iBOOKS - Интернет Библиотека

Интернет Библиотека >>> Детектив >>> Настя Каменская >>> Иллюзия греха

Маринина А. Б.
Настя Каменская
Иллюзия греха

<<< Назад | Содержание | Далее >>>

ГЛАВА 16

   Николай Васильевич Ташков помнил свою ученицу Смирнягину очень  хоро-
шо.
   - Жаль, что она совсем забросила спорт, - сказал он, когда  Александр
рассказал ему о своей встрече с Зоей. - Очень  способная  была  девушка.
Как у нее жизнь сложилась?
   - Не очень. Живет с родителями, работает корректором. Крутит роман  с
мужиком, который успешно морочит ей голову наличием несуществующей жены,
которую он якобы не может бросить. А она, дурочка, верит ему.
   - Странно, - покачал головой Николай Васильевич, - она ведь была кра-
сивой девочкой. Подурнела?
   - Что ты, папа, она стала еще красивее.
   - Ты, кажется, был в нее влюблен? Не отводи  глаза-то,  -  усмехнулся
Ташков-старший, - не думай, что я ничего не замечал.
   - Я пригласил ее к нам в гости, - ушел от ответа Александр. -  Ты  не
против?
   Разумеется, Николай Васильевич не был против. Упорство, с которым его
сын продолжал вести жизнь холостяка, настораживало и даже отчасти пугало
Ташкова. Поэтому он всячески приветствовал каждое новое знакомство  сына
с женщинами, надеясь, что на этот раз "тест на наследство"  пройдет  ус-
пешно. Отец хотел, чтобы в доме появилась хозяйка и  чтобы  по  комнатам
забегали наконец долгожданные внуки. Сам он жениться во второй раз так и
не собрался. Пока был еще достаточно молодым - не случилось. А когда пе-
ревалило за пятьдесят, понял, что притираться и привыкать к жизни бок  о
бок с чужим человеком уже не сможет, возраст не тот, чтобы привычки  ме-
нять. Личную жизнь он вел достаточно активную, но на семейные рельсы пе-
реводить ее категорически отказывался.
   - Не повторяй моих ошибок, Саня, - неоднократно говорил он сыну, - не
тяни с женитьбой. А то дотянешь до такого возраста,  когда  это  сделать
уже будет в принципе невозможно.
   - Я не хочу жениться на женщине, которая выходит замуж за деньги.
   - Да плюнь ты на эти деньги, - советовал Николай Васильевич, - забудь
про них. Как будто их нет вовсе. Знал бы я, что из-за этих проклятых пи-
сательских денег внуков не увижу" сразу бы от наследства отказался.  По-
явление в их доме Зои Смирнягиной даже  в  качестве  гостьи  воодушевило
Ташкова-старшего. Если девочка не изменилась за эти годы в худшую сторо-
ну, уж она-то точно тестирование выдержит с блеском. Раньше в ней не бы-
ло ничего, что напоминало бы о хитрости и корысти.
   Вечер они провели чудесный,  мужчины  наперебой  ухаживали  за  Зоей,
подкладывая в ее тарелку самые лучшие куски и предаваясь воспоминаниям о
тех годах, когда Саша и Зоя учились в школе. Правда, выражение забитости
и покорности так и не сошло с Зоиного лица, как ни старались отец и  сын
ее развеселить и заставить расслабиться.  После  ужина  Александр  пошел
провожать гостью до дома.
   - Ты не торопишься? - спросил Ташков, когда они спустились в метро.
   - Да нет, куда мне торопиться. Завтра суббота, на работу не идти, так
что можно лечь попозже.
   - Тогда у меня к тебе будет просьба. Давай доедем до той  улицы,  где
вы бываете с Волоховым.
   - Зачем? - удивилась Зоя.
   - Ты же сама говорила, что Валерий Васильевич человек очень  занятой,
мне не хотелось бы отрывать у него время по пустякам.  Ты  мне  покажешь
тот дом, где находится квартира его приятеля-дипломата, я  сам  прикину,
мог ли он быть очевидцем тех событий,  которые  меня  интересуют.  Может
быть, дом и подъезд расположены таким образом, что Волохов и в самом де-
ле мог ничего не видеть. Тогда я и трогать твоего доктора больше не  бу-
ду.
   - Конечно, - тут же согласилась она, - поедем, я покажу. Они  сделали
две пересадки, чтобы попасть на арбатско-покровскую линию метро, и вышли
на станции "Электрозаводская".  Зоя  уверенно  довела  Ташкова  до  угла
Электрозаводской улицы и Малой Семеновской.
   - Вот мы уже почти пришли. Третий дом от угла.
   - Давай подойдем поближе, - попросил Саша.
