Глава 2

   Никита лежал на диване, отвернувшись к стене и подтянув колени к гру-
ди. Его мучители давно уже ушли, беззлобно щелкнув  Никиту  на  прощание
пару раз кулаками. Все тело болело, было трудно дышать, прикушенный язык
все еще кровоточил, и от этого во рту был неприятный металлический прив-
кус.
   Записали его признание на диктофон и на видео - и ушли. Кто они?  За-
чем приходили? Зачем им его признание?
   Первая мысль была, конечно, о том, что они все-таки из ментовки.  Но,
поразмышляв немного, Никита пришел к выводу, что это не так. Если  менты
в принципе могут вот так вломиться в квартиру и выколотить из тебя приз-
нание, то почему они сделали это сейчас, а не полтора года  назад?  Сей-
час-то все это уже потеряло актуальность. Про того мужика,  которого  он
замочил на Павелецком, уже и забыли все давным-давно. Сегодня  даже  про
убийства всяких там звезд и крупных политиков  дольше  двух  месяцев  не
помнят. А уж если это "шестерка" из мафиозной группировки, так  кому  он
на хрен нужен через полтора-то года?
   Поэтому вторая мысль, пришедшая в голову Никите Мамонтову, показалась
ему куда более правильной. Нужен этот убитый только  своим  дружкам.  Не
понравилось дружкам, что в столице нашей Родины ихнего кореша порешили -
и с комсомольским приветом. Им самим, конечно, милицейские разборки ни к
чему, поэтому тот факт, что дело "повисло", им только на руку, но, одна-
ко же, милицейские дела - это одна песня, а дела  личные,  внутримафиоз-
ные, - совсем, можно сказать, другой романс. А подайте сюда того  нагле-
ца, который посмел нашего любимого кореша тронуть!
   При такой постановке вопроса срок в полтора года  не  казался  чем-то
невероятным. У криминальных структур своя логика, не такая, как у  мили-
ции. Это менты всегда хотят скорей да быстрей,  у  них  начальства  выше
крыши, а сбоку еще прокуроры погоняют. А "деловые" - они по-другому вза-
имные расчеты ведут. В тот момент, когда его, Никиту Мамонтова, на Паве-
лецкий вокзал послали, промеж двумя группировками один счет был, на очко
больше в пользу приезжих, и замоченный чужак этот счет  сравнял.  А  те-
перь, спустя полтора года, перевес мог вполне оказаться  в  пользу  мос-
ковских, и их "конкуренты" могут сделать из Никиты разменную карту.
   Он вспомнил того опера с Петровки, который им  тогда  занимался.  Всю
душу прямо вынул своими разговорами, по три часа каждый день мурыжил Ни-
киту, все расколоть пытался. Как же звали его? Ну, впрочем, неважно. Так
вот этот опер говорил Никите: "Я знаю, что убийство совершил ты. Знаю  -
и все. А ты вот о чем подумай. Если я найду доказательства  твоей  вины,
ты получишь срок. Солидный, но все равно это только срок. Понимаешь? Ес-
ли ты успеешь обернуться раньше меня и напишешь явку  с  повинной,  срок
будет меньше. Если начнешь активно помогать следствию и дашь  информацию
о своих хозяевах, срок будет еще меньше. А вот если я не  найду  доказа-
тельств против тебя, ты останешься на свободе. И долго ты на этой свобо-
де не проживешь".
   Никита тогда ему не поверил. Его хозяева казались ему сильными, могу-
щественными и вечными. Они его в обиду не дадут. Тем  более  он  показал
себя таким молодцом, от ментов вывернулся. Однако прошло полтора года, и
все изменилось. Группировка, к которой он принадлежал, оказалась не  та-
кой уж могущественной и жизнеспособной. Внутренние распри ее  ослабляли,
да и милиция не дремала, кое-кого сумела зацепить и из общей  кучки  вы-
дернуть. Месяца три назад жалкие остатки группы влились в другую  струк-
туру, более крупную и сильную, которая подмяла под  себя  хозяев  Никиты
Мамонтова. Но самому Никите в этой новой структуре места не нашлось.  То
есть не то чтобы его выставили без выходного пособия, но ясно  дали  по-
нять, что не расстроятся, если он отвалит на все четыре стороны.  Он  не
боевик, не снайпер, не качок и не драчун, не мастер  вождения  и  вообще
никакими выдающимися талантами не обладает. Его прежние хозяева,  мелочь
пузатая, были каждой паре рук рады, особенно если эти  руки  принадлежат
человеку трусоватому, которому легко приказывать. А у новых  хозяев  по-
рядки другие. Тим на каждое место чуть не конкурсный отбор, и такие, как
Никита, им не нужны. Его, конечно, примут, ежели  он  захочет  остаться,
потому как на нем "мокрое" висит и свое право на принадлежность к струк-
туре он этим как бы заслужил. Но на большее пусть не рассчитывает.  Роль
жалкого "приживалы" - вот тот максимум, который ему могут предложить.
