Предисловие | Посвящение
ЧАСТЬ 1: Глава 1 | Глава 2 | Глава 3 | Глава 4 | Глава 5 | Глава 6 | Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10 | Глава 11 | Глава 12
ЧАСТЬ 2: Глава 1 | Глава 2 | Глава 3 | Глава 4 | Глава 5 | Глава 6 | Глава 7 | Глава 8 | Глава 9 | Глава 10 | Глава 11 | Глава 12 | Глава 13 | Глава 14 | Глава 15
Заключение

ГЛАВА VII
НАШИ СТОЛКНОВЕНИЯ С КРАСНЫМ ФРОНТОМ

В 1919-1920 гг., а также в 1921 г. я лично считал необходимым посе-
щать буржуазные собрания. Они неизменно производили на меня такое же
впечатление, какое я в свои детские годы получал, когда мне приказывали
выпить ложку рыбьего жира. Выпить приходится и, говорят, что рыбий жир
очень полезен, но вкус его отвратителен! Если бы можно было весь немец-
кий народ на веревках приводить силой на эти буржуазные собрания и если
бы до конца представления можно было его там удержать, закрыв заранее
двери, то в течение нескольких столетий это, может быть, и дало бы опре-
деленные результаты. Но о себе лично скажу, что жизнь потеряла бы для
меня в этом случае всю свою прелесть и я, пожалуй, перестал бы радо-
ваться тому, что являюсь немцем. К счастью однако на веревке народ не
приведешь на эти собрания. Вот почему не приходится удивляться, что здо-
ровая безыскусственная масса народа избегает этих буржуазных "массовых
собраний", как черт ладана.

Я лично имел удовольствие видеть живьем этих сомнительных пророков
буржуазного миросозерцания и я должен сказать, что с тех пор перестал
удивляться тому, что эти господа не придают большого значения устному
слову. Я посещал тогда собрания демократов, дейч-национале, немецкой на-
родной партии, баварской народной партою (партия центра в Баварии). Что
прежде всего бросалось в глаза, так это полная однородность состава ау-
дитории. Во всех этих "массовых" собраниях на деле принимали участие
только члены партии. Полное отсутствие дисциплины! Внешняя картина соб-
рания больше напоминает толпу зевак в картежном клубе, нежели собрание
народа, только что проделавшего свою величайшую революцию. И надо отдать
справедливость господам докладчикам: они со своей стороны делали все
возможное, чтобы еще больше сгустить скуку. Они произносили или, лучше
сказать, читали речи, совершенно похожие на газетные статьи в наших "об-
разованных" органах печати или на какой-нибудь скучный научный трактат.
Почтенные ораторы старательно избегали хотя бы одного яркого слова.
Иногда допускалась только натянутая тощая профессорская штука. В этот
момент почтенные члены президиума считали своей обязанностью засмеяться,
но и смех этот ни в коем случае не должен был быть громким. Нет, ведь
это могло бы, боже упаси, заразить аудиторию, которая тоже того и гляди
стала бы смеяться. Нет, члены президиума считали возможным только "бла-
городно" улыбаться. Сдержанность прежде всего! И вообще этот президиум!

Однажды случилось мне присутствовать на буржуазном собрании в Мюнхене
в Вагнеровском зале. Это была манифестация по случаю юбилея Лейпцигской
битвы. Речь держал какой-то почтенный старец, профессор какого-то из
университетов. На трибуне сидел президиум. Слева - один монокль, справа
- другой монокль, посередине какой-то субъект без монокля. Все трое в
наглухо застегнутых сюртуках. Впечатление получалось такое, что перед
нами не то судьи, только что произнесшие кому-то смертный приговор, не
то пасторы, которые сейчас собираются крестить ребенка. Так называемая
речь докладчика, которая будучи напечатана может быть и произвела бы ка-
кое-нибудь впечатление, при устном произнесении действовала просто ужас-
но. Через три четверти часа все собрание от скуки впало в транс. Скука
нарушалась только тем, что время от времени отдельные господчики или от-
дельные дамочки поднимались и уходили. Тишина нарушалась еще шумом, про-
изводимым кельнершам?, да зевотой отдельных "воодушевленных" слушателей.
В одном углу зала я заметил троих рабочих, пришедших сюда то ли из любо-
пытства, то ли по поручению своей организации. Я занял место около них.
Рабочие эти только иронически переглядывались друг с другом, а затем
стали друг друга толкать в бок, приглашая к выходу. Наконец они тихонько
поднялись и, стараясь не производить ни малейшего шума, вышли из зала.
Было ясно, что они и не хотят произвести никакого шума: видя этакое сбо-
рище, они должны были придти к выводу, что не стоит труда мешать этим
людям скучать. Я остался. Собрание стало приближаться к концу. Голос
докладывавшего профессора становился все слабее. Почтенный оратор кон-
чил. Тогда поднялся субъект, сидевший посередине между двумя моноклями,
и стал подробно излагать присутствующим немецким "братьям и сестрам",
сколь благодарен он сам и сколь благодарны должны быть все присутствую-
щие высокоуважаемому профессору Икс за его замечательный, исключи-
тельный, изумительный доклад, который был так основателен и глубок, ко-
торый так многому всех нас научил и который составит для нас целое
"внутреннее переживание" и вообще является "крупным событием". Было бы
профанированием этой торжественной минуты, продолжал председатель, если
бы после такого глубокого доклада мы допустили бы еще какую-нибудь дис-
куссию. Я думаю, что выражу мнение всех присутствующих, если заявлю, что
никакой дискуссии не надо, и вместо этого приглашаю всех встать и про-
возгласить единодушное "ура" и т. д. В заключение председатель приглашал
спеть "Дейчланд убер аллес". Собрание кое-как запело. Но когда дело дош-
ло только до второй строфы, число поющих сразу упало. Припев был поддер-
жан опять большим количеством голосов, а когда дело дошло до третьей
строфы, поющих стало еще меньше. Мне стало ясно, что почтенное собрание
не знает даже текста нашей великой патриотической песни. Но стоит ли в
самом деле такому "высокому" собранию знать наизусть народную песню!

На этом собрание разошлось, вернее сказать, разбежалось. Одни торопи-
лись в пивную, другие - в кафе, третьи - просто на свежий воздух.

Да, на свежий воздух! Сюда стремился и я всей душой. После спертой
атмосферы такого собрания это было вполне понятно. И это называется ма-
нифестацией в память великой героической битвы, в которой участвовали
сотни тысяч сынов нашего народа! Хотелось только плеваться.

Такие "манифестации" правительство любит. Это действительно "спокой-
ные" собрания. Господину министру не приходится беспокоиться тут, как бы
не вышло какого-нибудь беспорядка, как бы волны энтузиазма внезапно не
поднялись выше нормального уровня, допускаемого буржуазными приличиями.
Тут нашим правителям не приходится бояться, что воодушевленная масса
выйдет из зала, построится в стройные ряды и дружным железным шагом
пройдет по всем главным улицам города с пением, скажем, нашего нацио-
нал-социалистического гимна. Нет, наша, любящая спокойствие, полиция мо-
жет не тревожиться. Тут никаких неприятностей не будет. Люди отправятся
только в пивные и в кафе...
Нет, такими гражданами власть может быть довольна!.,

Наши национал-cоциалистические собрания уж конечно не являлись этаки-
ми "мирными" собраниями. Здесь два враждебных миросозерцания вступали в
открытый бой друг с другом. Наши собрания отнюдь не кончались триви-
альным пением, никому ненужным и никого не зажигавшим. Наши собрания
большею частью кончались взрывом настоящей фанатической страсти и под-
линного национального энтузиазма.

