ГЛАВА 12

   Уже третий день утро для Наташи начиналось совсем не так, как на про-
тяжении шести лет оно начиналось в больнице. Не было врачебного  обхода,
а перед ним - невкусного, но ставшего привычным завтрака, состоящего  из
жидкой каши и чая. Третий день подряд она просыпалась одна в  просторной
комнате, напоминающей больничную палату, и сразу же ее  кормили  завтра-
ком, а потом начинались занятия. Еда была вкусной, но  непривычной,  чу-
жой, Наташа даже не всегда знала, как называется то, чем ее кормят.
   Последнее, что  она  помнила  из  прежней  жизни,  была  прогулка  по
больничному парку с Михаилом Александровичем, новым врачом. Они провожа-
ли какого-то смешного толстого дядьку к зданию архива, потому что он то-
ропился и боялся заблудиться. А потом сразу началась ЭТА жизнь, и нрави-
лась она Наташе куда больше, чем ТА. Если бы не одно "но".  Сестра  Ира.
Она же с ума сходит, гадая, куда делась Наташа. И малыши тоже, наверное,
скучают без нее. А в остальном ЭТА жизнь полностью девушку устраивала.
   В первый раз она очнулась в какой-то машине и поняла,  что  лежит  на
каталке. Сидящий рядом с ней человек тут же  заметил,  что  она  открыла
глаза, сказал что-то ласковое и успокаивающее и быстро сделал  ей  укол,
от которого Наташа снова впала в забытье. Второй раз она пришла в себя в
самолете. Рядом был все тот же человек, который тут же достал  шприц.  А
потом все время была эта комната и вежливые молчаливые люди, которые  ее
обслуживали. Почему-то никто из них с ней не разговаривал. За исключени-
ем двоих - того человека, который был рядом с ней в машине и в самолете,
и Мирона. Но то, что они ей говорили, устроить  семнадцатилетнюю  Наташу
Терехину никак не могло.
   - Теперь все в твоих руках, девочка. Покажи нам, на что ты  способна,
и мы обещаем устроить тебе самую лучшую жизнь, которая  вообще  возможна
при твоей болезни.
   - Что я должна вам показать? На что я способна? Я же инвалид.
   - Ты - вундеркинд, хотя мало кто это понимает. Твое больничное  окру-
жение просто не могло оценить твои способности. Я  не  могу  и  не  хочу
объяснять тебе детали, но чем лучше ты покажешь себя,  тем  лучше  будет
твоя дальнейшая жизнь. Запомни это.
   - Вы меня похитили? - спросила она тогда, в первый же день.
   - Разумеется. Но не нужно грубых слов, Наташенька. Мы, другими слова-
ми, увезли тебя и поместили в более комфортные и  подходящие  для  твоей
необыкновенной головки условия. Но в одном ты права: мы никого не стави-
ли об этом в известность и разрешения не спрашивали.
   - Зачем вы меня похитили? Вы хотите получить выкуп?
   - Да Бог с тобой! - расхохотался мужчина. Наташа уже знала, что зовут
его Василием. - Какой выкуп, что ты? Что с твоей сестренки взять?  Метлу
старую или лопату?
   - Но разве меня не будут искать? - растерялась Наташа.
   - А это тоже зависит только от тебя. Как ты поведешь дело, так оно  и
обернется. Сейчас тебя, конечно, ищут, но могут и перестать искать в лю-
бой момент, если ты этого захочешь. Впрочем, лично для меня это никакого
значения не имеет. Пусть ищут. Все равно здесь тебя никто не найдет.
   - Где я? - спросила она чуть слышно. - Куда вы меня привезли?
   - Ну вот, - вздохнул Василий, - а мне говорили, что ты такая толковая
девочка. Какой смысл задавать вопросы, на которые тебе все равно не  от-
ветят? Нет смысла, - сам же и подвел он итог. - А стало быть, и не спра-
шивай. Подумай и реши, что для тебя лучше: чтобы тебя  искали  или  нет.