   Никита изобразил достойный отказ, сказал, что никаких обид и  претен-
зий у него нет, и с облегчением завершил свои отношения  с  криминальным
миром. Он с детства был слабым и трусливым парнем, но  к  двадцати  пяти
годам хотя бы поумнел. Ему было девятнадцать, когда он дал втянуть  себя
в криминальные отношения, потому что не посмел  отказаться.  В  двадцать
четыре он совершил убийство, и тоже потому, что струсил и не посмел ска-
зать "нет". Боялся, что будут бить. Но с того самого  момента  только  и
думал о том, как бы ему половчее соскочить. Все, хватит  дурака  валять.
Надо браться за ум, получать профессию и спать по возможности  спокойно.
Однако "соскочить" с криминального, да еще и "мокрого" крючка  оказалось
не так-то просто. Малейший шаг в сторону расценивался как симптом  "ссу-
чивания" то в пользу милиции, то в  пользу  конкурентов.  Неглупому,  но
слабому Никите так бы и сидеть веки вечные на мафиозной печке,  если  бы
печка эта, к его счастью, не дала трещину и не начала разваливаться. Яв-
ное пренебрежение к себе со стороны новых  хозяев  Никита  расценил  как
ниспосланную судьбой удачу, которая  позволит  ему  наконец  вести  нор-
мальный образ жизни, не вызывая ни гнева, ни подозрений,  ни  угроз.  Во
всяком случае, так он полагал. Но не тут-то было...
   Выходит, прав бы тот опер. Недолго ему радоваться свободе. Как же его
все-таки звали? Никита вспомнил, что оперативник тогда дал ему свои  те-
лефоны, и домашний, и служебный, и сказал:
   - Как надумаешь дать показания, сразу мне звони. Не стесняйся,  звони
в любое время, даже ночью.
   Бумажку с телефонами Никита нашел быстро. Он вообще любил во всем по-
рядок и никогда ничего не терял. Вот, Коротков Юрий Викторович. И  теле-
фоны. А что, если позвонить? Теперь уже без разницы, можно и  ему  приз-
наться в убийстве, все равно эти трое его признание записали. Но  Корот-
ков хотя бы посоветует, что делать.
   Никита еще немного подумал, потом решительно снял телефонную трубку и
набрал домашний номер Короткова. Было уже десять вечера, и он решил, что
звонить на службу бессмысленно
   Ему ответил недовольный женский голос.
   - Его нет. Что-нибудь передать?
   - Я перезвоню попозже. Ничего, если через час?
   - Звоните, - сухо сказала женщина и бросила трубку.
   Но и через час Короткова еще  не  было  дома.  Никита  решил  сегодня
больше не звонить, неприлично, всю семью перебудит. Лучше завтра с утра.
Еще вопрос, помнит ли его этот Коротков. У него небось таких, как  Ники-
та, каждый день по дюжине.
   Не успела Настя Каменская, придя утром на работу, снять куртку и  по-
весить ее в шкаф, как к ней заявился Коротков.
   - Аська, освежи мне память. Девяносто пятый год,  убийство  приезжего
порученца на Павелецком вокзале. Там был фигурант Мамонтов Никита.
   - Было такое, - кивнула Настя. - Тебе какая степень подробностей нуж-
на? Все детали у меня в бумажках записаны, но их искать долго.
   - Долго не надо, говори, что помнишь.
   - А в чем дело-то?
   - Мне этот Мамонтов только что позвонил и попросил о встрече.  Я  ему
назначил на половину двенадцатого возле метро "Чертановская".
   Настя в нескольких словах изложила Короткову все, что помнила по делу
об убийстве на Павелецком вокзале. У нее была  отличная  память,  чем  и
пользовались частенько ее коллеги.
   - Значит, он был из группы Усоева, - задумчиво сказал Юра. - А группа
Усоева, насколько я знаю, приказала долго жить. То, что от нее осталось,
плавно влилось в группировку господина Ляшенко по  кличке  Лях.  Что  ж,
по-видимому, мальчика Никиту что-то сильно не устраивает в нынешнем  по-
ложении вещей. Это любопытно.
   Все утро Настя провела за  анализом  сведений,  имеющих  или  могущих
иметь отношение к маньяку-душителю. Уже стали поступать один  за  другим
акты судебно-медицинских экспертиз семи трупов, и из сопоставления  зак-
лючений судебных медиков можно было тоже извлечь  кое-какую  информацию.
Вот, например, по первому из обнаруженных трупов было отмечено,  что  на
шее потерпевшего имеются следы ногтей,  тогда  как  у  всех  последующих
жертв при такой же силе сдавливания шеи  следы  ногтей  отсутствуют.  Из
этого можно было сделать вывод, что убийца в период между первым и  вто-
рым преступлением остриг ногти. Замечательная деталь! Если бы по ней еще
маньяка можно было найти
   Была, однако, и другая деталь. Судя по расположению кровоподтеков  на
шеях потерпевших, душитель был очень высокого  роста.  Задушенные  имели
рост от ста шестидесяти двух до ста восьмидесяти сантиметров, и во  всех
случаях локализация следов пальцев относительно края и углов нижней  че-
люсти была такова, что позволяла утверждать: нападающий был выше жертвы.
