязью, и предложил ответить
на них. А сегодня утром он напирал на то, что в этой другой жизни  я  не
буду чувствовать себя обманутой и покинутой. Понимаешь? Обманутой и  по-
кинутой. Какое отношение это имеет к тем публикациям? Никакого. И теперь
я понимаю, что он все знал.
   - Господи, да что он знал? - в нетерпении спросила  Настя,  судорожно
стряхивая пепел. - Говори толком.
   - Он знал, что Ира собирается замуж и скоро нас покинет. Он знал, что
у меня и Стасова сейчас трудный период, Лиля нервничает в преддверии по-
явления маленького ребенка, который отнимет у нее  отцовскую  любовь,  и
Стасов собирается ехать с ней на юг. Более того, с ними вместе поедет  и
Маргарита, потому что об этом просит Лиля, а своей любимой дочери Стасов
отказать не может. И еще более того, поступила  информация  о  том,  что
Стасов не проводит все вечера с плачущей Лилей, а ходит по ресторанам  в
обществе Маргариты, одной из первых красавиц в  мире  российского  кино.
Согласись, ситуация для меня не из самых простых. И  журналист  все  это
знал. Вопрос: откуда?
   - Подожди, Таня, я ничего не понимаю. Насчет Лили - это правда?
   - Правда. А чему ты удивляешься? Это совершенно естественная  реакция
ребенка, двое из каждых трех детей относятся к появлению братьев и  сес-
тер именно таким образом. К этому надо быть готовым, особенно когда дети
появляются в разных браках.
   - А насчет Стасова и Маргариты?
   - А вот это вранье. Причем состряпанное  достаточно  ловко.  То  есть
настолько ловко, что оно прошло бы без сучка и без задоринки, если бы  у
меня был другой характер. Есть люди, которые годами мучаются подозрения-
ми, терзаются, сходят с ума, но никогда  не  спрашивают  напрямую.  Хуже
всего, что такие люди готовы верить первому встречному, который  доносит
до  них  отрицательную  информацию.  И  не  готовы  верить  тому,  кого,
собственно, эта информация порочит. К счастью, у меня другой характер. Я
вообще никогда ничему не верю, я все выясняю и подпираю доказательствен-
ной базой. Наверное, это профессиональная деформация. Поэтому я не стала
долго страдать, а просто спросила у Стасова, был ли он в указанном месте
в указанное время с указанной спутницей. И мы очень быстро выяснили, что
это ложь. Кто-то хочет нас поссорить.
   - Кто?
   - Не знаю.
   - Как это ты не знаешь? А кто тебе сказал об этом?
   - Ирочкин жених. И не мне сказал, а ей. Это уж она потом мне  переда-
ла, вся трясясь от негодования. Но я вполне допускаю,  что  этот  "Бент-
ли-Континенталь" просто исполнитель чужой воли. У него может и  не  быть
собственного интереса. Ему поручили - он сделал.
   Настя некоторое время молча курила, глядя через плечо Татьяны в серое
темнеющее небо.
   - Как все похоже, - тихо сказала она наконец, - как все похоже.  Вок-
руг тебя выстраивают ситуацию, которая делает  твою  жизнь  невыносимой.
Все вокруг рушится, все, что еще вчера казалось надежным  и  незыблемым,
сегодня оказывается хрупким и ложным. И в этот тяжелый для  тебя  момент
рядом оказывается обаятельнейший человек  с  добрыми  глазами,  ласковой
улыбкой и протянутой рукой помощи. А теперь послушай еще  одну  историю,
которую я тебе расскажу. Жил-был тележурналист, талантливый, преуспеваю-
щий. Не особенно, правда, чистоплотный, но это отношения к делу не  име-
ет. У него была любимая жена и любимая работа. И вдруг в один прекрасный
день все это начало рушиться прямо на глазах...