Предупреждаю сразу, результат будет один и тот же. Тебя  не  найдут.  Но
можно сделать хотя бы так, чтобы твоя сестра не волновалась и не  предс-
тавляла в своем воображении страшные сцены. Ты ведь беспокоишься о своей
сестре, правда? Наташа молча кивнула. Пока ей еще не было страшно, пото-
му что она не могла себе представить, зачем, для  чего,  с  какой  целью
кто-то мог причинить ей зло. Этот Василий сам  только  что  сказал,  что
взять с Иры нечего, кроме старой метлы, значит, ни о каком выкупе, ни  о
каких деньгах речь идти не может, и, стало быть, ни убивать ее, ни отре-
зать ей пальцы и уши, чтобы послать сестре в виде устрашения,  никто  не
станет. Из больничных разговоров, телевизионных  передач  и  книжек  она
знала, что иногда девушек похищают, чтобы продать их за границу  в  пуб-
личные дома, но для этого она не годится. И убивать ее  ради  внутренних
органов для трансплантации тоже бессмысленно, в  ее  теле  в  буквальном
смысле слова живого места нет. Иными словами, перебрав в голове все воз-
можные причины, по которым ей могли бы причинить телесный ущерб или даже
убить, семнадцатилетняя Наташа Терехина пришла к выводу, что ничего осо-
бо страшного ей не грозит. После шести лет, проведенных в одной и той же
больнице, перемена обстановки казалась ей даже интересной. Хоть какое-то
приключение в ее беспросветной жизни закованного в корсет  инвалида.  Но
две вещи ее все-таки беспокоили. Сестра Ира. Как она там? С ума  сходит,
наверное. И еще: что делать, если ей понадобится медицинская  помощь?  В
больнице все до единого врачи и сестры наизусть знали,  какие  лекарства
можно и нужно давать Наташе, когда у нее случаются сильные боли или сер-
дечный приступ, а какие  препараты  давать  категорически  запрещено.  А
здесь? Знает ли об этом кто-нибудь? Не получится ли так, что при  первом
же приеме лекарств Наташа просто умрет, задохнувшись от отека, вызванно-
го сильнейшей аллергией? Поэтому первым принятым ею после похищения  ре-
шением было решение не принимать никаких лекарств. Чего  бы  ей  это  ни
стоило. Она будет терпеть любую боль. Она за последние шесть лет поняла,
что никакая боль, даже самая непереносимая, не  бесконечна.  Любая  боль
рано или поздно кончается, ее  надо  просто  перетерпеть.  Правда,  есть
опасность, что сердце может не выдержать. Но она должна держать  себя  в
руках, потому что отныне от этого зависит ее жизнь.
   В первый же день человек по имени Василий привел к Наташе  в  комнату
худую некрасивую чернявую женщину.
   - Это Надя. Она будет за тобой ухаживать. Надя -  опытная  медсестра,
так что все будет в порядке.
   Наташе она не понравилась с первого же взгляда. С того взгляда, кото-
рый чернявая Надя бросила на сидящую в  постели  девушку.  Было  в  этом
взгляде что-то такое, от чего Наташа поежилась. Не то презрение,  не  то
неприязнь, не то еще что... Правда, жаловаться на Надю причин  не  было,
она действительно оказалась опытной медсестрой и  делала  все  быстро  и
ловко, но при этом от ее плотно сжатых губ и колючих темных глаз исходи-
ла такая волна злобности, что Наташе делалось не по себе.  Она  пыталась
заговорить с Надей, чтобы расположить ее к  себе  и,  может  быть,  хоть
что-нибудь узнать, но попытка эта бесславно провалилась. Медсестра бурк-
нула в ответ что-то невразумительное, во всяком случае, Наташа почти ни-
чего не поняла.
   - Що за пытання... Заборонено...
   "Как странно она говорит, - подумала девушка. - Не порусски, что  ли?
Куда же меня завезли?"
   В конце первого дня Василий привел в ее  комнату  молодого  человека,
взглянув на которого Наташа обмерла. Это был он, прекрасный принц из  ее
снов. Стройный, черноволосый, темноглазый, с  аккуратной  полоской  усов
над твердыми губами, он был именно таким, каким виделся девушке тот, ко-
го она будет любить всю жизнь и с кем ей, калеке, не суждено быть  вмес-
те. Его появление так потрясло Наташу, что она плохо слышала первые сло-
ва, которые произнес Василий.
   - Познакомься, Наташенька, это Мирон, он будет заниматься с тобой ма-
тематикой.
   - Здравствуй, Наташа, - произнес Мирон мягким приятным голосом, и его
слова показались девушке самой замечательной музыкой на свете.
   Она даже не нашла в себе сил ответить на  приветствие,  только  молча
кивнула, судорожно облизнув губы.
   - Теперь пришло время объяснить тебе,  что  происходит,  -  продолжал
между тем Василий. - Ты, как я уже говорил, вундеркинд с необыкновенными
способностями к математике. Есть люди, которые  очень  заинтересованы  в
том, чтобы у них работал талантливый математик.  Через  некоторое  время
сюда приедет представитель этих людей, который оценит твои способности и
возможности, и если результаты испытаний его  удовлетворят,  твоя  жизнь
коренным образом переменится. Ты будешь жить в очень хороших условиях  и
получать много денег. Ты даже сможешь помогать старшей  сестре.  Но  тут
есть одно привходящее обстоятельство.  Эти  люди  знают,  что  ты  очень
больна, и поэтому хотят быть уверенными в том, что ты сможешь работать и
приносить пользу достаточно долго. Как ни кощунственно  это  звучит,  но
они не хотят платить большие деньги за великолепные мозги, если эти моз-
ги не проживут и трех месяцев. Поэтому прежде чем тебя  будут  экзамено-
вать по математике, тебя обследует присланный этими же людьми врач,  ко-
торый и даст заключение о состоянии твоего здоровья. Он будет брать ана-
лизы и проводить специальные исследования. Тебя это не  должно  смущать,
просто делай все, что он прикажет. Ты все поняла?