Нам было ясно с самого начала, что на наших собраниях безусловно не-
обходимо обеспечить слепую дисциплину и прежде всего гарантировать нас-
тоящий авторитет президиумам наших собраний. Ибо речи наших ораторов ко-
нечно совершенно не были похожи на бесцветную болтовню буржуазных "рефе-
рентов"; речи наших докладчиков и своим содержанием и своей формой всег-
да вызывали в противниках бешеную злобу и попытки возражения. Насчет не-
достатка противников на наших собраниях жаловаться не приходилось. Как
часто появлялись они на наши собрания целыми большими толпами, распреде-
лив заранее между собою роли! И на лицах всех можно было прочитать: "се-
годня мы с ними покончим"!

Зачастую красные приводили на наши собрания своих людей буквально це-
лыми колоннами, причем конечно заранее накачивали этих людей в том нап-
равлении, что сегодня же вечером они нас должны разгромить окончательно.
Зачастую красные делали абсолютно все приготовления к тому, чтобы взор-
вать наши собрания. Только решительность и энергия наших президиумов,
только быстрота и натиск нашей охраны собраний могли помешать этим заго-
ворам. Действительно, красным было от чего придти в бешенство. Уже один
красный цвет наших плакатов привлекал к нам аудиторию и из числа крас-
ных. Средний буржуа не переставал возмущаться по поводу того, что и мы,
национал-социалисты, избрали красный цвет. В этом видели с нашей сторо-
ны, по крайней мере, двусмысленность. Мудрые вожди дейч-националов на-
шептывали друг другу подозрения, что мы-де на деле являемся только раз-
новидностью марксистов, что, может быть, мы и вообще-то только скрытые-
марксисты или еще и того лучше - социалисты. Разницы между социализмом и
марксизмом эти мудрецы до сих пор не поняли. Особенное возмущение среди
этих мещан вызывало то обстоятельство, что мы на наших собраниях обраща-
лись к аудитории не со словами "милостивые государи и милостивые госуда-
рыни", а со словами: "соотечественники и соотечественницы". Ну, а когда
узнали,' что в своей собственной среде мы друг друга величаем "партийны-
ми товарищами", то наш "марксизм" стоял уже вне всяких подозрений. Не
раз мы прямо тряслись от смеха по поводу страхов этих буржуазных зайцев
и их остроумных догадок насчет нашего происхождения, наших намерений и
наших целей.

Красный цвет для наших плакатов мы избрали конечно не случайно, а по
зрелом размышлении. Мы хотели этим как можно больше раздразнить красных,
вызвать у них возмущение и провоцировать их на то, чтобы они стали хо-
дить на наши собрания хотя бы только с целью срыва их. Нам было важно,
чтобы люди эти вообще пришли и чтобы часть их нас выслушала.

Забавно было в эти годы наблюдать колебания и беспомощность наших
противников, не знавших какую же тактику выбрать по отношению к нам.

Сначала красные предложили своим сторонникам не обращать на нас вни-
мания и бойкотировать нас.
Так рабочие, как правило, и поступали. Но с течением времени от-
дельные рабочие все-таки стали просачиваться на наши собрания. И так как
число их становилось все больше, а впечатление, производимое нашим уче-
нием на них, все сильнее, то вожаки все-таки стали нервничать и пришли в
беспокойство. В конце концов они стали приходить к выводу, что просто
отмалчиваться неудобно и что к нам нужно применить террор.

Теперь вожаки обращаются к "сознательным рабочим" с другим призывом:
пусть они идут на наши собрания с тем, чтобы дать там отпор "реакцион-
но-монархической провокации"; пусть вожди национал-социалистов познако-
мятся-де с кулаками честных пролетариев.

В результате этого получалась уже иная картина. Уже за три четверти
часа начала собрания помещение обыкновенно переполнено рабочими. Собра-
ние напоминает пороховой погреб, в любую минуту готовый взлететь на воз-
дух. Фитиль уже заряжен, и вот-вот раздастся взрыв. Однако на деле полу-
чалось иное. Рабочие приходили к нам как противники и враги, а уходили с
собрания если уже не как друзья, то по крайней мере как люди, призаду-
мавшиеся над правотой своего собственного учения. Постепенно картина еще
больше менялась в нашу пользу. Обыкновенно после трехчасового моего док-
лада вся аудитория - как друзья, так и недавние враги - превращалась в
единую воодушевленную массу друзей. Настроение создавалось такое, что
противникам нельзя было уже и мечтать взорвать собрание. Тогда вожаки
опять начинали трусить и переходили на сторону тех, которые раньше пред-
лагали не ходить на наши собрания. Опять в рядах марксистских вожаков
укреплялось то мнение, что единственно правильной тактикой по отношению
к нам будет бойкот наших собраний.

Опять в течение некоторого времени сторонники красных переставали
приходить на наши собрания, но спустя короткое время игра опять начина-
лась сначала.

Полный запрет ходить на наши собрания не удавался. "Товарищи" все же
приходили на них во все более и более значительных количествах. Тогда
опять побеждали сторонники более радикальной тактики: наши собрания на-
до-де во что бы то ни стало взрывать.

Но вот проходят два, три, восемь, десять наших собраний; попытки сры-
ва не удаются, и каждый раз часть красных переходит на нашу сторону.
Тогда внезапно опять раздается старый пароль: "Пролетарии, товарищи, ра-
бочие и работницы, бойкотируйте собрания этих националсоциалистических
провокаторов!".

Те же вечные колебания можно было наблюдать и в красной прессе. То
пытаются нас замалчивать, то, убедившись, что это не приводит к цели,
избирают противоположную тактику. Тогда начинают нас склонять во всех
падежах каждый божий день. При этом рабочим усердно доказывают прежде
всего, насколько смешны мы, национал-социалисты. Но скоро вожаки опять
убеждаются, что они только достигают противоположных результатов, ибо у
многих рабочих естественно возникает вопрос: если национал-социалисты
так смешны и ничтожны, то на кой же черт так много о них писать. У рядо-
вых рабочих начинает просыпаться любопытство. Тогда газеты красных вне-
запно делают новый поворот: над нами уже не просто издеваются, а изобра-
жают нас как самых страшных преступников во всей истории человечества. В
красных газетах появляются десятки статей, имеющих задачей еще и еще раз
доказать преступность наших намерений. Затем пускают в ход россказни о
разных скандальных историях, от начала до конца, конечно, выдуманных. Но
скоро вожаки убеждаются, что и этот способ борьбы ни к чему не приводит.
По сути дела все это нам только помогало, ибо только приковывало внима-
ние к нам и к нашему движению.

Я уже и тогда считал: пусть они нас высмеивают или ругают, пусть
изображают нас комедиантами или преступниками, лишь бы только они по-
больше говорили о нас, лишь бы только рабочие заинтересовывались нашим
движением и начинали видеть в нас определенную сипу, с которой раньше
или позже придется считаться.

Что мы действительно представляем собою и чего мы действительно хо-
тим, с этим вожаки еврейской прессы в один прекрасный день познакомятся
очень хорошо. В этом мы были вполне уверены.

Если в то время дело однако не доходило до прямых срывов наших собра-
ний, то это в значительной мере объясняется прежде всего невероятной
трусостью господ вожаков красных. Их любимой тактикой было посылать на
наши собрания маленьких людишек, а самим дожидаться результатов затевае-
мого скандала на улице - недалеко от помещения, где происходит само соб-
рание.

