ГЛАВА 13

   В Зою Смирнягину он был влюблен еще в школе. Она  была  на  три  года
старше и совсем не замечала смешного пятиклассника Сашу, поскольку  учи-
лась уже в восьмом и считалась признанной красавицей.  Несмотря  на  то,
что училась она довольно прилично и дисциплину не нарушала, учителя  не-
навидели Зою. Причем ненавидели люто. И знала об этом вся школа.  Наряду
с достоинствами у ученицы  Смирнягиной  был  один  огромный  недостаток:
врожденная грамотность. И если бы недостаток этот  проявлялся  только  в
безупречном правописании, это еще можно было бы стерпеть. Но  Зоя  имела
нахальство спорить с педагогами и указывать им на их собственные грамма-
тические ошибки, которые, увы, случались, и  даже  чаще,  чем  допускали
приличия. Впервые такой казус случился с ней в шестом классе. Зоя  полу-
чила после проверки письменную работу по русскому  языку,  в  которой  в
слове "пишется" буква "е" была зачеркнута учительской красной ручкой,  а
сверху стояла такая же вызывающе красная буква "и".  Девочка  оторопела,
полезла в учебник, потом в словари, но нигде странного  слова  "пишится"
не обнаружила. И с детской непосредственностью заявила об этом прямо  на
уроке в присутствии всего класса. Учительница, естественно, свою  ошибку
не признала и надменно посоветовала Зое получше учить  правила.  Правила
Зоя знала. А кроме того, могла "поймать"  неправильное  написание  чисто
зрительно, даже если не помнила точно, что по этому  поводу  написано  в
учебнике. Если написанное слово резало глаз, значит, оно написано непра-
вильно. И такой подход ее никогда не подводил. Даже в бреду или под гип-
нозом Зоя Смирнягина не могла бы сделать орфографическую ошибку или пос-
тавить не там, где нужно, знак препинания.
   Поэтому данный учительницей отпор ее не смутил и с толку не сбил. Она
взяла свою тетрадку с выправленной "ошибкой", пару учебников и  словарей
и отправилась прямиком в учительскую, где призвала в арбитры весь  имею-
щийся в наличии педсостав учебного заведения. Старенький  физик  оглуши-
тельно хохотал и подтвердил, что Зоя, конечно, права, однако реакция ос-
тальных педагогов не была такой уж однозначной. Зою попросили  выйти  из
учительской, так ничего определенного и не ответив, под предлогом  того,
что им нужно до конца перемены решить кое-какие "производственные"  воп-
росы. Когда за девочкой закрылась дверь, дамы-преподавательницы в едином
порыве набросились на физика:
   - Вы с ума сошли, Александр Наумович!  Как  можно  позволять  ребенку
критиковать учителя? Нина Степановна - опытный педагог, а вы  позволяете
шестикласснице сомневаться в ней. Как не стыдно!
   - Да разве ж я виноват, что Нина Степановна русского языка не  знает?
Это ей должно быть стыдно, а не мне и уж тем более не Зое. Вынужден  вас
огорчить, коллеги, но безупречное знание родного языка  встречается  те-
перь крайне редко. Вы все пишете с ошибками. Разумеется, их не катастро-
фическое количество, но попадаются. Так что будьте готовы,  такое  может
повториться. Это вам первый звоночек прозвенел.
   Но учителей Зоя Смирнягина в роли "звоночка" их собственной неграмот-
ности устроить никак не могла. И они, кратко посовещавшись, решили  пре-
подать девочке наглядный урок. В тот же день ее вызвали к доске на уроке
географии и поставили весьма выразительную пару, хотя отвечала она более
чем прилично, строго по учебнику, и ни разу не ошиблась, указывая те или
иные места на карте. Учительнице географии ничего не  стоило  задать  ей
несколько вопросов, выходящих далеко за пределы  школьного  курса.  Пос-
кольку ни на один из них Зоя ответить не смогла, классный журнал украси-
ла первая в ее жизни двойка.
   - Стыдно, Смирнягина, - злорадно сказала "географичка".  -  Ты  очень
плохо готовишь домашние задания. Я и раньше за тобой  это  замечала,  но
проявляла снисходительность. Больше этого не будет. Я буду теперь  спра-
шивать тебя на каждом уроке, так что учи как следует.