   Они медленно прошлись по улице, Ташков сделал  вид,  что  прикидывает
расстояние от подъезда, на который указала Зоя, до одному ему  известной
точки.
   - На каком этаже расположена квартира дипломата?
   - На пятом.
   - Окна куда выходят?
   - Сюда, на улицу.
   Так же не торопясь они вернулись обратно в метро, и Ташков довез  Зою
до ее дома. Ему не хотелось с ней прощаться, и он торопливо пытался при-
думать предлог, чтобы задержать ее возле себя.
   - Какой вечер теплый. Давай еще погуляем немного, - предложил он.
   - Саша...
   Зоя робко тронула его за руку.
   - Наверное, мне не следует этого говорить, это глупо  с  моей  сторо-
ны... И самонадеянно... Я даже не знаю, как сказать.
   - Говори, Зоенька, - подбодрил ее Ташков, -  не  стесняйся,  мы  ведь
друзья с детства.
   Он уже знал, что именно она хочет ему сказать. Но  слышать  этого  не
хотел. Ибо понимал, что если Волохов ловко морочит ей голову, то никаких
серьезных чувств к Зое не испытывает. Зря она надеется, зря ждет. Он  ее
бросит при первой же возможности, как только она станет ему неудобна.
   Зоя молчала, и Ташков понимал, что она стесняется произнести те  сло-
ва, которые хочет произнести, и в то же время пытается  быть  честной  с
ним и не подавать ему ложных надежд.
   - Ты хочешь сказать, что очень любишь своего доктора и что мне  наде-
яться не на что? - с тоской спросил он.
   - А ты хотел бы надеяться?
   - Хотел бы.
   - Саша, мне очень жаль...
   - Ну что ты, Зоенька, не вздумай извиняться. Это я должен  просить  у
тебя прощения за то, что поставил тебя в неловкое  положение  и  вынудил
объясняться со мной, дураком. Ладно, оставим эту  грустную  тему,  давай
лучше пройдемся.
   Они погуляли еще полчаса, и Ташков поехал домой. Когда  он  вернулся,
было уже совсем поздно, но отец еще не ложился, ждал его.
   - Александр, - начал Николай Васильевич решительным тоном, как только
сын переступил порог комнаты, - я  настоятельно  советую  тебе  подумать
насчет Зои. Она - прекрасный человек, это видно невооруженным глазом.  И
как нельзя лучше тебе подходит. Мне кажется, ты должен  прекратить  свои
выкрутасы насчет денег и сделать все, чтобы она стала твоей женой.
   - Папа, она ждет ребенка, - тихо ответил Ташков. - И, как ты сам  по-
нимаешь, не от меня.
   - От того мужика, который морочит ей голову?
   - Да.
   - И что? Ты собираешься это так оставить? Я не узнаю  тебя,  сын.  Ты
перестал быть бойцом? Зоя - это та женщина, которая тебе нужна. Я  много
видел девиц и дамочек, с которыми ты крутил. Ни одна из них ей в подмет-
ки не годится. И вот нашлась  женщина,  самой  природой  предназначенная
только для тебя. Не зря же ты был влюблен в нее еще мальчишкой,  ты  уже
тогда чувствовал, что она - твоя, она - только для тебя. А сейчас ты го-
тов отступить?
   - Не знаю, папа, - еще тише ответил Александр. - Я  ничего  не  знаю.
Поверь мне, у меня нет готового решения. Мне кажется, я ей просто не ну-
жен. Она очень любит этого человека.
   - Ну, как знаешь, - сердито ответил Николай Васильевич и ушел к себе.
   Александр долго крутился в постели, вспоминал Зою, ее голос, ее  гла-
за, волосы, губы, раздвигающиеся в робкой улыбке. Господи, каким  подон-
ком надо быть, чтобы морочить голову такому доверчивому  и  нежному  су-
ществу! Водит ее к себе домой, в собственную холостяцкую квартиру, и при
этом нагло врет, что квартира эта принадлежит его другу, уехавшему в за-
гранкомандировку, и что дома у него жена-инвалид. А она всему верит  бе-
зоглядно. И любит его. Не просто любит - обожает.
   В этот момент Саша Ташков отчетливо осознал, что должен  жениться  на
Зое Смирнягиной чего бы ему это ни стоило.
   Настя уже почти заснула, когда прямо над ее головой истошно заверещал
телефон, стоящий рядом с диваном. Она решила подождать, пока Леша снимет
трубку, но внезапно очнулась от дремоты и вспомнила, что его нет. И бли-
жайшие два дня не будет. Он уехал в Жуковский, к родителям,  потому  что
там находился институт, в котором он работал и в  котором  должен  защи-
щаться его политически активный аспирант.
   - Аська, сколько можно висеть на телефоне! - раздался в трубке возму-
щенный голос Юры Короткова. - Два часа не могу до тебя дозвониться.