К сожалению, по локализации и направлению борозды от петли ничего  инте-
ресного о преступнике сказать не удалось. Придушив жертву сильным  нажа-
тием на сонную артерию, он укладывал человека на пол, снимал с него шарф
или платок и натягивал петлю, как было указано в заключении судебных ме-
диков, "движением сзади наперед и сверху вниз, что подтверждается  нали-
чием косонисходящей борозды в нижней части шеи". Эксперты полагали,  что
рост преступника должен быть не меньше ста восьмидесяти восьми сантимет-
ров, а скорее всего - приближаться к двум метрам. Уже что-то. Можно поп-
робовать поискать среди баскетболистов.
   И еще одно. Самое, может быть, важное. Человек в двенадцатом часу но-
чи возвращается домой, входит в пустой подъезд. И тут на него  нападают.
Это только в сказках бывает легко и гладко. Что значит "тут на него  на-
падают"? Душитель шел следом за жертвой по пустой улице, зашел вместе  с
ней в подъезд... Неужели люди могут быть так беспечны? А  ведь  эксперты
утверждают, что ни один  потерпевший  не  находился  в  сильной  степени
опьянения, когда все люди - братья, а любое море кажется по колено.  Ду-
шитель шел навстречу жертве? Тогда тем более человек  должен  был  испу-
гаться или хотя бы насторожиться. И не дать схватить  себя  за  шею  так
просто. Должны быть следы борьбы. А их практически нет. То  есть  потер-
певший абсолютно не ожидал нападения, мускулы инстинктивно не напрягал и
мгновенно терялся, как только пальцы душителя прикасались к сонной арте-
рии. Этому может быть три объяснения. Первое: потерпевший знал убийцу  и
не боялся его. Проведенные проверки эту версию пока не  подтвердили.  Во
всяком случае, общих знакомых у всех семерых потерпевших на  сегодняшний
день не выявлено. Второе: убийца появлялся внезапно, он не шел ни следом
за жертвой, ни навстречу ей, он выныривал из темноты, где стоял,  терпе-
ливо поджидая запоздалого жильца. Теоретически  это  было  возможно,  но
практически... Все подъезды, где были найдены трупы жильцов, хорошо  ос-
вещены и не имеют "закутков", в которых можно долго прятаться и из кото-
рых можно внезапно вынырнуть.
   Остается третье объяснение: потерпевший видел своего  убийцу,  но  не
испугался его и не ожидал нападения, хотя и знаком с ним  не  был.  Кого
можно не испугаться в двенадцатом часу ночи в пустом подъезде?  Ребенка.
Или женщину. Очень высокую женщину...
   Из раздумий Настю вывел телефонный звонок. Она сняла трубку и услыша-
ла голос Короткова.
   - Ася, глянь, пожалуйста, в свои бумажки, мне нужен адрес этого  при-
дурка Мамонтова. Я уже час его жду, окоченел совсем.
   - Неужели не пришел?
   - Не пришел, гаденыш. Найду - ноги повыдергиваю.
   Настя быстро открыла сейф и вытащила папку с материалами за 1995 год,
мысленно похвалив себя за предусмотрительность. Конечно, ей удобнее было
бы хранить все материалы за год в одном месте, но она  из  необъяснимого
чувства самосохранения все-таки делила их на две папки: в одну складыва-
ла итоговые справки, обезличенные, пестрящие цифрами и логическими пост-
роениями, но не имеющие ни одной фамилии, а в другой папке  держала  все
текущие и черновые материалы с фамилиями, кличками, адресами, телефонами
и прочими необходимыми сведениями. Каждую неделю все эти данные  заноси-
лись в Настин домашний компьютер и там уже распределялись по директориям
и файлам, формируя самые разнообразные сводки и таблицы, но здесь, в ка-
бинете на Петровке, 38, информация хранилась в папках, причем далеко  не
всегда в идеальном порядке. Настя, правда, ориентировалась в этих бумаж-
ках легко, но посторонний человек никогда не нашел бы здесь нужный мате-
риал. Если бы все материалы были в одной папке, а папку эту унес два дня
назад лично Барин "для ознакомления", то не  видать  бы  Юрке  Короткову
нужного адреса как своих ушей. Пришлось бы через адресное бюро  запраши-
вать, а в Москве Мамонтовых этих...
   Она продиктовала Короткову адрес и на всякий  случай  телефон  Никиты
Мамонтова, проходившего в девяносто пятом году по делу  об  убийстве  на
Павелецком вокзале. Жил Никита очень далеко от "Чертановской", на другом
конце города, в Отрадном.
   - Ты прямо сейчас к нему поедешь? - спросила она.