   - Нет. - Она уже пришла в себя от потрясения. И перед  этим  красивым
парнем ни за что не хотела показать себя покорной овцой,  которой  могут
приказывать все кому не лень, пользуясь ее беспомощным положением.
   - Чего же ты не поняла? - с терпеливой снисходительностью спросил Ва-
силий.
   - А если я не хочу? Я не хочу, чтобы меня покупали какието чужие  лю-
ди, не хочу жить здесь, не хочу, чтобы меня обследовал врач. Я хочу  до-
мой.
   Василий тяжело вздохнул и присел в кресло, стоящее в углу комнаты.
   - Куда ты хочешь? Домой? - устало переспросил он. - А  где  он,  твой
дом? Эта жуткая больница, где белье меняют раз в  неделю,  а  не  каждый
день, где кормят тебя черт знает чем, где ты света белого не видишь и не
имеешь никаких жизненных перспектив? Ты же взрослый человек, ты  не  мо-
жешь не понимать всю абсурдность того, что говоришь. Ты камнем висишь на
шее у своей несчастной сестры, ты и двое других, Ольга и  Павел.  И  еще
ваша мать. Ты думаешь, Ире легко с  вами  управляться?  Ты  задумывалась
когда-нибудь, какую жизнь она ведет, чтобы возить вам два раза в  неделю
фрукты, продукты, одежду, книги? Ты хотя бы представляешь себе, откуда у
нее деньги на все это? Или ты, может быть, думаешь, что все стоит дешево
и достается ей даром? Ничего подобного. Твоя  сестра  вкалывает  день  и
ночь на самых черных и грязных работах, которые только можно вообразить.
И я говорю тебе: у тебя есть возможность облегчить ее жизнь. Она  больше
не будет тебя содержать, более того, ты сможешь давать ей деньги.  А  ты
мне что отвечаешь? Или ты хочешь, чтобы все, в том числе и твоя  сестра,
считали тебя неблагодарной тварью?
   Наташа отвела глаза. В самом деле, все это ей в голову  почему-то  не
приходило. Ей казалось совершенно естественным, что  Ира  приезжает  два
раза в неделю с полными сумками и достает любые книги и учебники,  кото-
рые Наташа заказывает. Краска стыда разлилась по ее лицу. Как бы там  ни
было, Василий прав: она уже взрослая и не должна сидеть на шее у  бедной
Ирки. Что она, маленькая? Нет, в присутствии этого сказочного  черногла-
зого принца Наташа Терехина ни за что не согласилась  бы  выглядеть  ма-
ленькой и глупой.
   - Я буду делать все, что нужно, - тихо пробормотала она, не  поднимая
глаз.
   - Ну вот и славно, - повеселел Василий. - Тогда я пойду, а Мирон  ос-
танется. Сегодня у вас будет первое занятие. Да, кстати,  когда  мы  те-
бя... - он замялся, подыскивая слова, - увозили, у  тебя  в  руках  была
книга. Ты не беспокойся, она не потерялась. Завтра тебе ее вернут.
   Надо же, за всеми перипетиями она даже про книгу забыла! А  ведь  она
так тряслась над этим учебником Гольдмана! Ира всю  Москву  обегала,  но
так и не нашла его, потому что издавался учебник очень давно, сейчас его
даже у букинистов нет. Заветную книгу принесла ей та женщина из милиции,
которая приходила в отделение, когда убили медсестру Алю. С того момента
Наташа с учебником не расставалась, даже на прогулки брала его с  собой.
Открывала на любой странице и решала задачи в уме. А задачи у  Гольдмана
были замечательные! Знаменитые задачи. Ни в одном другом учебнике  таких
нет. Небольшие, лаконичные, изящные. Это их качество Наташа особенно це-
нила, потому что они легко запоминались и можно было их решать без помо-
щи ручки и бумаги.
   Дверь за Василием закрылась, и Наташа вдруг с необыкновенной остротой
почувствовала, что осталась наедине с принцем своей мечты. Она не знала,
что сказать и вообще что нужно делать в этой ситуации. Начинать разговор
самой или ждать, пока он заговорит?
   - Как ты себя чувствуешь? - неожиданно спросил Мирон.
   - Спасибо, хорошо, - вежливо ответила она.
   - Можешь заниматься или отложим до завтра?
   - Нет-нет, - торопливо сказала Наташа, испугавшись, что принц  сейчас
исчезнет и больше никогда не придет. - Я в порядке. А что мы  будем  де-
лать?
   - Для начала я должен установить уровень твоих знаний. Может, ты вов-
се и не вундеркинд, а самая обыкновенная девушка.
   Вот тут ей стало по-настоящему страшно. В самом деле, с чего они взя-
ли, что у нее какие-то необыкновенные способности? Да, она любила  мате-
матику с самого раннего детства, и мама настаивала, чтобы она занималась
с частным педагогом параллельно со школьной программой. В школе  у  нее,
конечно, были одни пятерки, но это не показатель, ведь в школе она  учи-
лась только до пятого класса. А потом оказалась в  больнице.  Пятерки  в
пятом классе - это ерунда, там не математика, а одно сплошное  развлече-
ние. В больнице она стала усиленно заниматься своим любимым предметом, и
дядя Саша, папин товарищ, всегда проверял,  как  она  решает  задачи,  и
очень хвалил ее. Но он ни разу не сказал, что она -  вундеркинд.  Просто
очень хвалил и говорил, что головка у нее светлая и  она  должна  обяза-
тельно продолжать учиться, у нее к этому есть все данные.