Обыкновенно мы бывали в курсе всех планов этих господ, вплоть до де-
талей и подробностей. Это объясняется, во-первых, тем, что мы, исходя из
соображений целесообразности, нередко оставляли многих из своих товари-
щей в красных организациях. А во-вторых, это объяснялось тем, что запра-
вилы красных по обыкновению не умели держать язык за зубами. Мы уже го-
ворили о том, что у паев Германии вообще не умеют молчать. В данном слу-
чае болтливость приносила пользу национальному делу. Вожаки красных не
умели удержаться от того, чтобы сразу не разболтать задуманных гени-
альных планов. Курица, говорят, квохчет лишь тогда, когда она уже снесет
яйцо; вожаки же красных поступали наоборот. Будучи вполне в курсе планов
красных, мы всегда заблаговременно принимали нужные меры, и посланным
ими агентам зачастую даже не приходило в голову, что они очутятся за
дверью еще раньше, чем попытаются начать скандал.

Вся эта обстановка побудила нашу партию взять дело охраны своих соб-
раний в собственные руки. Рассчитывать тут на официальную полицейскую
охрану не приходится. Напротив. Официальные власти обычно действуют так,
что это идет на пользу только скандалистам. Чтобы помешать скандалу по-
лиция обыкновенно прибегает к тому, что просто закрывает собрание. Но
ведь этого только и нужно было красным. Практика нашей полиции в этом
отношении представляет собою действительно предел беззакония. У нас вы-
работался такой обычай. Если высокоуважаемая полиция узнает, что та или
другая группа скандалистов хочет сорвать собрание, полиция не считает
своим долгом задержать этих скандалистов, а просто-напросто запрещает
самое собрание. Заурядный полицейский гений видит в этом предел государ-
ственной мудрости. Это называют у нас "превентивными мероприятиями, нап-
равленными к тому, чтобы помешать совершиться беззаконию".

Что же получается? Любая кучка решительных бандитов всегда может по-
мешать честным людям провести задуманное ими политическое собрание. Во
имя "тишины и порядка" государственная власть покорно склоняется перед
волей бандитов и "просит" честных политических деятелей быть настолько
снисходительными и "не провоцировать" бандитов. Если национал-социалисты
назначают ряд своих собраний, а профсоюзы заявляют, что они призовут
своих членов оказать сопротивление, то наша мудрая полиция не считает
необходимым посадить под замок этих шантажистов, а считает за благо
просто-напросто запретить наши собрания. Эти охранители закона зачастую
бывали даже настолько бесстыдны, что не стеснялись сообщать нам такие
вещи в письменном виде.

Чтобы обезопасить свои собрания от возможных скандалов, мы должны бы-
ли поставить дело так, чтобы быть в состоянии уже в зародыше раздавить
всякие такие попытки.

Кроме того мы считались еще и со следующим: любое собрание,если его
охраняет только полиция, уже тем самым дискредитируется в глазах широких
масс народа. То собрание, которое может состояться только благодаря уси-
ленной охране полиции, уже не может иметь притягательной силы для масс.
Низшие слои народа примыкают лишь к тем, за кем они чувствуют большую
собственную силу.

Как человек мужественный скорее побеждает сердца женщин, так и соот-
ветственная партия скорее побеждает сердца народа, нежели трусливая ор-
ганизация, прячущаяся за спиной полиции.

Это последнее соображение играло особенно большую роль в том, что на-
ша молодая партия сочла необходимым взвалить на свои собственные плечи
задачу охраны своих публичных собраний от террора противников .

Дело охраны наших собраний мы построили на следующих двух принципах :

1. На энергичном и психологически правильном руководстве собранием.

2. На создании специальных отрядов, имеющих задачей охрану порядка на
наших собраниях.

Когда мы, национал-социалисты, в ту пору устраивали собрания, то хо-
зяевами на наших собраниях были мы и никто другой. Что именно мы являем-
ся неограниченными хозяевами в зале, это мы давали чувствовать собрав-
шимся непрерывно каждую минуту. Наши противники превосходно знали, что
если кто-либо посмеет прибегнуть к провокации, он немедленно вылетит за
дверь, и что если нас будет всего даже 10 человек на полтысячи, все рав-
но мы не остановимся ни перед чем. Обычно тогда - особенно вне Мюнхена -
на наших собраниях и господствовала такая пропорция: 10-15 национал-со-
циалистов на 500-700 слушателей. И тем не менее ни одна провокация на
наших собраниях не могла оставаться безнаказанной. Посетители наших соб-
раний твердо знали, что мы лучше дадим убить себя, нежели капитулируем.
И не раз действительно случалось на наших собраниях, что маленькая горс-
точка наших товарищей геройски отбивалась от громадной массы ревущих и
готовых на все красных и тем не менее добивалась своего.

Конечно если бы красные решились идти до конца, они могли бы распра-
виться с нашей горсточкой; но господа красные знали, что раньше чем они
перебьют наших 15-20 человек, мы наверняка раздробим черепа по крайней
мере вдвое большему количеству их сторонников. Ну, а такого риска крас-
ные не любили.

Приступая к широкой организации наших собраний, мы научились ис-
пользовать опыт и технику марксистских и буржуазных собраний.

У марксистов на собраниях издавна господствовала слепая дисциплина,
так что о попытках срыва их собраний по крайней мере со стороны буржуаз-
ных противников не могло быть и речи. За то сами красные изощрялись в
этих попытках по отношению к своим противникам. Они достигли в этом от-
ношении такой виртуозности, что одно время в целом ряде областей Герма-
нии любая попытка созвать немарксистское собрание уже рассматривалась
как провокация по отношению к рабочим. Особенно неистовствовали вожаки
красных, если они подозревали, что на каком-нибудь собрании заговорят об
их собственных грехах и разоблачат их собственную низость и ложь. Как
только господа вожаки узнавали, что предполагается созыв такого враждеб-
ного им собрания, вся красная печать подымала неистовый вой. Затем эти
принципиальные противники закона тотчас же бежали к первому попавшемуся
полицейскому и нахально заявляли, что пусть лучше полиция сама не допус-
тит до этой "провокации рабочих", иначе-де "будет хуже". С каждым чинов-
ником они говорили в соответственном стиле, учитывая, насколько большим
ослом является этот чиновник. Но если в виде исключения они наталкива-
лись на действительно честного немецкого администратора, а не на жалкую
тряпку, и если этот администратор не поддавался их шантажу, тогда госпо-
да красные опять прибегали к своему испытанному средству: они заявляли,
что рабочие не потерпят "провокации пролетариев", и приглашали своих
сторонников в таком-то количестве собраться в таком-то часу, явиться на
собрание противников и "при помощи мускулистой руки рабочего положить
конец этому неслыханному позору". Надо было видеть, в какое смятение
приходили трусливые руководители буржуазных собраний, когда там появля-
лись господа красные. Чаще всего одной угрозы красных бывало достаточно,
чтобы устроители собрания отказывались от самого собрания. Но если соб-
рание не отменялось, то из трусости его открывали по крайней мере на час
позже - вместо 8 часов в 9 часов вечера. В течение этого часа будущий
председатель вступал в частные переговоры с явившимися противниками; ле-
безя перед ними, он делал тридцать три комплимента "господам из оппози-
ции", распространялся о том, как все устроители собрания рады и счастли-
вы, что оппозиция явилась на собрание (чистейшая ложь!), ибо они увере-
ны-де, что после обмена мнений (а свободу дискуссии он, таким образом,
уже заранее конечно гарантировал противникам), быть может, найдется об-
щая почва и, во всяком случае, точки зрения-де сблизятся и т. п. При
этом храбрый председатель конечно не переставал божиться, что в задачи
устроителей собрания, боже упаси, отнюдь не входит переубедить людей
другой партии. Нет, пусть каждый свободно остается при своем мнении и
предоставит свободу мнений и другим. Все, о чем председатель просит
"господ из оппозиции", так это, чтобы они не прерывали докладчика: к то-
му же и докладчик будет-де совсем короток, а после него сразу начнутся
прения. Неужели же уважаемые граждане хотят, чтобы и это наше собрание
явило картину братоубийственной войны в лагере немецкого народа!

