Предисловие | Посвящение
ЧАСТЬ 1: Глава 1 | Глава 2 | Глава 3 | Глава 4 | Глава 5 | Глава 6 | Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10 | Глава 11 | Глава 12
ЧАСТЬ 2: Глава 1 | Глава 2 | Глава 3 | Глава 4 | Глава 5 | Глава 6 | Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10 | Глава 11 | Глава 12 | Глава 13 | Глава 14 | Глава 15
Заключение

ГЛАВА VI

ПЕРВАЯ СТАДИЯ НАШЕЙ РАБОТЫ. ЗНАЧЕНИЕ
ЖИВОЙ РЕЧИ

Не успели рассеяться наши впечатления от первого большого собрания,
состоявшегося 24 февраля 1920 г. в большом зале мюнхенской Придворной
пивной, как мы уже начали приготовления к следующему большому собранию.
Раньше в нашей среде считали затруднительным в таком городе как Мюнхен
устраивать раз или два раза в месяц небольшое собрание. Теперь мы счита-
ли вполне возможным устраивать каждую неделю большое массовое собрание.
Мне незачем прибавлять, что теперь нас постоянно мучила только одна
мысль: придут ли слушатели и будут ли они нас слушать? Хотя о себе самом
скажу, что я в эту пору был уже полон веры в то, что если народ только
соберется, нам удастся его убедить.

Названный зал в мюнхенской пивной в эту пору получил для нас, нацио-
нал-социалистов, почти священное значение. Каждую неделю собирали мы в
этом зале большое собрание, и каждый раз зал все больше и больше запол-
нялся, а слушатели становились все внимательнее и внимательнее. Мы нача-
ли с вопроса о "виновниках войны" - проблема, которая тогда решительно
никого из "руководящих" политиков не интересовала. Затем мы перешли к
оценке Версальского и других мирных договоров, а затем перешли и к ряду
других самых различных тем, которые казались нам полезными с агитацион-
ной точки зрения. Особенно много внимания посвятили мы разбору мирных
договоров. Как много пророческого предсказало тогда наше молодое движе-
ние народной массе и как все эти наши пророчества исполнились теперь
буква в букву! Теперь конечно легко говорить и писать обо всем этом. А в
те времена на каждое такое публичное массовое собрание на тему о "Вер-
сальском мирном договоре" (ведь мы собирали на эти собрания не спокойных
филистеров, а возбужденную массу пролетариев) смотрели как на покушение
против республики, как на реакционное, а зачастую даже просто монархи-
ческое выступление. Стоило только нашему оратору произнести первую фра-
зу, первые слова критики по адресу Версальского договора, как сейчас же
раздавалось стереотипное восклицание с места: "а БрестЛитовск!" И масса
возбужденно повторяла это восклицание до хрипоты или до того момента,
когда докладчик махал рукой и отказывался от какой бы то ни было надежды
переубедить аудиторию. Глядя на это настроение народа, можно было впасть
в отчаяние и начать биться головой о стену. Народ вначале не хотел даже
слушать, не хотел понять, что Версаль есть наш позор, не хотел понять,
что этот продиктованный нам мир означает неслыханное разорение нашего
народа. Разрушительная работа марксистов, с одной стороны, пропаган-
дистская отрава держав Антанты, с другой, лишили людей всякой .способ-
ности мыслить. Да и жаловаться на это не приходилось, ибо ведь бесконеч-
но велика была и собственная вина. Что сделала наша буржуазия, чтобы
хоть сколько-нибудь задержать этот ужасный процесс разложения, чтобы по-
мочь прояснению мозгов, чтобы проложить дорогу истине? Ничего, ровным
счетом ничего! Нигде не встречал я тогда всех этих нынешних великих
апостолов народнических идей. Может быть они выступали где-нибудь в не-
больших кружках за чайным столом, в кругу единомышленников, но там, где
было их подлинное место, мы их не видели. Явиться туда, где они могли
встретиться с волчьей стаей, они не решались - кроме разве тех случаев,
когда им казалось удобным с волками вместе выть.

Мне уже в ту пору было совершенно ясно, что для первого контингента
наших сторонников необходимо прежде всего подробно разобрать вопрос о
виновниках войны, установить подлинную историческую истину на этот счет.
Наше движение первым взяло на себя задачу познакомить самые широкие слои
народа с подлинным содержанием Версальского мирного договора. В этом был
залог успеха нашего движения в будущем. В этом мирном договоре тогда еще
видели успех демократии. И вот мы считали своей задачей выступить против
Версальского договора с максимальной резкостью, дабы в мозгах всех запе-
чатлелся тот факт, что мы о. Щи являемся принципиально непримиримыми
противниками этого договора. Мы знали, что- придет время, когда народ
поймет подлинно грабительскую сущность этого преступного договора во
всей его наготе и тогда народ вспомнит о том, что мы ему говорили и об-
ретет доверие к нашему движению.