   - Как же, разлетелся, - зло фыркнул Коротков. - Я  и  так  целый  час
впустую потратил. Я ему специально на "Чертановской" назначил встречу, у
меня в этом районе два дела, которые надо сделать. Одно, кстати, по тво-
ему душегубу. Вот закончу здесь  все,  что  запланировал,  потом,  может
быть, к Никите загляну, если ноги еще носить будут. Все, подруга,  побе-
жал.
   Это была классическая ловушка, которую расставляли сотни раз и в  ко-
торую попадались сотни людей. Более того, она была  описана  в  десятках
детективных романов и показана в десятках кинофильмов. Но в нее все рав-
но продолжали попадаться.
   Майор Коротков был опытным оперативником. Поэтому  сначала  он  долго
звонил в дверь квартиры Никиты, потом осторожно толкнул ее.  Убедившись,
что дверь открыта, он не стал заходить внутрь, притворил дверь и  позво-
нил в соседнюю квартиру. Ему открыла молодая женщина с годовалым карапу-
зом на руках. Юра показал ей раскрытое удостоверение.
   - У вашего соседа дверь не заперта, - сказал он, - а на звонки он  не
отвечает. Вы позволите мне позвонить в милицию?
   - Так вы же сами милиция, - рассмеялась молодая мама.
   - Один милиционер - не милиционер, - доверительно понизив голос,  со-
общил Коротков.
   - Как это?
   - А вот так. Нам тоже свидетели нужны, как и всем остальным. А  то  я
сейчас зайду в квартиру к Никите, а окажется, что там воры побывали. И я
никогда в жизни не докажу, что сам тоже ничего не прихватил,  воспользо-
вавшись случаем.
   - Так давайте я с вами зайду, - с готовностью предложила соседка  Ни-
киты. - И если надо будет, смогу подтвердить, что вы  ничего  не  брали.
Хотите?
   Коротков не хотел. Совсем ни к чему втягивать эту милую  молодую  ма-
мочку в дело об убийстве. А то, что дело это именно об убийстве, а не  о
какой не о квартирной краже, он уже не  сомневался.  Юрий  Коротков  был
опытным сыщиком.
   Валентин Баглюк всегда тяжело переносил похмелье.  Вообще-то  пил  он
нечасто, только когда оказывался в хорошей теплой компании,  но  тут  уж
имел обыкновение набираться под завязку, то есть до  провалов  памяти  и
полной потери ориентации. И каждый раз следом за этим прекрасным вечером
наступало утро. Ужасное. Омерзительное. Такое тяжелое, что казалось Вале
Баглюку последним утром в его такой недолгой жизни.
   Работал Баглюк в популярной московской газете, известной своим прист-
растием к скандальным разоблачениям и "жареным" фактам. Проснувшись  се-
годня поутру, он подумал, что больше никогда уже не напишет в свою газе-
ту ни одного Материала. По той простой причине, что сегодняшнее утро бу-
дет последним в его жизни. Ну черт возьми, ну зачем он вчера так набрал-
ся? Вот ведь каждый раз одно и то же: знает, каково будет  на  следующий
день, но все равно пьет, причем чем больше пьет, тем  туманнее  делается
перспектива утренних похмельных страданий. Утро - оно когда еще будет, а
веселье и душевный подъем - вот они, прямо сейчас.
   Одним словом, плохо было Валентину. Мучился он. И даже  почти  плакал
от дурноты и собственного бессилия. Потому что одно он знал точно: опох-
меляться нельзя. Если начнешь по утрам опохмеляться, значит, ты уже  за-
конченный алкоголик. И хотя по рассказам друзей Баглюк знал, что опохме-
лочные сто граммов мгновенно приведут его в человеческое  состояние,  он
мужественно терпел и перемогался.
   С трудом донеся тело до ванны, Валентин втащил себя под душ и  сделал
воду похолоднее. Минут через десять стало чуть-чуть легче. Когда-то, еще
при советской власти, в аптеках продавались замечательные  таблетки  аэ-
рон. Теперь их уже давно не выпускали, но Баглюк еще в те давние времена
ухитрился закупить аэрон впрок, благо при правильном хранении срок  год-
ности у таблеток был аж до девяносто восьмого года.  Таблетка  аэрона  в
сочетании с таблеткой новоцефальгина давала  неплохой  эффект  при  пох-
мельных головных болях и тошноте.
   Он уже вышел из ванной, достал заветные лекарства и приготовился  за-
пить их водой, как зазвонил висящий на кухонной  стене  телефон.  Баглюк
решил не подходить. Разговаривать сил не было. Звонки все  не  прекраща-
лись, а телефонная розетка была неразъемной.  Чтобы  отключить  телефон,
нужно было брать в руки отвертку, садиться на корточки, вывинчивать  шу-
рупы и отсоединять клеммы. О таких сложных процедурах Валентин в его ны-
нешнем состоянии и помыслить не мог. Более того, аппарат был старый, ре-
гулятор громкости звонка давно сломался, так что и сделать  звук  потише
никакой возможности не было. Разве что пойти в комнату и принести подуш-
ку... Да что с ней делать, с подушкой этой? Телефон-то висит на стене, а
не стоит на горизонтальной плоскости. Нет уж, лучше снять трубку, а то у
него от этих душераздирающих звонков сейчас судороги начнутся. О  Госпо-
ди, зачем он вчера столько пил!