В этом духе униженно изливался будущий председатель собрания. Бррр...

Господа друзья слева конечно очень мало трогались такими увещаниями.
Как только докладчик начинал свою речь, его тут же осыпали самыми бешен-
ными ругательствами. В конце концов докладчику приходилось собирать свои
бумажки и кончать. При этом часто получалось впечатление, что сам док-
ладчик облегченно вздыхал, довольный, что мучения его быстро кончились.
При неистовых воплях красных покидали эти буржуазные тореадоры арену
собрания, а еще чаще просто вылетали с собрания с разбитой головой.

Вот почему господам марксистам показалось чем-то совершенно новым то,
с чем им пришлось встретиться на наших национал-социалистических собра-
ниях. Сначала они приходили в помещения наших собраний в полной уверен-
ности, что им и здесь шутя удастся их обычная игра. "Сегодня мы кончаем
с этими господами" - так хвастливо говорили они друг другу при входе на-
паши собрания. И как же удивлены бывали эти господа, что, не успев еще
-сделать второго цвишенруфа, они уже вылетали из зала собрания, как пе-
рышки, и сами не понимали при этом, как они очутились за дверями зала.

Во-первых, председатель собрания вел себя у нас совершенно псиному.
Никогда наш председатель не унижался до того, чтобы просить противников
дать нам свободно говорить. Во-вторых, наш председатель ни в коем случае
не обещал заранее безграничной свободы дискуссий на нашем собрании, а
только заявлял, что хозяевами собраниями являемся мы, что поэтому все
права на этом собрании принадлежат нам и что каждый, кто посмеет сделать
хотя бы один только цвишенруф, сейчас же будет безжалостно удален из за-
ла. Далее наш председатель считал необходимым тут же заявить, что ника-
кой ответственности за ту судьбу, какая может постигнуть скандалистов,
мы на себя не берем. Если останется время и если мы будем считать это
полезным, то мы откроем некоторую дискуссию, если же нет, то не откроем.
Затем председатель без дальних слов объявлял собрание открытым, и наш
докладчик тотчас же приступал к докладу. Уже одно это вызывало изумление
противников. Но далее в нашем распоряжении были еще, хотя и малочислен-
ные, но превосходно организованные отряды, имевшие задачей охрану поряд-
ка на собраниях. Буржуазные партии обыкновенно вербовали распорядителей
собрания из числа старых почтенных людей, которым право на уважение и
авторитет давал их преклонный возраст. Но так как натравливаемая марк-
систами толпа плевать хотела на преклонный возраст, то пользы от этих
распорядителей на буржуазных собраниях ровным счетом никакой не получа-
лось.

Я в самом начале провел ту мысль, что отряды наших распорядителей на
собраниях должны принципиально состоять только из молодежи. Наши отряды
состояли частью из моих ближайших товарищей по фронту и по военной служ-
бе вообще, частью же из молодых партийных товарищей, недавно вступивших
в наше движение. Я воспитывал этих товарищей в той мысли, что террор
можно сломить только террором, что успех на нашей земле сужден только
тем, у кого будет достаточно решимости и мужества, что мы ведем борьбу
за такую великую идею, за которую не грех отдать последнюю каплю крови.
Это молодежь воспитана была нами в той мысли, что если уж приходится де-
ло решать силой, то наилучшей тактикой будет всегда наступление. Вот по-
чему уже в очень скором времени все узнали ту истину, что наши отряды -
это не члены дискуссионного клуба, а люди, проникнутые воинским духом и
всегда готовые бороться не на жизнь, а на смерть.

Как страстно жаждала эта превосходная молодежь именно боевого лозун-
га!

Как презирало это фронтовое поколение, как ненавидело оно буржуазную
слабохарактерность и трусость!

Эта превосходная молодежь теперь воочию убедилась, что ноябрьская ре-
волюция была результатом только слабости и трусости буржуазных руководи-
телей. Физической силы, чтобы защитить интересы немецкого народа, хвати-
ло бы и в ноябре 1918 г. Для этого не хватило только стойкости и ума у
руководителей. Как радостно сияли, бывало, глаза этих молодых товарищей,
когда я все это им разъяснял и вновь и вновь доказывал им, что самые
мудрые идеи ни к чему не приведут, если у нас не хватит физической силы
их защитить, что милосердная богиня мира нисходит только к сильному и
что действительно прочный мир могут завоевать лишь те, кто опирается на
реальные силы. Только теперь эта молодежь действительно поняла идею все-
общей воинской повинности в ее подлинно великом значении. Теперь она
убедилась, сколь мертвенно было то толкование, какое давали этой идее
старые чиновничьи души. Теперь моя молодежь поняла, что смысл этой идеи
заключается в подлинно героической борьбе за существование своего наро-
да, а не в борьбе за мертвый авторитет мертвого государства.

И как превосходно выполняла свою задачу эта наша прекрасная молодежь!

На каждого нарушителя порядка на наших собраниях наши отряды налетали
как стая хищных птиц. Они совершенно не считались с количеством против-
ников. Пусть врагов в зале было в десять раз больше, пусть их ранили,
пусть убивали - все равно, каждый из этих молодых людей знал, что он вы-
полняет великую священную миссию, что на нем лежит дело защиты нашего
великого движения. Уже к концу лета 1920 г. организация этих наших отря-
дов приняла определенные формы. Весною 1921 г. мы стали формировать из
них сотни, которые в свою очередь подразделялись на более мелкие едини-
цы.

Это стало совершенно необходимо, ибо тем временем собрания наши стали
все больше и больше разрастаться. Все чаще и чаще приходилось нам прибе-
гать к самым большим залам в Мюнхене. В течение осени и зимы 1920-1921
гг. в самых больших помещениях в Мюнхене сплошь и рядом собиралась имен-
но наша аудитория. Массовые собрания, устраиваемые германской нацио-
нал-социалистической рабочей партией, все время были настолько перепол-
нены, что каждый раз полиция закрывала двери и объявляла, что зал больше
не может вместить ни одного человека.

Когда сорганизовались наши отряды, перед нами возник один новый важ-
ный вопрос. До сих пор у нас не было ни своего партийного значка, ни
своего партийного знамени. Это стало вредно для движения. Без этих сим-
волов мы не могли уже обойтись ни сейчас ни тем более на будущее. Пар-
тийным товарищам нужен был значок, по которому они уже внешним образом
могли бы друг друга узнавать. Ну, а на будущее уж конечно нельзя было
обойтись без известного символа, который мы к тому же должны были проти-
вопоставить символам красного интернационала.

Я уже с детских лет знал, какое великое психологическое значение име-
ют подобные символы и как действуют они прежде всего на чувство. После
окончания войны мне однажды пришлось наблюдать массовую марксистскую де-
монстрацию перед королевским дворцом в Люстгартене. В демонстрации этой
участвовало около 120 тысяч человек. Море красных знамен, красных повя-
зок и красных цветов - все это создавало неотразимое внешнее впечатле-
ние. Я лично мог тут убедиться, насколько такое волшебное зрелище неиз-
бежно производит гигантское впечатление на простого человека из народа.