   Но если в первый же раз окажется, что способности у нее самые обыкно-
венные, то Мирон больше не придет. Значит, она должна очень постараться.
Потому что... Потому что если похитители ошиблись и у  нее  нет  никаких
выдающихся способностей, то она перестанет быть им  нужной.  И  что  они
тогда сделают? Вернут ее домой? Или не вернут? Оставят  здесь  навсегда.
Да нет, зачем им тратиться на нее, кормить, поить, обслуживать. Или пла-
тить деньги за ее перевозку обратно в Москву. Наташа хорошо представляла
себе, что делают  с  людьми,  которые  перестают  быть  нужными.  Не  по
собственному опыту, конечно, а по книгам, которые прочла, и фильмам, ко-
торые смотрела по телевизору в больнице.
   Все-таки интересно, куда же ее завезли? Эта женщина, Надя, так стран-
но говорит. И Мирон - тоже странное имя. Несовременное какое-то.
   - А почему тебя зовут Мироном? - внезапно спросила Наташа.
   - Как почему? Нипочему. Зовут, и все. А что тебя удивляет?
   - Я никогда не слышала такого имени. Оно старинное?
   - Да нет, вполне обычное. У нас очень многих мальчиков так называют.
   - Где это - у вас?
   - У нас, - твердо повторил Мирон. - А где именно - тебе знать не  по-
лагается. Мы будем заниматься или будем обсуждать мое имя?
   Она не стала упорствовать. Ведь Мирон в любую минуту мог  повернуться
и уйти, если она не будет слушаться. Значит, она будет послушной и  пок-
ладистой, только бы он не уходил. Только бы еще побыть с ним.
   - Ну как?
   Василий поднялся с дивана, на котором валялся с газетой в руках.
   - Что скажешь?
   - Девочка - блеск, - восхищенно ответил Мирон. - Настоящий самородок.
Ума не приложу, как можно достичь таких знаний, лежа на больничной  кой-
ке, без учителей. Конечно, нужно шлифовать, но данные потрясающие.
   - Вот и займись, - довольным голосом сказал Василий. - Шлифуй,  чтобы
товар не стыдно было показывать лицом. Время есть, врач прилетит  только
через четыре дня, да и провозится он не  меньше  двух  недель,  а  то  и
дольше. Жить будешь здесь же, на втором этаже. И без  глупостей,  Аслан,
охрана у нас надежная, мышь не проскочит, муха не пролетит. Так что луч-
ше не нарывайся.
   - Что вы, Василий Игнатьевич, как можно. Кстати, девочка очень  хочет
знать, где находится. Можно ей сказать?
   - С ума спятил! - фыркнул Василий. - Не вздумай даже помыслить.
   - Но она обратила внимание на мое имя.
   - И что?
   - Она права, в России оно давно забыто, там его можно только в книжке
встретить. А у нас - на каждом шагу.
   - Да и черт с ним, - махнул рукой Василий. - Ну и пусть  она  поймет,
что находится не в России. Главное, чтобы точно не знала где. Но маху мы
с тобой, конечно, дали. Надо было сразу назвать ей твое  настоящее  имя.
Вас, кавказцев, по всему СНГ разбросано, в любой вонючей дыре вас  найти
можно. Тыто куда глядел? Должен был сообразить.
   - Ничего я не должен, - окрысился Мирон. - Мое дело -  математика,  а
конспирация - это уж ваше. Я к своему имени привык, здесь оно никого  не
удивляет.
   - Ладно, не кипятись, -  примирительно  произнес  Василий.  -  Ничего
страшного пока не случилось и. Бог даст, не случится. Скажи-ка мне  луч-
ше, у девчонки уникальные способности только к математике или вообще  ко
всему, что требует интеллекта?
   - Не знаю, - пожал плечами Мирон. - Я больше ничего не проверял.
   - Так проверь. Перестань вести  себя  как  посторонний.  Знаешь,  еще
древние заметили, что нет ничего непродуктивнее рабского труда.  Раб  не
участвует в прибылях, поэтому ему безразлично благосостояние хозяина.  А
ты не раб и должен понимать, что чем лучше ты сработаешь, тем дороже  мы
продадим наш товар, и, соответственно, тем больше будет твоя доля. Усво-
ил, Асланбек?
   - Так точно, Василий Игнатьевич. Усвоил.
   Мирон ушел в комнату, которой предстояло стать его жилищем на ближай-
шие недели. Все здесь ему не нравилось: и само здание, и Василий, и ком-
ната, и многочисленные молчаливые охранники, и вообще вся  эта  история.