   - Алло, - умирающим голосом пробормотал в трубку Баглюк, надеясь сой-
ти за тяжелобольного и тем самым смутить настырного абонента.
   - Валентин Николаевич? - послышался совершенно незнакомый голос.
   - Да, я вас слушаю, - откликнулся Баглюк, представляя себя в этот мо-
мент на сцене в роли Маргариты Готье в финале.
   - Вас заинтересует материал об убийстве?
   - Смотря о каком.
   - Убийство совершено вчера. А убитый - осведомитель Петровки.  Вспом-
ните, в ряде газет прошли публикации о том, что милиция  вербует  людей,
использует их, а потом бросает, как отработанный материал.  Осведомитель
становится никому не нужен, более того, даже тайна его  имени  перестает
охраняться. И вот результат. Почему-то ваша газета, такая  популярная  и
любимая москвичами, эту тему ни разу не затронула. Вам это что,  неинте-
ресно?
   Баглюк стал быстро оживать. Пожалуй, он еще не в финале пьесы,  когда
Маргарита умирает от чахотки. Действие отодвигается ближе к середине.
   - Нам это интересно, но у нас не было материала. Таких случаев, о ко-
торых вы говорите, было немного, и каждый раз другие газетчики  оказыва-
лись первыми. А когда материал неэксклюзивный, это уже все не то.
   - Тогда тем более вас это должно заинтересовать, - произнес  незнако-
мый собеседник. - Потому что вы - первый, кто узнал,  что  убитый  вчера
Никита Мамонтов был осведомителем и состоял на связи у сотрудника отдела
по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
   - Но мне нужны доказательства, - осторожно сказал  Баглюк.  -  Вы  же
знаете, наша газета и без того была втянута в несколько судебных процес-
сов из-за публикаций, построенных на непроверенных данных.
   - Разумеется, - спокойно ответил незнакомец. - Доказательства  я  вам
предъявлю. Мы будем договариваться с вами о встрече, или вы хотите поду-
мать?
   - Я хочу понять, в чем состоит ваш интерес. Почему вы предлагаете ма-
териал именно нашей газете и именно мне? И что вы хотите взамен?
   - Объясню. Ваша газета - единственная из ежедневных Изданий, где  мо-
гут потянуть материал такой степени сложности.  Конечно,  в  "Совершенно
секретно" или "Криминальной хронике" есть профессионалы,  которые  лучше
вас разберутся в материале и подадут его более эффектно, но эти  издания
выходят раз в месяц. А остывшее блюдо теряет всю свою привлекательность.
Теперь что касается моего личного интереса.  Я  работаю  в  правоохрани-
тельных органах, и мне небезразлична судьба  агентурно-оперативной  дея-
тельности. К сожалению, при существующем сегодня положении вещей  судьба
эта незавидная. И я хочу сделать все, чтобы переломить сложившуюся  тен-
денцию, в том числе и организовать кампанию в средствах массовой  инфор-
мации, которая заставила бы наших  руководителей  наконец  задуматься  о
том, что система раскрытия преступлений и розыска преступников  развали-
вается на глазах.
   Это показалось Баглюку убедительным. Во всяком случае, ему уже прихо-
дилось встречать таких людей, которые пытались бороться за идею при  по-
мощи скандалов в прессе. Правда, эти идеи были всегда  политическими,  а
не сугубо профессиональными... Зато материальчик можно будет  сделать  -
прелесть! Пальчики оближешь.

   * * *

   Юра Коротков приходил на работу очень рано. Обстановка дома была  не-
выносимой, и он обычно старался встать, позавтракать и уйти до того, как
проснется жена, чтобы не нарываться на очередной скандал  и  не  портить
себе настроение на весь день. Сегодня он тоже пришел пораньше и уже  без
четверти восемь сидел в кабинете, который занимал вместе с Колей  Селуя-
новым, и переписывал на чистые листы ту информацию, которую  сумел  соб-
рать за вчерашний день. Информация эта записывалась  по  ходу  на  самые
разнообразные клочки и обрывки бумаги, сигаретные пачки, обертки  из-под
шоколадок и прочие "бумажные носители".
   В десять минут девятого звякнул внутренний телефон.
   - Юрий Викторович, - послышался голос Мельника, - зайдите ко мне.