Буржуазные партии, не обладающие своим особым миросозерцанием, не
нуждались поэтому до сих пор и в своем собственном партийном знамени.
Буржуазные "патриоты" довольствовались официальным государственным фла-
гом. Это было бы естественно, если бы дело обстояло так, что буржуазия
сама создала свое государство, а стало быть и соответственные символы
его. Но дело обстояло именно не так.

Империя создалась без всякого содействия со стороны германской буржу-
азии, а имперский флаг родился на полях войны. Но именно поэтому офици-
альный имперский флаг и представлял собою только государственный флаг и
не служил выражением какого-либо особого миросозерцания.

Только еще в немецкой Австрии буржуазия имела нечто вроде своего
собственного знамени. Часть немецко-австрийского национально настроенно-
го бюргерства присвоила себе знамя 1848 г. Этот черно-красно-золотой
флаг стал официальным символом части австрийских немцев. За флагом этим
тоже не стояло особое миросозерцание. Но с государственной точки зрения
этот символ тем не менее представлял собою нечто революционное. Самыми
непримиримыми врагами этого черно-красно-золотого флага были тогда - не
забудем этого - социал-демократы, христианско-социальная партия и всю
видов клерикалы. Эти партии издевались тогда над черно-красно-золотым
флагом, забрасывали его грязью, ругались над ним совершенно так же, как
они это проделывали в 1918 г. по отношению к черно-бело-красному знаме-
ни. Черно-красно-золотые цвета, которыми пользовались немецкие партии
старой Австрии, были в свое время цветами 1848 г., т.е. цветами довольно
фантастической эпохи. В Австрии за этими знаменами шла часть честных не-
мецких патриотов. Но за кулисами движения и тогда уже осторожно прята-
лись евреи. А вот, после того как совершилась подлейшая измена отечест-
ву, после того как самым бесстыдным образом продали немецкий народ,
марксистам и партии центра черно-красно-золотые знамена внезапно стали
так дороги, что теперь они рассматривают их как свою святыню.

Так и получилось, что вплоть до 1920 г. красному знамени марксистов,
в сущности говоря, не противостоял никакой другой флаг, который был бы
символом другого, прямо противоположного марксизму мировоззрения. Лучшая
часть немецких буржуазных партий, правда, не захотела стать под чер-
но-красно-золотой флаг, ставший теперь флагом врагов. Но, с другой сто-
роны, она не сумела и выдвинуть свою самостоятельную программу. В лучшем
случае она выдвигала только идею простого восстановления старой империи.

Благодаря этому последнему обстоятельству черно-бело-красный флаг
опять возродился и стал официальным флагом наших так называемых "нацио-
нальных" буржуазных партий.

Нам было ясно, что этот флаг, который был уже побежден и разорван
марксистами в обстановке очень унизительной для нашего национального
достоинства, совсем не годится стать символом новой эпохи, когда главной
нашей задачей становится борьба против этого же самого марксизма. Конеч-
но, Цвет эти очень дороги и священны для нас. Это чудесное сочетание
красок не может не радовать глаз каждого честного немца, боровшегося под
этим знаменем и приносившего за него величайшие жертвы. Но символом но-
вой эпохи, знаменем предстоящей теперешней борьбы цвета эти все же стать
не могут.

В отличие от всех буржуазных политиков я держался того мнения, что
для немецкой нации является истинным счастьем то обстоятельство, что мы
потеряли официальный флаг старой империи. Пусть современная подлая рес-
публика совершает свои подлости под своим собственным знаменем. Мы долж-
ны быть только благодарны судьбе за то, что она избавила старое славное
знамя старой германской империи от участи позорного проституирования его
современной республикой. Пусть нынешние государства, торгующие своими
собственными судьбами своих граждан, не смеют грязнить наше старое геро-
ическое черно-бело-красное знамя.

Пока существует режим ноябрьского позора, пусть он лучше пользуется
своими собственными эмблемами и не смеет позорить знамена героического
прошлого. Пора нашим буржуазным политикам понять, что тот, кто предлага-
ет присвоить нынешнему режиму черно-белокрасный флаг, обкрадывает наше
прошлое. Этот старый флаг соответствовал старой империи, а нынешняя рес-
публика, слава богу, избрала те цвета, которые подходят для нее.

Вот почему мы, национал-социалисты, не могли сделать своим старое
официальное знамя старой империи. Наша задача - создать новое госу-
дарство, а не просто пробудить от мертвого сна старый режим, погибший в
результате его собственных слабостей и ошибок.

Вот почему наше движение, открывшее во имя этого кампанию против
марксизма, должно иметь свое собственное новое знамя, являющееся симво-
лом грядущего нового государства.

Вопрос о том, как должно выглядеть это наше новое знамя, нас в то
время сильно интересовал. Со всех сторон мы получали всевозможные проек-
ты. Желания авторов этих проектов были конечно очень хороши, но действи-
тельно удачных проектов не было. Новый флаг должен был выражать цент-
ральные идеи нашего движения. Но вместе с тем внешняя форма его непре-
менно должна была быть очень выразительной, притягательной, действующей
на массы. Кому приходится много соприкасаться с массой, тот поймет, что
и небольшие мелочи имеют в этом отношении крупное значение. Удачный пар-
тийный значок может послужить первым толчком, который пробудит интерес к
новому движению у сотен тысяч людей.

С разных сторон нам предлагали белый цвет. Это было неприемлемо для
нас, ибо мы ни в какой мере не хотели отождествлять наше движение со
старой империей или, вернее сказать, с теми трусливыми партиями, которые
видят свою единственную политическую цель в восстановлении старого режи-
ма. К тому же белый цвет вообще не является цветом, увлекающим массу. Он
подходит для добродетельных старых дев и для всевозможных постных сою-
зов, но не для великого революционного движения нашего времени, ставяще-
го себе целью совершить величайший переворот.

Другие предлагали нам черный цвет. Черные краски недурно символизиру-
ют современное положение вещей, но зато они совершенно не выражают внут-
ренних тенденций, заложенных в нашем движении. Затем черный цвет тоже не
увлекает массы.

Бело-синие цвета, сами по себе с эстетической точки зрения очень не-
дурные, исключались уже потому, что эти цвета являются официальным сим-
волом одного из отдельных германских государств, к тому же не пользующе-
гося особой популярностью ввиду партикуляристских тенденций. Да и это
сочетание цветов не давало сколько-нибудь ясного представления о целях
нашего движения. То же самое относилось и к черно-белым цветам. О чер-
но-красно-золотом флаге не могло быть и речи. Черно-бело-красные цвета
были неприемлемы по соображениям, указанным уже раньше, по крайней мере
в их прежнем виде. Это сочетание красок, вообще говоря, безусловно лучше
всех остальных. Это самый могущественный аккорд красок, который вообще
только возможен. Я лично все время выступал за то, чтобы так или иначе
сохранить старые цвета, ибо они были для меня как для солдата не только
святыней, но и казались мне с эстетической точки зрения наиболее худо-
жественными. Тем не менее я вынужден был отклонить все бесчисленные про-
екта, присылавшиеся мне со всех концов молодыми сторонниками движения,
поскольку все эти проекты сводились только к одной теме: брали старые
цвета и на этом фоне в разных вариациях рисовали мотыгообразный крест. В
качестве вождя я не хотел с самого же начала опубликовать свой собствен-
ный проект, ибо допускал, что кто-нибудь другой предложит столь же хоро-
ший, а может быть и лучший проект, чем мой. И действительно один зубной
врач из Штарнберга предложил совсем не плохой проект, близкий к моему
проекту. Его проект имел только тот единственный недостаток, что крест
на белом круге имел лишний сгиб. После ряда опытов и переделок я сам
составил законченный проект: основной фон знамени красный; белый круг
внутри, а в центре этого круга - черный мотыгообразный крест. После дол-
гих переделок я нашел наконец необходимое соотношение между величиной
знамени и величиной белого круга, а также остановился окончательно на
величине и форме креста.