Уже и тогда я доказывал своим товарищам, что если в крупных принципи-
альных вопросах все общественное мнение в данный момент занимает непра-
вильную позицию, то наша задача заключается в том, чтобы напролом высту-
пить против неправильного мнения, не считаясь с соображениями популяр-
ности, не боясь того, что на нас набросятся с ненавистью. Я доказывал,
что германская национал-социалистическая рабочая партия должна быть не
служанкой общественного мнения, а владыкой его. Партия не раб массы, а
повелитель ее!

Когда движение еще слабо, перед ним всегда возникает искушение в мо-
мент, когда сильному противнику удалось увлечь за собой всю народную
массу по определенному фальшивому пути, найти некоторые соображения,
якобы говорящие в пользу того, что на время можно и должно примкнуть к
большинству и петь с ним в унисон. Человеческая трусость в этих случаях
так усердно ищет соображений в пользу такой тактики, что всегда непре-
менно найдутся кое-какие аргументы, будто бы говорящие в пользу необхо-
димости поддержать преступное движение "под углом зрения наших собствен-
ных интересов".

Я не раз попадал в такую обстановку, когда требовалась величайшая
энергия, чтобы не дать ввергнуть наш корабль в пучину чуждого потока и
не допустить до того, чтобы наша партия стала игрушкой в чужих руках.
Вспомните хотя бы один пример: вопрос о южном Тироле. Что еврейской
прессе судьба южного Тироля! Что ей Гекуба! А ведь вот подняла же она
такой отчаянный вой по поводу южного Тироля, что громадной массе народа
действительно стало казаться, будто дело идет о судьбах всего германско-
го народа. И что же? Среди многих деятелей так называемого "национально-
го" движения началось брожение. Ряд союзов и партий этого лагеря из го-
лой трусости перед общественным мнением, взвинченным еврейскими газета-
ми, бессмысленно присоединился к травле той системы, которая для нас,
немцев, в нашем нынешнем положении должна бы являться настоящим лучом
надежды. В то время, как нас за горло держит интернациональный еврейский
капитал, наши так называемые патриоты подымают рев против того деятеля и
той системы, которые осмелились по крайней мере в одной стране разорвать
еврейско-франкмасонские цепи и оказать действительно здоровое национа-
листическое сопротивление этой интернациональной язве. Но для некоторых
слабых характеров показалось очень уж соблазнительным поплыть по тече-
нию, т. е. на деле капитулировать перед взвинченным общественным мнени-
ем. А дело шло именно о капитуляции! Конечно людям неприятно признаться
теперь в этой горькой правде, и они предпочитают изворачиваться и лгать
иногда даже самим себе. И тем не менее это факт: дело шло только о тру-
сости, которая приводила к капитуляции перед настроениями, искусственно
созданными господами евреями. Все остальные "мотивы", которые обыкновен-
но приводят, являются только жалкими и мелкими попытками замести следы.
Так всегда поступают мелкие грешники.

В этой обстановке было совершенно необходимо железной рукой перестро-
ить движение, чтобы спасти его от малейших уступок в этом направлении,
которые только привели бы нас к гибели. Произвести такую перестройку в
обстановке, когда все общественное мнение было возбуждено в определенном
направлении, когда сильные ветры раздували огромное пламя только в одну
определенную сторону, являлось конечно делом не очень популярным, а
иногда связано было прямо со смертельной опасностью для того смельчака,
который взялся за эту задачу. Из истории мы знаем немало случаев, когда
таких смельчаков забрасывали камнями за действия, которые потом у следу-
ющих поколений вызывали чувства величайшей признательности и поклонения.

Великое движение должно строить свои планы только в расчете на это
последнее и не должно считаться с настроениями данной минуты. Конечно в
такие часы отдельному деятелю приходится трудненько, но он не должен за-
бывать при этом, что трудная минута пройдет и что великое движение, же-
лающее обновить весь мир, не имеет права считаться с настроениями данной
минуты, а обязано думать о будущем.

Можно даже установить закон, в силу которого лишь те успехи были наи-
более прочными и великими в истории, которые вначале встречали наи-
меньшее понимание у толпы, ибо вначале данные новые предложения стояли в
полном противоречии к пониманию массы, к ее желаниям и мнениям.

Это пришлось нам испытать уже тогда, в первые же дни наших публичных
выступлений перед массой. С первых же шагов нашей деятельности мы воис-
тину не заботились о благоволении массы и считали своим долгом выступать
против того безумия, которое владело тогда нашим народом. Почти всегда в
течение этих лет мне приходилось выступать на собраниях перед людьми,
которые верили в идеалы прямо противоположные моим, и которые стремились
к тому, что было прямо противоположно моим верованиям. Передо мной -
дветри тысячи человек; в моем распоряжении - только два часа; и вот в
течение этих двух часов я должен переубедить эту массу людей! Шаг за ша-
гом я выбивал из-под их ног фундамент старых верований, шаг за шагом
преодолевал я их внутреннее сопротивление, постепенно переубеждал их и в
конце концов переводил их на почву нашего нового мировоззрения.