   - Я ни с кем не разговаривала. Наверное, на линии что-то замкнуло.  А
что за пожар?
   - Пожар? - громко фыркнул Коротков. - Не то  словечко.  Наводнение  и
землетрясение одновременно. Из больницы пропала карта Наташи Терехиной.
   - Как пропала? - глупо спросила Настя, стряхивая с себя остатки  дре-
моты.
   - А я знаю? - ответил он вопросом на вопрос. - Как все в  нашем  мире
пропадает. Путем кражи, надо полагать. Но тут еще покопаться  надо.  Мо-
жет, и отдал кто-нибудь за соответствующее вознаграждение. Короче,  под-
руга, я с ног падаю. Утром поговорим, а ты пока подумай.
   Так повелось издавна. Получив любую новую информацию по  делу,  узнав
какой-то факт, даже совершенно незначительный, сотрудники отдела Гордее-
ва в первую очередь "вываливали" его перед Настей, настоятельно, хотя  и
вежливо, предлагая ей подумать и затем поделиться с ними готовыми  выво-
дами. Она с такой постановкой не спорила, ибо понимала,  что  в  этом  и
состоит основная ее работа в отделе. Аналитика,  работа  с  информацией,
обработка данных, начиная от огромных статистических массивов  и  кончая
конкретными малюсенькими фактиками.
   "Хватит дурака валять, - сказала себе Настя,  закутываясь  в  длинный
махровый халат и перебираясь на кухню, где ей почему-то думалось легче и
вообще было уютнее и комфортнее, - надо наконец взяться за доктора Воло-
хова. Пусть объяснит, какое отношение он имеет к семье Терехиных, а  за-
одно и расскажет, зачем похитителям могла понадобиться медицинская карта
Наташи. Может, это прольет хоть какой-то след на личность самих  похити-
телей. Черт возьми, какая досада, что так вышло! Если бы мы могли  знать
заранее, хотя бы предполагать, что им может понадобиться  карта,  мы  бы
глаз с нее не спускали, оставили бы засаду, даже если бы  пришлось  бить
кулаком об стену и топать ногами, но людей для этого нашли бы.  И  взяли
бы охотников за картой теплыми и готовыми к  употреблению".  Она  знала,
что утром ей предстоит крайне неприятное объяснение с начальником.  Ведь
"это она настаивала на том, чтобы не делать резких движений в  отношении
Валерия Васильевича Волохова, присмотреться к нему повнимательнее в  на-
дежде, что он вступит в контакт с кем-нибудь, кто помогал ему в соверше-
нии четырех (а то и пяти) убийств. Если бы она не упиралась и не настаи-
вала на своем, его бы уже взяли в оборот, и вполне возможно, оперативни-
ки заранее были бы готовы к попытке выкрасть карту. Ведь он врач и  обя-
зательно должен знать, что же в этой карте написано такого,  что  предс-
тавляет интерес для похитителей.
   Она, Анастасия Каменская, совершила очередную ошибку, и дай Бог, что-
бы за эту ошибку не пришлось расплачиваться никому, кроме нее самой.
   Приглашая к  себе  доктора  медицинских  наук  Волохова,  следователь
Ольшанский был предельно вежлив и с удовлетворением отметил, что вызван-
ный для допроса в качестве свидетеля Валерий Васильевич не выказывал  ни
малейших признаков неудовольствия или раздражения.
   - Это по поводу гибели мужа моей пациентки? - прямо с порога  осведо-
мился он.
   - И по этому поводу тоже, - уклончиво отозвался Константин Михайлович
Ольшанский. - В первую очередь я хотел бы уточнить, где вы были в ночь с
четырнадцатого на пятнадцатое июня.
   - Ваши коллеги уже спрашивали меня об этом, - недоуменно пожал плеча-
ми Волохов, - я отдал в их распоряжение свой блокнот, где  записано  все
по дням и часам. Без блокнота я и сам не вспомню, у меня дни очень насы-
щенные.
   - Разве вам не вернули блокнот?
   - Пока нет.
   - Хорошо, к этому мы вернемся позже. Сейчас меня гораздо больше инте-
ресует ваше знакомство с Екатериной Бенедиктовной  Анисковец,  убитой  в
конце мая. Когда вы познакомились?
   - Много лет назад.
   - Конкретнее, пожалуйста.
   - Очень давно... Лет двадцать тому назад примерно.
   - Еще точнее, будьте любезны.  При  каких  обстоятельствах  произошло
знакомство?
   - У меня была пациентка, популярная певица. Я не хотел бы называть ее
имя, она очень известна. Во всяком случае, была очень известной.  Она  и
познакомила меня с Екатериной Бенедиктовной.
   - На какой предмет?