   Коротков с удивлением глянул на часы и отправился к начальнику.  Вла-
димир Борисович встретил его ледяным молчанием. Только швырнул на  длин-
ный стол для совещаний какую-то газету и встал у  окна,  повернувшись  к
Короткову спиной. Юра взял газету, недоуменно пробежал глазами по  заго-
ловкам и наткнулся на тот, который был выделен ядовито-зеленым маркером:
"Трупы на свалке". Материал был приличным по объему, занимая целый "под-
вал" на второй полосе. И начинался довольно эффектно.
   - Он мне сказал: "Я знаю, что это ты убил. Может быть, я не сумею это
доказать, но я все равно это точно знаю..."
   Красивый оборот, не правда ли? Перед вами расшифровка диктофонной за-
писи признания в убийстве, совершенном в девяносто пятом  году.  Молодой
человек по имени Никита (фамилию мы пока не называем) сразу же  попал  в
поле зрения уголовного розыска, был задержан и в  течение  почти  месяца
интенсивно допрашивался. Более того, как мы с вами теперь знаем, сотруд-
ники милиции были уверены в том, что убийца - он. Знали  это  совершенно
точно. Знали - и... отпустили Никиту.
   "Как же так?" - спросите вы. Почему же отпустили, если  точно  знали,
что он виновен? Разве Никита был крутым мафиози  и  сумел  всех  купить?
Нет. Он был обыкновенным молодым  человеком,  связанным  с  криминальной
группировкой, но далеко не самой мощной. Может быть, у него  влиятельные
родители, которые сумели организовать давление в духе  хорошо  известных
традиций "телефонного права"? И снова я отвечу: нет. Мама у Никиты рабо-
тает врачом в детской поликлинике, а отца нет уже много лет. Так  в  чем
же дело? Почему он оказался на свободе?
   Ответ прост. Никиту завербовали. Милиционеры сделали вид, что не  мо-
гут найти доказательств его вины, скрыли эти доказательства от следствия
и отпустили убийцу. А взамен получили информатора, осведомителя, который
держал их в курсе дел той группировки, к  которой  принадлежал.  Видите,
как все просто?
   Никита честно работал на милицию, трудился в  поте  лица.  Постепенно
группировка некоего Усоева (а принадлежал Никита именно  к  ней)  начала
распадаться. Некоторых членов очень удачно брали с  поличным  на  всякой
ерунде. В рядах преступников начались разброд и шатание, группировка ос-
лабевала на глазах, и ее несколько месяцев назад прибрал к рукам  другой
авторитет, покруче и помощнее. Никите в новой "семье" места не  нашлось.
И именно поэтому он перестал быть нужным милиции. Не можешь  давать  ин-
формацию - катись на все четыре стороны, не путайся под ногами.
   И ладно бы, если бы черная неблагодарность милиционеров  ограничилась
только этим. Так ведь нет. Они даже не позаботились о  том,  чтобы  факт
сотрудничества Никиты с уголовным розыском не стал достоянием гласности.
И разумеется, слухи достигли заинтересованных ушей. В  преступной  среде
измен не прощают, это вам, господа хорошие, не  семейная  жизнь.  Никита
забеспокоился, почувствовав, что вокруг него становится "горячо". И  ки-
нулся за помощью. К кому? Да к кому же еще ему бежать за защитой и сове-
том, как не к тому оперативнику, на которого он работал и которому давал
информацию! Мы располагаем записью и этого разговора,  из  которого  вам
кое-что станет понятным.
   - Алло, Юрия Викторовича можно?
   - Слушаю.
   - Моя фамилия Мамонтов. Никита Мамонтов. Вы меня помните?
   Неуверенно:
   - Нет, не припоминаю.
   - Убийство на Павелецком вокзале. Ну как же,  Юрий  Викторович...  Вы
мне и телефоны свои оставили, чтобы я звонил, если что.
   - А, да, вспомнил. И что вы хотите?
   - Мне нужно с вами встретиться.
   - Зачем?
   - Это очень важно. Пожалуйста... Я не хочу  по  телефону.  Это  очень
важно.
   - Ладно, давайте в половине двенадцатого на "Чертановской".  Сможете?
Выход из последнего вагона, в тоннеле, возле лотерейного киоска. Знаете,
где это?
   - Да. Спасибо вам..."
   Как видите, дорогой читатель, некий, сотрудник уголовного розыска  по
имени Юрий Викторович вовсе не рвался встречаться со своим  ставшим  уже
ненужным агентом. Более того, он довольно успешно делал вид, что  вообще
не помнит Никиту Мамонтова и не знает, кто это такой.  Никита,  чувствуя
дышащую в затылок опасность, не просто просит о встрече - умоляет,  чуть
не плачет, а его милицейский шеф цедит слива  сквозь  зубы  и  милостиво
соглашается.
   Милая картинка, не правда ли? Только сейчас, господа хорошие, она пе-
рестанет быть милой. Потому что  Никиту  нашли  мертвым.  В  собственной
квартире. В этот же день. Кому-то очень не  понравилось,  что  он  хочет
встретиться с сотрудником уголовного розыска. А может, это  не  понрави-
лось самому Юрию Викторовичу? Вероятно, не случайно он  первым  оказался
возле тела бывшего агента. Агента,  который  теперь  стал  ненужным,  но
слишком много знал."