В течение короткого времени я тогда изучил новое искусство: брать бы-
ка за рога, заранее предугадать возражения противника и разбить их уже в
ходе своей собственной речи. Мне не трудно было убедиться тогда, что
дискуссионные ораторы противного лагеря обыкновенно выступают с опреде-
ленным "репертуаром", повторяя одни и те же аргументы, явно выработан-
ные, так сказать, в централизованном порядке. Так оно и было конечно на
деле. На этих примерах я еще раз убеждался в том, с какой невероятной
дисциплинированностью противник проводит свою пропаганду. И я еще и те-
перь горжусь тем, что мне удалось найти средства не только обезвредить
эту пропаганду, но и повернуть оружие врага против него самого. Спустя
года два я овладел этим искусством виртуозно.

Составляя план каждой речи, я уже заранее старался представить себе
предполагаемые возражения, которые будут мне сделаны, и ставил себе за-
дачей в ходе собственной речи разбить и опровергнуть эту аргументацию.
Скоро я пришел к выводу, что лучше всего все эти возможные возражения
открыто привести в своей собственной речи и тут же доказать их невер-
ность. Если перед вами честный слушатель, хотя и переполненный до краев
этими шаблонными возражениями, то вы именно таким способом изложения
скорее всего привлечете его на свою сторону. Как только в ходе вашей
собственной речи вам удалось поколебать внушенную этому слушателю пре-
мудрость, так вы его уже наполовину завоевали и во всяком случае он бу-
дет слушать вас все более и более внимательно.

Еще будучи офицером по политпросвещению я выступал перед солдатами
главным образом на тему о "Версальском договоре". Исходя из соображений,
которые я привел выше, я теперь расширил тему и стал выступать с докла-
дом "Брест и Версаль". Я уже знал из своего собственного опыта с первым
докладом, что аудитория обыкновенно совершенно незнакома с реальным со-
держанием Брест-Литовского договора и что противнику при помощи искусной
пропаганды удалось внушить массам ту мысль, будто Брестский договор яв-
лялся действительно каким-то насильническим позорным договором.
Упорство, с которым эту ложь внушали самым широким массам, привело в
конце концов к тому, что массы стали видеть в Версальском договоре
только некое справедливое возмездие за то преступление, которое мы будто
бы сами совершили в Бресте. Люди, подпавшие под такое настроение, ес-
тественно, воспринимали всякую попытку борьбы против Версальского дого-
вора, как нечто несправедливое. Не раз приходилось нам встречать массу
простых людей, которые по-своему честно и искренне возмущались по поводу
попыток борьбы против Версальского договора - пленно с этой точки зре-
ния. Только поэтому в Германии могло получить права гражданства бесстыд-
ное и ужасное словечко "репарации". Лживо-лицемерная фраза о репарациях
в ту пору действительно казалась миллионам нашего народа воплощением ка-
кой-то высшей справедливости. Это было ужасно, но это было так. Лучшим
доказательством того, что это было так, может служить тот успех, который
имела начатая мною пропаганда против Версальского договора, каковую про-
паганду я теснейшим образом связал с объяснением подлинного значения
Брест-литовского договора. Я брал оба договора, сопоставлял их друг с
другом пункт за пунктом и демонстрировал аудитории, насколько Брестский
договор в действительности являлся образцом безграничной гуманности по
сравнению с бесчеловечной жестокостью Версальского договора. Результат
получался ошеломляющий. Выступать мне в то время приходилось перед ауди-
ториями примерно в две тысячи человек. Сначала из зала на меня глядело
по крайней мере 3600 враждебных глаз, а спустя три часа, к концу собра-
ния, передо мной обыкновенно была уже единая масса, сплоченная чувством
священного негодования и неистового возмущения против авторов Вер-
сальского договора. И я с удовлетворением чувствовал, что опять и опять
удалось нам освободить сердца и мозги сотен тысяч соотечественников от
ядовитого семени лжи и внушить им нашу правду.

Эти две темы - "Действительные причины мировой войны" и "Брест и Вер-
саль" - я считал тогда самыми важными. И вот в различных вариациях я
повторял эти доклады десятки и десятки раз пере? различными аудиториями,
пока наконец я пришел к выводу, что для основного контингента первых
сторонников нашего движения эти темы прояснились вполне.

Для меня лично эти собрания имеют еще и ту хорошую сторону, что я
постепенно научился искусству массового оратора, что у меня явился над-
лежащий пафос и я научился владеть теми жестами, которые необходимы для
оратора, выступающего перед тысячными собраниями

Я уже говорил, что в те времена на открытых собраниях совершенно не
слышно было руководителей нынешних групп и партий, теперь изображающих
дело так, будто это именно они произвели переворот в общественном мне-
нии. Если кто-либо из так называемых национальных политиков и выступал с
докладом на подобную тему; то лишь перед собранием единомышленников, т.
е. перед такой аудиторией, которая уже заранее была согласна с оратором
и нуждалась, быть может, только в подкреплении своих взглядов. Но такие
собрания конечно не представляли большой важности. Важно было завоевать
тех людей, которые до сих пор, в силу всего своего воспитания, в силу
традиций, находились в лагере противника.