   - Как, простите?
   - Зачем она вас познакомила? С какой целью? Она, может  быть,  хотела
составить протекцию Екатерине Бенедиктовне с тем, чтобы вы ее лечили или
консультировали?
   - О, нет, что вы! У Екатерины было отменное здоровье, она в моих кон-
сультациях не нуждалась.
   - Тогда зачем она вас познакомила?
   - Видите ли... В то время у меня были  проблемы,  связанные  с  одной
женщиной. Нам негде было встречаться. И денег на то, чтобы снимать квар-
тиру, у меня не было, я ведь был тогда еще совсем молодым врачом,  зара-
батывал немного, а частная практика была запрещена. Моя пациентка, узнав
о моей ситуации, переговорила с Екатериной, и та согласилась  предостав-
лять мне свою квартиру для тех нечастых встреч, которые  мы  могли  себе
позволить. Вот и все.
   - Забавно, - улыбнулся следователь. - А зачем вам нужна была квартира
Анисковец, когда у вас была своя собственная? Вы были женаты?
   Волохов кинул на Ольшанского уничтожающий взгляд, но  ответил  вполне
мирно.
   - Нет, я не был женат. Но и свободен не был.  В  моей  квартире  жила
женщина, которая считалась как бы моей гражданской женой. По ряду причин
я не мог с ней расстаться.
   - Хорошо. Назовите, пожалуйста, имя и фамилию женщины, с  которой  вы
встречались на квартире у Анисковец.
   - Я не хотел бы этого делать.
   - Почему?
   - Послушайте, Константин Михайлович, есть же в конце концов такое по-
нятие, как мужская честь, - возмутился Волохов.
   - Эта дама замужем?
   Волохов замялся.
   - Д-да. Была.
   - А сейчас она свободна? Тогда почему вы скрываете ее имя?
   - Поймите же, ее имя называть бессмысленно. С ней  произошло  ужасное
несчастье, она стала глубоким инвалидом и потеряла память. Она все равно
не помнит того, о чем вы меня спрашиваете, вы даже не сможете перепрове-
рить мои слова.
   - А вы не находите, Валерий Васильевич, что это очень  удобная  пози-
ция? Вы называете мне человека, который заведомо не может по объективным
причинам подтвердить ваши показания. И я начинаю подозревать, что вы кое
в чем говорите мне неправду.
   - Какие у вас основания меня подозревать? - вспыхнул Волохов. - И во-
обще, что мы тут с вами обсуждаем? Разве любить замужнюю женщину - прес-
тупление? С каких это пор? Разговор ушел в сторону от главной  проблемы,
и Ольшанского это вполне устраивало. Еще минут пятнадцать он умело  под-
держивал бессмысленные пререкания по поводу давнего  романа  Волохова  с
женщиной, с которой он встречался на квартире у  Екатерины  Бенедиктовны
Анисковец. Потом, когда решил, что доктор уже достаточно отвлекся и  ра-
зозлился, произнес:
   - Валерий Васильевич, ваша дочь похищена.
   Глаза Волохова заметались по кабинету, словно ища ответ на некий воп-
рос, который он сам не может задать  следователю.  Ольшанский  молчал  и
терпеливо ждал, когда его собеседник отреагирует на сообщение. Но  Воло-
хов ничего не говорил, хотя по его лицу было видно, что слова следовате-
ля не оставили его равнодушным.
   - Вы поняли, что я сказал? - наконец спросил Константин Михайлович. -
Ваша дочь похищена.
   - Какая дочь? - выдавил Волохов.
   - То есть как "какая"? - с хорошо  разыгранным  недоумением  вздернул
брови Ольшанский. - У вас их сколько? Десять? Двадцать? Ваша дочь  Ната-
ша.
   И снова на лице Волохова промелькнул ужас от непонимания и  невозмож-
ности задать вопрос. Что же это за вопрос такой, который так мучает док-
тора и который он не смеет задать следователю?
   - Я не понимаю, о ком вы говорите.
   - Простите, Валерий Васильевич, у вас сколько дочерей с таким именем?
Или вы хотите сказать, что у вас детей нет вообще?
   - Послушайте... Вы застали меня врасплох... Мне очень трудно говорить
об этом, но вы как мужчина, я надеюсь, меня поймете. Я  никогда  не  был
женат. Но у меня были женщины, которых я любил и  которые  любили  меня.
Некоторые рожали от меня детей. Ни одного своего ребенка я не бросил  на
произвол судьбы, я помогал, как мог и чем мог, даже если отношения с ма-
терью прекращались. И я не мог повлиять на выбор имен для моих детей. Вы
понимаете?
   - Вы хотите сказать, что у вас оказались две дочери по имени Наташа?
   - Три. Я хочу знать, какая из них похищена.