   На этом фактологическая часть статьи заканчивалась, и дальше шли пуб-
лицистические размышлизмы на тему о том, какая милиция плохая, не  бере-
жет агентов, которые жизнью рискуют, помогая раскрывать преступления.  В
тексте было великое множество намеков на то, что  в  устранении  ставших
ненужными агентов заинтересована и сама правоохранительная система, а не
только преступный мир. Коротков снова нашел в тексте то место, где  при-
водился его телефонный разговор с Мамонтовым. Да,  все  точно,  слово  в
слово. Неужели он звонил ему по чьему-то приказу с телефонного аппарата,
имеющего встроенный магнитофон?
   - Я жду ваших объяснений.
   Голос Мельника был холоден и скрипуч, как старый ржавый нож.
   - У меня нет объяснений.
   - Совсем нет? Вам нечего мне сказать?
   - Я не понимаю, как это произошло. Но я могу рассказать то, что знаю.
   - Вы не понимаете? - Мельник повысил голос. - Происходит  расшифровка
агентуры, вашей, Юрий Викторович, агентуры, а не чьей-нибудь,  а  вы  не
знаете, как это произошло? Позвольте спросить, кто же еще,  кроме  лично
вас, мог знать имя агента?
   - Вы ошибаетесь, - Юра старался говорить спокойно, но это  ему  плохо
удавалось. - Никита Мамонтов никогда не состоял у меня на связи.  Он  не
был моим агентом.
   - Юрий Викторович, вы сами прекрасно понимаете, что  это  голословное
утверждение. Я могу проверить все ваши документы по агентуре, и  если  я
не найду там упоминания о Мамонтове, это все равно  не  будет  означать,
что он не сотрудничал с вами. Мы с вами не первый день на свете живем  и
отлично знаем, сколько у  оперсостава  не  оформленной  должным  образом
агентуры. Давайте пройдемся последовательно по тексту статьи. Вы работа-
ли с Мамонтовым в девяносто пятом году?
   - Так точно.
   - Вы действительно были уверены в его виновности?
   - Да.
   - Почему не нашли доказательств?
   - Там все упиралось в свидетельские показания. Со свидетелями  хорошо
поработали люди Усоева, и мы ничего не смогли сделать.  С  точки  зрения
криминалистики убийство было совершено безупречно грамотно. Представьте:
по перрону сплошной массой движется толпа людей, сошедших с поезда, а ей
навстречу бежит другая толпа, потому что на соседний путь этой же  плат-
формы подали пригородную электричку. В  таких  условиях  выявить  следы,

пригодные для идентификации, невозможно. Выстроить обвинение можно  было
только на показаниях свидетелей.
   - Так, понятно. И вы Мамонтова отпустили?
   - Не я, а следователь. Я-то тут при чем?
   - При том, что вы не  смогли  найти  способа  доказать  ею  вину.  Вы
действительно творили Мамонтову, что уверены в ею  виновности,  или  это
журналистский блеф, основанный на том, что сам Мамонтов  теперь  уже  не
сможет его опровергнуть?
   - Да, товарищ полковник, я говорил это Никите. Он был очень  неглупым
парнем, но слабым. Запутать его в показаниях и поймать на лжи было труд-
но, поверьте мне, я пытался сделать это в течение почти месяца. Но оста-
валась надежда задавить всех нашей уверенностью. К сожалению, расчет се-
бя не оправдал, Мамонтов не поддался.
   - Что было дальше? Вы его завербовали до  того,  как  отпустить,  или
после?
   - Владимир Борисович, я не вербовал Мамонтова. Даю вам честное слово.
   - Да? А почему? Вы же сами сказали, что он был неглупым,  но  слабым.
Такие обычно тяготятся своей принадлежностью к криминальным структурам и
с удовольствием идут на сотрудничество с нами. Почему же вы упустили та-
кую возможность?
   Такого оборота Юра не ожидал. Почему он не попытался сделать из Ники-
ты Мамонтова своего агента? Да потому что Мамонтов на эту роль совершен-
но не годился. Юре тогда даже и в голову не приходило попробовать  обра-
ботать паренька. Трусливый, боящийся боли, он  выложит  все  первому  же
встречному, который поднимет па пего руку. Какой  из  него  агент?  Смех
один.
   - Мамонтов по психологическому складу не подходил для вербовки, - от-
ветил Юра.
   - Допустим, - кивнул Мельник. - И что было дальше?
   - Не знаю, - пожал плечами Коротков. -  Дело  было  приостановлено  в
связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению к ответственности.
Мамонтова отпустили. Больше я его не видел.
   - Как же тогда объяснить тот факт, что три дня назад он вам позвонил?
   - Не знаю.
   - Запись вашего телефонного разговора соответствует действительности?
   - Соответствует.
   - Вы можете это как-то объяснить?