Теперь мы смогли использовать в интересах своей пропаганды и прокла-
мации. Еще состоя на военной службе, я составил листок на тему
"Брест-Литовск и Версаль", вышедший очень большим тиражом. Теперь я пе-
реиздал эту прокламацию и для партии. Результаты были превосходны. На
первых наших собраниях все столы обыкновенно были завалены всевозможными
листками, газетами, брошюрами и т Л. Но главное значение имело все-таки
только устное слово. Одна только устная речь и способна производить ко-
ренной переворот в умах. Дня этого имеются достаточно важные психологи-
ческие причины.

В первой части настоящего сочинения я уже показал, что главным факто-
ром величайших мировых переворотов всегда бывала устная речь, а не пе-
чатное слово.

По поводу этого моего утверждения в буржуазной печати поднялась дис-
куссия. Часть наших буржуазных мудрецов сочла необходимым выступить с
возражениями. Но каков был реальный повод для этих возражений? Уже сами
мотивы, по которым эти господа выступили против меня, говорят о их неп-
равоте и моей правоте. На деле буржуазная интеллигенция протестует про-
тив этого моего взгляда только потому, что сама она абсолютно лишена да-
ра устного воздействия на массу. Наша интеллигенция целиком отдается пи-
сательской деятельности. Агитаторская устная речь - не ее профессия. По
мере того как наша интеллигенция отучалась говорить с народом, она неиз-
бежно теряла и в конце концов совершенно потеряла способность понимать
психологию массы.

Оратор, выступивший перед народной массой, читает на лицах аудитории,
насколько она понимает то, что он говорит, насколько она ему сочувствуе-
те-Аудитория тут же вносит известные поправки к тому, что говорит ора-
тор. Между оратором и его слушателями всегда существует известный кон-
такт. Ничего подобного не может сказать о себе писатель. Ведь он своих
читателей по большей части никогда даже не видит. Уже по одному этому
писатель неизбежно придает своим писаниям совершенно общую форму. Перед
его глазами нет той аудитории, которую он бы видел непосредственно. Это
неизбежно лишает печатное слово достаточной гибкости, достаточного пони-
мания психологических нюансов. Блестящий оратор по правилу будет и не-
дурным писателем, а блестящий писатель никогда не будет оратором, если
только он специально не упражнялся в этом искусстве. К тому же надо еще
учесть, что масса косна и ленива. Она неохотно берет в руки печатное
произведение, в особенности если человек из массы не убежден заранее,
что в данной книжке он найдет именно то, во что он сам верит и на что он
сам надеется. Книги определенного направления обыкновенно читаются
только людьми, которые сами принадлежат к этому направлению. Только
прокламация или плакат .могут еще рассчитывать на то, что ввиду краткос-
ти этих произведений они будут прочитаны иногда и противниками и тем
окажут на них мимолетное влияние. Рисунок во всех его формах, вплоть до
фильма, имеет уже большие шансы. Здесь человеку уже не приходится много
шевелить мозгами. Ему достаточно взглянуть на рисунок и самое большее
прочитать краткий пояснительный текст к нему. Это не то, что прочитать
целую книжку или брошюру.

Рисунок действует на человека быстро, можно сказать, одним ударом.
Тут не нужно много времени, как это бывает при чтении.

Самое же важное это то, что печатное произведение может попасть в
различные руки, а формулировка ведь всегда остается одна и та же. Между
тем, мы знаем, что формулировка имеет большое значение и что каждое про-
изведение оказывает тем большее влияние, чем больше оно приспособлено
именно к данному кругу читателей. Книжка, предназначенная для широких
масс, должна быть написана совсем в другом стиле, нежели книжка, имеющая
в виду только узкий круг высшей интеллигенции.

Только в немногих отношениях печатное произведение может также прис-
пособляться к своей аудитории, как и устное слово.

Каждому оратору приходится конечно много раз говорить на одну и ту же
тему. Но если он действительно великий и гениальный народный оратор, то
он сумеет тот же самый материал все же разнообразить по форме. Такой
оратор всегда чувствует свою аудиторию, и у него непроизвольно появляют-
ся именно те слова, которые нужны, для того, чтобы добраться до сердца
данной аудитории. Если ему случится чуточку ошибиться, то он тут же это
почувствует и сразу же сделает необходимую поправку. Я уже сказал, что
настоящий оратор по лицам своих слушателей читает и видит, во-первых,
понимают ли они то, что он говорит, во-вторых, способны ли они внима-
тельно следить за его изложением, и в-третьих, убеждает ли то, что он
говорит. Если он замечает, что аудитория его не понимает, то он тотчас
же меняет тон и начинает говорить гораздо более просто и популярно, так
что его поймет самый отсталый слушатель. Если он замечает, что аудитории
трудно следить за всем ходом изложения, он тут же изменит темп речи и
начнет излагать свою мысль медленнее, подробнее и схематичнее, пока не
почувствует, что аудитория теперь вполне спокойно следит за нитью докла-
да. Если же он, наконец, почувствует, что аудитория не вполне убеждается
его аргументами, он станет приводить все новые и новые доводы и примеры,
станет разбирать ходячие возражения, невысказанные сомнения и будет сис-
тематически разжевывать свою мысль вплоть до того момента, когда по-
чувствует, что в зале исчезли последние остатки оппозиции, пока он
опять-таки по лицам своих слушателей увидит, что аргументация понята и
принята и что последние сопротивлявшиеся слушатели капитулировали .