Это знамя и стало нашим знаменем. Форма повязок принята была такая
же: красная повязка, внутри ее белый круг, а в центре этого круга черный
крест.

Затем был выбран такой же партийный значок: белый круг на красном по-
ле, а внутри круга черный крест. Один мюнхенский золотых дел мастер по
фамилии Фюсс представил первый проект, который потом вошел в обиход.

Поздним летом 1920 г. наш партийный флаг впервые увидел свет. Он пре-
восходно подходил к молодому нашему движению. Он был нов и молод, как
само наше национал-социалистическое движение. Новое невиданное дотоле
знамя производило могучее агитационное влияние.

Это был действительно достойный символ! Перед нами не только сочета-
ние всех красок, которые мы так горячо любили в свое время. Перед нами
также яркое олицетворение идеалов и стремлений нашего нового движения.
Красный цвет олицетворяет социальные идеи, заложенные в нашем движении.
Белый цвет - идею национализма. Мотыгообразный крест - миссию борьбы за
победу арийцев и вместе с тем за победу творческого труда, который испо-
кон веков был антисемитским и антисемитским и останется.

Спустя два года, когда наши дружины разрослись и охватывали уже много
тысяч штурмовиков, возникла необходимость выработать для этой молодой
организации еще один новый символ победы: специальный штандарт. Проект
штандарта я тоже выработал сам, а затем передал его одному золотых дел
мастеру - Гару для исполнения. С тех пор штандарт тоже принадлежит к
числу победоносных символов нашего движения.

Собрания наши в 1920 г. стали происходить все чаще и чаще. В конце
концов мы стали устраивать по два собрания в неделю. Перед нашими плака-
тами всегда толпилось множество людей. Самые большие залы Мюнхена всегда
были переполнены. Десятки тысяч обманутых марксистами рабочих перешли на
нашу сторону и тем самым были возвращены в лоно борцов за новое будущее
свободное немецкое государство. Теперь в Мюнхене нас знала уже широкая
публика. О нас заговорили. Слово "национал-социалист" было у всех на ус-
тах, и все уже понимали, что это слово означает определенную программу.
Систематически росло число наших сторонников и увеличивалось число чле-
нов организации. Зимою 1920/21 г. мы выступали уже в Мюнхене как сильная
партия.

Кроме марксистских партий и нас в Мюнхене не было тогда никакой дру-
гой партии с таким массовым влиянием. Во всяком случае не было другой
национальной партии с таким массовым влиянием. Пятитысячная аудитория в
зале "Киндл" не раз заполнялась нашими слушателями так, что яблоку негде
было упасть. В Мюнхене оставалось только одно большое помещение, в кото-
ром мы еще не решались устраивать свои собрания: цирк Кроне.

В конце января 1921 г. Германия опять переживала особенно тяжелые
времена. Парижское соглашение, обязывавшее Германию к выплате безумной
суммы в 100 миллиардов золотых марок, входило в силу и начинало давить
на народ самым беспощадным образом.

В Мюнхене издавна существовал блок так называемых патриотических сою-
зов. И вот этот блок проектировал теперь устроить большое собрание про-
теста по этому поводу.

Время было горячее, ждать было нельзя. Я лично очень нервничал по по-
воду того, что принятое решение о большом собрании протеста все отклады-
валось и затягивалось. Сначала проектировалась манифестация на Королевс-
кой площади. Затем этот план был оставлен из опасения, что манифестация
будет разогнана красными. Потом был выдвинут проект манифестации по Ал-
лее полководцев. Но затем и этот проект был сдан в архив, и в конце кон-
цов остановились на проекте общего собрания в том же помещении "Киндл".
Между тем дело все затягивалось. Так называемые большие партии вообще не
обращали внимания на это событие, а блок патриотических союзов все не
решался точно назначить день предполагаемой манифестации.

Во вторник 1 февраля 1921 г. я стал настоятельно требовать, чтобы на-
конец принято было решение. Мне обещали, что в среду решение будет при-
нято. Наступила среда, и я потребовал окончательного ответа. Но ясного
ответа я опять не получил. Мне было заявлено, что блок "рассчитывает" на
следующей неделе в среду непременно устроить эту манифестацию.

Но это было уже слишком. Мое терпение лопнуло, и я принял решение
устроить это собрание протеста на свой собственный страх и риск. В ту же
среду после обеда я в течение 10 минут продиктовал машинистке листовку и
поручил нанять помещение в цирке Кроне на следующий же день в четверг 3
февраля.

В ту пору это было очень рискованное предприятие. Неизвестно было,
удастся ли собрать такую аудиторию, которая смогла бы заполнить это ко-
лоссальное помещение. Но кроме того существовала еще та громадная опас-
ность, что придут красные и сорвут собрание.

Наши дружины были еще слишком слабы для такого колоссального помеще-
ния. Конкретного плана действий на случай попыток срыва собрания у меня
тоже еще не было. Мне тогда еще казалось, что сорвать собрание в таком
громадном помещении вообще гораздо легче, чем в меньшем зале. Но опыт
показал, что в этом отношении я был совершенно неправ. Дело обстоит как
раз наоборот. В этом большом помещении гораздо легче справиться с нару-
шителями порядка, чем в переполненном до краев меньшем зале. Ясно было
только одно: если нас постигнет неудача, мы можем быть отброшены назад
надолго. Если бы красным один раз удалось разогнать наше собрание, это
одним ударом лишило бы нас ореола и придало бы противнику духу повторять
такие попытки на каждом нашем дальнейшем собрании. Это привело бы к са-
ботажу всех наших дальнейших собраний и прошло бы, быть может, несколько
месяцев, прежде чем мы смогли бы оправиться от удара.

Но решение было принято. Оставалось действовать. Для распространения
нашего листка и плакатов мы имели в своем распоряжении только один день,
а именно четверг. Уже с утра, к нашему огорчения?, пошел дождь. Были все
основания опасаться, что многие предпочтут остаться дома, чем по дождю и
снегу идти на собрание, где к тому же возможна кровопролитная драка.

В четверг утром я стал серьезно опасаться, удастся ли нам собрать
достаточно большую аудиторию, чтобы заполнить такое гигантское помеще-
ние. Если бы это не удалось, вся вина пала бы на мою голову и мое поло-
жение перед блоком было бы неважное. Я решил тут же выпустить еще пару
летучек. Немедленно я продиктовал текст, дал напечатать листки и присту-
пил к их распространению. Летучки естественно содержали приглашение на
собрание. Затем я нанял два грузовика, задрапировал их красной материей,
водрузил на них несколько партийных знамен и посадил на каждый из грузо-
виков по 15-20 товарищей. Они получили приказ объехать все улицы города,
разбросать всюду листки и вообще вести пропаганду в пользу нашего собра-
ния. Это был первый случай, когда на улицах Мюнхена появились грузовики
со знаменами, принадлежавшими немарксистскои партии. Буржуазное населе-
ние города с раскрытыми ртами следило за разъездами красных грузовиков с
нашими знаменами. В рабочих же кварталах по адресу наших грузовиков раз-
давались проклятия, рабочие грозили кулаками в воздух и ругались по по-
воду новейшей "провокации по адресу пролетариев". Ведь до сих пор никто
не сомневался в том, что большие собрания имеют право созывать только
марксисты и разъезжать со своими знаменами на грузовиках имеют право то-
же только они.