Похитить девочку-калеку! Совсем сердца не иметь  надо,  чтобы  на  такое
пойти. Она же совсем еще ребенок и абсолютно беспомощна,  защитить  себя
не может. Но пойти против воли отца Мирон не мог. И устоять  против  де-
нег, обещанных ему за эту работу, тоже не мог. Правда, если бы отец при-
казал ему сделать это бесплатно, он бы все равно сделал. Потому что  всю
сознательную жизнь подчинялся отцу и боялся его.
   Его родители были ингушами, но родился он здесь, в Западной  Украине,
недалеко от приграничного Ужгорода. Отец был офицером и служил в Прикар-
патском военном округе. Антирусские настроения здесь всегда были сильны,
"кацапов" ненавидели и  презирали,  и  офицер-ингуш,  родители  которого
пострадали от  принудительного  сталинского  переселения,  быстро  нашел
здесь свою психологическую "экологическую" нишу. Сына он назвал Асланбе-
ком, несмотря на сопротивление жены, которая считала,  что  раз  мальчик
будет ходить в местную школу и дружить с местными ребятишками, то не на-
до, чтобы он очень уж от них отличался. Мать считала, что, живя постоян-
но на Украине, можно назвать ребенка славянским именем, но отец был неп-
реклонен. Однако ситуация разрешилась сама собой: и в детском саду, и  в
школе Асланбека никто полным именем не называл, ему  придумывали  разные
прозвища, как произведенные от имени и фамилии, так и  вообще  непонятно
откуда взявшиеся. Сначала Асланбек был сокращен до Аслана, потом переве-
ден в более привычного Славу, а потом естественным образом встал вопрос:
"А Слава - это сокращенное от чего?"  На  выбор  предлагались  Вячеслав,
Станислав, Владислав, Ярослав, Бронислав и Мирослав. Мальчик выбрал пос-
ледний вариант, он ему отчего-то больше других понравился. И тут же поя-
вились Славко, Мирко, Мирча и прочие. В конце концов Асланбек стал  всем
говорить, что его зовут Мироном, и поскольку по-украински он  разговари-
вал свободно, то знание языка в сочетании с  типично  украинским  именем
мгновенно сняло все вопросы. Аслана перестали дразнить и  коверкать  его
настоящее имя. Из ингуша Асланбека он превратился в украинца Мирона, и о
его национальности вспоминали только тогда, когда заглядывали в его пас-
порт. От настоящего украинца он внешне мало  отличался,  "чернобровые  и
черноглазые", если верить фольклору, всегда были здесь эталоном красоты.
   По поводу выбора профессии ему пришлось выдержать с  отцом  настоящий
бой. Тот настаивал, чтобы сын стал военным, причем требовал, чтобы Аслан
поступал в военную академию где-нибудь на Кавказе.
   - Ты должен стать ингушским офицером и служить  нашей  родной  земле.
Если ты поступишь учиться в Киеве, ты будешь служить в украинской армии.
   Но Аслан-Мирон не хотел быть офицером, он собирался поступать в физи-
ко-технический институт. Мать была на  его  стороне,  она  не  разделяла
взглядов чрезмерно политизированного мужа-исламиста и, как  любая  мать,
не хотела, чтобы ее сын принимал участие в военных действиях. Но отец не
уступил. И Аслан поехал во Владикавказ поступать в военное училище.  Ему
повезло. Стремление к национальному самоопределению во всей своей  красе
сыграло ему на руку: вступительные экзамены нужно было сдавать на родном
языке, а не на русском и уж тем более не на украинском. Скрипнув зубами,
отец разрешил сыну поступать в военную академию в Киеве, но  и  тут  все
было не так просто, как полагал кадровый  офицер,  всю  военную  карьеру
сделавший на западноукраинской земле. Оказалось, что пользоваться знани-
ями, здоровьем и силами военного ингуша вполне допустимо и ничего зазор-
ного в этом нет, а вот позволить его сыну, в жилах которого не течет ук-
раинская кровь, получить высшее образование, да еще в престижном вузе, -
дело совсем другое. Даже принципиально другое. Нужно было иметь украинс-
кое гражданство, о чем Асланбек своевременно не позаботился. И даже свя-
зи его отца в Министерстве обороны не помогли, чему, надо  сказать,  сам
АсланМирон был несказанно рад. Нужно было срочно искать выход из положе-
ния, в противном случае в весенний призыв Аслану предстояло начать служ-
бу в армии, но именно в украинской армии, чего допускать его отец не хо-
тел категорически. Сын должен был служить делу ислама, а не православной
церкви. Поэтому, скрипнув зубами, отец разрешил Аслану поступать в любой
вуз, где есть военная кафедра и где студенты освобождались от  службы  в
армии. Выбор к этому времени был не так уж велик, две попытки  поступить
в два военных вуза съели почти полтора месяца, и нужно было искать  инс-
титут, где вступительные экзамены проводятся в августе.  Так  и  получи-
лось, что Асланбек, он же Мирон, смог стать студентом как раз того  инс-
титута, о котором мечтал, - физико-технического.