Нередко оратору приходится наталкиваться на предрассудки, являющиеся
только продуктом чувства, а вовсе не разума. Зачастую тут приходится
встречаться с инстинктивным недоброжелательством, бессознательной нена-
вистью, предвзято отрицательным отношением. Преодолеть такие бессозна-
тельные настроения гораздо труднее, чем побороть тот или другой ошибоч-
ный принципиальный взгляд, покоящийся на непонимании, скажем, той или
другой научной истины.

Ошибочные научные взгляды, неправильное политическое понимание можно
побороть аргументами рассудка. Внутреннее сопротивление людей, основан-
ное на чувствах, этим путем не преодолеешь никогда. Тут приходится
действовать уже исключительно только апелляцией к таинственной области
чувств. Такая задача уж совершенно непосильна писателю. Тут нужен только
оратор.

За примерами недалеко ходить. Вот перед нами стоустая буржуазная
пресса. Ее газеты ведутся очень ловко. Тиражи их достигают многих милли-
онов. Пресса эта наводняет все углы страны. И что же? Все это не мешает
тем не менее широким слоям народа оставаться непримиримейшими врагами
буржуазного мира. Вся эта газетная и книжная волна отскакивает от низших
слоев народа, как горох от стены. Все усилия нашего интеллектуального
мира в этом отношении пропадают даром. Что же это доказывает? Одно из
двух - либо то, что все печатные произведения современного буржуазного
мира совершенно никуда не годятся, либо то, что печатные произведения
вообще не доходят до сердца широких народных масс. Последнее особенно
верно, если печатные произведения совершенно не соответствуют психологии
массы, что в данном случае и имеет место.

И пусть не говорят нам (как это сделала недавно одна берлинская газе-
та из лагеря дейч-национале), будто пример марксизма и главного сочине-
ния Карла Маркса опровергает наши рассуждения. Нет ничего более поверх-
ностного, как это ошибочное утверждение. Свое гигантское влияние на мас-
су марксизм на деле получил не благодаря тем его печатным произведениям,
в которых изложено формальное учение еврейской мысли, а исключительно
благодаря грандиозной устной пропаганде, которая воздействует на массы
уже в течение многих лет. Можно ручаться, что из ста тысяч немецких ра-
бочих максимум сто человек знают Марксов "Капитал". Это сочинение изуча-
ется главным образом только интеллигенцией и в особенности евреями, а
вовсе не широкой массой сторонников марксизма из низших слоев народа. Да
сочинение это и написано вовсе не для широких масс, а исключительно для
еврейских руководителей, обслуживающих машину еврейских захватов. В ка-
честве топлива для всей этой машины марксисты употребляют совсем другой
материал, а именно: ежедневную прессу. Марксистская ежедневная пресса
радикально отличается от буржуазной тем, что в марксистских газетах пи-
шут агитаторы, а буржуазную, с позволения сказать, агитацию ведут писа-
ки. Рядовой редактор социал-демократической газеты приходит в помещение
своей редакции прямо с народного собрания. Он знает свою паству превос-
ходно. Буржуазный же писака вообще редко расстается со своим кабинетом.
На народные собрания он не ходит вовсе. А если и придет туда, то тут же
заболеет от одного плохого воздуха. Вот почему его печатное слово оста-
ется совершенно беспомощным и бессильно оказывать влияние на широкие
массы.

Миллионы сторонников из числа рабочих марксизму дали не печатные про-
изведения марксистских отцов церкви, а неутомимая и поистине грандиозная
пропагандистская работа десятков тысяч неутомимых агитаторов, начиная с
самых крупных апостолов травли и кончая мелкими чиновниками профсоюзов,
мелкими секретарями и дискуссионными ораторами.

Эта именно пропаганда подготовила тот контингент людей, которые затем
стали постоянными читателями социал-демократической прессы. Да притом и
сама эта пресса тоже пишется больше на разговорном языке. В их газетах
не пишут, а "говорят". Деятели буржуазного лагеря - профессора, ученые,
теоретики, всевозможного вида писатели - иногда пытаются выступать и как
ораторы. Марксистские же ораторы почти всегда выступают также и в роли
писателей. В последнем случае дело идет ведь главным образом об евреях.