   До конца недели Зоя получила соответствующие отметки по всем  предме-
там, кроме физики, английского и физкультуры. Старик физик своих принци-
пов не нарушил, тем более что за свое правописание был спокоен -  старая
школа. Англичанка Алла Сергеевна сочла проблему для  себя  неактуальной,
поскольку занималась исключительно английским правописанием. Что же  ка-
сается недавно пришедшего в школу Николая Васильевича Ташкова,  препода-
вателя физкультуры, то он не смог бы поставить Зое пару,  даже  если  бы
очень захотел: у нее была прекрасная спортивная подготовка, она с перво-
го класса занималась в секции легкой атлетики. Но к чести учителя Ташко-
ва надо заметить, что желания принять участие в коллективной травле шес-
тиклассницы Смирнягиной у него не появилось.
   Педагогические дамы, однако, старались вовсю. Двойки и  тройки  сыпа-
лись на Зою со всех сторон под  аккомпанемент  презрительных  упреков  в
плохой подготовке домашних заданий и бестолковости. Однако к концу учеб-
ного года пришлось "притормозить". По выставленным  оценкам  Зоя  должна
была бы быть признана неуспевающей и оставлена на второй год,  а  второ-
годничество считалось в то время производственным браком учителей. Нужно
было выправлять положение. Двойки из обихода исчезли, их заменили тройки
и даже изредка четверки. Короче говоря, в седьмой класс  Зою  Смирнягину
перевели. За время летних каникул все как-то поостыли, и 1 сентября учи-
теля готовы были по-прежнему ставить Зое отметки по заслугам,  а  не  по
злобе. Однако не прошло и месяца, как строптивая девчонка снова показала
себя. На этот раз ее жертвой стала учительница истории, решившая  приме-
нить на уроке изысканный дидактический  прием  и  предложившая  ученикам
устроить диспут на тему "Реформы Петра Первого".
   - Вы будете выдвигать доводы в пользу его  реформ  и  против  них,  -
объяснила учительница, - а я буду на доске записывать ваши  рассуждения.
Потом подведем итог.
   С этими словами она мелом провела черту, делившую классную доску  по-
полам, и написала с одной стороны "Сторонники", а с другой  -  "Аппонен-
ты". Именно так, через букву "а". Ребята стали поднимать  руки.  Подняла
руку и Зоя.
   - Ну, Смирнягина, мы тебя слушаем.
   - Слово "оппонент" пишется через "о", - спокойно заявила Зоя.
   Учительница обернулась и глянула на доску.
   - У меня и написано через "о". Ты что, плохо видишь? Если  так,  тебе
нужно носить очки, а не делать замечания учителям.
   - Я имею в виду не четвертую букву, а первую. Первая буква тоже долж-
на быть "о", а не "а", - тихо, но твердо сказала Зоя.
   Учительница побагровела и, разумеется, выгнала нахалку с урока. После
этого травля началась с нового витка, на этот раз  более  ожесточенного.
Все, что делала ученица Смирнягина, было плохо, даже если это было  пре-
восходно. Вплоть до десятого класса во всех ее сочинениях, безупречных с
точки зрения грамотности, тема была "не раскрыта", а при устных  ответах
по любому предмету она не могла ответить ни на один дополнительный  воп-
рос. Никто уже не вспоминал о том, что Зоя - красивая и неглупая  девоч-
ка, к тому же прекрасная спортсменка. На лице ее навек застыло выражение
испуга и забитости, а вызов к доске превращался в кошмар, пережить кото-
рый, казалось, у нее не хватит сил. Ее планомерно выводили  на  "круглую
троечницу" и своего добились. В аттестате о среднем  образовании  у  Зои
Смирнягиной были только две четверки - по физике и по английскому. К со-
жалению, физкультура в аттестат не шла.
   Когда все это началось, Саша Ташков, сын учителя физкультуры,  был  в
третьем классе, и два года, пока отец не ушел в другую школу и не забрал
его с собой, мальчик безмолвно обожал Зою. После уроков Саша приходил  к
отцу в спортзал и терпеливо ждал, пока у того  закончатся  все  занятия,
потихоньку делая домашнее задание в маленькой комнатке позади зала - ка-
бинетике Николая Васильевича, где тот переодевался и хранил  спортинвен-
тарь. Он часто видел стройную красивую девочку из шестого (потом седьмо-
го, потом восьмого) класса, и она казалась ему божеством, недосягаемым и
прекрасным. Тем более что Зоя занималась в легкоатлетической секции  под
руководством Ташкова три раза в неделю после уроков, и Саша неоднократно
слышал от отца хвалебные отзывы в ее адрес.