   - Нет, товарищ полковник, не могу. Могу только предноложтнь, что зво-
нил Никита с аппарата, имеющего встроенный магнитофон.
   - Очень глубокое умозаключение.
   Мельник помолчал, глядя куда-то в сторону, потом поднял на Юру  колю-
чие светлые глаза.
   - Что вам сказал Мамонтов?
   - То, что написано в газете, Владимир  Борисович.  Разговор  приведен
полностью.
   - Не делайте из меня идиота! - взвился начальник. - Я спрашиваю,  что
вам сказал Мамонтов при личной встрече? Что у него случилось?  Зачем  он
вам звонил?
   - Мы с ним не встретились.
   - Почему?
   - Не знаю. Встреча была назначена в половине двенадцатою дня у выхода
из метро "Чертановская". Мамонтов на встречу не явился.
   - Это вы будете рассказывать кому-нибудь другому. А мне,  будьте  лю-
безны, расскажите, как вы с ним встретились и что он вам говорил.
   - Владимир Борисович, ну я даю вам честное слово, я не  встречался  с
Мамонтовым.
   - А что вы делали возле его квартиры в момент убийства?
   Тьфу ты, с досадой подумал Коротков, вот уж точно всяко лыко в  стро-
ку. Но надо признать, что опыт развязывания языка у нового шефа,  безус-
ловно, имеется. Вот ведь как вопрос поставил: что вы делали возле  квар-
тиры Мамонтова в момент убийства? Нужно отвечать предельно аккуратно,  а
не то привяжегся, мол, откуда вы  знаете,  когда  он  был,  этот  момент
убийства.
   - Я поехал домой к Мамонтову, чтобы выяснить, что у него случилось  и
почему он не явился на встречу.
   - Откуда такая забота?
   - Я же понимал, что он мне не просто так позвонил. Вероятно,  у  пего
произошло что-то серьезное, раз он вспомнил обо мне. Было бы непрофесси-
онально не обратить на это внимания. Я узнал адрес  Мамонтова,  закончил
свои дела в районе Чертанова и только после  этого  поехал  в  Отрадное.
Долго звонил в квартиру Мамонтова, потом обнаружил, что дверь не  запер-
та.
   - И, конечно, вошли в квартиру, - с  нескрываемой  злостью  продолжил
Мельник. - Там остались ваши следы, и теперь вы никогда в жизни не дока-
жете, что они появились спустя некоторое время после убийства, а  не  во
время совершения преступления.
   - Это неправда, - твердо ответил Коротков. - Я не входил в  квартиру.
И моих следов там нет и быть не может.
   Мельник вскинул на него вмиг потеплевшие глаза.
   - Это правда? Вы не входили туда?
   - Не входил. Владимир Борисович, вы же сами сказали:  мы  с  вами  не
первый день на свете живем. Ловушка такая старая, что  просто  стыдно  в
нее попадаться.
   - Ну слава Богу!
   Мельник обрадовался так явно, что Коротков, несмотря  на  кипевшую  в
нем ярость, не смог удержаться от улыбки.
   - Хорошо, Юрий Викторович, подозрения в  совершении  убийства  Никиты
Мамонтова мы пока отводим. Но остается расшифровка агента. Давайте расс-
тавим все точки над "i". Мамонтов был вашим агентом, в этом у  меня  нет
сомнений, и не пытайтесь меня здесь обмануть. И поскольку он был  именно
вашим агентом, вина и ответственность за его расшифровку лежит целиком и
полностью на вас. Это ЧП. Это повод  для  служебного  расследования.  Мы
должны выяснить, каким образом информация о вашей связи с Мамонтовым по-
пала к убийцам, а потом к журналисту... К этому, как  его...  -  Мельник
взял газету и быстро поискал глазами подпись под статьей. -  К  Баглюку.
Вы попали в крайне тяжелую ситуацию, майор Коротков, и я не представляю,
как вы будете из нее выпутываться. Только недавно наш  министр  еще  раз
обратил внимание на недопустимость халатности в работе с секретными све-
дениями, особо подчеркивал, что это ведет  к  расшифровке  спецаппарата.
Если с вашей стороны была проявлена хотя бы малейшая небрежность, вы бу-
дете наказаны, и наказаны предельно строго. Идите.
   Юра автоматически повернулся, вышел из кабинета и пошел  по  длинному
коридору. Он ничего не понимал. Все, что говорил Мельник,  было  по  су-
ществу правильным и достаточно логичным. Кроме одного:  Никита  Мамонтов
никогда не был его агентом. Может быть, Никиту завербовал кто-то другой?
Например, из подразделения по  борьбе  с  организованной  преступностью,
поскольку парень принадлежал хоть и к плохонькой, но группировке.  Глав-
ным же, однако, было совсем не это. Главным было начало  этой  проклятой
статьи. Почему Мельник ничего не сказал об этом? Не заметил?
   "Ну и влип же ты, Коротков", - сказал себе Юра, открывая дверь своего
кабинета.