Вот действительная причина того, почему буржуазный газетный мир не в
состоянии оказывать никакого сколько-нибудь серьезного влияния на наст-
роения самых широких слоев нашего народа. Известную роль при этом конеч-
но играет и то, что сами эти газеты находятся в руках евреев, а эти пос-
ледние совершенно не заинтересованы в том, чтобы чему-нибудь хорошему
научить массу.

Крайне трудно бывает, как мы уже сказали, преодолевать бессознательно
враждебное настроение аудитории, предрассудки, основанные на чувстве,
предвзятые мнения, неясные ощущения и т. д. Тут приходится считаться
прямо таки с невесомыми факторами. Чуткий оратор скажет вам, что успех
собрания в немалой степени зависит даже от такого фактора, как часы,
когда это собрание происходит. Тот же самый оратор, читающий тот же са-
мый доклад на ту же самую тему, оставит совершенно иное впечатление на
аудиторию, если собрание происходит в десять часов утра, или в три часа
дня, или вечером. Когда у меня не было еще достаточного опыта, я сам
назначал собрания на утро. И я очень хорошо еще помню неуспех собрания,
которое мы назначили утром в помещении мюнхенского ресторана "Киндл" с
целью протеста "против безобразий в занятых иностранными войсками немец-
ких территориях". Это было тогда самое большое помещение в Мюнхене, и
риск наш бью довольно велик. И вот мы решили, что народу соберется
больше и что всем нашим сторонникам будет легче явиться на собрание, ес-
ли мы назначим его на воскресенье в 10 часов утра. Результат получился
очень плохой, хотя в то же время и в высшей степени поучительный. На-
род-то пришел. Зал был полон. Внешнее впечатление было импозантное. Но в
то же время все настроение собрания было совершенно ледяное. Не чувство-
валось решительно никакой теплоты. И я сам в качестве докладчика
чувствовал себя глубоко несчастным, что не могу вызвать решительно ника-
кого контакта между собою и слушателями. Говорил я в это утро вероятно
нисколько не хуже, чем всегда, а впечатления не получилось никакого! Со-
вершенно неудовлетворенный покидал я зал этого собрания, получив, одна-
ко, ценный урок. Позднее я еще несколько раз повторил этот опыт, и всег-
да результат был тот же самый.

В конце концов тут нечему особенно удивляться. Попробуйте сходить в
театр на дневное представление, скажем, в 3 часа дня и попробуйте схо-
дить на ту же самую пьесу с тем же составом артистов на вечернее предс-
тавление в 8 часов вечера, и вы поразитесь тем, насколько различно будет
впечатление. Наблюдательный человек, способный отдавать себе отчет в
своих собственных настроениях, сразу почувствует громадную разницу между
тем впечатлением, какое получается от дневного, и тем впечатлением, ка-
кое получается от вечернего представления. Это относится даже и к кино.
Последний пример особенно важен потому, что в примере с театром могут
возразить, что в вечернем представлении артисты, быть может, более ста-
рались и т. п., но кинематографический-то фильм одинаков и в 12 часов
дня и в 9 часов вечера. Нет, дело тут именно в том, что само время дня
оказывает свое определенное влияние на зрителя. Такое же влияние оказы-
вает и помещение. Есть такие помещения, которые всегда и неизменно ос-
тавляют зрителя и слушателя холодными. Видимого объяснения не найдешь, и
все-таки это факт, что что-то мешает и настоящего настроения не создает-
ся.

Во всех этих случаях задача заключается в том, чтобы соответственным
образом воздействовать на волю зрителя или слушателя. Больше всего это
относится к собраниям, в которых аудитория составляется из людей других
противоположных желаний и на каковых людей оратор хочет оказать воз-
действие в прямо противоположном направлении. По-видимому, воля человека
с утра, а может быть и в течение всего дня еще сильнее нежели к вечеру;
поэтому данный слушатель оказывает оратору противоположных взглядов
большее внутреннее сопротивление утром нежели вечером. По-видимому; к
вечеру рядовой человек легче поддается воле более сильного, в данном
случае выступающего перед ним докладчика. Ибо подобные собрания предста-
вляют не что иное как своего рода поединок двух различных настроений. И
даже для настоящего оратора, обладающего замечательным красноречием, об-
ладающего чертами апостола, все-таки легче переубедить человека в те ча-
сы дня, когда сама природа уже ослабила его силу сопротивления, нежели в
те часы дня, когда человек этот обладает еще всей своей энергией и во-
лей.

Этой же цели служит искусственная, но в то же время таинственная обс-
тановка, создаваемая католической церковью: горящие свечи, кадила, запа-
хи и т.д.

Настоящий оратор именно в своих поединках с противником, которого он
хочет обратить в свою веру, постепенно вырабатывает себе поразительно
тонкую психологическую чуткость, которая почти совершенно несвойственна
писателю. Вот почему можно сказать, что как правило печатные произведе-
ния больше приспособлены только к тому, чтобы углублять и упрочивать уже
сложившиеся мнения. Все действительно великие исторические перевороты
сделаны были при помощи устного слова, а не при помощи печатных произве-
дений. Эти последние всегда играли только подчиненную роль.