   - Какая чудесная девочка, - говаривал Ташков-старший. -  Превосходные
данные от природы плюс упорство и целеустремленность. Ей бы  только  по-
больше уверенности в себе. Я бы сделал из нее  чемпионку,  если  бы  мне
позволили. Перевод в другую школу стал для Саши почти трагедией, ведь он
больше не увидит свое божество, свой кумир. Какова же была его  радость,
когда и в новой школе он вдруг увидел Зою в спортзале.  Оказалось,  отец
организовал здесь секцию и пригласил Зою ходить  к  нему  тренироваться.
Саша расценил это как добрый знак. Судьба милостива к нему.  Откуда  ему
было знать, что, только занимаясь спортом, девочка могла не бояться гру-
бого окрика и презрительных упреков в собственной  никчемности.  Как  бы
там ни было, вплоть до седьмого класса у Саши была возможность три  раза
в неделю видеть Зою и даже разговаривать с ней, а о большем он и не меч-
тал. В институт Зоя не поступила, хотя документы подавала и даже  пришла
на первый вступительный экзамен, как следует подготовившись.  Однако  до
стола экзаменатора так и не дошла. Просто  упала  в  обморок  от  ужаса,
представив себе, как сейчас снова попадет в тот же кошмар,  из  которого
только что вырвалась. Будет самой худшей, самой никчемной, самой слабой,
предметом постоянных издевок и насмешек. Она так и не поняла к тому вре-
мени, что на самом деле произошло. Она так и не поняла, что ее  целенап-
равленно травили за исправление учительских грамматических  ошибок  и  в
целях профилактики. И была уверена, что действительно ничего не знает  и
не умеет. Разве что грамотно писать. С такими данными  путь  у  нее  был
один - работа корректором. Этим путем Зоя Смирнягина  и  пошла.  Высшего
образования для этого не нужно, достаточно быть просто грамотным,  а  уж
этим ее Бог, как вы сами понимаете, наделил в полной мере. Так она и ра-
ботала вот уже двадцать лет, сначала в крупном московском  издательстве,
потом в толстом научном журнале, где особо ценили ее способность  быстро
запоминать, как пишутся специальные термины. К нынешнему моменту толстый
научный журнал закрылся, и теперь Зоя вычитывала корректуры в популярной
еженедельной газете. Занятия спортом она забросила сразу же после  окон-
чания школы, ибо в чемпионки себя не готовила, а надобность в психологи-
ческой отдушине просто-напросто отпала: в издательстве к ней  относились
превосходно и постоянно хвалили, давая высокую оценку качеству и скорос-
ти ее работы. Но травма, полученная в школе, а вернее, получаемая посто-
янно на протяжении четырех с половиной лет, свое дело сделала. Юная кра-
савица спортсменка превратилась в унылую, тихую, забитую и робкую  деви-
цу, которая каждое доброе слове" свой адрес воспринимала как незаслужен-
ную милость окружающих.
   За ней даже не пытались ухаживать, до такой степени сама Зоя к  этому
не располагала. Она боялась смотреть в глаза и не смела лишний раз улыб-
нуться, а о том, чтобы поддержать разговор и даже пошутить, просто  речи
быть не могло. И она поставила на себе крест. Так и жила бы с этим крес-
том до глубокой старости, если бы в один прекрасный день не появился Ва-
лерий Васильевич Волохов, чья статья о проблемах  лазерной  терапии  при
заболеваниях крови должна была выйти в том самом  толстом  журнале,  где
тогда еще работала Зоя. Но ни забитости, ни унылости не видел  Александр
Ташков. Он видел ту Зою,  в  которую  был  когда-то  по-детски  влюблен,
стройную, красивую, нежную. Ведь черты лица остались теми же, какими  он
их знал когда-то, даже еще более совершенными,  зрелыми  и  отточенными.