   - Наташа Терехина.
   - О Господи, нет!
   Теперь на лице Волохова проступил явственный ужас и отчаяние.
   - Эта девочка вам особенно дорога? - невинно осведомился Ольшанский.
   - Я одинаково отношусь ко всем, - ответил Волохов уже  спокойнее,  но
Ольшанский видел, что он отнюдь не успокоился. Он был в панике.
   - Кто ее похитил? Зачем?
   - Валерий Васильевич, если бы я знал ответы на эти вопросы, я  бы  не
приглашал вас к себе. Похититель не требует выкуп и вообще на  связь  не
выходит. И я хочу спросить у вас, как у отца Наташи: кто и зачем мог  бы
ее похитить? Только вы можете дать мне ответ. И вы мне его дадите.
   - Я не знаю.
   - Я вам не верю.
   - Но я действительно не знаю. Наташа Терехина  -  самая  обыкновенная
девочка, при этом тяжело больная, пожизненно прикованная  к  инвалидному
креслу.
   - Это с ее матерью вы встречались у Анисковец?
   - Д-да. Как вы узнали, что Наташа - моя дочь?
   - Вы навещали ее в больнице. Разве нет?
   - Навещал. Как вы узнали об этом?
   - Ну, это уже наши трудности. Вы выдавали себя за друга семьи, но ин-
терес проявляли только к Наташе, и это заставило  нас  думать,  что  она
чем-то отличается от других детей Терехиных, причем отличается не объек-
тивно, а именно для вас лично. Если бы вы хотели помочь  семье  умершего
друга Леонида Терехина, вы бы помогали в первую очередь старшей их доче-
ри Ирине, которая тащит на себе весь этот воз и содержит четырех инвали-
дов. Но Ирина никакой помощи от вас не видела и вообще знать вас не зна-
ет. И к младшим детям вы почти никогда не заглядывали. Более того,  наз-
вались вымышленным именем, и это еще раз показало нам, что другом  семьи
Терехиных вы не были. Так что все просто, как видите.
   - Да, все просто... - рассеянно повторил Волохов. - Но Наташа...  Как
же с ней? Вы ее ищете?
   - Да, мы делаем все для того, чтобы ее найти. Но пока,  к  сожалению,
безуспешно. На днях кто-то выкрал из больницы медицинскую карту  Наташи.
Вы можете дать этому какое-то объяснение?
   - У нее сильная аллергия на лекарства, и в карте должны быть  подроб-
ные записи о том, что можно ей давать и чего  нельзя.  Вероятно,  именно
это их и интересует. Но это же свидетельствует о том, что они хотят сох-
ранить ей жизнь! Они о ней заботятся. Разве нет?
   Он умоляюще посмотрел на следователя, словно ждал от него поддержки и
утешения. И на какое-то мгновение Ольшанскому даже стало  по-человечески
жаль этого многодетного отца.
   На протяжении нескольких следующих  дней  они  занимались  только  по
полдня, после обеда. До обеда Наташей  всецело  владел  врач-иностранец.
Мирону ни разу не удалось его увидеть. Бдительные охранники строго  сле-
дили за тем, чтобы пути Мирона не пересекались с путями, по которым  хо-
дили другие обитатели трехэтажного особняка. Гулять, когда стемнеет, ему
тоже не разрешали, и Мирон понял, с чем это связано. Вечером в  комнатах
зажигают свет, и по количеству горящих окон можно сделать вывод  о  при-
мерном количестве находящихся здесь людей. Значит, кроме охранников, Ва-
силия, врача-иностранца и медсестры Нади, здесь есть кто-то еще. Все-та-
ки любопытно, кто находится в той части дома, которая отгорожена  глухой
стеной? И почему стена глухая? Кого там прячут? Но он  решил  не  распы-
ляться и не забивать себе голову тем, что не имеет непосредственного от-
ношения к его главной задаче: вырваться отсюда. Думать  надо  только  об
этом, потому что важнее собственной жизни ничего нет и  быть  не  может.
Каждая минута на протяжении этих дней казалась Мирону вечностью. Он сде-
лал все, от него зависящее, чтобы навести Василия на мысль  о  необходи-
мости раздобыть медицинскую карту Наташи Терехиной. Если  Наташа  ничего
не напутала, если правда, что в отделении, где она лежала, недавно убили
медсестру, то милиция там постоянно бывает. То одного опросить надо,  то
другого, то следы какие-нибудь поискать. Как Василий будет добывать  На-
ташину карту? Попытается или купить, или украсть. И  очень  велик  шанс,
что посланный для этого человек нарвется при этом на милицию. На  это  и
был расчет. На это была вся надежда.