   Он долгое время закрывал глаза на ту деятельность  отца,  которая  не
была связана с его службой. Не замечал, гнал от  себя  тревожные  мысли,
старался не думать об этом, убеждая себя, что ему кажется, что он просто
чрезмерно мнителен. Он не разделял ненависти отца к русским и не понимал
его, хотя печальную историю его насильственно  переселенной  семьи  знал
наизусть - так часто ее рассказывал отец. Из Ужгорода они уже давно  пе-
ребрались во Львов, где Аслан и закончил школу. В доме часто  появлялись
люди с заросшими бородатыми лицами, говорившие на языке, которого  Аслан
не понимал. Вместе с отцом они спускались в подвал,  где  жильцы  каждой
квартиры имели собственный огороженный и запирающийся  на  замок  отсек.
Потом снова поднимались в квартиру и долго о чем-то разговаривали. Пери-
одически в почтовом ящике появлялись  огромные  многотысячные  счета  за
междугородные телефонные переговоры, и по проставленным в  счетах  кодам
городов Аслан без труда определил, что звонил отец чаще всего в  Москву,
Грозный, Нальчик и Махачкалу. Хуже всего было то, что Аслан ни  разу  не
видел, чтобы отец звонил по межгороду. Это означало, что звонки  эти  он
делал, когда сына нет дома. Значит, скрывал. Стало быть, коль есть,  что
скрывать, это чтото противозаконное. Но Аслану  не  хотелось  думать  об
этом. Он уже сдал  экзамены  за  четвертый  курс  и  собирался  ехать  с
друзьями в Крым, под Симферополь, когда отец неожиданно сказал:
   - Асланбек, ты должен отменить поездку. Ты  нужен  здесь.  Оказалось,
нужно будет ехать в Карпаты, куда-то между Кутами и Косовом, чтобы зани-
маться математикой с какой-то девчонкой. Аслан решил,  что  отец  просто
порекомендовал его в качестве репетитора и нужно подготовить  девочку  к
вступительным экзаменам в институт, а заодно и  денег  подзаработать  на
карманные расходы. Это не вызвало у молодого человека отрицательных эмо-
ций, совсем наоборот, он любил бывать в Карпатах,  часто  ездил  туда  с
друзьями, зимой катались на лыжах, летом собирали грибы, которых  в  тех
лесах было видимо-невидимо. Правда, в Крым  вместе  с  ним  должна  была
ехать его девушка, но он не посмел даже заикнуться отцу об этом. Отказы-
ваться от работы и от денег ради женщины? Это позор для мужчины. Никакая
женщина не может быть причиной, по которой мужчина меняет свои планы.
   Асланбек поехал в Карпаты. На маленьком аэродроме в Коломые его  ждал
высокий крупный мужчина с копной  волнистых  волос  и  улыбчивым  лицом,
представившийся Василием Игнатьевичем.
   - Ты в курсе того, что тебе придется делать? - спросил Василий, когда
они сели в машину и поехали в сторону гор.
   - Отец сказал, я должен позаниматься математикой с  какой-то,  девоч-
кой, - неуверенно ответил Аслан.
   - Это не совсем так, - засмеялся Василий, - но в целом верно.  Именно
математикой и именно с девочкой. Но это не репетиторство. И девочка  эта
не обычная школьница. Она тяжело больна и  уже  шесть  лет  находится  в
больнице, вернее, находилась, пока мы ее оттуда не забрали. Говорят, что
у нее выдающиеся способности к математике, но те, кто это утверждает, не
являются, скажем так, экспертами в данном вопросе. Поэтому нужно,  чтобы
ты проверил уровень ее знаний и подготовленности. Поясню сразу:  мне  не
так важно, много ли она знает в математике, для меня гораздо  важнее  ее
потенциальные способности. Ее мозги, ее интеллект. Я человек  трезвый  и
понимаю, что, лежа в больнице, без учителей и школьных занятий, много не
узнаешь, так что насчет объема ее знаний я не обольщаюсь.  Но  я  должен
точно знать, обладает ли она выдающимися способностями, или  это  чистый
блеф, вымысел, иллюзия. Ты понимаешь разницу между знаниями и способнос-
тями?
   - Да, конечно, - рассеянно кивнул Аслан, глядя в окно на  стоящие  по
сторонам дороги домики, утопающие в яблоневых и грушевых деревьях.
   Как он любил этот пейзаж! Как он любил Украину, которая была его нас-
тоящей родиной... Он никогда не понимал страстных монологов отца об  ис-
торической родине - Ингушетии - Алании,  о  многострадальной  Ичкерии  -
Чечне, о зеленом знамени ислама и о священной войне  против  неверных  -
газавате. Все это было так далеко  от  него,  так  чуждо,  так  ненужно.
Здесь, в Западной Украине, были его друзья, был его дом, здесь  разгова-
ривали на языке, который он хорошо знал, здесь пели  песни,  которые  он
слышал с раннего детства и от печальных мелодий которых у него слезы  на
глаза наворачивались. Слушая иногда по радио или телевизору музыку наро-
дов Кавказа, он не чувствовал ничего, эта музыка ему не нравилась, он ее
не понимал, в ней не было привычной его слуху напевности и гармонии.