К семи часам вечера помещение цирка не было еще полно. Каждые десять
минут мне сообщали по телефону о положении дел. Я сам изрядно нервничал.
Когда мы устраивали наши собрания в других помещениях, то к семи часам
или к семи с четвертью зал уже обыкновенно бывал полон. Но скоро положе-
ние стало разъясняться: я просто не учел гигантских размеров помещения
цирка. В прежних залах наших собраний тысяча человек составляла уже за-
метную величину. В помещении же цирка Кроне такое количество людей было
совершенно незаметно. Минут через 20 я стал получать уже более благопри-
ятные сведения. В три четверти восьмого мне сообщали, что помещение уже
на четыре пятых заполнено и что большие массы народа толпятся еще перед
билетными кассами. Тогда я отправился в цирк.

Я подъехал к помещению цирка без двух минут восемь. Перед цирком все
еще толпилась громадная масса людей. Частью это были просто любопытству-
ющие, но частью и противники из числа тех, которые предпочитали выжидать
событий на улице.

Когда я вошел в зал, я увидел перед собою гигантскую массу людей,
сердце мое забилось такой же радостью, как это было год тому назад во
время первого нашего большого собрания в большом зале мюнхенской Прид-
ворной пивной. Насколько велик успех, это я понял лишь тогда, когда,
пробравшись через человеческую стену, я взошел на трибуну и смог лучше
обозреть аудиторию. Зал показался мне похожим на гигантскую раковину,
переполненную тысячами и тысячами людей. Арена цирка также вся занята
была посетителями. Продано было более 5600 билетов. А если сюда приба-
вить еще известное количество безработных, неимущих студентов и нашу
собственную охрану, то аудитория была никак не меньше, чем шесть с поло-
виной тысяч человек .

Мой доклад был озаглавлен: "Гибель или светлое будущее". Когда я
взглянул на аудиторию, сердце мое забилось уверенностью: не гибель, а
именно светлое будущее!

Я начал свой доклад и проговорил около двух с половиной часов. Уже
после первого получаса чувство подсказывало мне, что настоящее собрание
превратится в громадный наш успех. Я почувствовал, что речь моя доходит
до сердца каждого из слушателей. Уже после первого часа меня начали пре-
рывать все более и более бурными аплодисментами. Спустя два часа в зале
наступила та напряженная и торжественная тишина, которую я впоследствии
не раз переживал в этом же помещении и которая незабываема для всех
участников таких наших собраний. Затаив дыхание, гигантская толпа ловила
каждый звук. А когда я произнес последнее слово своей речи, толпа разра-
зилась бурным восторгом, вся поднялась с места, и из всех грудей вырва-
лось могучее пение "Дейчланд убер аллес".

Я сам находился под огромным впечатлением происшедшего. Как заворо-
женный продолжал я стоять на трибуне и наблюдать, как гигантский челове-
ческий поток в течение целых 20 минут выливался из центральных дверей
наружу. Когда народ разошелся, я полный счастья медленно отправился до-
мой.

С этого собрания в цирке Кроне были сделаны снимки. Эти фотографии
лучше чем какие угодно слова показывают величие собрания. Некоторые бур-
жуазные газеты напечатали снимки и дали небольшие заметки, в которых го-
ворилось о том, что это была "национальная" манифестация, но по обыкно-
вению .замалчивались имена устроителей.

Это собрание впервые подняло нашу партию над уровнем обычных шаблон-
ных партий. Теперь никто уже не мог пройти мимо нашего движения. Чтобы
подчеркнуть, что перед нами не просто мимолетный успех, не случайный
эпизод, я тотчас же принял меры к тому, чтобы на следующей неделе повто-
рить такое же собрание в этом же помещении. Успех получился такой же.
Гигантское помещение было опять переполнено настолько, что я тут же ре-
шил на следующей же неделе устроить третье такое собрание. Это третье
собрание было переполнено в такой же мере и прошло с таким же подъемом.

Так начался для нас 1921 г. в Мюнхене. Теперь я перешел к устройству
двух, а иногда и трех массовых собраний в неделю. Теперь наши собрания
постоянно происходили именно в цирке, и все вечера имели одинаково
большой успех.

В результате число сторонников быстро возросло; сильно увеличилось
также число членов партии.

Такие успехи не могли конечно оставить равнодушными и наших противни-
ков. Мы уже сказали, что противники прибегали то к замалчиванию нашего
движения, то к террору. Теперь они убедились, что ни то ни другое не по-
могло. После некоторых колебаний противники вновь приняли решение при-
бегнуть к террору, но сделать это с такой силой, чтобы надолго отучить
нас от устройства собраний.

Внешним поводом они избрали некое очень таинственное покушение на их
депутата Эргардта Ауэра. На этого Эргардта Ауэра будто бы ктото ночью
напал с револьвером. Правда, он не был ранен и вообще неизвестно, стре-
ляли ли в него, но версия была пущена такая, что имело место покушение.
Конечно изумительное присутствие духа и необычайное мужество социал-де-
мократического вождя не только помешали преступному покушению совер-
шиться, но и обратили в бегство таинственных преступников. Преступники
убежали так быстро, что полиции так никогда и не удалось набрести даже
на их след. Но именно этот повод показался красным подходящим, чтобы
опять начать безмерную травлю нашего движения и опять начать хвастаться,
как беспощадно они разделаются с нами. Теперь - угрожала местная с.-д.
газета - приняты уже вполне достаточные меры, чтобы раз навсегда разда-
вить нас. Мускулистая рука рабочих положит-де предел всем нашим крикли-
вым успехам. Спустя несколько дней, красные назначили и срок нападения.
С этой целью они остановились на собрании, в котором должен был высту-
пать я лично. Дело шло о собрании в большом зале Придворной пивной.

4 ноября 1921 г. между 6 и 7 часами пополудни я получил точные извес-
тия, что решено во что бы то ни стало взорвать наше собрание и что с
этой целью со многих красных предприятий посланы специально большие мас-
сы рабочих.

Только благодаря несчастному стечению случайных обстоятельств, мы не
получили этого сообщения гораздо раньше. Дело в том, что как раз в этот
день мы меняли помещение своей партийной организации и переходили в но-
вое. Но в новом помещении продолжали работать, и мы не сразу могли там
устроиться. В старом помещении телефон уже был снят, а в новое мы не ус-
пели еще его перенести. Несколько раз в течение дня нам пытались зво-
нить, чтобы сообщить нам о готовящемся скандале, но вследствие указанных
обстоятельств не могли дозвониться .

Так как мы не знали о готовящихся событиях, то случилось так, что на
собрании присутствовала только очень слабая наша дружина. Не было даже
целой сотни. Присутствовавший отряд насчитывал всего 46 человек. Наш ос-
ведомительный аппарат в то время был налажен еще плохо, и при тогдашней
службе связи мы в течение какого-нибудь одного часа не в состоянии были
мобилизовать достаточное подкрепление. К тому же в прошлом не раз бывали
ложные тревоги и получавшиеся сведения не оправдывались. Недаром старая
пословица говорит, что заранее назначенные революции никогда не происхо-
дят. Это правило подтвердилось и на опыте наших собраний.