   Чем дольше не привозили карту, тем больше крепла надежда, что все по-
лучилось. Человека, посланного за ней, задержали, допросили, вытрясли из
него всю правду, и с минуты на минуту здесь  появятся  спасители.  Может
быть, приедут на машинах, или прилетят на вертолетах, или пошлют спецназ
добираться пешком через горы и леса, чтобы подобраться к логову неслышно
и застать обитателей врасплох. Мирон постоянно ловил себя  на  том,  что
непроизвольно отвлекается от того, что делает, и  чутко  прислушивается,
не едут ли машины, не гудит ли вертолет, не трещат ли ветки под сапогами
спецназовцев. Но нигде ничего не шумело, не гудело и не трещало.  Стояла
полная тишина, только листва шелестит.
   Надежда крепла с каждой минутой, и когда он увидел  Василия  с  меди-
цинской картой Наташи в руках, он чуть не завыл от нахлынувшего отчаяния
и досады.
   - Ну вот, все в порядке, - весело сказал Василий. -  Можешь  передать
девочке, что ее карту мы раздобыли, там действительно все написано,  что
можно, чего нельзя, так что пусть теперь не волнуется. Ей не дадут ниче-
го опасного для здоровья.
   "Спокойно, - говорил себе Мирон, - погоди паниковать, может быть, то-
го, кто взял в больнице карту, засекли и довели прямо до места. А он ни-
чего и не заметил. Конечно, именно так все и случилось.  Ему  специально
дали уйти, чтобы своими глазами увидеть, куда он повезет эту карту.  Те-
перь еще некоторое время будет тихо, пока они разработают план. Сразу  и
с наскока ничего не делается. Терпение и еще раз  терпение.  Терпение  и
выдержка. Все должно получиться".
   Но прошло еще два дня, и ничего не произошло. Мирон понял, что  наде-
яться больше не на что. У него ничего не получилось.
   И все-таки он не терял надежды. Первое отчаяние, оглушившее его, ког-
да в руках Василия оказалась медицинская карта Наташи, быстро отступило,
и Мирон начал искать другой путь. Поразмыслив, он понял, в чем была  его
ошибка. Глупо было рассчитывать на то, что милиция окажется в то же  са-
мое время в том же самом месте, где и человек, посланный за картой.  Ко-
нечно, они разминулись. Не исключено, что милиция до сих пор не знает  о
пропаже карты. Разве можно было действовать так примитивно, наобум  свя-
тых? Милицию надо было предупредить, что такой человек придет за картой,
тогда все получилось бы.
   У него созрел новый план. Более долгий и сложный,  но,  как  казалось
Мирону, более надежный. Только бы все не  закончилось  раньше,  чем  ему
удастся привести свой план в исполнение.
   Сегодня, придя к Наташе, он снова затеял какую-то  совершенно  ненуж-
ную, но имеющую вполне благопристойный предлог работу на компьютере.
   "Откуда у тебя книга Гольдмана? Она же очень давно издавалась, ее те-
перь днем с огнем не сыщешь".
   "Мне принесла женщина из милиции. Она занималась убийством  медсестры
в нашем отделении".
   "Эта женщина тебя помнит?"
   "Не знаю".
   "Когда у твоих родных дни рождения?"
   "Ира - сентябрь, Оля - май, Павлик - январь, мама - ноябрь".
   "Ты никогда не путаешь их дни рождения и не забываешь поздравить?"
   "Нет! Нет!"
   Это дважды повторенное "Нет!" было таким выразительным, что Мирон не-
вольно улыбнулся.
   "Если ты кого-то из них поздравишь не вовремя, они очень удивятся?"
   "Да! Да! Да!"
   "Ты поняла, что нужно делать?"
   "Да".
   "Какой иностранный язык ты учила?"
   "Французский и английский".
   "Не забудь про Золотого человека. Ты меня поняла?" "Да". Спустя  при-
мерно полчаса он громко сказал, добавив в голос досады и раздражения:
   - Что с тобой сегодня, Наталья? Ты на себя не похожа, не  можешь  вы-
полнить элементарного задания. Карту твою привезли, бояться тебе  совер-
шенно нечего, ты должна такие задачки как орешки щелкать.  Если  у  тебя
что-то болит, вызови Надю.
   - Душа у меня болит, - грустно ответила девушка. -  Скоро  у  Павлика
день рождения, а я не могу его поздравить.
   - Глупости, - резко произнес Мирон. - Детские  сопли.  Не  поздравишь
один раз, ничего страшного не случится. Перебьется твой Павлик.