   Машина затормозила перед высокими чугунными воротами. Василий  посиг-
налил, рядом с воротами открылась маленькая дверь, и  к  машине  подошел
вооруженный охранник в пятнистой полевой форме. Увидев Василия, он  при-
ветливо кивнул, потом перевел вопросительный взгляд на Аслана.
   - Это...
   Василий запнулся, так как, видимо, забыл сложное для славянского  уха
имя Асланбек.
   - Мирон, - подсказал Аслан. - Меня зовут Мирон. Так проще.
   - Да, - согласно кивнул Василий, - его зовут Мирон. Он поживет  здесь
некоторое время. Это наш человек.
   Ворота открылись, машина плавно въехала внутрь и  остановилась  перед
крыльцом большого трехэтажного здания. Кругом стояла тишина, прерываемая
только звуком шагов еще нескольких  охранников,  прогуливавшихся  вокруг
здания и взадвперед по длинным пустым коридорам.
   - Это что, чья-то дача? - спросил Мирон.
   - Ну, почти, - отозвался  Василий.  -  Скажем  так,  реабилитационный
центр. Место, где здоровье поправляют.
   - Здесь и врачи есть?
   - А как же. Не все время, конечно, но когда нужно -  есть.  Любые.  И
самые лучшие. Понятно, подумал Мирон-Аслан, здесь лечатся какие-то шишки
и воротилы, а когда их нет, то и медперсонала нет. Василий сказал, врачи
любые и самые лучшие. Наверное, их приглашают со стороны  в  зависимости
от того, чем шишка болеет. И платят соответственно. Ему отчего-то  стало
не по себе. Странно, как в  таком  заведении  могла  оказаться  девочка,
школьница, да еще тяжело больная. Что ей здесь делать? Маленькая девочка
- и целый отряд вооруженных до зубов охранников.
   Теперь, поздним вечером, когда он уже лежал в постели в  своем  новом
временном обиталище, Мирон впервые подумал о том, что попал  в  какую-то
нехорошую историю. Почему девочка не знает, где находится? Разве  ее  не
для лечения сюда привезли? И почему нельзя ей сказать, что она в  Карпа-
тах? Судя по ее разговору с Василием, ее увезли насильно. Похитили,  од-
ним словом. Но, впрочем, что толку строить догадки, можно спросить у нее
самой. Да, так он и сделает. Завтра же, во время утренних занятий.
   В институт, занимающийся проблемами  медицинской  радиологии,  Ташков
поехал вместе с Юрой Коротковым. С Валерием Васильевичем  Волоховым  они
решили заранее не договариваться, понимали, что Вера все равно наверняка
его предупредила. Кабинет Волохова был заперт, и им пришлось  битый  час
просидеть в коридоре под дверью, пока не явился его хозяин.  При  первом
же взгляде на приятное открытое лицо Валерия Васильевича Коротков понял,
что сюрпризы еще впереди. Портрет, изготовленный под чутким руководством
Миши Доценко, оказался весьма и весьма близок к оригиналу. За  неожидан-
ной удачей обычно должны следовать провалы, причем чем  ярче  и  крупнее
удача, тем мощнее и ощутимее будет фиаско, это по своей сыщицкой практи-
ке Коротков знал совершенно точно.
   Волохов прошел мимо них, не обратив  на  оперативников  ни  малейшего
внимания, открыл кабинет и скрылся за дверью. Александр и Юрий  перегля-
нулись, выждали несколько секунд и вошли следом.
   - Добрый день, Валерий Васильевич, - вежливо поздоровались они.
   Волохов поднял на них глаза и недоуменно прищурился.
   - Добрый. Слушаю вас. Оперативники представились и  коротко  изложили
причину своего визита. Волохов был абсолютно спокоен.
   - К сожалению, я вряд ли смогу быть вам полезным. Мужа Веры Николаев-
ны я никогда не видел и практически ничего о нем не  знаю,  кроме  того,
что он был мужем моей пациентки.
   - Видите ли, нас в большей степени интересует та его знакомая,  кото-
рую он собирался к вам привести, - вдохновенно врал Короткой. - Нам обя-
зательно нужно выяснить, кто она такая. Возможно, она имеет отношение  к
его смерти или знает что-нибудь важное.
   - Но я-то тем более не знаю, о ком шла речь, - пожал плечами Волохов.
- Вера Николаевна, ссылаясь на мужа, говорила, что это сестра кого-то из
его коллег. Вот, собственно, и все, что мне известно.
   - Может быть, вы припомните еще какие-нибудь детали? - жалобно попро-
сил Коротков. - Вы же понимаете, коллег у покойного было множество, и  у
половины из них есть сестры. Каким заболеванием она страдала?
   - Откуда же мне знать? - развел руками Волохов. - Я  эту  больную  не
видел. Насколько я понял, вопрос как раз в том и был, чтобы  установить,
чем она болеет.
   - Вера Николаевна сказала, что первоначально визит  был  назначен  на
один день, а потом перенесен на другой, у вас  возникли  сложности.  Это
так?