Встретив ее на лестнице в институте, где работал Волохов, Ташков записал
ее телефон и договорился о встрече в тот же день вечером. Разумеется, он
уже знал, что приходит Зоя как раз к доктору Волохову, и уговаривал  сам
себя, что встреча эта будет носить чисто служебный, хотя и  внешне  дру-
жеский характер. Но в глубине души он знал, что это не  так.  Может,  не
случайно так вышло, что он до сих пор не женился. И не в женской жаднос-
ти до чужих денег тут дело, вернее, не только в ней. А в  том,  что  он,
сам того не осознавая, искал такую, как Зоя.
   И идя в восемь вечера к станции метро "Цветной бульвар", он купил ог-
ромный букет каких-то изысканных, нарядно упакованных  цветов,  названия
которых он не знал. Купил, потому что выглядели они очень уж  красиво  и
необычно. Зоя пришла минута в минуту, и это почему-то  умилило  Ташкова.
Взяв ее под руку, он повел Зою вдоль бульвара.
   - Ты не представляешь, как я рад, что мы снова встретились, - искрен-
не сказал он, украдкой вдыхая запах ее духов. Духи были  хорошие,  доро-
гие, это он сразу понял.
   - Я тоже, - тихо ответила Зоя. - Расскажи о себе. Как живешь, чем за-
нимаешься?
   - Зоенька, живу я скучно, потому что в основном работаю, а на все ос-
тальное времени не хватает.
   - У тебя семья?
   - Увы, - он шутливо развел руками. - Не сподобился. А ты? Замужем?
   - Тоже не сподобилась. Как Николай Васильевич?
   - Отлично, не сглазить бы. Здоров, бодр, весел, крутит романы с моло-
денькими профурсетками. Слушай, давай я вас сосватаю, а? По-моему, блес-
тящая идея.
   - Что ты, Саша, я для твоего папы старовата. В молоденькие профурсет-
ки никак не гожусь. А кем ты работаешь? Какими судьбами тебя в  институт
занесло?
   - Ох, Зоенька, работа у меня гнусная и противная. Что-то вроде  сыщи-
ка, только в соседнем ведомстве.
   - В контрразведке? - догадалась Зоя.
   - Ну, примерно. А ты? Где работаешь, кем?
   - А я корректор. Больше ничего не умею. Уже двадцать лет только  этим
и занимаюсь. Саша, ты днем сказал, что вы к Волохову приходили...
   - Сказал. А тебя это беспокоит?
   - Ну... Как-то... Все-таки он мой врач.
   Она замялась, и Ташков ясно видел, что  она  чего-то  недоговаривает.
Или хочет скрыть?
   - Вот раз уж он твой врач, так и расскажи мне о  нем  поподробнее,  -
сказал он как можно беззаботнее. - Он пока еще ничего не  натворил,  мо-
жешь не беспокоиться, но я хочу понимать, могу ли я доверять  тому,  что
он говорит. Иными словами, надежен ли он как свидетель.
   - Ой, Саша, он замечательный, - горячо заговорила Зоя.  -  Ты  должен
ему верить. Он прекрасный человек, очень добрый и умный...
   Она говорила еще какие-то слова, но Ташков слушал ее вполуха.  Внутри
у него все заныло. Бог мой, да она влюблена в Волохова! И  еще  как!  По
самые уши. Какая пошлость: врач и пациентка.  Как  в  плохом  романе.  А
он-то размечтался, дурак. Какое-то время они говорили о разных пустяках,
но Ташков все время старался вести беседу  поближе  к  Волохову,  а  Зоя
охотно шла у него на поводу. Было видно, что любое упоминание о  Валерии
Васильевиче доставляет ей удовольствие.
   - У тебя с ним роман? - внезапно спросил он. Зоя залилась  краской  и
опустила голову, не отвечая.
   - Чего ты молчишь? Если, да - так и скажи, не стесняйся. Что  в  этом
плохого? Ты - женщина свободная.
   - Но он несвободен, - покачала головой Зоя.
   - А разводы у нас в стране что, отменили?  -  иронически  осведомился
Ташков. - Или ваш роман не настолько серьезен?
   Он сам не верил в то, о чем спрашивал. У Зои не могло быть  несерьез-
ного, "легкого" романа. Он это чувствовал.