   - Нет, не перебьется! - Ее голос зазвенел, в нем послышались  близкие
слезы. - Как ты можешь так говорить? У тебя, наверное, нет младшего бра-
тика, поэтому ты не понимаешь. И я, и Олечка хоть какое-то время  пожили
дома, в семье, в нормальной жизни. А Павлик попал в больницу, когда  ему
было полгодика, он же ничего в этой жизни, кроме больничной  палаты,  не
видел. Какие у него радости? Ирка придет навестить два  раза  в  неделю,
вкусненького принесет, вот и все радости. А один раз в год у него бывает
день рождения. Всего один раз в год, ты можешь это понять? И  мы  всегда
так стараемся устроить ему сюрприз, Ирка последние копейки выскребает из
кармана, чтобы купить ему подарок и угощенье для всей  палаты,  я  стихи
какие-нибудь смешные сочиняю, Олечка их заучивает, красивую открытку ему
рисует. Мы собираемся все вместе, вручаем подарок, Оля стихи  читает.  И
вся его палата вместе с ним радуется и веселится. Как можно  лишить  ре-
бенка такого праздника?
   - Чего ты на меня орешь? - неожиданно грубо оборвал ее  Мирон.  -  Я,
что ли, его этой радости лишил? Мне-то что, поздравляй, если тебе  прис-
пичило, только я здесь не хозяин, сама знаешь.
   - Знаю, - сказала она уже тише, - ты  прости,  что  я  сорвалась.  Ты
действительно не виноват. Просто я ужасно расстроена. Как подумаю, что в
день рождения Павлушенька ничего от меня не получит, так сердце разрыва-
ется. Ему ведь не объяснишь, он же маленький, всего шесть лет. Он  будет
ждать от меня поздравления, а потом, когда не дождется, будет  так  пла-
кать... Я все время об этом думаю.
   - Ладно, - внезапно смягчился Мирон, - я скажу  Василию  Игнатьевичу.
Может быть, он разрешит тебе послать телеграмму брату. Ты на всякий слу-
чай стишки свои сочини.
   - Спасибо тебе, - горячо отозвалась Наташа.
   - Рано благодаришь. Пока еще ничего не известно. Может,  Василий  Иг-
натьевич и не разрешит.
   Но Василий разрешил. Причем, к немалому удивлению  Мирона,  его  даже
уговаривать не пришлось. То ли он и впрямь испугался, что расстроенная и
взвинченная Наташа не сможет хорошо себя показать, то ли еще какими  со-
ображениями руководствовался, но согласие на поздравление  братишки  дал
легко и даже как будто был доволен. "Конечно, - внезапно осенило Мирона,
- если Наташа не забыла о дне рождения брата и даже написала ему  стихи,
как обычно, значит, с ней действительно все в порядке и нет  причин  для
беспокойства. Все правильно, Василий должен был клюнуть на  эту  приман-
ку". На следующий день Наташе принесли чистый бланк для  фототелеграммы,
на котором она старательно, мелким почерком написала длинное стихотворе-
ние и нарисовала сбоку смешного щенка с большим бантом на шее.  Она  за-
метно повеселела, когда бланк унесли. И даже словно бы не обратила  вни-
мания на то, что адрес отправителя ей на этот  раз  продиктовали  совсем
другой. Эту телеграмму отправлять будут не из Мурманска, а из Оренбурга.
   А вечером Мирона ждал неприятный сюрприз. Когда он  вернулся  к  себе
после занятий с Наташей, в комнате сидел его отец.
   - Здравствуй, Асланбек, - сурово произнес он.
   - Добрый вечер, отец, - осторожно поздоровался Мирон, не представляя,
чего ожидать от этой встречи.
   - Ты, кажется, не рад меня видеть.
   - Что ты, отец, просто я не ожидал, что ты здесь, и немного растерял-
ся. Какими судьбами?
   - Приехал по делам.  Решил  заодно  узнать,  как  мой  сын  выполняет
просьбу своего отца.
   - Ну и как? - как можно безучастнее спросил Мирон. - Василий на  меня
жалуется?
   - Да, и меня это крайне огорчает.
   - Чем же я не угодил ему? Я послушный, выполняю все его требования  и
даже соблюдаю все дурацкие запреты, которые он налагает.  Ты  куда  меня
отправил, отец? На каникулы или на каторгу? Здесь же  шагу  ступить  без
разрешения не дают. В поселок - нельзя. За ворота - нельзя. Гулять вече-
ром - нельзя. Ходить по зданию - нельзя. Общаться ни с кем не разрешают,
только с девочкой. За что я так наказан? Чем я провинился  перед  тобой,
что ты меня заслал в эту тюрьму?
   - Ты меня огорчаешь, сын. Я хотел надеяться, что Василий не  во  всем
прав, но теперь вижу, что он не преувеличил. Ты непокорный и строптивый,
для тебя слово отца не является законом.  Это  плохо.  Это  противоречит
обычаю. Быть непокорным сыном - большой грех, огромный. Но  еще  больший
грех, еще большее нарушение обычая - проявлять жалость к женщине. Ты за-
мечен в этом грехе, и неоднократно.