   - Да, так.
   - Вы предупредили мужа Веры Николаевны об этом?
   - Разумеется. Я сделал это заранее, за день до  первоначально  назна-
ченного срока.
   - Каким образом вы это сделали? Через Веру Николаевну?
   - Нет, я позвонил ему сам.
   - Когда?
   - Утром, как только пришел на работу. А какое это имеет значение?
   - Видите ли, нам важно проследить все передвижения Олега в  последние
дни перед гибелью, поэтому для нас ценность представляет любая  информа-
ция о том, в какой час и где конкретно он находился. Вы звонили ему  до-
мой?
   - Конечно. Никакого другого телефонного номера у меня нет.
   - В котором часу?
   - Ну примерно... Около восьми утра. Между восемью и четвертью девято-
го, так будет точнее.
   - Вы долго разговаривали?
   - Вовсе нет. Я объяснил ему ситуацию и попросил перенести  консульта-
цию с пятницы на понедельник. Он согласился. Вот и весь разговор.
   - Скажите, пожалуйста, вы давно знакомы с Верой Николаевной? - перех-
ватил инициативу Ташков, до этого исподтишка наблюдавший за Волоховым.
   - Столько, сколько я ее наблюдаю, - отозвался Волохов.  -  Наше  зна-
комство - это знакомство врача и пациентки.
   - А конкретнее?
   - Около года.
   - Это достаточно долго, - заметил Ташков. - Вера  Николаевна  никогда
не делилась с вами семейными проблемами? Не рассказывала, что у ее  мужа
есть враги?
   - Голубчик, вы путаете разные вещи, - снисходительно улыбнулся  Вале-
рий Васильевич. - Враги ее мужа - это отнюдь не семейные проблемы, а его
личные и служебные. Что же касается семейных дел, то, разумеется, я пос-
тоянно расспрашиваю о них Веру Николаевну, ибо  сейчас  медициной  точно
установлено, что подавляющее большинство болезней,  особенно  у  женщин,
развиваются как ответная реакция на семейное неблагополучие. Можно года-
ми лечить пациентку от, например, экземы и только диву даваться,  почему
самые лучшие лекарства ей не помогают, а на самом деле у нее  дома  черт
знает что творится, она вся на нервах с утра до вечера. Конечно,  экзема
при таком образе жизни пройти не может, как бы ее ни лечили.
   - Значит, по поводу ее мужа вы нам ничего интересного  рассказать  не
можете?
   - Увы, - вздохнул Волохов. - Мне жаль, что вы напрасно  потратили  на
меня время.
   - Что ж, извините за беспокойство, - поднялись сыщики. - Всего добро-
го.
   Молча, не обменявшись ни словом, они прошли вдоль длинного коридора и
стали спускаться по лестнице вниз. Между вторым и  третьим  этажами,  на
площадке, стояла пепельница на высокой ножке,  над  которой  красовалась
яркая надпись: "Не курить". Пепельница меж тем была полна  окурков.  Ко-
ротков остановился и вытащил сигареты.
   - Что скажешь? - спросил он Ташкова.
   - Ничего. Чем тебе этот доктор не понравился?
   - Всем. Он не понравился мне тем, что как две капли воды похож на че-
ловека, которого мы подозреваем в четырех убийствах и похищении ребенка.
   - Да ладно тебе! - вытаращился на него Саша. - Серьезно?
   - Абсолютно. И по предварительным данным, наш фигурант тоже врач.
   - Так чего же ты...
   - А что я должен был делать, по-твоему? Надевать на него наручники  и
тащить на Петровку? Ордера на арест у меня нет, а под задержание  в  по-
рядке сто двадцать второй он никак не тянет. Что я его, на  месте  прес-
тупления поймал? За руку схватил? Мало ли врачей в Москве!  И  наверняка
каждый десятый подходит под то словесное описание, которое у  нас  есть.
Никуда этот Волохов теперь не денется, имя есть, адрес установим. И  бу-
дем потихонечку работать, проверять, есть ли у него алиби на те моменты,
когда были совершены убийства.
   Снизу послышались шаги, кто-то поднимался по лестнице, и  Юра  умолк.
Не хватало еще, чтобы сотрудники института услышали, как  он  тут  вслух
строит планы в отношении уважаемого  доктора  наук.  Шаги  приближались,
сначала из-за поворота показалась женская головка, потом изящная спина в
кремовом шелковом пиджаке. Женщина повернулась и  стала  подниматься  им
навстречу. В этот момент Ташков торопливо бросил недокуренную сигарету в
пепельницу, на лице его явственно проступило изумление.
   - Господи! Зоя? Ты?
   Женщина замерла, потом губы ее раздвинулись в робкой удивленной улыб-
ке.
   - Саша! Ташков! Вот не ожидала тебя увидеть.
   - И я не ожидал. Ты здесь работаешь?
   - Что ты, куда мне. Лечусь.
   - Что-то серьезное? - встревоженно спросил Ташков.
   - Да нет, скорее профилактика...