В результате всех этих обстоятельств мы не смогли принять всех тех
мер, которые были бы приняты, если бы мы заблаговременно знали о готовя-
щемся.

Данное помещение к тому же казалось нам менее удобным для упражнения
красных. Обыкновенно мы больше боялись за цирк, вообще за собрания, про-
исходившие в более крупных помещениях. Но в этот день мы получили урок,
убедивший нас в противном. Все эти проблемы мы впоследствии изучили дос-
конально, можно сказать, научно. Результаты, к которым мы пришли, были
крайне поучительны и сослужили большую службу нашим отрядам штурмовиков
на будущее.

Когда я в три четверти восьмого вошел в небольшой зал, прилегающий к
главному помещению, где должно было происходить собрание, не было уже
никаких сомнений в том, что красные действительно подготовили провока-
цию. Главный зал был уже переполнен, и полиция больше никого уже не пус-
кала. Противники явились очень рано и заняли много мест в зале.
Большинство же наших сторонников уже не могли проникнуть в помещение
собрания. Наш маленький отряд штурмовиков поджидал меня в небольшом за-
ле, прилегавшем к главному помещению. Я приказал закрыть двери, ведущие
в главное помещение, и решил переговорить сначала с моими штурмовиками.
Без дальних слов я объяснил своим молодцам, что сегодня им вероятно
впервые представится случай показать на деле, насколько они преданы на-
шему движению. Я заявил, что никто из нас не должен и не смеет покинуть
зал собрания - разве что его вынесут оттуда мертвым. Я сказал им, что
сам я во что бы то ни стало останусь в зале собрания и надеюсь, что ник-
то из них меня не покинет. Если же я замечу, что кто-нибудь из них стру-
сит, то я лично сорву с него повязку и отниму у него партийный значок.
Затем я дал им приказ при первых же попытках внести беспорядок в собра-
ние моментально наступать, памятуя, что наступление есть лучшая защита.
Ребята ответили мне троекратным "ура". Голоса их были взволнованы.

Вслед за этим я попал в большой зал. Теперь я мог собственными глаза-
ми убедиться в том, какая создалась ситуация. Противники сидели густыми
рядами и пытались пронзить меня уже одними взглядами. Многие из них
смотрели на меня с нескрываемой ненавистью, а другие стали делать совер-
шенно недвусмысленные замечания с мест. Сегодня нам "приходит конец",
сегодня нам "раз навсегда" закроют рот; многие намекали на то, что нам
прямо "выпустят кишки" и т. д. в том же духе. Господа эти слишком были
уверены в своем перевесе сил и чувствовали себя соответственным образом.

Тем не менее собрание было открыто, и я приступил к докладу. Мой стол
в этом помещении обыкновенно ставился в середине зала вдоль его большой
стены. Таким образом я обыкновенно находился в самом центре аудитории.
Этим может быть и объясняется то обстоятельство, что в данном зале мне
удавалось вызвать настроение более подъемное, чем в каком-либо другом.

На этот раз перед самым моим носом, особенно слева от меня сидели
сплошь противники. Это были все физически крепкие люди, главным образом
молодежь с фабрик Кустермана, Маффея и др. Вдоль всей левой стены зала
они сидели очень густо, и ряды их доходили вплоть до моего стола. Я сра-
зу заметил, что они стали накапливать около своих скамей возможно
большее количество кружек из-под пива. Они заказывали все новые и новые
порции, а опорожненные кружки ставили под стол. Так накопили они целые
батареи кружек. Трудно было ожидать, что при таких обстоятельствах дело
может кончиться сколько-нибудь благополучно.

Тем не менее я уже успел проговорить около полутора часов - несмотря
на все цвишенруфы. Начинало уже казаться, что мы овладели полностью по-
ложением. Вожаки, присланные для устройства скандала, по-видимому сами
начали так думать. Это видно было по тому, как они становились все более
и более беспокойными, куда-то выходили, затем вновь возвращались и все
более и более нервно о чем-то нашептывали своей пастве.

Парируя один из цвишенруфов, я допустил небольшую психологическую
ошибку и сам почувствовал это тотчас же после того, как слова слетели с
моих уст. Это и послужило сигналом к началу скандала.

Раздалось несколько гневных выкриков, и в этот момент какой-то
субъект внезапно вскочил на стул и заорал "свобода"' По этому сигналу
печальные рыцари "свободы" и приступили к делу.

В течение нескольких секунд весь громадный зал превратился в свалку.
Кругом - дико ревущая толпа, над головами которой как снаряды летают
бесчисленные глиняные кружки. Улюлюканье, крики и вопли, треск сломанных
стульев, звон разлетающихся вдребезги кружек, словом ад!

Таков был этот сумасшедший спектакль. Я остался невозмутимым на своем
месте и смог отсюда наблюдать, как превосходно исполняли свои обязаннос-
ти мои молодцы.

Посмотрел бы я в аналогичной обстановке на любое буржуазное собрание!

Скандалисты еще не успели войти в роль, как мои штурмовики (так суж-
дено было называться им с этого дня) уже перешли в наступление. Как стаи
разъяренных волков устремились на них мои штурмовики, группируясь ма-
ленькими кучками по 8-10 человек. Немедленно мои молодцы стали выкиды-
вать скандалистов из зала. Уже минут через пять со всех моих молодцов
струилась кровь. Многих из этой дружины я впервые тогда как следует уз-
нал. Во главе их стоял мой храбрый Морис. Затем я тут впервые узнал Гес-
са, который ныне является моим личным секретарем, и многих, многих дру-
гих. Даже те из них, которые были ранены тяжело, продолжали драться, по-
ка сколько-нибудь держались на ногах. Весь этот ад продолжался почти 20
минут. Затем однако, противники, которых было не меньше 700-800 человек,
были выбиты из зала и летели стремглав с лестницы. Только в левом углу
зала еще держалась большая группа противников, оказывавшая ожесточенное
сопротивление. В это время у входной двери по направлению к трибуне раз-
далось два револьверных выстрела, после чего поднялась бешеная пальба.
Мое сердце старого солдата испытало настоящее удовольствие. Обстановка
начинала напоминать настоящую перестрелку на фронте.

Кто именно стрелял, уже нельзя было понять. Ясно было только одно,
что с этой секунды ярость моих обливающихся кровью ребят только усили-
лась. В копне концов им удалось справиться с последней группой противни-
ков и полностью очистить зал.

С момента начала боевых действий прошло примерно 25 минут. Теперь зал
выглядел так, будто в нем только что разорвалась граната. Многим из моих
сторонников пришлось сделать перевязки тут же на месте, других пришлось,
увезти в больницу. Но господами положения остались мы. Председательство-
вавший на этом собрании Герман Эссер встал и невозмутимо сказал: "Собра-
ние продолжается. Слово имеет докладчик". И я продолжал.

Когда мы уже закрыли собрание, внезапно вбежал возбужденный полицейс-
кий чиновник и, дико размахивая руками, закричал: "Собрание распускаю".

Невольно расхохотались мы при виде этого запоздавшего блюстителя по-
рядка. Как похоже это на этих героев! Чем мельче масштаб эпос господ,
тем больше они важничают и встают на ходули.

Многому важному научились мы в ходе этого собрания. Противники тоже
однако получили уроки, которые не скоро забыли.

До самой осени 1923 г. местная с.-д. газета ('Мюнхенская почта") не
решалась нам больше угрожать "мускулистой рукой рабочего".