   - Не надо так, Саша. Валерий Васильевич очень хороший человек, благо-
родный. У него жена уже много лет инвалид, прикована к  постели,  он  не
может ее бросить.
   - Ну раз так - тогда конечно, - согласился Александр. - И часто ты  с
ним встречаешься?
   - Часто. Во-первых, я каждую неделю прихожу на осмотр.
   - А во-вторых?
   - Ну... Мы встречаемся. Не в институте.
   - А где же?
   - Саша, - с упреком произнесла она, - ну как тебе не стыдно?
   - Зоенька, я далек от того, чтобы выспрашивать у тебя интимные детали
ваших встреч. Но поскольку Валерий Васильевич интересует меня как свиде-
тель, я хочу понимать, мог ли он  действительно  бывать  в  определенных
местах и видеть определенные вещи. Например, в районе Кропоткинской,  на
Остоженке.
   - Не знаю, - пожала плечами Зоя.
   - А на Бауманской?
   - Тоже не знаю. Вот возле Электрозаводской он бывает, это точно. Тебя
именно это место интересует?
   - Ну, примерно, - кивнул Ташков. - А что у него на  Электрозаводской?
Он там живет?
   - Нет, где он живет, я не знаю, а на  Электрозаводской  квартира  его
друга, дипломата. Друг уехал на три года за рубеж, ключи оставил Валерию
Васильевичу.
   - Ага, и именно там вы встречаетесь? - сообразил Ташков.
   - Ну, Саша...
   - Да Господи, Зоенька, чего стесняться-то?  Дело  житейское,  вы  оба
взрослые люди. Перестань комплексовать. Скажика лучше, в  первой  декаде
июня вы там бывали?
   - Ты имеешь в виду - до десятого числа? Нет.
   - А когда?
   - На прошлой неделе.
   - В какой именно день?
   - В пятницу...
   Она опять замялась.
   - Ну, Зоенька, давай, выкладывай, не мнись, - подтолкнул ее Ташков. -
Что тебя смущает?
   - И в субботу тоже.
   - Ого! Частите, Джульетта, два дня подряд на свидания бегаете.
   - Мы ночевали в этой квартире.
   - А, тогда понятно. А что же больная жена?
   - Саша, ну зачем ты так? Я о таких вещах не спрашиваю, это  неудобно.
Если Валерий Васильевич говорит мне, что может остаться на ночь, я прос-
то радуюсь этому, вот и все. Кто я такая, чтобы задавать ему вопросы?
   - Зоя, ты - молодая красивая женщина, которая имеет право хотеть нор-
мальную семью и законного мужа. И ты имеешь  право  задавать  ему  любые
вопросы и спрашивать обо всем, что тебя интересует.
   - А если мне не хочется спрашивать?
   - Ну, тогда конечно, - вздохнул Ташков.
   По крайней мере одно уже понятно: в ночь, когда погиб Олег  Жестеров,
доктор Волохов был с Зоей на квартире у своего приятеля. Вряд ли  взрыв-
ное устройство подложили в светлое время суток, народу кругом полно,  да
и окна квартиры Жестеровых выходят как раз на то место, где стоит гараж.
Коротков называл ему время, когда  были  совершены  и  другие  убийства,
Александр все сведения запомнил и собирался сейчас  аккуратно  построить
разговор с Зоей так, чтобы выяснить, нет ли у Волохова алиби  и  на  эти
моменты.
   Предчувствия обманывали Короткова редко. Все получилось примерно так,
как он и ожидал, и это ввергало в уныние не только его, но и  Настю  Ка-
менскую, и даже Мишу Доценко, который, отлежавшись пару дней после того,
как надышался каким-то ядовитым газом, уже приступил к работе.
   Первым делом установили адрес доктора Волохова. Жил он,  как  выясни-
лось, в районе Электрозаводской, на Малой Семеновской улице.
   - Ишь ты, - завистливо фыркнул Коротков, - везет же некоторым. Удобно
устроился  наш  доктор,  имеет  дружка  с  пустой  хатой  неподалеку  от
собственного дома. Тут живет, а сюда баб водит, и практически без всяких
временных затрат на переезды. Как бы мне так наладиться?
   - Погоди, Юрик, - хмуро сказала Настя, - это еще не самое  плохое.  Я
вот все думаю, зачем нашему доктору Волохову хата приятеля.