Ведь все мы знаем, что французская революция отнюдь не была результа-
том философских теорий. Революции этой не было бы, если бы демагоги
большого стиля не создали целую армию людей, травивших монархию, систе-
матически раздувавших страсти страдающего народа, - пока наконец не раз-
разился чудовищный взрыв, заставивший трепетать всю Европу. То же самое
приходится сказать о самом большом революционном перевороте новейшего
времени. Не сочинения Ленина сделали большевистскую революцию в России.
Главную роль сыграла ораторская деятельность больших и малых апостолов
ненависти, разжигавших страсти народа в невероятных размерах.

Народ, состоящий из неграмотных людей, был вовлечен в коммунистичес-
кую революцию не чтением теоретических сочинений Карла Маркса, а карти-
нами тех небесных благ, которые рисовали им тысячи и тысячи агитаторов,
руководившихся при этом, конечно, только одной определенной идеей. Так
было, так всегда будет.

Крайне характерно для нашей несчастной, оторванной от жизни немецкой
интеллигенции, что по ее мнению писатель всегда имеет умственное превос-
ходство над оратором. В этом смысле распространяется и упомянутая нами
газета из лагеря дейч-национале. Свою аргументацию эта несчастная газета
подтверждает тем, какое разочарование иной раз вызывает речь признанного
большого оратора, будучи напечатанной. Это напоминает мне другой эпизод,
оставшийся у меня в памяти со времен войны. В то время появилась книжка
речей ЛлойдДжорджа, который был тогда еще английским военным министром.
Наша буржуазная немецкая печать сейчас же подвергла эту книжку самому
"тонкому" критическому разбору и как дважды два доказала, что речи
Ллойд-Джорджа совершенно банальны, ненаучны, недостаточно тонки и т. п.
В это время томик речей Ллойд-Джорджа попался и в мои руки. Я прочитал
взасос эту книжечку и убедился сразу, что передо мною превосходные об-
разцы ораторского искусства и изумительное умение воздействовать на пси-
хологию массы. Мне оставалось только горько посмеяться над нашими газет-
ными писаками, которые совершенно не в состоянии были понять значения
таких речей. Наши чернильные кули судили о речах Ллойд-Джорджа по тому
впечатлению, какое они производили на наших спесивых пресыщенных интел-
лигентов. Между тем, великий английский демагог, Ллойд-Джордж, строил
свои речи конечно исключительно на том, чтобы оказать как можно большее
воздействие на действительно широкие массы своего народа. И он был, ко-
нечно совершенно прав. С точки зрения этого критерия речи английского
военного министра были превосходны, были образцовы и речи эти говорили о
совершенно изумительном понимании дулю народа этим оратором. Именно поэ-
тому речи Ллойд-Джорджа действительно оказали огромное влияние на анг-
лийскую толпу.

Сравните, эти речи Ллойд-Джорджа с беспомощным лепетом немецкого
"оратора" Бетмана-Гольвега. По внешности речи последнего могли казаться
более "тонкими", в действительности же речи Бетмана доказывали только
то, что этот человек совершенно не умеет говорить со своим народом, ибо
абсолютно не знает последнего. Для воробьиных мозгов "образованного" не-
мецкого журналиста остается совершенно непонятным, почему Ллойд-Джордж
мог оказывать такое гигантское влияние на массу, а "образованная" бол-
товня Бетмана, столь нравившаяся нашим "умным" журналистам и интеллиген-
там, оставалась без всякого влияния на массу. Что Ллойд-Джордж не только
не уступает в гениальности Бетману-Гольвегу, но во много раз превосходит
его, - это он доказал именно тем, что сумел придать своим речам такую
форму, которая раскрыла ему сердца его народа и дала ему возможность
полностью подчинить народ своей воле. Этот англичанин доказал свое пре-
восходство над различными Бетманами именно тем, что умел говорить со
своим народом просто, ясно, выразительно, приводя легкие и доступные
примеры, воздействуя на чувство и воображение массы. Речь подлинного го-
сударственного деятеля должна оцениваться не по тому впечатлению, какое
она производит на университетских профессоров, а по тому влиянию, какое
она оказывает на широкие слои народа. Вот единственный критерий, позво-
ляющий судить о степени действительной гениальности данного оратора.

Наше движение еще очень молодо. И если оно из ничего стало уже такой
большой силой и если все внешние и внутренние враги вынуждены оказывать
ему честь своим преследованием, то это приходится приписать только тому,
что мы ни на минуту не упускали из виду вышеприведенных соображений.