   - Отец, но это же ребенок, девочка, к тому же неизлечимо больная. Не-
ужели я не имею права даже на элементарное сочувствие к ней?
   - Нет, - отрезал отец. - Ты должен делать то,  что  приказывает  тебе
Василий. Ты должен служить тому делу, которому служу я. И никакой жалос-
ти у тебя быть не должно. Такова моя воля. И если в твоей греховной душе
зашевелится сомнение, помни, что в твоих жилах течет  моя  кровь,  а  не
кровь этой девочки. Она для нас чужая. А это значит, что она чужая и для
тебя. Твоя мать будет крайне расстроена, узнав, что ты нарушаешь  обычай
и проявляешь непослушание отцу. Об этом ты тоже должен помнить. Ты - ин-
гуш. Ты - мусульманин, Асланбек. И если я длительное  время  делаю  вид,
что не замечаю твоих немусульманских поступков, если я  перестал  возра-
жать против того, что ты называешь себя не тем именем, которое я дал те-
бе при рождении, это не означает, что я смирился и готов отдать  тебя  в
лоно православной цивилизации. Ты родился мусульманином и умрешь им. Та-
кова моя воля.
   С этими словами отец встал и вышел из комнаты. Через некоторое  время
Мирон услышал голоса отца и Василия, доносящиеся снаружи, но не смог ра-
зобрать, о чем они говорят. В нем поднялась неожиданная злоба  на  Васи-
лия, который оказался куда более  проницательным  и  чутким,  чем  Мирон
предполагал. Надо же, заметил, что Мирон только  притворяется  равнодуш-
ным, а на самом деле жалеет Наташу. Сволочь глазастая.  Доносчик  парши-
вый. Отцу заложил. Но власть отца была все-таки очень сильной. Все двад-
цать два года он  был  единственным  повелителем  Асланбека-Мирона,  все
двадцать два года он требовал беспрекословного послушания и внушал сыну,
что сыновняя непокорность и неуважение к отцу - большой  грех.  И  Мирон
верил ему. Верил до сих пор. Несмотря на то,  что  отец  явно  занимался
чем-то неблаговидным. Несмотря на те слова, которые сказал ему  Василий,
дескать, отец первым поднимет на тебя руку, даже за честь посчитает, ес-
ли ослушаешься. Отец всегда был прав. Это даже не обсуждалось.
   Спать в этот день Мирон ложился, чувствуя себя последним  из  грешни-
ков. Если ему суждено погибнуть по воле отца, он обязан принять это  как
дар судьбы и не сметь сопротивляться и искать пути спасения.  Если  отец
решил, что он должен умереть, значит, он умрет. И нечего тут больше  об-
суждать. Он должен покориться воле отца. Таков обычай.
   Проснулся Мирон с теми же мыслями, с которыми уснул. Но тут же вспом-
нил о Наташе. Хорошо, он должен быть покорным сыном  и  принять  смерть,
если такова воля его отца. Отец  вправе  распоряжаться  своим  сыном  по
собственному усмотрению, но кто дал ему право распоряжаться жизнью русс-
кой девочки? Наташа доверилась ему. Мирону, она надеется  на  него,  она
ждет от него спасения. Так неужели  он  бросит  ее  на  произвол  судьбы
только лишь потому, что отец заставил его почувствовать собственную неп-
равоту и греховность? Черт с ним, он готов умереть, если  так  надо,  но
девочку он должен попытаться спасти. Он не имеет права  отступить.  Отец
считает, что жалеть русскую девочку,  немусульманку,  дочь  неверных,  -
грех. Ладно, пускай. Он, Асланбек, грешник. Но он же мужчина в  конце-то
концов! И он обязан защитить ребенка, даже если это ребенок неверных.
   А коль так, надо делать следующий шаг. Интересно, когда в Москве  по-
лучат Наташину телеграмму? Оренбург от Карпат - совсем не ближний  свет,
если человек, взявший телеграмму, полетит на самолете из Львова,  то  не
раньше завтрашнего дня. Отсюда до Львова тоже еще добраться надо. Снача-
ла на машине до аэропорта местных авиалиний, потом минут сорок лететь на
стареньком маленьком "кукурузнике". И рейсы  на  Оренбург  наверняка  не
каждый день. Предположим, телеграмму в Москве получат послезавтра.  Зна-
чит, можно начинать понемногу осуществлять следующий этап  плана.  После
получения телеграммы в Москве должно пройти несколько  дней,  чтобы  те,
кто ищет Наташу, успели  сориентироваться.  Если  ее  вообще  кто-нибудь
ищет. И если они догадаются о том, что затеял Мирон. Если... Если...

        
Интернет Библиотека

TopList

Hosted by uCoz