   - Как это зачем? Очевидно же.
   - В том-то все и дело, что не очевидно. По данным паспортного стола и
РЭУ, доктор наш не женат. То есть абсолютно холост.
   - Да ты что! - Коротков аж задохнулся от возмущения. - Как это он мо-
жет быть не женат, когда у него жена - глубокий  инвалид,  и  уже  много
лет. Умерла она, что ли?
   - Вот твоя доверчивость погубит тебя когда-нибудь, - заметила  Настя.
- И меня, кстати, тоже. С чего мы решили, что у него жена есть? С  того,
что якобы Романовская говорила Анисковец, а та, в  свою  очередь,  якобы
пересказывала своему  старинному  другу-любовнику  Родченко?  Информация
прошла через десять рук, можешь себе представить, как она исказилась.
   - Ну хорошо, а Зоя Смирнягина? Она ведь то же самое сказала Ташкову.
   - Ну, Юр, ну ты меня просто умиляешь иногда. Сразу видно, что ты рано
женился. Закоренелые холостяки сплошь и рядом обманывают  своих  подруг,
рассказывая им о своих женах. Это делается для того, чтобы девушки с на-
меками на свадьбу не приставали. Представляешь, как хорошо придумать се-
бе жену-инвалида? И претензий никаких, и в то же время облик благородно-
го великомученика.
   - Нет, Ася, что-то мне не верится, - покачал головой Коротков. -  Мо-
жет быть, он со своей женой не расписан?  Начали  жить  вместе,  сошлись
когда-то зарегистрировать брак не  успели,  с  женщиной  случилось  нес-
частье, и они продолжают жить в одной квартире, он за ней  ухаживает.  И
выгнать не может. Или не хочет. Она может даже не быть прописанной у не-
го, потому в милиции и в РЭУ об этом сведений нет.
   - Хорошо, проверим, - согласилась Настя. - Пошлем нашего обаятельного
Мишаню, пусть посмотрит, что там, в этой квартире. А с алиби  что-нибудь
удалось установить?
   - Пока мало что. Смирнягина утверждает, что в ночь,  когда  Жестерову
подложили взрывчатку, Валерий Васильевич был с ней на квартире у прияте-
ля, с семи вечера и до десяти утра.  Остальные  даты  пока  проверяются.
Доктор Волохов, между прочим, человек весьма  любезный,  по  первому  же
требованию выдал нам свой органайзер, в котором зафиксированы все встре-
чи, визиты и прочее. Очень собранный товарищ, все у него записано,  раз-
мечено и спланировано чуть не на месяц вперед. Вчера я  мотался  с  этим
органайзером, сегодня Селуянова послал с людьми  разговаривать.  У  меня
куча долгов скопилась, хочу все бумажки разом отписать, потому  и  поме-
нялся с Колькой.
   Он задумчиво допил чай из высокой чашки с отколотым  краешком,  потом
упрямо помотал головой.
   - И все-таки ты не права, мать, - заявил Юрий. - Если у Волохова  нет
жены-инвалида, то зачем ему встречаться со своими любовницами  на  чужих
хатах? Водил бы к себе. Ты вспомни, он много лет  встречался  с  Галиной
Терехиной на квартире у Анисковец. Почему?
   - Ну мало ли почему. Может, у него родители живы, и  нравы  у  них  в
семье строгие. Он ведь вовсе не стар, ему пятьдесят один всего, так  что
вполне могут иметь место и мама, и папа. Правда, по его  адресу  они  не
прописаны, но это, как ты понимаешь, ни о чем не говорит. Жить они могут
и у него. Странный он какой-то. Не нравится мне этот Волохов.
   Остаток дня потонул в текущей работе, и,  когда  Настя  спохватилась,
шел уже девятый час. Пока она размышляла, ехать ли  домой  прямо  сейчас
или все-таки дописать справку, раздался вежливый стук в дверь.  Появился
Миша Доценко.
   - Ну что, Мишенька? Чем порадуете? - спросила она.
   - Не знаю, обрадует ли вас это, но Валерий Васильевич  Волохов  живет
совершенно один". Ни сожительницы, ни родителей. Соседи гарантируют, они
много лет заходят к нему со своими проблемами, это удел  всякого  врача.