Печатная литература нашего движения имеет, конечно, важное значение
для партии. Но в настоящей обстановке ее роль главным образом в том,
чтобы придавать единство мышления руководящему слою работников - высшим
и низшим руководителям движения. Вербовать же массы, настроенные еще
враждебно к нам, призвано главным образом устное слово. Возьмите убеж-
денного социал-демократа или, скажем, фанатически настроенного коммунис-
та. Да станут ли они вообще брать в руки национал-социалистическую бро-
шюру! А тем более они не станут покупать книгу нашего издания, не станут
ее читать, не придадут никакого значения той критике, которая содержится
в ней по адресу их собственного миросозерцания. Да и газету чужой партии
в наш век берут в руки лишь очень редко. Отдельный номер газеты впрочем
и не может оказать сколько-нибудь серьезного влияния. Изолированный но-
мер газеты любого лагеря не дает ясного представления о взглядах этого
лагеря и поэтому не может оказать влияния на читателя. Большинство людей
из массы кроме того вынуждено считать каждый свой пфенниг и уже по одно-
му этому от рядового человека нельзя ожидать, что он подпишется на газе-
ту противного лагеря только для того, чтобы иметь возможность объективно
разобраться в разногласиях. Из десяти тысяч человек едва ли найдется
один, который поступит так. Только тогда, когда человек уже завербован
данным движением, он подпишется на газету партии и то главным образом
для того, чтобы быть в курсе своей же партийной жизни.

Совсем другое дело - короткая прокламация, написанная "разговорным"
языком. Если прокламацию раздают бесплатно, то ее уже довольно охотно
берут в руки. Известную роль играет тут и то, чтобы в заголовке была
обозначена тема прокламации. Если дело идет о вопросе, который в данную
минуту интересует всех, если тема эта на устах у всех, то прокламацию
берут наперебой. Такой листок обыкновенно просматривают более или менее
внимательно, такому листку иногда удается направить внимание читателя в
новую сторону, вызвать у него интерес к новому движению и т.д. Но и лис-
ток даже в самом благоприятном случае дает только легкий толчок в опре-
деленном направлении. Довести дело до конца, т. е. завоевать человека,
он не может. Листок может только обратить внимание прочитавшего его на
какой-нибудь новый факт, новый лозунг и т. п. Закрепить влияние листка
приходится другими средствами. Сюда относится прежде всего массовое соб-
рание.

Если данный человек начал склоняться в сторону определенного нового
молодого движения, то вначале он все-таки чувствует себя еще неуверенно.
И тут-то именно приходит на помощь массовое собрание. Картина большого
собрания, состоящего из людей одного и того же настроения, большею
частью действует одобряюще на человека, только еще собирающегося всту-
пить в ряды нового движения. Возьмите солдата на фронте. Вместе со своей
ротой, с батальоном, окруженный со всех сторон товарищами, он идет в бой
смелее, нежели тогда, когда он предоставлен сам себе. В кучке он
чувствует себя все-таки еще в некоторой безопасности, хотя на самом деле
это вовсе не так.

Когда человек попадает на большое собрание или на большую демонстра-
цию, это не только подкрепляет его настроение, но дает ему определенную
связь с единомышленниками, вырабатывает в нем корпоративный дух. Если
данный человек является только первым сторонником нового учения на дав-
нем заводе, в данном предприятии, мастерской и т. д., то ему иногда при-
ходится трудновато и он подбодряется, когда видит, что он является сол-
датом большой армии, членом обширной корпорации. Это ощущение он впервые

получает только тогда, когда попадает на первое большое массовое собра-
ние или массовую демонстрацию. Из своей маленькой мастерской или из сво-
его большого предприятия, где отдельный человек однако чувствует себя
совсем маленьким, новый сторонник нового движения впервые попадает на
массовое собрание. Тут он сразу видит тысячи и тысячи людей того же
настроения. Его сразу окружает атмосфера шумного энтузиазма, свойствен-
ная собранию, где присутствует тричетыре тысячи человек одного лагеря.
Эта атмосфера увлекает. Очевидный для всех успех собрания пробуждает
подъем и в этом новом посетителе и впервые окончательно освобождает его
от живших еще в нем внутренних сомнений. Человек невольно поддается тому
волшебному влиянию, которое мы называем массовым самовнушением. Воля,
страсть, сила тысяч аккумулируется в каждом отдельном участнике собра-
ния. Человек, переступивший порог собрания еще с некоторым сомнением в
груди, теперь покидает его с гордо поднятой головой: он обрел полную ве-
ру в свое дело, он стал членом определенного коллектива.

Наше национал-социалистическое движение никогда не должно позабывать
обо всем этом. Мы никогда не поддадимся внушению буржуазных олухов, ко-
торые, видите ли, очень хорошо понимают все и однако, ухитрились проиг-
рать большое государство, проиграть господство своего собственного клас-
са. Да, они страшно умны, эти господа; они умеют все и не сумели сделать
только одной мелочи - не сумели помешать тому, чтобы весь немецкий народ
попал в объятия марксизма. Тут они провалились самым жалким образом. Не
ясно ли, что их самомнение и чванство только родные братья их глупости и
невежества.

Если эти господа не хотят признать великого значения за устным сло-
вом, то это объясняется очень просто тем, что сами они слишком хорошо
убедились в бессилии своего слова.