Более того, родители Волохова действительно жили раньше вместе с ним, но
в последние лет десять живут вообще в другом городе, поближе  к  младшей
дочери, поскольку у той есть семья и трое детишек, и старики  возятся  с
внуками.
   - А может быть, раньше жена все-таки была? - с надеждой спросила Нас-
тя.
   Ей так хотелось, чтобы странному поведению Волохова нашлось простое и
логичное объяснение, но чем больше информации о нем поступало, тем менее
понятными становились его поступки.
   - Соседи утверждают, что жены никакой  не  было.  Даже  сожительницы.
Правда, они видели, как к Валерию Васильевичу то и дело приходили женщи-
ны, но ни одна из них никогда не жила в его квартире. Остаться  ночевать
- это максимум, что он им позволял.
   - Насколько надежны слова соседей? - уточнила Настя. У нее,  выросшей
в большом городе и всю жизнь прожившей в многоквартирных  домах,  всегда
просыпались подозрения, когда жильцы слишком много знали о  своих  сосе-
дях. Москвичи давно стали равнодушными друг к другу и чаще всего не зна-
ют даже по именам тех, кто живет с ними на лестничной площадке.
   - Обижаете, Анастасия Павловна, - улыбнулся Доценко. - Я ж не  абы  с
кем разговаривал, нашел женщину, которая за хорошую плату ходит к  Воло-
хову убираться в квартире и стирать.
   - И она, разумеется, сегодня же расскажет ему, что приходили из мили-
ции и спрашивали, как он ведет себя с дамами?
   - Это вряд ли. Я ведь журналист, готовлю материал об одиноких  людях,
а поскольку женщина эта одинокая, то и пришел к  ней  побеседовать,  ин-
тервью, так сказать, взять. А вывести разговор на одиноких  мужчин  было
совсем не сложно. Она мне сама все и рассказала. Причем даже фамилия Во-
лохова ни разу не прозвучала. Просто ее сосед, такой симпатичный, доктор
медицинских наук, а вот надо же, как сложилось... И  так  далее.  Я  вам
диктофон оставлю, сами послушаете. Убрав бумаги в сейф и собравшись было
идти домой, Настя вдруг поняла, что явно переоценила свои силы.  Слишком
рано она выскочила на работу, обрадовавшись, что  вчера  температура  за
целый день не поднялась выше тридцати семи и пяти. Пока сидела  за  сто-
лом, болезненное состояние было не так уж заметно, но стоило ей встать и
пройти два десятка метров по коридору, как одолела  противная  слабость,
ноги стали ватными, в глазах потемнело. "Эдак я, пожалуй, до дому не до-
еду", - подумала она огорченно, возвращаясь в свой кабинет. И  именно  в
этот момент, как назло, в коридоре появился Гордеев.
   - Это что означает? - недоуменно спросил он. - Почему идешь обратно?
   - Забыла кое-что, - попыталась вывернуться Настя.
   - Да? А ну-ка посмотри на меня, - потребовал полковник. Она  послушно
повернулась к нему и сделала как можно более невинную мину.
   - Врать ты горазда, Настасья, - констатировал Виктор Алексеевич, -  и
с кем другим у тебя, может, это и получается. Но не со мной. На тебе  же
лица нет.
   - Да что вы, все в порядке.
   - Угу. Ну открывай свой кабинет, пойдем поглядим, может, ты и вправду
лицо в нем забыла. Открывай, открывай, не мнись.
   Она отперла дверь, Гордеев вошел следом за ней.
   - Ты сядь-ка, - скомандовал он, - и посиди тихонечко.  Я  пока  найду
кого-нибудь с машиной. А если ты, поганка, посмеешь еще приходить на ра-
боту с температурой, я тебя выгоню к чертям, ищи себе другого  начальни-
ка. Мне и без тебя головной боли хватает. Не умеешь болеть  на  ногах  -
лежи, не нервируй людей.
   - Я умею, - принялась оправдываться Настя. - Я же всегда на ногах бо-
лею, будто вы не знаете. Просто в этот раз  как-то  получилось...  Вирус
какой-то не такой, очень зловредный.
   - Вирус, вирус, - проворчал Гордеев. - Плохому танцору, знаешь ли...
   Он снял трубку, кому-то позвонил и договорился,  что  примерно  через
полчаса Настю отвезут прямо домой.
   - Ты хоть что-нибудь полезное сделала сегодня? - спросил полковник. -
Или так только, видимость борьбы с преступностью изображала?
   - Больше, конечно, изображала, -  улыбнулась  Настя.  -  С  убийством
Анисковец мы сделали грандиозный шаг вперед и уже были в пяти  сантимет-
рах от раскрытия и поимки убийцы.
   - Что значит - были? - нахмурился Гордеев. - И куда  ж  вы  сплыли  с
этих пяти сантиметров?
   - Опять на километр назад. Нашли, причем совершенно  случайно,  фигу-
ранта, а у него, похоже, железное алиби на все случаи жизни. Сегодня его
допрашивал Ольшанский, пока, конечно, как свидетеля. Факт  знакомства  с
Анисковец он не отрицает и, между прочим, был  страшно  удивлен,  узнав,
что она убита. Делает вид, что вообще не знал  об  этом.  Предоставил  в
распоряжение следствия свой блокнот  с  ежедневными  записями,  дескать,
проверяйте меня с ног до головы, пока не надоест. Мы с Ольшанским  дого-
ворились, что о семье Терехиных пока спрашивать не будем. Сначала прове-
рим, где и с кем он находился в момент убийства монахини сестры Марфы  и
медсестры Мыриковой, заодно к алкоголичке Романовской  его  примерим,  а
потом уж о детях и о Галине спросим. Я пока этого врача  не  видела,  но
Коротков и Ольшанский уверяют меня в один голос, что он абсолютно споко-
ен и реакция у него на все, что происходит, очень  естественная.  Как  у
невиновного и совершенно неосведомленного человека.  Российский  Лоуренс
Оливье, одним словом.
   - Настасья, не увлекайся оперативной комбинаторикой. Я понимаю,  тебе
хочется сделать все тщательно и аккуратно, чтобы красиво и  одним  махом
расколоть этого врача. Но не забывай о похищенной девочке.  Если  мы  до
сих пор не получили известий от похитителей, стало быть, она не заложни-
ца. И только этот врач может сказать нам, кто и почему мог ее похитить.
   - Я понимаю, Виктор Алексеевич, но ведь если его не прижать как  сле-
дует, он все равно не скажет. Он на первый взгляд чист со всех сторон, и
если мы поторопимся, то загубим дело. Он вывернется, как уж. У нас  ведь
на самом деле ничего против него нет. И потом, помните, я говорила вам о
своих сомнениях по поводу того, как чисто были совершены все убийства  и
похищение. У него есть помощники, хотя бы тот тип, который так ловко об-
манул нашего Мишу. Кстати, я хотела вам сказать: Миша посмотрел издалека
на Волохова и уверенно утверждает, что человек,  которого  он  видел  на
территории больницы и принял за "дядю Сашу", - это совершенно  точно  не
Волохов. Типаж тот же, сходство с Портретом огромное, но это был не  он.
А у Мишки глаз - алмаз, он в таких вещах не ошибается. Стало быть,  если
преступник - доктор Волохов, то у него как минимум два подельника. А это
уже группа. И если мы сейчас неосторожным  движением  Волохова  спугнем,
группа нырнет в болотце и исчезнет, а потом мы и самого доктора вынужде-
ны будем отпустить. За недоказанностью.
   - Ты все правильно говоришь, Настасья. И возразить  тебе  нечего.  Но
есть один аргумент, и он самый главный на сегодняшний день: девочка, На-
таша Терехина. Нельзя нам тянуть. Все, деточка, время  вышло,  спускайся
вниз потихоньку. Голубые "Жигули", за рулем твой  дружок  Зубов.  Да  не
вздрагивай ты, он сегодня в хорошем настроении.
   Эксперт-криминалист Зубов славился  своим  постоянным  брюзжанием  на
состояние собственного здоровья и неправильное поведение  начальства,  а
также на государственную политику в области цен и приватизации.  Он  был
высококлассным специалистом, но общение с ним  требовало  от  окружающих
немалого терпения и выдержки. Он мог вогнать в тоску самого большого оп-
тимиста. "Ну что ж. Зубов так Зубов", - подумала Настя.